Текст книги "От сердца к сердцу"

Глава 12

– О, Пейдж, простите, пожалуйста! – воскликнула Кейси, заходя в вестибюль клуба.

Пейдж явно поджидала ее там, но на ее лице было больше тревоги, чем раздражения.

– Это даже не опоздание, – улыбнулась Пейдж. – Все в порядке?

– Да. Просто я все лето провела в шортах и футболках, поэтому совсем разучилась рассчитывать время на одевание.

– Вы выглядите потрясающе!

– Благодарю вас.

К ним присоединился Эдмунд. Как и Пейдж, он приветливо поздоровался с Кейси, всем видом говоря, что извиняться за опоздание необязательно.

– Ну, как ваше собеседование в коллегии адвокатов? Прошло?

– Они задавали легкие вопросы, Эдмунд.

– Спросили несколько статей закона, которые вы случайно выучили? – засмеялся Эдмунд.

– Да, – улыбаясь, кивнула Кейси.

– Так что вы готовы к встрече с несколькими людьми?

– Да, – повторила Кейси. Но улыбка исчезла с ее лица, потому что она вдруг ощутила, как ее охватывает паника.

Какие там несколько человек! В комнатах клуба собралось не менее двух сотен гостей. В дорогих туалетах, увешанные драгоценностями, они переходили из «Азалия-рум», где подавали изысканную закуску и напитки, на садовую террасу, где оркестр играл медленные, чувственные мелодии любви. Там гости танцевали.

«Эти люди будут твоими клиентами, – напомнила себе Кейси. – И ты сделаешь для них все, что можешь. Вот и все. Тебе больше не надо блистать и давать представления».

На вечере Кейси и не давала представления, но невольно блистала своей естественной красотой, естественными улыбками и тихим «благодарю вас» в ответ на многочисленные комплименты. Знакомясь с каждым новым человеком, она постепенно обретала былую уверенность и надежду. «Я могу это сделать, я могу быть собой».

И все было неплохо до того мгновения, когда она увидела Патрика.

Над садовой террасой сверкало множество цветных фонарей. Покачиваясь на ветру, они отбрасывали свет даже в отдаленные уголки террасы и осветили участок, где был устроен бар.

Кейси знала Патрика, одетого в джинсы и ковбойские сапоги. Еще лучше она знала его стройное тело вообще без одежды. Теперь на нем были узкие брюки и красная куртка – обычная униформа слуг в шикарных пригородных клубах. Патрик был барменом. Одним среди таких же, как он, лакеев, которые парковали машины, и официантов, разносивших серебряные подносы с изысканными закусками и принимавших заказы на выпивку. Они передавали эти заказы Патрику, а тот быстро готовил коктейли для богатых и известных гостей, пришедших в клуб на вечер, устроенный в ее честь.

И Патрик был здесь в то время, когда они обычно назначали свидания друг другу.

«Я даю уроки верховой езды в клубе. Я подрабатываю барменом». Он говорил ей это, и это была правда.

А она-то сказала ему, что она – обычная работяга.

Обычная… Она добавила это словечко, словно хотела извиниться за то, что не добилась чего-то большего. А вот Патрик никогда не извинялся за то, что делает. Он не говорил: «Я просто даю уроки верховой езды».

Кейси предполагала, что он занимается чем-то другим. Ведь знаменитая Кейси Инглиш не могла полюбить просто инструктора по верховой езде? Просто бармена?

Да, та Кейси не могла.

Но новая Кейси смогла и полюбила.

Ее не интересует, чем он занимается!

Кейси смотрела на него, надеясь, что Патрик поднимет на нее свои серо-зеленые глаза, но он был занят – готовил напитки для ее будущих важных клиентов. Да, Патрик был занят. И она тоже была занята, знакомясь с влиятельными мужчинами и женщинами и думая только о том, чтобы они все исчезли куда-нибудь, а они с Патриком остались бы наедине.

Кейси безумно хотелось подойти к нему и сказать, что все это не важно, что ее чувства к нему не изменились от того, что она узнала правду. Она переубедит его, если он нуждается в этом.

