Текст книги "Здравствуйте. Я – любовница вашего мужа"

Яна молчит. Обдумывает способ.

– Только учти, что в этом случае ты будешь дрянью отменной. Ты будешь медленно и верно доводить незнакомого тебе человека до нервного срыва, она перестанет спать, перестанет есть, начнет кидаться собакой бешеной по каждому поводу, будет уродовать не только свой брак, но и психику своих детей…

Яна недовольно пыхтит. Издаёт протестующие звуки. Этот способ ей тоже не нравится.

Ну, и последний вариант. Самый мирный. Роди ему ребёнка.

Однажды, будучи под действием алкоголя, он спросил у нее, готова ли она забеременеть. Яна замялась, хотя уже сто раз между нами эта готовность обговаривалась, и пропустила момент. Теперь – по уму – надо вернуть его к тому разговору. Пусть это будет первым шагом к изменению ситуации. Но Яна боится шагать. Ситуация остается неизменной.

В моей голове закончились варианты и способы. Все они рассмотрены и выброшены на помойку. Ну, может быть, за исключением рождения ребёнка нам ничего не подходит. Мы – высокоморальные барышни. И хотим, чтобы нам самим от самих себя противно не было. Мы никому не будем стрелять в голову, ни по кому не будем палить из пушки, и ставить подленькие подножки тоже отказываемся. И Яне, и мне это ясно.

«Подножки – удел карликов» – сказал Станислав Ежи Лец, а мы с Яной себя карликами не считаем.

Просто надо как-то создавать перспективу, рисовать иллюзию счастливого завтра, потому, что если знаешь, что впереди – крах, хочется броситься под поезд.

– Янка, – кричу я ей в трубку, – не падай духом! Вон Наоми Кэмбел увела миллиардера Доронина из семьи, а Доронин – это тебе не просто так! Жена ни за какие коврижки его не отдала бы! Значит, они всё-таки уходят! Сами! Значит, и у тебя есть шанс!

Шанс – это всегда дыхание, шанс – это пространство для жизни.

Я сама на шансы не рассчитываю. Я любимого через два месяца домой провожаю. Через два месяца у меня любимого не будет.

***

Когда я слышу от кого-нибудь фразу вроде «Боже, скорей бы уж лето!», мне хочется кричать: «Не подгоняйте время! Не крадите его у меня! Пусть дни будут длинными, а зима – долгой…» Я не хочу ваших перемен.

История одного ухода

У Яны есть подруга со школьных времен Оля. Оля – хрупкая девочка, с тонкой костью и большими глазами – закрутила роман с женатым мужчиной. Вернее, закрутила не она, а женатый мужчина.

Они познакомились по работе, он был клиентом компании, в которой работает Оля, или пытался сотрудничать, я точно не помню. Увидел Олю и потерял голову.

Но голову потерял по-умному: проявив удивительную выдержку, выработал целую систему захвата. Будучи совсем не красавцем, но обладая незаурядным интеллектом, обаянием, и силой воли, он прежде всего стал Оле другом. Более того, он стал необходимым другом. Поверенным её сердечных тайн, которому всё-всё можно рассказать.

Ни на чем не настаивая, довольствуясь детскими поцелуями в щеку, он приучил Олю к мысли, что в любой момент она может рассчитывать на его помощь. Даже в самых мелочах. Начиная с того, где найти лучшего врача для бабушки, заканчивая вопросом, как скоротать время, если не приехала на встречу подружка. При этом наличие жены и пятилетней дочки этой дружбе никак не мешало.

Дружба закончилась в тот момент, когда спустя полгода Женя признался Оле в любви. И Оля после этого признания, проплакав всю ночь от раздирающих ее противоречий, поняла, что влюбилась сама.

Дальше начался роман. Сумбурный, дёрганый, но очень страстный.

Через год Оля поняла, что больше не может быть женщиной по ту сторону морали.

Не хочет жить двойными стандартами, а хочет свою семью и своего ребёнка. И чтобы не было стыдно за это перед людьми.

