Текст книги "Кто, если не я?"

– А как вас зовут, а то у меня такое ощущение, что я вас уже сто лет знаю.

– Ян Ковальский, – ответил он серьезно.

– Ого, знаменитая фамилия! Вы не родственники?

– К сожалению, нет, – ответил он с улыбкой.

Когда мы приехали, Муха, стоявшая под забором, исполнила радостный танец. Видимо, опять от Баси сбежала. Она теперь все время сбегала и ждала меня у ворот.

– Идиотка ты! Ведь зима сейчас, замерзнешь здесь насмерть. Я же тебя все равно домой заберу, – пыталась я убеждать собаку.

Позвонила Яреку и объяснила, как исправить документы. Он, конечно, повозмущался немного, но я была уверена, что пани Кристина лучше знает, как должны выглядеть эти заявления. Мы договорились встретиться в суде завтра около двенадцати.

Я приготовила обед, в первый раз за много дней – обычно меня Бася кормила. Вытерла пыль, сменила постельное белье, навела порядок на кухне, даже Муху вычесала. Все делала, только бы отсрочить разговор с Магдой. Наконец, пришло время ей позвонить.

– Аня! Нам кураторша звонила! Что происходит? Они хотели Олю к нам привезти! Что случилось? Они сказали, что если мы ее не заберем, то ее в приют отправят. Ты же о ней обещала заботиться! Где Оля? Что с ней?

– Магда, успокойся! Слишком много вопросов. С Олей все в порядке. Она сейчас в Торуне. Я ее каждый день проведывала, а сейчас немного приболела…

– Подожди! – перебила она меня. – Так Оля сейчас не у тебя?

– Она в приюте. Вам же звонили, спрашивали, а вы отказались ее забрать.

– Так ведь Оля должна была у тебя жить! Как она в приюте оказалась? Ты ее отдала? – вопила Магда. – Да как ты могла! Тебе ничего нельзя доверить! Что ты там делала? Водку пила? – Она уже начала задыхаться.

– Магда, пожалуйста, перестань кричать, – спокойно ответила я. Пани Рената подготовила меня к этому разговору, я еще и таблеток напилась, потому не дала себя спровоцировать. – Давай поговорим спокойно.

– Как ты могла? Боже, как у меня сердце болит! Праздники начинаются, а Оля в приюте!

– Магда, – мне удалось вставить слово, пока она набирала воздуха, – я перезвоню, когда ты успокоишься. – Я положила трубку, хотя из нее все еще раздавались вопли моей сестры. Через два часа зазвонил телефон. Я уже почти спала. Это был Роберт.

– Как там моя сестричка себя чувствует? – спросила я ехидно, хотя меня это совсем не интересовало.

– Спит. Выпила какие-то лекарства, успокоилась и спит. Она сильно разнервничалась и плакала после вашего разговора.

– Не верю я ее слезам, – проворчала я себе под нос.

– Аня, что вообще происходит?

Я вздохнула и описала ему ситуацию. Заверила его, что делаю все, что могу, чтобы Оля побыстрее вернулась домой.

– Звони, если нужна будет наша помощь.

– Конечно, – ответила я скептически.

Но я не верила, что смогу им позвонить, если мне понадобится помощь, и не верила, что они помогут.

Глава 34

На следующий день к двум часам документы были уже готовы. В суд я поехала на автобусе, и дорога заняла около часа. Пани Кристина одобрительно кивала, когда просматривала наши заявления. Я оставила ей свой номер телефона и на автобусе вернулась домой, чтобы там дожидаться новостей. Она перезвонила мне утром. Суд разрешил видеться с Олей, и теперь я официально могла поехать к ней на праздники. Мы с Мухой станцевали радостный танец. Бедная псинка не понимала, что происходит! Я села на автобус и поехала за документами. От радости расцеловала пани Кристину. Она кривилась, и я была уверена, что, после того как уйду, она вытрет лицо рукавом.

Вечером я уснула без таблеток, а утром села в машину и поехала в Торунь. Было двадцать второе декабря. Год тому назад в этот день погибли Олины родители. По дороге я остановилась на заправке и купила Оле игрушку. Потом подумала и купила пять игрушек, для каждого ребенка из Олиной комнаты. Пусть будет праздник! Но все же Олин подарок был самый большой.

