Текст книги "Здравствуйте. Я – любовница вашего мужа"

Серый день

Следующий день – снова кино. Серое, совдеповское, опять без звука.

Ездила в офис, забирать путевку в Италию. Было удивительно, что двигаюсь как-то, сама по себе, без усилий особенных, ноги идут по дороге, точно ничего не произошло, еду в маршрутке, только на людей не могу смотреть, приезжаю в офис, говорю что-то, улыбаюсь, кажется, даже шучу, забираю путевку, выхожу, подходит троллейбус, сто лет не каталась в троллейбусе, захожу, берусь за поручень, билет у кондуктора покупаю, смотрю через большое грязное стекло на размазанную желтыми огнями улицу, удивляюсь себе: всё это не со мной…

Вечером пришла Анька с бутылкой виски. Мы договорились, что я расскажу всё монологом, только я, её реплик, комментариев, советов не надо. Что бы она мне на это не сказала, все будет неверным.

Я расскажу, что случилось, и мы больше не будем об этом говорить.

Напилась в улёт. В пять утра, оставшись одна, танцевала в комнате под какие-то песни из школьного детства, веселилась, кокетничала в интернете с мальчишками, сломала оконную защёлку в спальне, балкон перестал закрываться, стала в ночи писать смс-ки другу Пашке, который ставил мне окно, починить не смогла, пришлось стелить в гостиной на диване. Спала как младенец. Сны снились добрые, нежно розовые.

На следующий день в отвратительном настроении улетела в Италию.

Италия

Пять городов за семь дней. Римини. Венеция. Сан-Марино. Равенна. Болонья.

Рождественская Италия, залитая солнцем. С цветочных балконов свешиваются на гирляндах надувные Санта Клаусы. По утрам пар идёт изо рта, плюс пять градусов, в декабре это вам не Египет. В отеле нет отопления. В номерах нет одеял, только пледы. Хозяин понимает по-английски, только когда считает это для себя полезным.

Я живу в номере одна, у меня стоит две кровати, вместо одного пледа я накрываюсь двумя, затем двумя полотенцами и сверху набрасываю куртку. Сплю в водолазке и в колготках, свернувшись в клубок. Мне повезло, у всех остальных по одному пледу и по одному полотенцу. Я иду на рецепшен и прошу батарею. Для внушительности помогаю своему английскому активной жестикуляцией. Человек за стойкой мне улыбается и кивает. Вечером у меня стоит радиатор. Как позже выясняется – единственный на весь отель.

Я познакомилась с двумя фантастическими тётушками. Вечерами мы пьём красное вино у них в номере и хохочем как школьницы до изнеможения.

Я влюблена в Италию. Каждую секунду я говорю, как здесь красиво. Говорю тётушкам, сообщаю маме, кричу об этом Аньке по телефону… Мне нравится все: зелёные поля, брусчатые мостовые, средневековые площади, католические храмы, классика, барокко, виллы за старыми соснами, люди, которых я встречаю, поезда, пляжи, магазины, набережная, шишки сосновые на асфальте, пицца, вино, цвет домов, чистое небо, ширина улиц… Каждую секунду я восхищаюсь не знаемой до этих пор гармонией. Я хочу здесь жить. Почему, если здесь мне так хорошо, я должна жить где-то в другом месте?

Вечером хожу по сувенирным лавкам, выбираю подарки для всех своих.

Неожиданно пришла мысль: хочу купить ему какую-нибудь безделицу. Я ведь всё равно поеду в театр забирать часы, вряд ли он сможет мне их передать через кого-то, всё равно увижу его, я куплю какой-нибудь сувенир, ерунду, пусть ему будет приятно, что я привезла это специально для него. Так, какой-нибудь магнитик на холодильник. Ни к чему никого не обязывающий. Ни о чём не говорящий, кроме того, что я подумала о нём в Италии.

С этого момента начинаю выбирать. Я и не знала, что на свете так много дурацких магнитов. Все они мне совершенно не подходят. Мне нужно что-нибудь особенное, без банального упоминания топографии, но в то же время знаковое именно для Италии. И чтобы смотрелось. Чтобы не вульгарно. Не пошло. Не дёшево. Чтобы ему понравилось. Где мне отыскать такой магнит?

