Текст книги "Кто, если не я?"

– Вот зараза! Холера! И откуда ты взялся на мою голову! – ругалась я вслух, ожидая, пока пан сержант в форме из «Детского мира» подойдет к моей машине.

– Добрый день, пани доктор. Опять мы встретились, – дружелюбно воскликнул он.

– Здравствуйте, – ответила я, вылезая из машины. – И опять на том же месте. Что, в наших краях больше патрулировать негде? – ехидно спросила я, стараясь выдавить из себя невинную улыбку.

Чувствовала, что лучше с ним не спорить. Сейчас я сознание терять не собиралась. Однако знала, что у него есть радар, а я превысила скорость.

– Я тут хороший урожай собираю. Вы же, пани доктор, в курсе, что сейчас жатва, вот и у нас тоже жатва! – засмеялся он над собственной шуткой. Я заставила себя улыбнуться, хотя мне больше хотелось плакать.

– Вижу, вам уже намного лучше. Как там ваша малышка? Уже у бабушки с дедушкой?

– Ох, – тяжело вздохнула я. Он задавал трудные вопросы. – Мне уже лучше, спасибо, но как раз тороплюсь в аптеку за лекарствами. – Я попыталась сменить тему и сделала вид, что очень спешу. – Можно мне уже ехать? Рада была снова вас увидеть.

– Извините, пани доктор, но не так быстро, – перебил он. – Наш радар зафиксировал превышение скорости. Прошу подойти к моему напарнику! – Он кивнул на стоящую в нескольких метрах от нас патрульную машину.

Радар лежал на капоте на клетчатом одеяле. Интересно, они не хотели поцарапать свой побитый «полонез»[7]7
  «Полонез» – машина польского производства. Выпускалась до 2002 года.


[Закрыть] или, наоборот, боялись испачкать радар облезающей краской?

Я взглянула на полицейского, который стоял рядом с машиной.

– Вот холера, – выругалась себе под нос. То был один из полицейских, которых в то памятное утро вызвала моя подруженька.

– Что? – переспросил он.

– Нет, ничего, просто спина болит, – ответила я, нехотя идя за шкетом в полицейской форме.

– Сташек, покажи пани, что там на радаре.

Тот подошел поближе и взглянул мне в лицо.

– О, здравствуйте, – поздоровался. По тону было ясно, что он меня узнал. А интонация, с которой было сказано «здравствуйте», намекала, что он хорошо помнит то утреннее происшествие и уже составил обо мне соответствующее мнение.

Эти двое показали мне радар. Оказалось, я превысила положенную на этом участке дороги скорость тридцать километров в час. Полицейские сказали, что выпишут штраф.

– Да здесь никто не ездит с такой скоростью! – повысила я голос, когда услышала размер штрафа. Меня понесло. Нужно было заплатить целую четверть моей будущей пенсии.

– Пани, все должны соблюдать правила дорожного движения и обращать внимание на знаки, – умничал Сташек.

– Но… – начала я, и вдруг в моей дурной голове всплыли воспоминания о вчерашней порции алкоголя. Попыталась вспомнить, сколько я выпила, но никак не получалось. Очевидно, двумя рюмками дело не ограничилось. Я отшатнулась от полицейских: – Ладно… хорошо. Выписывайте штраф, а я в машину за сумкой.

Пока я плелась к машине, прикидывала, как бы оттуда сбежать. «Сяду и поеду», – думала я. Мой «ниссан» был в хорошем состоянии, наверняка получше, чем их «полонез». Сяду и поеду, и они меня не догонят. Вот только они знали, где я живу. Значит, домой возвращаться нельзя. Поеду в банк, заберу свои сбережения и исчезну в неизвестном направлении. Залягу на дно в Торуне или в Варшаве, у Магды. Вернусь через несколько месяцев, когда все успокоится. Могло сработать, вот только они же будут искать меня у Магды. «А Оля? Что с ней будет?» – услышала я свой внутренний голос.

