Текст книги "От сердца к сердцу"

Луг, на котором они с Джеффри занимались любовью, был совсем не таким живописным, как тогда, – полевые цветы увяли, яркая трава выгорела под жарким летним солнцем и стала коричневой. Из свинцово-серых туч на землю падали большие дождевые капли. Спотыкаясь, Джулия спустилась по скользкой тропинке от Сиклиффа к берегу моря. Начинался шторм, но Джулия как завороженная смотрела на гигантские волны, поражаясь энергии и неистовой силе океана.

Джулия всегда боялась моря и неба, но она превозмогла свой страх перед небом, когда летела в Лондон. И теперь, глядя на бушующее море, она вдруг мечтательно улыбнулась. Как ни странно, страх ее прошел.

Прощайте, страхи!

Она остановилась в том самом месте, где они стояли с Джеффри в весенний день их любви. Но теперь Джулия смотрела на узкую полоску белого песка, уходящую в океан. Маленький полуостров окружали ревущие волны, и узкий белый перешеек, соединявший его с берегом, то и дело исчезал из виду под зеленой водой.

И Джулия решила пойти на этот полуостров – она никогда не бывала там прежде и, признаться, не пошла бы туда раньше даже с Джеффри.

Она пойдет туда. Потому что маленький полуостров отныне станет для нее символом ее новой жизни – ей придется теперь часто бывать в новых местах, и всегда без Джеффри, и побеждать свой страх.

Дойдя до оконечности полуострова, Джулия взобралась на большой валун. Ее хрупкая фигурка трепетала на ветру, она мокла под дождем. Джулию качало – бессонница и скупой рацион последних дней лишили ее сил, но она решила во что бы то ни стало сопротивляться разъяренной стихии.

Море обрушивало к ее ногам вспенившиеся волны; перед ее глазами как в калейдоскопе менялись белый и зеленый цвета. Подумать только, прежде море было врагом Джулии. Теперь же, бушующее и ревущее, оно вдруг стало казаться ей таким дружелюбным. Оно завораживало, мягкая пена манила, приглашая спуститься в изумрудные глубины и обещая покой и вечный сон.

Как просто упасть в море! Оно звало ее, а ветер подталкивал в спину. Джулия почти впала в забытье, утопая в струях дождя, в соленых океанских брызгах и в своих слезах.

Как просто!

С тех пор как Патрик ушел из клубной конюшни, он впервые вышел из лесу. Зеленый шатер из древесных крон укрывал его от дождя, а теперь перед ним открылось мрачное серое небо. Дождь хлестал, ветер рвался вперед, море ревело.

Разбушевавшаяся стихия словно придала силы его жеребцу. И сам Патрик вдруг почувствовал прилив энергии. Вечером он непременно изобразит на холсте это драматическое смешение серого и зеленого. Патрик обычно писал в ночные часы, когда люди должны заниматься любовью. Образ Кейси по-прежнему был с ним, и Патрик снова и снова терзал себя, пытаясь написать ее портрет, уловив то невинное и изумленное выражение ее глаз, когда она впервые взглянула на него. Этот образ стал таким же иллюзорным, как и сама Кейси – чудо, мечта, нигде не существующие, кроме его сердца и воображения.

Сквозь пелену дождя Патрик видел полуостров, где они с Кейси повстречались. Сегодня полуостров должен полностью исчезнуть под водой – полнолуние. К тому же поднялся шторм. Вскоре океан в один присест поглотит землю, а он будет за этим наблюдать с безопасного расстояния.

Но вдруг его взгляд упал на самый кончик полуострова, и Патрик едва не вскрикнул. Кажется, кто-то стоял в этом смертельно опасном месте.

Нет, не может быть. Наверняка это просто память сыграла с ним злую шутку, а дождь помогает ей, замутив взгляд. Патрик прищурился, но фигура с полуострова не исчезла. Охваченный ужасом, Патрик пришпорил коня.

Ближе к берегу подозрения Патрика подтвердились. На самой оконечности полуострова клонилась на ветру женская фигурка.

В июне Патрик уже видел здесь женщину, но сейчас это не был эффект dеjа vu – уже виденного. В тот вечер море было спокойным и теплым, а не бушующим, как сейчас. К тому же в тот день лишь узкий перешеек оказался под водой. Теперь же опасность была реальной и неминуемой. Между полуостровом и берегом уже кипела широкая полоса волн. Сегодня полуостров будет затоплен. Даже если женщина, стоящая на валуне, отлично плавает, ей не удастся выбраться на берег – сильное течение утащит ее под воду.

Исчезнет земля, вместе с ней исчезнет и она…

Это непременно случится. Но если Патрик бросится ей на помощь, они оба либо спасутся, либо утонут.

И Патрик не стал раздумывать. Он не мог смотреть, как она будет тонуть.

Приблизившись к воде, его скакун захрапел и попятился, чуя опасность.

– Но-о! – словно извиняясь, но твердо крикнул он, понукая коня. – Но-о!

