Текст книги "Наследство Уиндемов"

Глава 12

Марк нахмурился при звуках сочного баритона Спирса, распевавшего на всю спальню куплеты про русского царя, принца и княгиню Екатерину.

– Милорд, вы уже виделись с Дукессой?

– Да, всего на какой-то миг. Она была в саду с юными леди.

– С ней все в порядке?

– А что с ней могло случиться, Спирс? Постой, ты что же, хочешь, чтобы я следил за ней так же, как ты за мной?

– Ну что вы, милорд! Просто когда я видел ее в последний раз, она показалась мне не очень счастливой. Ваш тон с ней часто бывает недопустимым, нужно соблюдать хотя бы внешние приличия!

– Она не заслуживает никаких приличий, допустимого тона и тому подобного, понимаешь ты это, предательский болван?

– Я очень ценю сдержанность и безупречные манеры вашего сиятельства, – ответил Спирс, бережно раскладывая в одежном ящике галстуки-бабочки с блестящей металлической нитью.

– Ты издеваешься надо мной, Спирс?

Спирс выпрямился.

– Я? Издеваюсь над вами, милорд? Это чертовски обидная мысль! Как только она могла прийти вам в голову?

Марк усмехнулся.

– Мне удалось застать ее врасплох. Не видя меня, она поучала Урсулу, как следует уважать мое сиятельство, главу рода Уиндемов.

– Что же тут удивительного, сэр, ведь так оно и есть. Что еще она могла сказать о вашем сиятельстве?

– Да, но зачем она говорила это?

Перестав на время чистить щеткой платья Марка, Спирс сказал:

– Не понимаю, почему бы ей и не говорить этого, милорд.

– Заткнись, Спирс, ты ведь не викарий. Лучше бы вы с Баджи не совали свои противные нахальные носы в мои дела! Мне следовало бы упрятать тебя в исправительное заведение.

– Ах, оставьте, милорд! Скажите лучше, как вы поговорили с Дукессой?

– Прекрасно. Я не сказал почти ничего, а она, представив меня юным леди, снова превратилась в камень. Все как обычно. Хватит уже о ней. Я собираюсь проехаться верхом. Мне сказали, что этот проклятый неженка Тревор уже оседлал одну из моих лошадей и отправился осматривать Чейз. Захотелось полюбоваться тем, что ему никогда не будет принадлежать.

– Но, милорд, вы однажды говорили, что у него есть шанс или, возможно, у его потомков. Как быть с этим?

– Пошел к черту, Спирс! Сейчас это совсем другое. Я не желаю, чтобы он вел себя здесь, словно граф, и положу конец его наглости. Интересно, не отправился ли этот пижон в дамском седле?

– Какая интересная мысль, сэр! Вы вернетесь к завтраку?

– Да, если успею разыскать этого парня. Надо бы разбить ему нос, но я не желаю слышать его криков и воплей. Нет, не стоит этого делать. Я лишь предложу ему направить лошадь обратно в Чейз.

– Это весьма предусмотрительно с вашей стороны, милорд.

Дукесса чувствовала голод, но ей вовсе не хотелось возвращаться в дом и встречаться с Вильгельминой. Но бедный мистер Уикс! Как быть с ним? Нельзя же оставлять его одного с этой неслыханно наглой дамой. Она вздрогнула, вспомнив рассказ мистера Уикса о том, как эта леди проникла в его спальню. Она как ни в чем не бывало стала требовать открыть ей с полной откровенностью все детали завещания. Ясно, что эта женщина способна на все, даже на то, чтобы применить силу, если понадобится.

Но где же Марк?

Он поцеловал ее руку и, вскользь представленный Урсуле, предпочел удалиться, слегка приобняв Антонию и Фанни. Уходя, он даже не взглянул на нее, не сказал ни одного, самого ничтожного, слова.

Обдумывая столь холодное к себе отношение мужа, Дукесса нехотя шла к дому. Через пять минут она уже заняла свое место за столом. Тетушка Гвент настояла, чтобы Дукесса заняла кресло графини, говоря, что она «лишь скромно занимала его до прибытия настоящей графини».

Марка с Тревором не было.

Дукесса подала знак Сэмпсону накрывать на стол.