Когда я приехала в приют, то первым делом пошла к директору и как трофей, как ценный приз, вручила ей постановление суда.

– Как это вы так быстро справились? – спросила она удивленно.

Оля так обрадовалась, когда меня увидела, сразу в меня вцепилась. А когда мы наконец наобнимались и нацеловались, я немножко отодвинула ее от себя.

– Оля, дай на тебя посмотреть! Я же целую неделю тебя не видела. Выросла?

Я посмотрела на нее, заглянула в глаза, и мое сердце треснуло и раскололось на сотни маленьких острых осколков, впившихся мне в ребра.

– Оля! – воскликнула я и снова обняла ее.

Она опять начала чесаться, и я увидела множество новых ранок, опять носила подгузник, но хуже всего было то, что я увидела в ее глазах. Там была такая же грусть, как и у всех брошенных детей. Словно она от них заразилась.

– Оля, девочка моя, – повторяла я, обнимая ее и гладя по спинке. – Я больше тебя никогда надолго не оставлю.

Она ничего не говорила. Даже не плакала. Просто стояла, вцепившись в меня изо всех сил. Я осталась с ней до вечера, пока она не уснула. Я так устала. Воспитатели хотели прибрать в комнате и украсить ее перед праздниками. И я им немного помогла. После десяти села в машину и поехала домой. Муха снова сидела под забором.

– Бася, ну почему эта глупая псина опять под забором сидит? Она же замерзнет!

– Аня, мы стараемся, как можем, но она всегда какую-нибудь дыру находит и пользуется любой возможностью, чтобы со двора сбежать. Когда мы ее хотим забрать, она рычит и зубы скалит, хотя нас знает. Мы правда стараемся, как можем.

– Вот зараза! – выругалась я, глядя на собаку. – И что мне с тобой делать? Может, ей какие-нибудь тряпки оставить под забором, чтобы на голой земле не лежала?

– Аня, у нас старая будка есть! Я попрошу Януша, и он ее поставит под твоим забором, положим туда тряпки, и пусть Мушка сидит в ней и ждет тебя.

– Спасибо вам, не знаю, что бы я без вас делала, – сказала я искренне.

– Ой, да ну тебя, отстань…

– Нет, Бася, нет. Ты даже не представляешь себе, как мне трудно произносить такие слова.

Утром будка уже стояла у моих ворот. Я положила в ней тряпки и старое одеяло, но все равно отвела псинку к соседям. Пусть посидит в доме, сколько получится.

Потом рассказала Оле, как Мушка постоянно встречает меня у ворот. И про ее новую будку. Мой рассказ о собачке немного развеселил малышку. Она потом хвасталась другим детям, какой у нее хороший песик. Больше ни у кого из них собаки не было.

– Она белая и чолная, и у нее такой клуглый хвостик!

Общаясь с детьми, Оля стала разговаривать намного лучше, ее словарный запас увеличился и пополнился новыми ругательствами. Еще она умудрилась с кем-то подраться из-за игрушки. Жизнь в приюте была не сахар: детей было много, денег мало, однако все малыши выглядели ухоженными, чистыми и опрятными. Воспитательницы заботились и об их развитии. Целый день занимались, как в начальной школе, выдумывали для них игры и развлечения, учили с ними стихи, песенки и буквы. Оле пришлось найти общий язык с другими детьми и воспитательницами. Они не пытались, как я, угадывать все ее желания – вот поэтому и пришлось научиться говорить, чего она хочет и что ей нужно.

– Оля хорошо с другими детьми общается, – говорила мне Марцинковска.

– Оля умная девочка, она не даст себя в обиду! – хвалили ее воспитатели.

А я видела перед собой только худого, грустного, одинокого ребенка, у которого опять отобрали дом.

Глава 35

Рождество мы отпраздновали в приюте. Дату слушания нам так и не назначили. Не было никаких шансов, что судья решит наше дело до Нового года. Пани Кристина сказала, что на положительное решение после первого заседания рассчитывать не стоит. Но все же она считала, что шансы у меня есть. Она оказалась сокровищницей знаний и куда лучшим юристом, чем Ярек.

