Текст книги "Кто, если не я?"

Глава 31

Меня разбудил собачий вой. Ужасно болела голова.

– Тихо, идиотка, я еще жива! – крикнула я псине. – Тихо, у меня и так голова раскалывается.

Мушка подошла и начала лизать мне лицо. Двигалась она с трудом и немного прихрамывала.

– Муха, место! – кричала я, но она не реагировала. Я стала закрываться от нее руками. – Отойди, оставь меня в покое! Дай мне умереть!

Псина все равно не отставала.

– Теперь понятно, почему тебя назвали Мухой! Не даешь мне покоя, зараза ты мелкая! – бурчала я, стараясь встать.

Поднималась я, хватаясь за шкафчики. Но как только я встала на ноги, сразу же закружилась голова. Казалось, что в черепе у меня густая тяжелая жидкость, которая при каждом движении переливается из стороны в сторону. Я села за стол. Я не могла ни думать, ни шевелиться и долго сидела неподвижно, чтобы приливы и отливы в голове наконец успокоились.

– И что теперь? – спросила я собачку. Та уселась передо мной на полу и склонила голову. – Наверное, пора тебя выгулять, Муха?

Собака склонила голову на другую сторону, внимательно глядя на меня.

– Ну что? Пошли гулять! – Муха вскочила и замахала хвостом. Обычно после этих слов она исполняла радостный танец, а сейчас только помахала хвостом и побрела к двери.

Вот так мы и вышли гулять: Мушка хромала, а я медленно шла, стараясь держать голову прямо, чтобы она опять не закружилась. Мы зашли в магазин, купили поллитровку водки, а потом вернулись домой. Я сделала два или три больших глотка. Жидкость опалила пищевод, я бросилась в туалет и все вырвала. Тошнота сменилась головокружением. Мне стало лучше. Вернулась способность мыслить.

– Муха, ты остаешься дома, а я поеду искать Олю, – крикнула я ей, схватила сумку, ключи и вышла из дома.

Ехала я быстро, но скорость не превышала. Я решила сначала заехать в полицию и узнать, куда увезли Олю и что мне теперь делать. «Потом я найду ту рыжую ведьму и того, прости господи, судью, который подписал такое постановление!» У меня был план. Перед последним поворотом на пути в город я немного сбавила скорость, свернула и увидела патрульную машину. Парнишка в полицейской форме замахал волшебной палочкой.

– Добрый день! Рада вас видеть! Может, вы мне поможете? – крикнула я, выходя из «ниссана». – У меня сегодня забрали ребенка, помните ее? Не знаете, куда ее могли отвезти?

Подошла к нему поближе и протянула руки. Из патрульной машины вышел второй полицейский. Этот выглядел важным и сильным.

– Подождите, пани доктор. Вы сегодня пили? – спросил переодетый пацан, отодвигаясь от меня.

– Нет, конечно. Я же сейчас на терапии, лечусь. Не пью уже два месяца.

– Роман, принеси трубку, – позвал он своего напарника. – В таком случае вы же не будете возражать против того, чтобы подышать в алкотестер.

– Конечно! – согласилась я и вдруг побледнела.

Вот холера, и зачем мне это надо было! Я попыталась соображать побыстрее: водку-то я вырвала, но во рту что-то могло остаться. Я начала глотать слюну.

– Вы в порядке? – спросил мальчишка.

– Мне плохо… может, не сейчас…

– Нет, сейчас, пани доктор! Прошу вас не усложнять свое положение! – заявил, подходя к нам, второй полицейский по имени Роман.

Я уставилась на него. Сразу было видно, что этот тип бездушный формалист, да еще и старший по званию. Глубоко вздохнув, я предложила:

– Может, сразу на анализ крови?

– В этом нет необходимости. Если вы не пили, то дыхните и все, – произнес Роман тоном большого начальника.

Все нервные клетки в моем мозгу, во всяком случае те, которые еще не убил алкоголь, работали в полную силу. Попить! Я должна чего-нибудь попить. Или лучше потерять сознание? Нужно вырубиться. Как там оно называется? Маневр Вальсальвы?[10]10
  Процедура для выравнивания давления во внутренних полостях черепа с давлением окружающей среды. Выполняется сильный вдох при закрытом рте и носе. Опасен для людей с проблемами сердца, так как резко повышает кровяное давление.


