Текст книги "Человек из Санкт-Петербурга"

Глава двенадцатая

Без четверти три Максим вошел в большое фойе Национальной галереи. Он понимал, что Шарлотта, как и в прошлый раз, скорее всего опоздает, но ему все равно нечем было себя занять.

Им владело нервное беспокойство. Он был измотан ожиданием и необходимостью все время скрываться. Последние две ночи ему снова пришлось спать на улице. Одну из них он провел в Гайд-парке, вторую – на вокзале Чаринг-Кросс. Днем он скрывался в закоулках, в железнодорожных тупиках или на пустырях между домами, выбираясь только для того, чтобы добыть еды. Все это живо напомнило ему бегство из Сибири, и воспоминания отозвались болью. И даже сейчас ему приходилось все время быть в движении, переходя из вестибюля в залы со стеклянными потолками, делая вид, что осматривает экспонаты, и снова возвращаясь в холл в ожидании Шарлотты. За временем он следил по часам на стене. В половине четвертого ее еще не было. Вероятно, ей снова не удалось избавиться от приглашения на какой-то вздорный ленч.

Она наверняка сумеет узнать, где прячут Орлова. В изобретательности ей не откажешь, это Максим уже понял. Если отец не сообщит ей этого напрямую, она найдет способ выяснить все исподволь. Другое дело, согласится ли она поделиться информацией. Она обладала таким же, как его собственный, волевым и упрямым характером.

Как жаль…

А жалел он сейчас о многом. Жалел, что пришлось обмануть ее. Жалел о своей неспособности найти Орлова без ее помощи. Жалел, что человечество создало всех этих князей, графов, кайзеров и царей. Жалел, что не женился на Лидии и не воспитывал Шарлотту с малолетства. Жалел, что она до сих пор не пришла – уже пробило четыре.

Большинство живописных полотен оставляли его совершенно равнодушным: все эти сентиментальные религиозные сюжеты, портреты надменных голландских купцов в их лишенных жизни домах… Впрочем, ему понравилась «Аллегория» Бронзино[29]29
  Аньоло Бронзино – итальянский художник XVI века, выдающийся мастер маньеризма.


[Закрыть], но только своей безудержной чувственностью. Искусство было сферой человеческой деятельности, оставшейся вне поля его зрения. Возможно, наступит день, когда Шарлотта поведет его в лес и научит любоваться полевыми цветами. Но это представлялось маловероятным. Ему бы суметь выжить в следующие несколько дней и сбежать после убийства Орлова. Но даже в этом не было никакой уверенности. И потом – как ему сохранить привязанность Шарлотты после того, как он откровенно обманет, использует ее и убьет двоюродного брата? Это само по себе почти невозможно, а ведь придется еще найти способ как-то видеться с ней, постоянно скрываясь от полиции… Нет, шансы продолжить общение после убийства близки к нулю. И потому он подумал: «Возьми от встреч с ней сейчас как можно больше».

Половина пятого.

«Она не просто опаздывает, – понял он с тоской, – она не сможет прийти. Надеюсь, у нее не случилось конфликта с Уолденом? Ведь она могла пойти на риск и попасться. Как бы хотелось, чтобы она вот сейчас взбежала вверх по ступенькам, запыхавшаяся, раскрасневшаяся, со смущенным и взволнованным выражением на милом личике, и сказала: “Прошу прощения, что заставила вас ждать! Но я никак не могла избавиться от приглашения…”».

Галерея на глазах пустела. Максим задумался, как быть дальше. Он вышел наружу и спустился по ступенькам на тротуар. Ее нигде не было видно. Снова поднялся наверх, но путь ему преградил служитель музея:

– Опоздал, приятель. Мы уже закрываемся, – сказал он.

И Максим ушел.

Ему нельзя было даже присесть на ступеньки в надежде, что Шарлотта все-таки сумеет прийти позже, – на опустевшей Трафальгарской площади он будет слишком бросаться в глаза. Да и надежды, собственно, не осталось. Она опаздывала больше чем на два часа, а это означало, что уже не появится.

Она не появится.

