Текст книги "Человек из Санкт-Петербурга"

Однако вокруг только и было разговоров что про «инцидент» и «ту девушку». Брат Уолдена Джордж сел с ним рядом и без предисловий стал рассказывать:

– Это была мисс Мэри Бломфилд, дочь покойного сэра Артура Бломфилда. Ее мать в тот момент находилась в гостиной. Когда ей рассказали, какой фортель выкинула ее дочь, мамаша в ту же секунду лишилась чувств.

Казалось, он смаковал каждую подробность скандала.

– А что еще оставалось делать на ее месте, сам подумай, – заметил Уолден.

– Позор на всю семью, – продолжал Джордж. – Теперь мы не увидим никого из Бломфилдов при дворе на протяжении нескольких поколений.

– Для нас невелика потеря.

– Согласен.

В этот момент Уолден заметил, как сквозь толпу гостей в их сторону пробирается Черчилль. Он написал Черчиллю о начале своих переговоров с Алексом и с нетерпением ждал возможности обсудить дальнейшие шаги… Но не здесь и не сейчас. Он отвернулся, надеясь, что Черчилль поймет намек. Но ему ли было не знать, что молодому члену кабинета министров столь тонкие нюансы совершенно непонятны?

Черчилль оперся на спинку кресла Уолдена.

– Не могли бы мы перекинуться парой слов с глазу на глаз?

Стивен бросил взгляд на брата. Джордж в шутку напустил на себя испуганный вид. Не реагируя на его юмор, Уолден поднялся.

– Давайте пройдем в картинную галерею, – предложил Черчилль.

Уолден последовал за ним.

– Полагаю, вы и эту выходку суфражистки тоже поставите в вину либеральной партии? – спросил Черчилль.

– Непременно, – отозвался собеседник, – но едва ли вы хотели так срочно поговорить только об этом?

– Естественно, нет.

Мужчины медленно пошли вдоль тянувшейся вдаль галереи.

– Мы не можем признать Балканы зоной особого влияния России, – сказал Черчилль.

– Я опасался такого ответа, но был готов к нему.

– На кой черт им сдались Балканы? Не принимать же всерьез всю эту болтовню про славянскую солидарность?

– Им нужен свободный выход в Средиземное море.

– Но ведь это и в наших интересах, если мы станем союзниками.

– Совершенно верно.

Они дошли до конца галереи и остановились.

– Существует ли способ предоставить им доступ в Средиземноморье, не перекраивая при этом карту Балканского полуострова?

– Я много размышлял об этом.

Черчилль улыбнулся.

– И я почти не сомневаюсь, что у вас уже готово контрпредложение.

– Да, готово.

– Не сочтите за труд изложить его.

– По сути, мы сейчас ведем речь всего лишь о трех небольших проливах, – начал Уолден. – Это Босфор, Мраморное море и Дарданеллы. Если мы откроем их для русских, Балканы станут им не нужны. Теперь давайте предположим, что этот проход из Черного моря в Средиземное объявляется свободным для международного судоходства и им смогут пользоваться суда под любыми флагами, а гарантами такого статуса станут совместно Россия и Англия.

Черчилль медленно пошел обратно, погруженный в задумчивость. Уолден не отставал от него в ожидании ответа.

После некоторой паузы Черчилль сказал:

– Но ведь эти проливы нам следует сделать зоной свободного судоходства в любом случае. Таким образом, вы подаете в виде большой уступки с нашей стороны то, к чему мы стремимся сами.

– Верно.

Черчилль поднял на него взгляд и ухмыльнулся.

– Да-а… Когда дело доходит до хитроумных ходов в духе Макиавелли, никто не сравнится с английской аристократией. Отлично! Продолжайте переговоры с Орловым и сделайте ему такое предложение.

– И вы не хотите сначала обсудить данный вопрос на заседании кабинета министров?

– Нет.

– Или хотя бы проконсультироваться с министром иностранных дел?

– Не на этой стадии. Русские наверняка захотят внести в договор свои поправки. По меньшей мере будут настаивать на уточнениях, каким образом два государства смогут обеспечить обещанные гарантии. А потому мне лучше представить кабинету полностью готовый вариант соглашения.