[Закрыть]

– Пани Слабковска? Как вы? – спросил мой старый знакомый.

– Мне плохо. Очень хочу пить.

– А вы разве свое сегодня уже не выпили? – попытался он блеснуть остроумием.

– Мне нужно попить и в туалет! Очень нужно в туалет! Знаете, как оно бывает в моем возрасте. Пузырь и все такое, – бормотала я, просчитывая шансы на побег.

– Пожалуйста, дыхните в трубку и можете ехать куда хотите.

– В трубку. Да я сейчас уписаюсь! – выкрикнула я, переступая с ноги на ногу и умоляюще глядя на полицейских. Сейчас я так себя жалела!

– Да, пожалуйста. Вот туда можете отойти, в кустики. Мы подсматривать не будем, – сказал Роман со злорадной ухмылкой.

Ну, зараза ты полицейская, сейчас я тебе устрою кустики!

Я задрала юбку и уселась рядом с патрульной машиной. Мальчишка, переодетый в полицейского, сделал круглые глаза, как-то странно дернулся и исчез в машине. Роман испуганно отвернулся, но все еще стоял рядом с «ниссаном». Каков храбрец! Тут у меня оказалась пара минут на размышления. С пузырем получилось не очень, не выходят такие вещи по заказу. Лучше будет потерять сознание. Вспомнила, как во время учебы мы делали маневр Вальсальвы для диагностики. Если перестараться – обморок гарантирован. Я все еще сидела на корточках у обочины. Зажала нос рукой, закрыла глаза, напрягла мышцы живота и со всей силы нажала на диафрагму. Неожиданно у меня расслабился сфинктер.

– Вот черт! А на лекциях такого не было! – пробормотала себе под нос.

К сожалению, сознание я не потеряла, зато Роман чуть в обморок не грохнулся, когда увидел, что случилось.

– Я же говорила, что мне в туалет надо, – ворчала я, подходя к нему. Не поняла, почему он вдруг отшатнулся.

– Давай, пан полицейский, свою трубку, мне уже все равно.

Я взяла в руки алкотестер и приложила к губам белый мундштук. Через секунду появился результат. Двадцать три сотых промилле! Роман аж раздулся от важности.

– Ваши документы, пани доктор. Мы должны изъять у вас права. Составим протокол, и вас вызовут в комиссариат. Тогда мы вас обо всем проинформируем.

Я уже почти смирилась с ситуацией.

– Пожалуйста, я не могу остаться без прав! – умоляла я полицейских. – У меня маленький ребенок. Как же я в селе без машины? Пан сержант, простите, не знаю, в каком вы звании, прошу вас, пожалуйста! – Я обращалась к тому, который поважнее. У меня не осталось ни гордости, ни достоинства. – Прошу, пан полицейский, ради всего святого. Я уже не пью. Лечусь у доктора Бжозовской! Вот, у меня ее номер есть. Она вам все подтвердит. Пожалуйста, умоляю! Это просто дурацкая случайность.

Я скулила, а он стоял с непреклонным видом и что-то писал в блокноте.

– Прошу, выпишите мне штраф. Буду по гроб жизни вам обязана! – Я вытащила кошелек. – Пятьсот злотых хватит? И никаких квитанций выписывать не надо, – ныла я. Но важный полицейский совсем не заинтересовался. – Может, такое нарушение тысячу злотых стоит? Пожалуйста, помогите мне.

– Да вы что! – завопил он возмущенно. – Это же попытка дать взятку! Это же преступление! Янек, иди сюда, – крикнул он в сторону патрульной машины, и парнишка послушно подбежал к нему.

– Нет, что вы, вы не так поняли… – начала заикаться я.

– Пожалуйста, не усугубляйте своего положения. Что вы вытворяете! Напали на куратора и полицейских с ножом. Машину водите в состоянии алкогольного опьянения. Взятку пытались дать. Может, хватит на сегодня?

Наконец я поняла, что должна смириться. На сопротивление или побег шансов у меня не осталось.

– Значит, выхода у меня нет?

– Нет.

Парнишка записал мои данные, отдал мне удостоверение личности и документы на машину.

– А домой я как попаду? – спросила тихо.

Пацан в полицейском мундире посмотрел на шефа, а тот кивнул головой.

– Давайте я вас отвезу, – предложил Янек.