«Давай посмотрим правде в глаза, – размышлял он. – Шарлотта вполне могла решить, что ей лучше не связываться со мной, и с ее стороны это было бы вполне разумно. Но тогда она могла прийти хотя бы для того, чтобы сказать мне это в лицо, верно? Или послать записку…

Она могла послать записку!

У нее есть адрес Бриджет. Она обязательно должна была отправить ему письмо!»

И Максим направился на север города.

Он прошел задворками театрального квартала, тихими площадями Блумсбери. Погода стала меняться. Все то время, что он пробыл в Англии, здесь было солнечно и тепло. Дождь не пролился ни разу. Но духота, ощущавшаяся в воздухе последние два дня, служила явной приметой надвигавшихся гроз.

Максим размышлял: «Интересно, каково это – обитать в Блумсбери, в этом уголке благополучия, где у семей среднего класса всегда хватает денег на жизнь и еще остается на покупку книг? Но только после революции мы непременно снимем замки с ворот частных скверов в центре площадей».

У него вдруг разболелась голова. А ведь он с детства ни разу не страдал от головной боли. Он хотел бы отнести это за счет перемены погоды, но гораздо более вероятной причиной были все же непрестанные треволнения. «После революции, – подумал он, – головные боли будут упразднены».

Ждет ли его в доме Бриджет записка? Он попытался представить себе ее содержание.

«Дорогой мистер Петровский! Я крайне огорчена, что не смогла прийти сегодня на встречу с вами. Искренне ваша, леди Шарлотта Уолден».

Нет, она, конечно же, этим не ограничится.

«Дорогой Максим! Князь Орлов остановился в доме российского военно-морского атташе по адресу Уилтон-плейс, дом 25А, на третьем этаже, окна его спальни на фасаде слева. Ваш преданный друг, Шарлотта».

Так это было вероятнее. Или еще того хлеще:

«Дорогой отец! Да, я теперь знаю правду. Но мой так называемый папочка посадил меня под замок. Умоляю, приди и спаси меня! Твоя любящая дочь Шарлотта Петровская».

«О, не будь идиотом!»

Он добрался до Корк-стрит и первым делом осмотрел улицу. К дому не приставили дежурного полицейского, а у порога паба не торчала фигура в штатском, прячущая лицо за развернутой газетой. Вроде бы все тихо. Он немного приободрился. «До чего же чудесно, когда тебе рада женщина, – подумалось ему. – И не важно какая: стройная молодая красавица, как Шарлотта, или пожилая толстушка вроде Бриджет. Наверное, это чувство у меня от того, что я большую часть жизни провел с мужчинами или вообще один».

Он постучал в дверь дома Бриджет. Дожидаясь, бросил взгляд вниз на окно подвальной комнаты, где жил раньше, обратив внимание на новые занавески. Дверь распахнулась.

Бриджет посмотрела на него и расплылась в широченной улыбке.

– А вот и мой любимый международный террорист, благослови тебя Бог! – воскликнула она. – Входи скорей, мой дорогой.

Он прошел в ее гостиную.

– Хочешь чаю? Вода только что вскипела.

– Да, с удовольствием. – Он уселся в кресло. – Полиция доставила вам много неприятностей?

– Меня допрашивал лично старший инспектор. Ты, видать, для них важная птица.

– И что вы ему сказали?

Она презрительно усмехнулась.

– Свою дубинку он дома забыл, а без нее ему ничего из меня не выбить.

Максим улыбнулся и спросил:

– К вам не приносили письма?..

Но она продолжала болтать о своем.

– Хочешь снова занять свою комнату? Я сдала ее другому жильцу, но выставлю его в два счета. Он, видишь ли, носит бакенбарды, а я всегда терпеть не могла мужиков с баками.

– Нет, комната мне не нужна…

– Но ты же ночуешь где придется. У меня глаз на такие вещи наметанный.

– Да, верно.

– Значит, то, для чего ты приехал в Лондон, еще не сделано, как я понимаю.

– Нет.

– Что-то случилось? Ты сам на себя не похож.

– Да.

– Так что же стряслось?

И внезапно Максим понял, что очень рад найти хоть одну живую душу, с которой может этим поделиться.

– Много лет назад у меня был роман с одной женщиной. Я и не подозревал, но она родила от меня ребенка. И вот несколько дней назад… я встретил свою дочь.

