Текст книги "Кто, если не я?"

Глава 5

Не знаю, как долго я была без сознания. Очнувшись, услышала телефонный звонок.

– Оля, – попыталась позвать я, но даже сама не поняла, какой звук сорвался с моих губ.

– Я здесь, – отозвалась она откуда-то издалека. – Сиди спокойно, «скорая» уже едет.

Я открыла один глаз. Второго не чувствовала. Посмотрела по сторонам, стараясь не двигать головой. Оля сидела в кресле, читала газету, а телевизор вопил во всю мочь.

– Оля, – попыталась я еще раз.

– Я же сказала, сиди спокойно. Ты выглядишь хреново.

Я закрыла глаза и сосредоточилась на своем теле. Сердце все еще лежало на дне грудной клетки, но начинало подавать признаки жизни. Оно тихонечко всхлипывало, и я была ему благодарна. Пусть оно выплачется вместо меня.

«Скорая» приехала быстро. В этот раз никто надо мной не плакал, ни подушки, ни одеяла не принес, и совесть никого не мучила. Меня забрали в больницу, но я не сопротивлялась. Я не хотела оставаться в том доме.

Целую неделю я провалялась в больнице, уже третью по счету. Мне было плохо и физически, и морально. Я не хотела, но все равно скучала об Оле. Скучала о Мухе и о нашей прежней жизни. Когда все пошло не так? Ведь недавно нам было так хорошо. Может, еще удастся все исправить? Может, все наладится?

Оля не приходила ко мне и не брала трубку. Через пару дней я позвонила в школу. Попросила соединить меня с директрисой.

– Добрый день, пани Анна, – радостно отозвалась та. Наверное, их этому в школах для учителей учат.

– Пани директор, прошу вас отнестись к Оле с пониманием в ближайшие две недели. Я знаю, что просила этого не делать, но у меня сейчас нет выхода: лежу в больнице в тяжелом состоянии.

– Да, конечно, – охотно согласилась она. Начала расспрашивать о моем здоровье, уверять, что волнуется обо мне, и все такое. Я терпеливо слушала ради дела.

Когда директорша выговорилась, я попросила:

– Не могли бы вы позвать Олю к телефону?

Она пару секунд растерянно молчала.

– Но сейчас урок. Давайте я ей скажу, чтобы она вам на перемене перезвонила. Разрешу, в виде исключения, воспользоваться мобильником в школе, – любезно предложила она.

Я знала, что Оля не перезвонит, потому уверенно заявила:

– Простите, пани, но до перемены я могу не дожить.

Через пару минут услышала в трубке Олин голос:

– Алло?

– Привет, Оля. Можешь заехать ко мне сегодня после школы? Пожалуйста! Я на Банаха, в кардиологии.

– Хорошо, приеду, – согласилась она. – У меня деньги закончились, – добавила через секунду и положила трубку.

Оля пришла около восьми. Ни следа улыбки на лице.

– У меня мало времени, завтра зачет по математике, и мне нужно готовиться, – заявила высокомерно еще с порога. Даже не сняла куртку, только подошла и села на стул. Далеко от меня. Слишком далеко.

– Хорошо, сейчас пойдешь, все-таки школа важнее. Рада, что ты наконец это поняла, – сказала ей с улыбкой.

Сейчас я заискивающе заглядывала ей в глаза. Хотела дотянуться до нее и приласкать, но Олька сидела так далеко. Я знала, что дистанция между нами не уменьшится. Пока она сама того не захочет.

– Я всегда это знала. Не понимаю, о чем ты, – высокомерно ответила она. Даже не посмотрела на меня. Я сглотнула слюну, пытаясь подавить поднимающийся гнев. Фальшиво усмехнулась ей, с упорством маньяка продолжая свою игру.

– Как там дома? – спросила чуть погодя.

– Ну, у меня деньги кончились.

– Сейчас дам! – радостно воскликнула я, встала с кровати и наклонилась к тумбочке за сумкой. Открыла ее и уже хотела отдать Оле свою карточку, но что-то меня остановило.

– Сколько тебе надо?

