Текст книги "Сердце дикарки"

Глава 11

Послышался звук стремительно приближающихся лошадей. Алекса затаила дыхание, боясь, что, когда придет пора, не сможет свистнуть. Сердце так яростно колотилось в груди, что Алекса опасалась за свою жизнь.

Одинокий Зимний Волк спрыгнул на землю и тут же замер на месте, когда в свете пламени костра увидел чучело совы: Уа-Хопех бросал перед собой длинную тень. Краска сбежала с его лица, и суровые обвинения, готовые уже сорваться с языка, умерли на ветру. Его взгляд обежал лагерь, подметил тело у костра и Коня-Призрака рядом с ним. Кентавр заржал и заложил уши назад, разглядывая индейских воинов, собравшихся вокруг Кина.

– Хин-ша… – выдохнул Одинокий Зимний Волк, озабоченно нахмурившись. – Что случилось?

Кин торжественно-серьезно посмотрел на двоюродного брата.

– Когда я заходил проверить прошлой ночью, Алекса была больна. Должно быть, заболела после той грозы.

Ком встал в горле Одинокого Зимнего Волка, и он, прищурившись, посмотрел на прикрытую одеялом фигуру у костра.

– Она?

Кин мрачно кивнул и подавил улыбку, когда в тишине раздался слабый свист Алексы. Осейджи задохнулись и попятились, а странный, жуткий звук продолжался. Кентавр нервно гарцевал вокруг Апексы, вскидывал голову, вставал на дыбы, колотя по воздуху копытами. Небольшой огонь, который Кин развел под кустом, начал тлеть, бросая свет па подвешенное на дереве чучело. Когда дым заклубился вокруг безголового призрака, индейцы попятились, тихо перешептываясь.

– Алекса обладает великим могуществом, даже когда покидает свою человеческую оболочку. – Одинокий Зимний Волк застыл в благоговении, не сводя глаз со свистящего тела.

– Я забрал ее из лагеря, пока она не заразила твоих людей своей болезнью. Она скончалась днем. – Кин оторвал глаза от Алексы и перевел их на своего двоюродного брата. – Скажи своему отцу, что я похороню ее, прежде чем уйду, и что снова вернусь осенью.

Одинокий Зимний Волк опустил голову, разглядывая мокасины.

– Я скажу ему. – Его пристальный взгляд поднялся и встретился с непостижимыми глазами Кина. – Я очень любил эту женщину, – тихо признался он. – Она много для меня значила. Я буду вспоминать ее, как запретную красоту, которую мне не дозволено было познать, как мужчина знает женщину. Я разделяю твою утрату, Острый Ястребиный Глаз. Я был пленен ее серебристыми глазами и вольным духом. Возможно, мы с ней встретимся в другом мире.

– Нет, если только ты не зарезервировал место в аду, – пробормотал себе под нос Кин, глядя, как Одинокий Зимний Волк повернулся и вскочил на коня.

– Ты спас наш народ от болезни Ни-Ках – белых людей. По Хью Ска будет благодарен тебе, – заверил Одинокий Зимний Волк своего кузена, повернул коня на запад и исчез в темноте.

Когда удаляющийся звук копыт окончательно замер вдалеке, Кин неторопливо подошел к Алексе, присел рядом с ней и отодвинул с се лица одеяло.

– Можешь перестать свистеть. Они уехали и больше не вернутся.

Алекса рывком села, забыв, что не одета. Но когда Кин буквально съел ее голодным взглядом, она прижала к груди одеяло и задала терзавший ее вопрос:

– Что ты сказал Одинокому Зимнему Волку? Почему не говорил по-английски, чтобы я могла понять?

Кин глянул в сторону, вскочил па ноги и бросился к кусту, чтобы затоптать огонь, пока он не поглотил единственный наряд Алексы. Его так и подмывало позволить наряду индейской скво взлететь к небесам клубами дыма, но он сильно сомневался, что Алекса согласится тащиться дальше совершенно голой. Живо представив себе эту картину, он сладострастно улыбнулся. Уж он бы не отказался от такой компании.

Вернувшись к Апексе, Кин бесшабашно улыбнулся.

