Текст книги "Змеиное логово"

Территория России, протекторат Русской Армии, Московская трасса – протекторат Москвы, г. Новая Одесса. Суббота, 35/06/21 08:36

А утром мы прощаемся и отбываем в Одессу. Погостили бы еще, да время поджимает, нам ведь четвертого числа уже надо выходить на работу. Мы и так с наземным конвоем на Порто-Франко скорее всего опоздали, придется изыскивать альтернативные варианты, в крайнем случае – продадим «ниву» и купим два билета на самолет, уж из Новой Одессы такие рейсы точно есть, знакомый нам обоим Карманович из «Мира армейского радио» нередко летает туда-сюда по каким-то гешефтам, вроде как филиал своего радиотехнического сервиса открыл у духовно близких одесситов…

До границы Московского протектората добираемся по знакомой уже дороге часов за пять; затем сворачиваем на грунтовку среднеобычной разбитости, и вскоре после полудня впереди вырастает натуральная крепость. Двуглавая гора с бетонно-кирпичными надстройками, на вершине крутится решетка локатора, и – протираю глаза, – торчащие из колоколообразных башен орудийные стволы безумного калибра, направленные в сторону моря. С линкора «Миссури» их экспроприировали, что ли? Хотя, с учетом контекста – скорее с какого-нибудь крейсера Черноморского флота, заодно порезав таковой на металлолом. Береговая оборона по высшему стандарту. Вот интересно, в кого планировалось бить из этих дур, самые крупные здешние корабли, какие мне попадались, размером чуть поболе речного трамвайчика и навряд ли выдержат обстрел хотя бы из крупнокалиберного пулемета…

«Форт Скала», гласит указатель; до собственно Новой Одессы – шесть километров в объезд скалы. Туда и едем. На воротах дежурят обычные ментообразные морды, сдаем им айдишки на обычный аусвайс-контроль…

– Выйти из машины, руки за голову! – «дает петуха» сержант, целясь в нас из «сто четвертого». Сенсор стационарного сканера мигает тревожным красным.

Вопрос, какого черта тут происходит, озвучивать бессмысленно. Как и почему мы оказались в «красном списке», каковые личности подлежат немедленному задержанию, а при попытке сопротивления или бегства по ним без тени сомнения откроют огонь, – охрана периметра Новой Одессы по определению знать не может, не их уровень. Могут знать выше, но чтобы до разговора повыше дожить, прямо сейчас нужно вести себя тише воды и ниже травы…

Сара также просчитывает это и выбирается наружу без напоминаний. Сдаем оружие, добровольно и медленно, потом нас обыскивают; супруга переносит и эту процедуру, сухо предупредив:

– Будьте любезны, осторожнее, я на втором месяце.

– Там разберутся, – бросает в ответ мент, надевая «особо опасным преступникам» пластиковые американские наручники. Впрочем, с Сарой обошлись действительно любезнее, ей руки зафиксировали спереди, тогда как у меня – за спиной.

Пообщавшись с начальством по рации, нас запихивают в «буханку» и куда-то там везут. Потом выгружают, Сару ведут в один кабинет, меня в другой. Мариновать в КПЗ не стали, спасибо и на том.

За столом усталого вида товарищ «в штатском» – короткий неаккуратный ежик, рыжеватый с заметной проседью, легкие брюки, темно-зеленая тенниска. В кобуре на поясе старичок ТТ. Кабинет небольшой, мазгана тут никогда не было, в углу ненавязчивым фоном гудит вентилятор.

– Антон, снимите с задержанного наручники и обождите за дверью, – коротко распоряжается хозяин кабинета, раскрывая нетолстую папку.

Пластиковую полоску с меня срезают; разминаю запястья, вежливо киваю и жду, что скажут. Возмущаться произволом одесских властей пока подожду, нужна информация.

– Винничук Николай Семенович, заместитель прокурора Новой Одессы, – представляется собеседник. – А вы сотрудник Ордена, Щербань Владимир Игоревич, последнее на сегодняшний день место работы – база по приему грузов и переселенцев «Южная и Латинская Америка».

Хм. А ведь в Ай-Ди, едином местном документе, я фигурирую без отчества, как и в том орденском досье, которое сам видел. Не то чтобы это отчество было так уж трудно раздобыть, один запрос за ленточку – но ведь это, лишние телодвижения, которые Орден не очень любит, а в обход Ордена организовать я даже не очень понимаю как… Интересное кино.

– Ко мне обращайтесь без отчества, если не возражаете. Привык.

– Дело ваше. Так вот, Патрульная служба Ордена не далее как вчера объявила вас в международный розыск. Как вы полагаете, почему?