– Не знаю, – ответила она равнодушно, – сотню, две. Зависит от того, как долго ты еще здесь пробудешь.

– Внизу в холле есть банкомат, пошли, сниму пару сотен, – предложила я.

– Так дай мне карточку. Сама сниму.

«Нет, не прокатит, дорогая», – подумала я.

– Мне тоже деньги нужны, и еще хочу внизу в киоске купить газету, так что пойду немножко прогуляюсь, тебя провожу, – сладенько сказала я ей и села на кровати.

Оля встала. Она не сводила с меня пристального взгляда.

– Что? – я спросила ее, не в силах выдержать этот взгляд.

– Давай, пошли уже.

Я одевалась долго. Специально спутала перед халата с задом, правую тапку с левой, еще пришлось вернуться, потому что забыла карточку, а после мне еще и пописать захотелось. Тянула время, чтобы побыть с ней хоть чуть-чуть дольше. Оля сгорала от нетерпения.

– Даже не спросила, как я себя чувствую, – прохрипела я, когда мы шли по ступенькам.

Я заявила, что на лифте не поеду, потому что мне нужно больше двигаться, и мы пошли по лестнице. Назад я определенно пешком не пойду. В гробу я видела такое движение!

– Ну, и как ты себя чувствуешь? – спросила Оля заученным тоном. Словно в школе на уроке отвечала.

– Спасибо, уже лучше, – ответила тем самым тоном.

– А что с тобой? – спросила она чуть добрее.

– Старость, прежде всего, а здесь я из-за коронарной недостаточности.

Она молчала.

– Оля, – сказала ей так ласково, как только могла, как будто между нами ничего не произошло. Как будто она все еще была моей любимой, драгоценной девочкой, а Муха все еще была жива, и наш старый ковер лежал на полу перед телевизором. – К сожалению, мне все хуже и хуже. Я понемногу теряю здоровье и силы. Уже ничто не будет, как раньше.

– Да, уже ничто не будет, как раньше, – проворчала она.

Мы спустились в заполненный людьми холл, и тем для разговора у нас уже не осталось. Протиснулись сквозь толпу, прошли мимо раздевалки, магазинчиков и очередей в регистратуру. В какой-то момент Оля взяла меня под руку и отвела в угол, где стоял банкомат. Я подумала: она это из жалости или потому, что хочет побыстрее закончить дело и уйти отсюда. Еще когда я работала врачом, то заметила, что молодые и здоровые не любят приходить в больницу.

Оля пыталась возмущаться, что сто злотых это слишком мало, требовала больше, потому что ела в основном пиццу, но я уперлась. Если у нее деньги закончатся, то придется опять ко мне прийти.

Вечером, когда я гуляла по отделению, как делают многие пациенты в определенном возрасте, то долго размышляла, как нам склеить то, что разбилось. Я задумалась, почему для меня это так важно? Решила, что все это старость и приближающийся конец. Наша история началась трагично, но пусть закончится хорошо. Я приложу все усилия, чтобы исправить то, что случилось. Кто, если не я?

Я вернулась домой через десять дней, твердо решив все исправить. Дома было чисто. В холодильнике оказалось немного еды. Сразу бросилось в глаза пустое пространство перед телевизором. Пару недель я обходила его стороной. Боялась, что эта пустота поглотит и меня.

Глава 6

– Господи, что ты на себя напялила? – завопила я.

– Ты о чем? – спросила Оля.

Была половина восьмого, и моя подопечная как раз собиралась в школу.

– Как это – о чем? – воскликнула я.

День только начинался, и я чувствовала себя просто отлично. Кровь бодро бежала по венам, сердце билось равномерно, мысли не путались, и дышалось мне легко. Потому и орала вволю, не боясь одышки и боли в груди.

– Ты что на себя напялила? Моя мама бы в таком меня в огород не пустила.

– Ну, в огород я бы такое не надела. Я же в школу иду. Чтоб ты знала, сейчас все так одеваются, – спокойно ответила Олька, не обращая внимания на мои вопли.

– И на это ты потратила пятьдесят злотых, которые я тебе дала на прошлой неделе?