– Боюсь, тебе придется обойтись без платья еще какое-то время. Мне надо будет выстирать его – оно пропахло дымом и все в листьях.

Его обаятельная улыбка усилила красоту его резко очерченного лица и растопила сердце Алексы. Она не могла злиться на него за то, что едва не испортил ее наряд, – ведь он спас ей жизнь.

– Думаю, обойдусь до утра. – Она вопросительно изогнула тонкую бровь. – Как тебе удалось это, Кин? Почему они уехали, не удостоверившись, что я мертва?

Кин присел рядом с ней на корточки и указал на глиняную сову. Потом его взгляд вернулся к чаровнице, чье мягкое, шелковистое тело поблескивало в свете костра, мешая ему сосредоточиться. Позволив себе отвлечься лишь на краткий миг, Кин стал серьезным.

– Я говорил на языке осейджей, чтобы все смогли понять меня. Уа-Хопех – совиное чучело – давно используется многими племенами для предупреждения, что кто-то является источником заразной болезни. Ни один индеец никогда не забредет в лагерь, охраняемый Уа-Хопех. Особенно они стараются держаться в стороне от болезней белых. В основном эти болезни смертельны для краснокожих. – Его глаза обратились на какую-то отдаленную точку. – Моя мать умерла от оспы, когда я был совсем маленьким. Индейцы страшатся болезней Длинных Ножей и Густобровых – эти имена они дали французам и англичанам.

– А свист? – продолжала допытываться Алекса, сгорая от желания узнать, почему Кин заставил ее издавать звуки испорченного свиста.

Хитрая улыбка искривила его рот. Кин провел пальцем по ее щеке и ответил:

– Осейджи верят, что свистят только призраки, потому что сами так и не овладели этим нехитрым искусством. А безголовый призрак, поднявшийся из дыма, подтвердил их предположения, что ты изменила свой человеческий облик. – Кин легко засмеялся и зарылся пальцами в ее черные как смоль волосы. – Я ничуть не удивлюсь, если узнаю, что ты стала магической фигурой среди индейцев. Твое пребывание у них было коротким, но впечатление ты оставила сильное.

– А ты сумел сохранить свою репутацию безупречной, – добавила она.

Кин задумчиво кивнул, отсутствующе поглаживая рукой ее голое плечо.

– Если мужчина хочет победить своего врага без кровопролития, то должен его так же хорошо знать, как самого себя. Я горд своим индейским наследием, но не хвастаюсь этим. Я прихожу и ухожу, когда мне вздумается, и хочу, чтобы так продолжалось всегда. Но я не мог позволить себе дожидаться решения твоей участи.

Ресницы Алексы затрепетали и опустились, укрыв глаза от его испытующего взгляда.

– Я обязана тебе жизнью, Кин. Я искренне благодарна за то, что ты сделал, хотя и начала было сомневаться в твоих несколько необычных методах.

Нагловатая усмешка оживила его суровое лицо.

– Этот долг может быть оплачен… сегодня ночью, милая.

Она сдвинула брови.

– И что же ты хочешь взамен? Впрочем, что я спрашиваю, будто не догадываюсь… – Она презрительно дернула носом.

Его губы прикоснулись к ее губам, слились с ними в головокружительном поцелуе. Два дыхания смешались в одно, а пламя страсти завесило разделяющую их пропасть. Ее сердце подкатило к самому горлу, когда его рука скользнула под одеяла и начала ласкать обнаженную кожу.

– А тебе эта мысль кажется отвратительной, да, Алекса? – Голос его стал глухим и хриплым.

– Нет, но…

Кин не дал ей времени для ответа. Ощущение прижатого к нему тела сводило его с ума. Во время своего путешествия он проклинал себя за то, что отправился за ней. Но не мог остановиться, пока не узнал, что же с ней сталось. Теперь она была в его руках, и Кин знал совершенно точно, почему преследовал ее. Нет, не из-за Кентавра. Алекса разожгла в нем огонь, который ему не удавалось погасить. Память об их совместной ночи продолжала преследовать его во сне и наяву. Хотя Клинт предупреждал его, требовал держаться от нее на расстоянии, Кин не мог забыть ее страсть, обольстительный запах и ощущение крепкого, зрелого женского тела.

