Текст книги "Опасное наследство"

IV

Джозеф Пиластер покончил с большой тарелкой почек ягненка и яичницы-болтуньи и принялся намазывать маслом поджаренный кусок хлеба. Августа часто задавала себе вопрос, не связано ли свойственное мужчинам средних лет плохое настроение с количеством поглощаемого ими мяса. При мысли о почках на завтрак ей становилось не по себе.

– В Лондон приехал Сидни Мадлер. Сегодня утром мне нужно с ним повидаться, – сказал Джозеф.

Августа не сразу поняла, о ком идет речь.

– Мадлер?

– Из Нью-Йорка. Он недоволен тем, что Хью не назначили партнером.

– А ему-то какое дело? Подумаешь, важная персона! – сказала Августа презрительно, хотя в глубине души обеспокоилась.

– Я знаю, что он скажет. Когда мы заключали договор о совместном предприятии с Мадлером и Беллом, подразумевалось, что в Лондоне всеми совместными делами будет заведовать Хью. А теперь, как ты знаешь, Хью ушел из банка.

– Ты не виноват. Он сам так решил.

– Да, не виноват. Но я мог удержать его, предложив стать партнером.

Августа поняла, что Джозеф еще может поддаться слабости и пойти на попятную. От этой мысли ей стало страшно. Нужно придать ему решимости.

– Надеюсь, ты не позволишь чужакам решать, кто будет и кто не будет партнером Банка Пиластеров.

– Конечно нет.

В голове у Августы промелькнула еще одна мысль.

– А может ли мистер Мадлер расторгнуть договор о совместном предприятии?

– Да, может, хотя он об этом еще не говорил.

– Это стоит больших денег?

– Раньше стоило. Но теперь, когда Хью работает у Гринборнов, он скорее всего заберет основную часть сделок себе.

– Тогда на самом деле неважно, что там считает мистер Мадлер.

– Возможно, и неважно. Но мне все равно нужно с ним встретиться. Он проделал такой большой путь из Нью-Йорка только ради этой встречи.

– Скажи ему, что Хью взял себе в жены ужасную женщину. Я думаю, он поймет.

– Конечно, поймет, – согласился Джозеф, вставая из-за стола. – До свиданья, дорогая.

Августа встала и поцеловала мужа в губы.

– Не дай себя запугать, Джозеф, – сказала она.

Плечи его слегка напряглись, губы сжались.

– Не дам, – ответил он.

Он вышел, а она некоторое время посидела за столом, попивая кофе и раздумывая, насколько велика эта новая угроза. Она постаралась приободрить Джозефа, но полностью повлиять на него не могла. Придется держать под пристальным наблюдением еще и этот вопрос.

То, что уход Хью стоил банку много денег, стало для нее неприятным известием. Она не думала, что, выдвигая Эдварда и делая подкоп под Хью, она еще и теряет деньги. Неужели она сделала что-то плохое для банка, который служит основанием всех ее надежд и планов? Но нет, это смешно. Банк Пиластеров невероятно богат, и не ей угрожать его благополучию.

Пока она заканчивала завтрак, в столовую проскользнул Хастед, сообщивший о том, что ей хочет нанести визит мистер Фортескью. Сердце Августы забилось сильнее, и она постаралась выкинуть из головы Сидни Мадлера. Сейчас ее внимания ждет вопрос поважнее.

Майкл Фортескью стал ее своего рода «ручным политиком». Одержав с финансовой помощью Джозефа победу на дополнительных выборах в Диконбридже, Фортескью занял место в парламенте и теперь был должен Августе. Она ясно дала понять, каким образом он может оказать ей ответную услугу – обеспечить Джозефу титул пэра. Выборы стоили пять тысяч фунтов, и хотя этого достаточно, чтобы купить самый богатый особняк в Лондоне, для титула эта сумма не так уж и велика. Обычно посетители приходили во второй половине дня, так что утренний визит означал, что дело крайне важное. Августа подумала, что Фортескью не стал бы являться так рано, если у него нет серьезной новости.

– Проводите мистера Фортескью в смотровую, – сказала она дворецкому, стараясь унять нервную дрожь. – Я поговорю с ним немедленно.

