Текст книги "Наследство Уиндемов"

Глава 24

Доктор Рейвн[4]4
  Рейвн – ворон (англ.).


[Закрыть], несмотря на свое романтическое имя, оказался совершенным коротышкой. Дукесса была такого роста в двенадцать лет. В довершение ко всему он был белокурым и выглядел очень хрупким и тоненьким. Красота Дукессы не произвела на него никакого заметного впечатления. Голос его все время оставался успокоительно-мягким, а движения очень точными. Он строго оглядел Мэгги, находившуюся в спальне Дукессы. Марк, тут же удалив горничную, внимательно наблюдал за доктором, начавшим осторожно ощупывать кончиками пальцев голову Дукессы.

– Ваш муж говорил мне, что прежде у вас уже был один удар, миледи. Да, я нащупываю небольшое вздутие за вашим ухом, по-моему, это результат еще прежнего ушиба. В этот раз вам повезло, вы легко отделались. Ничего страшного, это пройдет. Несколько дней еще может поболеть голова. Я выпишу вам опий, он очень хорошо помогает.

– Дело не только в голове, – заметил Марк. – Она беременна и при этом упала с лестницы.

Доктор Рейвн спокойно кивнул и слегка улыбнулся Дукессе.

– В таком случае я должен осмотреть ваш живот, миледи. Лежите спокойно, в этом нет ничего страшного.

Марк придвинулся ближе к постели. Доктор Рейвн опустил руки на ее живот, не поднимая ночной сорочки.

– Вы испытывали боль или судороги?

– Нет, ничего.

– Не было ли кровотечения?

– Нет.

– Отлично. – Его пальцы просвечивали, как лепестки розы. Бросив взгляд на него, Дукесса заметила, что глаза его закрыты. Ей было совершенно непонятно, что он может чувствовать своими пальчиками.

– Вы неважно чувствовали себя в последнее время, миледи?

– Очень даже неважно. Ее постоянно тошнило. Но в последнюю неделю все как-то успокоилось.

Она слегка усмехнулась, глядя на своего мужа, отвечавшего за нее и так грозно смотревшего вокруг себя, будто ее спальня была полна разбойников.

– Сейчас я чувствую себя очень хорошо, доктор Рейвн, мне помог наш Баджи. Правда, я несколько быстрее устаю, чем раньше, но Баджи говорит, что это нормально.

– Баджи?

– Это наш повар, – сказал Марк.

– Да, и мой камердинер.

– Хм… очень интересно, – отметил доктор Рейвн, продолжая прощупывать пальцами ее живот. Наконец он повернулся к Марку.

– Кажется, с ней все в порядке, милорд. Тем не менее я бы посоветовал ей не вставать с постели два дня. Срок беременности еще мал, и последствия могут проявиться не сразу. Первые три месяца всегда самые критические. Пока я ничего не могу сказать, кроме того, что ей надо оставаться в постели и соблюдать покой. Но если она почувствует боли или появится кровотечение, немедленно посылайте за мной.

– Доктор Рейвн, – вмешалась Дукесса, – почему бы вам не говорить прямо со мной? Я слышу достаточно хорошо и вполне способна понять то, что вы говорите.

– Да, я понимаю, миледи. Но ваш муж желает опекать вас. Боюсь, что, если буду обращаться прямо к вам, он обвинит меня в том, что я заигрываю с вами. Я только начинающий врач и вовсе не хочу быть прирезанным, не успев даже достичь вершин своего мастерства.

– Пожалуй, вы правы. Временами мой муж бывает очень несдержан. Но я готова последовать вашему совету и поваляться в постели два дня.

– Прекрасно. Я заеду проведать вас в среду. Возможно, за это время проявятся какие-то новые симптомы.

Марк проводил врача до двери спальни.

Она устало закрыла глаза, стараясь не чувствовать боли в голове. Вскоре появился Баджи с настойкой опия. Ей не очень хотелось прибегать к этому средству, но выбора не было. Черт побери, Марк начал заботиться о ней не хуже, чем тетя Вильгельмина об их зарытом где-то сокровище. Кажется, он считает ее частью своей собственности.

Дукесса лениво потягивала лимонад, приправленный опием. Проваливаясь в глубокий сон, она вдруг снова увидела какую-то неясную тень, ощутила чье-то легкое движение, предшествовавшее ее падению с лестницы. Дукесса как будто заново пережила этот момент. Да, она не могла оступиться сама.

