Текст книги "Креольская честь"

Глава 17

Алекс постучал в дверь дома номер 121 по Ройял-стрит Мимо, смеясь и разговаривая, проходили хорошо одетые джентльмены с дамами, катились экипажи и кебы, в которых ехала самая разнообразная публика: от ирландских батраков до аристократов, от служанок с Примесью негритянской крови до матросов.

Все это проходило мимо сознания Алекса. На его повторный резкий стук тяжелая деревянная дверь отворилась. На пороге стоял слуга Томаса Демминга Джексон Терчер.

– Хозяин дома? – спросил Алекс.

– Да, господин дю Вильер. – Джексон, плотный мужчина не старше тридцати, но уже лысеющий, поклонился. – Я доложу ему о вашем приходе. – Он прошел через узкий, тускло освещенный коридор, загроможденный с обеих сторон книжными палками, и вскоре вернулся с Томасом – Рад тебя видеть, Алекс, – сказал Томас. Они пожали друг другу руки. Томас тут же повел его в свой кабинет, обшитый деревянными панелями. По стенам висели дипломы и свидетельства всяческих достоинств в деревянных рамках, на одной из стен расположилась картина: парусное судно попало в шторм.

Томас показал на одно из обтянутых кожей кресел перед широким дубовым столом. Алекс устало опустился в него.

Томас внимательно посмотрел на лицо друга: вид утомленный, озабоченный, веки набрякли.

– Я понимаю, что ты пришел неспроста.

Алекс тяжело вздохнул и потянулся к голове как бы для того, чтобы пригладить свои волнистые каштановые волосы.

– Томас, мне очень нужно с тобой поговорить.

Томас насторожился.

– Продолжай.

– Речь идет о Николь.

Томас с тревогой поднял голову.

– С ней ничего не случилось?

Алекс махнул рукой, успокаивая его.

– Нет-нет, с ней ничего не случилось.

Томас никогда еще не видел Алекса в таком состоянии. Его как будто раздирали совершенно противоположные желания.

– Я бы хотел знать, Томас… что ты думаешь о ней? Ты общался с ней не так уж долго, но все же… – Он отвернулся к окну, сосредоточив взгляд на судне, которое боролось с волнами.

Можно было подумать, что и в его душе бушует буря. – Ты знаешь, мы были с ней близки. Не хочу отрицать это… Но я подумал, что если ты питаешь к ней настоящую любовь, то это, не имеет большого значения…

Томас был ошеломлен.

– Ты хочешь от нее избавиться? – «Господи, ведь Алекс только что переспал с ней, и вот…» – Ты спрашиваешь меня, не хочу ли я взять Ники в любовницы?

– Нет, черт возьми! Нет! – закричал Алекс, вскакивая. – Подобное мне просто не приходило в голову.

– Чего же ты хочешь?

– Я наблюдал за вами за ужином и во время приема. Я заметил, как ты смотрел на нее. Я хотел бы знать, достаточно ли ты влюблен, чтобы жениться на ней.

– Жениться? – переспросил Томас, открыв рот.

Алекс весь подобрался.

– А что в этом предположении удивительного? Я знаю, что ее прошлое… скажем так… небезупречно, но могу заверить тебя, что до встречи со мной она была девственницей. Я не встречал женщин с более добрым сердцем. Она отзывчива и заботлива. Безупречно честна. Ты не будешь сожалеть, если женишься на ней.

– Ты все понимаешь превратно, мой друг, – сказал Томас, начиная сознавать, в чем заключается проблема. Лицо Алекса выражало тревогу за Ники. Под этим бременем поникли его гордые плечи.

Алекс то вставал, то садился. Его грудь теснило, словно она налилась свинцом. Во рту пересохло, внутри все свело.

– Стало быть, твои намерения по отношению к ней вполне, честные?