– Без малейшего понятия. Расскажете?

– Расскажу, конечно. В здешнем Уголовном кодексе не так много «особо тяжких» статей. Ваша – мошенничество в особо крупных размерах и подделка платежных средств, пострадавшая сторона, она же представитель обвинения – Банк Ордена. Власти Новой Одессы к вам претензий не имеют, насчет московских, которые формально над нами – сказать пока не могу, но выдать вас Ордену «головой» мы обязаны, разве только вы найдете для нас очень веские аргументы такого не делать. И желательно проявить оперативность. Доступно или разжевать?

Делаю глубокий вдох и медленный выдох. Нет, насчет «очень веских аргументов и пооперативнее» все понятно, если я «вотпрямщас» материализую на столе большую пачку экю, власти Новой Одессы сделают вид, что никакого красного сигнала на сканере не было. По крайней мере именно это мне и хотят сейчас сказать. Вполне доступно, да.

– Николай Семенович, я понятия не имею, о чем речь. Да, счет в орденском банке у меня есть, и последний раз я им пользовался пару дней назад в Москве. В среду днем, если быть точным. Снимал несколько тысяч наличными, сумма такая на счету имелась с изрядным запасом, никаких трудностей у операциониста не возникло.

Винничук поджимает губы.

– Раз вы предпочитаете такой путь, Владимир, вам же хуже. Здесь, – указывает на открытую папку, – однозначно указано, что на ваш счет была зачислена крупная сумма. А зачислена она была как эквивалент внесенного для обмена золотого слитка. Вот только слиточек-то оказался того… при первичном осмотре не заметили, только в центральном хранилище вскрылось. Тут, конечно, банковский эксперт сплоховал, ну да этот вопрос решат уже с ним в рабочем порядке, а вы подпадаете под статью о мошенничестве и подделке. Окажись слиток с орденским клеймом, ваша статья была бы «фальшивомонетничество», что еще серьезнее, но даже и так…

Массаракш. «Рыжье» Нефтяника, за которое братки выкупили «самурай»!

– Золотой слиток действительно был, – отвечаю. – Только слиток этот не мой, я к нему даже не прикасался. Продал человеку машину. Не люблю таскать с собой крупные суммы, вот и попросил покупателя внести деньги прямо на мой счет в любой удобной ему форме. Покупатель принес золото, банк его принял. Ко мне-то тут какие претензии?

– Забавная история. А доказать сумеете?

– Сара там была, она может подтвердить.

– Сара? – заглядывает в папку. – А, ваша супруга? Сейчас с ней общается мой коллега, и если она скажет то же самое, это несколько улучшит ваше положение, однако показания жены и вообще любого близкого родственника – аргумент не слишком сильный.

Потираю подбородок. Ладно, призываем на помощь Перри Мейсона.

– Значит, надо опросить операциониста, который принимал золото. Не так много времени прошло, человек наверняка вспомнит, что получал он слиток не от меня. Покупателя могу описать, имени его, к сожалению, не знаю.

– А вот это вы зря, Владимир, – качает головой зампрокурора, – абы с кем дело иметь, не спрашивая документов…

– Николай Семенович, ну сами посудите, зачем мне его айдишка? Прямой обмен товара на деньги, если б речь там шла о паре-тройке сотен экю, никто бы в банк и не ходил…

– Я-то понимаю. Но в результате, кроме ваших слов и поддельного слитка, никаких улик в деле теперь нет. И что прикажете делать?

Что делать, что делать – работу свою выполнять. Не вам лично, товарищ зампрокурора, а вашим московским коллегам. Вот как-то не верю я, что достопамятные Нефтяник, Хомяк и Плафон, пускай я и не знаю номеров их идекарт, сумели избежать внимания московских правоохранителей. Не осуждены – верю, не находятся в розыске – тоже могу согласиться, а вот что вовсе не состоят в разработке и на учете – сильно сомневаюсь…

– Можно мне компьютер или мой лаптоп? Он в нашей «ниве», в рюкзаке на заднем сиденье.

Явное удивление.

– Зачем?

– Составить подробные показания и описание. Уж простите, но ручкой на бумаге больше двух слов сто лет не писал, а так будет в разы быстрее.

Винничук усмехается.

– Надо же. Прогресс, итить его. – Ненадолго задумывается. – А что, в принципе могу пойти вам навстречу. Дело все равно в разработке у орденцев, мы так, «оказываем услугу», до их прибытия вам все равно куковать в обезьяннике, можете заодно и показания набросать, сэкономите людям время и силы. Служебный компьютер предоставлять, хотя бы и в аренду – слишком, пожалуй, а собственным, будучи под присмотром, вполне можете воспользоваться. Сейчас распоряжусь.