Впрочем, если кто и нуждался в разубеждении, так это сама Кейси. Потому что ее сердце зашлось от страха. Ей-то не важно, что она, Кейси Инглиш, – богатая наследница и преуспевающий адвокат, а он – инструктор по верховой езде и иногда бармен… Но она боялась, что это может оказаться важным для него.

Патрик сразу почувствовал, когда Кейси вышла на террасу. Не поднимая головы, он почувствовал ее присутствие. Он ждал ее. К тому времени когда она появилась, он из разговоров гостей знал о ней все, чего не знал только он, – богатая наследница, потрясающий адвокат, сногсшибательная золотоволосая девчонка, которая любит играть и всегда выигрывает.

А ведь Патрик всегда был так осторожен с богатыми и красивыми женщинами, которые хотели заполучить его для развлечения – как трофей, как игрушку. Да, он был осторожен… Но ему и в голову не приходило, что Кейси играет с ним. Неужели и их волшебные ночи любви на лугу были для нее лишь наградой за дни, проведенные в коттедже за книгами?

«Ох, Кейси, – с грустью подумал Патрик, – я не представлял, что ты играешь со мной. Но ты играла так хорошо, и ты… выиграла. Потому что я полюбил тебя, Кейси Инглиш, по-настоящему полюбил».

– Шампанского? – спросил Патрик, когда Кейси, оставив наконец блистательное общество, подошла к нему в тень. – Боюсь, у нас нет ничего дешевле ста долларов за бутылку. Или вы изображаете из себя леди Чаттерлей?

Кейси приготовилась к тому, что он разгневается, но то, что она услышала в его голосе, было хуже гнева. Просто он держался с ней подчеркнуто холодно и равнодушно. Да еще и этот насмешливый вопрос: «Вы изображаете из себя леди Чаттерлей?» Патрик явно хотел показать – он лишь слуга и между ними ничего не было и быть не может. И когда свет фонаря упал ему на глаза, Кейси увидела, что зеленоватый оттенок в них исчез, оставив место лишь свинцово-серому. Эти глаза стали непроницаемы, она больше не может заглянуть ему прямо в душу. Мрачные серые глаза, холодный голос… Патрик сразу стал так далек от нее… от их любви…

– Я вовсе не изображала леди Чаттерлей, Патрик. Я просто думала, что ты…

Кейси испуганно замолчала. Она вдруг осознала: признавшись Патрику в том, что считала его знатным богачом, она еще больше оттолкнет его от себя. Если это вообще было возможно.

Однако Патрик сам договорил ее фразу:

– Ты считала, что это я обманываю тебя? Аристократ и обычная работяга? Нет. Извини, что разочаровал тебя, Кейси.

– Ты вовсе не разочаровал меня, Патрик. Зато я, кажется, разочаровала тебя? – тихо спросила она. «Ох, Патрик, я понимаю, что обидела тебя! Пожалуйста, поговори со мной».

– Давай просто решим, что ты ошиблась во мне, а я – в тебе.

– Ты не ошибался во мне!

– Нет? Ну хорошо, это не важно. Пусть только ты ошиблась во мне, я не возражаю. И оставим этот разговор.

– Оставим? – эхом отозвалась Кейси. Страх начал охватывать все ее существо, но она все же с надеждой проговорила: – Да, конечно. Сейчас мы не сможем поговорить. Но, Патрик, давай встретимся позднее, после приема. Чтобы я смогла тебе все объяснить.

– Тебе нет нужды объяснять мне что-то.

– Но я должна, – спокойно вымолвила Кейси. И добавила, страшась собственных слов: – Тогда завтра вечером за обедом.

– Не думаю, Кейси.

Тут к стойке бара приблизился официант с заказами от клиентов. Отвернувшись от Кейси, Патрик принялся смешивать напитки для гостей с таким видом, будто ее не было рядом… Не выдержав затянувшегося молчания, Кейси отошла от него и присоединилась к гостям.

Патрик был зол как черт – так и должно было быть. Но ко всему прочему, он еще был холоден, словно уже принял решение о том, что их любви конец. Впрочем, такое решение принять было нетрудно.

Неужели он так и не позволит ей ничего объяснить?

«Да нет же, – разубеждала себя Кейси. – Конечно, он разрешит мне объясниться. Просто ему нужно время, а здесь не лучшее место для разговоров. Мы непременно увидимся позже».

