Текст книги "Опасное наследство"

II

Эмили, супруга Эдварда, переехала в Уайтхэвен-Хаус без всяких предупреждений. Хотя все до сих пор считали хозяйкой дома Августу, Джозеф завещал его своему сыну. Следовательно, Августа не могла выгнать невестку, не поставив вопрос о разводе, а та только этого и хотела.

Формально хозяйкой была как раз Эмили, а ее свекровь Августа жила там с ее согласия. Августа не имела ничего против борьбы, но Эмили оказалась куда коварнее и избегала открытого противостояния.

– Это ваш дом, и вы вправе поступать, как вам вздумается, – сказала она обманчиво-покорным тоном, от которого Августа едва не поморщилась, как от боли.

Эмили даже достался ее титул. Теперь графиней Уайтхэвен была жена Эдварда, а Августа – вдовствующей графиней.

Августа продолжала отдавать приказы слугам, как и прежде, и при каждом удобном случае старалась отменить распоряжения Эмили. Та не жаловалась, но некоторые слуги начали выражать свое недовольство. Эмили нравилась им больше, потому что обращалась с ними до безрассудства мягче, как с гневом думала Августа. Им всегда удавалось обставить существование Эмили с наибольшим комфортом.

Самым сильным орудием хозяйки в борьбе со слугами была угроза выгнать их без рекомендательного письма, после чего никто не предложил бы им работу. Но и это орудие Эмили вырвала из рук Августы с такой легкостью, что даже становилось страшно. Однажды Эмили приказала подать на обед камбалу; Августа заменила ее на лосося. После того как за обедом все-таки подали камбалу, Августа уволила кухарку. Но Эмили дала кухарке прекрасную рекомендацию, и та устроилась к герцогине Кингсбриджской, предложившей ей еще большее жалованье. Впервые Августа поняла, что слуги ее не боятся.

После полудня знакомые Эмили приезжали на чай. Эмили с улыбкой предложила Августе выполнять обязанности хозяйки дома за чаепитием, но тогда ей бы пришлось и вежливо общаться с гостями, что было почти так же непереносимо, как оставлять роль хозяйки самой Эмили.

Ужин проходил еще хуже. Августа сидела во главе стола, но все знали, что это место Эмили, а одна грубая гостья даже заметила, как благородно со стороны Эмили проявить такое уважение к своей свекрови.

Августа не привыкла к такому. До этого никому не удавалось ее перехитрить, и для нее это было в новинку. Обычно она сама решала, кому благоволить, а кому отказывать в своем расположении. Но ведь Эмили и хотела, чтобы ей отказали от дома, так что запугать ее было невозможно.

Августа сдаваться не собиралась.

Эмили в последнее время все чаще приглашали на различные мероприятия, и она отправлялась на них в любом случае, сопровождал ли ее Эдвард или нет. Люди это замечали. Пока Эмили скучала одна в Лестершире, никто о ней не вспоминал, но теперь, когда они оба жили в Лондоне, появление одной Эмили без супруга казалось подозрительным.

Раньше Августе было бы наплевать на мнение высшего общества. Представители коммерческой среды часто относились к аристократам как к легкомысленным прожигателям жизни и были равнодушны к их мнению или, по крайней мере, делали такой вид. Но Августа уже не считала себя представительницей среднего класса. Будучи графиней, она слишком долго вращалась в высших кругах и привыкла получать одобрение со стороны лондонской элиты. Она не могла позволить своему сыну отклонять приглашения лучших представителей высшего общества и заставляла его посещать эти мероприятия.

Сейчас как раз был такой случай. В Лондон для участия в парламентских дебатах приехал маркиз Хоукасл, и маркиза давала ужин для избранных знакомых из числа тех, кто не был занят охотой в своих загородных поместьях. Среди приглашенных были Эдвард с Эмили, а также сама Августа.

Но, спустившись в гостиную в вечернем черном шелковом платье, она обнаружила там Мики Миранду в парадном одеянии и с бокалом виски в руках. При виде его сердце ее забилось сильнее – настолько он неотразимо выглядел в белом жилете с высоким воротничком. Он встал с кресла и поцеловал ее руку. Августа порадовалась тому, что выбрала платье с высоким лифом, подчеркивающим ее грудь.