Кто-то толкнул ее между лопаток, теперь она ясно вспомнила свое ощущение от толчка, после которого покатилась по лестнице, беспомощно протягивая руки к перилам, не в силах ухватиться за них. Потом вдруг уже внизу ее подхватили чьи-то руки, и, теряя сознание, она провалилась в черноту.

– Не нравится мне этот случай.

– Мне он тоже не нравится, Марк. Это один из самых печальных случаев в моей жизни. Я стою в холле, робея перед портретами твоих предков, и вдруг слышу страшный крик. Повернувшись, я увидел твою жену, летящую, переворачиваясь, вниз по ступенькам. Я подхватил ее так быстро, как только смог.

– Счастье, что ступеньки были покрыты ковром. Если бы ты вовремя не подхватил ее, она могла гораздо сильнее удариться о мраморный пол внизу, возможно, разбилась бы насмерть, стукнувшись головой. Боже, у меня кровь стынет в жилах, как подумаю об этом! Спасибо, Норт.

– Но я ничего особенного не сделал, Марк.

– Думай как хочешь, но теперь я у тебя в долгу. Ты не представляешь, что я почувствовал, когда, войдя в холл, увидел ее безжизненно повисшей на твоих руках. Никогда в жизни мне не было так страшно. Нет, это не похоже на случайность. Дукесса прекрасно чувствовала себя в последнее время. Она не могла просто оступиться.

– У тебя есть какие-то подозрения?

Марк стал рассказывать ему о таинственном сокровище, о книге, найденной Дукессой в библиотеке, о том, как кто-то ударил ее и похитил книгу и как Джеймс нашел ее на заре без сознания лежащей на полу. Он рассказал об американских родственниках, о Вильгельмине… возможно, отравившей своего соседа.

– Сначала я не хотел верить, что ее мог ударить кто-то из живущих в доме, но теперь все ясно… Тот, кто ударил ее в библиотеке, обнаглел до того, что уже посреди дня столкнул ее с лестницы.

– О боже, я думал, у тебя теперь все в порядке, ты стал графом, женился, залечил свою рану, и вдруг выясняется, что кто-то хочет убить твою жену.

– Да, именно так. Хочешь бренди, Норт? У моего ублюдка дядюшки, предыдущего графа Чейза, сотри Бог в порошок его душу, остались неплохие запасы. Он покупал только самый лучший французский бренди.

– Марк, этот почтенный джентльмен, твой дворецкий, заламывал руки и чуть не заливался слезами, крича, что Дукесса была беременна. Это правда?

– Да.

– Прекрасно. С этим все в порядке?

– Надеюсь, что да. Доктор осмотрел ее и прописал лишь два дня постельного режима.

– Прими мои поздравления. Со счастливой женитьбой и скорым рождением сына или дочери!

Марк усмехнулся.

– Итак, этот кто-то, желавший убить твою жену, надеется стянуть и сокровище? Я правильно понял?

– Не стоит забивать этим голову, у тебя хватает и своих дел, Норт.

– Разумеется. Например, я хотел бы принять ванну перед завтраком и немного отдохнуть. Необходимо набраться сил перед встречей с Вильгельминой. Как думаешь, она не подсыплет отравы в мой суп за то, что я спас Дукессу?

Марк рассмеялся.

– Этого не знает никто. Не могу точно сказать, какова ее роль в происшедшем, но ясно одно – она не очень-то чтит мою жену.

– Твою беременную жену, Марк. Это очень важно.

– Проклятие. Довольно, Норт, иди к черту.

Тот усмехнулся, но взгляд его был очень серьезным, когда он покидал комнату.

– Марк уверял, что вы очень молчаливы и загадочны, погружены в постоянные раздумья и что с вами опасно иметь дело.

– Вовсе нет, Урсула. По крайней мере, во мне нет ничего загадочного. Это он загадочный и таинственный, как жаба в пруду посреди лилий.

– О, какое романтическое сравнение. Вы всегда так находчивы, сэр?

– Возможно. Видишь ли, Урсула, я просто немного грустный и не очень умный парень, любящий мрачные шутки.

Вильгельмина вдруг громко заявила на весь стол:

– Джентльмены, в особенности благородные, Урсула, находят особый шик в том, чтобы казаться мрачными и раздражительными в глазах юных леди. Они считают, что грубость делает их более романтичными.