– Раз вы слышали о нападении с ножом, то, может, знаете, где Оля? – холодно спросила я.

– Пару дней она побудет в больнице в педиатрии, у нас нет дома ребенка. А потом ее отвезут в Торунь, – объяснил Роман уже не таким официальным тоном.

Куда ее поместят в Торуне, я знала отлично. Всю дорогу до дому молчала.

– Отличная машина! В хорошем состоянии! – сказал мальчик в полицейском мундире, отдавая мне ключи возле дома. – Теперь она вам без надобности. Может, продадите? Я бы для жены купил. – Он задумался, а потом повернулся ко мне с сияющей улыбкой.

– Нет, спасибо, самой еще пригодится, – холодно ответила я и ушла, даже не попрощавшись.

Глава 32

Я села за стол. Было уже поздно. Поздно было что-то делать или куда-то ехать. Позвонила в педиатрию. Олю еще к ним не доставили, но из комиссариата сообщили, что привезут на ночь четырехлетнего ребенка. Я позвонила Иоанне. Она пообещала зайти к Оле вечером и сказать, что утром я к ней приеду. Потом я позвонила пани Ренате. Она разрешила мне увеличить дозу снотворного. Утром я встала, оделась, умылась, села за руль и поехала в больницу. Оля так обрадовалась, когда меня увидела, и, как обычно, прижалась ко мне.

– Тетя! Мой!

– Моя Оля!

Я просидела с ней до самого вечера. Оставила ее только на час, чтобы поговорить с моим психиатром. Назавтра я привезла малышке игрушки и книжки, и мы снова провели весь день вместе. Оля спрашивала, почему она в больнице, ведь она совсем здоровая. Я не смогла ей ничего объяснить – просто не знала, что сказать. Не представляла себе, как подготовить бедняжку к тому, что скоро ее отсюда увезут и она снова потеряет дом.

После обеда, когда малышка уснула, я пошла к Иоанне на чай.

– Что ты теперь будешь делать? – спросила она.

– Понятия не имею, Аська. Не представляю себе, как такие вопросы решаются!

– А чего ты хочешь? Знаешь?

– Знаю. Хочу забрать Олю домой и впредь оградить себя и ее от подобных ситуаций.

– Знаешь, муж моей Дороты юрист. Правда, он еще совсем молодой и только учится, но, наверное, что-то может посоветовать.

– Так давай его сюда.

– Они на выходные ко мне приедут, и я его к тебе пришлю.

– На выходные! Так это через четыре дня. А что мне сейчас делать?

– Сейчас сидите здесь. Я попытаюсь придумать Оле какую-нибудь болезнь и задержать ее хоть ненадолго. – Она улыбнулась мне над кружкой с кофе. – Больного ребенка никто в приют не заберет!

– Да ты просто ангел!

– Знаю!

Иоанна продержала у себя Олю еще неделю. Каждый день я к ней приезжала, сидела у нее с утра до вечера. Чувствовала себя такой уставшей – ведь мне уже исполнилось пятьдесят шесть и я ощущала свой возраст каждой клеточкой тела.

– Не приезжай завтра, отдохни хоть один день, – настаивала Иоанна.

– Отдохну, когда ее в Торунь заберут, – ответила я.

Приходила и рыжая обезьяна из опеки. Почти каждый день. Сначала мы были настроены враждебно. Ей не нравилось, что я сижу у Оли, но я-то знала, что нет такого закона, который запрещает мне проведывать ребенка в больнице. К тому же я подозревала, что посещать ее в приюте мне будет намного труднее. После двух-трех встреч мы с Пиорковской обе немного успокоились и смогли поговорить искренне.

– Я действительно переживаю об этих детях. Сердце кровью обливается, когда вижу, в каких условиях они живут или как их обижают их собственные родители. Даже в такой глуши, как наша, я такое повидала, что вам и не снилось, – сказала она мне.

– Я на самом деле хочу, чтобы у этого ребенка был нормальный дом. Оля ко мне случайно попала. Я сначала вообще не знала, что с ней делать, растерялась просто ужасно и мечтала поскорее от нее избавиться, – рассказывала я этой чужой женщине. – Моя жизнь меня вполне устраивала. Именно так я хотела провести старость. А потом я поняла, что эта маленькая девочка стала моей жизнью и свою старость я хочу провести рядом с ней.