– Алекс, у меня нет никаких намерений по отношению к Николь. В тот день, когда я пригласил ее на прогулку, ты похоронил мое предложение. – (Алекс понурился.) – Ники – красивая молодая женщина. Одна из самых прелестных, каких я когда-либо видел. И я уверен, что все сказанное тобой о ней правда, но…

– Но что?

– Во-первых, я хочу знать, чего ты добиваешься, – сказал Томас. – Если, конечно, она тебе не надоела?

– Надоела? Сомневаюсь, что она вообще когда-либо может надоесть. – Закрыв глаза, Алекс откинулся на спинку кресла. – Ники не похожа ни на одну женщину из тех, что я знал. Власть, деньги, общественное положение – все это для нее ровно ничего не значит. Больше всего она дорожит своей честью. И готова на все, только бы ее сохранить. Даже рискуя своей жизнью. На прошлой неделе она попыталась убежать от меня. Бог свидетель, я был страшно обеспокоен. С ней могло случиться все что угодно.

– И, чтобы оградить ее от подобных случайностей, ты хочешь отдать ее мне.

– Я доверяю тебе, Томас. Знаю, что ты будешь относиться к ней по-доброму. Если бы у меня были основания думать, что она может выйти замуж и быть счастливой, я не стал бы мешать этому.

– А что чувствует сама Николь?

– Не знаю. Знаю только, что она не хочет быть моей любовницей.

Томас вышел из-за стола.

– На балу я ее развлекал, потому что был уверен в одном: она хочет отвлечься от своих мыслей. Ты ведь был с Клариссой. Однако вы с Ники обменивались такими взглядами, что всем было ясно: между вами что-то происходит. – Томас присел на край стола возле Алекса. – Я хорошо понимаю твое положение, Алекс. Знаю о притязаниях Фортье на Бель-Шен. Знаю, что ты не можешь жениться на Ники. И знаю, что ни одна женщина никогда не влекла тебя так сильно.

– Она очень мне дорога. Но почему, я и сам не знаю, ведь она доставила мне столько хлопот.

– На твой вопрос нетрудно ответить: ты впервые встретился с доброй и славной женщиной, с которой тебе есть о чем поговорить, женщиной довольно самостоятельной, которая отнюдь не спешит выполнить каждое твое повеление. Короче говоря, Алекс, ты впервые встретил женщину, достойную твоей любви.

Алекс фыркнул:

– Я не верю в любовь. Уж кто-кто, а ты должен бы это знать.

– А вот я верю. И не успокоюсь, пока не найду женщину, которую действительно полюблю.

Алекс тихо рассмеялся.

– Прости, друг, но ты сентиментальный глупец.

– А ты, Александр, циник.

Алекс рассмеялся. Поняв, что его друг не испытывает личного интереса к Николь, он почувствовал облегчение и снова взял себя в руки. Но ведь он пришел именно для того, чтобы узнать, не женится ли его друг на Николь, не возьмет ли на себя заботу о ней.

– Как ты думаешь, не постараться ли осуществить мое намерение? – сделав над собой усилие, спросил он. – Она прелестная женщина, я думаю, не составит особого труда найти приличного человека, который женился бы на ней.

– Ты полагаешь, что сможешь от нее отказаться? – напрямик спросил Томас, и Алекс отвернулся.

– Честно сказать, я очень не хотел бы этого. Когда я с Ники, у меня такое чувство, будто я в раю, вдали от всех земных неурядиц.

«Он любит ее, – подумал Томас. – И Ники любит его».

С некоторых пор он был уверен в этом.

– Ники так же привязана к тебе, как и ты к ней, Алекс.

К тому же у тебя она впервые за много лет в полной безопасности. Вспомни, что случилось с Ники, когда она попробовала действовать самостоятельно.

– Стало быть, ты считаешь, что я должен удерживать ее даже без ее согласия?

– Но ведь она принадлежит тебе.

– А если она вновь попробует убежать?

– Я уверен, что ты сможешь приглядеть за ней, пока она не смирится со своим положением. – Томас понизил голос. – Ты принимаешь во внимание, что она, возможно, уже понесла?

