Текст книги "Шотландская любовь"

Глава 29

Хелен Патерсон никогда в жизни так не веселилась. Она протанцевала несколько деревенских танцев – и это несмотря на то что совершенно не умела их танцевать. Ее партнеров очень смешило, когда она делала шаг вправо в тот момент, когда должна была шагнуть влево, и наоборот. Один раз она закружилась, а потом обнаружила, что не надо было этого делать, и присоединилась к всеобщему веселью.

Еще она выпила чуточку виски. Ну, может, не совсем чуточку. Мир сделался теплым, с янтарным оттенком, и люди улыбались ей и желали всего самого хорошего. Она преисполнилась к ним такой благодарности, что хотела каждого обнять и расцеловать.

Правда, наверное, ей не стоило обниматься со всеми подряд, потому что от этого люди только еще больше смеялись. Она совсем не обижалась – кто же станет обижаться на смех?

Однако чем больше проходило времени, тем больше ее беспокоила какая-то смутная мысль. В конце концов, когда забрезжил рассвет – в открытые двери было видно кусочек неба, – она наконец поняла, в чем дело.

Шона куда-то исчезла.

Фергус вернулся в пиршественный зал под руку с Элизабет. К удивлению мистера Лофтуса и его дочери, они танцевали, и Фергус дважды у всех на глазах поцеловал Элизабет в щеку. Всем, за исключением американцев, это очень понравилось.

Интересно, а Шона обрадуется?

Хелен намеревалась задать ей этот вопрос, как только та объявится.

На рассвете гости стали разъезжаться. Бедные кухарка и горничная подали плотный завтрак – даже мистер Лофтус воздал ему должное. Она заметила у него в руках стакан с виски и покачала головой, когда их взгляды встретились. Ему правда не хватает заботливой руки.

Встав, Хелен ощутила головокружение – неужели от выпитого виски? Если так, то она больше в жизни его в рот не возьмет. И вот эта нарастающая головная боль – неужели тоже от него? Нет, ну как некоторые люди умудряются пить его каждый день?

Через несколько минут Хелен стояла у дверей вместе с Фергусом и Элизабет: они провожали гостей.

– Вы не видели Шону? – спросила она во время небольшой паузы.

Фергус покачал головой и проводил взглядом Элизабет, которая пошла присмотреть за своим пациентом.

– Мистеру Лофтусу придется найти другую сиделку, – объявил он.

Неужели он думал ее удивить? С того момента как Элизабет переступила порог Гэрлоха, стало ясно, что они жить друг без друга не могут.

– Думаешь, Шона решила лечь пораньше?

Это было бы странно. Хотя она явно чувствовала себя не в своей тарелке после того, как Мириам известила всех, что дала ей поносить свое платье.

Фергус посмотрел на лестницу: Элизабет следовала за Хельмутом и своим нанимателем.

– Фергус, – Хелен раздражала его невнимательность, – где Шона? Почему она ушла?

Он наконец обратил на нее внимание:

– Гордон тоже рано ушел. Наверное, она отправилась вместе с ним.

Это просто немыслимо! Удивительно, как только Фергус мог такое предположить.

Хелен оставила Фергуса провожать гостей, а сама поднялась наверх вслед за остальными. Они проспят целый день, а Мириам, наверное, уже легла. Но Шона, как выяснила Хелен, еще не ложилась.

Ее не было ни в спальне, ни в комнате Хелен, ни в гостиных.

Утренняя роса сверкала на солнце. Хелен сказала себе, что нельзя быть такой глупой. Шона взрослая женщина и вполне в состоянии позаботиться о себе. Ясно же, что она ушла вместе с Гордоном. И Хелен, если продолжит поиски, только поставит ее в неловкое положение.

Хелен неохотно легла в постель, убеждая себя в том, что мерзкое чувство, не дающее ей покоя, – это последствие выпитого виски, и не более того.

Над ее ухом раздался хриплый, с придыханием голос:

– Попалась? Теперь ты никому не будешь досаждать.

Эхо его, казалось, звучало несколько часов. Чьи-то шаги удалялись.