Он напрягся, взволнованный сладостными воспоминаниями о прошлом и мучительной, пьянящей близостью обнаженной плоти. Ради этого он мчался по прерии, пересекал реки и не успокоится, пока она снова не будет принадлежать ему. Его рот накрыл ее в жарком, требовательном поцелуе, заставляя Алексу позабыть о желании сопротивляться, лишая воли и силы…

Все ее чувства, которые она старалась подавить, вернулись к жизни, лишь только Кин прижался к ней своим сильным мускулистым телом. Часть ее хотела оттолкнуть его, отринуть, но другая часть отчаянно стремилась притянуть его еще ближе. Когда губы Кипа завладели ее устами, вес внутренние терзания и сомнения, мучившие Алексу, рассеялись и испарились. Она задрожала всем телом от сладострастного желания. Поцелуй был волнующим, зовущим, и ей было по нраву то наслаждение, что он дарил. Кип – настоящий мастер обольщения – сумел расшевелить в ней запретные воспоминания, которые заставили Алексу желать заново пережить их. Его язык настойчиво и обстоятельно исследовал се рот. Волны наслаждения и ожидания затопили ее, она ощущала движения его рук, плывущих по обнаженной плоти, желание сжигало все ее существо. Страстные ласки покрыли ее бедра, поднялись выше. Руки Кина нашли грудь, губы скользнули по плечу и опустились на бутон соска, Алекса вздохнула и сдалась, отбросив остатки сдержанности. Не могла она остановить его. Не желала даже пробовать. Тело ее отчаянно стремилось соединиться с той властной жизненной силой, что настойчиво требовала ее плоти.

Руки его не останавливались ни на секунду. Бродя по гладкой шелковистой коже, они искали и находили каждую чувствительную точку и неуловимо, неумолимо приказывали ей сдать крепость и отдаться победителю душой и телом. Теплые влажные губы следовали за руками и заставили Алексу покинуть берега реальности и поплыть куда-то далеко-далеко… Она даже не знала, удастся ли ей найти обратный путь. Бедра инстинктивно раздвинулись, но нет, ласки его продолжались в другом направлении, увлекая ее глубже и глубже в водоворот неудовлетворенной страсти.

Алекса вскрикнула, не в силах больше сдерживать пожирающее ее вожделение, но жадные губы Кина поглотили, погасили этот крик, эту мольбу взять ее. Он не был удовлетворен и не будет, пока не сведет ее с ума возбуждением и сладостным ожиданием. Он будет готов взять ее, когда станет абсолютно уверен, что она не отвергнет его и никогда более не будет отрицать колдовских сил, что связали их.

Но когда ее маленькая рука прикоснулась к его крепкой груди и направилась по животу вниз, главной целью Кина стало не потерять самоконтроль. И вот се пальцы сомкнулись. Она гладила и ласкала его, зовя ближе, к своей сладостной пещере. Губы ее прижались крепче, розовые бутоны сосков терлись о его грудь в страстном самозабвении. И такова была мучительная, полная сладострастного удовольствия пытка этих рук и губ, что Кин застонал.

Руки его дрожали, когда он приподнялся над ней и заглянул в серебристые колдовские глаза. Вид ее искаженного страстью липа взволновал ею до такой степени, что только инстинкт управлял им, заставив опуститься па нее всей тяжестью тела. Сердца их бешено колотились. Кип нырнул глубоко в ее плоть, влажную и горячую. Весь мир перестал существовать – осталось лишь наслаждение брать, давать и делить моменты сумасшедшей, безумной страсти. Их души и тела слились, спаялись в единое целое.

Внезапно Кин ощутил, что тонет, тонет в блаженстве. Его поглотила пульсирующая пучина, унеся все ощущения, кроме одного – упоительного удовольствия, столь полного, что было безразлично, увидит ли он в этой жизни еще хоть один рассвет. Алекса подняла его на небеса, и прошли долгие минуты, прежде чем он вернулся на землю и нашел силы пошевельнуться.

– Мне никогда не удавалось сопротивляться тебе, – прохрипел Кин голосом, еще полным пережитой страсти.