Все праздники я провела с Олей, детьми, воспитателями, двумя мамами и одной бабушкой. За эти два дня нам удалось много узнать друг о друге. Воспитательницы были нам благодарны за помощь, ведь у них тоже были собственные семьи, и они не скрывали, что хотели бы провести праздники с ними. Они заботились о детях из приюта с полной отдачей, но это была всего лишь работа. О детях я тоже узнала намного больше, особенно о малышах из Олиной комнаты. Они ко мне все время льнули. Жили впятером в этой каморке. Оля здесь была единственная полная сирота. У Кубы, которому уже исполнилось пять, мама полгода назад попала в тюрьму за воровство. Карманница, связалась с какой-то шайкой. Когда ее поймали на горячем, взяла на себя еще пару преступлений, совершенных главарями банды. Получила за это хорошую сумму и три года тюрьмы. Должна была выйти на свободу к следующим праздникам обеспеченной женщиной. Во всяком случае, так мне сказала одна из воспитательниц. Куба, маленький разбойник, пытался командовать остальными детьми. На мне он тоже пробовал свои силы.

В комнате еще жила Кася, которой было три с половиной годика. Рядом с ней Оля выглядела здоровым и развитым ребенком. Кася не разговаривала, мало ела и пряталась от всех. Отец неизвестен, мать наркоманка, у нее ребенка отобрали сразу после родов. Мать ею не интересовалась, не пыталась забрать из приюта и проведывала раз в год. Однако родительских прав ее не лишили, поэтому отдать Касю на удочерение было невозможно.

Под окном стояла кроватка семилетней Юльки, а рядом спал ее двухлетний братик Николай. Юлька заботилась о нем, как взрослая. Она была для него настоящей матерью – единственной, которую он знал. Их родная мама умерла. Воспитатели говорили, что от кровотечения, когда была беременна третьим ребенком, но еще поговаривали, что это муж ее избил. После смерти матери отец завел новую семью и дети оказались ему не нужны. Он решил их отдать, но дело застряло в суде, потому что отец не хотел о них заботиться, но отказываться от родительских прав тоже не хотел.

У каждого из этих сорока детей была своя ужасная или грустная история. Но самое странное, что свои несчастья они переносили терпеливо и тихо, принимая жизнь такой, как она есть. Взрослые так не умеют…

Через какое-то время после того, как я начала регулярно проведывать Олю и оставаться с ней надолго, директор вызвала меня к себе.

– Аня, мне надо с вами обсудить одно деликатное дело, – начала она разговор и на секунду заколебалась. Вздохнула, указала мне на стул возле своего стола и сама тоже села. – Я понимаю, что вы сочувствуете этим детям. Мы все, когда начинали здесь работать, тоже через это прошли. Вы должны помнить, что Оля здесь ненадолго, что у нее есть вы, и хотя вы не ее родная мать, но она вам не безразлична. Остальные дети тоже нуждаются в ком-то, кто будет о них заботиться. Но этот человек должен будет остаться с ними, а не просто поиграть, пробудить в них надежду, а потом исчезнуть. Я говорю это каждой новой воспитательнице и всем, кто часто посещает наш приют.

Я удивленно смотрела на нее, не понимая, о чем она говорит.

– Мажена, я не хочу давать им никакой надежды. Я не хочу привязываться к этим детям. Конечно, мне их жаль, но я не собираюсь их усыновлять. Мне Оли хватит! Больше мне не потянуть.

Сейчас Мажена смотрела на меня круглыми глазами.

– Не обижайтесь, – продолжила я. – Я всего лишь читаю им по вечерам, но ничего такого. Я читаю Оле, а они слушают. Да, я помогаю воспитателям, но только потому, что мне нечем заняться целыми днями. Что мне еще делать? Сидеть и на Олю любоваться? Извините, не на что. У меня корона не свалится, если я кому-нибудь попку вытру, сопливый нос высморкаю или после еды уберу. Не бойтесь, я не собираюсь привязываться к этим детям.

Мажена слушала меня, и удивление на ее лице уступало место облегчению.

– Мы с Олей здесь ненадолго. Заберу ее, как только смогу, и мы постараемся побыстрее забыть об этом месте, – улыбнулась я. – При всем моем уважении.

– Искренне вам этого желаю.