Шона закрыла глаза, но боль не исчезла. Она медленно ощупала голову – сбоку обнаружилось что-то теплое и клейкое. Неужели кровь?

Она лежала на полу в тайном коридоре. Она моргнула, но лучше видеть от этого не стала: вокруг царила абсолютная тьма. Впереди послышался шорох, и Шона попыталась сесть. Не хватало еще, чтобы ее покусали крысы.

Однако это оказалось труднее, чем она ожидала. Она подняла голову – боль усилилась. Шона оперлась на локоть. Внезапно накатила тошнота – пришлось сделать несколько глубоких быстрых вздохов, и лишь потом она повторила попытку подняться.

Нет, нужно отдохнуть. Просто закрыть глаза и сделать вид, что это дурной сон.

Глава 30

В чистом ночном воздухе звенела песнь волынки – условный знак. Пора!

Энн мало что с собой взяла: здесь все принадлежало ее мужу. Сыновья, ее дорогие сыночки – она навсегда покидает их, но они уже в таком возрасте, что почти не замечают ее и, может быть, ее отсутствия тоже не заметят.

Впервые в жизни она делала нечто запретное, нечто ужасное – и на то у нее была прекраснейшая из причин. Они с Брайаном собирались уехать из этих мест и поселиться там, где люди будут считать их мужем и женой. Он собирался бросить новый дом, она – все, что было дорого ее сердцу.

Мир не поймет, и Бог не простит, но Энн доподлинно знала, что некогда чувствовала Ева в райском саду. Хоть Господь и запретил есть плоды с древа познания, она просто не могла устоять.

Она занималась любовью с Брайаном, не чувствуя ни малейшего стыда. Боже правый, сказать по правде, грязной она почувствовала себя, лишь когда спустя несколько дней муж пришел в ее спальню.

Верный знак, что не о чем жалеть.

Даже если весь белый свет ополчится против них, они будут друг друга любить и утешать. Да и какое значение имеет мнение чужих людей с длинными носами и недобрым прищуром глаз?

С собой она взяла только серебряный гребень, подарок матери на свадьбу, крохотный портрет родителей и по прядке волос каждого сына. Она всегда будет помнить о них, даже если они после сегодняшнего дня ни разу не произнесут вслух ее имени.

Медленно, осторожно, очень тихо она пробиралась по коридору, соединявшему пиршественный зал с кухней. А потом проскользнула в комнату с картами. Магнус очень любил карты, он даже велел сделать для них специальные шкафы. Когда она предложила обустроить в этой комнате библиотеку, он попросту проигнорировал ее слова, как обычно.

Заметит ли он вообще, что ее больше нет рядом?

Потайная дверь открывалась легко. Раз в неделю кто-то из членов клана обходил коридоры, убирался там и смазывал двери. В конце концов, это был путь к спасению для всех них на случай, если они окажутся в западне. А сейчас – это путь к спасению лично для нее.

Шона с трудом поднялась на колени и передохнула: голова кружилась так сильно, что она чуть не упала снова. Наконец она сумела встать на ноги и без сил привалилась к двери. Она нажала на рычаг, открывавший дверь, но ничего не произошло.

Шона прикрыла глаза, дождалась, пока утихнет головокружение, и попробовала еще раз. Дверь не открылась.

Наверное, она просто ошиблась, вот и все. Надо просто успокоиться, нащупать ручку и нажать на нее, как она делала это прежде сотни раз, дверь медленно отворится, и она попадет в библиотеку.

Шона нажала на рычаг. И снова ничего.

Нет, паниковать она не станет. В конце концов, она Имри. И более того, прекрасно знает систему тайных ходов. Сколько раз она ими пользовалась – сотню, две? Если с дверью в библиотеке что-то не так, остается еще как минимум десяток других.

Нужно только правильно сориентироваться.

Шона села, подтянув колени к животу, и прижалась спиной к двери. Полная темнота действовала на нервы и сбивала с толку.

Раздался какой-то звук, поразительно похожий на вздох.

– Кто здесь? – спросила Шона.

Никто не ответил.

Она обхватила колени руками, жалея, что на ней нет ничего, кроме открытого алого платья. У нее замерзли руки и спина.

