Текст книги "Здравствуйте. Я – любовница вашего мужа"

Про племянника Чикатилло

Московская знаменитость шлет мне по двадцать, тридцать смс в день. Эти сообщения смешные, они меня радуют, я на них отвечаю. Зачитываю то Яне, то Аньке. Мне кажется наша переписка забавной. Ну, и, конечно, мне немного лестно.

Так говорите театр? И где чего?)))

Мы договорились пойти на спектакль моих друзей, который я ему очень хвалила. Это было продолжением разговора на тему «питерских дешевых артистов». Осадочек все еще во мне бурлил.

Я уточню чуть позже. Ты 12-ого выходной или нет? Своди меня в кино на Вуди Аллена…

Я готова идти в кино когда угодно, только выдерните меня из пустой холодной квартиры.

Знаменитость

Пошли сегодня?

Я

У меня сегодня с 16.00. ламинат кладут и плинтуса крепят

Знаменитость

До ночи будешь плинтус класть?

Я

Судя по тому, что еще не начали, до ночи

Знаменитость

Ну жаль. И 12-ого у меня уже рабочий день…

Я

Вот это действительно жаль.

– Знаменитость тебе не просто так пишет, – говорит мне Анька, – Он явно на тебя виды имеет.

– Да ну, – отмахиваюсь я, – ерунда. Никакие виды он не имеет.

Мне хочется так думать, хотя внутри что-то все-таки ёкает: ну что, неужели имеет?

Все так здорово и забавно у нас с ним происходит, я уже так привыкла к его незримому присутствию в моей жизни, что хочется думать, что у него есть какая-то внутренняя потребность в общении со мной.

Неужели опять все сводится к неизменному блядству? Со мной что, нельзя просто как с человеком общаться? Обязательно трахаться надо?

Меня знаменитость с мужской точки зрения не волнует никак. Значит, опять вдаваться в подробности, отказывать, изворачиваться от неловкости, объяснять, извиняться…

Ну, фу просто.

Знаменитость

И все? И конец нежности твоей пришел?

Я

Нет, твои выходные на мою нежность не влияют:)

Знаменитость.) КОГДА ПОЯВИШЬСЯ, НЕЖНАЯ?)

Я

Ну, может быть, ты 12-ого не целый день будешь занят?

Знаменитость

Это вряд ли, думаю… Невыгодно ж!.)

Я

И когда же теперь выходной?

Знаменитость

А сегодня!

Я

Что ж ты меня раньше в кино не позвал? я бы рабочих не звала…

Знаменитость

Мне сложно проявлять инициативу – сразу инкриминируется бог знает что! Побаиваться начал, знаете ли… Вы ж во мне исключительно носителя тестостерона видите! Если не внучатого племянника Чикатилло…

Был один момент в нашей переписке, в мой последний рабочий день, когда стал меня в сообщениях в гости звать, а я ответила, что не пойду.

«Пятеро детей и жена не позволяют мне вольностей в вашу сторону» – что-то такое изящное написала ему, а он обиделся страшно и начал мне строчить сообщения, что ничего «ТАКОГО» он не имел в виду. Детский сад.

Я

Мне кажется, внучатые племянники за дедов не отвечают:) если выходного не дождаться, значит, я приеду в театр:)

Знаменитость

Да нет, я могу и через кого-нибудь твои тексты передать, если Вы об этом, мэм.

У него лежат мои сценарии, было бы неплохо забрать их.

Я

Нет, я не о текстах, я о совместном кофе:)

Знаменитость

В театре??? Я совсем перестаю тебя понимать, по-ходу… Сложновато больно все как-то ты выстраиваешь и, непонятно… А зачем? Ты сама себя еще не перехитрила, а, Кэт?

Я

По-моему, все просто: соскучилась – приехала. В чём ты видишь подвох?:)

Знаменитость

Вообще-то я тебя уже приглашал… Но в театр-то зачем?.. Ты сама-то оцениваешь то, что говоришь?.. ты можешь со мной встречаться только при наличии глаз кругом? Ты это серьёзно?..

Я

Вот о чем я думаю в последнюю очередь, так это о наличии глаз:) в театр я так и так как-нибудь приеду. А на кофе – жду тогда от тебя персонального приглашения, когда у тебя будет время.