Через пять дней поиска выбираю венецианскую серебряную маску с несколькими цветными камушками, самое лучшее, что удалось найти.

Один магнитик – как-то куце. Тривиально. Вроде как отделалась. Покупаю маленького керамического ангела на золотой веревочке. Златоглавый, в красном платьице, держится ручками за звезду, улыбается, смотрит ласково. Пусть бережет ангел моего любимого.

«Дорогой Ангел! Храни моего любимого от всех бед и невзгод. И пусть жизнь у него будет красивая и счастливая. Пусть счастливы с ним будут его родные и близкие».

Пишу записку на листке, вырванном из купленной тетради. Я вложу ее вместе с магнитом и ангелом в бумажный пакетик, это будет мое пожелание ему на Новый Год.

Я переписываю своё пожелание в пятый раз, потом в седьмой, текст остается тот же, меняю наклон и ширину букв. Это очень важно, как будет смотреться записка. Не открытка, а именно записка. Это тоже очень важно. Чтобы на клетчатом листке бумаги, чтобы как можно проще всё было.

Сан-Марино

В Сан-Марино выпал снег. Местные жители говорят, это случается раз в пять лет. Они видят особый знак, что снег выпал накануне Рождества, радуются ему как доброму предзнаменованию. Кактусы в горшках стоят на улицах под снежными шапками. Цветочки на балконах присыпаны белой пылью. В декабрьском Петербурге снега нет, зато он есть в Сан-Марино.

Страна на горе. Семьсот сорок метров в высоту. Солнце слепит глаза, сердце прыгает от счастья. Первым делом нас отправили на дегустацию местных ликёров, в количестве двадцати пяти наименований. Когда после ликёров мы вышли на улицу, чувство нереальной красоты вокруг зашкаливало. Одно сплошное внутреннее ликование.

Я не могла держать это в себе, мне срочно надо было поделиться этим счастьем.

«А я в Сан-Марино, как же здесь красиво! Горы, снег, старый город, и солнце слепит глаза! И понимаешь, какая ерунда все остальное…»

«Ну и маладэс тэбе, што панымаешь, э, шайтан-девка, э! Лучше поздно, чем… Рано!)»

Он уже в четвёртый раз за время нашего общения прячется за этой шуткой.

«Не, „шайтан-дэвка“ – это не про меня, Белла-Донна, пер фаворе, грацио миле, синьор. Piacere».

«О боже… Опять все не так…»

«Все так: стены 15 века, солнце, горы, снег, лазанья и красное вино:)»

«Да с лазаньями понятно!. Может, тебе просто перестать улучшать и воспитывать других, котя?.. я не стану лучше, умней, добрей – с возрастом это стало все более и более ясно».

«Мне столько есть, что сказать тебе, но это не уместить в смс. Формула одна: нужна или не нужна. Если нужна, то надо искать компромисс».

Мне столько есть, что сказать тебе. Что я тебя люблю. И надо понять, важно ли это для тебя или нет. Если важно, тогда решись на меня. Позволь себе меня любить. Нельзя устраивать из своей постели проходной двор. Если ты не можешь отказаться от других женщин, я не буду тебя ограничивать, я действительно не имею на это права.

Я просто не смогу быть с тобой. Это не вопрос свободы или несвободы. Это вопрос чистоты отношений. Потому что я с тобой не просто так. Пусть ненадолго, пусть на время, я всё знаю, я принимаю, я буду потом вырезать тебя из груди вместе с сердцем, но это потом, а сейчас у нас ещё есть время.

Я могу быть с тобой. Если у тебя не будет других женщин.

Дома

Я вернулась домой. Дни темные потянулись, молчаливые. Он не ответил мне, нужна ли я ему, он вообще ничего не ответил на мое последнее сообщение.

До Нового Года осталось три дня.

Никакого настроения. Что б его, этого Нового Года совсем не было. Вот так, проснулся однажды, а на дворе уже десятое января. Я понимаю, что у большинства людей все так и проходит, как выпил тридцать первого, так десятого и очнулся, но у меня всё по-другому.

Под Новый Год я обычно остаюсь без денег, почему не знаю, так выходит год за годом, и все мои надежды, все мои не утвержденные заявки, поэпизодники, сценарии повисают числа до двадцатого, потому что люди, которые мне платят деньги, просыпаются после тридцать первого только двадцатого.