– Но, мама, не путай грубость и мрачность с задумчивостью и загадочностью.

– Да, последнее – это уже предел наглости и настоящий вызов окружающим. Весьма достойно мужчины, не так ли? – Вильгельмина снова вернулась к своей ветчине, тщательно приправляя каждый ломтик абрикосовым желе.

Тревор рассмеялся.

– Поздравляю, милорд, вы положены на обе лопатки американской колонисткой.

– Можете называть меня просто Норт. Если я позволяю это Марку, то почему бы не оказать такую же любезность и его кузену?

Тревор кивнул, поднимая бокал с вином:

– Марк, как глава американской ветви семейства Уиндемов, я принял решение выехать из Чейза в пятницу. Да, дружище, всего каких-то четыре дня, и ты будешь свободен. Тебе останется избавиться лишь от Норта, чтобы без всяких помех наслаждаться обществом своей Дукессы.

– О нет! – вскрикнула тетушка Гвент. – Вилли, ты даже не предупредила меня, что собираешься уехать так скоро.

– Я не знала. Если бы она умерла, то я бы, пожалуй, осталась.

– Боже, что ты говоришь, мама?

– Моя дорогая девочка, я лишь сказала, что мы бы остались, если бы она не ревновала к нам Марка.

Норт застыл с полуоткрытым ртом.

– Нет, это совершенно изумительно, почище отравления, – сказал он.

– Вы, кажется, претендовали на отстраненность и задумчивость! Не лучше ли вам продолжать в том же духе?

– Слушаюсь, мэм, – сказал Норт, возвращаясь к грушам, посыпанным корицей.

– Но, Вилли, ты не должна уезжать теперь, – вмешалась тетушка Гвент. – В Лондоне нет ничего хорошего летом.

– Дорогая тетя Гвент, – сказал Марк, улыбаясь ей. – Вы никогда не выезжали дальше Норка. Лондон прекрасен в любое время года.

– Но, Марк, летом в Лондоне слишком пыльно и жарко. И там так мало зелени… Нет, я не хочу, чтобы они сейчас уезжали. Что скажешь, Тревор?

– Ах, тетя Гвент, нам действительно пора. Все эти детские игры с наследством Уиндемов просто смешны. Кроме того, если какое-то сокровище и существует, оно принадлежит Марку. Нас это не касается.

– Тревор!

– Успокойся, мама. Мы еще не совсем бедняки и можем поправить свое состояние. Я думаю, почему бы нам не женить Джеймса на богатой английской невесте? Как ты смотришь на это, брат?

Джеймс выглядел совсем растерянным.

– Женить, меня? Боже, Тревор, мне всего двадцать лет! Мне еще надо время, чтобы осмотреться… для…

– Кутежей и диких выходок, – прервал его Тревор. – Я тоже не досыта вкусил свободной жизни, прежде чем был брошен на супружескую наковальню в двадцать два.

Марк переводил глаза с одного брата на другого.

Казалось, они оба получали удовольствие от столь раскованной беседы, однако Джеймс все же заметил:

– О боже, но ты же хотел Хелен, Тревор! Ты бегал за ней как комнатный щенок, она олицетворяла все, о чем ты только мог мечтать.

Вмешалась Антония.

– Урсула рассказывала нам, что Хелен была самой красивой девушкой в Балтиморе. По ее словам, вы были прекрасной парой, как из романа миссис Рэдклиф.

– Она была красива? Хм… не знаю. Помню лишь, что она была очень молода.

– Но, Тревор, – сказала Урсула со смущенной улыбкой. – Я всегда думала, что ты обожал Хелен, что она была самой прекрасной женщиной, которую ты только мог пожелать.

Фанни молчала, с вожделением поглядывая на груши, присыпанные корицей, но неожиданно для себя почему-то выбрала яблоко.

Тревор ничего не ответил.

Они стояли лицом к лицу в спальне Дукессы.

– Нет, я запрещаю. Это невозможно.

– Марк, я прекрасно чувствую себя, все будет в порядке, обещаю. Пожалуйста, мне очень нужно прогуляться верхом. Я буду очень осторожна.