– О Господи! – Она посмотрела на него с состраданием. – Бедняга ты, бедняга! Словно мало других проблем на твою головушку. Так это от нее тебе пришла весточка?

Максим чуть не рассмеялся, услышав об этом. Значит, письмо все-таки есть!

– За ним ты, стало быть, и явился. – Она подошла к каминной доске и запустила руку за часы. – И, как я понимаю, твое дитя затесалось среди тиранов и угнетателей?

– Увы, да.

– Я сразу сообразила, увидев герб. Уж не везет, так не везет, верно я говорю?

И она подала ему письмо.

Максим тоже сразу заметил графский герб на задней стороне конверта и поспешно вскрыл его. Внутри он нашел два небольших листка, покрытых аккуратным, хорошо поставленным почерком.

Уолден-Холл

1 июля 1914 года

Дорогой Максим!

К тому времени, когда до вас дойдет это письмо, вы уже прождете меня напрасно на месте нашей встречи. Я глубоко и искренне сожалею, что подвела вас. К несчастью, меня заметили в вашем обществе в понедельник, из чего был сделан вывод, что у меня появился тайный возлюбленный!!!

«Если у нее неприятности, то по легкому тону письма этого никак не скажешь», – подумал Максим.

Меня сослали в сельскую усадьбу до конца сезона. Но, как оказалось, нет худа без добра. Мне никто не хотел говорить, где Алекс, но теперь я это знаю, потому что он здесь!!!

Максим ощутил дикую, всепоглощающую радость.

– Так вот где находится крысиная нора!

– Это дитя помогло тебе? – спросила Бриджет.

– Да. Она была моей единственной надеждой.

– Тогда тебе есть о чем беспокоиться.

– Знаю.

На вокзале Ливерпуль-стрит садитесь в поезд, который делает остановку в Уолден-Холле. Эта деревня принадлежит нам. Дом находится в трех милях от нее по дороге, ведущей на север. Однако ни в коем случае не приближайтесь сразу к дому!!! По левую сторону от дороги вы увидите лес. Каждое утро перед завтраком, то есть между семью и восемью часами, я катаюсь там по тропе на лошади. Теперь я буду ждать вас в том месте ежедневно, пока вы не сможете приехать.

«Раз уж она решила встать на мою сторону, теперь ее ничто не остановит», – подумал Максим.

Мне пока неизвестно, когда это письмо будет отправлено. Я положу его на специальный столик в холле, только когда увижу, что там уже лежат другие конверты, – это единственный способ, чтобы никто случайно не приметил моего почерка. И тогда лакей отнесет мое послание на почту вместе с остальной корреспонденцией.

– Она смелая девушка, – сказал Максим вслух.

Я пошла на все это только ради вас, потому что вы для меня единственный человек на свете, который всегда говорит правду.

С глубочайшей преданностью

Ваша Шарлотта.

Максим откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Он так гордился ею и так стыдился себя самого, что готов был заплакать.

Бриджет взяла письмо из его безвольно повисшей руки и начала читать.

– Видать, ей невдомек, что ты ее отец, – сказала она.

– Так и есть.

– Почему же она тогда готова помогать тебе?

– Она верит в справедливость того, что я делаю.

Бриджет только фыркнула в ответ.

– Ладно сказки-то рассказывать. Такие мужчины, как ты, всегда найдут женщину, которая поможет. Мне ли не знать этого, честслово!

Бриджет прочла письмо до конца и заметила:

– У нее почерк школьницы.

– Да.

– Лет-то ей сколько?

– Восемнадцать.

– Уже пора думать своей головой. А за этим Алексом ты и охотишься?

Максим кивнул.

– Кто он?

– Русский князь.

– Тогда заслуживает смерти.

– Он пытается втянуть Россию в войну.

– А ты втягиваешь во все это свою Шарлотту, – заметила Бриджет.

– Вы считаете, что я поступаю плохо?

С несколько раздраженным видом она вернула ему письмо.

– Кто может знать, плохо это или хорошо?

– Такова политика.

– Такова вся наша жизнь.