Я взяла сумку и вернулась к господам полицейским. Издалека, потому что боялась дохнуть на них, спросила, какие документы им нужны. Положила их на капот и отступила на два шага.

Пацан, который прикидывался полицейским, пытался завести со мной разговор и сыпал искрометными шутками. Сташек косился на меня подозрительно.

– Пожалуйста, подождите в машине, – сказал он мне и потянул второго к патрульному «полонезу».

Я подошла к своему «ниссану», открыла дверь со стороны водителя и обернулась в сторону патрульной машины. Издалека было видно, что напарники о чем-то спорили. Я стояла, опираясь на дверь, и чувствовала, что сейчас будут проблемы. Через пару минут пацан в полицейской форме подошел ко мне со знакомым устройством.

– Пани доктор, вы употребляли алкоголь?

– Вы что, в такое время? Это же не шутки.

– Не могли бы вы дохнуть сюда?

– Да, конечно! Чего вы от меня хотите? Я еду в аптеку за лекарствами и к врачу в больницу.

– Пани доктор, это не от меня зависит. Мой напарник настаивает.

Я взглянула на пацана, а потом на того напарника, важного как султан, который стоял, опираясь спиной на патрульную машину, и разглядывал мои документы. Что-то не похоже, чтобы он штраф выписывал. «А, значит, ты тут у нас главный», – подумала я, глядя на Сташека.

– А если я откажусь?

– Тогда мы вынуждены будем отвезти вас на анализ крови.

– Значит, выхода у меня нет.

– Что?

– Какой я там должна штраф заплатить? Четыреста злотых?

– Пятьсот, но мы сейчас не о том…

– Знаю, что не о том. А не могли бы вы попросить вашего напарника ко мне подойти, хочу с ним с глазу на глаз поговорить. Пожалуйста. – Я взмахнула ресницами. С моими морщинами и мешками под глазами выглядело это, наверное, жалко, но подействовало. Пацан пошел за своим «шефом», и через пару минут тот уже стоял передо мной.

– О чем пани хочет поговорить? – поинтересовался он тоном «большой шишки».

– Пан полицейский, сержант, как к вам обращаться? – спросила я, отсчитывая перед ним сотенные купюры. – Я очень спешу. Штраф составляет пятьсот злотых – вот, я готова выплатить его без возражений.

Я отсчитала уже восьмую купюру, немного помедлила и протянула Сташеку солидную пачку соток.

– Можно мне уже ехать?

– Пятьсот – это только за превышение скорости, а у вас еще и правый габарит не работает, и, мне кажется, пани без ремня безопасности ехала, – ответил он со злобной улыбкой, забирая у меня деньги.

– Что… – я прикусила язык. Набрала полную грудь воздуха и отсчитала еще пару соток. – Да, конечно, – шумно выдохнула я и протянула ему стопку денег. – Теперь мне можно ехать?

– Да, счастливого пути, пани доктор! – ответил он с лучезарной улыбкой, вернул мне документы и пошел себе с моей тяжко заработанной тысячей. Деньги, отложенные на черный день, таяли все быстрее.

Глава 15

После дождливого августа пришел теплый и солнечный сентябрь. Как обычно в наших краях. В полдень мы с Олей вышли во двор. Вынесли игрушки, разложили их на одеяле, и малышка радостно с ними играла. Я примостилась на старой лавке под орехом и просматривала какой-то дамский журнал, который мне вручила Бася. Полная идиллия. Краем глаза заметила проезжающий красный автомобиль. На него любой бы внимание обратил: цвет такой, что глаза режет, да еще и белая крыша. Через какое-то время машина притормозила и поехала медленнее. Остановилась в паре метров от наших ворот. Из него вышла кругленькая невысокая женщина и покатилась к калитке.

– Здравствуйте! Вы пани Слабковска? – крикнула она, приветливо махая рукой.

Дамочка была похожа на маленький шарик.