Знаменитость

Пугаешь меня ты… Взаимоисключающие слова постоянно… Может тобой движет просто корысть – как бы развести потенциального работодателя аль связующее звено с акулами кино? Так тут проще! Циничней надо – я, например, заинтересовался и все равно буду двигать тебя, как творческую единицу! Отделяй зерна от плевел – нежность в зачет тут не пойдет, прости, никак. Сорри! прагматизьм.

Читаю и офигиваю. По-другому не скажешь. Тут же приходит еще одно.

Знаменитость

Нежнота и теплота тут тока помешают, моя хорошая! Дело будет страдать. Так что – не нервничай, все хорошо. Это все нормальды, и не надо ко мне ничего особенного испытывать! Крайне необязательно!

Надо же, как его вставило.

Я

Вот так взяла и ни за что получила напоморде. Хорошо.

Знаменитость

Да никакой морды, ты че? Нормальды. Я всегда пытаюсь что-то сделать для талантливых людей – их мало! – да и в свое время мне тож помогали. Это только бездарности через sex пытаются чего-то там. Но это все на раз, на два. Настоящее все приходит трудно.

Я

Я только одного не поняла: за что мне сейчас врезали?

Знаменитость

Ну… Вижу не находим общего языка. Жаль. Еще раз, для особо одаренных: по работе мы можем общаться где угодно, как угодно, в театре, кстати, не лучший вариант. А то, что ты мне нравишься как красивая женщина – вынеси за скобки. Я уж и жалею, что дал тебе это понять.

Ого! – подумала я, – Это что-то новенькое. Что-то мы об этом еще не говорили.

Я:

А общаться – и по работе, и без работы – и не спать при этом друг с другом, мы можем?

Знаменитость

Вот хамло-то… Да я когда это тебе предлагал-то?? Бредишь? Аль мания величия?

Вот после этого меня накрыло. Я смеялась долго и до слёз. Самое лучшее сообщение, которое когда-либо я получала.

Я:

Тогда я еще раз удивляюсь: я за что по мордам получила?

Знаменитость

Где?

Молчу.

Знаменитость

Нет. Не получается у нас общение, ну никак!!. Ладно. Надумаешь свидеться – звони, пиши. Человеку – чмок.

Ну, уж нет, – сказала я, – безнаказанно ты мне хамить не будешь. Придется отвечать.

Я:

В ответ на мои слова об уважении и нежности ты уличил меня в корысти и желании добраться через тебя к акулам. Не получается у нас общение!

И тут же следом:

Я:

Ты забыл еще про банкиров упомянуть. У тебя же есть друзья-банкиры? К ним я тоже через тебя хочу добраться!

Знаменитость

))) Ну как хошь!

На этом я посчитала разговор исчерпанным. Но часа через два пришла новая весточка.

Знаменитость

Ну, вот – полбутылочки вина и исправил настроение. Умеешь ты все испортить. Талант – он во всем талант.

Я:

Теперь осталось только мне бутылочку открыть…

Знаменитость

Змея ты… Вот что… Коварная… Вероломная…

Я:

«Варвара самка ты, тебя я презираю, волчица подлая и мерзкая при том».

С этого момента пошли цитаты из романа Ильфа и Петрова «Золотой теленок».

Знаменитость

«ГРАФИНЯ ИЗМЕНИВШИМСЯ ЛИЦОМ БЕЖИТ ПРУДУ»…

Я:

Грузите апельсины бочками. Братья Карамазовы.

Знаменитость

«Я к вам не шел навеки поселиться».. хоть и есть у меня зеленые карпетки..

Я:

Я, конечно, не херувим. Но я чту уголовный кодекс. Это моя слабость.

Знаменитость

«Вы нежная и удивительная..»

Я:

Вы не в церкви. Вас не обманут.

На том и распрощались около часа ночи.

Межвременье

Время, когда я не понимаю, на каком я свете. Я ушла из театра. Мне теперь не надо ходить на работу, я сплю, сколько могу, и сижу по ночам в интернете.

Я потихоньку разгребаю домашние дела, которые накопились за время работы. В частности – ищу рабочих, чтобы постелили мне пол в коридоре. Предыдущие труженики, взяв у меня аванс, на работу больше не вышли и на звонки телефонные отвечать перестали. Два месяца я ходила по бетонному коридору, переодевая тапочки перед дверью в комнаты.