Максим разорвал конверт пополам и бросил в мусорную корзину. Сначала он хотел порвать и письмо, но не смог себя заставить сделать это. Когда все кончится, размышлял он, письмо, возможно, будет единственным, что останется у него на память о Шарлотте. Он сложил листки и спрятал в карман плаща. Потом поднялся.

– Мне пора на вокзал.

– Хочешь, сделаю тебе бутерброд в дорогу?

– Спасибо, я не голоден, – помотал головой он.

– А на проезд денег хватит?

– Я никогда не плачу за проезд.

Но она сунула руку в карман своего фартука и достала соверен.

– Вот, возьми. Купишь себе еще и чашку чая.

– Это большие деньги.

– На этой неделе могу себе позволить. И убирайся отсюда, пока я не передумала.

Максим взял монету и поцеловал ее на прощание.

– Вы были очень ко мне добры.

– Я это делала не для тебя, а для своего Шона, упокой Господь его веселую душу!

– Прощайте!

– Удачи тебе, сынок.

И Максим ушел.

Уолден входил в здание Адмиралтейства, преисполненный оптимизма. Он сдержал слово: уговорил Алекса согласиться на вариант с Константинополем. Накануне после обеда Алекс отправил телеграмму царю с рекомендацией принять британское предложение. А Уолден был уверен, что российский император последует совету любимого племянника, особенно теперь – после убийства в Сараево. В чем он, однако, уверен не был, так это в способности Асквита сломить сопротивление Ллойда Джорджа.

Его провели в кабинет первого лорда Адмиралтейства. Черчилль буквально выскочил из кресла и обошел вокруг письменного стола, чтобы пожать Уолдену руку.

– Мы уговорили Ллойда Джорджа! – торжествующе объявил он.

– Превосходно! – воскликнул Уолден. – А я окончательно убедил Орлова.

– Я в вас и не сомневался. Присаживайтесь.

«Благодарности от таких людей не дождешься», – отметил про себя Уолден. Но даже Черчиллю не под силу испортить ему в такой день настроение. Он уселся в кожаное кресло и оглядел кабинет с навигационными картами по стенам и военно-морскими атрибутами на столе.

– Новости из Петербурга могут поступить в любую минуту, – сказал он. – Российское посольство тут же отправит копию сообщения вам лично.

– Чем скорее, тем лучше, – отозвался Черчилль. – Граф Хейес отбыл в Берлин. По данным нашей разведки, он везет письмо кайзеру с прямым вопросом, поддержит ли Германия Австрию в войне против Сербии. И насколько нам известно, ответ будет положительным.

– Но Германии не нужна война с Сербией…

– Разумеется, – не дослушал Черчилль. – Им необходим лишь предлог, чтобы развязать боевые действия против Франции. Как только Германия объявит мобилизацию, то же самое сделает Франция, и немцы свой предлог получат. Процесс уже не остановить.

– Русским все это известно?

– Мы их уведомили, и, надеюсь, они нам поверили.

– И ничего нельзя сделать, чтобы сохранить мир?

– К этому прилагаются все усилия, – ответил Черчилль. – Сэр Эдвард Грей работает день и ночь, равно как и наши послы в Берлине, Париже, Вене и Санкт-Петербурге. Сам король непрерывно шлет телеграммы своим кузенам – кайзеру Вилли и царю Ники. Но все бесполезно.

Раздался негромкий стук в дверь и вошел молодой секретарь с какой-то бумагой в руках.

– Сообщение от посла Российской империи, – сказал он.

Черчилль просмотрел письмо и победоносно вскинул голову.

– Они приняли наши условия.

– Чертовски хороший итог предпринятых нами усилий! – просиял Уолден.

– Это ли не повод для виски с содовой! Выпьете со мной?

– С удовольствием.

Черчилль открыл буфет.

– За ночь мы составим текст договора. Завтра после обеда его доставят в Уолден-Холл. Вечером устроим скромную торжественную церемонию подписания. Договор, конечно, еще должны будут ратифицировать царь и Асквит, но это всего лишь формальности. Важнее, чтобы мы с Орловым поставили под ним свои подписи как можно скорее.

Секретарь постучал и снова вошел.

– К вам мистер Бэзил Томсон, сэр, – объявил он.

– Пригласите его.

Томсон начал без предисловий:

– Мы снова напали на след нашего анархиста.