Она посидела еще некоторое время, успокаиваясь.

Пока что ее кампания шла по намеченному плану. Арнольд Хоббс в своем журнале «Форум» опубликовал ряд статей, в которых призывал награждать выдающихся коммерсантов титулами. Леди Морт в своих разговорах с королевой подчеркивала достоинства Джозефа и сказала, что ее величество была весьма впечатлена. И, наконец, Фортескью в беседе с премьер-министром Дизраэли упомянул, что широкая публика поддерживает эту идею. Теперь ее усилия должны были принести плоды.

Напряжение показалось Августе почти непереносимым, и, поднимаясь по лестнице, она несколько раз останавливалась, чтобы перевести дыхание. В голове у нее крутились слова, которые она надеялась скоро услышать: «Леди Уайтхэвен… Граф и графиня Уайтхэвен… так точно, миледи… как пожелает ваша светлость…»

Комната, которую Августа называла смотровой, располагалась над прихожей, и в нее вела дверь с промежуточной площадки лестницы. Ее внешнее окно-эркер выходило на улицу, но своим названием она была обязана не этим. Необычным было внутреннее окно, позволявшее наблюдать происходящее в главном холле, причем посетители даже не подозревали, что за ними наблюдают. За несколько лет Августе удалось подсмотреть отсюда немало интересного. Здесь же, в небольшой, но уютной комнате с камином и низким потолком, Августа принимала утренних посетителей.

Фортескью – высокий и симпатичный молодой человек с необычно большими ладонями – выглядел немного напряженным. Августа села рядом с ним на диван у окна и поприветствовала его своей самой теплой и приободряющей улыбкой.

– Я только что от премьер-министра, – сказал Фортескью.

Августа с трудом заставляла себя говорить.

– Вы говорили о сословии пэров?

– Да, именно об этом. Мне удалось убедить его в том, что банковская отрасль должна быть представлена в палате лордов, и теперь он настроен даровать титул пэра представителю Сити.

– Чудесно! – воскликнула Августа.

Но Фортескью не разделял ее восторга. Судя по его насупленному виду, его что-то тревожило.

– Почему вы такой мрачный? – спросила она с беспокойством.

– Есть и не столь радостные новости, – ответил Фортескью и нахмурился еще больше.

– В чем дело?

– Боюсь, он намерен даровать титул пэра Бенджамину Гринборну.

– О нет! – вырвалось у Августы, словно ее ущипнули. – С чего вдруг?

– Я полагаю, он имеет полное право предоставить титул, кому сочтет нужным, – ответил Фортескью немного недовольным тоном. – В конце концов, он же премьер-министр.

– Но я приложила столько усилий вовсе не ради Бена Гринборна!

– Да, боюсь, ситуация выглядит несколько иронично, – медленно произнес Фортескью. – Но я сделал все, что смог.

– Только не надо напускать на себя этот надменный вид, – с раздражением сказала Августа. – Вам ведь понадобится моя помощь на будущих выборах.

В глазах молодого человека вспыхнул огонек негодования, и на мгновение ей показалось, что она утратила власть над ним и что он сейчас заявит, что расплатился с ней и теперь ее помощь ему не требуется. Но он отвел глаза и только сказал:

– Уверяю вас, меня и самого расстроила эта новость…

– Ладно, дайте мне подумать, – сказала Августа.

Встав, она принялась расхаживать по маленькой комнате.

– Нужно как-то заставить премьер-министра передумать… Спровоцировать скандал? Какие у Бена Гринборна слабости? Его сын женился на выскочке, но этого недостаточно…

До нее вдруг дошло, что если Гринборн получит титул, то этот титул по наследству достанется и его сыну, а в этом случае и Мэйзи когда-нибудь станет графиней. От этой мысли ей стало плохо.

– Каких политических взглядов придерживается Гринборн?

– Об этом мне неизвестно.

Бросив взгляд на молодого человека, она увидела, что он сидит с самым мрачным видом, и подумала, что обращается с ним слишком грубо. Сев рядом, она взяла его большую ладонь обеими своими руками.