– Ты не можешь сопротивляться ни одной женщине, – поправила Алекса и откатилась в сторону, чтобы схватить платье, прежде чем Кин успеет поймать ее в объятия. Она потянула одеяло и торопливо обернула его вокруг себя. – Отныне тебе лучше бы найти другой способ удовлетворять свои приступы сладострастия. Я не желаю иметь с тобой больше ничего общего, – свирепо заявила Алекса и не сдержала самодовольного смешка, услышав, как Кин зарычал.

– Вернись сюда! – скомандовал он. – Куда, к черту, ты направляешься? – Кин был озадачен. То она была мягкой и неистово отвечала его ласкам, а вот теперь заявляет, что не желает знать его. Нет, эта женщина приводит его в совершенное бешенство… Он постоянно разрывался между желанием ласкать ее и почти неодолимым стремлением сжать эту стройную шею и давить до тех пор, пока не выдавит из нее жизнь каплю за каплей.

– Я должна выстирать платье, чтобы оно высохло к утру, – сообщила она и отпрыгнула в сторону, когда он попытался схватить край одеяла и сорвать его.

– Проклятие! Женщина, иди-ка сюда! – приказал он, убедившись, что схватил лишь воздух. – Я спас тебя от индейцев, рискнул собственной репутацией ради этого, и вот теперь, когда я говорю, что увлечен тобой, ты вдруг удираешь, как перепуганный заяц.

– Потому что в оплату за спасение ты ожидаешь от меня существенно большего, чем я могу дать, – холодно сообщила Алекса. – Если бы за свой героический подвиг ты потребовал денег, то я нашла бы способ добыть их. Если бы потребовал, чтобы я стала твоей рабой на целый год, то я бы безропотно прислуживала, выполняя любой каприз, почти любой. – Алекса обвиняюще выставила палец и сверкнула глазами. – Но нет, ты выдвигаешь совершенно другие требования. Ты рассчитываешь, что я буду укладываться под тебя каждый раз, когда тебе придет охота. Просто чтобы удовлетворить твою ненасытную похоть. И ни одной бабы на мили вокруг! – Она шагнула вперед, глаза ее вспыхнули. – Я знаю, что, когда мы вернемся в Сент-Луис, ты бросишь меня, как старый носок. Не думай, что сумеешь снова заманить меня в постель своими сладкими словами. Может, я и дура, но я не сомневаюсь, что ты говоришь так любой женщине, которую укладываешь в постель. – Алекса гордо выпрямилась и взглянула на него свысока. – Ты не будешь использовать меня, Кин Родон! У меня в жизни ничего не осталось, кроме достоинства, и этого ты меня не лишишь!

Алекса гордо отошла, путаясь в своем одеяле, а Кин пробормотал ей вслед несколько энергичных, непечатных проклятий. Он оставил Клинта и обманул собственный народ, чтобы спасти эту огнедышащую ведьму. «Да во имя чего? – горько спросил он себя. – Почему бы ей не испробовать того, что она заслуживала – Прямую Стрелу?»

Кин поднялся па ноги и пнул ни в чем не повинный холмик, с которого на пего, казалось, глянули серебристо-серые глаза. Черт бы побрал ее проклятую упрямую шкуру! Надо умчаться во тьму и бросить ее тут на произвол судьбы. Пусть сама ищет дорогу обратно, злобно думал он. Пока он развлекал и потешал себя этой мыслью, появилась Алекса.

Собрав всю свою храбрость, она подошла к Кину, намереваясь объяснить причины своего поведения.

Но когда Кин резко обернулся и ожег ее взглядом, Алекса споткнулась. Она остановилась в нескольких футах от него, подняла глаза и встретилась с его холодным, немигающим, безжалостным взглядом.

– Кин, я не хотела казаться неблагодарной. Я знаю, что без твоей помощи провела бы остаток жизни с мужчиной, которого просто не выношу. – Ее тихий голос слегка задрожал. – И я вовсе не считаю тебя непривлекательным…

– Ну и что же тогда во мне кажется тебе столь отталкивающим? – Кин не сумел удержать этот вопрос. Он хотел ответа прямо сейчас.