Оля сказала Жене, что больше не может быть его любовницей, пока он остается женат.

Женя взял себе месяц на размышление.

Месяц они не встречались.

Целый месяц Оля сходила с ума от неизвестности: бросил ли её Женя, или все-таки будет с ней. Не ела, худела, стала совсем прозрачной.

Через месяц – день в день, ровно в установленную дату – Женя позвонил. Сказал, что всё решил, он уходит из дома.

Они встретились в кафе. Держась за руки, признались друг другу как ужасно, как трудно прожили этот месяц, и решили никогда больше не расставаться.

Женя дал Оле деньги и попросил подобрать им съёмную квартиру, где они будут жить счастливо и дружно. Сам же пообещал все рассказать жене и приехать к Оле свободным мужчиной. Договорились увидеться следующим вечером.

Весь день Оля потратила на переговоры с агентами. Квартира нашлась, в ней было всё для красивой и уютной жизни, осталось только, чтобы её посмотрел и одобрил Женя.

Женя позвонил утром и сказал, что поговорил с женой.

Он сообщил ей, что вот уже год он любит женщину по имени Оля и принял решение отныне жить с ней. Тем не менее, дочка не должна страдать от того, что её родители расстаются, он всегда будет для неё папой, и чуть позже, когда всё уляжется, они договорятся о времени, на которое он будет забирать её к себе.

Жена плакала. Кричала. Обвиняла его в предательстве. Умоляла не уходить. Проклинала. Потом опять плакала. Но ни разу не использовала дочку в качестве шантажного аргумента. Права Жени на участие в жизни ребёнка ни на секунду не подвергались сомнению.

Женя наскоро собрал чемодан и ушёл из квартиры.

Потом он позвонил Оле. Сказал, что всё в порядке, теперь он будет с ней.

Оля поехала в ту квартиру, где они скоро будут жить вместе, если квартира Жене понравится. Оля не сомневалась в этом, потому что квартира была замечательной.

В восемь вечера, как они договаривались, Женя не приехал. Не приехал он и в девять. И в десять часов его тоже не было. Телефон его не отвечал или находился вне зоны действия сети.

В десять часов Оля отдала ключи не увиденной Женей квартиры агенту и отправилась домой. По пути она позвонила Яне и попросила приехать.

Когда Яна её увидела, то всерьез растерялась. Оля в слезах кружила по маленькой кухне, заламывая от отчаяния руки, и твердила только о том, что Женя её бросил. Перепуганная насмерть поведением дочки Олина мама Яне страшно обрадовалась.

Яна просидела с плачущей Олей всю ночь. В двенадцать позвонил Женя. Он сказал, что, уйдя от жены, не поехал на работу, а весь день бродил по городу, не зная, куда ему деться. Он всё обдумал, всё взвесил, ему очень жаль. Но он понял, что не может уйти. Не может оставить дочку. Всё что угодно, говорил Женя, но только он не может бросить ребенка. Он очень любит Олю. Оля – самое светлое и чистое, что было в его жизни. Он понимает, какую страшную боль он ей причиняет. И понимает, что ему нет прощения. Но он очень любит свою дочку. И останется с ней.

Больше они не встречались.

Через год Женя развелся. Жена не смогла простить его предательства, полгода они мучились друг с другом, пытаясь забыть о случившемся, а потом она встретила другого мужчину, поверила ему и ушла вместе с дочкой от Жени.

Женя переживал очень сильно. Он навел у Яны справки об Оле и узнал, что Оля ждёт ребенка от своего давнего приятеля, знакомого по детскому лагерю, который не растерялся и оказался рядом в важную для Оли минуту.

Сам Женя, промаявшись в одиночестве еще около года, встретил сумасбродную девицу, закатывающую скандалы, телефонные истерики и сцены ревности, но прилипшую к нему так крепко, что избавиться от неё оказалось невозможным. Проще было оставить рядом. Он и оставил. Девица, не растерявшись, забеременела, рассорила Женю с его старыми друзьями и вышла за него замуж. Собственно, так заканчивается история романа Иры и Жени, и начинаются три новые истории.