– Вы обладаете прекрасным политическим чутьем. Именно этим вы и привлекли меня. Прошу вас, поделитесь со мной своими догадками.

Фортескью немедленно растаял, как большинство мужчин, когда им льстят.

– Если надавить на него, то, возможно, он назовет себя либералом. Большинство коммерсантов, как и большинство евреев, придерживаются либеральных взглядов. Но публично он ни разу не высказывал своего мнения по политическим вопросам, и поэтому будет трудно изобразить его врагом консервативного правительства…

– Он еврей, – сказала Августа. – Это главное, что следует учесть.

Фортескью с сомнением покачал головой.

– Премьер-министр и сам еврей по рождению, а ведь ныне он лорд Биконсфилд.

– Да, я знаю, но он ведь христианин. Помимо того…

Фортескью удивленно приподнял бровь.

– У меня тоже есть свои инстинкты, – пояснила Августа. – И они подсказывают мне, что национальность Бена Гринборна – ключ ко всему.

– Если могу быть чем-то полезен…

– Вы проявили себя великолепно. В настоящее время пока ничего не требуется. Но если премьер-министр выскажет сомнения по поводу кандидатуры Бенджамина Гринборна, напомните ему, что есть еще и альтернатива в лице Джозефа Пиластера.

– Положитесь на меня, миссис Пиластер.

Леди Морт жила в доме на Керзон-стрит, который был явно не по средствам ее мужу. Дверь открыл лакей в ливрее и в напудренном парике. Он проводил Августу в утреннюю приемную, заставленную дорогими безделушками из магазинов на Бонд-стрит: золотые канделябры, картины в серебряных рамах, фарфоровые украшения, хрустальные вазы и украшенная драгоценными камнями старинная чернильница, стоившая, вероятно, больше молодой скаковой лошади. С одной стороны, Августа презирала Гарриет Морт за то, что она с такой безрассудностью тратит деньги, но с другой стороны, это был хороший знак – надменная женщина и не думала бороться со своей страстью.

Расхаживая по комнате, Августа чувствовала, как в ней нарастает беспокойство от мысли, что вместо Джозефа титул может получить Бен Гринборн. Второй раз сил на такой замысел у нее не хватит. Подумать только – после всех ее усилий эта верти-хвостка Мэйзи Гринборн станет графиней, когда достойное ее место в сточной канаве!

Вошла леди Морт, холодно поприветствовав посетительницу:

– Какая милая неожиданность – увидеть вас в такое время!

По сути, это был упрек в том, что Августа нанесла ей визит до обеда. Было видно, что металлически-серые волосы леди Морт уложены наспех, и Августа подумала, что у хозяйки не было времени как следует привести себя в порядок.

«Но принять меня ты все-таки согласилась, – со злорадством подумала Августа. – Ты же боишься, что я прикажу заморозить твой счет в банке, так что выбора у тебя нет».

Тем не менее вслух она заговорила подобострастным тоном, который должен был польстить фрейлине.

– Прошу простить меня, но я пришла, чтобы спросить вашего совета по крайне важному делу.

– Все, что могу…

– Премьер-министр согласился удостоить титула пэра банкира.

– Великолепно! Как вам известно, я беседовала об этом с ее величеством, и мои слова, несомненно, оказали влияние на это решение.

– К сожалению, он хочет даровать титул Бенджамину Гринборну.

– Ах! Это действительно печально.

Августа догадывалась, что в глубине души Гарриет Морт рада этой новости, потому что ненавидит ее.

– Не то слово, – вздохнула Августа. – Мне эта затея стоила невероятных усилий, и теперь награда за мои труды достается величайшему сопернику моего мужа!

– Я понимаю.

– Хотелось бы этого не допустить.

– Не представляю даже, как это сделать.

Августа притворилась, что размышляет вслух.

– Решение о предоставлении титула пэра должна подтвердить королева, верно?

– Верно, ведь официально его выносит она.

– Тогда вы можете попросить ее кое о чем.

Леди Морт снисходительно улыбнулась.

– Моя дорогая миссис Пиластер, вы переоцениваете мои силы.

Августа придержала язык и не стала ничего отвечать на этот снисходительный тон.