– А вы напишете мне письмо в суд, какая я хорошая: постоянно приезжаю к Оле, забочусь о ней, ну и все такое? Может, как-то поможет?

– Конечно, напишу и прямо сегодня отошлю судье Карвенскому!

Я подружилась с одной из матерей, о которой слышала, еще когда появилась здесь в первый раз. Мы регулярно встречались в приюте. Мать шестерых детей, без средств к существованию. Муж избивал и ее и детей, они постоянно попадали в больницу. Старших домогался, и сына и дочерей, кто попадался под руку. Однажды, когда уважаемый отец семейства напился до бесчувствия, Божена забрала детей и сбежала из дома. Забрали только самое необходимое, упаковав в школьные портфели, чтобы муж не догадался. Дней через пять до папочки дошло, что они уже не вернутся. Детей отправили в приют, а она оказалась на улице, без жилья и средств к существованию. Уважаемый отец семейства обиделся и не давал им ни гроша, а все их вещи сжег, даже учебники и тетрадки.

Божена приходила каждый день, ближе к вечеру. Кормила и купала младшеньких, помогала старшим с уроками, стирала им вещи, иногда гладила. Как дома! Сама купалась, целовала детей перед сном и куда-то уходила. На следующий день около шести опять возвращалась. В выходные и по праздникам приходила и сидела с детьми с самого утра. Я спрашивала у воспитательниц, куда она ходит. Они точно не знали, но предполагали, что работает, или у нее какой-то мужчина, который не хочет принимать ее детей. Наверное, она где-то жила, потому что не была похожа на бездомную.

Потом Божена мне все сама рассказала. Правда оказалась весьма прозаичной. Она работала: убирала в домах, работала в садах и на стройках, присматривала за стариками, иногда даже милостыню просила. Хваталась за любую работу и откладывала каждый грош. Ночевала где придется: в ночлежках, на вокзалах, стройках, в пустующих домиках на дачных участках. Иногда, неохотно, ночевала у дальних родственников. Они считали, что она совсем опустилась на дно. Она рассчитывала, что через семь, в крайнем случае, десять лет сможет купить скромную однокомнатную квартирку. Тогда ей будет около пятидесяти. Сейчас она выглядела на пятьдесят пять. Двоим старшим дочерям и сыну исполнится восемнадцать, и они сами начнут зарабатывать. Тогда ей будет проще прокормить остальных малышей. Слушая ее планы, я чуть не поседела, хотя думала, уже и седеть-то некуда.

В канун Рождества нам с ней разрешили остаться с детьми. Я проспала всю ночь на кресле в тесной и душной комнате, а утром решила, что слишком стара для таких фокусов. Проснулась с тяжелой головой и чувствовала себя усталой. Все кости болели, а ноги распухли и напоминали два окорока. В первый день праздников я поехала домой и забрала с собой Божену. Оказалось, что у нее есть права, и, несмотря на отсутствие опыта и практики, она отлично справлялась, хотя на дороге во время праздников машин было много. Как мне повезло, что она была за рулем! Нас дважды останавливали полицейские и кривились, потому что документов на машину у нас не было. Им даже в голову не могло прийти, что симпатичная пожилая пани бессовестно обманывает их, жалуясь на склероз.

Между Рождеством и Новым годом я постоянно ездила туда и обратно, иногда брала с собой Божену. Когда она оставалась у меня ночевать, то сама, без единого намека, убирала и помогала мне по хозяйству. Пару раз мы привозили грязные вещи из приюта. Я просто не могла смотреть, как она стирает одежду шести детей в умывальнике. При всем моем уважении, я не верила в эффективность такой стирки.

После Нового года я поехала в суд.

– С Новым годом! С Новым счастьем!

Пани Кристина обрадовалась, увидев меня. Ее улыбка расцвела еще больше, когда она увидела, как я засовываю ей под стол пакетик с подарками.

– Ну что там с моим делом? – спросила я.

– Пока ничего.

– Пани Кристина, но как так можно! Через пару дней будет месяц, как Оля в приюте. Разве судья не должен заботиться об интересах ребенка и его благосостоянии? – продекламировала я заученную фразу.

– Пани Анна, но я тут при чем? Что я могу сделать?

– А судья Карвенский сейчас на месте?