Вильгельмина произнесла недовольным тоном:

– Но где же мой племянник, новоявленный граф Чейз? Он – единственный, кто еще не представился мне.

– А я уже видела его, мама, – сказала Урсула, опуская ложку в черепаховый суп. – Он очень хорош собой и такой большой! У него волосы черные, как у Дукессы, и те же голубые глаза.

– Они ведь родственники, – ответила Вильгельмина. – Им нельзя было жениться. Это может плохо отразиться на их детях. Они могут оказаться какими-нибудь гномами.

– Но, мэм, наш брак абсолютно законен. Даже церковь не возражает против таких браков.

– Англиканская церковь, – произнесла Вильгельмина с заметной дозой презрения. – Какое им дело до этого? Они счастливы, принимая подкуп. Если у мужчины есть титул и деньги, чтобы заплатить, они одобрят и подпишут все, что угодно. Так ведь все и было, не правда ли?

– Уверяю вас, мэм, подкупа не потребовалось. Наш брак был заключен во Франции, где католическая церковь достаточно строга. Там даже требования при заключении государственного брака так же серьезны, как и церковные.

– Во Франции? – презрительно фыркнула Вильгельмина, напомнив Дукессе ее кобылу Бирди. – Теперь мне уже все ясно. Вряд ли такой брак может считаться законным в Англии!

– Уверяю вас, мэм, он абсолютно законен. Мистер Уикс представит вам все гарантии его законности. Но он сделает это после обеда, здесь, в этой комнате, а не в своей спальне, как вы от него добивались. Ну а теперь, думаю, нам не стоит докучать окружающим своей болтовней. Будем спокойно завтракать.

– Ты глупая базарная сука!

– Но… простите, мэм?

– Я говорю, как чудно все это вышло у вас, без малейшей зацепки, не к чему придраться. Что еще могла бы я сказать?

Было очевидно, что негодование Вильгельмины возрастало, она уже почти не стремилась скрывать свои оскорбления.

– Новый граф ведет себя некорректно по отношению ко мне, – продолжала между тем Вильгельмина. – Он не пожелал даже представиться. Это указывает на пробелы в его воспитании.

«В этом она, возможно, и права», – подумала Дукесса. Вслух же она произнесла:

– Вы еще будете иметь удовольствие встретиться с ним за обедом, мэм. – Она подняла свой стакан, и лакей Тоби налил ей лимонад. – Спасибо, – сказала она, улыбаясь ему.

– Чтоб он сдох!

– Прошу прощения, мэм? – спросила Дукесса, игнорируя чуть не задохнувшегося от изумления Криттакера, сидевшего рядом с Вильгельминой. Его реакция ясно показывала, что слова были произнесены достаточно четко.

– Я говорю, что его сиятельство граф просто взвыл бы, попробовав этой ветчины. Она пересолена и нарезана слишком крупными ломтями.

Мистер Уикс послал Дукессе предостерегающий взгляд и поднялся из-за стола. Дукесса видела, что даже бедная Урсула находится в замешательстве, но не может сдвинуться с места без разрешения матери. Фанни и Антония сидели, замерев от ужаса, будучи просто не в состоянии шевельнуться.

Дукесса продолжала медленно есть, в задумчивости поглядывая на своего кузена Джеймса, ее ровесника. Возможно, он будет таким же крепким, как и Марк, когда достигнет его лет, но пока он еще обладал юношеской хрупкостью и стройностью. Он был белокурым, с прекрасными темно-зелеными глазами и чертовски упрямым подбородком. Юноша казался очень спокойным, даже угрюмым. Казалось, ему ни до чего не было дела. Она вспомнила, что говорила о нем Урсула. Он сердит, потому что рассчитывал стать главой семьи вместо уехавшего в Нью-Йорк Тревора. Она заметила прекрасный оникс в искусной золотой оправе на его указательном пальце. Очень необычная оправа… Интересно, как ему досталось это кольцо.

Время ползло очень медленно. Ей не хотелось больше ни о чем думать, ничто не интересовало ее, все казалось слишком пресным по сравнению с ее беспокойством о Марке. Скорее бы он пришел. Нужно убедиться, что он снова не переломал свои ребра. Наконец, не выдержав, она поднялась:

– Извините, но у меня еще есть дела. Я должна удалиться.

– Она мнит себя королевой, глупая шлюха, – бросила ей вслед Вильгельмина.