Бурлящая вода пугала животное. Конь нервно перебирал ногами, чтобы поскорее выбраться на землю, ставшую уже островом.

– Миссис Лоуренс! – крикнул Патрик, приближаясь к Джулии и узнав ее.

– Патрик?

– Вы должны уехать со мной.

Направив коня к валуну, на котором балансировала Джулия, Патрик протянул руки и подхватил ее. Джулия не сопротивлялась. Она была почти невесомой. Патрик усадил ее перед собой, Джулия ухватилась за гриву коня. Натянув поводья, Патрик обхватил руками Джулию, а ногами прижал ее ноги к конским бокам, чтобы она не упала.

– Держитесь что есть силы за гриву и не отпускайте ее, – велел он, разворачивая коня.

На этот раз скакун без колебаний шагнул в кипевшую пеной воду, но за те короткие мгновения, что Патрик провел на островке, многое изменилось. Воды стало больше, она уже накрывала коня, вокруг острова закрутились водяные смерчи.

Когда скакун потерял опору под копытами, животное и люди на мгновение оказались под водой. Ноги Патрика крепко держали Джулию, но он чувствовал, что она все равно съезжает с шеи лошади. Отпустив поводья, Патрик одной рукой обхватил тонкую талию Джулии, а другой вцепился в длинную лошадиную гриву. Теперь оставалось только уповать на коня: сумеет ли он одолеть ревущий океан. Его инстинкт самосохранения должен оказаться сильнее страха. Патрик с Джулией были всего лишь пассажирами в этой прогулке за смертью или жизнью; их судьба зависела от силы перепуганного животного и милости моря.

Когда дно ушло у коня из-под копыт, их понесло в сторону от спасительного берега. Да и потом, когда скакун поплыл, их тянуло только в открытое море, в ревущую могилу.

– Давай же, мальчик, давай, – ласково шептал Патрик коню, и животное отчаянно боролось за свою и их жизни. Подбадривая коня, Патрик словно извинялся. Он знал, что не имел права рисковать жизнью живого существа. – Давай же, плыви. Ты можешь, – шептал он.

И скакун не сдавался. Словно по волшебству, его ноги вдруг достали дно. Животное изо всех сил рванулось вперед и одним мощным прыжком выскочило на берег.

Когда опасность осталась позади, конь остановился. Его ноздри раздувались, сердце бешено колотилось, как, впрочем, и сердца седоков. Патрик, потрепав спасителя по шее, взял в руки поводья. И тут он почувствовал, как дрожит Джулия. Эту хрупкую женщину необходимо поскорее доставить в Бельведер.

Патрик хорошо изучил все тропы, соединяющие поместья Саутгемптона, поэтому пустил коня по наиболее короткой. Женщина оставалась сидеть на лошади впереди него, и Патрик чувствовал, как содрогалось ее тело. Его озадачило и напряженное молчание: Джулия ничего не объясняла, хотя множество вопросов роилось в голове Патрика.

Что она делала на полуострове? Почему не заметила опасности?

Мисс Лоуренс казалась больной, усталой и измученной и выглядела намного хуже, чем на выступлении девочек в манеже. Правда, Мерри говорила, что у мамы грипп. Но если Джулия болела или даже уже поправлялась, то почему оказалась в таком месте в холодный день, да еще во время шторма?

Здесь что-то было не так. Бивший ее озноб скорее всего не являлся следствием гриппа, не был вызван он ни дождем, ни охлаждением.

Произошло что-то гораздо более страшное.

«Может, все дело в Мерри?» – размышлял Патрик, приближаясь к Бельведеру. Окна элегантного особняка были темны, и Патрику вдруг показалось, что он привез Джулию не в теплый, приветливый дом, а бросает в пасть злобному чудовищу. Возможно, ее муж все еще в Лондоне, но где же может находиться Мерри в такой день? Не случилось ли чего-то с девочкой?

Когда конь вступил на дорожку, ведущую к дому, Патрик соскочил на землю и осторожно спустил Джулию. Поначалу она нетвердо стояла на ногах – ее качнуло, и все же она улыбнулась Патрику робкой благодарной улыбкой.

– Спасибо вам, Патрик. Вы спасли мне жизнь.

Но, глядя в ее затравленные глаза, Патрик подумал: «Нет, твоя жизнь все еще в опасности». Он хотел предложить Джулии помощь, но она уже шагнула к дому.

– Спасибо вам, – повторила Джулия перед тем, как исчезнуть в темноте особняка.

Патрику хотелось последовать за ней, спросить, что ее тревожит, может быть, чем-то помочь, но Джулии явно хотелось остаться одной. А он должен позаботиться о коне – их спасителе.

Впрочем, совершивший героический поступок конь был в хорошем состоянии и даже не замерз. Когда они подъехали к конюшне, Патрик насухо вытер его, прежде чем самому принять душ и переодеться.

Вечер он провел в своей маленькой квартирке. Стихия за окнами немного успокоилась, шторм на время прекратился, но наступившее затишье не сгладило его тревожных воспоминаний. Патрик не мог забыть затравленный взгляд Джулии, ее дрожь, лик смерти, мелькнувший перед ними, темный особняк.