– Что ж, вам виднее, – сказал Уолден, гадая, насколько правительство вообще в курсе планов Черчилля. Тот ведь тоже усвоил уроки Макиавелли. Не могло ли здесь таиться подводных камней?

– Где сейчас Орлов? – спросил Черчилль.

– Ужинает с дипломатическим корпусом.

– Давайте найдем его и изложим новые предложения не мешкая.

Уолден покачал головой. «Насколько же правы те, кто считает Черчилля излишне импульсивным», – подумал он.

– Сейчас для этого не самый подходящий момент.

– Мы не можем ждать нужного момента, Уолден. У нас каждый день на счету.

«На меня пытались давить особы и поважнее тебя», – подумал граф, а вслух сказал:

– Вам придется предоставить судить об этом мне, Черчилль. Я продолжу переговоры с Орловым завтра утром.

Черчилль явно готовился настаивать, но пришлось сдержаться.

– Надеюсь, Германия не объявит нам войну этой ночью. Хорошо, будь по-вашему. – Он посмотрел на часы. – Мне пора уезжать. Держите меня постоянно в курсе дела.

– Непременно. Всего хорошего.

Черчилль спустился по лестнице, а Уолден вернулся в столовую. Прием подходил к концу. Теперь, когда король и королева удалились в свои покои, а гости были накормлены, задерживаться дольше не имело смысла. Уолден собрал свою семью, и они сошли в вестибюль, где встретили Алекса.

Пока женщины одевались в гардеробной, Уолден попросил одного из слуг вызвать их карету.

«В целом вечер сложился довольно удачно», – размышлял он ожидая.

Мэлл чем-то напомнила Максиму один из кварталов, прилегавших к Московскому Кремлю. Это была широкая и прямая улица, протянувшаяся от Трафальгарской площади к королевской резиденции. По одну ее сторону располагались богатые дома, среди которых выделялся Сент-Джеймсский дворец, по другую – обширный парк. Кареты и автомобили знати двумя рядами выстроились вдоль Мэлл примерно до ее середины. Шоферы и кучера стояли, прислонившись к своим авто и экипажам, позевывая и коротая время, пока их не вызовут, чтобы забрать из дворца хозяев или хозяек.

Экипаж Уолденов дожидался у тротуара на парковой стороне Мэлл. Возница в синей с розовым ливрее графов Уолденов расположился рядом и читал газету при свете фонаря своей кареты. Всего в нескольких метрах, скрытый во мраке парка, за ним наблюдал Максим.

Им владело отчаяние. Его план рушился на глазах.

Его английский не позволил ему четко понять, что «кучер» и «лакей» не одно и то же, и потому он превратно истолковал смысл заметки в «Таймс» о порядке подачи экипажей. Он рассчитывал, что сам возница должен будет дожидаться у дворцовых ворот появления своего хозяина, чтобы затем бегом вернуться к карете. По первоначальному плану Максима именно в этот момент он собирался обезвредить кучера, переодеться в его ливрею и подогнать карету к дверям дворца.

На самом же деле кучер остался при карете, а рядом с дворцом дежурил лакей, что и стало для Максима неожиданностью. Теперь, когда экипаж вызывали, к нему бросался лакей, чтобы потом вместе с кучером забрать с дворцового двора хозяев. То есть ему предстояло устранить не одного слугу, а двоих, причем сделать это скрытно, чтобы ни один из сотен остальных дожидавшихся на Мэлл людей ничего не заподозрил.

Свою ошибку он понял уже пару часов назад и с тех пор лихорадочно думал, как решить проблему, пока кучер у него на глазах болтал с другими возницами, восхищался стоявшим рядом новеньким «роллс-ройсом», играл в какую-то игру по полпенни и протирал окна кареты. Самым разумным теперь представлялось отказаться от первоначальных намерений и избрать для убийства Орлова другой, более подходящий день.

Но сама эта мысль была Максиму ненавистна. Прежде всего не существовало ни малейшей уверенности, что подвернется второй столь же удобный шанс. А во-вторых, Максим горел желанием прикончить князя именно сегодня. Он уже предвкушал грохот револьверного выстрела, рисовал в воображении, как упадет настигнутый пулей Орлов, составил закодированную телеграмму для Ульриха в Женеву, представлял себе радость от этого известия, которая воцарится в маленькой типографии, заголовки в газетах по всему миру, а потом и революционную волну – она прокатится, сметая все на своем пути, по России. «Я не имею права откладывать покушение, – подумал он. – Необходимо сделать все сейчас».