Ближайшая дверь, кроме этой, в пиршественном зале. Шона встала, повернулась влево и медленно, считая шаги, направилась в ту сторону. Правой рукой она касалась противоположной стены и всей душой надеялась, что в этой темноте ей не встретятся обитающие тут насекомые.

Впереди она увидела маленький прямоугольничек желто-белого света и улыбнулась, только бы добраться до него.

Привстав на цыпочки, она заглянула в пиршественный зал. Танцевали уже не только в отведенной для этого малой гостиной. Люди весело плясали один из тех деревенских танцев, которые Шона и сама разучивала еще в детстве.

Наверняка многие испугаются, когда она вдруг явится из потайной двери, кроме того, она рассекретит ее местоположение. Но ждать, пока все гости разойдутся, Шона не собиралась.

Она нажала на основание держателя для факела – дверь не открылась. Шона попробовала еще раз, но услышала лишь металлический скрежет. Неужели что-то попало в открывающий механизм? В темноте она ощупью обследовала место, где он крепился к двери, и обнаружила острые края, словно кто-то перепилил задвижку.

Уж не это ли самое произошло и с дверью в библиотеке?

Легкая паника, которую Шона сумела подавить чуть ранее, нарастала.

Она принялась обеими руками колотить в дверь. С другой стороны потайная дверь была отделана кирпичом. Плюс к тому в зале гремела музыка и веселились люди. А значит, никто ее не слышал и услышать не мог.

– Я здесь, в коридоре!

Никто даже не посмотрел в сторону камина.

– Я здесь! – Шона билась в дверь еще с минуту, но потом осознала, что в пиршественном зале ее сейчас никто не услышит.

Однако она могла добраться до кладовой, там, под нижней полкой, имелась маленькая дверца. Конечно, придется выползать на четвереньках, но это уже не важно. Она страстно хотела выбраться, не важно, какой ценой.

Шона повернулась в том направлении, откуда пришла, и медленно побрела по коридору, уходившему вниз. Чем ближе она подходила к кухне, тем отчетливее становились ароматы еды, которой сегодня угощали гостей: лососины, говядины в красном вине, запеканки из картофеля с мясом, песочного печенья и гэрлохского пирога с орехово-фруктовой начинкой.

В животе у Шоны заурчало: она ведь так и не поела.

Как только она выберется отсюда, сразу это исправит.

Нащупав деревянную дверцу, Шона опустилась на колени. Этой дверью она в последний раз пользовалась в далеком детстве, но механизм остался тот же самый. Голова просто раскалывалась, на щеке засохла кровь.

Шона нашла защелку и нажала изо всех сил – опять не сработало. Она привалилась плечом к двери и толкнула.

Тщетно.

Тут она вспомнила, что с другой стороны они недавно поставили бочонки с мукой и соленой рыбой – ее сил не хватит, чтобы открыть эту дверцу.

А что, если она ни одну дверь не сумеет открыть? Не сможет выбраться?

Она велела себе успокоиться. Осталось еще как минимум восемь дверей, не может же быть, чтобы они все враз перестали работать.

Но что значит – перестали работать? Больше похоже на то, что кто-то специально вывел из строя все двери, чтобы помешать ей выбраться отсюда.

Неужели это дело рук Мириам? Может, американка так и не простила ей ту дурацкую шутку? И собирается в наказание продержать ее здесь несколько часов?

Признаться, если Мириам выпустит ее прямо сейчас, Шона будет очень и очень благодарна. Она замерзла, проголодалась, и в полной темноте тут совсем неуютно.

Но плакать она не станет.

Она же Имри.

Или к черту эти глупости? Когда эта фамилия давала ей хоть какие-то преимущества? Когда ей давал какие-то преимущества собственный характер?

Шона Имри, гордая и надменная. Только посмотрите на нее сейчас: стоит на коленях и силится сдержать слезы.

Она сжала пальцами брошку. У нее болело сердце, болела голова. Сердце – от того, что она сказала и сделала. Голова – от чего-то еще.