Узнав правду о Питере Миддлтоне, Эдвард решил прекратить всякие отношения с Мики, но его недовольство длилось недолго. Теперь они снова были лучшими друзьями, что радовало Августу. Она и сама не могла долго сердиться на него. Она понимала, что он опасен, но от этого в ее глазах он казался еще более привлекательным. Иногда она его побаивалась, зная, что он убил троих человек, но страх ее возбуждал. Мики был самым аморальным из всех, кого она знала. От этой мысли ей хотелось, чтобы он овладел ею прямо здесь, на полу гостиной.

Мики был все еще женат. При желании он, конечно, развелся бы с Рейчел – ходили слухи о ее связи с братом Мэйзи Робинсон, радикальным членом парламента, – но, находясь на посту посланника, позволить этого себе не мог.

Августа присела на кушетку в египетском стиле, надеясь, что Мики сядет рядом, но, к ее разочарованию, он уселся напротив.

– Куда-то собрались? – спросила она чересчур вежливо, в раздражении от того, что ею пренебрегли.

– Мы с Эдвардом собираемся на кулачные бои.

– Никуда вы не поедете. Он обедает у маркиза Хоукасла.

– Ах, вот как, – задумался Мики. – Очевидно, я ошибся.

Или он.

Августа была уверена, что предложение это поступило со стороны Эдварда, который вовсе не ошибся. Эдварду безумно нравились кулачные бои, чего не скажешь о светских ужинах. Пора положить этому конец.

– Придется вам ехать одному, – сказала она Мики.

В его глазах вспыхнул непокорный огонек, и на мгновение ей показалось, что сейчас он с ней вступит в спор. Неужели она теряет свое влияние на этого мужчину? Но он встал и сказал:

– В таком случае я удаляюсь. Позволю вам самой объясняться с Эдвардом.

– Уж позвольте.

Но было слишком поздно. Не успел Мики открыть дверь, как в гостиную вошел Эдвард.

Августа заметила, что пятна на его коже сегодня краснее обычного. Они покрывали почти всю шею и доходили до одного уха. Они беспокоили ее, но доктор сказал, что причин волноваться нет.

– Ну что, я готов, – сказал Эдвард, потирая руки в предвкушении.

– Эдвард, ты не едешь на бои, – сказала Августа самым властным своим голосом.

Он посмотрел на нее, как ребенок, который узнал, что Рождество отменяется.

– Почему нет? – спросил он жалобно.

Августе стало немного жалко его, но она собралась с духом:

– Ты прекрасно знаешь, что нас пригласили на ужин к маркизу Хоукаслу.

– Но ведь не сегодня?

– Ты знаешь, что сегодня.

– Я не поеду.

– Ты должен.

– Но я вчера только был на ужине с Эмили!

– Значит, сегодня ты поужинаешь второй раз, как подобает цивилизованному человеку!

– Какого черта ты вообще принимаешь все эти предложения?

– Не ругайся в присутствии матери! Нас пригласили, потому что они знакомые Эмили.

– Эмили может убираться… – Эдвард перехватил строгий взгляд Августы и осекся. – Скажи, что я заболел.

– Не глупи.

– Мне казалось, что я вправе ездить куда захочу.

– Нельзя расстраивать таких высокопоставленных людей.

– Я хочу посмотреть бои.

– Никуда ты не поедешь.

В этот момент в гостиную вошла Эмили. Заметив, что обстановка накалена, она тут же спросила:

– Что-то случилось?

– Принеси мне ту дурацкую бумажку, которую ты меня просила подписать! – в гневе воскликнул Эдвард.

– О чем ты говоришь? – спросила Августа. – Какая еще бумажка?

– Мое согласие на аннулирование брака.

Августа пришла в ужас, поняв, что вся сцена была спланирована Эмили заранее и сыграна как по нотам. Она специально подстроила так, чтобы Эдвард рассердился и захотел избавиться от нее. Августа даже помогла ей, настояв на соблюдении социальных норм. Теперь до победы Эмили оставался лишь один шаг.

– Эмили! Постой!

Эмили мило улыбнулась и вышла.

Августа обернулась к Эдварду.

– Ты не подпишешь документ.

– Мама! Мне сорок лет. Я глава семейного предприятия, и это мой дом. Ты не вправе мне ничего приказывать.

Он сказал это с таким упрямым выражением лица, что Августа подумала, что он впервые в жизни осмелился бросить ей вызов по-настоящему. Ей стало страшно.

– Тедди, подойди ко мне и сядь, – сказала она более нежным голосом.

Нехотя Эдвард подошел и сел рядом с ней.

Она протянула руку, чтобы погладить его по щеке, но он, поморщившись, отстранился.

– Ты такой несамостоятельный. Вот почему мы с Мики заботились о тебе с тех самых пор, как ты закончил школу.