Территория России, протекторат Москвы, г. Новая Одесса. Суббота, 35/06/21 18:13

Обезьянник в традиционном смысле одесситы оборудовать поленились, это ж надо занимать целую комнату, да еще и решетку ставить. Не то чтобы прокуратура (или где нас там припахали) испытывала затруднения с рабочим пространством, строятся в Новой Земле традиционно с размахом, но какой смысл облегчать задержанным жизнь и расходовать ресурсы на их комфорт? Так что роль КПЗ выполняет попросту кусок внутреннего дворика, отделенный от служебной автостоянки стандартным заборчиком, и в будке вахтера сидит вооруженный «бизоном» конвоир – все тот же Антон, – дабы особо опасный преступник, который я, никуда не испарился из огороженного «загона».

Я испаряться и не собираюсь, вот, как раз заканчиваю редактировать на тафбуке «собственноручные показания», спрятавшись под козырьком от солнца, чтобы экран не отсвечивал.

На автостоянке запаркована наша «нива», в которой, настежь распахнув двери – хоть какое-то движение воздуха, – разместилась Сара, мирно потягивая купленный в забегаловке неподалеку сок. Бутерброды с креветками уже закончились – все четыре порции, на нас двоих, а также на охрану, которую в общем-то кормят, но зачем усугублять, тем более что это сущие копейки?

Откуда бутерброды? Так под арестом, дожидаясь орденских дознавателей, сижу исключительно я, любимая супруга проходит по делу как свидетельница, ее в «красный список» никто не включал, соответственно новоодесская прокуратура, сняв показания, отпустила Сару «под подписку о невыезде», вот она и прогулялась в кафешку за обедом. А на стоянке сидит и ждет, потому как не намерена пропускать зрелища. Услышав от Сони и тетушки Аллы о моральном разгроме инквизиторов в Виго, дико жалеет, что ее там не было, и вот теперь хочет увидеть, как я буду ставить на место орденских патрульных. В исходе не сомневается. Я в общем тоже не сомневаюсь, если там на весь отдел есть хотя бы капля мозгов, нас отпустят и займутся настоящими преступниками. Немного жаль потерянного времени, ну да тут уже «издержки производства».

Орденские служащие появляются как раз вовремя – только-только успеваю закончить писанину и послать Саре воздушный поцелуй. Двое, в стандартной песчаной повседневке и малиновых беретах; один маленький, остролицый и черняво-смуглый, лет двадцать с хвостиком, заметно прихрамывает; второй, напротив, большой и пузатый, с изрядно красной физией, сильно в возрасте – за полтинник точно. У хромого на поясе обычный «кольт» в нейлоновой кобуре, у пузатого оружия не видно вовсе. Неторопливо подходят к будке охранника, вроде как представляются, показывают идекарты; Антон связывается по ходиболтайке с начальством, явно получает «добро» и пропускает орденцев в «обезьянник».

Краем глаза смотрю на Сару, любимая располагается поудобнее: если разговор обойдется без криков, слышно ей на стоянке ничего не будет, но увидит она достаточно.

А орденцы подходят ко мне и присаживаются на соседнюю скамейку.

– Старший сержант Рассел Айвинг, Патрульная служба Ордена, – представляется хромой; легкий тягучий выговор то ли Аризоны, то ли Техаса. – А это Айк Резник из представительства, – кивает на пузатого.

– Раш, ты таки имеешь много времени на церемонии или просто хочешь поболтать с умным человеком? – лениво интересуется Резник уже по-русски. Вернее, по-одесски. Таки да, логично, или мы пребываем в каком-то другом населенном пункте? – Влад, этот шлемазл Винничук что-то там говорил за ваши собственноручные показания.

– А то, – отвечаю и разворачиваю тафбук.

Собеседники недоуменно смотрят на экран; Резник фыркает, Айвинг пробегает взглядом английский текст – кто ж знал, что оба орденца хорошо владеют русским, – качает головой.

– Таки это к делу не приложишь.

– Вы забыли за сверхсекретное устройство под названием принтер? – в том же тоне уточняю я. – Таки могу даже переформатировать файл под рукописный шрифт, их у меня есть.