– Вы еще не такая старая! Мне почти сорок, а я считаю, что вся жизнь еще впереди!

– Никогда бы не подумала, что вы позитивный человек.

– Никогда бы не подумала, что вы так привяжетесь к этому ребенку! У меня уже сложилось о вас определенное мнение, но то, что я увидела сейчас, в больнице, все меняет.

– Как говорится в старой пословице: век живи, век учись, – ответила я с улыбкой.

Два раза я встречалась с зятем Иоанны, Яреком. В первый раз описала ему ситуацию, а во второй раз он мне сказал, что шансов у меня нет.

– Тебе понадобилось целых три дня, чтобы это выяснить! – наорала я на ни в чем не повинного парня.

Видно же было, что у него еще опыта никакого нет, но сейчас он был моей единственной надеждой хоть что-то сделать. Целыми днями я сидела с Олей – поэтому куда-то бегать, что-то выяснять у меня времени не было.

Оля нормально себя чувствовала в больнице. Даже есть лучше стала. Иоанне пришлось ее выписать. Кураторша пообещала похлопотать, чтобы мне разрешили проведывать малышку в приюте. Я узнала, что дочка Марцинковской, Мажена, все еще там работает. Пришел последний день Олиного пребывания в больнице. Вечером после обеда я наконец решилась с ней поговорить.

– Оля, ты уже здорова и завтра уедешь из больницы.

– Оля здоловая! Домой! К Мухе! – завопила малышка радостно.

– Нет, дорогая, к сожалению, нет.

– Не? – спросила Оля, ее глазки округлились, а губки скривились в недовольной гримаске.

– Оля, нам надо поговорить… – начала я переговоры, а через мгновение заметила, что девочка уже отвлеклась на что-то. – Оля, пожалуйста, послушай меня! Завтра тебя отвезут в другое место, и ты там поживешь немножко.

– Оля домой!

– Оля, нет, не домой. Ты поедешь в другое место.

– Куда Оля?

– Поедешь в такое место, где живет много других деток. Там у тебя будет много друзей. Как в садике, только там ты будешь ночевать, – пробовала я объяснить Оле, но малышка опять отвлеклась. Искала что-то под кроваткой. – Оля, пожалуйста, посмотри на меня! – Я взяла ее за руку и потянула к себе.

– Оля, помни, я приеду и заберу тебя оттуда!

– К деткам? Хочу к деткам!

– Да, Олечка. Ты будешь там играть с детками. А я буду приезжать к тебе часто-часто, как только смогу! Обещаю!

– Тетя тоже живет с детками?

– Нет, Оля, я не смогу там жить, потому что это специальный дом для детей. Взрослые могут только приезжать в гости. Вот и я к тебе буду приезжать, – выдумывала я на ходу.

– Всегда?

– Как только смогу. Побудешь там немного, а потом я тебя заберу. Это будут такие каникулы.

– А что такое каникулы?

– Это когда детки уезжают из дома, живут с другими детками и с ними играют. Оля, помни, я буду к тебе приезжать и обязательно тебя оттуда заберу. Хорошо?

– Хорошо!

– Иди, обними свою старую тетку! – сказала я, протягивая к ней руки.

Она залезла на колени и прижалась ко мне.

– Я тебя люблю!

– Я тоже тебя люблю, птичка моя.

Мы сидели в обнимку, пока она не заснула. Уходила я из больницы уже после десяти вечера, ужасно уставшая. И угораздило же меня наткнуться в коридоре на моего знакомого мальчишку-полицейского.

– Добрый вечер, пани доктор. Вашу машину трудно не узнать. Может, все-таки продадите ее?

– Нет, я же говорила, что пока не планирую. Она мне сейчас нужна.

– Пани доктор, – сказал он заговорщическим тоном и отвел меня в сторону, взяв за локоть. – Мне надо вам кое-что сказать. Наш комиссар узнал, что вы все равно ездите на машине.

– А что мне делать? Я же говорила, что мне без машины не обойтись. Как мне из того проклятого села добираться?

– Пани доктор, это может плохо закончиться. Комиссар не будет долго закрывать глаза на ваши поездки. Времена изменились, еще кто-нибудь начальству донесет.

– А что он еще может сделать? Права забрать? Машину? Оштрафовать на деньги, которых у меня нет? В тюрьму посадить?