– По правде говоря, я даже надеюсь на это. Если у нее будет ребенок от меня, она вынуждена будет принять уготованное ей будущее.

– Верно, – согласился Томас.

Алекс встал, и Томас проводил его по коридору к двери.

– Теперь по крайней мере твоя совесть чиста. Ты попытался найти ей мужа, но никакой подходящей кандидатуры не оказалось.

Алекс широко улыбнулся. У него словно тяжелый камень с души свалился. Он хлопнул друга по спине.

– Спасибо, топ ami[9]9
  мой друг (фр.).


[Закрыть]. У тебя всегда готовы ответы на все Вопросы.

– Может быть, и не всегда, но… – Стук в дверь помешал ему закончить фразу. Он открыл дверь и увидел на пороге Мишель Кристоф с тетушкой.

– На двенадцать часов у меня Назначена встреча, – с улыбкой сказал Томас Алексу. – Прошу вас, леди.

Одетая в платье бежевого цвета Мишель, сопровождаемая тетей, впорхнула в дверь.

– Мадемуазель Кристоф, кажется, вы уже встречались с Александром дю Вильером?

– Добрый день, месье.

– А это мадам Тренье, ее тетя.

– Очень рад, мадам, – галантно раскланялся Алекс.

– Добрый день, месье. – Женщина плотного телосложения натянуто улыбнулась. Она была в строгом темно-зеленом платье с высоким воротником. В ее интонации, в том, как она держала свой веер ручной работы, было что-то такое, что давало основание подумать: до нее дошли кое-какие слухи о последней любовнице Алекса, о дочери Этьена Сен-Клера, их старого семейного друга. Но Алекс испытывал такое облегчение от недавнего разговора с Томасом, что это его даже не задело.

Он попрощался с Томасом, протянув ему руку.

– Зайду, когда буду в городе в следующий раз.

С некоторой церемонностью попрощавшись с леди, Алекс вышел на улицу. Солнце, казалось, сияло ярче, воздух был чище. Приятно было сознавать, что он поступал правильно, заботясь о Ники. В сложившихся обстоятельствах он делал все, что в его силах. Он даже не отрицал мысленно, что ему очень повезло. И готов был сделать все возможное, чтобы и Ники чувствовала себя такой же удовлетворенной, как он. Рано или поздно она поймет, что ее дурацкая гордость ничто по сравнению с их счастьем. Как только она окажется беременной, она вынуждена будет уступить настояниям Александра. А до тех пор он сделает все возможное, чтобы удержать ее у себя.

Иногда ему казалось, что если кто и загнан в угол, кто лишен выбора, то это именно он.

Идя по улице – Мишель – по одну руку, ее тетя – по другую, – Томас размышлял о том, насколько верен его совет Алексу. Он знал Александра много лет, но никогда не видел его в таком смятении. Такое впечатление, будто тот ослеп и не видит очевидного. Но он, Томас, хорошо видит, что Алекс влюблен в Николь.

Он вынужден жениться на Клариссе, тут у него нет выбора. Но, если Николь будет его любовницей, он может рассчитывать хотя бы на такое счастье.

А вот как Николь?

И тут его совет как будто бы уместен. Совершенно очевидно, что Ники влюблена в Алекса. К тому же у нее нет ни семьи, ни денег, нет возможности позаботиться о себе. Последняя ее попытка проявить свою самостоятельность кончилась тюрьмой. Вполне вероятно и то, что Ники уже носит ребенка Алекса под сердцем.

Все-таки он поступил правильно. По крайней мере они будут вместе, и, хотя проклятая гордость Ники, возможно, будет страдать, со временем Алекс сумеет сделать ее счастливой.

Он взглянул на Мишель, и на душе у него потеплело. Каждый человек должен кого-то любить. И быть любимым в ответ.

– Прекрасный день, – сказал он ей.

Мишель улыбнулась ему, в ее прелестных зеленых глазах было столько ласки, что у него отлегло от сердца.