– Что ты сказала, мама?

– Я сказала, что у нее прекрасное платье, выглядит очень богато.

Мистер Криттакер поперхнулся бараниной.

Дукесса неспешно вышла из комнаты. Говоря по правде, ей хотелось просто бежать. Вернувшись к себе, она принялась за чтение лондонской «Таймс», раздел светской хроники, пытаясь выудить что-нибудь новенькое. Но ее внимания хватило лишь на десять минут, после чего она снова принялась размышлять о Марке, гадая, где он теперь находится. Ей не терпелось узнать, что же у него произошло с этим хлыщом Тревором.

Марк пустил Стенли легкой рысью, наслаждаясь свежим летним ветерком. Солнце светило ярко, но жары не было. Ощущалось приятное тепло. «Где же этот негодный фат Тревор…»

Этот нахал из нахалов выбрал себе строптивого жеребца Клэнси, несмотря на предупреждения Лэмбкина. Конюх сказал, что Тревор лишь рассмеялся в ответ и без малейшего труда вскочил в седло, а затем помчался в направлении востока. Клэнси выглядел слишком послушным, едва не жалким. Впрочем, он может взбрыкнуть в любой момент.

Марк проехал верхом уже часа три, и нигде не было ни малейшего признака «общипанного» Тревора. Он решил наконец остановиться, отдохнуть и поболтать со своими арендаторами. Эти люди, так приветливо зазывавшие его к себе, тут же с любопытством стали расспрашивать о французах, которые питаются лягушками, о том, как удалось разбить их и отбросить назад, об отважных британских войсках, о тиране Наполеоне, императоре лягушечников. Они все с таким восторгом и уважением смотрели на него, как будто это он один разбил французов и заставил отречься от престола Наполеона. Жены арендаторов улыбались ему и угощали сидром, ребятишки поглядывали с благоговейным страхом.

Ему вдруг стало очень легко и спокойно среди них. Наконец-то он был графом Чейзом, хозяином Чейза.

Но где же мог быть Тревор? Возможно, Клэнси уже успел сбросить его, и он сломал себе шею. Чудесная мысль! Неужели его должно огорчить это? Или, возможно, Тревор растянул себе лодыжку и, жалобно всхлипывая, возвращается в Чейз, читая про себя какие-нибудь печальные стишки Байрона?

Марк презрительно ухмыльнулся и вдруг увидел всадника, ехавшего ему навстречу с северной стороны. Он натянул уздечку, заставляя Стенли остановиться.

Нет, это не мог быть Тревор. По мере того как Клэнси приближался, становилось видно, что мужчина в седле был довольно широкоплечим и крупным. По крайней мере, верхняя его часть в седле казалась такой. Возможно, у него окажутся коротенькие карликовые ножки, но это была совсем слабая надежда. Мужчина очень легко держался в седле на капризном Клэнси. Черт побери, неужели это и есть Тревор?

Не теряя времени на приветствия, Марк, чувствуя себя полностью одураченным, крикнул:

– Какого черта ты не сменишь свое шутовское имя?

Мужчина не отвечал, пока не остановил своего Клэнси нос к носу со Стенли. Он понимающе усмехался, глядя на Марка.

– Полагаю, вы и есть мой кузен Марк, граф Чейз? – спросил он, растягивая слова, с южным колониальным акцентом.

Марк молча смотрел на гостя. У Тревора оказались резкие черты лица, очень жесткие черные волосы и глаза, зеленые, как тростник, росший в пруду сада в Чейзе. Он был мускулист и атлетически сложен. В его манере держать себя читались сила и властность. Марк не был подготовлен к такому сюрпризу.

– Да. Почему вы не смените свое имя? Разве это мужское имя – Тревор? Оно должно вызывать тошноту у настоящего мужчины!

Тревор рассмеялся, и на его щеках показались ямочки, которые отнюдь не казались женственными, а лишь подчеркивали его мужское обаяние. Марк готов был держать пари, что он покоряет женские сердца без особого труда.

– Но почему же?! Наоборот, весьма забавно наблюдать реакцию людей. Зная меня заочно, только по имени, многие теряются потом, при первой встрече со мной. Наверное, мой отец, он же один из ваших дядюшек, находил это имя более изысканным и элегантным, чем те, которые приходили в голову моей матушке.