– Может, конечно, может.

– Да я шутила.

– А я нет. Пожалуйста, не усугубляйте своего положения. Пожалуйста, продайте вашу машину. Послушайте моего совета.

– Вы что, шантажируете меня? – рявкнула я и, не прощаясь, вылетела из больницы.

Мне было очень плохо. Все тело ломило, кружилась голова, и болела спина. Рано утром я позвонила Пиорковской, и она подтвердила, что повезет Олю в Торунь. Потом позвонила Марцинковской. Разговор с ней получился трудным.

– Пани Мажена, к вам сегодня мою подопечную привезут, Олю Урбаник. Ей четыре. Ее родители год назад погибли в аварии.

– А где она находилась весь этот год?

– У меня жила.

– А почему ее к нам привезут?

– Это длинная история.

– А кто ее официальный опекун?

– У нее нет опекуна.

– Почему? За целый год вы так и не оформили опекунство? Почему?

Мне показалось, что вопросов было слишком много, но ссориться с ней я сейчас не могла. Наоборот, сейчас нужна была ее помощь. От злости слюна наполнила рот, и я ее сглотнула.

– Это тоже длинная история.

– Вы к нам приезжали несколько месяцев назад. Это из-за вашей подопечной?

– Да, пани Мажена, но сейчас я не могу разговаривать. Завтра утром приеду проведать Олю и тогда отвечу на все ваши вопросы.

В тот же день я еще позвонила Яреку.

– Ну что, ты узнал что-нибудь?

– Я виделся с судьей, который подписал распоряжение о помещении Оли в приют. Он человек серьезный и разумный.

– Ну? И когда ее можно будет забрать?

– Все не так просто.

– Ладно, – ответила я, пытаясь держать себя в руках. В тот день у меня не было сил на то, чтобы злиться. – Что мы должны сделать?

– Надо составить заявление в суд.

– Ну, так давай составим, – сказала я решительно. – И что дальше?

– Дальше будем ждать, когда нам назначат дату рассмотрения.

– Долго ждать?

– Не знаю. Скоро праздники, потом судебные каникулы в январе…

– Ты вообще о чем? – Я начала злиться, когда до меня дошло, что он хочет сказать.

– О сроках, – несмело пробормотал Ярек.

– Ярек! Оля на праздники должна быть дома!

– Но они через три недели!

– Даже через две!

– Но…

– Слушай, я не хочу сейчас об этом говорить. Я девять дней спала на табуретке в больнице. Я старая измученная женщина. Мне не нужны сейчас плохие новости. Завтра я еду к Оле, а послезавтра встречаемся у меня, и, надеюсь, ты придумаешь, как вернуть Олю домой до праздников. До свидания.

Я положила трубку и упала в кресло. Целый день я пролежала в нем, тупо глядя в окно или в телевизор, и иногда дремала. Я почти не ела – аппетита не было. Вечером я вдруг поняла, что уже несколько дней не звонила сестре. Я гадала, знают ли они что-нибудь об Оле и о том, что девочка опять лишилась дома. С другой стороны, выслушивать Магдины упреки мне сейчас совсем не хотелось.

– Позвоню ей завтра, честное слово! – сказала я собаке. Мушка посмотрела на меня своими умными глазами. Целый день ходила за мной, как привязанная. Утром я накормила псинку и отвела ее к Басе.

– Я в Торунь поеду, посижу там немного с Олей. Вернусь поздно.

– Может, я с тобой? – спросила Бася с тревогой в голосе.

– Пока не надо, но может случиться так, что я сама не справлюсь, – вот тогда и попрошу вашей помощи.

– Сколько это еще будет длиться?

– Понятия не имею, – сказала я устало и поехала.

Глава 33

В этот раз приют произвел на меня еще худшее впечатление, чем несколько месяцев назад. Оля была очень рада меня видеть. Марцинковска позволила пойти к ней в комнату. Малышка показала мне свою кроватку: она была слишком маленькая, как для двухлетнего ребенка, ободранная, а в бортиках не хватало перекладин. Рядом стояло еще пять похожих кроваток. В комнатке было так тесно, что взрослый человек протискивался с трудом. Все детские вещи лежали в сумках и пакетах под кроватями или на подоконниках. Кроме кроватей и столика с двумя стульями, в комнате больше ничего не было. Хотя больше здесь ничего и не поместилось бы.