– Ничто, решительно ничто в тебе не отталкивает меня. Наоборот, все горячит мою кровь, даже когда мне хотелось бы, чтобы она текла нормально. – Алекса взглянула прямо ему в глаза, вскинула голову и решилась: – На тот случай, если ты, как полный глупец, не заметил этого, я скажу тебе правду. Конечно, если ты помолчишь хотя бы пару секунд. – Она замолчала, глубоко вдохнула и буквально плюнула в него своим признанием: – Я полюбила тебя, поэтому и не могу уступать твоим сладострастным домогательствам.

У Кина от изумления открылся рот и перехватило дыхание. Как будто она ударила его в солнечное сплетение. Неудивительно, что ему никак не удается разгадать эту чертовку. Она полна загадок и противоречий, которые он разрешить не может. Как нормальному человеку понять эту таинственную женскую логику? Алекса Карвер – ходячее противоречие. Почему она вдруг заявляет, что любит его, когда это вовсе не так? Какую игру она затеяла на этот раз? Кин слышал не одно признание в любви и глотал их спокойно, как семечки. Большинство женщин – создания эмоциональные. Они легко поддаются физическому желанию, путают страсть с любовью, но Алекса – реалистка. Она отправилась выстирать свой наряд и вернулась с сообщением, что влюблена в него. Господи Иисусе Христе, насколько же прозаичным может оказаться такое нежное создание…

Его глаза сощурились. Он оглядел се с ног до головы.

– Чего ты хочешь от меня на этот раз, ты, пустая?

Его суровый тон мгновенно уверил Алексу, что Кину совершенно наплевать на ее чувства.

– Решительно ничего, – в отчаянии ответила она. Она выложила карты на стол, а он швырнул их обратно ей в лицо. – Мы расстанемся в Сент-Луисе, оттуда я вернусь в долину Уобаш. Все будет кончено.

Кин резко повернулся и направился к своему тюфяку.

– Вот и превосходно! – прорычал он. – Отныне можешь спокойно спать в моей постели, не опасаясь, что мне захочется соблазнить тебя. Спокойной ночи!

Алекса ничего не понимала. Когда она говорила, что презирает его, он смеялся ей в лицо. А когда призналась в любви, то помрачнел, стал чернее тучи. Кто, ну кто может понять психологию дикаря? Он обольщает женщин, поманив их пальцем. Он способен обмануть целый военный отряд осейджей и отправить их назад без единого выстрела. Он свободно говорит на трех языках. Но не эти качества манили ее, как мотылька к пламени. Его улыбка трогала ее прямо за сердце, губы возбуждали до дрожи, а руки ласкали так, что она сходила с ума.

Внезапно осознав, что же именно она натворила, Алекса нахмурилась. Она ведь сама только что мысленно перечислила все те черты, что привлекали ее в Кине Родоне. И все они были чертами физического влечения. Это не любовь! Она спутала влечение плоти с тем чувством, которое иногда связывает мужчину и женщину. Что за облегчение узнать в конце концов, что Кин Родон все же не завоевал ее сердце! Она слишком поторопилась признаться в своей любви. Расшевелит ли когда-нибудь в ней эти чувства другой мужчина? Да существует ли вообще такая штука, как вечная любовь?

Алекса подошла к Кину, который ворочался, пытаясь удобнее устроиться на голой земле.

– Кин, боюсь, я совершила дурацкую ошибку, – начала она, опускаясь на землю рядом с ним. – Я все же не думаю, что по-настоящему люблю тебя, но я…

– Господи! – Кин взорвался, как долго спавший вулкан. – Она любит меня, она не любит меня! – Он оглядел Алексу с крайним отвращением и злобно усмехнулся. – Может, принести цветок, чтобы ты общипала его лепестки, а, Алекса? Неужели ты так же изменчива, как весенний ветерок?

Его тон был настолько саркастическим, что Алекса вздрогнула.

– Не стоит сразу откусывать мне голову. Я только пыталась быть честной, – отрезала она раздраженным тоном.

– И что обозначает эта неожиданная очередная смена настроения? Что теперь я могу отведать твоего очарования, коль скоро ты снова презираешь меня? – насмешливо осведомился он.

– Нет, совсем нет.

Кин закатил глаза к небу, будто моля послать ему терпения, чтобы иметь дело с этой женщиной.