Тишина и темнота, темнота и тишина, и слышно только собственное сердце. Оно бьется слишком громко, слишком отчаянно. Неужели остановится от страха?

«Шона, ну ради Бога, ты же Имри. Еще немного мужества».

Но здесь не видно ни зги, а мужество легче дается при свете.

Что-то легкое и липкое коснулось лица – Шона досадливо смахнула паутину. Нет, она ничего не имела против пауков – но только когда их видно. Сейчас ситуация другая.

Рядом с каждой дверью имелся факел, но какой в них толк? Зажечь она их все равно не сможет.

Шона шла по коридору, дезориентированная настолько, что не вполне понимала, где находится. Она села на земляной пол и подтянула колени к подбородку.

У нее есть выбор: либо дожидаться утра, когда ее станут искать и найдут, либо пробираться к озеру – там ведь тоже есть дверь. Этот путь был ей очень хорошо знаком, уж его-то она точно в темноте одолеет.

Перспектива чего-то ждать в темноте и холоде ее совсем не прельщала.

– Куда это ты собралась, Энн?

Она вздрогнула, медленно обернулась – и оказалась лицом к лицу с мужем. Магнус стоял с факелом в руке. Потайная дверь за его спиной была закрыта.

– В лучшем наряде, с прической, как в день нашей свадьбы, и с вещами? Куда собралась, Энн?

– Что ты здесь делаешь, Магнус?

Он приблизился к ней. Жестокая улыбка играла на тонких губах, предостерегая Энн от глупостей.

– Куда ты идешь?

– А это имеет значение?

– Ты уходишь с ним? – Когда-то Магнус был красив, но жестокость подпортила и заострила его черты. – С волынщиком Брайаном, которого я называл другом?

– Он и есть твой друг, Магнус.

– Друзья жен не крадут.

Она ему не принадлежит. Ее нельзя украсть. Она не его собственность, не лошадь и не меч, но Энн промолчала: за такие слова Магнус ударил бы ее. Муж плевать на нее хотел, он видел в ней лишь сосуд для своего семени, утробу, которая вынашивает его детей. Когда она выполнила свое предназначение, он легко забыл о ней.

– Ты не бросишь меня, Энн.

Он схватил ее за руку, но не грубо – как это не похоже на него.

– Где вы договорились встретиться?

Она не ответила. Магнус тряхнул ее:

– Говори!

– Я останусь с тобой, Магнус. Только не трогай его.

– Сколько печали в голосе, Энн. Ты так сильно его любишь?

Ей хватило ума не отвечать на этот вопрос.

– Где вы собирались встретиться? – Он сжал пальцы сильнее, улыбка исчезла с его лица.

Энн покачала головой и закрыла глаза, когда Магнус заломил ей руку.

– Скажи мне.

Она будет молчать сколько сможет. Энн надеялась, что Брайан не будет ждать ее долго. Вернется ли он в Ратмор? Или уедет, как и собирался?

Господи, пожалуйста, пусть Брайан уедет раньше, чем она признается мужу и расскажет, что любовник ждет ее у выхода на берегу Лох-Мора.

Когда Магнус на руках принес ее, сломленную, истекающую кровью, в маленькую пещерку, она уже не чувствовала боли и думала лишь о том, что все-таки предала единственного мужчину, которого любила в жизни.

Если Бог существует, то пусть уведет Брайана подальше из этих мест, прежде чем муж с пособниками его настигнет.

Магнусом двигала гордыня, а не любовь.

Однако они с Брайаном согрешили, и потому она не сопротивлялась, когда Магнус приковал ее к стене. Он плюнул ей в лицо и сообщил в отвратительных подробностях, что намеревается сделать с Брайаном, а она, совершенно без сил, только смотрела на него и страстно желала ему мучительной смерти.

Когда Брайана, в котором едва теплилась искорка жизни, принесли к ней, Энн прижалась к нему и заплакала, – и вот тогда душа ее отделилась от тела…

Хелен не спалось.

Через несколько минут она заглянула в комнату Шоны. Сердце сжалось при виде несмятой постели. Она вернулась к себе и медленно оделась. Хватит ли ей смелости сделать то, что ей велело сделать сердце?