Тем временем к кучеру Уолденов подошел молодой человек в зеленой ливрее.

– Как сам, Уильям? – спросил он вместо приветствия.

«Стало быть, кучера зовут Уильям», – отметил про себя Максим.

– Грех жаловаться, Джон.

Максим не совсем понимал этот обмен репликами.

– Что новенького в газете? – полюбопытствовал Джон.

– Да вот объявляют цельную революцию, понимаешь. Король обещал, что на будущем годе соберет пожрать с собой только кучеров, а все толстосумы останутся глотать слюнки на Мэлл.

– Ха, так я тебе и поверил!

– За что купил, за то и продаю.

Но Джон уже двинулся дальше.

«Я легко уберу Уильяма, – подумал Максим, – но как быть с лакеем?»

В голове он прокрутил возможный вариант развития событий. Дворцовый привратник оповестит лакея, который бросится бегом от дворца к карете – то есть пробежит примерно четверть мили. Если он увидит в кучерской ливрее Максима, то сразу поднимет тревогу.

Но предположим, что лакей прибегает к месту, где оставил экипаж, а его здесь нет?

А ведь это идея!

Лакей подумает, что ошибся с местом. Начнет осматриваться, в панике метаться и искать карету. Наконец он в отчаянии вернется к дворцу, чтобы сообщить хозяину, что карета куда-то пропала. Вот только к тому моменту Максим уже сам будет вести экипаж со всей компанией внутри через парк.

Дело еще может выгореть!

Да, теперь все становилось еще более рискованным, но все же выполнимым.

Времени на дальнейшие раздумья не оставалось. Первые два-три лакея уже бежали со стороны дворца. Стоявший перед экипажем Уолденов «роллс-ройс» вызвали. Уильям приосанился и нацепил на голову цилиндр.

Максим вышел из-за кустов и, чуть приблизившись, окликнул:

– Эй, Уильям!

Возница повернул голову на голос и нахмурился.

– Иди сюда, скорее! – настойчиво позвал Максим.

Уильям сложил газету, постоял в нерешительности и медленно двинулся в сторону Максима.

У Максима от волнения дрожал голос, но сейчас это ему и требовалось.

– Только посмотри на это, – сказал он, указывая в сторону кустов. – Ты что-нибудь понимаешь?

– Что? Что там такое? – Кучер поравнялся с ним, заинтригованно глядя в указанном направлении.

– А вот что! – Максим сунул ему в лицо ствол револьвера. – Ни звука, или я тебя застрелю!

Уильям перепугался насмерть. Даже в полумраке Максим ясно видел белки его округлившихся от страха глаз. Это был крупный и сильный мужчина, но намного старше Максима. «Если у него хватит глупости начать сопротивляться, я его убью на месте», – постепенно заводясь, подумал Максим.

– Шагай вперед, – скомандовал он.

Кучер в смятении не двигался с места.

Нужно увести его подальше от света.

– Да шагай же, ублюдок!

Уильям зашел за кусты.

Максим следовал за ним. Когда они удалились от Мэлл ярдов на пятьдесят, он негромко приказал:

– Стоять!

Уильям остановился и повернулся на месте.

«Если он собирается вступить со мной в борьбу, то сделает это именно сейчас», – подумал Максим, а вслух сказал:

– Раздевайся!

– Что?

– Снимай с себя одежду!

– Ты – псих ненормальный, – прошептал Уильям.

– Да, я сумасшедший! Раздевайся!

Уильям все еще не решался подчиниться.

«Если я выстрелю в него, сбежится ли сюда толпа народа? Или кусты поглотят звук? Смогу ли я застрелить его, чтобы не слишком заметно продырявить форму? Успею ли избавиться от ливреи и сбежать, если нас заметят?»

Максим взвел курок револьвера.

Уильям тут же стал расстегивать пуговицы.