– Что же это были за имена?

– Горацио Бернард Батс, например.

– Мой бог, – рассеянно сказал Марк, – Батс?

– Да, это девичье имя моей матери. Ужасное, не правда ли? – Тревор Уиндем протянул Марку свою сильную руку в черной перчатке. – Рад встрече, кузен.

Марк вдруг громко рассмеялся, откинувшись в седле.

– Ваш образ преследовал меня с того момента, как мистер Уикс упомянул вас. Я представлял вас ничтожным хлыщом и даже еще хуже, простите меня, кузен. Если желаете, можете спокойно смазать мне по физиономии, только не трогайте моих ребер, они едва зажили после парижской стычки.

– Стычки? Не хотите же вы сказать, кузен, что являетесь одним из тех ничтожных хулиганов-забияк, которые ищут малейший повод, лишь бы поразмахивать шпагой? Вряд ли такое поведение может понравиться Дукессе. Полагаю, если это прекрасное создание согласилось стать вашей женой, то наверняка потому, что считает вас самым красивым, благородным и изысканным мужчиной на свете.

Марк усмехнулся, чувствуя себя несколько неловко.

– Я должен сказать, что Дукесса самая прекрасная из всех женщин, которых я когда-либо видел, – подытожил Тревор.

– Вы уже успели побывать в Лондоне, Париже?

– Нет, но я мужчина и не хожу с повязкой на глазах. Разве вы сами не находите свою жену совершенно очаровательным, волшебным созданием?

Марк закипал от злости. Как он смел так бессовестно рассуждать о его жене, которую едва успел увидеть?!

– Излишне говорить о том, как была ошарашена моя мать, узнав, что вы с Дукессой успели пожениться до 16 июня, этой магической даты. У нее мгновенно начался приступ мигрени, не отпускавший ее целых четыре часа. Матушка не уставала жаловаться на превратности судьбы.

– Я не знал, что вы находитесь в Чейзе уже три дня. Приехав в Лондон, я получил письмо от Дукессы и тут же последовал сюда.

– Дукесса сказала, что во Франции вы работали в комиссии, рассматривавшей вопрос о реставрации династии Бурбонов.

– Да, но все должно решиться окончательно на конгрессе в Вене этой ночью. Думаю, это будет даже не конгресс, а что-нибудь вроде развлекательного шоу, наподобие тех, которые дают в амфитеатре «Эстли».

– «Эстли»? Но вы называете театр самого низкого пошиба, где показывают всякие ездовые трюки на лошадях, заставляют танцевать медведей и тому подобное. Там любят бывать дети и взрослые мужчины, находящие удовольствие в том, чтобы перемигиваться с жалко одетыми женщинами. В Балтиморе у нас тоже есть местечко в этом духе. Оно называется «Толстые мужские подбородки».

Марк рассмеялся.

– Как все же странно, – продолжал Тревор, – ты так похож на меня, за исключением цвета глаз.

– Да, и ты темен, как мрачная полночь. Наш дядя, предыдущий граф Чейз, называл меня сыном дьявола. Вам это определение тоже подходит, дорогой кузен.

– Возможно. По крайней мере еще совсем недавно оно подходило мне. В вашем владении огромные земли, – заметил Тревор, явно желая сменить тему разговора. – Я выбрал Клэнси, чтобы осмотреть их, хотя Лэмбкин предупреждал, что жеребец сбросит меня и затопчет. – Нагнувшись, он ласково потрепал шею Клэнси, который фыркнул и замотал головой. Марк желал, чтобы Тревор не ласкал жеребца, а дал ему по носу.

– Он известен не только своим дурным нравом. Подпусти его поближе к кобылицам, и он тут же превратится в Аттилу, предводителя гуннов, готового приступить к разнузданной оргии. Как ни странно, но тебе легко удалось справиться с ним.

– О, я умею обходиться не только с лошадьми. – И без всякого перехода он переключился на другую тему: – У моего брата Джеймса – светлые волосы и зеленые глаза матери. У отца были темно-голубые глаза, как у Дукессы. Ах, прости меня, ведь наши отцы были братьями. Что же в этом удивительного?

– Да, – отрывисто произнес Марк. – Мне почему-то кажется, что ты уже в курсе тех махинаций, которые учинили надо мной?