Эдвард нахмурился еще сильнее.

– Значит, пора мне привыкать все делать самому.

Августу охватила паника. Ей показалось, что она теряет всякую связь со своим сыном. Не успела она ничего ответить, как в гостиную вернулась Эмили и положила лист бумаги на мавританский столик, где уже лежало перо и стояла чернильница.

– Если ты подпишешь эту бумагу, тебе придется уйти из банка, – предупредила его Августа.

– С чего бы это? Это же не развод.

– Церковь не имеет ничего против аннулирования, если оно совершается по достаточно веским основаниям, – сказала Эмили.

Слова ее прозвучали как цитата. Скорее всего это и была цитата из какого-то юридического текста.

Эдвард сел за столик, взял в руку перо и погрузил его в серебряную чернильницу.

Августа решила прибегнуть к последнему своему аргументу.

– Эдвард! – Голос ее задрожал. – Если ты подпишешь, я не буду с тобой разговаривать. Никогда!

Эдвард помедлил, потом приставил перо к бумаге. Все молчали. Рука его дернулась. Перо царапнуло бумагу со звуком, похожим на раскат грома.

Расписавшись, Эдвард отложил перо.

– Как ты смеешь обращаться так с матерью? – спросила Августа дрожащим от неподдельного волнения голосом.

Эмили посыпала чернила песком и взяла документ.

Августа встала между Эмили и дверью. Эдвард с Мики в изумлении смотрели на противостояние двух женщин.

– Дай мне эту бумагу, – сказала Августа.

Эмили подошла к ней ближе, посмотрела прямо в лицо, а потом дала ей пощечину.

От боли и неожиданности Августа вскрикнула и сделала шаг назад.

Эмили быстро прошла мимо нее, открыла дверь и вышла из гостиной, сжимая в руке документ.

Августа рухнула в ближайшее кресло и разрыдалась. Было слышно, как Эдвард с Мики тоже выходят из гостиной.

Августа почувствовала себя старой и одинокой.

III

Выпуск облигаций на два миллиона фунтов для строительства гавани Санта-Марии обернулся еще большим провалом, чем предполагал Хью. К назначенной дате Банк Пиластеров распродал облигации только на четыреста тысяч, а на следующий день их цена значительно упала. Хью был рад, что заставил Эдварда выпустить облигации без гарантий.

В следующий понедельник, утром, его помощник Джонас Малберри вручил всем партнерам копии отчета за предыдущую неделю. Не успел он выйти, как Хью заметил странное несоответствие.

– Постойте минутку, Малберри. Тут что-то не то.

В графе расходов наличными значилась огромная сумма – более миллиона фунтов.

– Никто же в последнее время не снимал со счетов такие деньги, верно?

– Насколько мне известно, нет, мистер Хью.

Хью оглядел всех партнеров, кроме Эдварда, который еще не подошел.

– Кто-нибудь помнит о том, чтобы на прошлой неделе у нас был большой вывод средств?

Никто этого не помнил.

– Сейчас проверим, – сказал Хью, вставая с кресла.

Вместе с Малберри он прошел в кабинет старшего клерка. Сумма была слишком большой, для того чтобы ее просто снял кто-то из вкладчиков. Скорее всего это перевод между банками. Хью вспомнил, что в его бытность клерком журнал таких переводов обновлялся ежедневно. Он сел за стол и сказал Малберри:

– Принесите мне, пожалуйста, книгу межбанковских операций.

Малберри достал увесистый гроссбух с полки и положил перед Хью.

– Могу чем-то помочь? – спросил другой клерк. – Я как раз веду записи в этой книге.

– Вас зовут Клеммоу, верно?

– Да, сэр.

– За последнюю неделю были какие-то крупные списания средств – больше миллиона фунтов?

– Только одно, – не задумываясь, ответил клерк. – Совет гавани Санта-Марии вывел со своего счета один миллион восемьсот фунтов – то есть сумму облигаций минус комиссионные.

Хью словно громом ударило.

– Но откуда у нее такая сумма? Облигации принесли только четыреста тысяч.

Клеммоу побледнел.

– Мы выпустили их на два миллиона…

– Но без гарантии. Это была исключительно комиссионная продажа.

– Я проверял их баланс. Миллион восемьсот.

– Проклятье! – воскликнул Хью.

На него перевели взгляд все клерки в комнате.

– Покажите, что там записано.

Другой клерк поднес к нему еще одну книгу, открыв ее на странице «Совет гавани Санта-Марии».