Максим по шуму понял, что теперь Мэлл кипела активностью: заводились моторы, звенела сбруя, по мостовой цокали подковы, люди орали то друг на друга, то на лошадей. Лакей Уолденов мог показаться в любую минуту.

– Быстрее! – поторопил кучера Максим.

Уильям уже разделся до исподнего.

– Остальное тоже снимай.

Уильям снова застыл в нерешительности, и Максим взял его на прицел.

Кучер стянул с себя нижнюю рубашку, панталоны и стоял теперь совершенно голый, трясясь от страха и прикрывая ладонями гениталии.

– Повернись!

Кучер повернулся к нему спиной.

– На землю! Лицом вниз!

Тот безмолвно подчинился.

Максим отложил револьвер в сторону. Потом поспешно скинул пальто и шляпу и надел ливрею. Подобрал цилиндр, брошенный Уильямом в траву. Подумал о бриджах и белых чулках, но решил обойтись без них: когда он сядет на козлы, его брюки и башмаки никто толком не разглядит – тем более в неверном свете уличных фонарей.

Оружие он положил в карман своего пальто, которое обернул вокруг руки. Одежду Уильяма прихватил с собой.

Кучер попытался поднять голову.

– Не смей двигаться с места и поворачиваться! – злобно рявкнул Максим.

И неслышно покинул темную парковую поляну.

Уильям какое-то время не осмелится даже подняться, а потом, будучи совершенно голым, постарается незаметно добраться до дома Уолденов. Маловероятно, что он поднимет тревогу и заявит об ограблении, не добыв прежде другой одежды, – для этого требовалась натура куда более дерзкая и лишенная стеснительности. Понятное дело, если бы Уильям догадывался, что Максим собирается убить князя Орлова, то мог отбросить стыдливость – но такая мысль едва ли придет ему в голову.

Запихнув остатки одежды кучера под куст, Максим вышел на освещенную Мэлл.

Именно сейчас у него могли начаться настоящие проблемы. До сих пор он был лишь прятавшимся в кустах подозрительным типом, а теперь превратился в опасного самозванца. Если один из приятелей Уильяма – тот же Джон, например, – всмотрится в его лицо, игру можно считать законченной.

Он быстро взобрался на козлы, положил пальто рядом на сиденье, отпустил тормозную рукоятку и хлестнул лошадей поводьями. Карета выехала на середину улицы.

Максим вздохнул с некоторым облегчением. «Я уже сделал почти все необходимое, теперь мне ничто не помешает добраться до Орлова!» – подумал он.

И все же, проезжая по Мэлл, он внимательно посматривал в сторону тротуара – не покажется ли фигура лакея в сине-розовой ливрее. Если бы лакей заметил карету Уолденов и вскочил на запятки, это стало бы для Максима наихудшим из возможных вариантов. Он только выругался, когда перед экипажем на дорогу вырулил автомобиль, заставив его натянуть поводья, остановиться и беспокойно оглядеться. Лакея не было видно. Мгновение спустя путь оказался свободен, и он тронулся дальше.

Уже ближе к дворцу он заметил справа свободное место рядом с тротуаром на противоположной стороне от парка. Лакей пробежит по другой стороне и едва ли обратит внимание на экипаж, расположенный здесь. Загнав карету на стоянку, Максим поставил ее на тормоз.

Потом спустился вниз и встал рядом с лошадьми, наблюдая за противоположным тротуаром. «Удастся ли мне выбраться отсюда живым?» – не покидала его мысль.

Если бы осуществился первоначальный план, Уолден сел бы в карету, едва бросив взгляд на кучера, но теперь ему сразу же бросится в глаза отсутствие лакея. Открывать для него дверь и опускать ступеньки придется дворцовому слуге. Задержится ли в таком случае Уолден, чтобы расспросить возницу, или отложит разбирательство до приезда домой? Стоит ему заговорить с Максимом, а тому ответить, как иностранный акцент выдаст его с головой. «Что делать тогда?» – мучительно размышлял он.

«Застрелю Орлова на пороге королевского дворца, и плевать на последствия!» – решил Максим.

Как раз в этот момент он заметил молодого человека в сине-розовой ливрее, бегущего по противоположному тротуару.