– В таком случае избавь меня в дальнейшем от своей честности, – кисло пробормотал он.

– Как пожелаешь. – Алекса опустилась рядом с ним на тюфяк, стараясь не коснуться его ни рукой, ни ногой. Эти прикосновения сводили ее с ума, лишали способности соображать.

– Как я пожелаю? – иронически переспросил он, сверля взглядом ее спину. – Ты чертовски хорошо знаешь, чего я желаю. А сама намеренно пытаешься запутать все так, чтобы я не мог понять, что же ты обо мне думаешь. А теперь спи. Ты окончательно вывела меня из терпения.

Алекса лежала неподвижно, как каменная. Она еле дышала, боясь разозлить его. Почему, ну почему надо было пытаться объяснять ему свои чувства? И что это за глупость, будто признание облегчает душу? Сейчас она была не менее несчастна, чем раньше. Даже более. Проклятый Кин Родон. Никому никогда не удавалось злить ее больше, чем ему.

Глава 12

На следующее утро Алекса проснулась и обнаружила, что ее одежда лежит рядом с ней, а Кин носится по лагерю как сумасшедший шершень. Она молча затащила платье под одеяло и надела его. Потом поднялась на ноги и собралась к ручью вымыть лицо и окончательно проснуться, но Кин схватил ее за руку и грубо дернул.

– И куда это ты вознамерилась отправиться? – раздраженно поинтересовался он.

– Умыться, – огрызнулась она. Серебристые глаза вспыхнули и скрестились с холодным синим пламенем его глаз. Алекса выдернула руку из его пальцев и терла, пока не восстановилось кровообращение.

– Это вполне подождет до вечера. Я собираюсь уезжать. Приведи Кентавра, – резко приказал он.

– Но это твой конь, – возразила она. – И ты сам…

– На нем поедешь ты. – Громкий голос прокатился над ней, как раскат грома. – Я потерял его в ту ночь, когда он освободился и последовал за тобой. Вы двое вполне достойны друг друга, коль скоро вы такие своенравные.

Алекса дернулась от его замечания, но времени на колкие споры не было. Она радостно улыбнулась Кентавру, который подошел к ней но первому зову. Так даже лучше. Кин не очень-то восприимчив ко всяким любезностям. Господи, а теперь он стал попросту сварливым, думала она., устраиваясь на спине Кентавра.

Алекса оглянулась на покидаемый ими лагерь и горестно улыбнулась. Она ничего не оставляла позади и ничего не брала с собой. Все, что у нее осталось в целом мире, – это одежда, укрывавшая се от холода и жары, и даже эти немногочисленные вещи не принадлежали ей.

– Ну же, поехали! – нетерпеливо рявкнул Кин. – Мы только теряем время.

Алекса последовала за ним, прожигая взглядом его широкую спину. Мысли ее были столь неприятными, что у Кина сгорели бы уши, если б он мог их прочитать. Но он был занят собственными. Почему это он, интересно, дымится, как вулкан, готовый вот-вот взорваться? Он провел беспокойную ночь, стараясь понять, зачем вообще ввязался в это дело и бросился спасать Алексу. Это совершенно несвойственная ему черта – игра в благородство. Он всегда был одиночкой, занимался собственными делами и никогда не влезал не в свое дело.

Почему он не послушал Клинта? Нет, Кин бездумно бросился спасать женщину, которая сводила его с ума от желания и ярости одновременно. Где теперь те легкие, предсказуемые девицы, которых он мог заманить в постель простой улыбкой и с легкостью отделаться потом, когда наскучат? Вместо этого у него на шее висела непосильной ношей сереброглазая чертовка, превратившая его упорядоченную жизнь в хаотический бедлам. Кин уже начал задумываться, уж не дьявол ли послал эту ведьму на землю, чтобы терзать и мучить его. Но почему? Что такого он совершил? Не у него ли было несчастное детство? Не пилила ли его мачеха постоянно за все подряд? Не позволяла даже дружить со сводным братом. Его всю жизнь звали полукровкой. В конце концов он нашел мир и спокойствие на краю цивилизации, приняв образ жизни осейджей. А роскошью бледнолицых наслаждался от случая к случаю. И вот теперь Апекса Карвер вторглась в его жизнь, запутала ранее ясные мысли, внесла осложнения в отношения с По Хью Ска и Клинтом.