Успокаивая себя таким образом, Кейси то и дело бросала на Патрика вопрошающие взгляды, надеясь увидеть в его глазах тень улыбки. Патрик намеренно избегал ее глаз, но Кейси не теряла надежды.

Наконец, не зная, что делать, Кейси отвернулась от темного угла со стойкой бара и устремила взгляд на террасу, где под лунным светом танцевали пары. И тут же увидела обнявшихся Джеффри и Джулию. Глаза Джеффри, как и в прошлый раз, были полны любви к жене.

Джулия. Она распустила волосы, как безуспешно пыталась сделать это она сама. Мало того, в темные шелковистые пряди у нее вплетены яркие полевые цветы…

Джулия могла сделать то, что было не под силу Кейси.

Как всегда, Джулия оказалась лучше ее.

«Я пыталась этим летом быть такой же, как ты, Джулия. Я хотела, чтобы меня полюбили такой, какая я есть на самом деле. И я была так близка, так близка к счастью и свободе, но увы… Я должна уйти».

Кейси знала, что не могла укрыться в уединении Сиклиффа, но ей отчаянно хотелось хоть немного побыть одной. Ей необходимо несколько спокойных минут, чтобы не видеть Патрика, не видеть Джулию…

– Прошу прощения, мистер Лоуренс!

Лакей, посланный отыскать знаменитого телеведущего, говорил спокойно, но несколько нерешительно. Ему было бы проще оторвать Джеффри от разговора о войне с наркобаронами в Колумбии, чем от медленного танца с его прекрасной женой.

– Да?

– Вам звонят.

– Благодарю вас. – Джеффри улыбнулся лакею и, извиняясь, посмотрел на Джулию. Срочные звонки означали одно – ему придется немедленно ехать в город, чтобы рассказывать телезрителям о каком-то происшествии, или даже лететь к месту очередной трагедии. – Я скоро вернусь, дорогая.

После его ухода Джулия осталась одна среди океана знакомых, но недружелюбных лиц.

«Мне и в самом деле надо потолковать с Кейси», – решила Джулия.

За лето она много раз думала об этом, но никак не могла собраться с духом. Правда, Пейдж говорила, что Кейси очень занята и так ценит одиночество. Но не это удерживало Джулию.

Дело было в другом. Джулия все еще не могла забыть, как рассердился Джеффри после обеда у Спенсеров. И на это его спровоцировала Кейси, не по своей воле ставшая для Джеффри символом прошлого Джулии. Вот поэтому Джулия и не могла заставить себя увидеться с бывшей одноклассницей.

А вот сейчас можно поговорить с Кейси.

Джеффри и Джулии удалось пережить ту ночь. Их прекрасная, дарящая радость любовь снова была сильной и ничем не омраченной.

А последние пять дней и вовсе были волшебными.

Волшебство началось в субботу, когда, вернувшись из магазина, Джулия увидела Джеффри с Мерри в большой комнате. Они втроем провели вместе целый вечер. Мерри показала Джеффри, как готовить шоколадное печенье, а потом ее робкая, чувствительная девочка говорила с ним. Тем вечером Джеффри удалось разговорить Мерри – как много лет назад он разговаривал ее мать, задавая ей интересные вопросы и выслушивая ответы с приветливой улыбкой.

Да, субботний вечер стал волшебным, но волшебство не исчезло и при свете дня. Всю неделю Джеффри уходил на работу чуть позже, чтобы поболтать за завтраком с Мерри. Больше того, он с явной неохотой уезжал из дома, зная, что встретиться вновь они смогут лишь через сутки.

На уик-энд они не строили каких-то определенных планов, надеясь только, что Джеффри будет дома. Впрочем, все мог изменить один-единственный звонок из студии. Но все равно, пусть не в этот уик-энд, а в следующий они обязательно будут вместе. Джулия с Мерри даже стали подумывать об отпуске, который проведут вместе с папой. Мерри была в восторге и все старалась придумать что-то такое, чтобы порадовать Джеффри. Первые три дня отпуска они собирались провести в Манхэттене со Спенсерами, покоряя Нью-Йорк.