– С некоторых пор все дни такие, – сказала она. И Томас опять почувствовал, что поступил правильно.

Все утро Ники с нетерпением ждала возвращения Алекса.

Она не имела понятия, куда и зачем он пошел. Но вероятно, именно так и поступают с любовницами.

В своем шерстяном сине-зеленом с бархатной отделкой платье Ники сидела в гостиной на светло-голубом парчовом диване, стараясь сосредоточиться на чтении сонетов Шекспира, как вдруг дверь открылась и вошел Алекс. Насвистывая и улыбаясь, он вручил свой серый цилиндр Фредерику. Вид у него был куда более радостный, чем утром, перед уходом. Более того, он выглядел веселым. Слишком веселым.

Ники это совсем не понравилось.

– На улице ждет экипаж, – сказал он. – Почему бы нам не покататься? – Нагнувшись, он слегка ее поцеловал. – Скоро нам все время придется сидеть дома, но сегодня, когда такая хорошая погода…

Хотя он и произнес эти слова небрежным тоном, его глаза быстро оглядели ее, как всегда задержавшись на груди и тонкой талии. Утром он ушел в сильном возбуждении, и она была. отчасти удивлена, что он не потребовал, чтобы они провели весь день в постели.

– Это было бы чудесно, – ответила она, стремясь оттянуть неизбежное столкновение.

Что бы ни произошло вчера ночью, облегчать его положение она не собирается. Удерживать его хоть на каком-то расстоянии будет трудно, может быть, невозможно, но рано или поздно он устанет каждый раз прилагать столько усилий для достижения своей цели. Тогда, возможно, его внимание переключится на что-нибудь более доступное и он оставит ее в покое.

Ники нервно сглотнула: при одной мысли, что он может оказаться в объятиях другой женщины, кровь застыла у нее в жилах.

– Да, это было бы неплохо, – повторила она, подстраиваясь под его небрежный тон.

– Мне надо заехать к моему управляющему плантацией Луи Мутону. После этого мы можем делать все, что нам заблагорассудится.

Алекс отпустил Рама до позднего вечера, затем они с Ники спустились к городскому экипажу Алекса. Их ждала сверкающая черным лаком коляска, запряженная парой ухоженных гнедых. Контора управляющего помещалась на Декейтер-стрит, около пристани.

Экипаж скоро доставил их до места назначения. Ники была уверена, что – Алекс ни в коем случае не станет афишировать их запретные отношения и демонстрировать тот факт, что она его любовница. Каково же было ее удивление, когда, обойдя коляску, он помог ей сойти на землю и, взяв ее под руку, решительно повел к двери. С улицы кирпичное здание выглядело старым, нуждающимся в ремонте. Внутри же контора Луи Мутона, отгороженная от товарного склада, походила на выставочное помещение.

Приемная, где работал его помощник, отличалась солидностью и элегантностью. В кабинете управляющего висело несколько неплохих картин, писанных маслом. Среди них были и такие, что принадлежали кисти известных живописцев. Полы устилали пушистые восточные ковры. Письменный стол в стиле Людовика XIV просто поражал своей изысканностью.

– Александр! – сказал Луи Мутон, поднимаясь им навстречу и тепло улыбаясь. Он пожал руку Алекса. – Какая неожиданная радость!

– Луи, это мадемуазель Сен-Клер.

– Я в восторге. – Мутон поцеловал ей руку, затянутую в белую перчатку.

Это был человек среднего роста, по-своему привлекательный, с прямым аристократическим носом, прекрасными зубами и светло-каштановыми волосами, уже начинающий лысеть. Правда, чувствовалось, что он склонен к высокомерию.

– Рада познакомиться, – сдержанно сказала Ники.

Мужчины стали разговаривать о предстоящей уборке урожая, о том, сколько баррелей сахара следует отправить в различные пункты назначения и какой можно ожидать от этого доход.

Мутон искоса поглядывал на Ники.