На странице были только три записи: кредит на два миллиона фунтов, дебет в двести тысячи фунтов комиссионных банку и перевод в другой банк с баланса.

Сердце Хью сжалось. Деньги ушли. Если бы кредит выписали просто по ошибке, то исправить ее было бы легко. Но деньги вывели из банка на следующий же день. А это уже заставляло задуматься о мошенничестве.

– Кто-то за это точно отправится за решетку, – гневно произнес Хью. – Кто делал эти записи?

– Я, сэр, – ответил клерк, принесший книгу.

Его трясло от страха.

– По какому приказу?

– Обычная документация. Все было в порядке.

– Откуда поступили указания?

– От мистера Оливера.

Значит, в этом деле замешан кузен Миранды, уроженец Кордовы. Хью не хотел продолжать расследование в присутствии дюжины клерков. Он уже пожалел, что так необдуманно заговорил в их присутствии. Но ведь он не знал, к чему это приведет.

Оливер служил помощником Эдварда, и его кабинет располагался на том же этаже, за кабинетом Малберри.

– Найдите мистера Оливера и приведите его к партнерам, – обратился Хью к своему помощнику.

– Слушаюсь, мистер Хью. А вы все за работу! – приказал Малберри остальным клеркам.

Клерки вернулись за свои письменные столы и взялись за перья, но не успел Хью выйти, как за его спиной послышался оживленный гул голосов.

Хью вернулся в кабинет партнеров.

– Произошло серьезное мошенничество, – объявил он с мрачным видом. – Компании по строительству гавани Санта-Марии была выплачена полная сумма облигаций, несмотря на то что мы продали их только на четыреста тысяч.

– Но как это случилось? – ошарашенно спросил Уильям.

– На их счет был выписан кредит, который они немедленно перевели в другой банк.

– И кто ответственен за это?

– Я думаю, Саймон Оливер. Клерк Эдварда. Я послал за ним, но, сдается мне, он уже находится на корабле, плывущем в Кордову.

– А мы можем как-то вернуть эти деньги? – спросил сэр Гарри.

– Не знаю. Возможно, они уже за пределами страны.

– Но не построят же они гавань на ворованные деньги!

– Возможно, никто и не собирается строить гавань. Все это с самого начала было мошенничеством особо крупного размаха.

– Боже милосердный!

Вошел Малберри – к удивлению Хью, в сопровождении Саймона Оливера. А это означало, что деньги похитил не Оливер. В руке он держал толстую пачку документов и выглядел испуганным – до его ушей скорее всего уже дошла фраза о возможном тюремном заключении.

– Выпуск облигаций Санта-Марии был гарантирован, так сказано в договоре, – без лишних слов начал Оливер, протягивая Хью бумаги трясущейся рукой.

– Но партнеры договорились выпустить их на комиссионной основе.

– Мистер Эдвард приказал мне составить контракт с гарантией.

– Вы можете это доказать?

– Да!

Оливер протянул ему еще одну бумагу – черновик договора с перечислением условий. Он был написан почерком Эдварда, и там ясно говорилось, что необходимо предоставить гарантии размещения.

Отсюда следовало, что виноват Эдвард. Никакого мошенничества – все сделано по закону, а это значит, что денег им не видать. Хью почувствовал, как внутри его закипает ярость.

– Ну хорошо, Оливер, вы можете идти.

Но тот не спешил уходить.

– Надеюсь, никаких подозрений в отношении меня не будет, мистер Хью?

Хью не был уверен, что Оливер совершенно непричастен к этой махинации, но вынужденно ответил:

– Нет, вас не накажут за то, что вы действовали по приказу мистера Эдварда.

– Благодарю вас, сэр, – сказал Оливер и вышел.

Хью посмотрел на партнеров.

– Эдвард поступил вопреки нашему общему решению, – сказал он с горечью в голосе. – Он изменил условия контракта у нас за спиной. И это стоило нам миллион четыреста тысяч фунтов.

Сэмюэл плюхнулся в кресло.

– Какой ужас! – произнес он.

Сэр Гарри и майор Хартсхорн обменялись удивленными взглядами.

– Мы что, банкроты? – спросил Уильям.

Хью понял, что вопрос адресован ему. И в самом деле, банкроты ли они? Он на мгновение задумался. Сама мысль о банкротстве была непереносима.

– Технически нет. Хотя наш запас наличности и сократился на миллион четыреста тысяч фунтов, на другой стороне баланса находятся облигации, которые сейчас продаются примерно по цене выпуска. Так что пока наши активы покрывают наши обязательства, мы платежеспособны.