– А папа захочет увидеть статую Свободы? А он любит балет? Мамочка, ты уверена?

С улыбкой вспоминая оживленную болтовню дочери и чудесное лето своей любви, Джулия подумала, что Кейси не станет угрозой счастью ее семьи. Можно спокойно поговорить с Кейси сейчас, в розовом саду, и не нужно тревожиться, если Джеффри найдет их там.

Однако Кейси в розовом саду не было. Подойдя к лестнице, спускавшейся в сад, Джулия увидела вдалеке Кейси, направлявшуюся к затону для яхт. И тут она вдруг заметила в тени деревьев знакомое лицо.

– Добрый вечер, миссис Лоуренс. – Патрик дружелюбно улыбался красивой молодой матери своей ученицы.

– Добрый вечер, Патрик. Девочкам так понравилось шоу, которое вы им предложили.

Девочки договорились, что придут в конюшню, как только вернутся после уик-энда в Нью-Йорке. На представление придут все родители, даже Джеффри, потому что у него будет отпуск. Эдмунд, правда, будет занят, но обещал отпроситься к четырем часам во вторник двенадцатого сентября, в день рождения Мерри. Девочки задумали потрясти Джеффри и Эдмунда, потому что папы видели их верхом на лошадях лишь во время самого первого урока. Впрочем, они надеялись, что и для Джулии с Пейдж их представление станет сюрпризом – в последнюю неделю дети не пускали своих мам на тренировки.

– Думаю, вам понравится. И Мерри, и Аманда – прекрасные наездницы.

– Они будут брать препятствия?

Мерри с Амандой уговорили Патрика не рассказывать никому об их сюрпризе. Но у Джулии был такой встревоженный вид…

– Невысокие, миссис Лоуренс. Не беспокойтесь, – заверил он ее.

Джулия тихо вздохнула.

– Я уверяю вас, это абсолютно безопасно.

– А вы читали «Унесенные ветром», Патрик?

– Нет. Но почему вы спрашиваете?

Не успела Джулия ответить, как появился Джеффри.

– Вот ты где, – улыбнулся он.

– Джеффри, ты, наверное, помнишь Патрика, инструктора Мерри по верховой езде.

– Да, конечно. – Джеффри приветливо кивнул Патрику. – Мне надо ехать в студию, Джули.

– Что-то случилось в Медельине? – тихо спросила Джулия, моля про себя: «Пожалуйста, только не говори, что тебе надо лететь в Картахену».

– Нет. Не в Колумбии, а на Ближнем Востоке. Над Средиземным морем взорвался самолет, совершавший коммерческий рейс.

– Взорвался?

– Взорвалась бомба, – уточнил Джеффри. – Может, хочешь задержаться здесь подольше? Я могу попросить, чтобы шофер заехал за мной сюда.

– Нет, я готова уйти.

Кейси ушла с вечера в полночь. Кое-кто из гостей все еще танцевал под звездным небом, но большинство уже разъехались, да и сама Кейси задержалась настолько, насколько этого требовали правила хорошего тона. Ей вдруг пришло в голову: если она сейчас уедет, то гости быстрее разойдутся, а значит, и Патрик освободится раньше.

Добравшись до Сиклиффа, Кейси тут же стащила с себя вечернее платье и натянула шорты с блузкой. Нацарапав Патрику записку, в которой сообщалось, что она будет ждать его на их лугу – лугу любви, Кейси прикрепила ее к двери коттеджа.

Неужели он решил, что их отношениям конец, даже не поговорив с ней? Только из-за того, что он беден, а она, напротив, богата? Из-за того, что она знаменитый адвокат, а ему приходится зарабатывать на жизнь, смешивая напитки и обучая богачей верховой езде? Ему мешает гордость.

Или дело в чем-то другом, более существенном? Чего Кейси не может понять?

Возможно, Патрика оскорбил ее обман? «Я не играю в игры», – с самого начала их знакомства заявил ей Патрик. Он и не играл, играла она.

Но Кейси не обманывала его. Для нее было важно, что Патрик любил ее такой, какова она есть. Было бы ужасно, если бы его прельстил ее шумный успех, ее богатство и те представления, которые она так часто давала на публике.