Если Шона с Гордоном – выйдет скандал.

А вдруг нет?

Хелен оделась, заплела волосы в косу и уложила вокруг головы наподобие короны. Расправив складки на платье, она выглянула в окно. Туман стелился по земле, скрывая восходящее солнце – и дорогу к Ратмору.

Нужно дождаться, пока утро полностью вступит в свои права.

Но что-то не так. Это чувство нарастало по мере того, как шло время. Хелен надела шляпку и решительно завязала ленты под подбородком. Кивнула своим мыслям – один-единственный раз.

Правильно это или нет, а она идет искать Шону.

Шона проснулась от холода. Она сидела, прислонившись спиной к стене. Она поморгала, но тьма оставалась непроглядной. У нее было достаточно времени, чтобы привыкнуть к темноте, однако от этой «привычки» стало только хуже.

Сколько она уже здесь? Она успела проверить шесть дверей – ни одна не открылась. Разошлись ли гости? Может, если она найдет дорогу в пиршественный зал, ее кто-нибудь услышит?

Если, конечно, она ее найдет, эту дорогу.

Несколько часов назад она все-таки свалилась и забылась сном – это после того, как долго блуждала в поисках выхода к озеру, но так и не нашла. Бывала ли она вообще в этой части переходов раньше?

Шона встала на колени и убрала волосы с лица. Медленно поднялась на ноги. Если повернуть налево, коридор уходит вверх, но ведет не к пиршественному залу – это она выяснила несколько часов назад. Если повернуть направо, он опускается, однако к озеру не выводит. Здесь нет дверей и вообще нет ничего знакомого.

В этот коридор она попала впервые. И она здесь совсем-совсем одна.

Она Шона Имри. И она испугана до полусмерти.

Глава 31

– Прошу прощения, мне очень неловко, – проговорила Хелен Патерсон. На ее некрасивом лице лежала печать сильнейшей тревоги.

Она бросила быстрый взгляд на экономку, и Гордон заверил миссис Маккензи, что сам приветит неожиданную – и раннюю – гостью.

– Может, чаю? – предложила миссис Маккензи.

Гордон покачал головой. Что-то подсказывало ему, что Хелен сюда пришла не светские беседы вести.

– В чем дело, Хелен? – осведомился он, едва миссис Маккензи покинула гостиную.

– Я даже не знаю, как спросить. Если она здесь, то, задав свой вопрос и получив ответ, я могу вызвать скандал. А если ее тут нет, то само предположение, что она тут, весьма оскорбительно.

– Вы имеете в виду Шону? – терпеливо спросил Гордон.

Хелен энергично закивала. Закачалась шляпка.

– Ее здесь нет. Вы ожидали обратного?

Снова закачалась шляпка, щеки Хелен вспыхнули.

– Видите ли, в Гэрлохе ее нет, и я предположила, что она может быть с вами.

Он схватил ее за руку – шляпка перестала качаться.

– Что значит – нет в Гэрлохе? А где она?

– В том-то и дело, сэр Гордон, что я не знаю. В последний раз я видела ее, когда она выходила из зала. Вы ведь пошли за ней, не так ли?

Он кивнул. Однако их разговор длился всего пару минут. Куда Шона подевалась потом?

– Если она не здесь, мисс Патерсон, то где она может быть?

Хелен часто заморгала.

– Я не знаю, сэр Гордон, но очень волнуюсь.

Это простое признание из уст практичной Хелен Патерсон встревожило его сильнее всего.

На пересечении ходов Шона, помедлив, свернула влево. Это неправильный путь. Коридор ведет вверх, но света из пиршественного зала не видно.

Она остановилась и прижала ладони к шершавой стене. Надо успокоиться. Она закрыла глаза, несколько раз глубоко вдохнула и подавила приступ паники. Как же ей хотелось бегом пуститься к озеру, открыть дверь и вдохнуть свежий ночной воздух! Запах земли и плесени надоел ей до полусмерти. Она бы хотела больше никогда в жизни его не чувствовать, не ощущать спертый воздух потайных ходов.