Добавить хочется последнее. С дочкой Женю никогда не разлучали, подросшая Полина с комфортом курсирует между домами обоих родителей, получая от каждого повышенное внимание, вероятно по причине чувства вины, которые испытывают оба за то, что оставили девочку без полноценной семьи. Полина купается в помноженных надвое любви и заботе и чувствует себя абсолютно счастливым ребёнком.

Я тебя люблю

Я хочу лежать, прислонившись щекой к твоему животу.

Просто лежать рядом. Наверху – сердце, твои чувства, твоя радость, твои обиды, твоя боль. Внизу – твоя любовь ко мне. Посредине – живот – твоя жизнь, её центр. Я хочу лежать, прислонившись щекой к твоему животу.

Я не могу с тобой рядом спать. Вообще. Я лежу почти всю ночь без сна, иногда накрываемая дремотной дымкой. Звуки будильника для меня – спасение.

Ты тоже долго не спишь.

Все мои мужчины до тебя – не имели с этим проблем. Они поворачивались на бок, прижимали меня к себе, и через минуту дышали мне в ухо спокойным здоровым сном. Ты рядом со мной спишь трудно. Я это знаю, я это слышу. Мы с тобой – такие разные, зачастую противоположные, в чём-то оказываемся похожими. В чуткости к другому полю. К эмоциональной переполненности. К электричеству, которым заряжен воздух.

Я лежу к тебе спиной, с закрытыми глазами, спрятавшись в подушку, чувствую твою руку на плече, и повторяю про себя: как же я тебя люблю, как я люблю тебя, пусть у тебя всё будет хорошо, Господи, помоги ему, пусть у него всё будет хорошо… Ты не можешь заснуть, когда рядом пульсирует такой источник энергии, и я насильно глушу свои мысли: не думай, не думай, молчи, дай человеку поспать, он так устаёт…

И тогда ты засыпаешь.

Я думаю о том, как же хорошо, что Иван Кузнецов кинул меня через колено. Пойти спасибо ему что ли сказать?

Ведь если бы не кинул, если бы, не дай Бог, решил бы оставить подле себя, параллельно с женой, ведь осталась бы! И мучилась бы как последняя дура. И не было бы у меня никакого любимого. С которым мучаюсь, как последняя дура.

Но не испытала бы я всё это полноводье чувств – от эмоциональной эйфории до физического ощущения полноты бытия. Ибо кто такой Иван Кузнецов против моего любимого? Пацан желторотый. А если бы не зацепил меня Ваня примитивными своими уловками врождённого ловеласа, я не ушла бы из театра. И снова – не было бы любимого. Потому как – не той мой любимый наружности и возрастной категории, чтобы роман с ним крутить на работе, забыв обо всём и обо всех. Не хватило бы у него на меня аргументов. Только в подбитом состоянии, в котором я находилась после Ивана, можно было меня в тот момент получить.

Спасибо тебе, Ваня, что кинул меня через колено.

Мне тебя не надо больше – истина в пяти словах

Я знала, что она приедет в Петербург. У неё здесь – съёмки на месяц. У моего любимого рядом с ней – два съёмочных дня.

Смешно мне заморачиваться по этому поводу: она ведь москвичка, они в любой момент могут встретиться, им для этого не нужен Питер… И всё же, и всё же…

Он сказал мне о ней, когда мы ссорились. Лепили в сообщениях по морде друг другу чем придется. Я ему – про Кузнецова, он мне – про Эльзу Бриус. «За-за? О, За-зу не трогай, За-за – моя давняя подружка!»

Меня передернуло от За-зы сразу и навсегда.

Они снимались вместе в одном фильме, играли любовь.