– Вряд ли ее величество прислушается к моему совету и поставит мое мнение выше мнения премьер-министра, – продолжила леди Морт. – Кроме того, на каких основаниях я должна сомневаться в его выборе?

– Гринборн – еврей.

Леди Морт кивнула.

– Да, в былые времена этого было бы достаточно. Помню, как Гладстон захотел сделать пэром Лайонела Ротшильда, и королева просто отказала ему без всяких объяснений. Но это было десять лет назад. С тех пор у нас появился Дизраэли.

– Но Дизраэли – христианин, а Гринборн – иудей и не скрывает этого.

– Не знаю, действительно ли это так важно, – задумчиво произнесла леди Морт. – Хотя этот аргумент может сыграть свою роль. Ее величество постоянно упрекает принца Уэльского в том, что среди его друзей много евреев.

– Тогда, если вы скажете, что премьер-министр предлагает сделать одного из них пэром…

– Я могу упомянуть об этом в беседе, но не уверена, что мои слова произведут тот эффект, на который вы рассчитываете.

Августа продолжала лихорадочно перебирать различные варианты.

– Что же мы можем сделать еще, чтобы обеспокоить ее величество этим вопросом?

– Если этот вопрос широко обсуждался в обществе – например, об этом говорили бы в парламенте или писали бы в прессе…

– В прессе, – повторила Августа, вспомнив об Арнольде Хоббсе. – Да! Я думаю, это можно устроить.

Хоббса определенно сбило с толку появление Августы в его тесной и грязноватой конторе. Он разрывался между тем, чтобы броситься наводить порядок, уделить ей полное внимание или выпроводить под благовидным предлогом. В конце концов он попытался выполнить сразу три дела и засуетился, только усиливая беспорядок: несколько раз переставил кипы бумаг и свертки с уликами с пола на стол и обратно; принес ей стул и бокал хереса с печеньем на подносе и в то же время предложил поговорить в другом месте. Подождав, пока он немного успокоится, Августа сказала:

– Мистер Хоббс, прошу вас, сядьте и выслушайте меня.

– Конечно-конечно, – закивал Хоббс, сел на стул и уставился на нее сквозь пыльные стекла очков.

В нескольких словах Августа рассказала ему о том, что титул пэра может достаться Бену Гринборну.

– Весьма сожалею, весьма сожалею, – повторял Хоббс нервно. – Но, надеюсь, «Форум» нельзя упрекнуть в недостатке энтузиазма при освещении вопроса, на который вы так любезно предложили обратить мое внимание.

«В обмен на две крайне прибыльные должности директора в компаниях, контролируемые моим мужем», – подумала Августа.

– Я понимаю, это не ваша вина, – сказала она раздраженно. – Но что же теперь делать?

– Положение моего журнала незавидное, – озабоченно сказал он. – Тем более после того как мы с таким красноречием убеждали публику в необходимости предоставления дворянских титулов банкирам, было бы трудно сделать полный разворот и начать убеждать ее в обратном.

– Но вы же не имели в виду, что такой чести должен быть удостоен еврей?

– Верно, хотя среди банкиров действительно много евреев.

– А вы не могли бы написать о том, что среди них достаточно христиан и что премьер-министр мог бы выбрать подходящую кандидатуру среди них?

Хоббс все еще сомневался:

– Мы, вероятно, могли бы….

– Ну тогда пишите!

– Извините, миссис Пиластер, но этого не вполне достаточно.

– Не понимаю вас, – сказала она, не скрывая своей досады.

– Видите ли, среди журналистов распространен такой профессиональный термин – «инсинуация». Например, мы могли бы обвинить Дизраэли – то есть лорда Биконсфилда, каковым он и является, – в том, что он отдает излишнее предпочтение представителям своей национальности. Это как раз и было бы «инсинуацией». Но поскольку он славится своей честностью и объективностью, то такое обвинение может и не сыграть.

Августе не нравилось такое хождение вокруг да около, но она сдержала раздражение, поскольку и сама понимала, что им нужен более весомый аргумент. Подумав, она спросила:

– А когда Дизраэли занимал место в палате лордов, церемония проходила как обычно?