Открыв глаза, Шона снова оказалась в полной темноте и мысленно вернулась по своим следам. Пока что ее поиски ничего не дали. Она и впрямь заблудилась.

Что-то легонько коснулось ее левой руки. Шона отдернула руку, подхватила юбки, чтобы они не касались пола, и пошла назад тем же путем, которым пришла.

Где же пересечение коридоров?

Как она могла его пропустить?

Или она теперь обречена скитаться по коридорам Гэрлоха подобно призраку? В этот момент она не прочь была повстречаться даже с привидениями, лишь бы только не плутать в одиночестве в этих лабиринтах.

И тут же, как будто ее мысль была кем-то услышана, раздался тихий печальный звук – то ли затухающий голос волынки, то ли вздох призрака.

Шона прижалась спиной к стене. Ее самообладание висело на волоске, тоненьком, как нитка паутины, что прилипла к щеке. Она смахнула ее и повторила фразу, которая до сих пор давала ей сил:

– Я Имри. Я Шона Имри.

Возможно, она просто глупая женщина, которая в прошлом вела себя слишком заносчиво. В конце концов, Гэрлох – это достижение не ее, а ее предков. Титул графини Мортон она получила через брак безо всяких усилий. А чего она добилась собственным трудом?

В последние два года она пережила труднейшие времена. Она заботилась о Фергусе и Хелен, следила, чтобы у них был кусок хлеба на столе и крыша над головой, хотя и жила под угрозой долговой ямы.

Да, это ее собственная заслуга, но такими успехами особенно не похвастаешься.

Вся ее жизнь катилась к чертям, и она устала притворяться, что все совсем не так. Ее брак с Брюсом был катастрофой. Вежливой, приличной, скучной катастрофой. А все потому, что она все эти годы до безумия любила только одного Гордона.

Как же она ошибалась! Без любви жить нельзя. Она не отделена от других чувств, она сплетается с ними и заполняет разум, сердце и душу. Из-за любви она ревновала, делала глупости, рисковала всем, что имела.

Как-то она сказала, что не примет милостей от мужчины, она, Шона Имри, не собирается ни у кого ничего вымаливать. Так она говорила семь лет назад, и несколько месяцев назад, и даже еще вчера. А что теперь?

«Гордон, спаси меня!»

Гордон и Хелен прибыли в Гэрлох – в этот самый момент мистер Лофтус восседал во главе стола за завтраком. Перед ним высились горы лепешек и порезанного ломтиками бекона. Негромко позванивало серебро о фарфор, и приглушенные голоса звучали так мирно и буднично – и так резали своей обыденностью ухо Гордону.

Хелен недовольно фыркнула, взглянув на тарелку американца.

– Мистер Лофтус, вам нельзя бекон. Элизабет, ну правда, разве можно так попустительствовать пациенту?

– Боюсь, мисс Патерсон, Элизабет оставила работу. – Фергус встал. – Она согласилась выйти за меня замуж.

Гордон словно раскололся на две половины. Один – продолжал стоять у входа в столовую, другой – хлопал Фергуса по спине и поздравлял его с такой чудесной новостью.

Синяк на челюсти до сих пор болел, и он сомневался, что Фергус обрадуется его поздравлениям.

Фергус встал, что-то тихо сказал сидевшей рядом Элизабет и обогнул стол. Гордон напрягся. Он готов драться, если этого хочет от него старый друг, но только не сейчас. Сейчас есть дело поважнее, которое не терпит отлагательств.

– Ты видел Шону?

Фергус остолбенел и нахмурился:

– Когда?

– Сегодня утром или прошлой ночью. – Гордон покосился на Хелен.

– Ее нигде нет, – проговорила та. – И постель не разобрана.

Фергус помолчал, потом повернулся к столу:

– Кто прошлой ночью видел Шону?

Мириам аккуратно ела тост.

– Я не видела, но надеюсь, с ней ничего не случилось. Все-таки платье, которое я ей одолжила, очень дорогое. – Она лучезарно, без тени сожаления улыбнулась: – Она ведь поняла, что я даю его взаймы, не навсегда?