«Я не играю в игры». Патрик говорил правду. Но он также сказал и одну важную вещь. Важнее этого нет ничего на свете. Патрик признался: «Я люблю тебя, Кейси».

Глядя на мерцающие в небе звезды и слушая шорохи ночи, Кейси молила Бога, чтобы до нее донесся звук его шагов. А в ушах непрерывно звучали его слова: «Я люблю тебя, Кейси».

Это было полное безрассудство, но ему хотелось немного побыть сумасшедшим. Ему нечего было терять – нечего больше терять.

Это была пытка. Пытка и радость, а он так нуждался в радости.

Задолго до рассвета Патрик вытащил из сарая деревянные стойки, служившие на тренировках барьерами. Правда, он редко пользовался ими и устанавливал высоту препятствий не выше трех футов. Однако теперь он принес на беговую дорожку все барьеры, чтобы перегородить ее массивными стенами и высокими заборами – такие непросто взять даже чемпиону.

А в конюшне при саутгемптонском клубе жили целых два чемпиона – Патрик и Ночной Танцор. Вороной скакун появился в конюшне только в июле. Это был дорогущий конь, недавно завоевавший «Гран-при» на больших соревнованиях по преодолению препятствий. Его купили двенадцатилетней девочке, которой вздумалось научиться брать барьеры. Патрик узнал Ночного Танцора и за месяц работы с ним понял, что конь все еще в состоянии перепрыгивать через стену высотой в шесть футов.

Два часа Патрик устанавливал препятствия и десять минут седлал коня. А потом и конь, и всадник испытали невероятную радость от прыжков, от дивного ощущения полета над землей, дарившего чувство полной свободы.

Однако ночная езда стала для Патрика и тяжкой пыткой – она напомнила ему о том, что он потерял, напомнила о том времени в его жизни, когда он еще надеялся на лучшее.

Впрочем, с самого начала жизнь Джеймса Патрика Джонса не была многообещающей. У него не было отца, а его мать не могла заботиться о сыне. Несмотря на то что в детстве он редко видел мать, в памяти Патрика запечатлелись ее каштановые волосы и изумрудно-зеленые глаза. Яркие воспоминания о них оживляли его беспросветное детство в трущобах Чикаго.

Иногда зеленые глаза стекленели от наркотиков и не замечали Джеймса. Тогда его отправляли в приют для детей-сирот. Через несколько недель или месяцев мать появлялась. Из изумрудных глаз ручьем лились слезы. И она брала сына к себе, но очень скоро вновь забывала о его существовании.

Когда Джеймсу было одиннадцать лет, его мать исчезла навсегда. Он так и не узнал, то ли она умерла где-то, то ли навсегда потеряла интерес к нему, потому что в жизни для нее гораздо больше значили наркотики, мужчины, удовольствия, чем ее собственный ребенок.

Поэтому Джеймс научился выживать и с матерью, и без нее. Когда он жил с ней, то совершал мелкие преступления, помогавшие ему выжить, – воровал еду, чтобы не умереть с голоду, одежду и одеяла, чтобы не замерзнуть в холодную чикагскую зиму. Кочуя без матери из одного приюта в другой, Джеймс тоже учился выживать, постоянно опасаясь всего – насилия, мира, любви…

Он жил в беспросветном, мрачном и сером мире, в котором властвовали зло и насилие, но его юные глаза выучились распознавать яркие краски даже в этом мирке. Глаза художника все примечали, а талантливые руки изображали увиденное. Пока другие дети забывались в наркотическом и алкогольном дурмане, Джеймс находил уединенные уголки и радовал себя рисованием.

Он выжил благодаря своему искусству и особой предусмотрительности.

Когда Джеймсу исполнилось четырнадцать лет, он решил, что на земле должны быть места и получше. Правда, отыскать их надежды было мало, однако мальчик дал себе слово, что найдет такие места.

Поэтому однажды ночью он сбежал из своего очередного дома, в котором жил чуть меньше месяца. И через пару дней попал в рай, где все было необыкновенно ярким и удивительно красивым, – он оказался в живописных горах Кентукки. Джеймсу удалось устроиться на работу в конюшню. Прежде ему никогда не доводилось иметь дела с лошадьми, но мальчик сразу же полюбил этих красивых и умных животных. Как-то утром он бесстрашно поехал верхом без седла и обнаружил у себя такой же талант к верховой езде, как и к рисованию.