Двадцать дней я сижу без копейки и мучаюсь, что, когда вся страна веселится, я так бездарно провожу время. И работать – не работается, хотя – кто мешает, садись и пиши гениальные произведения, ан нет – не сажусь, и пить уже невозможно, и на ватрушках со мной никто не едет кататься.

А ещё я не хочу оставаться на Новый Год одна. Я уговариваю себя: ну, ерунда, ну, предрассудок ведь, ей богу, что такое этот праздник, что обязательно отражает твоё одиночество, твою тоску, твоё опять несбывшееся. Е-рун-да.

И все-таки, не совсем ерунда. Если быть честной, я на дух не выношу Новый Год. После того, как двенадцать лет назад самый важный для меня человек женился в Новый Год на другой девушке. Старая история. А я до сих пор не могу отделаться от этого диссонанса окружающего меня истеричного веселья и пронзительной внутренней тоски.

В общем, не мой это праздник. Зато первого – день рождения Яны.

И это единственное, что меня примиряет с ситуацией.

Когда тебе указывают адрес, необязательно туда идти

Яна рассказывает мне, что вчера её любимый мужчина оставался у неё ночевать. Это событие в их общей жизни за два года случилось в третий раз.

– Вчера сидим с ним на кухне. Двенадцать ночи, между прочим. Приходит смс. Он смотрит, не отвечает, убирает телефон. Через пять минут – опять. Он читает, не отвечает. Пять-десять минут – снова смс. Не читая, отключает у телефона звук. Объясняет. Одна девица, с которой были какие-то шуры-муры, давно. Уже года два как он с ней не спал. Иногда её вдруг включает, и она начинает смс-атаку. Я его спрашиваю: а ты? А он говорит, что посылает её матом. Но она не реагирует.

– Ну, правильно, чего реагировать, когда тебя матом посылают? Реагировать надо, когда в любви признаются…

– Сидим дальше. Телефон вибрирует: звонок. Звук-то отключен. Он смотрит. Даёт мне трубку: на, ответь ты, вдруг поможет. Я отвечаю: «Алё». Она мне: «Позовите Александра Сергеевича». Я ей: «Александр Сергеевич не хочет с вами разговаривать, девушка. Не пишите ему больше, пожалуйста, и не звоните сюда» – «Это уж мы сами с Александром Сергеевичем разберемся! Я не вам звоню! Позовите его к телефону!» Я протягиваю ему трубку: тебя. Он берет. Говорит: «Пошла на хуй, дура. Я говорил тебе больше не звонить?» Слышу, как она отвечает: «Говорил…» – «Я говорил тебе: пошла на хуй?» – «Говорил. Только, Сашенька, ну что же ты ругаешься? Я не хочу конфликтов…» А он ей: «Так вот. Пошла на хуй, дура». И вырубает её.

– Круто.

– Тут же приходит смс. «Я ненавижу её! А тебя я – люблю, люблю, люблю!» Вот так за пять минут, Катя, меня кто-то возненавидел.

– Яна, не дай Бог, нам с тобой также поехать головой…

– Да ну, я не думаю…

– Знаешь, дорогая, не зарекайся. Ведь эти женщины – среди нас. Ты считаешь, они – инопланетянки? Нет. Они сидят в кафе за соседними столиками, покупают в магазинах духи, и ходят по улицам. Когда-то мамы водили их в детский сад и завязывали им бантики, а в первом классе они получали пятёрки. Ничто не предвещало, что в тридцать лет они превратятся в маниакальных идиотических сук, забывших себя и названивающих бывшим любовникам по ночам.

– Женатым бывшим любовникам.

– Женатым бывшим любовникам.

Мужчина Всё Могу

– Я не думаю, что эта сумасшедшая барышня – жертва большой любви к твоему мужчине.

– А что же тогда?

– Скорее всего, она запала на его деньги. Ну, это если смотреть в корень. Если чуть более поверхностно – стала заложницей его имиджа.

– А какой у него имидж?