Фергус шагнул к мистеру Лофтусу, который так и не поднял глаз от своей тарелки. Хельмута за столом не было, равно как и Старого Неда, но этого следовало ожидать, учитывая его привычку к ночному образу жизни.

– Сэр, вы не видели мою сестру?

Американец только головой покачал.

Фергус оглянулся на Гордона. Тот почти что слышал вопрос, который Фергус не решился озвучить в присутствии дам. «Ты разве не забрал ее к себе?» Даже если бы она этого захотела, он бы не увел ее с собой – нечего тешить злые языки.

Гордон отрицательно покачал головой.

– Тогда нужно тщательно обыскать Гэрлох, – заключила Хелен. – Фергус, я смотрела только в гостиных.

– Я осмотрю второй этаж, – объявила Элизабет, поднимаясь со стула.

Фергус кивнул и подошел к ней. Очевидно, он собирался к ней присоединиться.

Мириам не потрудилась предложить свою помощь, а просить ее никто не стал. Слишком много терпения нужно, чтобы иметь дело с таким нерасторопным человеком.

– Осмотреть еще раз гостиные не помешает, – сказала Хелен. – Я могла ее не заметить.

Гордон в этом сильно сомневался, но все равно послал ей ободряющую улыбку:

– Тогда прошу вас, сделайте это. Может, кухарка и Дженни проверят третий этаж? А я пока посмотрю в хозяйственных постройках.

– Куда она могла деться?

Гордон потрепал ее по руке – жест, призванный заменить слова, которых у него не находилось.

Возможно, Шона отправилась в Инвернесс продавать брошь – эта мысль пришла ему в голову, когда они с Хелен шли в Гэрлох. Он бы не удивился – иногда гордость Шоны просто не знает границ.

Однако, добравшись до конюшен, он понял, что она не могла поехать в Инвернесс, потому что своей кареты у нее нет, а экипаж американцев стоял на месте.

Нед, необычайно довольный и улыбчивый, чистил стойла. Гордон задержал на нем взгляд: Нед был не то чтобы трезв, но и не слишком пьян.

– Нед, ты Шону не видел?

Старик мгновенно развернулся, вскинув вилы, как алебарду.

– Ну нельзя так людей пугать! – возмутился он. – Я уж было решил, что вы призрак.

– Призрак?

– Да, один из гэрлохских. По коридорам бродят души волынщика и его возлюбленной, все не могут найти друг друга.

Он только кивнул в надежде, что не придется выслушивать пьяный монолог Неда. Надо что-то сделать с его пристрастием к бутылке, пока старик еще не допился до чертиков.

– А Хельмут где?

– Немец, что ли?

Нед подошел к дверям и указал на запад:

– Там, лошадку одну объезжает. Ему Гэрлох не по душе, да и дождь он не любит.

– А остальные лошади – все здесь? Ни одна не пропала?

Нед покачал головой.

– Как думаешь, американцы будут против, если я возьму одну из их лошадей?

– Да уж любому коню всяко лучше побегать, чем в стойле жиреть, – заявил Нед и снова замурлыкал свою песенку.

Гордон оседлал лошадь и поскакал в том направлении, что указал ему Нед, отчаянно надеясь, что Хельмут знает, куда исчезла Шона.

Внезапно стена из прямой стала закругленной. Шона, удивленная, отдернула руку. Отец рассказывал, что в лабиринте переходов есть тайники, где предыдущие поколения Имри прятали оружие, а после сорок пятого – килты, волынки и серебро, которое власти могли конфисковать за участие в восстании. Она никогда прежде не находила таких «сокровищниц», однако опыт последних часов показывал, что она знает потайные ходы и вполовину не так хорошо, как всегда считала.

Еще один удар по гордости.

А что вообще хорошего в гордости, когда, кроме нее, ничего нет? Зачем притворяться? Гордость не греет сердце, не дает опоры, не делает жизнь легче. Так пусть же мир увидит ее такой, какая она есть.

Шона обо что-то споткнулась – раздался лязг металла, неожиданный, неприятный звук, взрезавший тишину. Шона наклонилась, нащупала цепь и стала искать ее конец.

Нашла.