Она – красивая, ничего не скажешь. Вернее, не так: она не столько красива, сколько индивидуальна. В ней есть порода. И стиль. И шарм. А еще – этот чёртовы интонации, которые делают ее умопомрачительной. Не уверена, есть ли в ней мозги – в той степени, в какой мне это интересно, но это в данном контексте – не важно. Она – известная актриса. Единственное поверхностное моё преимущество перед ней – возраст. Она меня старше на 16 лет.

Янка смеётся: куда ей, старушке, с тобою тягаться?

Дело не в возрасте. Хотя, с каждым годом, я все больше убеждаюсь, что дело в нём…

Я бы в принципе поспорила на тему кто кого. Она – известная актриса – лет двадцать уже снимается у лучших режиссёров нашего кино. И что? Я – никому неизвестный сценарист. От этого – меня во мне меньше не становится. Так что – посади нас друг напротив друга – ещё, быть может, вовсе и не возраст сыграет…

Не важно. Я ревную, как сумасшедшая, понимая, что Эльза – девушка довольно свободных нравов, несмотря на внешнюю сдержанность, и приближающийся полувековой юбилей… У неё с моим любимым – есть, что вспомнить… Выглядит она, кстати, прекрасно.

Я думаю: какого чёрта? Ко всем моим проблемам – жене и двум детям – еще и по этому поводу заморачиваться? И всё-таки заморачиваюсь.

Я знаю день, когда они снимаются вместе. Он молчит в этот день. Молчит вечером, молчит утром, хотя вот он, рядом, в Петербурге. Что же ты молчишь?

Потом смс-ка, слово за слово, я сама упоминаю её имя. Он уводит разговор в сторону. Я – нервничая – прошу уточнения. Он отвечает: а что такого? За-за – моя давняя подружка, всё нормально. Я – в открытую – ты с ней сегодня дружил? Он отшучивается: я с ней всегда дружу, и сегодня, и завтра, никогда от друзей не отказываюсь…

Вот так, прямым текстом, наотмашь. Не прибавить, не убавить. И сегодня, и завтра…

Он что-то пишет ещё, я не отвечаю.

У меня резко, в один момент заболела голова: он сейчас с ней. Голые любовники, старые друзья, старые любовники, голые друзья, валяются в постели, он показывает ей мою фотку: смотри, какая у меня сейчас девочка… Она хохочет: ничего себе такая… Он: давай-ка ей сейчас напишем, может, она к нам приедет, повеселимся втроём…

Мир вокруг стал отвратительным до рвоты.

Прошли сутки.

Утром приходит сообщение:

«Ну ты как?»

«Знаешь, – отвечаю ему, – я решила уступить тебя Зазе. Надеюсь, когда мне стукнет полтинник, какая-нибудь молодая девица тоже уступит мне хорошего любовника»

Вот так, прямым текстом, наотмашь.

«Ну-ну. Сколько юмора и размаха! А глубина-то какая, непостижимая!» – приходит ответ.

Какая глубина? Какой юмор?

Просто я не могу быть с тобой после неё, мне отвратительно.

Я не ответила.

Я уехала с подружкой Олесей в кино. Мы много смеялись, познакомились в кафе с какими-то мальчишками, едва не опоздали на сеанс, смотрели хороший фильм, отправились есть суши, разошлись к полуночи.

Каждую единицу текущего времени где-то внутри, в районе солнечного сплетения, трепетал холодок: «Вот и всё. Я с ним рассталась. Вот и всё».

Я жила с этой мыслью, я с ней смеялась, говорила на разные темы, запивала ее вином, заглушала хохочущей компанией. Но холодок существовал отдельно от всего, оставаясь не растопимым никаким весельем.

И Яне, и Ане я запретила о нём говорить. Спрашивать, как у нас с ним дела, и прочее. Удалить из памяти, вычеркнуть.

Лучший способ себя заглушить – поменять обстановку. Скрыться в непривычной среде. Разменять себя на новые впечатления.

Я собралась в Индию. Проблема встала за одним: мне не с кем лететь. Так как мысль об отъезде зажглась во мне внезапно, показавшись единственно верным путём спасения, то окружающие оказались к ней слегка не готовы, не взяли отпуска к требуемой дате, не заготовили панамки.