– Имидж называется «Мужчина Всё Могу». У него есть одна прекрасная черта: он не жадный. И в период ухаживания тратит на женщину деньги, не считая. Вспомни, как он тебе подарил телефон. А потому купил телевизор. «Что делаешь?» – «Иду телевизор покупать» – «Отлично, я с тобой». Хоп! И купил телевизор. Дорогой, между прочим. А ты с ним еще даже не спала на тот момент. Красиво? Красиво. Предположим, у этой маньячки сломалась стиральная машина. И срочно нужна новая. Она сразу же: о, я знаю, кто купит! И ну ему смс наяривать….

– Дело же не в телевизоре и не в стиральной машине…

– Конечно. Дело – в возможностях. Для него якобы не существует трудностей.

– Он так и говорит. «У меня не бывает проблем».

– Вот! Это, конечно, поза. Но доли истины здесь есть. Когда рядом такой мужчина, кажется, что и у тебя не будет проблем. Он все решит. И отказаться от этого состояния души и тела – очень трудно.

В новое счастье без старых проблем

До Нового Года осталось три дня. Через день он уезжает в Москву. Если я не хочу перетаскивать старые проблемы в новое счастье, за которое скоро выпью шампанского, надо ехать в театр, забирать часы, смотреть в глаза и разговаривать. Или не разговаривать.

Все эти дни с момента последней встречи, всю Италию, я прокручиваю в голове случившееся, ищу ему объяснение. Это какая-то бесконечная рулетка: то красное, то черное, то зеро.

Он – женатый мужчина. Жена его в интервью говорит: конечно, я думаю, что время от времени в его жизни появляются другие женщины… Следовательно, тема не единожды в семье поднималась, следовательно, даже в семье он отстаивает свои интересы на стороне как часть внутренней свободы. Тут появляюсь я – без году неделя – и заявляю на эту свободу свои права. А он, простите, не мальчик. Он так жил всю жизнь, тусовал своих женщин как колоду и менять привычки не намерен. Он хочет спать, с кем захочет.

А не пойти ли ему с такими привычками? Пусть спит, не вопрос. Пусть спит, с кем хочет, просто я с ним спать не буду. Проще пареной репы. Жена терпит – её выбор. Я – не жена. Я, простите, человек брезгливый, блядство мне отвратительно по природе своей, а любимого мужчину я должна уважать. Я не хочу, чтобы меня потом от него всю жизнь тошнило.

А если не было никого? Если действительно волос – хозяйки – из стиральной машины пристал. А я – закатила скандал. Потребовала объяснений, а он из гордости оправдываться не стал. Кто я такая, чтобы ему оправдываться? Он сказал – не знаю, и этого довольно. Серьёзные мужчины (а мой любимый – серьёзный) никогда не оправдываются. Это ниже их достоинства.

Он заявил мне, что я не имею права спрашивать о его женщинах. Указал моё место. Ты – никто, транзитный пассажир. Девочка с улицы. Сегодня пришла, завтра – ушла. Ты вообще тут рот не раскрывай и вопросы лишние не задавай.

Нет, извините, я вам не шалава случайная. Ко мне нельзя так относиться, я, простите, человек. Мне, простите, бывает больно. Я, простите, люблю его. Тут решение простое. Тут надо запрятать свою любовь куда подальше и идти, идти прочь, не оглядываясь. Вот и всё.

Да. Но было бы уместным вспомнить, что мой гений коммуникативных связей не всегда с легкостью выражает вслух то, что думает. Не всегда находит верные формулировки. То, что порой слетает с его языка – я ещё по работе с ним знаю – приводит в откровенное замешательство. Достаточно вспомнить про асфальт, в который меня закатает московский продюсер, о чем было заявлено в романтической обстановке во время первого свидания. А тут я его к стенке прижала, он и выдал первое, что в голову разумную пришло: а имеешь ли ты право задавать такие вопросы?

Я не знаю. Я не знаю. Я не знаю.

Надо приехать, увидеть, что-то понять. Расставить всё по местам.

«Возьми, пожалуйста, завтра с собой мои часы, я приеду за ними».

«Ок».

Ненавижу «Ок». Ненавижу и все

Какой мне быть

Какой я должна завтра приехать? Есть несколько вариантов.