– Кин! – Настойчивый голос Алексы прорвался сквозь его беспокойные размышления.

– Ну что теперь? – проворчал он, обернулся в седле и окинул ее сверкающим взглядом.

– Я собираюсь остановиться и немного отдохнуть, – сказал она. Это была не просьба, а решительное заявление, отметающее заранее все споры и возражения.

Кин с отвращением вздохнул, соскочил на землю, бесцеремонно стащил Алексу Карвер со спины Кентавра и насмешливо поклонился ей.

– Желаете, чтобы я приготовил вам чай, госпожа, и подал на серебряном подносе под цвет ваших глаз? Или, может быть, желаете растянуться на пуховой перине и откушать сочных фруктов, как сказочная принцесса? – легкомысленно-нахально предложил он.

Алекса оторвала его руку от своей талии и попятилась, приторно улыбаясь.

– Нет, благодарю, великодушный сэр, но есть одна вещь, которой мне бы хотелось, – сообщила она медовым голоском, сбившим его с толку.

Кин с любопытством посмотрел на нее. Он ожидал совсем другой реакции – возможно, пощечины – в ответ на свои слова.

– И чего же вы желаете, мадемуазель? – Его тон был полон самого едкого сарказма.

Ее улыбка мгновенно испарилась.

– Я желаю, чтобы вы провалились в ад.

– Дорогая моя, только укажите дорогу. Не сомневаюсь, что вам она хорошо знакома, коль скоро вы сами только что оттуда. – И недобрая ухмылка исказила его суровые черты.

– Меня тошнит от вашего ядовитого характера и постоянных оскорблений, – горячо заявила Алекса. Этот мужчина прекрасно знал, как вывести ее из равновесия.

– Моего характера? – вскричал Кин. Он уставился на Алексу так, будто у нее внезапно выросли рога. – Это вам необходимо задуматься о своем характере и несколько поправить свои манеры. Ваши настроения меняются с такой молниеносной быстротой, что у меня голова кружится, когда пытаюсь уследить за вами. Я никогда не мог догадаться, о чем вы подумаете в следующий момент. А когда говорите, я только диву даюсь, как вы противоречите сами себе, даже не переведя дыхания.

– Может, знаете, о чем я думаю в этот конкретный момент? – Алекса уперла руки в бока и окинула Кина взглядом, который стоил тысячи слов, и ни одно из них не было лестным.

– Ага. – Он коротко кивнул. – И у добропорядочных леди не бывает таких гнусных мыслей, – сообщил Кин.

– О, я никогда не хвасталась изнеженным воспитанием, – огрызнулась Алекса.

– И правильно. – Кин язвительно фыркнул, развернулся и побрел к своей лошади. – Я подожду у ручья, пока вы отдохнете. Можете присоединиться, когда будете в настроении. – Он поставил ногу в стремя и вскочил в седло. – А если нет… я переживу, причем прекрасно.

Он умчался прочь, а Алекса посмотрела вслед и пробормотала несколько не употребляемых добропорядочными леди слов, которые лишь подтверждали предыдущее утверждение Кина. Но в настоящий момент она и не ощущала себя леди. Очевидно, в его присутствии в ней проявляются все худшие стороны, решила про себя Алекса, потерла бок и прошлась взад-вперед, чтобы немного размяться. Да, Кин определенно настроен сделать их путешествие тяжелым испытанием. За последние двадцать четыре часа он не произнес ни одного вежливого слова. После краткого перемирия они снова вытащили из ножен кинжалы, и ей придется хорошенько отточить свой клинок, чтобы защищаться.

Когда Алексе удалось наконец сбросить напряжение в руках и ногах и немного охладиться в ручье, она медленно подошла к Кину, который сидел у дерева. Она выдавила подобие улыбки, намереваясь не дать ему возможности выказать кипящее внутри его раздражение.

– Спасибо, что позволили мне отдохнуть.

Кин только фыркнул в ответ и вскочил в седло, не предложив ей помощи.