– Разумеется, насколько я знаю.

– И он произносил клятву верности на христианской Библии?

– Да, конечно.

– На Ветхом и Новом Завете?

– Ах да, я вижу, к чему вы клоните, миссис Пиластер. Станет ли Бенджамин Гринборн клясться на христианской Библии? Судя по тому, что мне известно, нет.

Августа с сомнением покачала головой.

– Но он может на ней поклясться, если об этом не будут говорить. Он не из тех, кто стремится к открытой конфронтации. Но если ему бросить вызов, он будет держаться своего мнения до последнего. Если широкая публика потребует, чтобы он давал клятву, как все остальные, он может воспротивиться этому из чувства противоречия. Ему ненавистна сама мысль о том, что его к чему-то принуждают.

– Требования широкой публики, – задумчиво произнес Хоббс. – Ну да…

– Так вы можете это устроить?

Хоббсу идея понравилась.

– Я уже вижу заголовок, – возбужденно заговорил он. – «ПРОФАНАЦИЯ В ПАЛАТЕ ЛОРДОВ». А вы гениальны, миссис Пиластер. Вы могли бы и сами издавать журнал!

– Вы мне льстите, – ехидно ответила Августа, но Хоббс не заметил сарказма. Он уже снова о чем-то размышлял.

– А ведь мистер Гринборн очень влиятельный человек, – сказал он задумчиво.

– Как и мистер Пиластер.

– Да-да, конечно…

– Тогда я могу на вас положиться?

Хоббс взвесил все риски и решил-таки встать на сторону Пиластеров.

– Предоставьте все остальное на мое усмотрение.

Августа кивнула. Настроение у нее улучшилось. Леди Морт поговорит с королевой о Гринборне, Хоббс устроит шумиху в прессе, а Фортескью упомянет в разговоре с премьер-министром имя безупречной альтернативы: Джозеф Пиластер. Снова будущее представало перед ней в ярком свете.

Она собралась уже было выходить, как Хоббс задержал ее вопросом:

– Могу я поговорить с вами на другую тему?

– Разумеется.

– Мне недавно предложили приобрести печатный станок по довольно разумной цене. Видите ли, в настоящее время мы пользуемся услугами посторонних типографий, но если бы у нас был свой станок, мы могли бы снизить расходы и увеличить количество публикаций…

– Да, я понимаю, – нетерпеливо прервала его Августа.

– И вот я подумал – не мог бы Банк Пиластеров предоставить нам коммерческую ссуду…

«Значит, такова цена его дальнейшей поддержки», – поняла Августа.

– Сколько вам нужно? – спросила она.

– Сто шестьдесят фунтов.

«Капля в море, – подумала Августа. – Если он будет проводить новую кампанию с тем же рвением, с каким защищал идею предоставления титула пэра банкирам, то деньги того стоят».

– Надеюсь, мы договоримся, – добавил Хоббс.

– Я поговорю с мистером Пиластером.

Ей не хотелось показывать, что ее можно легко уговорить. Он сильнее оценит ее услугу, если не сразу получит то, что хотел.

– Благодарю вас. Всегда приятно встретиться с вами, миссис Пиластер.

– Не сомневаюсь в этом, – сказала она и вышла.

Глава четвертая. Июнь

I

В посольстве Кордовы царила тишина. Кабинеты на первом этаже были закрыты, и все служащие разошлись по домам несколько часов назад. Мики с Рейчел сегодня давали ужин на втором этаже для небольшой компании – сэра Питера Маунтджоя, заместителя министра иностранных дел, с его супругой; датского посла и шевалье Микеле из итальянского посольства – но гости тоже ушли, как и убравшие со стола слуги. Вслед за ними собрался выйти и Мики.

Очарование семейной жизни, если оно когда-то и было, для него давно уже развеялось. Ему надоели попытки удивить не-опытную в интимных вопросах жену или пробудить в ней отвращение. Ее готовность к любым извращениям раздражала его. Она почему-то считала, что любое его желание совершенно естественно, а если она что-то вбивала себе в голову, то переубедить ее уже было нельзя. Никогда он еще не встречал женщину, которую было так трудно переспорить.