– Нет, он в отпуске до десятого января.

– До десятого января? – Я так и села. Я вдруг почувствовала себя такой старой… Как же я устала! – У меня уже сил нет! – простонала я и уткнулась лицом в ладони.

– Пожалуйста, не отчаивайтесь. Судья вернется, я ему ваше заявление сразу подсуну, и он рассмотрит его в ближайшее время, – утешила меня секретарша.

– А когда?

– Сейчас, сейчас посмотрю, – сказала она, а я подняла голову.

Пани Кристина переворачивала странички в календаре. Одну, две, три, десять. Переворачивала и переворачивала. Так долго! Я опять уткнулась лицом в ладони.

– Пятнадцатого апреля! – радостно воскликнула она. – Вот, есть окошко пятнадцатого апреля. Я сразу его займу, на всякий случай.

Она прямо гордилась собой. А на меня вдруг навалилась усталость.

– Пани Кристина, я не смогу так долго ездить в Торунь. Просто не справлюсь, – сказала ей тихо и почувствовала, как из глаз брызнули слезы.

– Так вы туда каждый день ездите? Безумие какое-то! – сказала секретарша.

– Вы правы. Настоящее безумие.

– Пани Анна. – Она положила руку мне на плечо. Неожиданно для себя я зарыдала еще громче. – Вам надо отдохнуть. Может, кто-то другой сможет проведывать Олю? Вы же себя совсем замучаете.

– Зато все это наконец закончится! – рыдала я, жалея себя, как девчонка.

– Пани Анна, – она сжала мое плечо. – Если вы действительно хотите забрать из приюта и воспитывать эту маленькую девочку, вам понадобится много здоровья и сил. Не стоит их тратить на постоянные поездки в Торунь. Ее там не обидят. Если вы будете приезжать к ней раз в два или три дня, это не значит, что вы ее бросили!

Она замолчала, но руку с плеча не убрала и даже положила вторую. Мы немного посидели так, пока не зазвонил телефон.

– Извините. – Она отошла от меня и взяла трубку.

Пока она разговаривала, я собралась с силами, вытерла лицо руками, расправила юбку и встала.

– Спасибо вам большое! До свидания, – попрощалась я, когда пани Кристина положила трубку и вышла.

В коридоре я села на скамейку, чтобы привести в порядок мысли. Оперлась головой о стену и уставилась на табличку, висевшую напротив. Сначала просто так смотрела, потом начала читать названия отделов, номера кабинетов, фамилии и должности. Вдруг мой взгляд задержался на одной надписи: «Председатель районного суда, судья Цезарий Юлиуш, каб. 13». Председатель? Наверное, самый главный тут. Босс боссов! Может, он-то мне и нужен? Юлиуш. Знакомая фамилия. Ох, я ее уже слышала…

– Пани Кристина, а как мне попасть к председателю суда? – завопила я, вбегая в канцелярию.

– К председателю? Вам нужен судья Юлиуш? – спросила секретарша, застигнутая врасплох и испуганная моим наглым вторжением в ее королевство.

– Да, наверное, он важная личность! Может, он поможет. Может, назначит срок рассмотрения пораньше, – говорила я с энтузиазмом.

– Не думаю, – ответила она со странным выражением лица. Вид у нее был, словно жабу глотнула или горькое лекарство.

– А он сейчас на месте?

– Нет, но будет завтра. У него заседание закончится в два, но я бы посоветовала вам сначала обсудить это со своим адвокатом.

Я разозлилась на нее – ведь обещала же помочь!

– Я приду завтра.

Глава 36

В ту ночь я так и не уснула. Но решила, что должна попытаться. Председатель суда был моим ковчегом, Святым Граалем и волшебной палочкой в одном лице. Я чувствовала, что если он не поможет, то уже никто не поможет. И плюс его фамилия. Где-то я ее слышала, точно слышала… Может, я лечила кого-то из его семьи?

В час я уже сидела в коридоре у кабинета номер тринадцать и ждала. В четверть второго подошел элегантный мужчина в мантии с фиолетовым галстуком, или как он там называется.

– Вы ко мне? – спросил он с приятной улыбкой. Он оказался привлекательным мужчиной лет сорока в самом расцвете сил. Судя по пышным волосам с проседью, мясистому рту и гладко выбритым щекам – кобелина еще тот.