Ему нужно было заняться делами со своим управляющим, мистером Фрэнксом, что заняло бы не менее двух часов. Кроме того, на нем висел еще и Криттакер с охапкой счетов и писем. Двое друзей-офицеров изъявляли желание увидеться с ним. И все же он сказал:

– Я поеду с тобой. Одну тебя отпускать нельзя.

Дукесса в восторге протянула к нему руки:

– О, благодарю!

Он обнял ее в ответ и нежно прижал к себе.

– Как ты хитра, Дукесса.

– Это не займет много времени. Я лишь хочу проехаться вокруг тыквенных полей мистера Поплвела.

Он молча смотрел на нее, не выпуская из рук.

– Но… Марк…

Она потянулась к нему навстречу, и он увидел в ее темно-голубых глазах, казавшихся сейчас особенно глубокими, желание. Желание? Почему бы и нет? Разве она не была его женой? Но вот так, посреди дня? Подобная несдержанность вполне извинительна для мужчины, но чтобы женщина… Как это согласуется с ее честью? Он не знал как, но в ее женской чести больше не сомневался. Марк поцеловал ее, скользя языком между ее губ.

– Я не занимался с тобой любовью с визита этого молодого дарования – доктора Рейвна. Нет, Дукесса, не теперь. Ах, если бы ты знала, какие вкусные у тебя губы, какая ты вся до невозможности нежная и податливая! Тебе приятно со мной?

– Такого, как ты, нет в мире, Марк! Даже искатель чужих наследств Тревор и байроновский тип Норт Найтингаль не могут сравниться с тобой.

Он усмехнулся, продолжая целовать ее, слегка покусывая ее нижнюю губу, проводя языком внутри ее рта.

– Это комплимент мне или насмешка над моими друзьями? Как я должен понимать?

– Как хочешь, Марк. Я чувствую тебя.

– Еще бы тебе меня не чувствовать! Я хочу тебя каждый раз, как только подумаю о тебе, а думаю я о тебе почти всегда. Хочу, стоит лишь мне почувствовать запах твоих духов или услышать шорох юбок.

«Да, но ты не хочешь ребенка, которого я ношу, потому что ненавидишь моего отца», – подумала Дукесса. Она удивлялась, не понимая, как он может желать ее и не хотеть их ребенка. Нет, он даже не хочет до конца поверить в то, что она беременна. Как бы там ни было, но он – ее муж, занимающий главенствующее место в ее сердце, да и в жизни.

– Да, ты права, я хочу тебя. – Взяв за бедра, он плотно прижал ее к себе, вновь закрывая ее губы своими. Потом прислонил к стене, приподнимая. – Положи свои ноги мне на талию. – Он быстро расстегнул свои замшевые лосины, поднял ворох ее юбок и, приспустив нижние кружева, легко проник в нее.

Его язык был у нее во рту, так же как и его плоть в ее возбужденном лоне. Она расслабленно стонала, изнемогая от наслаждения. Сладостные волны пробегали по ее телу. Несколько раз она была уже близка к оргазму, но сдерживалась, пока не настал момент, когда это стало уже невозможным. Дукесса хотела кричать, но ее рот был закрыт поцелуем, и поэтому она лишь тихо урчала и вздрагивала. Наконец ее ноги соскользнули с его боков.

– Я много потерял из-за того, что не мог целовать твою грудь, – пробормотал он, отпуская ее губы.

– А я много потеряла оттого, что не могла целовать твой живот, – ответила она. – Возможно, целуя его, я бы захотела наклониться ниже, как ты думаешь?

Он усмехнулся, слегка шлепая ее по ягодицам и тут же гладя.

– Помойся, моя радость, а потом, если у тебя еще есть силы, я готов отправиться на прогулку. – Он помедлил у двери в свою спальню. – Я ни в чем не в силах отказать тебе, как бы ни был занят.

Она пристально смотрела на него. Его последние слова заставили сладострастно сжаться ее лоно. Да, возможно, это и есть то недостойное, на что намекал ей однажды Баджи. Пусть так. Она ничего не могла с этим поделать.

Глава 25

Американские Уиндемы все же были готовы к отъезду в пятницу утром, горы их багажа были привязаны к крыше фаэтона, нанятого Тревором.

Вильгельмина сказала на прощание Дукессе:

– А ты снова прекрасно выглядишь. Какая жалость!

– Что ты сказала, мама?