– Да! Вы ко мне? Проходите, калитка открыта, – тоже махнула ей рукой, приглашая во двор.

Я не встала со скамейки, во-первых, потому, что не хотелось, а во-вторых, я ее не звала и не приглашала. В-третьих, у меня спина болела. Скамейка была очень неудобная.

Кругленькая дамочка шустро покатилась в нашу сторону. Вблизи она казалась еще круглее. Выглядела она лет на сорок: круглое тельце, круглые щечки и большие удивленные глаза. Даже пучок рыжих волос на затылке был идеально круглый.

– Я Пиорковска, Мария Пиорковска, куратор службы опеки нашего района, – представилась она сладким, идеально круглым голоском.

– А что с пани Данутой?

– Пани Данута уволилась по личным причинам, и мне передали несколько ее подопечных, в том числе вас и малышку Олю, – защебетала она и с милой улыбкой склонилась над ребенком: – Здравствуй, лапочка. Ты Оля? Какая симпатичная девочка!

Оля покосилась на нее, но не удостоила милую пани ни словом, ни улыбкой. Я быстренько оценила ситуацию. Мы с Олей были прилично одеты и причесаны. Два дня назад Бася с Евой покрасили меня и перебрали мой гардероб, выкинув самые кошмарные тряпки, так что теперь я выглядела намного лучше, чем в прежние месяцы. Сегодня я еще не пила. На скамейке лежал журнал, старый, но качественный, для требовательных читательниц, и еще две книжечки, а рядом стоял сок для Оли в чашечке с крышкой. Я улыбнулась сама себе и расслабилась.

– Чем могу помочь? – спросила любезно.

– Я приехала, чтобы встретиться с вами и посмотреть, как ситуация выглядит на месте.

– Ну вот, смотрите. Вам еще что-то надо?

– Как тут у вас красиво, – щебетал рыжеволосый шарик. – Так тихо, спокойно. Сад у вас такой красивый! – ляпнула и поняла, что перестаралась. – Двор в смысле. Олечке тут есть где побегать, правда? – спросила она, повернув голову и внимательно глядя на меня.

Я молчала, не зная, чего она от меня хочет.

– А калитку вы никогда не закрываете?

Я молчала.

– А машины тут у вас часто ездят?

Круглая дамочка совсем разошлась. Присела рядом с Олей и начала рассматривать ее игрушки, брала каждую в руки и внимательно изучала. Я удивленно косилась на нее.

– Ой, какие у нас тут красивые игрушечки! А сертификаты у них есть? – спросила она сладким голоском.

– Вы, наверное, из торговой инспекции? Извините, не расслышала, – прощебетала, передразнивая ее.

– Ой, извините, – чирикнула она. – Я Пиорковска, куратор службы опеки.

– Ах да, конечно, вспомнила! – Я искривила губы в улыбке.

– Олечка, а сколько тебе лет? – пристала она к малышке.

Уселась рядом с ней на одеяльце, вытянув перед собой коротенькие толстые ножки. Из большой сумки вытащила красный блокнот. У ее предшественницы тоже был красный. Им что, других не выдают?

– Тли!

– Прекрасно. А когда у Оли день рождения?

Я понятия не имела, когда он.

– В июне. В прошлом году у Оли был такой красивый торт! Правда, Оля? – ответила я, глазом не моргнув.

– А какого числа? – милым голосом спросила кураторша, записывая что-то в свой блокнот.

– А двенадцатого! – выпалила я.

– Ага! В том году как раз на Тело Христово[8]8
  Праздник Тела и Крови Христовых – отмечается в Польше и других католических странах в четверг, следующий за днем Святой Троицы. Является одним из самых важных католических праздников. В этот день верующие обязаны посещать мессу.


[Закрыть] выпали, – прощебетала кураторша. – Олечка, а вы были в костеле?

– Мы не ходим в костел.

– Ага, – ее глаза округлились. Перевернула страничку в блокноте. – А как долго Оля уже у вас живет?