– Я же тебе показывала, что купила! Не понимаю, чего ты завелась? – задрав нос, ответила она. – Мне уже пора.

– Когда ты мне те брюки показывала, они не такие подранные были, и майка не такая тесная. Выпрут тебя из школы, увидишь! Не пойду больше к директрисе за тебя просить!

– Моя дорогая тетя, – ответила соплячка с ехидной улыбкой. – Это не майка, это топик. Между прочим, ты за меня уже давно не просишь. Никто меня не выпрет из-за этих шмоток. Успокойся и не нервничай так, а то еще инфаркт случится. Пока! – крикнула она с порога и исчезла.

Должна была признать, что уже пару лет она в неприятности не попадала. Занималась тем, чем любой подросток в ее возрасте. Школа, уроки и учеба. Компьютеры, подружки, какие-то парни время от времени появлялись. Громкая музыка, тупые фильмы, знаменитости. Делала крикливый макияж и красила ногти черным лаком. Я не понимала, как в школе с претензией на престижность смотрят сквозь пальцы на такие вещи. Временами по-старушечьи ворчала и цеплялась к ней из-за одежды.

– Ну и отдала бы меня в школу к сестрам назаретанкам на Черняховской, – каждый раз отвечала мне Оля.

– Может, еще и отдам! – грозилась я.

– Поздно. И потом, ты им не подходишь!

– Я? Я не подхожу? – возмущалась я.

– Не воспитываешь меня в соответствии с принципами христианского поведения и не являешься практикующей католичкой.

– Значит, нам обеим повезло, – отвечала ей.

Мы с Олей были равными партнерами во всем: в ссорах, в беседах о фильмах или книжках, в хлопотах по хозяйству. Пополам делили все обязанности: Олька наводила порядок и стирала, я готовила и гладила. Не путались под ногами друг у друга. Олька была подростком, а я больной старой бабой. Занималась тем, чем все люди в моем возрасте: болела, мечтала о покое и жаловалась на жизнь. Просыпалась рано и, прежде чем открыть глаза, проверяла, как работает мое тело. Начинала от пальцев ног, пыталась ими шевелить. Потом сгибала и разгибала ноги в коленях, и если что-то болело, значит, все было в порядке. Потом испытывала бедренные суставы. Громко пукала, чтобы удостовериться, что сфинктер в порядке. Заканчивала обследование, открывая глаза, и с помощью картины на противоположной стене проверяла, не ослабло ли зрение за ночь. Если могла разглядеть лодку в бурном океане, значит, день обещал быть хорошим. Вставала медленно и осторожно. Не так давно резко соскочила с кровати и в результате грохнулась, больно ударившись о тумбочку, а потом долго ходила с шишкой на голове. В моем возрасте синяки и ссадины быстро не проходят. Слух меня тоже начал подводить. Хотя вот от этого была хоть какая-то польза.

– Привет, Аня! Это Игорь. Можешь сегодня вечером посидеть с Юлькой? Мы в гости собрались, а наша няня заболела.

– Алло! – орала я в трубку. – Алло? Ничего не слышу!

– Аня! Это Игорь! – кричал в ответ мой племянник, медленно и четко выговаривая слова. – Ты дома сегодня вечером?

– Игорь? Это ты? – переспрашивала дрожащим голосом. – Не слышу! Алло!

– Аня! – попытался он еще раз.

– Ну что за телефон! Ничего не слышно, – возмущалась я и бросала трубку.

Игоря я любила, а вот его маленькую дочь не очень. Я была уже не в том возрасте, чтобы возиться с малышами. Даже раз в три месяца.

Телефон зазвонил опять. В этот раз номер не определился. «Может, Олька опять что-то учудила», – подумала я. Слух прорезался сразу.

– Слушаю! – завопила в трубку, готовая ко всему.

– О, вот так лучше! И голос у тебя уже здоровее, – заявил Игорь.

– Игорь? Ты с какого телефона звонишь? – возмущенно спросила я. Он обманул меня!

– С работы. А у тебя внезапно слух прорезался.