– Ничего! – сказала я. – Я найду себе подружку через интернет!

И поместила анкету на соответствующем сайте: мол, собираюсь в Индию, ищу попутчицу, веселую, адекватную, лёгкую на подъем. Попутчицы не нашлось, зато обнаружилась целая вереница потенциальных попутчиков. Все желали моего общества в Индии: один красочно расписывал варианты маршрутов, другой бил себя в грудь, предлагая оплатить все расходы, третий скромно обещал, что с ним не соскучишься.

На такой экстрим я оказалась не готова даже в своём отчаянном состоянии.

Меня заинтересовала группа тридцатилетних парней и девушек, человек двадцать, которые летают в Индию дикарями не первый год, создают лагеря и живут на свободе, независимые от социальных условностей. Такой опыт показался мне интересным, по крайней мере, он давал шансы на то, что кардинальная смена обстановки, людей и образа жизни вышибет из меня мое несчастье с треском.

Сам себе режиссёр, психиатр и реаниматор, я недолго разбиралась с очевидным диагнозом и назначила себе шоковую терапию как единственно возможный вариант лечения.

Уже велась переписка, назывались даты, цены, поголовно расписывался состав участников.

***

У подружки Олеси случился день рождения. Свои двадцать пять она праздновала с размахом, в известном клубе, с приглашёнными друзьями-музыкантами. Вечер обещал быть интересным.

Я стояла под душем, когда неожиданно подумалось: сегодня он мне напишет. Выйдя из ванной, обмотанная полотенцем, я почти не удивилась, когда увидела в своем телефоне его сообщение.

«Ну что там у тебя нового, Катишь?»

Сердце выпрыгнуло из груди, облетело круг по комнате и вернулось обратно.

«Пытаюсь про тебя забыть…»

Прошло пять минут.

«Смело!.))) А че эт ты вдруг-то?»

«Это не я вдруг, это ты вдруг».

«Ну, это понятно… Всегда одно и то ж – кто виноват, известно!.)) как процесс забытья, успешен, коварная?»

Нет, милый, так легко, через шуточки-прибауточки, ты с темы не съедешь. Я за неделю два килограмма на нервах потеряла, а ты думаешь, что мы с тобой сейчас посмеёмся и забудем, что ты спишь с Эльзой Бриус. Нет.

«Все очень просто: мне больно. Я не хочу, чтобы мне было больно».

«И я не хочу!.. Чего ты там болеешь??!»

Я писала ответ на это сообщение семь минут. Писала и стирала, писала и стирала. От точности формулировок сейчас зависело очень многое.

«Я говорила не раз, что мне больно, если ты развлекаешься со старыми подружками. Ну, не блядская у меня натура, прости! И ты, зная это, врезал по мне. Кесарю кесарево».

«Чего врезал?)))»

Продолжаем играть в непонятки. Ну, а что собственно, еще остаётся?

«С размахом»

«?.. Загадки строить бум?.. Ты о чем?»

Бесишь. Вот честное слово, бесишь. Хватит под дурака косить.

«Я говорю про Эльзу Бриус»

«А чего Заза тебе, и что ты ей?. а, Гекуба?.. не, если не хошь, не гри, как хошь – просто интересно ж!..»

Ты думаешь, меня не хватит на конкретику? Меня хватит.

«Я не могу быть с тобой, если ты спишь с „Зазой“ или другими своими подругами. Мне плохо от этого».

Думает сорок восемь минут. А я одеваюсь, крашусь, укладываю волосы и схожу с ума от ожидания.

Возможные варианты ответа: «Не можешь – не будь», «Я сплю, с кем хочу», «Если плохо – иди к доктору» и так далее…

Выхожу из дома, иду по улице, тишина. Захожу в метро, встаю на эскалатор, из сумки раздается звук входящего сообщения.