Я начинаю писать заказанный мне сценарий. Это всегда трудно после большого перерыва. Тем более, сюжет я придумывала полгода назад.

У меня внутри болевой комок. Я плохо сплю. Я худею. Я забываю о встречах и времени, я путаюсь в пространстве. У меня лезут губы. В прямом смысле: каждый день по несколько раз я снимаю слезающий с них слой кожи. Авитаминоз на почве стресса. В уголках рта затаились уродские болячки.

Надо что-то с этим делать, у меня ведь скоро начнётся роман с Мишей, как я буду целоваться?

Я пять раз в день смазываю их специальной мазью, это уже третье лекарство, назначенное мне врачом, но они всё не проходят. Мне стыдно за мой вид перед знакомыми.

Я каждый день просыпаюсь в семь утра без всякого будильника, хотя ложусь в два часа ночи. Нет сна.

Я сжигаю пластмассовый чайник на электроплите. Я не в маразме, мне не 80 лет. Просто у меня на кухне пока нет мебели, а потому не хватает для чайника места и периодически он стоит на плите, когда она не работает. А, когда она работает, его надо снимать. Но я забываю это сделать. И чайник плавится. Я замечаю это, когда беру его за ручку и понимаю, что подставка похожа на жевательную резинку и накрепко прилипла к керамической поверхности. У меня хватает ума выдернуть шнур чайника из розетки и под свежим впечатлением я бегу звонить маме:

– Мама, представляешь, я сожгла чайник!

Чайник – любимый, дорогой, такой красивый, тёмно-бордовый. Мама сочувствует, но в то же время пугается: как бы сошедшая с ума на творчестве дочь не устроила дома пожар. Она не знает, что дочь сошла с ума не на творчестве.

Разговаривая с мамой, взбудораженно хожу по квартире, возвращаюсь на кухню. И понимаю, что шнур чайника из розетки я выключила, а плиту – нет. Конфорка включена по-прежнему, и чайник уже кипит на ней красивыми бордовыми пузырями.

Так я живу весь месяц. Больно жить, когда тебя бросают через колено.

Театр

Театр – другой, не тот, где идут репетиции. А тот, где играют спектакль мои друзья. Я в них уверена, это мой любимый спектакль, раз девять мною просмотренный, но всё-таки я волнуюсь: кто знает, что за вкус у этой знаменитости? Может, ему не понравится?

Я веду его на спектакль в продолжение того самого разговора. Пусть он увидит этих «дешёвых» артистов и офигеет. Потому что, на мой взгляд, они – лучшие.

Глупо доказывать, что в Петербурге живут талантливые люди. Вопрос в том, что мерилом таланта не является телевизионная популярность. Вот и всё. И нечего тут пузыри пускать и пальцы гнуть.

Он едет в машине с репетиции, стоит в пробках, нервничает, что опоздает, пишет мне раздражённые смс-ки с требованием указать в точности место, где я его буду ждать.

Я отвечаю ему: кафе «Белый Кот», через дорогу, сразу напротив театра, не нервничай, время есть. Он злится: буду я ещё искать какое-то кафе, иди встречай к театру.

Думаю: во, дела. Я все ещё обслуживающий персонал.

Что это за тон? «Иди встречай»! Надо это искоренять как-то: кто здесь женщина?

Иду и встречаю. Бросаю недопитый кофе, выскакиваю на улицу нараспашку, бегу к дверям театра.

Приходит сообщение: «Я в кафе. Почему тебя нет?»

Твою мать. Возвращаюсь от театра в кафе.

– Будешь вино?

Мы стоим перед барной стойкой. Вообще-то, знаменитость – не пьющий, потому что запойный. То есть, вот ни капли в рот не берет. Но. Я видела его с бокалом вина на гастролях. И на дне рождения режиссёра Андрея. Значит, вино допускается.

Тогда почему бы не выпить вина?

– Буду.

Мы сидим за столиком у большого окна, смотрим на хмурую серую улицу. Я рада его видеть. Замашки, правда, еще королевские, тон – командный, но это ничего.