– Мы должны обсудить еще одну вещь, Александр. Могу ли я говорить открыто или вы предпочитаете, чтобы мы обсудили это попозже?

– Говорите открыто, мне нечего скрывать от мадемуазель Сен-Клер.

Доверие, которое испытывал к ней Алекс, подкупило Ники.

– Я тщательно изучил состояние ваших дел, – сказал Мутон, – и не уверен, что вы будете располагать достаточной суммой, чтобы полностью заплатить свой долг Фортье.

– Я это хорошо понимаю, Луи. Вот одна из причин, почему я вас посетил. Заверяю, что деньги будут внесены до истечения срока закладной.

– Вам удалось занять у кого-нибудь такую сумму? – удивленно спросил Мутон.

– Эту проблему решит расширение плантации. В скором времени Элмтри вольется в Бель-Шен.

.Ники почувствовала что-то вроде укола в самое сердце.

– Понятно. – Мутон улыбнулся. Напряжение, которое он явно испытывал, заметно спало. – Очень рад это слышать.

Алекс также улыбнулся.

– Ну, вам-то нечего бояться, Луи. Пока я хозяин Бель-Шен, вы на ближайшие пятьдесят лет обеспечены работой.

«Пятьдесят лет, – подумала Ники. – Где же я тогда буду?

Неужели я, как и Кларисса, буду стареть рядом с Алексом?»

Втроем они подошли к двери.

– Кстати, Александр, вы не привезли с собой бухгалтерские книги? Год заканчивается, пора подвести итоги и навести порядок в бумагах.

– Я был чертовски занят. – Алекс открыл дверь. – Постараюсь, чтобы вы получили их к концу месяца, даже если мне самому придется засесть за письменный стол.

– Вот и хорошо, – сказал Мутон.

Алекс и Ники вышли на улицу.

– Он как будто человек дельный, – сказала Ники, когда они уселись в коляску.

– Он уже много лет служит интересам нашей семьи.

– Мой отец пользовался услугами человека, которого звали Арсенено. Просто поразительно, как мы полагались на него.

Он проводил все наши финансовые операции и, случалось, даже авансировал нас, если был неурожай или происходило что-нибудь непредвиденное… И он же нас разорил…

– Луи – очень верный помощник.

Экипаж миновал многолюдные улицы Французского квартала, свернул на Эспланаду, одну из самых красивых площадей. По плацу, окаймленному травой, маршировали солдаты.

Сидя под магнолиями, которые росли перед плацем, за ними с восторгом наблюдали и дети, и взрослые.

Они проехали мимо Монетного двора Соединенных Штатов – большого здания в греческом стиле, облицованного гранитом.

– Во времена моего отца, – сказал Алекс, – здесь был форт Сент-Чарлз.

– Я помню, мой отец тоже рассказывал об этом. Он также упоминал, что президент Эндрю Джексон лично инспектировал здесь войска перед битвой при Новом Орлеане, На углу Рэмпарт-стрит коляска опять свернула и проехала мимо Конго-сквер, где по воскресным дням собирались негры – и рабы, и вольные, чтобы потанцевать под свою африканскую музыку.

– Отец однажды приводил меня сюда, – задумчиво сказала Ники. – Мы наблюдали, как негры танцуют бамбулу и калинду. Варварское, языческое зрелище. Но и незабываемо красивое.

– Боюсь, что ты в какой-то степени усвоила их темперамент. Я имею в виду постель, – со смешком сказал Алекс.

Залившись румянцем, Ники отвернулась, сожалея, что выдала свои заветные мысли. Алекс повернул к себе ее разгоряченное лицо.

– Это был комплимент, дорогая. Страстная женщина – сущее сокровище.

Его пальцы словно обжигали ее, и она вдруг ощутила сильное желание. «Стало быть, я стою королевского выкупа», – подумала она, но тут же постаралась отмести эту мысль.