– Пару месяцев. Приехала ко мне вроде как на каникулы.

– Ага. Странно, а у меня записано, что она здесь проживает с декабря.

– Нет, извините, – твердо ответила я. – Я привезла ее сюда первого января, но уж никак не в декабре.

– А где твои мама и папа, Оля? – спросила кураторша.

Оля зыркнула на нее из-под челки.

– Ото!

– Лето? – спросила с милой улыбкой. – Они приедут летом?

– Извините, но зачем вы задаете такие вопросы? Разве у вас в блокноте это не написано? – вмешалась я.

– Да, у меня все записано, но я должна знать, понимает ли ребенок, в какой жизненной ситуации оказался.

– Ой, как интересно, – сказала я, растягивая слова. – Знаете, мне за пятьдесят, а я не знаю, в какой я жизненной ситуации. А вы знаете?

– Оля, а тебе нравится жить тут с… – она засомневалась, не зная, как меня назвать.

– Тетей, – помогла я ей.

– Оля юби тетю! – завопила малышка радостно и залезла ко мне на колени. У нее появилось новое слово «юби», которое означало «любит». Оля теперь «юби» Зузу, Еву, Басю, Гав-гава, кота, каждую собаку и помидорный суп.

Кругленькая дамочка посмотрела на меня недовольно и начала лихорадочно листать блокнотик.

– Пани Анечко, а не могли бы мы пойти в дом и посмотреть, в каких условиях живет ребенок? – с милой улыбкой защебетала она.

– Конечно, – прочирикала я, передразнивая ее. – Вот только скажите, а разве у вас там не написано, – я кивнула на красный блокнотик и широко улыбнулась, – что меня зовут пани Анна?

Кругленькая дамочка поморщилась, но бодро покатилась дальше с высоко задранным круглым носиком. Мы зашли в дом.

– Вы пока осмотритесь, а я Оле обед приготовлю, – предложила я. Знала, что ни спиртного, ни таблеток она не найдет – они были хорошо спрятаны, дома было чисто, и в целом придраться не к чему.

– Можно? Правда? Спасибо! – обрадовалась она, как ребенок.

Мы с Олей пошли на кухню, а кураторша присоединилась к нам через несколько минут.

– А можно мне посмотреть Олину медицинскую книжечку?

– Медицинскую книжечку? – Я задумалась, что это вообще такое. – Где же она может быть? Не помню, куда ее положила…

– Скажите, а у Оли все прививки сделаны, в соответствии с ее возрастом?

– Да, конечно.

– Она болела какими-нибудь заразными болезнями?

– Нет, не болела. Здорова как слон.

«Да откуда мне знать, чем там она болела?» – думала я.

– Да? А вот у меня есть информация, что недавно она попала в больницу с высокой температурой! – заявила круглая дамочка, просматривая свои записи.

– Да разве ж то болезнь.

– У нее есть аллергия на что-то?

– Нет.

– Как выглядели роды?

– Нормально, своевременные, тридцать восьмая неделя, физиологические, новорожденная здорова, десять пунктов по шкале Апгар, – отрапортовала я.

Кураторша недовольно смотрела на меня.

– Как ребенок развивался в младенчестве?

– Очень хорошо.

– Какой у нее запас слов?

– Нормальный.

– Физиологические потребности?

– Обычные.

– Эмоциональное развитие?

– Нормальное.

Я все гадала, кто из нас первый прекратит этот цирк.

– Где Оля постоянно проживает?

– У деда с бабой в Варшаве. Улица Пустулечки, дом сто пять.

– Когда она возвращается домой?

– Через пару дней, – заявила я, стараясь, чтобы голос звучал уверенно.

– Угу! – ответила кураторша, что-то записывая в блокнотик. Она писала и писала, мне казалось, что ее ручка скоро начнет дымиться.