Она делала все, о чем он просил в постели, но была твердо убеждена, что за пределами спальни женщина имеет такие же права, что и мужчина, а потому не обязана быть рабыней своему мужу. Этих двух правил она придерживалась неукоснительно. Как следствие, они постоянно спорили по любому домашнему вопросу. Иногда Мики удавалось направить спор в другое русло. Во время перепалки по поводу слуг или денег он говорил: «Подыми платье и ложись на пол», и ссора заканчивалась жаркими объятьями. Но в последнее время такой метод часто не срабатывал; иногда бывало даже так, что спор возобновлялся с новой силой, едва он скатывался с нее.

Со временем Мики стал проводить все больше времени в компании Эдварда и своих старых знакомых. Сегодня они собирались в очередной раз посетить бордель Нелли, в котором проходила «маскарадная ночь» – одна из новых затей Эйприл. Все девушки этой ночью должны были носить маски. Эйприл утверждала, что в такие ночи среди ее обычных работниц могут даже затесаться скучающие дамы из высшего общества. И действительно, иногда во время маскарада можно было заметить незнакомку, держащуюся не совсем так, как все, но Мики подозревал, что это скорее отчаянно нуждающаяся в деньгах представительница среднего класса, нежели скучающая аристократка в поисках запретных развлечений. Впрочем, это не мешало ему повеселиться как следует.

Тщательно уложив волосы и заполнив портсигар, Мики спустился в холл. К его удивлению, у входной двери его подкарауливала Рейчел, скрестив руки и насупившись. Он внутренне собрался и подготовился к очередной стычке.

– Куда это ты собрался в одиннадцать вечера? – начала Рейчел.

– К черту в гости, – ответил Мики. – Прочь с дороги!

Он взял с вешалки шляпу и трость.

– Уж не в бордель ли Нелли?

Мики удивился до такой степени, что не сразу нашелся что сказать.

– Вижу, что так и есть, – сказала Рейчел.

– И кто тебе об этом рассказал?

Рейчел помедлила, но ответила:

– Эмили Пиластер. Она все мне рассказала. Вы с Эдвардом регулярно туда ходите.

– Не стоит слушать бабские сплетни.

Лицо ее побледнело. Он понял, что она боится. Это было странно. Наверное, на этот раз его ждет не обычная перепалка.

– Пора тебе прекратить туда ходить.

– Я же не раз говорил тебе – не смей приказывать своему мужу.

– Это не приказ. Это ультиматум.

– Не глупи. Дай мне пройти.

– Если ты не пообещаешь, что ноги твоей там больше не будет, я уйду от тебя. Уйду из этого дома сегодня же ночью и никогда не вернусь.

«И она не обманывает, – подумал он. – Вот чего она боится. Даже надела башмаки для улицы».

– Никуда ты не уйдешь. Я запру тебя в твоей комнате.

– Попробуй, если получится. Я собрала все ключи и выбросила их. Ни одна комната в этом доме больше не запирается.

Что ж, умно. Похоже, их ссоры действительно переходят на новый уровень. Он ухмыльнулся и сказал:

– Снимай штаны.

– Сегодня это не сработает, Мики. Раньше я думала, что ты меня любишь. А теперь я поняла, что похоть для тебя – это средство управлять людьми. Вряд ли ты знаешь, что такое настоящая любовь.

Мики протянул руку и схватил ее за грудь. Она была плотной и теплой на ощупь, даже несмотря на несколько слоев одежды. Он ласкал эту грудь, не сводя глаз с лица Рейчел, но его выражение не менялось. Значит, сегодня она действительно не намерена поддаваться страсти. Сжав напоследок грудь покрепче, он отвел руку.

– И что на тебя нашло? – спросил он с искренним любопытством.

– В таких местах, как у Нелли, мужчины подхватывают разные дурные болезни.

– Девушки там очень чистоплотные…

– Мики, прошу тебя, не притворяйся дураком.

Она была права. Проститутки здоровыми не бывают. Можно сказать, ему до сих пор везло: за все годы посещения борделей он лишь один раз заразился легкой оспой.