– Мой дорогой Джеймс, я лишь сказала Дукессе, что она превосходно выглядит и могла бы весело провести время вместе с нами в столице.

– Именно так я и поняла, мэм, – сказала Дукесса. – Надеюсь, на вашем проклятом языке скоро вскочит язва.

– Что, что ты говоришь, Дукесса? – спросил Джеймс, усмехаясь и прикрывая свой рот рукой.

– Ах, я лишь выразила надежду, что ваша мама как-нибудь еще посетит нас.

Вильгельмина в изумлении уставилась на нее, потом пробормотала, понижая голос:

– С каждым разом тебе удается все удачнее защищаться. Но ничего, однажды этому придет конец.

– Без сомнения, вы правы, мэм. Но если рассчитывать на нормальный ход событий, то раз вы намного старше меня, то и конец вам придет раньше.

– Это наша единственная надежда, – прошептал себе под нос Марк так, чтобы не расслышала американская тетушка.

– Ты тоже заслуживаешь смерти, раз одобряешь ее оскорбления.

– Святые небеса, что ты говоришь, мама?

– Ничего особенного, Урсула, лишь то, что Марк вполне достоин своей жены. Но ему бы не стоило так оскорблять своих родственников, ведь его нельзя извинить недостатком воспитания, как Дукессу.

Та лишь рассмеялась.

– Вы просто старая ведьма, мэм. Хорошо бы у вас отвалилось колесо в дороге.

– Что ты говоришь, Марк?! – вскричала тетя Гвент.

– Я лишь сказал тете Вильгельмине, что она достойна более прочной кареты.

– Оказывается, ты очень остроумный молодой человек.

– Да, почему бы и нет. – Он отвесил ей легкий поклон и обернулся к Тревору. – А ты, светский хлыщ и оголтелый денди, наверняка надолго застрянешь в Лондоне. Думаю, мы с Дукессой еще успеем застать тебя там. Признавайся, сколько ты намерен проторчать в Англии?

– Не знаю. Джеймс мечтает обойти в Лондоне все злачные местечки – притоны, игорные дома и прочее.

– О, наш Лондон богат такими местами, – откликнулся Норт. – Чтобы их все обойти, понадобится лет десять, не меньше.

– Ничего, Джеймс очень молод и проворен. Полагаю, он справится и за три месяца. Но почему бы вам не стать нашими гидами в Лондоне? Что скажете, Марк? Норт?

– Умоляю, кузен, не отталкивай меня, – проговорил Джеймс, протягивая руки к Марку. – Мужчина должен изучить все виды пороков, существующих на земле, чтобы быть потом мудрым отцом своим сыновьям.

– Боже мой, джентльмены, да вы совершенно испорчены, – сказала Дукесса. – Я не позволю Марку присоединиться к вам! Кроме того, полагаю, он вовсе не знаком со злачными местами. Не так ли, милорд?

– Это грязные места, – весело сказал Марк. – Я буду глух к их дурному зову как самое набожное и благочестивое чадо церкви.

– Ты будешь часто писать мне, Вилли?

– ^Ну конечно, Гвент. О, как мне не хочется оставлять наследство Уиндемов ему и ей. Оно должно принадлежать американским Уиндемам.

– Несмотря на все ориентиры, которые нам удалось отыскать, мэм, я не уверен, что это наследство в действительности существует. Этот девятиликий Янус – скрывающееся в засаде чудовище – не более чем глупая болтовня обезумевших монахов. Это чья-то причуда, сказка, каприз.

– Согласен, – сказал Тревор, пожимая руку Марка и поглядывая в сторону Дукессы. Легко коснувшись губами ее лба, он отступил к карете. – Итак, мы уезжаем, Марк. Ты должен заботиться о своей прекрасной жене. Норт, надеюсь еще увидеться с тобой, если ты, конечно, приедешь в Лондон, у Марка есть наш адрес. – Он перецеловал по очереди Близнецов и тетю Гвент, затем помахал Сэмпсону, Баджи, Спирсу и Мэгги.

– Интересную коллекцию образцов людской породы собрал ты у себя в Чейзе, – сказал Джеймс. – Мэгги – это самая необычная горничная, которую я когда-либо встречал у знатной леди. Она даже шлепала меня, как младенца, Марк.

– Полагаю, ты получил, что хотел, – ответил Марк, подсаживая Вильгельмину в карету.