Говорим о чём-то. Не помню, о чём. Люди на нас оборачиваются, пальцами друг другу показывают: смотри, знаменитость…

В театре нам протягивают контрамарки: первый ряд. Мои друзья очень уважают московскую знаменитость, и хотят нам дать лучшие места. Но спектакль идёт в малом зале, сидеть в первом ряду – всё равно, что сидеть на сцене среди артистов.

Каково им играть, если на них в расстоянии полуметра пялится московская знаменитость?

И каково знаменитости, когда артисты со сцены оценивают каждую его реакцию: улыбнулся? Засмеялся? Заскучал?

Я прошу поменять нам места. При полном аншлаге это сделать непросто, но их меняют. Да, у меня здесь свои связи. К моим просьбам прислушиваются. Я немножко красуюсь перед ним. Немножко.

Он смотрит спектакль как ребёнок. Чуть подавшись вперёд, проигрывая все происходящее внутри себя и потому реагируя повышенно эмоционально. Если смешно ему – он радуется. Если грустно – переживает. Я смотрю на него исподтишка: ну, детский сад, честное слово. Я такую реакцию в театре видела только раз, когда сидела рядом с другим известным и народным. Может, они специально всё это отыгрывают – своё маленькое представление из зала? Мол, посмотрите, насколько я в процессе?

После спектакля выходим довольные. Он – потому что ему понравилось, я – потому что ему понравилось. К нам подходят незнакомые люди. Признаются ему в любви и уважении. Просят его сфотографироваться. Он фотографируется. Я отхожу на несколько шагов: меня это не касается. Один из поклонников обращается ко мне: а можно с вами двумя сфотографироваться? Это на всякий случай, если я окажусь вдруг известной актрисой, а он меня в силу серости не признал. Я улыбаюсь: нет, с нами двумя фотографироваться нельзя. Отхожу подальше. Смотрю, знаменитость тоже машет головой: нет-нет, с двумя нельзя. Нарушение границ частной жизни. Вдруг жена увидит.

Я прошу подождать его две минуты: друзья знают, что я здесь, что я привела московскую знаменитость, я не могу к ним не зайти и не сказать, что спектакль был как всегда хороший, играли они замечательно, и знаменитости – понравилось.

– Я пойду с тобой, – говорит он мне.

Идти за кулисы, к незнакомым тебе актерам, говорить какие-то слова, формулировать впечатление… И всё это – добровольно? Либо ему очень понравился спектакль, либо он не хочет отпускать меня к ним одну. В любом случае, я рада. Моим друзьям будет приятно.

Мы заходим, и я вижу, как они счастливы. Не из-за меня. Из-за московской знаменитости. Потому что он – хороший актер. Зашёл к ним, хорошим актерам, не поленился, после хорошего спектакля, чтобы сказать несколько хороших слов. Мне они, конечно, тоже рады. И даже говорят, что я отлично выгляжу. Я смущена, но улыбаюсь самодовольно: знаменитость, вы слышали?

Выходим из театра. Темно. Поздно. Ветер холодный. Я настроена посидеть в кафе, выпить ещё по бокалу вина, поговорить об искусстве. Домой мне совершенно не хочется.

– Ну что? – смотрит на меня знаменитость, – Поехали ко мне? Выпьем вина?

Привет. Нет, к тебе мы не поедем.

– Нет, – говорю, – может, лучше куда-нибудь в кафе?

Он злится. Просто даже видно, как злится. Бормочет под нос себе что-то невразумительное.

Я уверена, что к нему не поеду. Знаем. Бывали. Потом руками-ногами надо отмахиваться и убегать посреди ночи. У меня на знаменитость никаких планов нет. Ну, вот то есть, абсолютно. Я и он – в моем сознании – несовместимы. Я и целоваться-то с ним не хочу. Не то, что в гости…

– Нет, – говорю, – прости, но я к тебе не поеду.

– Как мне добраться домой? – спрашивает он меня злобно.

– Надо поймать такси, – отвечаю невозмутимо, – Как же ещё?

– Я что, знаю, в какую сторону мне ехать?!

– Ну, пойдем, я тебя посажу в машину.

Ну, действительно, просто дитя. Дитя, которому полтинник.

Ловлю ему такси, называю водителю адрес.

Думаю: «Интересно, а как я доберусь до дома, никого не волнует? Поздно, вообще-то. И темно».