– Пани Ан… Пани Анна, спасибо, что пообщались со мной. Надеюсь, что Оля как можно быстрее вернется домой. Пребывание здесь не идет ей на пользу.

– Да что вы себе думаете? Это просто возмутительно! Я пытаюсь обеспечивать ей самые лучшие условия, на какие только способна! – завопила я с притворным возмущением.

– Пани Анна, давайте начистоту, – твердо заявила кураторша уже совсем другим тоном. Говорила она теперь по-человечески и даже казалась не такой круглой. – Оля живет у вас уже почти десять месяцев. Ее юридическое положение до сих пор не урегулировано. Вы ведь даже не знаете, когда у нее день рождения. И не сможете обеспечить нормальные условия для ее развития. Этот дом не приспособлен для потребностей ребенка, ей здесь опасно находиться. У меня есть информация, что вы употребляете алкоголь и некоторые медикаменты… – Она продолжала, но я уже перестала слушать. Болтала еще с минуту и наконец закончила свою речь, заявив приказным тоном: – Пани Анна, пожалуйста, отвезите Олю к дедушке с бабушкой.

– Пани Мария, уверяю вас, что сделаю это немедленно. Вы абсолютно правы. Давайте начистоту! Оле здесь не место, я не могу о ней нормально заботиться. Я безответственная, у меня зависимость от алкоголя и лекарств, дом для ребенка не приспособлен, и я слишком стара для присмотра за малышкой. Может, пани, напишет все это в официальном письме?

Пани уставилась на меня как на инопланетянку. Или как на теленка с двумя головами.

Через неделю я поехала в суд и получила соответствующий документ. Там были описаны все мои прегрешения. А в конце вывод: пани куратор считала, что Олю необходимо немедленно забрать из моего дома и отправить к бабе с дедом, а если они откажутся принять ребенка, то девочку поместят в приют или дом ребенка. Я несла ту бумагу в машину как трофей. Потом поехала на почту и заказным письмом отправила в Варшаву. Магда должна получить его через пару дней. Я вернулась домой и начала собирать Олины вещи.

Глава 16

Через четыре дня Роберт и Магда явились ко мне домой. Сестра выглядела плохо, она постарела лет на десять. На Роберта вообще страшно было смотреть. Смерть дочери и болезнь Магды состарили их обоих, добавив морщин и седины. Магда дулась, давая мне понять, что обижена. С трудом я уговорила их переночевать у меня и вернуться в Варшаву на следующий день. Магда весь вечер рассказывала только о своем шунтировании, сердце, результатах анализов, больницах и о том, как плохо она себя чувствует. Даже не спросила о внучке. Я пыталась ей рассказать, что Оля любит, что нет, как за ней ухаживать, чем кормить, как справляться с истериками.

– Моя дорогая, я, в отличие от тебя, двух детей вырастила и с Олей как-нибудь справлюсь, – высокомерно ответила она и опять надула губы.

Мы часок пообщались, а потом она пошла спать, потому что плохо себя чувствовала. Должна признать, что вздохнула с облегчением: я была сыта по горло сестрой и ее обидами. Она всегда думала только о себе, но это было уже слишком. Судьба всегда была добра к ней, всегда давала ей отличные шансы, и она этим пользовалась. Я не могла скрыть раздражения.

Вечером, после ужина, Оля села смотреть мультики, а мы с Робертом пили чай.

– Аня, это правда? Все, о чем писала кураторша? Ты пьешь, попала в больницу с алкогольным отравлением? Олю на машине возишь пьяная. Не заботишься о ней?

– Дорогой, не делай вид, что для тебя это неожиданность. Я вам уже несколько месяцев твержу, чтобы вы забрали Олю, что ей здесь не место. Вы же меня не один день знаете!

– Да, Аня, но ты могла бы постараться, пока Оля тут была. Магда так на тебя рассчитывала, надеялась, ты хоть несколько недель продержишься, – сказал он привычным тоном мальчика для битья. Иногда я думала: «А у него яйца вообще есть?»