Через несколько кварталов, на углу Сент-Питер-стрит, Алекс велел кучеру остановиться. Он вышел из коляски и помог сойти Ники. Площадь Оружия была буквально запружена элегантно одетыми мужчинами и женщинами, которые прогуливались по газону, как это явно намеревался сделать и Алекс.

Поняв, что перед ней элита Нового Орлеана, Ники заколебалась, прежде чем принять его руку.

– Вы уверены, что мы правильно поступаем, Алекс? А если кто-нибудь нас увидит? Что скажут люди?

Алекс прикрыл своей сильной рукой ее внезапно похолодевшие пальцы.

– Я уже говорил тебе, что многие женятся отнюдь не для того, чтобы обрести личное счастье. Нет ничего странного в том, что они проводят свое время с теми, кто доставляет им удовольствие.

– Иными словами, – сказала Ники, вздергивая подбородок, – всем на все наплевать.

Алекс вновь рассмеялся.

– Главное, что мне не наплевать. Дорогая.

Они прошли по площади и остановились, чтобы понаблюдать за молодым художником-французом, который, сидя перед мольбертом, рисовал прекрасный собор на Шартр-стрит. Ники любовалась, как ловко управляется молодой человек с палитрой и кистью, как вдруг почувствовала, как Алекс сжал ее талию.

Оглядевшись, она поняла, в чем дело. К ним направлялся Валькур Фортье. Ники судорожно глотнула воздух, узнав, кого он ведет под руку. Лизетт!

Фортье был сама любезность.

– Добрый день, мадемуазель… Сен-Клер, если не ошибаюсь. Добрый день, Александр. Я полагаю, вы знакомы с Лизетт.

Алекс пронзил француженку острым взглядом.

– Извините, я хотел бы сказать несколько слов вашей даме, – сказал он Валькуру, крепко схватил Лизетт за руку и отвел ее в сторону. Когда он повернул ее к себе, его глаза метали молнии. – Какая муха, черт возьми, тебя укусила? Ты же знаешь, что это за человек. Знаешь, как он обращается с женщинами?

– Это все пустые слухи. Я им не верю. – Она вскинула хорошенькую головку, тряхнув пышной гривой черных волос. – К тому же теперь это не твое дело.

– Я не хочу, чтобы ты пострадала.

– Валькур позаботится обо мне. Он умеет ценить хороших женщин. Не то что ты. Ты бросил меня ради этой английской девки?

– Она полуфранцуженка. И никто тебя не бросал. У тебя теперь есть прелестный маленький домик на окраине города, как ты и хотела.

– Скоро он мне не понадобится. Я стану хозяйкой Фелисианы.

Алекс тихо выругался.

– Ты просто дура. Валькур никогда на тебе не женится.

Лизетт сердито надула губки.

– Он не такой, как ты. Валькур любит меня. Он уже давно вдовец и непременно женится на мне, вот увидишь!

Шелестя своей синей шелковой юбкой, Лизетт резко отвернулась. Прежде чем Алекс вернулся к Ники, Лизетт и Валькур исчезли из поля зрения.

– Надеюсь, ты не обиделась, – сказал он. – Я должен был поговорить с ней, предупредить.

Ники не ответила. Ей было неприятно видеть Алекса с Лизетт. Это опять зародило в ней грустные мысли Она обдумывала слова Валькура с их, как всегда, тайным значением.

– Вы ревнуете? – наконец проронила она, поднимая глаза с некоторым опасением. – Она, видимо, еще что-то значит для вас?

– Ревную? Этого только не хватало. – Алекс обвил рукой ее талию. Не обращая внимания на проходящих мимо джентльменов и леди, он тесно прижал ее к себе. – Я просто беспокоюсь за нее. Когда-то она была на моем попечении. И я не хочу, чтобы она пострадала. Я только тревожусь за ее благополучие, как тревожился бы за любую другую женщину.

– Так вы не сожалеете, что она ушла?

– Нет, дорогая. Я только сожалею, что не встретился с тобой раньше.