– Как говорила тетя Песя, чтоб она нам всем была жива-здорова, – не надо лохматить бабушку, – говорит пузатый орденец. – Слушайте сюда, Влад, Москва и эти ваши Нефтяник и Хомяк – оно все хорошо, но вот фальшивое золото формально на вас. А не так давно вы имели мигрень участвовать в захвате другой кучи золота, которое, что бы вы там себе ни думали, оказалось один в один таким же. Концы на него копали совместно испанцы и наш Патруль, пахали как дядя Фима в койке у тети Песи, и так ничего и не нашли. Имеете что-нибудь добавить?

У меня челюсть отвисает. То есть «ядерное золото» с Холмов Страстей тоже оказалось фальшивым, причем технология подделки использована одна и та же?

– Если не секрет, что за подделка такая высококачественная? В смысле, как так получилось, что в банке приняли золото, а потом оказалось, что оно некошерное?

– Вообще секрет, конечно, однако в вашем случае – или вы это уже знаете, или не проболтаетесь. Сало в шоколаде.

Э… это шутка?

Стоп. Снаружи шоколад, внутри сало. Снаружи слой золота, внутри… внутри что-то левое.

– Свинец в золотой оболочке? – размышляю вслух. – Так свинец же почти вдвое легче золота, кирпич весом в три кило имел бы габариты примерно пятикилограммового; человек, который слитков драгметалла в руках не держал, ошибиться мог, но банкир-то нет… Да и плотность разная, на рентгене должны были бы засечь.

Айвинг хмурится, а Резник расплывается в ухмылке:

– Как говаривала незабвенная тетя Песя, раз ты такой умный, то почему еще не богатый? Учись, Раш… А вы, Влад, таки немножко правы про золотую оболочку, а вот про свинец не совсем. Он там, конечно, тоже был… но не только он.

Так. Таблицу «плотность металлов» из школьного учебника я помню довольно смутно, а из занимательной физики почему-то вспоминается задачка на утопление в двухслойной среде – сверху вода, снизу ртуть, – уранового лома…

Массаракш. Ядерное золото!

Нет, прятать в золотой обертке уран-двести тридцать пять – это бред по целому ряду соображений, начиная с экономических, во сколько там раз активный уран реакторных стержней и иных агрегатов дороже золота? Да, веке в шестнадцатом имели место случаи подделки не то флоринов, не то дукатов с использованием платины, ввезенной из свежеразграбленного Перу, – ну так ведь платину в те годы числили металлом бросовым, этаким «никуда не годным недосеребришком»[85]85
  Plata – исп. «серебро»; platina – исп. «серебришко».


[Закрыть], а не как сейчас… Но вот «сырой» уран куда дешевле, а тем более его обедненный изотоп, который в атомной промышленности идет как бесполезный отход…

Сразу вспоминается история про сорок третий год. «В связи с международным положением» прекращаются поставки вольфрама из Португалии в Германию, производство вольфрамовых сердечников для танковых снарядов под угрозой… Тут кто-то вспоминает, что где-то в университетах залежалось центнеров этак двенадцать другого металла, не менее тяжелого.

Альфред Шпеер вызывает научников и прямо интересуется – когда с их работы ожидается какая-нибудь польза. Научники мнутся, а потом выдают: годика эдак через три-четыре. Ага. Аккурат к году сорок шестому – сорок седьмому.

После чего все двенадцать центнеров немедленно передают в оборонку. Оборонка ругается – металл нестоек, ядовит, да еще в порошке самовозгорается. Но… приказано – сделано. Снаряды передают в армию.

А армия в восторге.

Выясняется, что при резком повышении давления (например, при попадании в цель) металл меняет структуру кристаллической решетки на более плотную и твердую и прошивает броню, попутно раскаляясь за счет энергии удара. А попав внутрь танка – разлетается в мелкие брызги, попутно самовоспламеняясь, в результате чего температура в танке повышается на тысячу градусов.

Вот так и были открыты урановые сердечники, а Германия осталась без ядреной бомбы.[86]86
  Изложение данного исторического эпизода заимствовано у К.Э. Налбандяна.


[Закрыть]

В той конкретной ситуации герр рейхсминистр, кстати, был совершенно прав, в случае победы заняться бомбой можно еще раз, а проигравшим точно не до A-проектов. Ну а нынешние артиллеристы до сих пор пользуют для сердечников бронебойных снарядов именно уран, вернее, те самые «отходы» атомного производства, обедненный U-238…