Максим мгновенно взлетел на козлы, отпустил тормоз и въехал во двор Букингемского дворца.

Там образовалась небольшая очередь. Впереди него красиво одетые женщины и откормленные мужчины рассаживались по своим автомобилям и экипажам. Позади, где-то на Мэлл, сейчас метался лакей Уолденов в поисках кареты. Как скоро он поймет, что нужно возвращаться?

Служители дворца разработали действительно быструю и эффективную систему отправки гостей. Пока одни пассажиры рассаживались по местам, владельцев следующей в очереди кареты уже подводили к двери, а один из слуг в это время предупреждал третью семью, чтобы все были наготове.

Очередь двигалась бойко, и вот один из слуг уже приблизился к Максиму.

– Граф Уолден, – бросил Максим, стараясь быть предельно лаконичным.

Слуга пропал за дверью.

«Не надо, чтобы они вышли наружу слишком рано», – успел подумать Максим.

Очередь продвинулась, и перед его каретой оставался всего один автомобиль. «Не дай Бог тебе заглохнуть!» – взмолился Максим. Шофер распахнул дверь перед пожилой супружеской парой. И машина уехала.

Максим подал экипаж к портику, остановив его чуть дальше, чем следовало, чтобы не оказаться под ярким светом, льющимся из дворца, и сидеть спиной к двери.

Он ждал, не смея повернуть головы.

Вдруг до него донесся девичий голос, спросивший по-русски:

– Признавайтесь, сколько объяснений в любви вам пришлось сегодня выслушать, дорогой мой кузен Алекс?

Капля пота сползла Максиму со лба на веко, и он смахнул ее тыльной стороной ладони.

Потом раздался громкий голос мужчины:

– А где же, черт побери, мой лакей?

Максим сунул руку в карман лежавшего рядом пальто и сжал рукоятку револьвера. «Шесть патронов в барабане», – напомнил он себе.

Краем глаза он увидел, как один из дворцовых слуг метнулся к карете, и через секунду ее дверь распахнулась. Экипаж чуть качнуло, когда кто-то забрался внутрь.

– Послушай, Уильям! А где Чарлз?

Максим напрягся всем телом. Он физически ощущал на своем затылке тяжелый взгляд Уолдена.

Потом, уже из кареты, та же девушка сказала:

– Ладно, папа, брось. Потом разберемся.

– По-моему, с возрастом Уильям совсем оглох. – Голос Уолдена приглушенно зазвучал изнутри.

Дверь захлопнулась.

– Кучер! Трогай, быстро! – скомандовал дворцовый распорядитель.

Облегченно вздохнув, Максим хлестнул лошадей, и экипаж поехал.

Напряжение было столь велико, что когда оно немного спало, Максим почувствовал приступ слабости и головокружения. Но стоило карете покинуть площадь перед дворцом, как им сразу овладела безудержная эйфория. Орлов был теперь в его полной власти, запертый за спиной в деревянной коробке на колесах. Попался, как зверек в силки! Теперь Максима уже ничто не остановит.

Он направил карету через аллею парка.

Держа поводья в правой руке, он запустил левую в рукав своего пальто. Как только ему это удалось, перебросил вожжи в левую руку и проделал ту же операцию с правой. Потом приподнялся на козлах и надел пальто. Ощупал карман, ощутив в нем тяжесть револьвера.

Затем снова сел и повязал шарф так, чтобы закрыть нижнюю половину лица.

Все. Он готов.

Нужно лишь выбрать подходящий момент.

На это оставалось всего несколько минут. Особняк Уолденов располагался менее чем в миле от дворца. Накануне вечером он проехал тем же путем на велосипеде, чтобы провести разведку местности. Ему приглянулись две точки, где свет уличных фонарей позволит разглядеть жертву, а густые заросли в двух шагах помогут потом быстро скрыться.

До первой такой точки осталось каких-то пятьдесят ярдов, но когда карета приблизилась к ней, Максим увидел джентльмена в вечернем костюме, остановившегося под фонарем, чтобы раскурить сигару, и потому проехал мимо.

Второе облюбованное им место находилось на повороте дороги. Если ему и там кто-нибудь помешает, Максиму придется взять лишний грех на душу и в случае необходимости пристрелить свидетеля.