– Превосходно! – воскликнул Уолден.

Томсон сел.

– Помните, я рассказывал, что мы поместили своего человека жильцом в его бывшую комнату на Корк-стрит на случай, если он снова там появится?

– Помню, – ответил Уолден.

– И он туда все-таки пришел. Мой агент последовал за ним.

– Куда же он направился?

– На вокзал Ливерпуль-стрит. – Томсон выдержал паузу. – И купил билет до полустанка Уолден-Холл.

Глава тринадцатая

Уолден похолодел.

Его первая мысль была о Шарлотте. Она там совершенно беззащитна. Охрана целиком сосредоточила внимание на Алексе, а ее безопасность могли обеспечить только слуги. «Как же я допустил такую ошибку?» – корил он себя.

Но почти в той же степени он беспокоился и об Алексе. Для Уолдена тот был почти сыном. Казалось бы, уж в Уолден-Холле ему ничто не угрожало, но теперь выяснялось, что там скоро появится Максим с бомбой или пистолетом, чтобы убить его, как, вероятно, и Шарлотту, сорвав подписание договора.

– Так какого ж дьявола вы не остановили его? – спросил он в ярости.

– Потому что знаю: в одиночку с нашим другом Максимом не справиться. Думаю, с этим вы не станете спорить? Мы с вами видели, на что он способен, когда против него бросают целую группу полицейских. Ему ничего не стоит поставить на карту собственную жизнь. А посему моему человеку даны инструкции всего лишь следить за ним и быть на связи.

– Но этого недостаточно, чтобы…

– Я все отлично понимаю, милорд, – перебил Томсон.

– Давайте сохранять спокойствие, джентльмены, – вмешался Черчилль. – По крайней мере мы знаем, где сейчас находится этот тип. Имея в своем распоряжении все ресурсы правительства его величества, мы сумеем схватить его. Каковы ваши предложения, Томсон?

– С вашего позволения, я уже отдал необходимые указания, сэр. У меня состоялся телефонный разговор с начальником полиции графства. Он направит крупное подразделение своих подчиненных, которые будут ждать на платформе полустанка Уолден-Холл, чтобы арестовать Максима, как только тот сойдет с поезда. А на случай непредвиденных обстоятельств мой агент будет следовать за ним как приклеенный.

– Это никуда не годится! – возмутился Уолден. – Немедленно остановите поезд и схватите преступника, прежде чем он окажется рядом с моей усадьбой!

– Я рассматривал такой план, – отозвался Томсон. – Но это слишком рискованно. Гораздо более разумно позволить ему считать, что он в безопасности, и напасть врасплох.

– Согласен, – кивнул Черчилль.

– Потому что это не ваш дом! – в отчаянии вскричал Уолден.

– Вам лучше довериться профессионалам, – сказал Черчилль.

И Уолден, поняв, что переубедить их не сможет, поднялся.

– Я немедленно отправляюсь на автомобиле в Уолден-Холл. Вы едете со мной, Томсон?

– Не сегодня. Мне необходимо арестовать эту Бриджет Каллахан. После того как мы схватим Максима, нужно будет собрать улики для предъявления обвинения и привлечения его к суду, а она может стать важным свидетелем в этом деле. Я приеду к вам завтра, чтобы допросить Максима.

– Не понимаю, откуда в вас столько самоуверенности? – сердито бросил Уолден.

– На этот раз ему не уйти, – заверил Томсон.

– Как бы мне хотелось, чтобы вы оказались правы!

Поезд на всех парах мчался навстречу наступавшей ночи. Максим смотрел в окно на солнце, постепенно опускавшееся за кромку английских пшеничных полей. Он был недостаточно молод, чтобы воспринимать механические виды транспорта как должное, и каждая поездка на поезде все еще представлялась ему своего рода чудом. Мальчишка, бегавший босиком по заболоченным лугам российской глубинки, и мечтать не мог ни о чем подобном.