– Пани доктор, мы имеем право пускать посетителей только по решению суда. Пожалуйста, как можно быстрее получите разрешение на посещение Оли. А то у нас могут появиться проблемы, – сказала Марцинковска, когда я пришла к ней в кабинет на кофе.

– Хорошо, прямо завтра этим и займусь, – пообещала я и на мгновение умолкла. Кофе был вкусный, крепкий, по-турецки, с гущей. Очень сладкий – так как я любила. – Вы должны знать, что я даже не представляю себе, как оформить опеку над Олей. Я все время провела с ней в больнице, а сейчас буду приезжать сюда. У меня нет на это времени. Я наняла адвоката, но не знаю, справится ли он с этим делом.

– Мы тут много адвокатов видели. Знаете, у них никогда не будет такой мотивации, как у родных или близких. Я еще не встречалась с адвокатом, который бы по-настоящему переживал за детей.

– Вы о них не самого высокого мнения, – отметила я с улыбкой. – Но я понимаю, о чем вы.

– Пани доктор, прошу вас, займитесь этим делом сами, а мы постараемся позаботиться об Оле.

– Я не сомневаюсь. Вот только знаете, я Олю уже столько раз подводила, а сейчас пообещала, что буду к ней приезжать.

– Это ваше решение, но прошу вас подумать о том, что сейчас важнее. Ведь мы говорим о ее будущем.

– Чертовски хороший вопрос!

Я чувствовала себя такой старой. Слишком старой, чтобы сражаться. Может, Оля побудет тут, подумала я. Буду к ней приезжать, а потом все само решится. Потом я пошла к ней, а она прижалась ко мне, сказала «мой» и «люблю», посмотрела мне прямо в глаза и… На следующий день, прямо с утра, поехали мы с моим молодым защитником сражаться за Олю.

Начали мы с кураторши. Вот только от нее уже почти ничего не зависело. Разрешение на посещение Оли мог выдать только судья, но она написала свои замечания, как и обещала, и мы приложили их к нашим бумагам. Мы пошли к судье и прождали его целых два часа. Мой молодой адвокат сильно нервничал, потому что у него была назначена встреча в каком-то другом месте, и все время бегал к телефону. Оказалось, что у судьи Карвенского было очень трудное слушание, он устал, и нас попросили прийти на следующий день. Я высказала пани из канцелярии все, что думаю по этому поводу, и нас наконец пригласили в кабинет.

– Что у вас за дело, что не могло до утра подождать? – холодно спросил нас судья Карвенский, лысоватый и полный мужчина лет пятидесяти. Судя по всему, он был не в духе, и я сразу поняла, что не стоило настаивать на встрече. Уже стало ясно, что сейчас мы ничего не решим.

– Ваша честь, моя клиентка, пани Слабковска…

– Знаю я вашу клиентку! И дело, по которому вы пришли. Прошу вас оставить заявление в канцелярии, и оно будет рассмотрено в ближайшее время.

– А когда? – спросила я несмело.

– В ближайшее время, – повторил судья тоном, не терпящим возражений. – До свидания! – сказал он и вышел из кабинета, не оставив нам ни малейшего шанса на протест.

Я сидела, просто раздавленная. Теперь я понимала, через что мне предстоит пройти в ближайшие недели.

– Еще несколько недель придется так ходить… – сказала я вслух.

– Даже месяцев. Я же предупреждал.

– А есть какой-то другой способ?

– Боюсь, что нет. У судов свой график. Кроме того, недавно были внесены изменения в Семейный кодекс, и никто не знает, как эта система будет работать. Так что сейчас все в замешательстве.

– Да мне все это до одного места! – рявкнула я вдруг. Мой вопль привлек внимание секретарши.

– Могу я вам еще чем-то помочь? – спросила она официальным тоном, входя в кабинет.

– Нет, спасибо, – ответил мой, прости господи, адвокат и вытащил меня в коридор за локоть, болезненно выкрутив руку. – Тихо, помолчите… – шептал он мне.

Я вернулась домой в отчаянии. Забрала собаку и почувствовала, что мне надо напиться. Попробовала отвлечься, заняться чем-то другим, но не помогало. Наконец я схватила трубку и нашла в блокноте номер телефона, который мне дали на крайний случай. Сейчас он как раз и наступил.