Он садится в машину, на заднее сидение. Он всегда садится только назад, это последствие аварии, в которую когда-то попал. Смотрит на меня:

– Поехали.

Я думаю: «Ну, блин, как же не хочется домой…»

– Поехали, – отвечаю, – Только ненадолго. Минут на сорок. Мне ещё до дома добираться надо.

Предупреждён – значит, вооружен. Я еду ненадолго, минут на сорок. Выпить бокал вина, поговорить о спектакле. Еду к нему домой, потому что он – гость, потому что он – известный человек: ему может быть некомфортно ночью в ресторанах, где все на него пялятся, а он даже не знает, в какой части города находится.

В темноте машины он тихо, сквозь зубы, скороговоркой, так, чтобы не услышал водитель, говорит мне:

– Будет все, как ты захочешь. Хочешь вино – будет вино, про искусство поговорить – поговорим об искусстве. Никто тебя насиловать не будет. Пообщаемся, и, если захочешь, уедешь домой.

Я успокаиваюсь. Произнесено. Теперь у меня есть гарантия неприкосновенности.

В гостях

– Квартира у меня такая, немного девочкина… Но они ничего лучше не предлагали, я с ними уже не стал ругаться…

Квартира находится в центре, в самом что ни на есть козырном месте. Чуть повернуть от Фонтанки и тихая улочка, напротив – светлая церковь, от нее – стрелою – идут дома старинные, офисами не облагороженные, куда взгляд не кинешь – сплошная красота.

Просторная прихожая, коридор. Проходим мимо спальни в гостиную. Гостиная отделена от кухни барной стойкой-столом.

Знаменитость суетится, я вижу, как он волнуется. Прямо-таки сильно волнуется. Убирает на ходу какую-то небрежно кинутую одежду со стульев, хватается за грязные чашки.

– Ты извини, у меня тут не прибрано, я утром быстро собирался…

Не прибрано – сильно сказано, порядок – почти идеальный. Вот у Ивана Кузнецова – было не прибрано.

Быстро заправляет постель на разложенном диване, поясняет:

– Так-то вообще кровать в спальне, но там нет телевизора, поэтому я здесь сплю… Ты куда сядешь?

Я выбираю удобное кресло. Он садится на разобранный диван. Тут же подскакивает.

– Что ты будешь? Есть хочешь?

– Ну, было бы неплохо, что-нибудь к вину.

– Сыра?

– Сыра и фруктов. Есть фрукты?

Стоит, режет яблочки.

– Может, тебе помочь?

– Не надо. Сиди.

Возвращается с тарелкой. Открывает бутылку, разливает вино.

Садится напротив меня. Чокаемся бокалами, улыбаемся, пьём.

Говорим о том, что в голову приходит. Вино развязывает язык.

Разговор снова заходит о том, что я не буду с ним спать.

– Да Бога ради! – кричит он мне, – Да и не надо!

Я радуюсь: это хорошо, что не надо. Но считаю себя должной пояснить:

– Я не могу. Я не хочу женатого мужчину. Я хочу своего. Я хочу спать со своим мужчиной. Вот так. И я хочу быть его женщиной. Без всего этого вранья, без лицемерия. Чтобы у меня на душе было чисто.

– Ты имеешь на это право. Я тебя понимаю, – говорит он мне.

Я расслабляюсь. Ну, наконец-то меня понимают и принимают. Я не вру тут ни секунды.

– Мне так надоели женатые мужчины. Мне так надоело, что меня используют. Всем надо только одно: трахаться, трахаться, трахаться. Никто не задумывается, а что нужно мне? Может, во мне все-таки можно и человека увидеть?

Я уже пьяна довольно сильно, меня несёт.

– Гости… Вот ты говоришь, гости. Я что не знаю, чем эти гости заканчиваются?

– А чем они заканчиваются?

– Да тем, что не отмахаться. Заваливают тебя на диван, а ты потом выкарабкиваешься из-под него…

Он сидит на диване.

– Ну, иди сюда, покажи, как тебя заваливают…

– Не пойду. Нашел дурочку…

Про себя думаю: фу, на какой дешёвый понт вы меня берете, знаменитость…

– Ты знаешь, – говорит он мне, – Я тебя понимаю. И даже сочувствую. Только вот уверяю тебя: выйди на улицу и спроси: кто хочет поменяться со мною местами? 98 процентов поменяются. «Ах, я вся такая несчастная, что же мне делать, меня все хотят!»