Вагон был почти пуст. Компанию Максиму в купе составлял лишь молодой человек, сосредоточенно читавший вечерний выпуск «Пэлл-Мэлл газетт». Максим же находился в состоянии почти полной эйфории. Завтра утром он увидит Шарлотту. Как великолепно она будет смотреться верхом на скакуне с волосами, развевающимися по ветру! И они станут работать вместе. Она укажет ему, в какой комнате расположился Орлов, где он бывает в различное время суток. И поможет раздобыть оружие.

Он прекрасно понимал, что сделало его таким счастливым: ее письмо. Что бы ни случилось, теперь она на его стороне. Вот только…

Вот только он сказал ей, что собирается всего лишь похитить Орлова. Каждый раз, вспоминая об этом, он ощущал желание вскочить и расхаживать по проходу вагона. Он старался выбросить эту мысль из головы, но она была подобна старой болячке, зудевшей помимо воли. «Как мне теперь поступить? – раздумывал он. – По меньшей мере придется исподволь подготовить ее к тому, чтобы узнать правду. Вероятно, следует рассказать, что я – ее отец. Каким шоком это для нее станет!»

На мгновение у него возникло искушение все бросить, исчезнуть, никогда больше не встречаться с Шарлоттой, оставить ее в покое. «Но нет, – решил он. – Здесь речь идет не о ее личной судьбе и даже не о моей собственной. И вообще, каков будет мой удел после убийства Орлова? Суждено ли мне погибнуть?»

Он тряхнул головой, отгоняя от себя эту мысль, как назойливую муху. Не время для пессимизма. Нужно сосредоточиться и выработать план.

«Как именно я убью Орлова? В графской усадьбе должны быть ружья. Шарлотта мне расскажет, где они хранятся, а быть может, даже принесет одно из них. Если с этим возникнут проблемы, в кухне всегда найдутся ножи. Да и руки мои всегда при мне».

Он размял пальцы.

«Придется проникнуть в дом, или Орлов выйдет из него? Сделать это днем или ночью? Убить ли и Уолдена тоже? С политической точки зрения смерть графа не будет иметь никакого значения, но мне все равно хочется разделаться с ним. Да, это глубоко личное. Ну и что с того?

Он вспомнил, как Уолден поймал бутыль, и сделал для себя вывод: нельзя недооценивать этого человека.

«И очень важно, чтобы у Шарлотты было надежное алиби – никто не должен заподозрить, что она мне помогала».

Поезд замедлил ход, приблизившись к маленькому сельскому полустанку. Максим попытался восстановить в памяти схему, которую изучил еще на вокзале. Если память его не подводила, Уолден-Холл будет четвертой по счету остановкой после этой.

Его спутник покончил наконец с чтением и положил газету на сиденье рядом с собой. Максим же решил, что не стоит пока продумывать свой план в деталях, поскольку не произвел разведку на местности, и потому спросил:

– Не мог бы я полистать вашу газету?

Мужчина вздрогнул от удивления. «Англичанин никогда не заговорил бы в поезде с совершенно незнакомым человеком», – понял Максим.

– Сделайте одолжение, – ответил сосед.

Максим уже знал, что это выражение означает согласие, и подобрал газету.

– Спасибо.

Максим просмотрел заголовки. Его попутчик, словно все еще в смущении, отвернулся к окну. Его волосы покрывали лицо на висках, как это было модно у мужчин еще времен детства Максима. Он силился вспомнить английское название… «Бакенбарды» – пришло вдруг нужное слово.

Бакенбарды.

«Хочешь снова занять свою комнату? Я сдала ее другому жильцу, но выставлю его в два счета. Он, видишь ли, носит бакенбарды, а я всегда терпеть не могла мужиков с баками».

И Максим осознал, что именно этот человек стоял за ним в очереди к билетной кассе.

И почувствовал укол страха.

Ему даже пришлось приподнять газету, чтобы скрыть лицо, которое могло выдать овладевшие им эмоции. Усилием воли он заставил себя рассуждать хладнокровно и четко. Значит, Бриджет сказала нечто заставившее полицию насторожиться и разместить в ее доме своего шпика. И они нашли для этого самый простой способ, поселив соглядатая в ту комнату, которую только что освободил Максим. Когда же Максим появился у Бриджет вновь, полицейский заметил его и последовал за ним на вокзал. Стоя в очереди за спиной Максима, он слышал, как тот попросил билет до Уолден-Холла, и купил себе такой же. А потом сел в поезд вместе с ним.