Самый простой для меня – приехать чужой. Я всегда чужая и весёлая, когда меня обижают. Когда мне делают больно, я кокетничаю напропалую со всеми подряд. Я сверкаю новогодней гирляндой, и на свет моих лампочек сбегаются мотыльки, жучки, червячки, в общем, все, кому не лень. Задача – чтобы локти кусал себе от досады. Так я показываю своему обидчику, что я востребована, а он – в пролёте. Причем, увлекаюсь настолько, что если обидчик подойдёт – с извинениями, вопросами, предложениями, то действительно пролетит мимо. Я его не замечу, я буду с ним холодна, я пошлю его на фиг. И уйду с кем-нибудь под ручку, у него на глазах. Так уже было со мной двести сорок восемь раз. Спина прямая, остроумия – море, улыбка тридцать два зуба.

Вот тут бы меня за локоток отвести в сторонку и надавать по башке как следует, сказать, что ты делаешь, дура, ты зачем все рушишь своими руками?

Но никогда не было у меня такого обидчика, чтобы надавал по башке. Мои обидчики всегда наблюдали за мной с отвисшей челюстью, провожали мой выход с кавалером под ручку недобрым взглядом, а потом напивались в хлам.

С кавалерами, кстати, всегда после торжественной проходки мы отправлялись в разные стороны, кавалеры тут же, за углом¸ отшивались категорично и бесповоротно, не до них было.

Есть второй вариант. Не быть гирляндой, приехать только чужой. Забрать часы и уехать домой. И больше его никогда не встречать.

Есть третий. Поговорить. Я не знаю, как начать. Как об этом можно говорить? Начинать всё сначала: ты спишь с другими женщинами? Посмотри мне в глаза: спишь? На меня, я сказала, смотри…

Я не знаю. Я не знаю. Я не знаю.

Я боюсь, что с перепугу начну вести себя как гирлянда. И всё испорчу.

Вечером я смотрю кино про девушку, которая знала все правила поведения с мужчинами. Первой не звонить. Свидания не назначать. На звонки не отвечать. Быть загадочной. Недоступной. Непредсказуемой. И очень занятой. Придерживаться создаваемого образа. И тогда мужчина захочет только тебя.

Девушка соблюдала все эти правила и к концу фильма истерила от одиночества, размазывая тушь по щекам. В финале оказывалось, что её избранник не прочувствовав всю тонкость стратегии, принимал ее реакции за чистую монету и был уверен в том, что этой взбалмошной идиотке он просто не нужен. Сама идиотка, кстати, была ему нужна. В результате все недоразумения, конечно, прояснились, и герои нашли друг друга.

Фильм оказался лёгким, чистым, с прекрасным чувством юмора. Он ответил на главный вопрос моего вечера: какой завтра быть? Настоящей.

После бури

Ну, и погодка под новый год. Дождь со снегом, мокрый вихрь хлещет по лицу, выворачивая наружу зонтик – смешную игрушку, которая только рвёт руки. Вот-вот, и я как Мери Поппинс улечу на нем ввысь, в самую хмурую высь, из которой извергается все это безобразие. В такую погоду люди дома сидят, а не ездят выяснять отношения с любимыми.

Я – должна быть – для него – красииивой… Я не могу быть красивой в такую погоду. У меня тушь по красным щекам растекается.

Завтра он уезжает в Москву. До пятнадцатого января. Либо сегодня, либо никак.

Приехала мокрой мышью. Только тушь под глазами в коридоре смыла. Остальное уже не поправить.

Постучала. Открыл мне. Улыбнулась.

– Привет.

Улыбнулся.

– Заходи.

Зашла.

– Садись. Кофе будешь?

Волнуется. Волнуясь, суетится.

– Буду.

Помогает мне снять пальто.

– Я замёрзла как жучка. Там такое на улице делается, апокалипсис. Лучше вообще не высовываться. Можно я руки под горячей водой погрею?

– Ты без зонта, что ль?

– Как без зонта? С зонтом. Только смысла от него никакого. Я его на полу у тебя посушу, ладно?…

Раскрываю зонтик, ставлю в угол.

Он готовит мне кофе. Отогревшись у крана с горячей водой, сажусь за столик. Садится напротив. Смотрит на меня, улыбаемся.

Первой спрашиваю:

– Ну, как твои дела?

Он рассказывает что-то о репетициях. Радуется, что пошёл разговор в невинную сторону.