– Я только пытался получить, – сказал Джеймс. – Но она лишь рассмеялась и сказала, чтобы я приехал попозже, когда созрею.

Они смотрели, как карета скользит вниз по широкой длинной дороге.

– Как грустно, когда уезжают такие дорогие гости, – сказала тетя Гвент. – Теперь мы остались совсем одни.

– Но это было решение Тревора, – сказал Марк. – Я вовсе не приказывал Вильгельмине уезжать, несмотря на ее странную алчность и злобный язык.

– И все же мне очень, очень жаль. – Тяжело вздохнув, тетя Гвент направилась к дому.

Мэгти, насмешливо фыркнув, подошла ближе к Дукессе.

– Эта старая карга была просто ужасна. Я не доверяла ей, Дукесса. Уверена, что это она ударила тебя в библиотеке и столкнула с лестницы.

– Но откуда ты знаешь, что произошло на лестнице, Мэгги?

– Что тут удивительного? Мистер Сэмпсон сказал мне. Баджи и Спирс тоже знают об этом. Мы старались не оставлять тебя одну, пока эта ведьма была здесь. Боже, как мне жаль людей, которые столкнутся с ней в Лондоне!

– Это всего лишь плод твоего воображения, – сказала Дукесса.

– Слава богу, Дукесса, теперь все кончено, – вмешался Баджи. – Но ты кажешься мне слегка бледной. Иди в Зеленую гостиную. Я принесу тебе чай.

Мирная передышка продолжалась до полудня. В час дня, когда они сидели за ленчем, появился Спирс и объявил голосом короля, вручающего почетный приз чемпиону:

– Прибыла ваша мать, милорд.

– О боже, – ответил Марк, опуская вилку с кусочком ростбифа. – Так рано? Хотя чему тут удивляться? Она все привыкла делать пораньше, даже родила меня рано утром и потом упрекала всю жизнь за ту боль, что я заставил ее испытать при своем появлении на свет. Сколько раз я уверял, что не имел специального намерения мучить ее, все напрасно.

Дукесса тоже поднялась. Он взял ее руку.

– Все продолжают спокойно есть. Мы с Дукессой приносим себя в жертву на алтарь сыновней любви.

Патрисия Эллиот Уиндем выглядела очень элегантно и молодо, на вид ей трудно было дать больше сорока. Она была невысокого роста, имела великолепные густые черные как смоль волосы и глаза изумительной голубизны.

С первого взгляда Патрисия производила впечатление обаятельного милого создания.

Патрисия внимательно осмотрела Дукессу с головы до ног.

– Марк рассказывал мне о вас, еще когда мальчиком возвращался из Чейза домой. Он говорил, что вы самая необычная девочка. Совсем непохожая на Близнецов, коих он называл маленькими послушными цыплятами. Он говорил о вашей элегантности, сдержанности и… заносчивости. Я никогда не думала, что он может полюбить вас. Когда вы поженились? Марк даже не написал мне ни слова об этом. Не понимаю, почему в Париже? Чем он лучше всех остальных мест на земле?

Дукесса улыбнулась, глядя сверху вниз на свою маленькую изящную свекровь.

– Он так внезапно влюбился в меня, мэм, буквально умолял выйти за него, клялся, что не сможет жить без меня, поскольку даже его любимый портвейн с закусками теряет свое значение, когда меня нет рядом. Ах, он так умолял меня! А я не отношусь к жестоким бесчувственным женщинам и не могла допустить, чтобы он не ел и не спал. Марк угрожал броситься под колеса кареты, если я не выйду за него, а я знала, что он очень горячий человек и вполне способен на безумный поступок. Так случилось, что мы оказались в одно и то же время в Париже. У него не было времени, чтобы исполнить свой сыновний долг и посоветоваться с вами. Он был как в лихорадке, не мог ни о ком и ни о чем думать, пока не женился на мне. Ведь так, Марк?

– Да, именно так все и было, – ответил граф. – Но ведь это только одна сторона истории, Дукесса.

– Ах да. Если быть честной, мэм, то я, со своей стороны, тоже обожала его. Я и сама была не прочь выйти за него. Конечно, мне было бы приятнее, если бы вы присутствовали при этом, но… мы так торопились… Простите, мне очень, очень жаль, что вас не было с нами в день свадьбы.