– Если только цена на них не упадет, – добавил Сэмюэл.

– Верно. Если в Южной Америке произойдет нечто, отчего наши южноамериканские облигации упадут в цене, то мы пропали.

Хью старался даже не думать о то, что такой, казалось бы, надежный Банк Пиластеров может обанкротиться по вине Эдварда. От этого у него невольно сжимались кулаки и учащалось дыхание.

– Мы можем держать это в тайне? – спросил сэр Гарри.

– Сомневаюсь, – ответил Хью. – Боюсь, я повел себя слишком неосторожно в комнате старшего клерка. Теперь слухи об этом разошлись по всему банку, а к концу обеда об этом узнает весь Сити.

– А что с нашей ликвидностью, мистер Хью? – задал практический вопрос Джонас Малберри. – В конце недели у нас должно быть достаточно наличности для регулярных выводов. Облигации гавани мы продать не можем, иначе цена на них точно упадет.

Хью немного подумал над этой проблемой и потом ответил.

– Займу миллион у Колониального банка. Старина Канлифф не разболтает. Так мы некоторое время продержимся на плаву.

Он оглядел всех присутствующих.

– Но банку все равно грозит большая опасность. В средне-срочной перспективе мы должны как можно быстрее укрепить наши позиции.

– А как быть с Эдвардом? – спросил Уильям.

Хью понимал, что Эдвард должен подать в отставку. Но ему не хотелось говорить об этом первым, поэтому он молчал.

В конце концов заговорил Сэмюэл.

– Эдвард должен подать в отставку. Никто из нас больше никогда не сможет доверять ему.

– Он заберет свою долю капитала, – сказал Уильям.

– Нет, не заберет. У нас нет наличных. Теперь такая угроза не действует, – возразил Хью.

– Ах да. Я как-то не подумал об этом, – сказал Уильям.

– Тогда кто будет старшим партнером? – спросил сэр Гарри.

Наступило непродолжительное молчание, которое прервал Сэмюэл:

– Ради всего святого? Что за вопрос! Кто обнаружил махинацию Эдварда? Кто предложил методы выхода из кризиса? На кого вы все смотрели в надежде? За последний час все решения принимал только один человек, пока вы беспомощно разевали рты. И вы все прекрасно знаете, кто будет старшим партнером.

Хью эти слова немного удивили. В последний час он действительно думал только о проблемах банка, позабыв о своем положении. Теперь он понимал, что Сэмюэл прав. Среди всех присутствующих активность проявлял он один, действуя как старший партнер, а остальные только соглашались с его предложениями. И он знал, что он единственный сможет вывести банк из кризиса.

До него вдруг дошло, что он как никогда близко подошел к осуществлению мечты всей своей жизни, хотя и не думал, что она исполнится при таких грустных обстоятельствах. Он посмотрел на Уильяма, Гарри и Джорджа. Все они смущенно потупили взгляд, ощущая свою вину за то, что старшим партнером стал Эдвард. Теперь они понимали, что Хью был прав с самого начала. По выражению их лиц было видно, что они раскаиваются и готовы передать бразды правления ему.

Но им нужно было сказать это вслух.

Хью посмотрел на Уильяма, самого старшего после Сэмюэла.

– Что ты думаешь?

Уильям сомневался не более секунды.

– Я думаю, что старшим партнером должен стать ты, Хью.

– Майор Хартсхорн?

– Так точно.

– Сэр Гарри?

– Согласен. И надеюсь на ваше согласие.

Значит, свершилось. Хью с трудом верил в происходящее.

– Благодарю вас за доверие, – сказал он, глубоко вздохнув. – Я принимаю ваше предложение. Надеюсь, мы с честью выйдем из создавшегося положения, сохранив наш капитал.

В это мгновение в помещение вошел Эдвард.

Наступила неловкая тишина. В последнее время все говорили о нем словно о покойнике и было странно видеть его живым.

Сначала Эдвард не понимал, что происходит.

– Что за суматоха царит в банке? – спросил он. – Младшие клерки носятся по всем коридорам как угорелые, шепчутся по углам, никто ничего не делает. Какого дьявола происходит?

Никто не отвечал.

На лице Эдварда сначала отразился испуг, затем он виновато отвернулся.

– Что-то не так? – спросил он, хотя по его выражению было видно, что он знает ответ. – Лучше расскажите все сразу. Я ведь старший партнер, – настаивал он.

– Уже нет, – сказал Хью. – Я – старший партнер.