Она рухнула на колени и подавила крик ужаса, зная, что ее все равно никто не услышит. Никто, кроме бедолаг, нашедших последний приют в этой пещере.

К обеду они обыскали Гэрлох полностью, от подвала до башен. Шону так и не нашли.

– Могла она уплыть на лодке по озеру? – спросила Элизабет у Хелен.

Фергус и женщины стояли в пиршественном зале. Американцы в поисках не участвовали – по-видимому, судьба Шоны их совсем не интересовала. Вначале Мириам восприняла ее исчезновение как игру, но, очевидно, очень скоро заскучала и ушла к себе заниматься чем-то другим.

– Это озеро чертовски глубокое, – нахмурился Фергус. – И очень холодное. Если с ней что-то случится…

Никто не решился закончить его мысль.

– Нет, – возразил Гордон, входя в зал. – Она бы этого не сделала. Кроме того, все лодки на месте.

– Тогда нужно прочесать лощину. Она могла упасть и повредить ногу.

Гордон кивнул:

– Кучер и конюхи под руководством Хельмута уже этим занимаются.

– Хельмута?

– Он, по всей видимости, не в восторге от Гэрлоха. – Гордон бросил взгляд на Фергуса. – Как он сказал, духи здесь слишком обнаглели, у него на родине они ведут себя по-другому. Уже две недели он просыпается от их шорохов, вздохов и перестуков, но сегодняшнее утро стало последней каплей. Его разбудила бан тирэм.

– Плачущая женщина? – уточнила Хелен.

Фергус кивнул:

– Шона говорила, появление бан тирэм – это знак, что с Имри вот-вот произойдет нечто знаменательное.

– Знаменательное – или ужасное? – уточнила Хелен.

– Бан тирэм? – Гордон развернулся к кирпичной стене и уставился на нее. – А в потайных ходах кто-нибудь смотрел? – Он подошел к камину.

– Нет. – Фергус присоединился к нему. – Но эти переходы Шона знает лучше всех.

– А вдруг с ней что-то случилось? – Гордон подавил приступ безотчетного страха.

Фергус нажал на кирпич, открывавший дверь.

– Дверь не открывается.

– Шона могла угодить в ловушку. – Гордон обвел пальцами невидимую линию потайной двери.

Фергус промолчал и снова нажал на кирпич.

Дверь не открылась.

Фергус отступил и посмотрел на Гордона:

– Пойду в конюшни за инструментами.

Гордон кивнул.

Как только Фергус вышел, Гордон порывисто подошел к очагу, схватил кочергу и, без малейшего уважения к древности и красоте камина, принялся крушить стену.

Шона там, он знал наверняка. Об этом говорило ему тошнотворное ощущение в животе, холод, разлившийся вдоль позвоночника – и то, что проклятая дверь не открылась, как обычно.

Осколки каменной кладки отлетали с такой силой, что Элизабет и Хелен попятились.

– Чем я могу помочь? – спросила Хелен, стараясь заглушить шум.

«Уйти с дороги. Дайте мне добраться до нее. Господи!»

Он только покачал головой, не желая останавливаться даже из вежливости. Перехватив кочергу, как копье, он вонзил ее в стену. Рядом с потайной дверью появилось небольшое отверстие.

– Шона!

И чем больше становился пролом, тем громче он кричал. Ее имя, повторяемое каждые несколько секунд, звучало в ритме барабанного боя.

– Не выпускайте призрака!

Гордон оглянулся через плечо и увидел, что к нему во весь опор мчится Старый Нед с молотком наперевес. Гордон отскочил как раз вовремя, чтобы избежать удара.

Нед был ростом с него, но не так силен и крепок. Гордон скрутил его вмиг – правда, успел схлопотать по челюсти, причем в то же самое место, куда вчера его ударил Фергус.

– Нед, ты что творишь? – изумился Фергус, помогая держать Неда.

– Я запер привидение в ловушке! Нельзя его выпускать!

Гордон и Фергус не без труда усадили Неда в кресло. Гордон отдал молоток Фергусу и вернулся к камину.

Что, если Шона все это время провела в переходах?

А если это она и была бан тирэм?