Они ехали молча. Алекса про себя перебирала все колючие, едкие слова, которые скажет Кину, когда представится случай.

Прошло два дня с тех пор, как они разговаривали последний раз. Напряжение достигло кульминационной точки. Алекса серьезно обдумывала, не отделиться ли ей и не продолжить ли путь в одиночку. Теперь она была уверена, что Кин презирает ее. Каждый взгляд, что он бросал в ее сторону, буквально сочился презрением, и она никак не могла понять, почему же он вообще отправился ей на выручку. Кин ненавидит ее. Может, он выследил ее, чтобы сказать об этом?

Алекса подняла глаза и увидела, что небо заволокли тяжелые серые облака. Прогремел гром. Это сразу напомнило ей тот полдень в деревне осейджей, и она задрожала.

Кин проследил за взглядом Алексы и насмешливо осведомился:

– Что, решили вызвать еще одну бурю, чтобы избавиться и от меня?

– Вы знаете, что у меня нет никакой власти над силами природы, – тихо ответила Алекса. Она сейчас была не в настроении препираться с ним – слишком устала и почти отчаялась.

– Вы забываете, что я – наполовину осейдж, – резко возразил Кин. – Что позволяет мне думать, не накликали ли вы очередной ураган, чтобы покончить с моей злополучной жизнью.

Алекса метнула на него уничтожающий взгляд.

– Если бы вы и правда верили в эту чушь, то оставили бы меня на милость соплеменников. – Ее серебристо-серые глаза пронзили его, будто острыми стрелами. Лицо Алексы было торжественно-серьезным. – Почему вы все же решились помочь мне? Вы ничего не выиграли, а потерять могли все.

– Этот вопрос я буду задавать себе до конца дней моих, – пробормотал Кин себе под нос.

Но прежде чем Алекса успела попросить его повторить, молния ударила в ближайшее дерево. Оглушительный раскат грома перепугал лошадей. Кину удалось удержаться в седле, но Алексе повезло меньше. Кентавр встал на дыбы, рассекая мощными копытами воздух, с дикими от страха глазам и. Порывистое движение жеребца опрокинуло Алексу, и Кентавр рванулся вперед с такой скоростью, будто молния ударила в него самого. Пронзительный крик Алексы был заглушён ветром, который ревел как разъяренный медведь. Потоки дождя хлестали со страшной силой, но Алекса не чувствовала ничего. Свалившись с Кентавра, она ударилась головой и теперь безжизненно лежала на земле.

Кин соскочил на землю, присел рядом с ней на корточки и нахмурился, заботливо разглядывая ее.

– Алекса?

Она не ответила. Подхватив ее на руки, он стал искать укрытие от ливня. Не найдя ничего лучшего, он скорчился под деревом – осейджи считали, что молния дважды в одно место не бьет. Запах обожженной коры наполнял ноздри. Кин прижал к себе Алексу и попытался прикрыть собой ее голову. Он ждал, пока к ней вернется сознание. Потом откинул ее лицо назад, вытер с него грязь и улыбнулся…

– Ты просто притягиваешь к себе неприятности, правда, милая? – пробормотал он, проводя пальцем по ее губам.

Кин не мог устоять перед искушением поцеловать ее. Она была слишком желанной, и последние два дня он вел безнадежную битву с самим собой, ненавидя себя за то, что продолжает хотеть ее. Что, что в ней такого, что так зачаровало его? Кин смотрел на тонкие, безупречные черты и здоровый цвет лица, и его выражение начало смягчаться. Пальцы зарылись в мокрые шелковистые пряли, обрамлявшие голову, и упивались этим ощущением.

Ресницы Алексы затрепетали, она открыла глаза, будто разбуженная прекрасным принцем. В глазах расплывалось, в голове шумело и кружилось… Она робко подняла руку и провела пальцами по его щеке, ощутив густую бороду. Слабая улыбка промелькнула на губах Апексы, озарив бледное лицо.

– Уж не дьявол ли это? – В тихом голосе явно слышался смешок. – Неужели я наконец умерла и попала в ад?

Ответный смешок вырвался из его груди.

– Да, думаю, с твоей точки зрения, я дьявол и есть. Я был немного не в духе последнее время.