Я почти ничего не слышу. Смотрю на него, пока он говорит, и думаю: нужен ли мне этот человек? Характер – ужасный. Сварливый, капризный, непредсказуемый, как погода в Питере. Возраст – 50 – прямо скажем, не мальчик. Бывший алкоголик. Алкоголиков бывших не бывает. Жена, двое детей. Неплохой наборчик. Материальной выгоды, ладно выгоды – минимального плюса – никакого. Подарков, цветов, ресторанов – ноль. Помощи в жизни – ноль. Ко всему этому – другие женщины. То есть, блядство.

Я о чём вообще думаю, головой своей прекрасной?

Он расспрашивает меня про Италию. Рассказываю ему, как влюбилась в эту страну. Говорю заученными уже предложениями, потому что рассказывала об этом маме, Аньке, Яне, и еще парочке знакомых. Смотрю на него, пока говорю, и думаю: как же я по нему соскучилась.

– Ты взял мои часы?

– Взял.

– Дай мне их, пожалуйста, чтобы я не забыла.

– Что ты так о часах своих беспокоишься? На, держи.

Отдаёт мне часы. Я вытаскиваю из сумки итальянского ангела, ему привезённого. Записку так и не вложила: струсила. Записка лежит в сумке, в специальном кармашке, на тот случай, если в последний момент вдруг передумаю. Не передумала. Отдаю без записки.

– Я тебе привезла из Италии сувенир.

Показываю ему ангела. Он доволен. Честно, вот просто видно, как доволен. Сияет, точно свет внутри включили.

– Спасибо тебе большое. Очень приятно.

Убирает ангела к себе. Продолжаем говорить ещё о чём-то. По-моему, о том, сколько стоят в Италии продукты, и вообще насколько дорога там жизнь. Я говорю, что хочу там жить. Не насовсем переезжать, а просто пожить – полгода, год, сменить обстановку. Попробовать на вкус другую страну. Он говорит, что всё в моих руках. Что идея не плоха. Что дай Бог. И, если я хочу, то почему бы и нет.

Наконец, я не выдерживаю. Показываю ему свежий маникюр, вчера сделанный, красный лак, новое колечко из Италии:

– Смотри, какие ручки у меня красивые.

Он берёт мои руки в свои.

– Очень.

Бережно целует каждый пальчик.

– И сама ты очень красивая…

Стук в дверь. Молниеносно выдергиваю руки. В гримёрку заглядывает Вася. Видит меня:

– О! Привет…

Смотрит на него.

– На сцену зовут…

– Сейчас иду.

Вася уходит. Я тянусь за пальто.

– Я тоже пойду.

Одеваюсь, складываю зонтик. Застёгиваюсь на все пуговицы, готовясь к уличной буре. Стоит, смотрит на меня.

Подхожу к нему, глаза в глаза, нет никаких сил больше. Осторожно целую в губы. Сама.

Он проводит пальцами по моим коротким волосам. Стоим, целуемся. Расстегивает пуговицы на приготовленном к буре пальто.

– Когда тебя ждать?

Не отвечаю. Целуемся. Его пальцы гуляют под свитером по моей голой спине.

– Когда ты приедешь?

Мотаю головой. Целуемся. Тихими, отдельными поцелуями покрывает моё лицо.

– Так когда же?

Я молчу.

– Всё. Я больше не буду спрашивать.

Вася опять стучится в гримёрку, уже не заглядывая.

Я отхожу от него, надо идти.

– Пока, – говорю.

– Пока.

Он идёт по коридору, за ним Вася, за Васей я. Плетусь постоять за сценой, хоть немного ещё на него посмотреть.

Стоим с Васей за кулисами. Треплемся о чём-то. Говорит, что сегодня репетиция с задержкой началась, что-то из костюмов было не готово. А с любимым моим – только сейчас будет первая сцена, а время уже пять часов.

– А чего вы его в театр привезли так рано? Мы сейчас с ним часа полтора в гримёрке сидели, разговаривали…

– Так он сам настоял. Все телефоны оборвал, чтобы его из дома забрали. Говорю ему: рано ещё, мы сегодня поздно начали. А он через пять минут опять звонит: пришлите за мной машину…

Я иду домой от метро, улыбаюсь сквозь бурю.

Все телефоны оборвал, боялся меня пропустить.

Любимый мой.