– Постой! Несколько недель? Девять месяцев прошло! Когда до вас наконец дойдет, что это ваша внучка и ко мне она никакого отношения не имеет!

– Знаешь, а Магда так на твою помощь рассчитывала.

– Помощь! Да она просто все на меня свалила! И уже не первый раз так делает.

– Аня, постарайся меня понять, Магда сейчас болеет. Мы не хотели на тебя все сваливать… Вот если бы она лучше себя чувствовала…

– Ага… так я и думала, – пробурчала я себе под нос.

– Нет, правда… Ты даже не представляешь себе, что она пережила за эти месяцы.

– Не представляю. Пожалуйста, расскажи.

– Аня, сначала та авария…

– Отстань! – перебила я его. – Я пошутила. Холера! Не хочу я этого знать. Просто подумай, что пережила Оля! Что пережила я и что пережил ты за те девять месяцев! – повысив голос, сказала я ему. – А может, и за тридцать лет семейной жизни с моей сестрой, – добавила уже тише, встала со стула и пошла смотреть, что там делает Оля.

На следующий день после завтрака они начали собираться в дорогу. Оля не совсем понимала, что происходит, но увидев, что я собираю ее вещи и пакую в сумку, сильно разволновалась. Она сердцем что-то чувствовала. С того момента, как проснулась, ни на шаг от меня не отходила и все обнимала мою ногу. Я из-за нее нормально двигаться не могла, но не прогоняла. Магда не обращала на нее никакого внимания, и Оля отвечала ей тем же. Роберт пытался «наладить контакт» с девочкой: разговаривал с ней, брал на руки, старался развеселить.

После завтрака мы с Олей пошли к соседям, чтобы попрощаться. Ева с Басей были мудрыми женщинами, потому обошлось без плача и драматических жестов. Просто поцеловали Олю, рассказали, как хорошо ей будет в Варшаве, и рассмешили малышку. Потом мы вернулись домой. Все Олины вещи уже были в машине. Магда сгорала от нетерпения.

– Ну, поехали, наконец! Оля, иди к бабушке!

Мы стояли в коридоре. Девочка висела у меня на ноге. Она посмотрела на Магду своими огромными серыми глазами и спряталась за моей спиной.

– Оля, иди к дедушке, – попытался Роберт.

Малышка спряталась за мою юбку. Я повернулась и наклонилась к ней.

– Оля, а знаешь что? Ты сейчас поедешь с дедушкой и бабушкой в Варшаву. Помнишь, я тебе рассказывала. Там столько всего интересного и много больших-больших магазинов с игрушками, – пыталась я убедить малышку, но ее глаза уже блестели от слез, а уголки губ поползли вниз.

Я знала, что сейчас будет.

– Оля, а пойдем посмотрим на дедушкину машину? Проверим, подходит ли к ней твое креслице, хорошо? – предложила я, ласково подталкивая ее к двери. – У дедушки такая большая и красивая машина, красивее, чем у тети. Посмотришь, как хорошо на такой ездить. – Я болтала и болтала, между тем осторожно надевая на нее куртку и ботинки.

Роберт убежал. Ему надо было прогреть машину, чтобы Оля не замерзла. Магда стояла и смотрела на нас. На улице было градусов двадцать – и что он там греть собрался? Оля разрешила натянуть на себя куртку, но между первым и вторым ботинком начала плакать. Когда наконец все было готово, я вздохнула с облегчением. Тяжело было бы надевать ботиночки, если б у нее началась истерика и она опять стала брыкаться. Вот только рано я радовалась. Мы подошли к двери, и я только на секунду отпустила Олину ручку, чтобы поправить ей курточку, но тут девочка развернулась, заорала и помчалась назад в дом.

– Оля, стой! – орала я, зная, что это бесполезно.

Я поплелась следом за ней и, конечно, легко нашла беглянку – малышка вопила как резаная. Лежала на кровати, отвернувшись к стене, и прижимала к себе Гав-гава.