Шесть пуль…

Поворот уже маячил впереди. Он нарочно пустил лошадей в легкий галоп. Изнутри донесся звонкий девичий смех.

Экипаж входил в вираж. Нервы Максима натянулись туже фортепианных струн.

«Сейчас!»

Он бросил поводья и с силой потянул ручку тормоза. Лошади стали налетать друг на друга, и карета резко остановилась.

Изнутри донесся испуганный крик женщины и недовольные реплики мужчин. В женском крике что-то необъяснимо насторожило Максима, но ни секунды на разбирательство в причинах у него не было.

Он спрыгнул на тротуар, натянул шарф на лицо еще выше, достал револьвер из кармана и взвел курок.

Потом, переполненный силы и ярости, распахнул дверь кареты.

Глава четвертая

Снова закричала женщина, и время остановилось.

Максим узнал этот голос. Его звук был как удар обухом по голове. И шок полностью парализовал его.

Он должен был найти глазами Орлова, прицелиться, спустить курок, добить, если понадобится, второй пулей, а потом развернуться и бежать сквозь заросли…

Но вместо этого он искал глазами ту, что кричала, и увидел ее лицо. Оно выглядело таким знакомым, словно он в последний раз встречался с ней только вчера, а не девятнадцать лет назад. Ее глаза широко распахнулись от страха, маленький рот округлился в крике.

Лидия.

Он стоял перед дверью экипажа с отвисшей, скрытой шарфом челюстью, ствол револьвера был направлен в пустоту, а он мог лишь думать: «Моя Лидия в этой карете… Но как?»

Не сводя с нее глаз, Максим едва ли замечал, как Уолден с коварной медлительностью начал перемещаться, подбираясь к нему слева, а он был охвачен воспоминаниями. «Она выглядела точно так же – с распахнутыми глазами и открытым ртом, когда лежала подо мной обнаженная, обвив мои бедра ногами, готовясь закричать от наслаждения…»

Лишь в последний момент он понял, что Уолден ухитрился вынуть из ножен шпагу.

«Боже, что за ерунда? Всего лишь шпага для приемов…»

Но клинок, сверкнув в свете лампы, нанес удар, а Максим уклонился слишком поздно и слишком медленно. Острие вонзилось в его правую руку, заставив выронить револьвер, который упал на мостовую и от удара выстрелил.

Грохот мгновенно разрушил чары.

И когда Уолден сделал новый выпад, метя Максиму в сердце, тот успел отскочить в сторону. Но все же шпага, пропоров пальто и пиджак, глубоко вошла ему в плечо. Он инстинктивно отпрянул, и лезвие выскользнуло из раны. По рубашке обильно заструилась теплая кровь.

Он посмотрел на мостовую, безрезультатно пытаясь отыскать револьвер. А подняв взгляд, увидел, как Уолден и Орлов, толкая друг друга, стараются одновременно выбраться через узкую дверь кареты. Правая рука Максима беспомощно висела вдоль тела. До него дошло, что он не вооружен и совершенно беспомощен. Не способен больше даже задушить Орлова, лишенный возможности действовать правой рукой. Он потерпел полный провал, и единственной причиной стал голос женщины из прошлого.

«После всего, через что я прошел, – подумал он с горечью. – После всего этого…»

В отчаянии Максим повернулся и бросился бежать.

– Бандит проклятый! – ревел Уолден.

В ране болью отдавался каждый шаг. Максим слышал, что его кто-то преследует, и бег был слишком легким для Уолдена – за ним устремился в погоню Орлов. Это поставило Максима почти на грань истерики. «Немыслимо! Орлов преследует меня, а я вынужден спасаться бегством!»

От дороги он метнулся через кусты. До него донесся голос Уолдена:

– Алекс, вернись! У него пистолет.

«Они не заметили, что я его выронил». Эх, будь в его руках револьвер, он все еще мог бы прикончить Орлова прямо сейчас!

Пробежав еще немного, он остановился и вслушался. Никаких звуков. Орлов прекратил погоню.