– Ну ладно, – уступил Мики. – Я признаю, что мог подхватить болезнь.

– И заразить ею меня.

Он пожал плечами.

– Такова одна из опасностей, поджидающих жен. Я ведь могу заразить тебя и свинкой, если сам заражусь.

– Но сифилис может передаваться и по наследству.

– На что ты намекаешь?

– Он может передаться нашим детям, если они у нас будут. А я этого не хочу. Я не желаю, чтобы мой ребенок появился в этом мире с такой ужасной болезнью.

Она дышала тяжело и отрывисто, что говорило о крайнем волнении. Похоже, это не просто слова. Она давно уже размышляла об этом.

– Итак, я ухожу до тех пор, пока ты пообещаешь прекратить всякие связи с проститутками.

Спорить дальше не имело смысла.

– Посмотрим, как ты уйдешь с разбитым носом, – сказал он и поднял трость, чтобы ударить ее по лицу.

Она увернулась, словно знала, что он будет ее бить, и подбежала к двери. К удивлению Мики, дверь распахнулась словно сама по себе – наверное, она открыла ее заранее, – и Рейчел в мгновение ока оказалась снаружи.

Мики бросился за ней. У дверей его поджидал очередной сюрприз – экипаж, в который запрыгнула Рейчел. Мики снова поразился тому, как точно она все рассчитала. Он собирался прыгнуть вслед за ней, но путь ему преградил мужчина в цилиндре. Это был ее отец, адвокат мистер Бодвин.

– Я вижу, что вы не намерены раскаиваться в содеянном, – сказал он.

– Вы что, похищаете мою жену? – спросил Мики в ярости от того, что его обхитрили.

– Она уезжает по своей собственной воле. – Голос Бодвина слегка дрожал, но он твердо стоял на своем. – Она вернется только тогда, когда вы откажетесь от своих порочных привычек. И при условии прохождения медицинского осмотра, разумеется.

Мики захотелось ударить его, но он сдержался. Насилие не было его методом, и, кроме того, адвокат непременно обвинил бы его в нападении, и последующий скандал поставил бы под угрозу его дипломатическую карьеру. Рейчел того не стоила.

«Значит, ничья, – подумал он. – Ради чего мне драться?»

– Ну хорошо, пусть остается у вас, – сказал он вслух. – Мне все равно от нее никакой пользы.

Он развернулся и зашел в дом, громко хлопнув за собой дверью.

Цоканье копыт и шум колес за окном постепенно затихли. Мики вдруг поймал себя на мысли, что ему немного жаль, что Рейчел уехала. Да, он женился исключительно по расчету, чтобы убедить жениться Эдварда; в каком-то отношении без жены жить ему было бы значительно легче. Но ежедневные стычки давали ему определенный заряд бодрости, и он никогда раньше не встречал подобной женщины. Вместе с тем отдохнуть в одиночестве тоже было бы приятно.

Немного успокоившись, он надел шляпу и снова вышел. Стояла теплая летняя ночь, на ясном небе сверкали звезды. Летом, когда людям не нужно было жечь уголь, чтобы отапливать дома, лондонский воздух казался чище.

Пока Мики шел по Реджент-стрит, мысли его обратились к делам. С тех пор как около месяца назад он устроил нападение на Тонио Сильва, о разоблачительной статье ничего больше слышно не было. Скорее всего Тонио до сих пор приходит в себя и зализывает раны. Мики отправил отцу закодированную телеграмму с именами и адресами свидетелей жестокого обращения с рабочими на шахтах, и, вероятно, сейчас они уже мертвы. Теперь, к неописуемому удовольствию Эдварда, всем казалось, что Хью устроил панику на пустом месте.

Тем временем Эдвард уговорил Солли Гринборна совместно с Пиластерами выпустить облигации железной дороги Санта-Марии. Это было нелегко: Солли, как и большинство инвесторов, с предубеждением относился к южноамериканским предприятиям. Эдварду пришлось предложить высокие комиссионные ему и принять участие в совместной спекулятивной сделке, прежде чем Солли дал свое согласие. Немалую роль тут сыграл и тот факт, что они учились в одной школе; Мики подозревал, что если бы не мягкий характер Солли, уговорить его было бы куда труднее.