– Нет, это просто телефон чудил.

– Можешь посидеть с Юлькой один вечер?

Я сдалась, потому что этот поганец мне выбора не оставил. Прямо как Олька. У них эта упертость в крови. Видно, от Магды.

– Дай денег! – завопила соплячка с порога.

– Привет! Как дела в школе?

– Нет времени. Я спешу, и мне нужны деньги.

Да, было заметно, что она спешит: помчалась к себе в комнату, копалась в шкафу так, что я в кухне слышала, как скрипят дверцы под ее напором. Через секунду хлопнула уже дверь ванной.

– Есть чем перекусить? – крикнула из-под душа.

– Суп и котлеты, – ответила я.

– Налей супа!

Я не спрашивала, куда она собралась. Я перестала задавать ей вопросы с тех пор, как она пошла в лицей. Сейчас она всегда возвращалась домой вовремя и трезвая. Во всяком случае, мне так казалось.

– Можешь подкинуть пару червонцев? Пожалуйста.

– Ты вчера свои карманные получила.

– Уже закончились, – ответила она, торопливо глотая помидорный суп.

– Уже?! – воскликнула я.

– Пожалуйста, – попросила она сладким голоском, делая умильные глаза. – Были кое-какие непредвиденные траты. Ну, пожалуйста. Только один раз.

– Какие траты?

– Такие! – возмутилась она, но через секунду добавила: – У подружки днюха была. Мы скинулись.

Издалека запахло брехней.

– Да? А у какой подружки? Что вы ей купили? – начала допытываться я, однако очередную ложь слышать не хотелось, потому добавила: – Сегодня дам, но в следующий раз попытайся уложиться в то, что есть.

– Спасибо! Люблю тебя! – крикнула она мне в ухо, чмокнула в щечку и выскочила из дома.

Я вздохнула и побрела в кухню, чтобы навести порядок после обеда.

Мне пришлось ей поверить, потому что иного выхода у меня не было. Больше всего мне не хотелось сейчас ругаться с Олей. За семестр оценки у нее были хорошие, я их своими глазами видела – она закончила первый год в лицее твердой хорошисткой. Я ею гордилась.

– Оля, хочу тебя похвалить!

– Ух ты, что-то новенькое.

– Моя панночка, ты хорошо училась в этом году. А требования в вашей школе высокие. Тебе нелегко, куча домашних обязанностей и старая тетка, которая не может тебе помочь…

– Зато не мешает! – перебила Оля.

– Пожалуйста, не перебивай. Я тебя не так часто хвалю.

– Золотые слова, тетя! Золотые слова! – прокряхтела она, прикидываясь старухой, и вытянула вперед трясущуюся руку с поднятым указательным пальцем.

Я выделила ей больше денег на каникулы. Она съездила в три лагеря, в том числе один заграничный. Мое финансовое положение было подорвано.

Олька жила своей жизнью. Ходила на всякие мероприятия, в кино, целыми днями где-то пропадала, но оценки у нее были хорошие.

– Не представляю себе, как тебе это удается! – однажды заявила я.

– Что, тетя? – спросила она невнятно, потому что как раз красила губы перед зеркалом в коридоре. Собиралась уходить.

– Целыми днями где-то шляешься, уроки не делаешь, а оценки у тебя хорошие.

– Так я способная! – промурлыкала она, и след простыл.

Чаще всего я видела ее только утром или когда она возвращалась из школы, но надолго она не задерживалась.

Глава 7

Входная дверь хлопнула так громко, что я проснулась, хоть и выпила перед сном таблетку. Лежала, прислушиваясь. До меня донесся чей-то голос, определенно женский, а потом опять какой-то треск или удар. Потом тишина. Ни скрипа двери в ванной, никакого движения в коридоре. Я страшно испугалась: сердце расшалилось, руки тряслись, а изо рта полился поток слов.

– Какого черта ты там вытворяешь! Ты знаешь, который час? Тебе же завтра в школу! Вот холера, ты что, опять ушла? – проворчала я, надевая тапки, и побрела к дверям своей комнаты.