Вот каждый раз в такие моменты, когда разбор полётов идет на полную, я жду-жду-жду от него ответа, а когда он приходит, то боюсь открывать сообщение, потому что понимаю: то, что там написано, может в корне изменить не только наши с ним отношения, но и моё отношение к нему. Я очень боюсь этого.

Я медлю, и говорю ему мысленно: вот то, что ты мне сейчас напишешь, решит нашу с тобой общую судьбу. Напиши мне, пожалуйста, напиши мне правильный ответ, не сваляй сейчас дурака, будь умным, это так важно…

Открываю.

«Ааа!!. Так ты… Ты правда думаешь, что я могу тебе, женщине, рассказывать о других женщинах??? Да не дождесся!))) Это кто ж еще дитя-то после этого!.»

Всё. Ты молодец. Всё позади, мы справились с этим.

«То есть, ты таким образом издеваешься, видя, как я болезненно реагирую? Я-то с тобой всерьез прощаюсь…»

И сразу же еще, вдогонку:

«Я тут худею от стрессов и неизвестно с кем в Индию собралась, а ты развлекаешься?..»

Ответ приходит через час, когда вокруг меня уже шумит музыка, официанты разносят напитки, а подружка Олеся знакомит меня со своими друзьями…

«Я??? Я думал, ты развлекаешься ж!!.) Но в Индию надо, надо… ПОРА!»

Я не стала отвечать. Я поняла, что на этот раз мы снова выкарабкались.

***

Через неделю мне рассказали знакомые, что у Эльзы Бриус роман с молодым питерским режиссёром. Соответственно, сделала я выводы, мой любимый ей не нужен.

И успокоилась на её счет.

Не надо на мне жениться

Из-за чего собственно поднялась буря? Из-за неумения общаться.

У моего любимого большие проблемы с выстраиванием отношений. Будучи семнадцать лет в законном браке (как там происходит общение, я даже думать не хочу), и имея внушительный ряд коротких интрижек на стороне, мой любимый выработал целую систему защиты от покушения на личностный суверенитет. Чтобы не дай бог девушка не возомнила лишнего, не придумала себе, что вот он сейчас все бросит и пойдет на ней жениться. Шаг влево – предупреждающе звенит колокольчик, шаг вправо – поцарапаешься о колючую проволоку.

Я понимаю, что вся эта многоуровневая оборона выставлена не на пустом месте, были прецеденты со стороны женского пола, и не раз, угрожающие семейному благополучию. Мой любимый, «пельмень скользкий», по его же точному определению, выскальзывает из рук в самый опасный момент и очень этим гордится. Поэтому все отношения выстроены на то, чтобы момент этот почувствовать заранее и приготовиться к финальному прыжку. Разработана целая метода.

Кидая все силы на баррикаду, которую я не атакую, он совершенно не способен к диалогу, не умеет в нём существовать. Не умеет разбирать проблему, не умеет высказываться, объяснять, формулировать. Я понимаю, насколько ущербно то, что между нами происходит. Мы не можем договориться о самом простом. Недосказанное принимается превратно, слово за слово, и каждый несётся с бешеной скоростью по собственному водовороту обид, не слыша другого, не в состоянии остановиться и погасить разгорающийся конфликт.

Я пытаюсь достучаться до него: не надо на мне жениться, живи себе счастливо с женою и детьми, никто не покушается на твой мир и твою свободу, если она не замешена на блядстве.

Если ты хочешь спать одновременно с разными женщинами, тогда просто не трогай меня. Иди себе неторопливо отдельным от меня путем.

Если ты хочешь быть со мной, будь собой, если ты любишь, то люби, не обижай меня, разгони мои страхи и помоги быть счастливой с тобой рядом, пускай, это будет так недолго.

Он пугается, я всё время нарушаю этот установленный им уровень допустимого, все эти «люблю» – которые я отвоёвываю себе как право, нервируют и волнуют. Я затрагиваю струны, о существовании которых он забыл давно, стенка неприкосновенности, возводимая между нами, идет большими трещинами.

Он пугается, и от страха не слышит меня.

***

Зачем мне это всё нужно?

Я его люблю.