Теперь они заключали контракты с различными инвесторами. Дела продвигались медленно. Труднее всего было втолковать Папе, почему нельзя все решить за пару часов. Отец требовал денег немедленно.

Но, вспоминая, какие препятствия пришлось ему преодолеть, Мики приходил к выводу, что вправе гордиться собой. После отказа Эдварда задача казалась почти невыполнимой. Тем не менее с помощью Августы ему удалось уговорить Эдварда жениться и стать партнером банка. Потом он разобрался с препятствиями в лице Хью Пиластера и Тонио Сильва. Теперь оставалось только подождать, когда же его усилия начнут приносить плоды. Дома железную дорогу в провинции Санта-Марии, безусловно, будут называть «Дорогой Мики». Полмиллиона фунтов – огромная сумма, больше, чем военный бюджет иного государства. Одно это достижение перевешивает все, чего когда-либо добивался его брат Пауло.

Несколько минут спустя он зашел в заведение Нелли. Веселье было в разгаре: все столы заняты, в воздухе клубы табачного дыма, непристойные шутки и грубый смех женщин, едва ли не заглушающий небольшой оркестрик, играющий популярные мелодии. Все женщины носят маски, кто-то простые домино, но многие – более искусные, с дополнением в виде пышных причесок и причудливых головных уборов. Некоторые оставили открытыми только глаза и рот.

Мики проложил себе путь сквозь толпу, кивая знакомым и целуя встречных девушек. Эдвард сидел в комнате для игры в карты, но встал со стула, едва увидел Мики.

– Эйприл припасла нам девственницу, – сказал он, едва ворочая языком.

Час был поздний, и он уже напился.

Мики никогда особенно не ценил девственность, но было бы забавно посмотреть на испуганную незнакомку, для которой все это еще в новинку.

– Сколько ей лет?

– Семнадцать.

«То есть скорее двадцать три», – подумал Мики, зная, как Эйприл оценивает возраст своих девушек. И все же интересно, что она там приготовила.

– Ты видел ее?

– Да, но она в маске, конечно же.

– Разумеется.

Интересно, что ее привело сюда? Наверняка какая-нибудь провинциальная девчонка, сбежавшая из дома и оказавшаяся в Лондоне без гроша в кармане. А может быть, ее похитили с фермы или она работала горничной по шестнадцать часов в день за шесть шиллингов в неделю?

Его руки коснулась женщина в едва прикрывавшей глаза черной маске-домино. Мики сразу же узнал Эйприл.

– Настоящая девственница, – сказала она.

Уж она-то не упустит возможности вытянуть из Эдварда небольшое состояние за привилегию воспользоваться сомнительной девственностью девчонки.

– Ты сама щупала ее между ног? – недоверчиво спросил Мики.

Эйприл покачала головой.

– Это необязательно. Я и так понимаю, когда девушка говорит правду.

– Если я не почувствую, что там что-то порвалось, то не заплачу, – предупредил Мики, хотя оба знали, что платить будет Эдвард.

– Договорились.

– И что она там напридумывала про себя?

– Говорит, что сирота, воспитанная дядей. Он захотел поскорее сбыть с рук обузу и пообещал выдать ее замуж за одного старика. Когда же она воспротивилась этому браку, он выгнал ее на улицу. Я спасла ее от тяжелой работы.

– Ты настоящий ангел! – с сарказмом воскликнул Мики.

Он не поверил ни единому слову в этой истории. За маской выражения лица Эйприл было не разглядеть, но он был уверен, что она что-то скрывает.

– А теперь хотелось бы узнать правду, – сказал он, окинув ее более строгим взглядом.

– Я уже все сказала. Если не хочешь, то у меня на примете еще шесть мужчин, которые заплатят столько же, если не больше.

– Да-да, мы хотим ее, – нетерпеливо вмешался Эдвард. – Хватит спорить, Мики. Давай посмотрим на девчонку.

– Третья комната. Она ждет.

Мики с Эдвардом поднялись по лестнице, на ступенях которой сидели обнимавшиеся парочки, и прошли в комнату номер три.