– Да, конечно, к вам.

Я зашла в кабинет и кратко изложила ему суть своего дела. Судья Юлиуш внимательно выслушал и пообещал помочь. Он был просто очарователен. Записал мои данные, данные Оли и имя моего адвоката. Сказал, что ему понадобится пара дней, чтобы ознакомиться с материалами дела. Я, конечно, согласилась. Мы договорились встретиться в понедельник. Следующие три дня я могла провести с Олей.

В понедельник в назначенный час я ждала у кабинета. Председатель опоздал на тридцать минут и был чем-то недоволен.

– К сожалению, у меня не было времени ознакомиться с материалами вашего дела. Приходите завтра! – сказал он и захлопнул дверь у меня перед носом. Даже в кабинет не пригласил.

Во вторник я опять сидела под дверью с номером тринадцать, но все закончилось так же, как вчера.

– Этот мужик меня игнорирует! – вечером пожаловалась я Басе.

– Как там его зовут? – спросила она, поворачиваясь ко мне. Стояла у плиты и стряпала что-то, что пахло просто божественно.

– Юлиуш. Солтисова слышала? – обратилась я к ней, как принято у нас в селе.

– Юлиуш? – она немного подумала. – А, слышала. Он на местные выборы идет. Очень амбициозный мужик. Бургомистром хочет стать. Народ говорит – крепкий орешек. Но я его лично не знаю, потому ничего сказать не могу. Извини.

– Вы и так мне помогли! Спасибо за обед! И за все остальное!

С утра пораньше, разозленная как бык на корриде, я стояла под кабинетом пана судьи. Около двенадцати судья Юлиуш появился в коридоре. Когда увидел меня, повернулся и попытался сбежать. Я помчалась за ним.

– Ваша честь! – вопила на весь коридор. – Пан председатель!

Наконец он понял, что шансов у него нет, и остановился.

– Прошу в мой кабинет! – проворчал он со злостью. Развернулся и широким шагом пошагал туда, откуда пришел, даже не оглянувшись.

– Пан судья, вы прочитали мое дело? – спросила я, несмело опустившись на стул в его кабинете.

– Да, прочитал. Вашим делом занимается судья Карвенский, вот и обращайтесь к нему, лучше через своего адвоката, – сказал он тоном, не располагающим к дальнейшему разговору, и расселся в своем судейском кресле.

– Да, но в интересах ребенка, который вместо того, чтобы жить у близкого ей человека, находится в приюте, я прошу ускорить рассмотрение нашего дела. Согласно Семейному кодексу, интересы ребенка всегда стоят на первом месте, и назначение официального опекуна должно происходить в кратчайшие сроки, – выпалила я на одном дыхании. В последние дни у меня появилось немного свободного времени, вот я по вечерам и повышала квалификацию.

– О, а пани, оказывается, крутой адвокат! Может, вы меня замените на моем посту, а я в отпуск пойду, отдохну немного? Ну как, пани доктор? – спросил он, выплевывая слова мне в лицо.

– Вы меня знаете? – машинально спросила я, ужасно удивленная.

Я не могла понять, если он меня знает как врача, то откуда эта неожиданная неприязнь? Мне показалось, что передо мной сидит совсем другой человек – не тот, с кем я разговаривала несколько дней назад.

– Прочитал ваши документы, поспрашивал. Вы же меня сами о том просили.

– Если вы читали мое дело, то, пожалуйста, помогите. Есть ли возможность вынести решение побыстрее? Вот у меня письмо от директора приюта, которая подтверждает, что я забочусь об Оле, регулярно ее проведываю и заинтересована в том, чтобы у этого ребенка все было хорошо. Похожие письма могут предоставить доктор Кульчинская и доктор Бжозовска.

– Ага, одна из них дочка вашей бывшей пациентки, а вторая – подруга, которой вы большую сумму денег в долг давали. А третья вообще психиатр, которая вас от алкоголизма лечит. Поздравляю! Ваши свидетели заслуживают доверия! Зато у меня есть рапорты полицейских, где написано, что вы в состоянии алкогольного опьянения подвергали опасности жизнь ребенка. Тут и вождение машины в нетрезвом состоянии и без прав, нападение на куратора и полицейских с ножом, ну и еще парочка интересных случаев. Мне продолжать? – спросил он, глядя на меня глазами василиска.