Его дар – удивительная способность сливаться с конем – не остался незамеченным. Богатые мужчины и женщины стали просить его брать препятствия на их скаковых лошадях. Джеймс завоевывал ленты – все больше голубые – и медали – все больше золотые – и за короткий срок стал известен в элитарных кругах как один из лучших наездников мира.

Жизнь в чикагских трущобах осталась в прошлом, но он снова мог бы оказаться на исходной позиции, если бы богатые люди, чьих дорогих лошадей он выезжал, узнали о его мелких преступлениях. Поэтому Джеймс пришел к выводу: для того чтобы выжить среди них, надо стать таким же, как они, перенять их манеру вести себя, научиться говорить и одеваться так же, как они. Джеймсу без труда удалось изменить свой облик, и, хотя он и избегал отвечать на вопросы о своем происхождении, все дружно решили, что он просто «с восточного побережья» – возможно, из Гринвича, может, из Сент-Пола или же из Йеля или Гарварда.

В январе 1984 года судья Фредерик Баррингтон нанял Джеймса, чтобы тот за год подготовил его лошадей к Олимпийским играм в Лос-Анджелесе. Весь этот год Джеймс жил в домике садовника на ферме Баррингтона, расположенной в поместье судьи неподалеку от Луисвилла.

Джеймс знал, что судья – вдовец, но ему не было известно, что у Фредерика Баррингтона есть дочь – до тех пор, пока в июне семнадцатилетняя Памела не приехала из своей дорогой школы в Женеве на каникулы. Памела была красивая и очень испорченная девушка. Если она не получала того, чего ей хотелось, то становилась вовсе несносной. Впрочем, ей не приходилось много капризничать, потому что все ее желания мгновенно исполнялись.

Но вот семнадцатилетняя Памела захотела двадцатипятилетнего Джеймса. А Джеймс не захотел ее. Она была слишком молода, испорченна, к тому же это было слишком опасно. Джеймс решил, что не сделает ничего такого, из-за чего сможет лишиться места, где он впервые в жизни почувствовал себя человеком. Поэтому он вежливо, осторожно и дипломатично сопротивлялся Памеле.

Но Памелу это не устраивало, она не знала, что такое «нет», и не собиралась этого узнавать. Поэтому когда стало ясно, что Джеймс не собирается выполнять ее желания, Памела впала в неистовство. И захотела отомстить…

В ту июльскую ночь Джеймс рисовал у себя в доме, когда Памела постучалась к нему. Ее длинные наманикюренные пальчики сжимали наполовину опорожненную бутылку бурбона. Ясно было, что она и пила из бутылки.

Ледяным тоном Памела заявила, что только что занималась любовью с одним из многочисленных мальчиков, которые целыми днями болтались у их бассейна, но теперь ей нужен мужчина. То есть Джеймс.

Джеймс мягко отказал ей. Но Памела настаивала. Она была уверена, что добьется своего, ее раздражало, что он осмеливается говорить ей «нет». Памела попыталась засунуть горлышко бутылки ему в рот, но он резко оттолкнул руку девушки. Тогда она впилась своими длинными коготками ему в горло, пытаясь поцеловать его в губы. Джеймс отпрянул назад, но тут же острый ноготь пропахал кожу на его шее, оставив глубокую царапину.

Наконец с горящими от ярости глазами Памела вылетела из коттеджа. Джеймс расстроился, что его отказ вызвал такую бурную реакцию, но испытал настоящее облегчение, когда она наконец ушла.

Минут через десять он услышал звон разбитого стекла и неистовые вопли. Выскочив из дома, Джеймс побежал на крики и вскоре увидел Памелу на парадном портике особняка. Она лежала на ступеньках в изорванной и грязной одежде, а из ее испуганных глаз лились слезы. Джеймс шагнул было к девушке, чтобы помочь ей встать, но в эту минуту из дома вышел судья. Памела бросилась к нему с воплями: «Джеймс изнасиловал меня, папочка! Он изнасиловал меня!»