– Отчасти. Если моя мать захочет выведать что-нибудь, она этого непременно добьется от любого, не исключая и мистера Уикса, скажу я тебе. Прошлой ночью он выболтал ей кое-что. Еще бы! Неожиданно увидеть у себя в спальне ночью незваную гостью. Но вам не стоит беспокоиться об этом, кузен.

– Можешь звать меня Марк.

– Не волнуйся, Марк. Я сумею убедить мать, что здесь ее абсолютно ничего не ждет, и скоро мы все уберемся отсюда. Думаю, мы еще задержимся немного в Лондоне. Хочется показать город Урсуле и Джеймсу. Возможно, я свожу их в амфитеатр «Эстли».

Марк подергал мочку своего уха – привычка, которую он перенял у Баджи.

– Должен я понимать это так, что наша финансовая проблема исчерпана, Тревор? Твое имя все еще коробит меня.

– Разумеется, – сказал Тревор, холодно растягивая слова по слогам. – Это лишь недоразумение. Моя мать приехала сюда, не зная, что вы с Дукессой женаты. Я, кстати, уговаривал ее подождать, отложить поездку до получения дополнительных известий. Ведь мистер Уикс в письме говорил о вероятности такого хода событий. К сожалению, она отказалась последовать моим советам. Мне ничего не оставалось, как отправиться вместе с ней.

– Но почему она решила отправиться в Чейз? Даже в случае, если бы мы с Дукессой не поженились, Чейз мог принадлежать только мне.

– Понятия не имею, но она настояла на этом. Отец много рассказывал ей о Чейзе, и она сотворила целый миф об этом имении. Возможно, у нее просто слишком беспокойная натура. Или… Да, скорее всего дело в сокровищах Уиндемов.

– Что?!

– Отец мой иногда говорил о каком-то сокровище, и каждый раз шепотом, как будто боялся быть подслушанным в собственном доме. Он любил повторять, что в один прекрасный день вернется на родину и отыщет его.

– Я никогда не слышал об этом. Мой отец ни разу не упоминал ни о чем таком, и его брат, последний граф Чейз, – тоже. Но это очень любопытно. Ваш отец дал какой-нибудь ключ, чтобы отыскать его?

– Вряд ли он знал какой-то ключ. Он лишь любил распространяться о возможных драгоценностях. Однажды отец поведал своим свистящим шепотом, что сокровища относятся ко времени Генриха VII, однако в следующий раз уже говорил о Генрихе VIII.

Марк был удивлен этим известием. Тревор между тем уже спокойно переключился на другую тему.

– Ты знаешь, конечно, что мой отец и тетушка Гвент переписывались до самой его смерти, а затем переписку продолжила моя мать?

– Нет, я и понятия не имел об этом. После смерти моих младших кузенов Чарли и Марка я не был здесь целых пять лет и приехал вновь лишь для того, чтобы вступить в права наследства. Боже, сокровища шестнадцатого столетия! Для меня это звучит как прекрасная волшебная сказка.

– И для меня, должен признаться. Но моя мать верит в эту легенду.

– Ладно, возвращаемся в Чейз?

Тревор кивнул и улыбнулся Марку:

– Ничего бы мне так не хотелось, как сидеть и любоваться Дукессой. Невозможно поверить, чтобы столько красоты и кротких черт души соединялось в одной женщине.

– Хорошего спектакля тебе бы хотелось, – пробурчал себе под нос Марк, разворачиваясь и пришпоривая жеребца. Они скакали с Тревором бок о бок, не обмолвившись больше ни единым словом.

Глава 13

Мэгги застегнула жемчужное ожерелье Элизабет Кокрейк на шее Дукессы и, отступив назад, залюбовалась отражением в зеркале.

– Восхитительно! – проговорила она с довольным видом.

Дукесса улыбнулась.

– Моя мама говорила, что жемчуг надо чаще носить – соприкасаясь с телом, он сохраняет свой живой блеск и теряет его, лежа в футляре.

– Восхитительно, – снова повторила Мэгги, прикасаясь к жемчугу. – Это жемчуг из устричных раковин. Он, должно быть, чертовски недешево обошелся его сиятельству.

– Да, наверное, ты права, Мэгги.