Я окаменела, но мои старые нервные клетки работали в полную силу. Мелкие осколки в памяти начали складываться в единую картину. Адреналин хлынул в кровь, сердце билось быстро, но равномерно. Да, это определенно должен быть он.

– Я тут вспомнила, что тоже вас знаю. Не лично, но наслышана. Несколько лет тому назад, – начала я свою историю, глядя прямо ему в глаза, и увидела, как они потемнели, а лицо, наоборот, побледнело, – нам в больницу привезли девушку, а потом, через какое-то время, еще двоих. У них были похожие повреждения. Никогда еще в наших краях с таким не сталкивалась, потому я хорошо все запомнила. Глубокие раны и кровоподтеки на половых органах. Девушкам было лет по восемнадцать-двадцать, очень симпатичные. Рассказывали о молодом, красивом и амбициозном юристе, который хотел жениться и любил острые ощущения. Девушки просили не передавать дело в полицию, твердили, что все происходило по взаимному согласию. Ничего особенного, просто грубый секс. Правда? – Я наклонилась над столом и приблизила свое лицо к лицу судьи.

Он не шевелился и смотрел прямо на меня. Не сказал ни слова, не перебил меня, только бледные щеки постепенно становились пурпурными. Я продолжила свои воспоминания:

– Однажды к нам привезли девушку в очень тяжелом состоянии. Помимо обычных повреждений, у нее был разорван свод влагалища и маточные связки. Видимо, в ход пошли какие-то предметы. При всем моем уважении, – сказала я со злорадной улыбкой, – ни у одного мужчины такого орудия нет. Девушке не повезло, ей требовалась срочная операция. В те времена для премедикации использовались препараты на основе дурмана. Сейчас их называют «сыворотка правды», а мы тогда говорили «Глупый Ясь». Девушка разговорилась, потом уснула. А мы узнали и подробности, и фамилию. У девушки действительно были большие проблемы, потому что детей она иметь уже не могла. Дело отправили прокурору, но почему-то его быстро замяли. Дело, конечно, давнее, но хорошей рекламы оно никому не сделает. Особенно людям на высоких постах, – закончила я свою речь и, выдохнув остатки воздуха из легких, откинулась на спинку стула.

Судья Цезарий Юлиуш молчал. На его лице застыла дурацкая улыбка, которая лишь несколько минут назад была высокомерной, а теперь казалась жалкой. По его глазам я видела, как он обдумывает ситуацию, подсчитывает и анализирует последствия. Через некоторое время он тоже выдохнул воздух из легких и ответил мне ледяным тоном:

– Я тоже помню дело, которое замяли. Одна пани доктор оперировала пациентку. Здоровая женщина умерла на операционном столе. Ходили слухи, что перед операцией пани доктор выпивала со своим любовником, который ей ассистировал. Поговаривали о врачебной ошибке, но вы же знаете, что ни один врач не будет свидетельствовать против своего коллеги. Ко всему прочему, пациентка была близкой родственницей пани доктора.

Некоторое время мы сидели, глядя друг на друга. Вспоминалась мелодия из вестерна «Ровно в полдень», и я почти слышала шум ветра над прериями.

– Хорошо, – сказала я наконец, – один-один. Вот только мне нечего терять. Как вы только что сказали, я старая баба с дурными привычками. Мне остается только упиться насмерть от позора, а пан, как я слышала, хочет стать бургомистром. Вроде как шансы у него хорошие.

Когда я договорила, то поняла, что выиграла. Почувствовала, как на меня навалилась ужасная усталость. Боялась, сил не хватит даже на то, чтобы встать и выйти.

– Приходите в пятницу. Я скажу, что вам дальше делать, – проворчал он, вставая из-за стола.

Через мгновение в кабинете его уже не было. Громко хлопнула дверь с номером тринадцать. Я была ему за это ужасно благодарна, потому что могла хоть немного посидеть и собраться с силами. Не знаю, как мне удалось добраться до стоянки, сесть в машину и доехать до дома.