И именно этот уран должен быть использован в «ядерном золоте». Потому как он тутошним быть не может – ядерную энергетику развивать с нуля ни у одного местного гособразования нет ни ресурсов, ни потребностей. Значит, тихо заказан за ленточкой; ну а под каким еще соусом можно, не вызывая вопросов, заказать, скажем, тонну обедненного урана? Только скрыв сей заказ среди штатного «пополнение артиллерийского боезапаса для армии такой-то территории», тихонько подставив в заявку индекс ГРАУ или иную соответствующую кодировку для нужных снарядов; что орденские логистики, что сотрудники заленточного отдела, рупь за сто, в артиллерии ни бельмеса и просто передают эту заявку поставщикам в Старый Свет, ну а там просто оформляют покупку по официальным или полуофициальным каналам, снаряды с урановыми сердечниками товар хоть и нечастый, но вроде ни под какие программы по борьбе с международным терроризмом не подпадает, и особых подозрений сам по себе даже у специалистов не вызовет…

Носком ботинка рисую на гравии ядерный трилистник-в-круге. Раш аж подскакивает, а Резник кладет ему руку на плечо.

– И вот об этом, Влад, лучше молчать.

– Обедненный уран, который для объема и правильной плотности снабжен свинцовой упаковкой и уже сверху заключен в золотую оболочку… – вслух размышляю я. – Альфа-бета-гамма излучения не больше, чем у самого свинца, пропорцию свинца-урана под общую плотность золота подобрать можно, само золото сверху чистое и самый тщательный визуальный осмотр ни черта не выявит. Только сверлить насквозь или плавить полностью.

– И об этом тоже лучше молчать, – с нажимом повторяет Айвинг.

– Да молчу я, молчу. Однако вот вам московский конец, который так и не нашли Патруль с испанцами в Холмах Страстей. Троица встреченных мною братков – явно не вершина, но через них вполне можно выцепить следующее звено цепочки. Предположения насчет всей этой международной шайки строить пока не берусь, а что до урана – полагаю, на всех приемных Базах накладные на артиллерийские снаряды нужных категорий уже подняли и без моего совета.

– Ну что ты с ним таким будешь делать, – разводит руками Резник.

– Вычеркивать из списка федерального розыска, бикицер, – вздыхает Айвинг. – Можно еще пристрелить на месте при попытке улететь, чтоб точно молчал. Или сбагрить на перевоспитание твоей любимой тете Песе, пусть она будет здорова где-нибудь подальше от нас.

…Немного пообщавшись, приходим к соглашению: ближайшие пару дней я Новую Одессу не покидаю, находясь под такой же подпиской о невыезде, как Сара. Со своей стороны, сотрудники здешнего отделения Ордена дают запрос в Москву на взять и допросить Нефтяника со товарищи (пока – аккуратно), и если мои сведения подтвердятся, из «красного списка» номер айдишки Влада Щербаня уберут, а «дело о ядерном золоте» потихоньку пойдет на дальнейшую раскрутку. Мне о подробностях дела настоятельно рекомендовано молчать в тряпочку, мол, прохожу особо важным свидетелем. Выдали местную симку, велели оставаться на связи все тридцать часов в сутки; после нового сеанса связи с большим начальством меня таки выпускают на автостоянку к Саре, а вскоре туда же выносят «временно конфискованные» у нас оружейные баулы и прочие вещдоки. Быстро проверяю – так, на всякий пожарный; нет, все на местах.

Мельком глянув на мою оружейную коллекцию, Резник хохочет.

– Ну-ка, у кого новее?

И добывает из нарукавной кобуры-кармана «зауэр-тридцать восемь», один в один как тот, что я в свое время отложил в загашник из кучи трофейного железа. Сравниваем – ничья; по номерам верх беру я – у моего ствола шестизначный номер начинается с «414», у него с «337», – однако по состоянию пистолетик Резника выглядит все же получше. Но в целом совпадение занятное, для нынешнего рынка не самая распространенная модель. Во время оно в Третьем рейхе на вооружение не то люфтваффе, не то кригсмарине объявили конкурс, в финале оказались три образца – мой «зауэр» и две немецких конструкции, проверенный работой в полиции «вальтер»-ППК и новый зейдлевский «маузер»; в итоге на вооружение разных частей приняли все три, сочтя равнозначными, но после войны «вальтер» продолжали потихоньку клепать на коммерческий рынок, «маузер» – тоже, хотя и со скрипом, а «зауэр» свой швейцарцы забросили, мол, слишком дорогой… Насчет «равнозначности» по крайней мере частично правда, как-то в тире попросил у фрау Ширмер ее ППК на попробовать, ничего ствол, приятный, мой цехнеровский в руке сидит не хуже, а по точности оба пистолетика много лучше меня, фрау экс-штази из своего легко кладет пулю в глаз на пятнадцати метрах, мне до подобного еще кашлять и кашлять… Что до зейдлевского «маузера», такой я вживую не видел никогда, а любопытно было бы сравнить.