– Мне надо выпить! Прямо сейчас! Иначе с ума сойду.

– Я еду. Пожалуйста, дождитесь меня. А пока примите душ, – сказала мне пани Рената.

Приехала она быстро, я еще не вышла из ванной, нашпиговала меня лекарствами и посидела со мной до вечера. Я пошла спать, а утром отвела псину к соседям, села в свою машину и поехала в Торунь. Играла с моей малышкой, помогала воспитателям с другими детьми, кормила, развлекала их, водила в туалет, а вечером читала сказки малышне из Олиной комнаты. Потом мне сказали, что я проведываю девочку слишком часто и у меня все еще нет разрешения суда. Попросили, чтобы я пока не приезжала. В полночь я вернулась домой, проехав без прав на своем стареньком «ниссане» почти семьдесят километров, и, не раздеваясь, упала в кровать. Обычный день пожилой пани!..

Следующие два дня я провела в постели – умудрилась подцепить грипп, наверное, от переутомления. Целую неделю я не ездила к Оле. Попросила Басю, и она пару раз ее проведала. Меня ужасно мучила совесть, но, во-первых, сил у меня все равно не было, а во-вторых, с кашлем и насморком появляться в доме, где полно маленьких детей, – это уже перебор. Когда температура упала, я села в машину и поехала в суд узнать, как там у нас дела. Рождество приближалось очень быстро, а с ним и первая годовщина смерти Госи и Павла. В суде мне сказали, что мой адвокат составил все нужные заявления и теперь надо ждать, когда их рассмотрят.

– А сколько ждать? – спросила я у грустной пани в кабинете с табличкой «Канцелярия».

– Не знаю, судья сейчас очень занят.

– А у нас что, только один судья? – Я уже не смогла скрыть раздражения.

– Нет, у нас их трое, но только один занимается семейными делами. Пожалуйста, будьте терпеливы, другие тоже ждут своей очереди, – сказала секретарша официальным тоном.

– Я понимаю, – ответила я язвительно. – Но раз уж пан судья так занят и вы так заняты, то посоветуйте мне кого-то компетентного, с кем я могу сейчас поговорить. С тем, кто скажет мне, как ускорить рассмотрение дела.

– Боюсь, что сейчас вам никто не поможет. Вы не понимаете, как здесь все устроено!

– Да понимаю! Судья целую неделю не может мое заявление прочитать!

– А как вы думаете, сколько таких заявлений нам приносят каждый день? Мы их едва принимать успеваем. У нас длинная очередь. Судья займется вашим делом, когда придет ваш черед.

– Но вы не понимаете…

– Я все понимаю! – жестко перебила она меня и посмотрела из-под очков, как учитель на непослушного ученика. – Прошу вас быть терпеливой, мы свяжемся с вашим адвокатом.

Я набрала в легкие побольше воздуха, чтобы высказать все, что я думаю по этому поводу, но в последний момент сдержалась. Раз один судья из трех всем занимается, то, значит, эта пани тоже тут все знает. «Ага, так ты здесь главная!» – подумала я. И внимательно рассмотрела ее.

Обычная серая мышь лет пятидесяти. Седые корни волос, большие очки с толстыми стеклами, усы и несколько волосков на подбородке. Казалось, она тут корни пустила. Вросла в этот письменный стол, в эту комнату, и они стали ее частью. Сидит в канцелярии дольше, чем те юристы, таблички с именами которых висят в коридоре. Я решила сменить тактику.

– Да, конечно. Может, мне завтра зайти, вдруг уже что-нибудь прояснится? Можно прийти завтра?

– Если хотите.

На следующий день я приехала с кофе, шоколадками и коньяком. На табличке прочитала: «Магистр Кристина Мручковска, канцелярия».

– Добрый день, пани магистр. Я пришла спросить, нет ли каких новостей по моему делу? – мило улыбнувшись, сказала я.

Секретарша покосилась на меня подозрительно.

– Нет, пока никаких новостей. У судьи Карвенского вчера не было времени на документы, – пробормотала она, и прозвучало это как «убирайся».

– Боже, как жаль! – сладенько промурлыкала я.

Этот цирк стоил мне огромных усилий, в душе все кипело. Я говорила, набрав полную грудь воздуха. Но мне очень хотелось, чтобы Оля провела праздники дома, потому я продолжала.