Марк смотрел на нее в изумлении. Дукесса обожала его? Мечтала выйти за него? И это не зависело от ее чувства справедливости и долга чести? Тут было о чем подумать.

– Охотно верю, он всегда был таким умным и красивым мальчиком! Все девочки по соседству бегали за ним. Я даже боялась, что он чересчур зазнается. Ах, он всем им выдавал авансы, для каждой у него была наготове особая улыбка. Мой милый мальчик, как он умел поддерживать в них интерес к себе! Ах, Марк, мне всегда хотелось знать… правда, что ты заманил однажды Мелиссу Белингстейдж на сеновал в их конюшнях?

– Не помню ничего похожего, мама. Кто хотя бы эта Мелисса? Не дочь ли сквайра из Бэссинга? Девочка с небесно-голубыми глазами, но очень практичная.

– Ты знаешь ее очень хорошо, перестань. Ах, Дукесса, какой все же у меня находчивый мальчик! Как быстро он расправился с моими обвинениями.

– Да, мэм, он уже достаточно искушен. Полагаю, ему часто приходится освобождаться от подобных обвинений. Но что поделаешь, девушек можно понять. Очень трудно устоять перед его обаянием. А мне не под силу справляться с его зазнайством!

– Какая чудная девушка, Марк, – заметила Патрисия Эллиот, беря руку Дукессы, – как будто я сама выбирала ее для тебя! Мне не очень нравится это обручальное кольцо. Вы должны носить мое, оно передается в семье Уиндемов из поколения в поколение. Я непременно распоряжусь, чтобы его прислали вам.

– Благодарю, мэм. Ты с этим согласен, Марк?

– Разумеется.

– Она твоя жена, Марк, и обязательно должна носить наше кольцо.

– Конечно, мама. Я очень рад твоему приезду в Чейз. Как долго ты думаешь погостить здесь? Может быть, останешься насовсем?

При этих словах Патрисия Эллиот вдруг нахмурилась. Дукесса тут же отметила, что это движение делало их с Марком очень похожими.

Он имел обыкновение хмуриться именно в такой манере.

– Сэмпсон сказал мне, что американские родственники уже уехали из Чейза, – сказала Патрисия. – Впрочем, я уже и так знала об этом. Моя дорогая приятельница миссис Эмери написала мне, что Тревор решил уехать именно сегодня. По дороге сюда я останавливалась на два дня в Дарлингтоне, где наняла человека, который должен был сообщить мне, когда все они уберутся из Чейза. Я всегда недолюбливала Вильгельмину.

– Но ты даже никогда не встречалась с ней, мама.

– Это ничего не значит. Мать все чувствует. Разве она не грубая отвратительная карга?

– Да, – ответила Дукесса. – Она именно такова. Никогда не знаешь, что соскочит с ее языка. В любой момент можно нарваться на ее оскорбление. То, что она говорит, просто невозможно слушать.

– Я так и знала. Хорошо, мои дорогие, теперь я здесь, и все будет складываться гораздо удачнее. Но где же Гвент? И Близнецы? А что это за слухи о сокровищах Уиндемов? Ax, Джозефина, тебя ведь чуть не убили дважды, если верить миссис Эмери. Ты должна все рассказать мне об этом, моя дорогая. Я обожаю всякие загадочные истории.

– Ее имя – Дукесса, мама. Джозефина! Мои уши этого не выдержат. Что-то козлиное или гусиное, брр… Просто мурашки по коже.

– Согласна, пусть будет Дукесса. Я вовсе не имела намерения обижать мою дорогую невестку прежде, чем она это заслужит.

Утро выдалось чудесным, небо сияло всеми оттенками голубизны. Ночью прошел легкий дождик, и воздух теперь казался свежим и теплым, как поцелуй ее мужа.

Дукесса любовалась его легкой манерой держаться в седле. Она заметила, что он смотрит куда-то вдаль: возможно, ища старый дуб с колодцем или какого-нибудь идола в лощине… Но какая все это, в сущности, чепуха.

Они совсем не говорили о сокровище Уиндемов в последние три дня, и она чувствовала себя легче от этого. Дукесса усмехнулась, вспомнив, при каких необычных обстоятельствах произошла ее первая встреча со свекровью. Патрисия, войдя в столовую, увидела, как они с Марком целуются. Кажется, Марк еще и держал руку на ее груди.