– Вообще ты довольно сносно выглядишь, даже красиво, если сделать маленькую натяжку. Я знаю, что и его сиятельство думает точно так же.

– Значит, ты считаешь, что его сиятельство делает эту натяжку, Мэгги?

– Какую натяжку, Дукесса? – растерянно спросила уже переключившаяся на свое Мэгги.

– Тебе кажется, что его сиятельство находит меня красивой?

Она обернулась, почувствовав на себе чей-то взгляд.

Марк стоял на пороге открытой двери, соединяющей смежные супружеские спальни. Дукесса старалась казаться спокойной, но не могла отвести от него взгляда. Он был в безукоризненно сидящем вечернем костюме, с упругой бабочкой, завязанной искусными руками Спирса. Его густые черные волосы были, пожалуй, слегка длинноваты. Голубые глаза казались очень холодными, холоднее последней зимы, заморозившей Темзу. Она попыталась улыбнуться ему, чувствуя, как всколыхнулись смутные надежды, ведь, оказывается, он провел эту ночь совсем рядом, всего лишь за тоненькой дверью, в соседней комнате. Стараясь держаться непринужденно, она сказала:

– Ах, Мэгги считает, что я недурна собой. А как вам кажется, милорд?

– Но, леди, граф – ваш муж и обязан находить вас красивой, – решила ответить за него Мэгги.

– Я обязан? Надо подумать. Ладно, ты уже достаточно подурачилась, Мэгги, можешь теперь оставить нас одних.

– Сию минуту, – ответила Мэгги, недовольная желанием графа удалить ее. – Позвольте лишь прикрыть этой хорошенькой шалью ее плечи. К вечеру становится прохладно, а я не хочу, чтобы она схватила простуду. Вот так, Дукесса. Теперь ты, бесспорно, прекрасна. Я одобряю.

– Спасибо, Мэгги. Можешь идти.

Мэгги, кивнув Дукессе и подмигнув графу, направилась к выходу, не переставая на ходу поправлять и взбивать свои пышные красные кудри.

– Где ты откопала этого черта в юбке? – спросил он, уставившись в изумлении на закрывшуюся за Мэгги дверь.

– Ах, это сделал Баджи в Портсмуте. Вернее, это она нашла его, оттолкнув от колес какого-то экипажа. Мне нужна была горничная, а ей – какое-нибудь место. Она была актрисой без роли. Я нашла ее неглупым и очаровательным созданием.

– Она подмигнула мне!

– Да, она никогда прежде не была служанкой и привыкла пользоваться тем, что мужчины постоянно пялятся на нее. Возможно, она забыла о своем истинном положении здесь и решила, что ты неплохой объект для ее флирта.

«Или неплохой кандидат в ее покровители», – подумал Марк.

Вслух же он сказал, укоризненно покачивая головой:

– Боже, актриса в качестве горничной у графини Чейз! И это все ее рекомендации? Что ж, профессия объясняет ее манеры.

Он называет ее графиней – значит, еще не все потеряно.

– Ты не должна позволять ей называть тебя Дукессой. Это слишком дерзко с ее стороны. Тебя вообще каждый может называть Дукессой. Ты никакая не Дукесса, а графиня и моя леди.

– Какие пустяки, мне это вовсе не важно, – сказала она, пристально разглядывая его. – Скажи лучше, как твоя рука?

– Что? Ах, моя рука. Прекрасно. Хотя немного побаливает, я не давал ей отдыхать в последнее время.

– А твои ребра?

Марк тяжело уставился на нее в своей дьявольской позе – со скрещенными на груди руками. Он смотрел на нее так, словно хотел внушить благоговейный ужас к своей особе.

– Что это значит? Забота любящей жены?

– Возможно.

– Мои ребра в порядке.

– Я рада.

– Я встретил Тревора. Он скакал на Клэнси, словно слившись с ним, и казался настоящим кентавром.

Она улыбнулась. Не просто приподняв уголки рта, как обычно, а по-настоящему. Он помнил, что она уже видела Тревора, но продолжал стоять на своем.

– Тревор – это никудышное имя для денди.

– Возможно, но нельзя сказать, что он женствен и изнежен. Ты согласен?

– Да, черт побери! Но это просто смешно, прицепить такое романтическое имя к мужчине его нрава и сложения.