Нет, все было не совсем так. Максим просидел в купе минут десять, дожидаясь отправления. А молодой человек с бакенбардами вскочил в вагон почти в последний момент. Где он был все это время?

Скорее всего звонил по телефону.

Максим вообразил себе разговор, который вел полицейский агент, сидя с телефонной трубкой у уха в кабинете начальника вокзала:

«Анархист вернулся в дом на Корк-стрит, сэр. Я взял его под наблюдение».

«Где вы находитесь?»

«На вокзале Ливерпуль-стрит. Он взял билет до полустанка Уолден-Холл и уже сел в поезд».

«Вы хотите сказать, что он уже уехал?»

«Нет. Отправление ровно… через семь минут».

«На вокзале есть полицейские?»

«Всего пара констеблей».

«Этого слишком мало. Мы имеем дело с очень опасным человеком».

«Я могу задержать отправление, чтобы вы успели прислать сюда подкрепление».

«Ни в коем случае! Наш анархист может насторожиться и сбежать. Нет. Продолжайте следовать за ним…»

«И как они поступят затем?» – задался вопросом Максим. Могут попытаться взять его прямо в поезде по дороге или же будут поджидать в Уолден-Холле.

В любом случае ему необходимо покинуть поезд как можно быстрее.

Но как быть с этим шпиком? Он должен остаться в вагоне, но его надо лишить возможности поднять тревогу, чтобы было время уйти как можно дальше.

«Я мог бы связать его, но нечем, – лихорадочно обдумывал ситуацию он. – Мог бы ударить по голове чем-то тяжелым, но ничего нет под рукой. Я мог бы задушить его, но это потребует много времени и, вероятно, борьбы, и кто-то может случайно нас увидеть. Есть вариант сбросить его с поезда, но в том-то и дело, что ему лучше оставаться в вагоне…»

Машинист снова начал притормаживать. «Они могли устроить засаду уже на следующей остановке. Как жаль, что я не вооружен. Есть ли у этого детектива пистолет? Сомневаюсь. Можно выбить окно и осколком стекла перерезать ему глотку, но на шум точно соберется толпа.

Я должен сойти с поезда!»

По обеим сторонам путей показались домишки. Состав въехал в деревню или небольшой городок. Заскрежетали тормоза, и появилось здание станции. Максим пристально высматривал признаки присутствия полицейских. Но платформа была совершенно пуста. Выпустив со свистом струю пара, локомотив остановился.

Пассажиры вышли из вагонов. Их было всего несколько человек, и они прошли мимо купе Максима: семья с двумя маленькими детьми, дама со шляпной коробкой, высокий мужчина в твидовом костюме.

«Я мог бы ударить полицейского прямо сейчас, но одними кулаками сразу отправить его в нокаут едва ли удастся. Полицейская засада могла ждать на следующей станции. Мне нужно выбраться из поезда немедленно».

Раздался гудок паровоза.

Максим встал.

Детектива это застало врасплох.

– В поезде есть туалет? – спросил Максим.

Сыщик не сразу нашелся.

– Э-э… Туалет? Да, должен быть, – наконец ответил он.

– Спасибо.

«Он еще не решил, верить мне или нет», – понял Максим, вышел из купе в коридор и бросился в конец вагона.

Паровоз запыхтел, и поезд с легким рывком тронулся. Максим оглянулся. Полицейский высунул из купе голову. Максим зашел в туалет, но почти сразу же вышел из него. Агент продолжал наблюдать. Поезд чуть заметно набирал ход. Максим подошел к двери вагона. Агент уже бежал в его сторону.

Максим резко развернулся и изо всех сил ударил его в лицо. Сыщик не ожидал удара, но всего лишь остановился. Максим нанес еще один – в живот. Где-то закричала женщина. Максим ухватил полисмена за плащ и втащил в туалет. Противник сопротивлялся и ухитрился нанести ответный удар, который пришелся Максиму в ребра и сбил дыхание. Ухватив шпика за голову двумя руками, он принялся колошматить ею о раковину умывальника. Поезд между тем потихоньку разгонялся. Максим же бил, бил и бил, пока тело мужчины не обмякло. Позволив ему сползти на пол, он вышел из туалета. Подошел к двери вагона и открыл ее. Состав двигался достаточно быстро, но еще не покинул станции. Из противоположного конца коридора за ним наблюдала женщина с побелевшим от страха лицом. Максим прыгнул. Дверь за ним с грохотом захлопнулась. Приземлившись на платформу, он по инерции пробежал несколько шагов, споткнулся, чуть не упал, но сумел сохранить равновесие. Последние вагоны проносились мимо.