– Скоро праздники, – начала я, стоя рядом с ее столом.

Она не ответила – делала вид, что меня здесь нет. А я уселась на стуле под стеночкой и продолжала гнуть свою линию.

– Знаете, пани Кристина, уже год как у Оли, эта та девочка, которая у меня жила и которую в приют забрали… так вот уже год прошел с тех пор, как ее родители в аварии погибли. Ужасный был тогда день. Шел дождь со снегом, все покрылось льдом. Они с фурой столкнулись. – Я театрально вздохнула. – Бедный ребенок за один день остался полной сиротой. Одна на свете!

Я болтала и сама себе удивлялась, что так вошла в роль. Пани Кристина на меня по-прежнему не смотрела, но писала немного медленнее и перелистывала страницы уже не так энергично, как пару минут назад. Да, она слушала меня.

– Бедняжка, у нее и праздников в том году не было, потому что ее бабушка попала в больницу с инфарктом… – Тут я сделала театральную паузу. – Простите, я вас, наверное, отвлекаю своей болтовней, у вас столько дел. А я тут расселась, как у себя дома, – говорила я, чтобы дать ей время осмыслить мои слова. – Пойду я, наверное. Скоро праздники, приду после них. Может, судья даст разрешение на посещение приюта, я бы тогда хоть Новый год с моей Олей провела. Бедная сиротка! – Я решила рискнуть. – Я же совсем забыла! Пани Кристина, у меня для вас подарочек к Рождеству! Тут вам, наверное, даже кофе не купят. С праздником! – грустно сказала я, тяжело, со стоном поднимаясь со стула. Стон был самый настоящий. Потом я протянула секретарше пакет. Она немного помедлила, но все же взяла его и засунула под стол.

– Спасибо, – ответила тихо, без прежнего льда в голосе.

– До свидания, – сказала ей, поворачиваясь к двери.

– Подождите, – крикнула она мне вслед. – А как зовут вашу девочку?

– Оля! Александра Урбаник!

– А адвоката?

– Ярослав Вебельский. Заявление было составлено на прошлой неделе.

Пани Кристина встала из-за стола и подошла к маленькому столику под окном, на котором были навалены бумаги и папки. Немного там покопалась, подошла ко мне с одной из папок и вытащила наше исковое заявление.

– Да, это наше! – искренне обрадовалась я.

– Давайте посмотрим. Присядьте на минутку.

Она долго читала бумаги, составленные Яреком. Я тихо сидела на краешке стула.

– Хорошо, пани доктор… – начала она.

– А вы меня знаете? – спросила удивленно.

– Конечно. Вы же у меня роды принимали, – сказала она уже более доброжелательно. – Но вернемся к нашим документам, нужно тут кое-что подправить. Подойдите, пожалуйста. Здесь должно быть два разных дела. Вопрос с посещением можно будет решить быстро, а вот что касается опеки над ребенком, то это дело будет решаться в суде и документы необходимо оформить по-другому.

Она проверила наши заявления: добавила что надо, кое-что вычеркнула. Потом на отдельном листочке написала, какие документы необходимо будет приложить, и все отдала мне.

– Пожалуйста, исправьте все и принесите завтра к двум. У судьи как раз закончатся слушания, и я смогу ему подсунуть ваше заявление в первую очередь. Заодно подготовлю решение о посещении ребенка. Надеюсь, до праздников он его подпишет и вы сможете провести их с малышкой.

– Огромное вам спасибо! – поблагодарила я и вышла.

Я была полна надежды и очень гордилась собой, когда шла на встречу с пани Ренатой. Там моя радость быстро увяла, потому что психиатр настояла, чтобы я наконец поговорила с сестрой.

– Вот зараза! Черт ее побери! Сама знаю, что делать, и никто мне не будет указывать! – ворчала я себе под нос, когда ехала домой.

В последнее время я делала большой круг, километров пять, когда возвращалась домой, для того чтобы объехать тот злополучный поворот. К сожалению, в тот день они стояли в другом месте. Разговор у нас вышел неприятный, но, к счастью, короткий. Они забрали у меня документы на машину и хотели отбуксировать мой «ниссан» на штрафплощадку, но я уговорила их. Мальчик в полицейском мундире отвез меня домой.