Я нажала на ручку и сделала шаг вперед. Нога больно ударилась о дверь. Она не открылась. Я остановилась, ошеломленная. Замок сломался? Или меня кто-то закрыл? Попробовала толкнуть дверь еще раз, посильнее. Ручка работала, но сама дверь даже не дрогнула. Ругаясь себе под нос, я налегла на дверь бедром. Теперь она чуть сдвинулась. В щелочку было видно, что на пороге лежит что-то большое и тяжелое. Вот почему я не могу ее открыть.

– Оля! – крикнула я в щелочку. – Олька, что здесь лежит?

Мне никто не ответил.

– Оля, ты где?

Снова тишина.

В коридоре раздался какой-то звук. Писк или скрип. Через секунду мой мозг распознал его как стон.

– Оля! – заорала я и сильнее налегла на дверь. Голова закружилась, накатила боль, а в глазах потемнело.

– Успокойся! Успокойся! – повторяла я себе, кричать не было сил. – Дыши глубоко!

Я послушалась собственных советов. Когда зрение вернулось, через щель я разглядела, что в коридоре лежит что-то, одетое в Олину куртку и брюки. Человеческое тело в Олиной одежде. Отодвинулась на несколько сантиметров от двери и еще раз налегла. Она даже не шевельнулась, а я почувствовала, как кровь прилила к голове и меня затошнило. Через минуту меня вырвало прямо под дверью. Я не могла сдвинуть Олю даже на сантиметр. Она весила килограмм семьдесят, а я сорок два. Я присела на корточки и просунула руку в щель.

– Оля, Оля, – позвала я и потрясла ее.

В ответ она что-то невнятно пробормотала.

Я встала, отвернулась и окинула взглядом комнату. На тумбочке лежал мобильник. Я взяла его в руки и задумалась. А кому звонить? В «скорую помощь»? В полицию? Игорю? Роберту? Моему другу неврологу Юреку?

Последний вариант показался мне наиболее разумным.

– Юрек! Можешь прямо сейчас ко мне приехать? – спросила я.

Я догадывалась, что говорю невнятно, тяжело дышу и голос у меня дрожит.

– Аня? Алло? Не понимаю! Что ты говоришь? – подтвердил он мое предположение. Голос у него был заспанный – похоже, я его разбудила.

– Юрек! Пожалуйста… приезжай… ко мне… немедленно… – повторила я, делая вдох после каждого слова и стараясь говорить четко.

– Сейчас приеду! – ответил он и положил трубку.

– Возьми с собой… – начала я, но было уже поздно. Позвонила еще раз. Юрек взял трубку после первого сигнала. – Возьми с собой сумку с лекарствами! – крикнула я и уронила телефон на кровать.

Медленно подошла к двери и уселась рядом со щелью. Сидела на полу и ждала Юрека, положив руку Оле на спину. Сама того не осознавая, начала ее гладить. Вдруг я поняла, что заперта в своей комнате. Юрек не сможет попасть в квартиру. В ту самую минуту входная дверь со стуком открылась и зашел мой приятель. Видимо, Оля забыла ее запереть.

– А… – воскликнул он. Наверное, хотел крикнуть «Аня», но на этом «А..» и остановился, заметив с порога лежащую девушку. Я увидела через щель, как он бросился к Оле и склонился над ней. Через пару секунд поднялся.

– Аня! – крикнул он взволнованным голосом. – Аня. Боже мой, где ты?

– Здесь я, здесь, – простонала в щель, пытаясь его перекричать.

– Аня! Аня!

Если бы он на секунду замолчал, то услышал бы меня. Попробовала еще раз, погромче.

– Здесь я!

Он услышал меня и подошел к щели.

– Аня, ты как?

– Нормально. Я в порядке, только не могу отсюда выйти. С Олей что? – спросила я, протискиваясь в дверь, когда Юрек отодвинул ее немного вместе с ковром. Он снова наклонился над лежащей без сознания Олей.

– Похоже, пьяна и под кайфом, – сказал уверенно. – Надо «скорую» вызвать.

– Никакой «скорой»! – категорически заявила я.