Максим направился к выходу на улицу.

– Что-то вы поздновато решили сойти, – сказал ему билетный контролер.

Он в ответ лишь кивнул и протянул свой билет.

– Но, судя по проездному документу, вам нужна другая станция, – заметил дежурный.

– Я в последний момент передумал.

Вдруг с громким визгом заскрежетали тормоза. Они оба посмотрели вдоль пути. Поезд останавливался – кто-то нажал на стоп-кран.

– Что, черт возьми, происходит? – изумился контролер.

– Понятия не имею, – ответил Максим и пожал плечами, словно это его совершенно не касалось. Ему больше всего хотелось сейчас броситься бежать, но он понимал, что это наихудший из вариантов.

Пожилой контролер тяжело отдувался, терзаясь сомнениями. Максим явно выглядел в его глазах подозрительно, но все-таки гораздо больше он был обеспокоен тем, что могло случиться с поездом. Наконец он принял решение.

– Никуда не уходите, – велел он и побежал вдоль платформы.

Состав успел удалиться от станции не более чем на двести ярдов. Максим проследил, как дежурный достиг конца платформы и, спустившись на насыпь, огляделся по сторонам.

Он остался совершенно один. Быстрым шагом прошел через ворота и оказался на площади, откуда сразу свернул на ближайшую улицу.

Он был уже достаточно далеко, когда мимо на высокой скорости промчалась машина с тремя полицейскими, направлявшаяся к станции.

Достигнув окраины, Максим перебрался через ограду и углубился в пшеничное поле, где залег, чтобы дождаться темноты.

Огромный «ланчестер», в последний раз взревев двигателем, подкатил к дверям Уолден-Холла. В окнах особняка горел свет. У порога стоял полицейский в форме, а его напарник с видом часового прохаживался туда-сюда по террасе. Притчард остановил машину. Полисмен при входе вытянулся по стойке «смирно» и отдал честь. Притчард открыл дверь, и Уолден выбрался наружу.

Первой из дома вышла экономка миссис Брейтуэйт.

– Добрый вечер, милорд.

– Здравствуйте, миссис Брейтуэйт. Кто к нам пожаловал?

– Сэр Артур. Он в гостиной с князем Орловым.

Уолден кивнул, и они вместе вошли в дом. Сэр Артур Лэнгли был начальником полиции графства и старым, еще школьным приятелем Уолдена.

– Вы ужинали, милорд? – спросила миссис Брейтуэйт.

– Нет.

– Тогда, быть может, подать вам ломтик пирога с дичью и бутылку бургундского?

– На ваше усмотрение.

– Хорошо, милорд.

Миссис Брейтуэйт удалилась, а Уолден направился в гостиную.

Алекс и сэр Артур стояли, облокотившись о каминную доску с бокалами бренди в руках. Оба были во фраках.

– Привет, Стивен! Как поживаешь, старина? – обратился к вошедшему сэр Артур.

– Вы поймали анархиста? – спросил Уолден вместо приветствия, пожимая ему руку.

– Боюсь, он снова просочился, как песок сквозь пальцы…

– Вот проклятие! – в сердцах воскликнул Уолден. – Именно этого я и опасался! Но меня никто и слушать не желал.

Однако, вспомнив о хороших манерах, он поспешил пожать Алексу руку.

– Даже не знаю, что тебе сказать, мой дорогой мальчик. В твоих глазах мы, должно быть, выглядим кучкой болтливых глупцов.

Затем снова повернулся к сэру Артуру.

– Но расскажи хотя бы, что произошло.

– Максим сбежал с поезда в Тингли.

– А куда же смотрел бесценный сыщик Томсона?

– Боюсь, его нашли в вагонном туалете с проломленной головой.