– Да. – Она помолчала и вдруг пристально посмотрела на него. – Я очень рада видеть тебя, Марк. Значит, я не зря надеялась на твой приезд.

– Вообще-то я не собирался этого делать, но… к черту… – Она почувствовала его замешательство.

– Несмотря ни на что, я рада видеть тебя здесь. Тетя Вильгельмина очень сложная женщина, прямо-таки загадочная. Урсула мила. Полагаю, ты успел это заметить сегодня утром в саду. Джеймс – мой ровесник, возможно, чуть старше… Не знаю, что можно еще сказать о нем. У него слишком отстраненное выражение лица. Должно быть, что-то с ним не так. Тревор, как ты уже, наверное, и сам убедился, совершенно очарователен и… добр.

– Что означает в твоих устах «очарователен»?

– Он очень сильный и красивый мужчина.

– Я хочу, чтобы ты была более осторожна и думала, что говоришь в его присутствии. По-моему, его отношение к тебе имеет не совсем дружеский оттенок. Ты невинна и неопытна, а он уже довольно искушенный мужчина и, как мне кажется, не прочь приволокнуться за тобой.

– Вряд ли я могу считаться невинной. Ведь наш брак состоялся, я – твоя жена.

Его глаза округлились от изумления.

– Да, – медленно произнес он. – Это так. Но мне надоело без конца спорить с тобой. А теперь скажи, почему ты так уж рада видеть меня здесь?

Дукесса ответила отрывисто и резко:

– Ты – мой муж, и я скучала без тебя.

– Твой муж, – передразнил он ее с явным сарказмом. На какой-то миг до этого он сумел забыть о ее вероломстве, но теперь подозрительность вновь вспыхнула в нем. – А тебе не кажется странным, что мы с тобой муж и жена, Дукесса? Я помню тебя в девять лет, худой, с торчащими коленками, спокойной, отчужденной, замкнутой и… наблюдательной. Я увидел будущую красавицу в том тихом, печальном ребенке и назвал тебя Дукессой.

– Да, – ответила она. – Мне было девять лет, а тебе – четырнадцать, и ты был гордым и сильным, как «собственный сын дьявола». Мой отец не заблуждался, говоря это. Ты вовлекал маленьких Чарли и Марка в разные дурные забавы. Отец всегда знал, кто верховодил ими, всегда! Может быть, вспомнишь, как вы сколотили грубый гроб из сосны и, прокравшись ночью в церковь, поставили его на пол перед алтарем?! На следующий день было воскресенье, люди пришли в церковь и молча смотрели на этот гроб с вульгарным подобием букета, лежавшим на крышке. Все боялись, и никто не решался открыть его… – Она едва заметно улыбнулась. – Я всегда смотрела на тебя снизу вверх, а ты, пользуясь тем, что был старше, старался запугать меня.

– Запугать? Прости, Дукесса, но я и вообразить не мог, что чем-то пугаю тебя. Скорее наоборот, одного твоего ледяного нечеловеческого взгляда было достаточно, чтобы отпугнуть кого угодно. Что же было во мне такого устрашающего?

– Ты принадлежал к этому дому и имел полное право находиться в нем. Ты был сильным и уверенным в себе, чувствовал себя на своем месте. Мое положение было совсем другим.

Он понял, что ему придется задуматься об этих словах, но сейчас он не был готов разбираться с прошлым.

– Разве теперь ты не графиня Чейз? Отец выправил твое положение, дав все, что мог. Разумеется, он не смог обойти наследственное право, существующее в Англии. Чем ты недовольна? Разве кто-то не оказывает тебе должного уважения?

– Нет, все очень добры со мной. Но я страшно переволновалась три дня назад. И опять ощутила себя бастардом последнего графа Чейза. Нет, все были великодушны со мной… и я благодарна им за это.

– А тетушка Вильгельмина?

– Ее поведение кажется очень странным. Чтобы понять, тебе надо самому познакомиться с ней. Сейчас как раз подходящее время для этого. Все собрались в Зеленой гостиной. Прошу тебя, Марк, пойдем. Ты должен представиться ей и Джеймсу.