– Оля, пожалуйста, – пыталась я убедить ее, что толку от этого не будет.

– Олечка, иди к бабушке, – позвала Магда сладким голоском из-за моей спины.

Но девочка только громче зарыдала. Магда попробовала еще пару раз, повысив голос, но Оля не реагировала. Я присела на край кровати.

– Оля, иди к бабушке, пожалуйста! Аня, сделай хоть что-то! – заворчала Магда, теперь уже на меня.

Я сделала вид, что не слышу. Во мне черной волной нарастала злость. Сердце забилось быстрее, дыхание ускорилось, и я так сжала кулаки, что побелели косточки.

– Анька, сделай хоть что-то!

Я продолжала сидеть. Магда подошла к кровати и протянула руки, чтобы взять девочку. В ту самую минуту она начала брыкаться. Попала Магде в предплечье.

– Ой! Оля, что ты творишь! – завопила моя сестра. Ее лицо приобрело лилово-красный оттенок. – Господи, как болит сердце… я не выдержу… Оля, иди к бабушке… Аня, помоги…

Она со стоном повалилась на стул и уперлась головой о стену. Она бледнела, театральным жестом хваталась за сердце и тяжело дышала.

– Оля, пожалуйста, у бабушки так болит сердце!

– У-у-у! – завыла в ответ девочка.

А я сидела и наслаждалась своим гневом. Правда, недолго, потому как дела шли все хуже и хуже. Как обычно.

– Ой, Оля… пожалуйста… иди к бабушке… – сопела и стонала Магда.

– У-у-у! – орала Оля.

– Боже, я не выдержу. Что ты сделала с ребенком за эти месяцы… Как сердце болит…

Я бы проигнорировала ее стоны, но сестра еще больше побледнела и на висках выступили капельки пота. Меня начинала мучить совесть.

– Магда, ну что вы там? Я вас жду… – спросил Роберт, входя в комнату. Видимо, понял, что что-то случилось, слишком уж долго мы одевались. – Ой, Магда! – воскликнул он, увидев ее лицо. – Магда, как ты? – Он мгновенно оказался рядом с ней.

– Все с ней в порядке, – равнодушно сказала я ему. – Просто наши панночки играют в истерику.

– Аня, помоги! – умолял Роберт.

– В прихожей сумочка Магды, принеси ее, – приказала ему, вставая с кровати. – И еще стакан воды с кухни.

Подошла к сестре и пощупала пульс. Он был регулярный, ровный и четкий. Роберт примчался с сумочкой и стаканом воды. Как я и ожидала, Магда носила с собой нитроглицерин.

– Магда, положи его под язык. Ты меня слышишь? Под язык! – рявкнула я и всунула ей таблетку. Она очнулась и сделала то, что я просила. – Роберт, посиди минутку с панночками-истеричками!

Я пошла в ванную, где была моя аптечка. В дверях комнаты оглянулась и посмотрела на Олю, потому что вдруг обнаружила, что не слышу ее криков. Видимо, когда она поняла, что на нее не обращают внимания, то сразу решила выяснить, что происходит. Девочка лежала, повернувшись в нашу сторону, и своими огромными серыми глазами наблюдала за ситуацией. Я взглянула на Магду. Та сидела с закрытыми глазами, закинув голову, а губы кривились, как от боли. Обе руки она прижимала к левой стороне груди. Роберт стоял перед женой на коленях и гладил ее ногу. Одна артистка стоила другой.

Я принесла гидроксизин: таблетки для Магды и сироп для Оли. Пришлось залезть в неприкосновенный запас, который мне дала Иоанна на всякий случай. То была последняя истерика Оли в моем доме, потому я с легким сердцем использовала резервы, отложенные на черный день. Магда послушно проглотила две таблетки. Оля сопротивлялась, как могла, но я уже научилась вливать в нее лекарство так, что оно стекало прямо в горло и его нельзя было вырвать. Мой зять стоял на полу на коленях и озирался с затравленным видом. Я пожалела мужика.