– Подают ли у вас вяленую селедку на завтрак, мой дорогой сын? – вскричала Патрисия.

Марк мгновенно отстранился от Дукессы.

– Не знаю, – ответил он, еще не совсем понимая, о чем идет речь. – Никогда не думал, что ты такая любительница вяленой селедки, мама. Я полагал, что ты ее, напротив, просто терпеть не можешь.

– Так оно и есть, мой дорогой. Я сказала это лишь затем, чтобы привлечь твое внимание. Доброе утро, моя дорогая невестка. Кажется, мой сын выбрал очередной момент, чтобы доказать вам на деле свою привязанность?

– Да, мэм.

– Ах, он очень увлекающаяся натура, и в последнее время его страстность проявляется исключительно в плотской форме. Марк, неужели тебя больше не интересуют ни политические события, ни просто то, что делается в мире?

Марк насмешливо фыркнул.

– Все это слишком серьезные вещи, мама. Садись лучше к столу и приступим к завтраку. Я поухаживаю за тобой. Хочешь овсянки?

Теперь, на прогулке, вдыхая полной грудью свежий воздух полей и лугов, Дукесса решила сказать своему мужу:

– Мне очень понравилась твоя мама. Но кажется, ее слегка разочаровала твоя отстраненность от всего, что происходит в большом мире. Ведь сама она интересуется тем, что далеко выходит за рамки ее личной жизни. Взять хотя бы ее глубокий интерес к истории. Ты сам говорил, что она очень неплохо знает времена королевы Марии. Если хорошенько расположить ее, то, думаю, мы сможем узнать обо всех светских дворцовых интригах того времени. Боже! Марк, взгляни! Откуда только набежали эти черные облака? Как бы не разразился ливень!

В следующий момент уже раздался зловещий удар грома. Куда только подевались все тепло и красота этого дня?! Грозовые облака клубились над их головами, превращая радостный светлый полдень в мрачные сумерки. Сверкнула молния.

Марк выругался:

– Проклятие! Еще три минуты назад не было ни малейшего намека на грозу, ни одного темного облачка, ни…

– Не огорчайся, – прервала его Дукесса. – По крайней мере сейчас достаточно тепло, и мы не подхватим простуду. Возвращаемся в Чейз?

В этот самый момент молния сверкнула прямо над головой Бирди, ударив в ветку клена и переломив ее. Воздух наполнился запахом гари и дыма. Ветка упала прямо перед ними, перегородив дорогу. Бирди испуганно шарахнулась назад.

– Дукесса!

– Все в порядке, я держу ее. – Она наклонилась к шее Бирди, поглаживая ее по мягким шелковистым губам, стараясь успокоить. Внезапно раздался какой-то резкий звук, и Бирди снова подалась назад, дергая шеей и вырывая уздечку из рук Дукессы. Марк, поставив Стенли рядом с Бирди, обнял Дукессу за талию, приготовившись снять ее с лошади. И вдруг снова – какой-то непонятный свистящий звук, за ним – еще один. Марк ощутил резкую боль в голове и вдруг все понял. Кто-то стрелял в них, и пуля оцарапала его левый висок. На долю секунды он представил себя в сражении под Тулузой, когда пули свистели вокруг него, он слышал вскрики раненых товарищей и должен был призывать их идти вперед. Они шли на прорыв французской линии, было слишком много пуль и крови. Кровавое облако плыло у него перед глазами.

Дукесса выкрикнула его имя. Она тоже поняла, что они стали чьей-то мишенью. Снова противный, резкий и свистящий звук. Дукесса заметила вдруг ствол ружья в листве клена, футах в десяти над ними. Не думая, она кинулась на грудь Марка, закрывая его своим телом. Следующий выстрел.

Она ощутила резкую боль в левом боку и еще крепче прижалась к мужу. Бирди вдруг резко рванула вперед и понеслась. Дукесса повисла ногами в воздухе, придерживаемая сверху крепкими руками Марка.

– Дукесса! О боже…

Еще и еще выстрелы. Марк натянул уздечку, разворачивая Стенли.

– Быстрее, чертова скотина, пошел! Домой!

Стенли мчался во весь опор, как если бы на него наводили ствол пушки. Марк крепко прижимал к себе Дукессу. Она не потеряла сознания, но он знал, что выстрел задел ее, непонятно только, куда попала пуля и как глубоко.