– Отлично, Дукесса… Мой бог, не слишком ли у тебя открытый вырез, подожди…

Марк вдруг направился к ней, и она поднялась ему навстречу. Сначала он поправил шаль на ее плечах, потом завязал ее узлом на середине ложбинки между грудей. Все еще недовольный, он схватился за вырез платья и стал тянуть его вверх. Но что-то мешало – платье было прочно закреплено под грудью. Дукесса ощутила тепло его пальцев.

Марк, казалось, не придавал этому обстоятельству ни малейшего значения и, нахмурившись, начал отчитывать ее:

– Я не люблю этого, ты должна сменить платье. Надеюсь, другие наряды не столь откровенны. Без сомнения, эта паршивая собака Тревор будет без конца пялиться на тебя. Может быть, приготовишь для него один из своих ледяных взглядов и покажешь, как твой подбородок может задираться до самого потолка? Дашь понять, что он будет находиться у тебя под каблуком? А как ты будешь называть его? Что тебе больше нравится – паршивая собака или проклятый хлыщ?

Но тут до Марка наконец дошло, что его пальцы прижимаются к ее груди. Она увидела, как вдруг потемнели его холодные голубые глаза, расширились зрачки, напряглись скулы. Он провел пальцами по ее обнаженным плечам, потом снова положил их на грудь. Непонятная волна дрожи прошла по ее телу, и она прильнула к нему. Однако он вдруг быстро отстранился. Стоило ей лишь чуть-чуть поддаться на зов своего тела, как он струсил. Для чего же он искушал ее?

Дукесса была уязвлена.

– Кажется, пора идти.

– Да, – ответил он низким хриплым голосом, все еще не отрывая глаз от ее груди, – полагаю, что пора, Дукесса.

Было уже довольно поздно.

Стоя перед зеркалом, Дукесса соображала, как ей справиться с пуговицами на спинке платья. Вдруг дверь смежной комнаты открылась, и она увидела Марка в темно-бордовом халате.

Дукесса замерла в удивлении.

– Что ты делаешь здесь?

– Я – твой муж и могу быть там, где мне нравится.

– Понятно, – ответила она, глядя на завернувшийся ворот его халата, на протертый материал на локтях.

– Сомневаюсь, что ты понимаешь это.

– Как тебе понравилась Вильгельмина?

Он слегка нахмурился.

– О, разве она не была любезна со мной до приторности? Но я не склонен доверять ей, так же как и Тревору. Я был прав. Он не отрывал алчных взглядов от твоей груди, и не пытайся отрицать это. И Джеймс тоже пялился, однако последний больше погружен в свои внутренние проблемы. Слава богу, вечер прошел нормально, никто не сосредоточивался на семейных делах. Выручали политические события, визиты иностранных послов, всевозможные слухи и сплетни. Ты слышала когда-нибудь куплеты о Великой Княгине Екатерине и ее брате, царе Александре? Грубость, жестокость и разврат…

– Я слышала, как Спирс напевал их, у него недурной баритон, и сами куплеты довольно остры.

– Да, он тоже так считает. Тетушка Вильгельмина вела себя абсолютно нормально, насколько это можно ожидать от одичавших колонистов. Еще эта замедленная речь! Почему надо говорить врастяжку? Так и подмывает прикрикнуть, чтобы они ворочали своими языками быстрее. К счастью, вечер закончился мирно.

«Да, все прошло достаточно безболезненно, – подумала она. – Но удивительно, почему Вильгельмина пыталась очаровать Марка? Это было слишком явно и приторно, Марк прав». Что касалось ее самой, то она весь вечер не могла оторвать глаз от Марка. Она смотрела на красивые очертания его рта; любовалась его руками с длинными чувственными пальцами, вспоминая, как совсем недавно они ласкали ее; наслаждалась его низким, глубоким голосом. И вот он здесь, рядом. Зачем же он пришел? Чтобы снова мучить ее?

– Ты не поможешь расстегнуть мне платье, Марк? Я просто не в силах справиться с ним.

Услышав такое от любой другой женщины, он бы воспринял это как приглашение. Дукесса откинула со спины густые волны своих черных волос. Ее лицо казалось теперь еще более тонким в обрамлении длинных прядей, черты его были скульптурно-четкими и правильными, их лишь слегка оживляли черные короткие завитки волос возле ушей. Дукессе очень шли распущенные волосы, и она выглядела теперь не такой строгой, как с черной косой, уложенной вокруг головы.