Максим прислонился спиной к дереву. Даже от непродолжительного бега он выбился из сил. Восстановив дыхание, он снял пальто и чужую ливрею, осторожно ощупал повреждения. Боль от ран оказалась чертовски острой, но это, возможно, добрый знак. Будь они серьезнее, уже наступило бы онемение. Из плеча продолжала сочиться кровь, пульсируя в такт биению сердца. Шпага глубоко распорола ладонь между большим и указательным пальцами.

Нужно выбраться из парка, прежде чем Уолден поднимет вселенскую шумиху.

Не без труда удалось снова надеть пальто. Ливрею он просто бросил там, где остановился. Зажав правую руку под мышкой левой, удалось немного унять боль и замедлить кровотечение. Едва передвигая ноги, Максим направился в сторону Мэлл.

«Лидия».

Уже второй раз в его жизни она становилась причиной настоящей катастрофы. Впервые это произошло в 1895 году в Петербурге…

Но нет! Сейчас он не мог себе позволить думать о ней. Не время. Необходимо собрать всю свою волю в кулак.

Он с радостью увидел велосипед там, где его оставил, – под низко свисавшими ветвями раскидистого дерева. Взявшись за руль, он выкатил его к опушке парка. Успел ли Уолден поставить на ноги полицию? Ищут ли они уже высокого мужчину в темном пальто? Он оглядел происходящее на Мэлл. Лакеи продолжали бегать, ревели моторы автомобилей, экипажи непрерывно маневрировали. Сколько времени прошло с тех пор, как Максим взобрался на козлы кареты Уолдена? Минут двадцать? Но за это время мир словно перевернулся.

Глубоко вдохнув, он вывел велосипед на мостовую. Все были поглощены своими заботами, и на него никто не обращал внимания. Спрятав правую руку в карман пальто, он сел на велосипед, надавил на педали и поехал, управляя левой. Полицейские попадались на каждом шагу. Сумей Уолден быстро мобилизовать их, они бы уже успели оцепить парк и перегородить все близлежащие улицы. Но, посмотрев в сторону арки Адмиралтейства, Максим там никакого патруля не увидел.

Миновав арку, он окажется в Вест-Энде, где легко собьет преследователей со следа.

Постепенно он привык к езде с помощью одной руки и увеличил скорость.

Но стоило ему приблизиться к арке, как с ним поравнялась машина, а откуда-то из тени на середину дороги вышел полицейский. Максим соскочил с велосипеда, готовый в любой момент бросить его и бежать, но, как оказалось, полисмен всего лишь остановил транспорт, чтобы позволить другому автомобилю, принадлежавшему, по всей видимости, особо знатной персоне, выехать на улицу из ворот. Когда лимузин проехал мимо, полицейский отдал честь и жестом разрешил остальным продолжать движение.

Максим миновал арку и оказался на Трафальгарской площади.

«Слишком нерасторопно, Уолден», – подумал он с облегчением.

Пробило полночь, но Вест-Энд сиял уличными огнями, полнился толпами людей и разнообразным транспортом. По-прежнему часто встречались полицейские, а вот других велосипедистов не наблюдалось – Максим стал слишком приметен. Он подумал, не бросить ли велосипед, чтобы добраться до Камден-тауна пешком, но не был уверен, хватит ли ему на это сил, стремительно покидавших его.

От Трафальгарской площади он поднялся вверх по Сент-Мартин-лейн, свернул налево, ненадолго оказавшись на центральной улице, и покатил переулками вдоль задворков многочисленных здесь театров. В какой-то момент темный проулок вдруг озарился ярким светом, когда отворился служебный вход одного из театров, и на улицу высыпала группа актеров, громко и весело разговаривавших между собой. Чуть дальше он услышал вздохи и стоны, миновав парочку, занимавшуюся любовью прямо в дверном проеме.

Когда Максим въехал в Блумсбери, кругом стало темнее и спокойнее. Он направил велосипед на север по Гоуер-стрит, миновав строгий фасад в стиле классицизма – здание пустовавшего в этот час университета. Крутить педали становилось все тяжелее, а боль теперь ощущалась во всем теле. «Осталась миля или чуть больше», – утешал он себя.

Чтобы пересечь оживленную Юстон-роуд, пришлось слезть с велосипеда. Огни транспорта слепили его, взгляд все труднее на чем-либо фокусировался.