Поначалу Джеймс не мог поверить своим ушам, а потом до него постепенно дошел весь ужас ситуации. Но он все же надеялся, что судья, которого он так уважал и который частенько называл его сынком, все поймет…

Но, увидев, какой яростью полны глаза судьи, Джеймс понял, что должен бежать – бежать, чтобы выжить.

И Джеймс понесся что было духу, а ночную тишину еще долго нарушали вопли Памелы, вой полицейских сирен и яростный лай собак. То были страшные знаки того, что его ищут и что его мирная, спокойная жизнь закончилась навсегда.

Джеймс убежал в чем был, все прочее – немного денег, награды, документы: свидетельство о рождении, водительские права и паспорт, а также его картины – осталось в домике садовника. Он бросил все. И нечто еще более ценное – свою свободу, свои мечты.

Он знал, что отныне он не будет брать препятствий, возможно, ему не удастся вообще сесть на лошадь верхом. И никогда он не будет Джеймсом Патриком Джонсом.

Он знал, что ему придется сменить имя и всю дальнейшую жизнь провести в тени, скрывая свое прошлое. А если его схватят, то до конца дней домом ему станет тюрьма. Такова цена за счастье встречи в чикагских джунглях с доченькой уважаемого судьи.

И Джеймс Патрик Джонс превратился в Патрика Джеймса. Пять лет он жил, перебиваясь на разных работах, нанимаясь к разным людям, исколесив всю страну, не заводя знакомств и не оставляя за собой следов.

А потом, в марте, он откликнулся на объявление в «Нью-Йорк таймс». Он снова ездил верхом, и это нравилось богатым наследницам, которые так напоминали ему Памелу Баррингтон. Патрик ездил верхом, снова начал рисовать, а в один прекрасный день он повстречал Кейси Инглиш и полюбил ее.

Этим вечером при свете свечей он собирался рассказать Кейси всю правду. Его Кейси – милая, открытая, беззащитная женщина, которую он полюбил, – непременно поверит ему. Она не выдаст его тайны, даже если это будет угрожать ее репутации.

Но как поведет себя другая Кейси – та богачка, которая играла с ним, блестящий адвокат, одним из нашумевших дел которой стало дело по обвинению насильника? Поверит ли эта Кейси в его невиновность, поверит ли в то, что он вынужден был бежать с места «преступления» для того, чтобы выжить? Или эта Кейси предпочтет вызвать полицию?..

Этого Патрик не знал, впрочем, это было и не важно. Потому что, какой бы Кейси ни была на самом деле, любовь Патрика Джеймса и Кейси Инглиш кончена.

Так и должно было быть.

Кейси брела по лабиринту конюшни, пытаясь найти дверь, за которой находилась его квартирка. В конюшне было тихо – она слышала лишь, как по углам скребутся мыши да тихо посапывают во сне кони, даже конюхи еще не пришли, чтобы заняться своими обычными делами. Кейси прошла еще немного вперед, и вдруг до ее слуха донесся тяжелый стук копыт. Она пошла на этот звук и вскоре оказалась на круге.

Патрик был там. Притаившись в тени, Кейси стала наблюдать за тем, как он берет высокие барьеры. Подростком Кейси часто наблюдала за тренировками наездников, которые готовились к традиционным соревнованиям в Карлтоне. Кейси плохо разбиралась в верховой езде, но она с детства научилась распознавать все подлинное, и ей сразу показалось, что Патрик – первоклассный наездник.

Кейси пряталась в тени, пока Патрик на своем коне летал над препятствиями, но когда он наконец остановился и похлопал коня по могучей шее, нашептывая ему ласковые слова, она смело вышла ему навстречу.

– Кейси? – спокойно проговорил Патрик, однако при виде ее сердце его забилось чаще.

Прошлым вечером, когда они разговаривали, свет фонарей освещал ее платье с блестками и большую золотую заколку в волосах, оставив в тени ее милое лицо. Прошлым вечером глаза Кейси были не видны, и он говорил с ней как с незнакомкой – богачкой, для которой он служил развлечением, она играла с ним, а он испытывал к ней легкое презрение.

Теперь же тени не было, и перед ним стояла его любимая Кейси с распущенными золотыми волосами, еще не высохшими после душа. Взгляд ее голубых глаз был таким робким, она так нуждалась в его любви.