– Роберт, давай выйдем.

– Но Магда…

– Ничего с ней не станется. – Я подошла, взяла его за руку, и мы вышли в соседнюю комнату.

– Послушай, похоже, ситуация паршивая. Наши панночки тебе житья не дадут.

– Ты о чем, Аня? – смотрел на меня удивленными, коровьими глазами.

– Ты с ними не справишься! Игорь уже перевелся в Варшаву?

– Да.

– Ну, уже хоть что-то. Тебе понадобится помощь. Лучше всего будет, если ты поищешь какую-нибудь медсестру, которая сможет присмотреть за ними обеими. И помни, что от истерики еще никто не умирал. Найди психолога, проконсультируйся, как с ними справляться в таких ситуациях. Магда тебе с Олей не поможет.

– Постой, – перебил меня Роберт, – как это не поможет? Какой психолог? Ты преувеличиваешь.

– Поверь, я знаю, о чем говорю!

– Аня, спасибо, конечно, но мы справимся сами, без чужой помощи. Оля наша внучка. Магда с каждым днем чувствует себя лучше. Присутствие Оли будет мотивировать ее побыстрее вылечиться, и она скорее поправится. У Магды появится цель. Они будут гулять вместе.

– Ты вообще о чем? – сейчас я ничего не понимала.

– Когда Оля переедет к нам жить, то Магде будет чем заняться, пока я на работе. Мы справимся, вот увидишь! Мы с Магдой уже все обсудили.

– Подожди, – воскликнула я, когда до меня дошло, о чем говорил мой зять, но я не могла и слова сказать.

– Да, Аня?

– Значит… значит… – начала я, когда у меня вновь прорезался голос, – вам кажется, что Оля будет лекарством для своей бабки? Еще одним методом лечения или реабилитации… или как это вообще назвать? Оля должна стать панацеей от болезней Магды?

– Ну, не совсем так… – пытался объяснить Роберт.

– Вот это номер! – воскликнула я и расхохоталась. Мой зять растерялся. Я так хохотала, что аж живот разболелся. – Удачи вам, дорогие мои! – выдохнула я, когда смогла наконец говорить.

Обняла его за плечи театральным жестом и повела в комнату, где ждали наши девушки. Оля уже уснула, а Магда сидела одурманенная и тупо пялилась в одну точку. Я специально превысила дозу.

– Роберт, проводи Магду в машину, – скомандовала я ему и взяла спящую Олю на руки. Она неосознанно прижалась ко мне, а я наслаждалась минутой, обнимая ее теплое тельце. Отнесла ее в машину, усадила в креслице и крепко поцеловала. В последний раз вдохнула ее сладкий запах. Когда обе сидели уже на своих местах, готовые ехать домой, я подошла к зятю. Не смогла сдержать глупой и злорадной улыбки.

– Держись, старик! Большого тебе терпения! От всего сердца!

– Спасибо тебе за все, Аня. И за те девять месяцев!

– Больше, дорогой мой. Тридцать восемь недель! Почти как беременность! – Я обняла его. – Спасибо, что хоть ты поблагодарил! А сейчас пора ехать. Обе панночки будут спать почти всю дорогу.

Они уехали. Я вернулась домой и плотно закрыла за собой дверь. Пошла в кухню, вытащила из шкафчика бутылку коньяка и глотнула просто из горла. От радости!

Я так радовалась, что пила, не просыхая, два дня, пока мои скромные запасы не закончились. Выбора у меня не было, пришлось ехать в магазин. За день до поездки я не пила с обеда, потому что боялась расстаться с очередной тысячей.

Рано утром в более-менее приличном состоянии я отправилась за покупками. Естественно, в этот раз полицейских не было. С ними всегда так – когда нужны, их нет, а когда не нужны, тут как тут. Я запаслась спиртным и вернулась к прежней жизни.