У вокзала Юстон он снова сел в седло и поехал дальше. Но внезапно почувствовал приступ головокружения. Теперь даже свет уличных фонарей казался ослепительно ярким. Ударившись о бордюр тротуара, переднее колесо вывернулось, и Максим упал.

Он лежал на мостовой, стараясь прийти в себя и преодолеть приступ слабости. А открыв глаза, увидел, что к нему приближается полицейский. Превозмогая боль, он поднялся на колени.

– Вы пьяны? – грозно спросил констебль.

– Нет, просто голова закружилась, – выдавил из себя Максим.

Полисмен подхватил его под правый локоть и поставил на ноги. Как ни странно, но от невыносимой боли в плече к Максиму вернулась ясность мыслей. Окровавленную кисть он сумел удержать в кармане.

Полицейский громко принюхался.

– Хм-м, – недоуменно произнес он, но сменил тон на более мягкий, не почувствовав запаха спиртного. – С вами все будет в порядке?

– Да, через минуту.

– Как я понимаю, иностранец? – Акцент уловить было несложно.

– Француз, – ответил Максим. – Работаю в посольстве.

Полицейский стал еще более вежливым.

– Быть может, поймать для вас кеб?

– Нет, спасибо. Мне тут осталось недалеко.

Констебль поднял с мостовой велосипед.

– На вашем месте я бы довел его до дома пешком, – сказал он.

Максим взялся за руль.

– Я так и поступлю.

– Очень хорошо, сэр. Бон нюи.

– Bonne nuit[13]13
  Спокойной ночи (фр.).


[Закрыть], офицер, – отозвался Максим и выдавил из себя подобие улыбки. Толкая велосипед левой рукой, он пошел дальше. «Сразу за углом присяду отдохнуть», – решил он и осторожно оглянулся через плечо – полисмен все еще смотрел ему вслед. Только усилием воли он заставлял себя идти, хотя единственное, чего ему сейчас хотелось, так это лечь на землю. «В следующем переулке», – подумал он. Но, оказавшись в нем, пошел дальше, понукая себя: «Нет, не здесь, в следующем».

И так добрался до дома.

Ему показалось, что путь до здания с высоким передним крыльцом в Камден-тауне занял у него много часов. Сквозь сгустившийся туман он вгляделся в номер на двери, боясь ошибиться адресом.

Чтобы попасть в свою комнату, Максиму нужно было спуститься по длинному пролету каменных ступеней, ведущих в подвал. Открывая замок калитки, он прислонил велосипед к чугунной решетке ограды, но совершил ошибку, попытавшись спустить его вниз. Велосипед выскользнул из руки и рухнул вниз с оглушительным грохотом. Через несколько секунд хозяйка дома Бриджет появилась на пороге, завернувшись в шаль.

– Какого дьявола ты творишь? – окликнула она Максима.

Но тот сидел на ступеньке и не отвечал. «Не двинусь с места, пока не наберусь сил», – решил он.

Бриджет спустилась и помогла ему встать.

– По-моему, ты сильно перебрал, парень, – сказала она и, подставив плечо, довела до комнаты. – Давай сюда свой ключ.

Максиму пришлось левой рукой залезть в правый карман брюк, чтобы достать ключ. Она отперла дверь и вошла вместе с ним внутрь. Максим стоял посреди комнаты, пока она разжигала светильник.

– Давай-ка снимем пальто, – сказала Бриджет.

Он позволил ей себя раздеть, и она увидела пятна крови.

– Ты ввязался в драку?

Максим сделал шаг и рухнул на матрац.

– И похоже, тебя побили, – подытожила Бриджет.

– Да, так уж вышло, – ответил Максим и потерял сознание.

В себя он пришел от невыносимой боли, открыл глаза и увидел, что Бриджет промывает ему раны каким-то раствором, жгучим, как огонь.

– На руку тебе надо бы наложить швы, – сказала она.

– Завтра, – только и смог выдохнуть Максим.

Потом она заставила его выпить содержимое чашки. Это оказалась теплая вода с джином.

– Извини, – сказала она, – бренди у меня не нашлось.

Он откинулся назад и позволил сделать себе перевязку.