Спрыгивая с коня, Патрик напомнил себе: «Твоя любовь может принести ей беду. А если она не та Кейси, которую ты полюбил, то беду принесет тебе она».

– Патрик, прости, пожалуйста, что я не рассказала тебе всего. Но я собиралась сделать это сегодня вечером, поверь. Мне казалось, что это не так важно.

– Нет, это важно, – возразил Патрик.

– Почему?

– Тому немало причин. – Надо было скорее кончать с этим, но Патрик не мог, заметив боль и грусть на ее лице. Ему безумно захотелось прижать ее к себе, приласкать.

Увидев нежность в его глазах, Кейси почувствовала, что ее сердце затрепетало, робкая надежда вновь всколыхнулась в нем.

– Патрик, обними меня. Пожалуйста.

– Нет, Кейси, нет. – Он говорил ласково, но твердо. «Если я обниму тебя, Кейси, то уже не смогу отпустить. А я должен сделать это».

Кейси все еще не теряла надежды, ведь он говорил с ней так ласково. Она порывисто обхватила его шею дрожащими руками и приподнялась на цыпочки, чтобы дотянуться губами до его губ.

– Пожалуйста, Патрик, возьми меня.

– Нет.

– Нет?..

В ее голосе звучало удивление, словно он не имел права отказывать ей, и это напомнило Патрику о том, что, возможно, есть другая Кейси, которой он не знал, испорченная богачка, привыкшая получать все, чего ей хотелось. Кейси Инглиш, которая могла быть похожа на Памелу Баррингтон. «Возьми меня», – проговорила тогда Памела, приподнимаясь на цыпочки, чтобы поцеловать его.

Длинные острые ногти Памелы оставили на его шее кровавые следы, а нежные ручки Кейси лишь гладили его, однако она все еще прижималась к нему, хоть он и отказал ей, и Патрик вспомнил Памелу, вспомнил, что она с ним сделала, чего он лишился из-за нее…

– Я не хочу тебя, Кейси.

Тихо вскрикнув, Кейси отпрянула. Ее нежные пальцы не сделали ему больно, нет, она сама была ранена его словами и внезапной суровостью тона.

– В прошлое воскресенье тебе было мало меня, Патрик, – напомнила она ему полным мольбы голосом.

– А вот теперь с меня довольно.

– Патрик, – прошептала Кейси, и его сердце зашлось от боли, – Патрик, мы же любим друг друга.

– Любим? – Он говорил жестко, но это было необходимо. Если Кейси возненавидит его, ему станет куда проще забыть ее.

– Да, любим. Ты же говорил, что любишь меня.

– Просто я перебрал дешевого шампанского.

– Не думаю, что это могло случиться, если только… Дело было в том, что ты пробовал шампанское впервые… Но ты несколько раз говорил мне о любви.

– Просто ты хотела это слышать, Кейси, – возразил Патрик. – Нам было хорошо с тобой, вот и все.

Его холодные слова так больно ранили ее! Патрик едва не прошептал: «Конечно, я люблю тебя!», но, заметив, как изменилось выражение голубых глаз, он понял, что был прав, опасаясь неизвестной Кейси. Наблюдая за ней, Патрик увидел, что боль и обида, промелькнув, исчезли, оставив яростную решимость отомстить.

– Кто же ты, Патрик Джеймс? – ледяным тоном спросила она, многозначительно кивнув на барьеры.

– Ты знаешь, кто я, Кейси.

– Нет, не знаю. Ты, оказывается, тоже играл в игры, Патрик. Кажется, ты что-то собирался рассказать мне этой ночью?

– Ничего особенного. Тебе все обо мне известно.

– Не думаю. – А в тоне звучало: «Но я непременно все выясню».

После ухода Кейси Патрик стал разбирать возведенные им стены защиты, снова и снова повторяя себе, что она никак не могла узнать о нем правду. Он так ловко заметал все следы, и все было бы хорошо, если бы она не увидела его этим утром. Но Кейси видела, как он преодолевает высокие барьеры, и это заставило ее заподозрить, что он что-то скрывает.

Однако этого слишком мало для того, чтобы узнать правду…