Весь следующий день я провела в кровати. Уговорила Басю проведать Олю. В пятницу, прямо с утра, с тяжелым сердцем я поехала в суд. Судью Юлиуша видеть не хотелось.

– Пани Слабковска, вы понимаете, что ситуация безнадежная, правда? – начал он со злобной ухмылкой, даже не поздоровавшись. Видимо, ему тоже не хотелось со мной разговаривать. – В вашем возрасте и при вашем образе жизни никто не решится назначить вас опекуном этого ребенка. Ни один нормальный судья на это не согласится.

– Но вы же не совсем обычный судья, правда, пан председатель? – ответила ему с такой же злорадной ухмылкой.

– Это будет не дешево.

– Сколько? – перебила я его.

– И не так быстро. Думаю, через месяц, в крайнем случае, через два вы сможете забрать ребенка домой. Решение по вашему вопросу будет вынесено до конца мая.

– Что значит, решение? – опять перебила я его.

– Назначим вас опекуном малолетней… – он на секунду замолчал, чтобы заглянуть в хорошо мне знакомую папку, – Александры Урбаник, без необходимости постоянного кураторского надзора.

– Сколько? – повторила я вопрос.

– Сорок.

– Сорок чего? – спросила я, застигнутая врасплох, не понимая, о чем речь.

– Тысяч.

– Что?! – завопила я, срываясь со стула.

– Это все, что я хотел вам сегодня сказать. В понедельник утром позвоните мне, скажете, начинаем мы процесс или нет, – сообщил он мне и, как обычно, вышел из кабинета, не попрощавшись. Я тяжело повалилась на стул.

Странно, что я не села мимо, потому что в глазах вдруг потемнело. Сорок тысяч я никогда в жизни в руках не держала. Да я за год столько не получала! Даже моя машина столько не стоила!

Я вышла из здания суда с жутким головокружением. С утра планировала, что после встречи с судьей поеду к Оле, хотя бы на пару часиков, но когда села за руль, поняла, что не в состоянии куда-то ехать. У меня оставалось два с половиной дня, чтобы принять решение. Слишком мало!

Я была в ярости, когда ехала домой. Чертовски сильно хотелось напиться. Напиться до беспамятства. Я проглотила двойную порцию лекарств, которые мне пани Рената прописала, и пошла спать. Вечером проснулась и сразу позвонила Магде и Роберту. К счастью, трубку взял мой зять.

– Роберт, мне нужна помощь. То есть не мне, а Оле, – начала я. – Есть шанс решить вопрос с опекунством раз и навсегда и быстро забрать ее из приюта.

– Отлично, Аня! Хорошие новости!

– Нет, мои дорогие, это не хорошие новости. Дослушай меня до конца, – перебила я его. – Это будет стоить сорок тысяч злотых.

В трубке воцарилась тишина.

– Аня, извини, я не понял, – через минуту заявил мой зять.

– Чего ты не понял? – Я уже начинала злиться. Разговор и так был неприятный, а Роберт еще и тупил.

– Как это? Какие сорок тысяч? Ведь дело в суде? Ты о чем?

– Это я о чем?! – рявкнула я в трубку.

Вся злость, которая копилась во мне последние дни: на гада председателя, на всю эту ситуацию, на Олю и на саму себя, начала выплескиваться. Мне казалось, что она вытекала изо рта, из носа, из ушей и из всех пор моего тела.

– Я о неделях, месяцах нервотрепки, борьбы и стрессов! О том, что вы бросили меня с Олей, о вашем безразличии и равнодушии. Скинули это дело на меня и считаете, что все в порядке?! Я о том, что моей сестре наплевать на собственную внучку. Ты притворяешься, что не понимаешь? Не видишь? Я каждый день езжу в тот чертов Торунь, а если не еду, то торчу в суде, пресмыкаюсь перед каждым, кто может мне помочь вытащить Олю из этого кошмарного места. Чтобы она туда больше никогда не вернулась! – Я остановилась, чтобы набрать в легкие воздуха, и тут на меня навалилась дикая усталость. Тело сводило судорогами, и я вся тряслась, как загнанный заяц. – Знаешь что, Роберт. Я не хочу с тобой разговаривать. Обсудите это с Магдой, и перезвони мне завтра вечером. У меня время до понедельника, – проворчала я и швырнула трубку.