Ники постаралась скрыть, что тяжелый камень упал с ее души.

– Расскажите мне о Валькуре. Почему вы его так ненавидите?

– Нельзя сказать, что я его ненавижу. Скорее жалею. – Алекс предложил ей руку, и они пошли по площади. – Валькур – мой сверстник. Мы с ним знакомы с самого детства.

Наши отцы соперничали между собой, пытаясь выстроить свои империи. Оба они преуспели, но Жибер, отец Валькура, никогда не довольствовался тем, что имеет. Он выкладывался сам и как сумасшедший подгонял своего сына.

– А что вы знаете про его мать?

– Его мать была дочерью высокородного испанца. По словам моего отца, женщина она была красивая и благородная.

– Стало быть, вы знали Валькура еще мальчиком?

– Большую часть времени я проводил во Франции, поэтому встречался с ним лишь изредка. К несчастью для Валькура, его юность очень отличалась от моей. Жибер Фортье был человеком деспотическим. Он придерживался поговорки:

«Жалеть розги – только детей портить». Валькур был его единственным сыном, и Жибер хотел, чтобы он был идеальным. Разумеется, в своем понимании.

– Но разве мать не могла его защитить?

– Она умерла, когда ему было семь. После этого требования отца стали еще строже, наказания – еще суровее. Я уверен, что все это изуродовало характер Валькура.

Ники ничего не сказала. Все в ней заледенело. Уж она-то на своей шкуре испытала, что такое жестокое обращение.

– И Жибер, очевидно, требовал, чтобы его сын соперничал с вами, так же как он сам – с вашим отцом?

– Совершенно верно. Валькур не жалел усилий, но… – Алекс усмехнулся, – рискуя быть нескромным, скажу, что ему редко удавалось меня превзойти.

Сдержав улыбку, Ники толкнула его локотком:

– Не отвлекайтесь от сути.

Они сели на скамью под большой магнолией, опавшие листья которой шуршали под ногами.

– В двадцать четыре года Фортье познакомился с испанкой по имени Фелисиана и без памяти в нее влюбился. Она была и впрямь хороша Собой. Такая же смуглая, как Валькур, но мягкая и добрая, как его мать. Валькур обожал ее.

– И что же с ней стало? – спросила Ники.

– Никто не знает точно. К концу первого года их совместной жизни Валькур стал буквально одержимым. На балах не позволял ей танцевать с другими мужчинами. Несколько раз сражался на дуэли, потому что, видите ли, считал, что его жену оскорбляют. Фелисиана ушла в себя. Она перестала вообще появляться в обществе, что вполне устраивало ее мужа. А затем однажды ночью исчезла. Валькур клянется, что она утопилась. В сильном лихорадочном жару, почти в полном беспамятстве якобы вошла в залив…

– Но вы этому не верите?

– Это вполне возможно. Но молва утверждает другое.

Слуги рассказывают, что Валькур застал ее толкующей с уличным разносчиком, который хотел расспросить о дороге. Малый, очевидно, был красивый и обаятельный, а Фелисиана чувствовала себя такой одинокой… Она пригласила его зайти в дом. Между ними ничего не было, но в ту ночь Валькур связал и избил ее. А затем заставил лечь с собой в постель. На следующую ночь Фелисиана убежала.

Ники подняла глаза на Алекса.

– Он мучил ту, которую любил больше всего на свете?..

– Да… – подтвердил Алекс. Его голос вдруг изменился, ему, видимо, пришла в голову какая-то – она не могла угадать какая – мысль. – Поместье Фортье обычно называли Тер-Соваж – дикая земля. После бегства жены Валькур назвал его Фелисианой. Мне кажется, он все еще надеется на ее воз-, вращение.

Ники невольно вздрогнула, Алекс прижал ее к себе.

– Ты замерзла, – сказал он. – Пора возвращаться.

Ники кивнула в знак согласия, но холод, который она чувствовала, шел изнутри, а не снаружи.