Я смеюсь. Он смешной, этот знаменитость. А когда открыт в разговоре – вообще чудесный.

Замечаю, что ноги у него слегка подрагивают. Обращаю его внимание на это:

– Что это ты? Нервничаешь?

– Нервничаю.

Да его всего трясёт просто.

– А ты что? – показывает мне на мои ноги, закинутые одна на другую, и скрещенные на груди руки, – Защищаешься от меня?

– Защищаюсь.

И тут происходит та самая минута. Откуда? С чего?

Я смотрю на него, сидящего напротив, и вдруг мысль – сама по себе – неизвестно откуда прилетевшая: «А может быть остаться?» И тут же – про себя: «С ума сошла?!»

Я смотрю на него и чувствую электричество. Он что-то говорит, а по мне бегут токи. Бред. Какие токи? Это же – знаменитость. Я его не хочу. А по мне бегут токи. Я думаю: «Наверное, он классный любовник…» Почему вдруг я так думаю?…

Пьяный разговор неожиданно сворачивает на странную тему. Речь заходит о работе. Я рассказываю про артистов-идиотов, которые несут себя за кулисами также как по сцене. И считают, что все окружающие должны им служить. Знаменитость вспыхивает как спичка, подозревая, что такими рассуждениями мы и до него через пару минут доберёмся. Защищает артистов-идиотов. Утверждает, что люди, обслуживающие творческий процесс, должны молча исполнять свои функции. Я соглашаюсь, что должны. Но требую должного отношения к ним. Я горячо утверждаю, что уважение к обслуживающему персоналу – первый признак ума и внутренней культуры человека. Говорю о том, что в двадцать шесть лет парень сам может подойти к буфетному столику и налить себе чай, а не ждать, когда это сделает помощник режиссера, освободившись от своих основных обязанностей. Привожу в пример известного артиста, который – из-за хорошего ко мне отношения – не только не гонял меня за чаем, но и сам мне его приносил, когда видел меня, замотанную.

Тут со знаменитостью что-то происходит – алкоголь плюс нервное перевозбуждение – и он начинает кричать, что меня подпускать нельзя близко к профессии помрежа, что я – другая, и должна сидеть дома за своими сценариями, что слышал бы меня сейчас московский продюсер, да он бы мне за такие рассуждения голову оторвал и в асфальт бы меня закатал.

Я слышу последнее. Понимаю, что так со мной разговаривать я никакой знаменитости не позволю.

– Так, – говорю, – разговор зашел тупик. Видимо, мне пора. Всего хорошего.

Встаю с кресла, беру сумку, выхожу в коридор.

В коридоре натягиваю сапоги, снимаю с вешалки пальто, залезаю в рукава, медленно застегиваю каждую пуговичку. Из комнаты не раздается ни звука. Мне смешно. Из-за такой ерунды поругались. Напускаю на себя независимый вид. Иду в комнату. Останавливаюсь на пороге. Смотрю.

Он лежит на диване, закинув в колене ногу на ногу, смотрит в потолок. Весь такой неприступный и безразличный. На мое появление не реагирует.

– Ты меня не проводишь? – спрашиваю весело.

И бровью не ведет.

– Понятно. Не проводишь.

Иду в коридор, выхожу на лестницу, прикрыв за собой дверь.

Ну, ребята, это уже хамство.

Стою в ночи одна, ловлю машину на Фонтанке. Гнусно, будем уж честны.

Еду в такси, когда приходит смс от актера моего любимого театра, на спектакле которого мы были этим вечером. Спрашивает, действительно ли знаменитости понравился спектакль. Отвечаю: действительно.

«Передай ему привет – пишет мой знакомый, видимо тоже принявший на грудь, – мы все его очень любим». – «Передам» – отвечаю, вспомнив закинутую в колене ногу, полную ко мне личностного презрения.

«Скажи ему, что он очень крутой» – не может успокоиться мой товарищ. «Обязательно» – отвечаю. «Приводи его к нам на другие спектакли!» – «Непременно».

Больше мы в театр вместе с московской знаменитостью не ходили.