Он удивленно на меня взглянул.

– Сильно? – спросила я, многозначительно щелкнув пальцами по горлу.

– Не очень. Завтра у нее будет жуткое похмелье. Может, промучается пару дней. Позвони в «скорую» или давай сами ее в больницу отвезем. Там ей желудок промоют, дадут лекарство, и ей будет легче.

– Ни в коем случае! Никакой «скорой»! Никакой больницы! – запротестовала я, повышая голос. И сразу же почувствовала хорошо знакомую боль в грудной клетке. Я знала, что так и будет, но сейчас мне было не до того.

Оля все еще лежала на коврике в коридоре. Время от времени что-то бормотала или нескладно махала руками. Попыталась встать. Мы стояли над ней и думали, что делать дальше.

– Оля, вставай! Я отведу тебя в комнату! – нагнувшись, я попыталась ее уговорить.

Она отмахивалась левой рукой.

– Ну, давай! Пошли! – повторила я, пытаясь сдвинуть ее с места.

Без толку. Она просто вываливалась у меня из рук. Юрек мне помог, и мы дотянули ее на ковре до дверей ее комнаты. Я принесла лед, завернула его в мокрую тряпку и приложила этот компресс к Олиному лбу. Юрек открыл сумку. Он был врачом старой школы и потому таскал с собой все необходимое. Там были и катетеры, и флаконы с жидкостями. Он начал готовить капельницу. К счастью, холодный компресс подействовал, Оля открыла глаза и попыталась подняться. Юрек отреагировал мгновенно. Сразу отложил шприц и подхватил ее.

– Оля, пошли в кровать!

Она повисла у него на руках и, казалось, даже ему помогает. Я подхватила соплячку сзади за пояс на штанах, и общими усилиями мы ее подняли. Первый шаг был самый трудный. Голова Оли повалилась набок, она потеряла равновесие и съехала по стене, потянув нас за собой. Я ударилась локтем, а Олька стукнулась глупой башкой о дверной косяк, так что аж загудело. К счастью, мы ее удержали. Медленно, шаг за шагом, мы дотащили до кровати. С трудом развернули ее так, чтобы, падая на постель, она оказалась на своем месте. Ударившись о кровать, она громко охнула. Мы с Юреком, страшно измученные, посмотрели друг на друга.

– Сколько она весит? – спросил он с кривой усмешкой.

– Да ты взгляни на нее. – Я кивнула на Ольку. – У нее сиськи килограмма на четыре потянут.

– Но почему нельзя вызвать «скорую»?

– Так будет лучше, – проворчала я. Он задавал слишком много вопросов.

Мы постояли над Олей еще немного, стараясь отдышаться, а потом я сделала ей новый компресс. Юрек поставил катетер на запястье и начал вводить препараты.

– У меня только один флакон и пары медикаментов не хватает, – сказал он и взглянул на часы. – Пока этого будет достаточно. Я съезжу в клинику, буду через час-полтора. Больше мы ничего сделать не можем. Будь рядом с ней – вдруг рвота начнется.

Тут Оля, как по заказу, вывалила на меня все, что было в желудке.

– Ну вот, накаркал, – сказала я коллеге, кривясь от отвращения.

Я принесла из ванной пару полотенец. Мы подняли соплячку повыше, облокотив о спинку кровати, чтоб не захлебнулась рвотой, и обложили полотенцами. Юрек ушел, а я поплелась в ванную умыться и переодеться в чистое. По дороге выпила свой спасательный набор, но пришлось увеличить дозу. Я шаталась по квартире, наводя порядок, и время от времени поглядывала, как там Оля.

На следующий день ей было очень плохо. Она ничего не ела, и ее ужасно тошнило. Я следила за капельницей и подключала все новые флаконы с глюкозой и мочегонным. Пару раз к нам заходил Юрек. Я просидела с Олей до вечера, пока ей не стало лучше. Потом дала ей успокоительное и снотворное, сама тоже глотнула двойную дозу и, одурманенная таблетками, пошла спать. Олька провалялась дома до конца недели, а в понедельник, как обычно, пошла в школу.