Наконец к десяти вечера Патрик не выдержал. Он пошел в контору конюшни, разыскал список членов клуба, выписал телефоны Джеффри и Джулии Лоуренс и вернулся к себе с намерением позвонить ей.

Джулия была в спальне. Однако она не спала, уставившись в темноту, прислушивалась к наступившей тишине. Телефонный звонок удивил ее. Что-то с Мерри? Нет, тут же успокоилась Джулия, Мерри была с Пейдж, значит, все в порядке. Если бы сегодня днем она утонула, если бы Патрик не спас ее, Мерри осталась бы у любящих ее людей. Пейдж и Эдмунд, крестные родители девочки, позаботились бы о ней. Пейдж стала бы ей любящей матерью, Эдмунд – любящим отцом, и у Мерри даже появилась бы сестра.

Если бы она погибла, у Мерри появилась бы настоящая семья – мама, папа и сестра. И это было бы гораздо больше, чем она могла ей дать. Настойчивые звонки прервали ее размышления.

– Алло?

– Миссис Лоуренс? Это Патрик.

– Патрик…

– Я просто хотел узнать, все ли у вас в порядке.

– Да, все хорошо. Спасибо вам. Большое спасибо.

– Замечательно, но…

– Спасибо вам, – вежливо повторила Джулия, но ее слова звучали неубедительно.

– Может, что-то… С Мерри ничего не случилось?

– Что? Ах нет, с ней все в порядке.

– А-а. Ну хорошо. Я просто хотел узнать… Спокойной ночи.

Повесив трубку, Патрик подумал: «Нет, с тобой далеко не все в порядке».

А Джулия, опустив трубку на рычаг, тихо прошептала:

– Спасибо тебе за заботу, Патрик.

* * *

– Как ты себя чувствуешь, мамочка? – спросила Мерри, вернувшись домой на следующий день.

– Мне уже лучше, дорогая.

– Прекрасно! А папа уже дома?

– О, Мерри… – Джулия тихонько вздохнула. Погладив золотистые волосы дочери, она опустилась перед ней на колени. – Детка, папа больше не будет жить здесь с нами.

– Что? Но почему?

Джулия увидела в карих глазах девочки понимание. Понимание, в котором было столько печали.

– Мы решили, что нам лучше не жить вместе.

– Вы с папой разводитесь?

– Думаю, что так.

– И это все из-за меня?! – воскликнула девочка.

– Господи, Мерри, нет, конечно! С чего ты взяла?

– Потому что кое у кого из моих друзей родители разводятся именно из-за детей.

– Нет, детка, к тебе это не имеет отношения. Папа очень тебя любит. И всегда будет любить.

Джулии пришлось приложить усилие, чтобы произнести эти слова убедительно, хотя она столько уже раз повторяла эту ложь. Потому что от всего сердца верила, что Джеффри в конце концов станет любящим отцом для своей дочери.

– Так ты из-за этого болела, мамочка?

– Ты очень умная девочка, – с любовью проговорила Джулия и улыбнулась. «Такая умная, такая чувствительная». – Наше с папой решение очень меня печалит, но со мной все будет хорошо. С нами все будет хорошо. Мы можем говорить об этом в любое время, всегда, когда у тебя будут ко мне вопросы, ладно?

Мерри кивнула. У нее не будет много вопросов, а только один, заданный тысячу раз: «Почему? Почему? Почему?»

– Ну, детка, как прошел ваш вечер? Девочки были рады, что завтра вы идете в третий класс? Если хочешь, можешь пойти в школу послезавтра.

– Я бы хотела остаться с тобой.

– Хорошо, – кивнула Джулия, чувствуя, как ее глаза наполняются слезами. – Я так люблю тебя, Мерри.

– Я тоже люблю тебя, мамочка. – Обняв Джулию за шею, Мерри крепко прижалась к ней.

А потом, внимательно посмотрев на дочь, Джулия поняла, что Мерри очень хочется спросить ее о чем-то, но она не решается.

– Спрашивай меня, дорогая, – ласково сказала Джулия. Она знала, что вопросы, которые трудно произнести вслух, чаще всего бывают самыми важными.

– А мы по-прежнему будем смотреть на папу по телевизору?

– Конечно, если ты этого хочешь.

– Думаю, нам стоит это делать, – серьезно заметила девочка. – Я уверена, что папа вернется к нам.

В воскресенье Джулия с Мерри играли в карты перед камином, смотрели фильмы, готовили шоколадное печенье и разговаривали. На следующее утро, часа через два после того, как Мерри впервые пошла в третий класс, Джулия положила с дюжину огромных печений в жестянку с ручной росписью и отправилась в клуб.

Теперь, когда в школе начались занятия, а на улице моросил мелкий дождик, в конюшне было так же пустынно, как и в тот день, когда Пейдж с Джулией впервые пришли сюда. Только на этот раз Джулия шла уверенно, зная, где находится контора. Патрик не слышал ее шагов – она ступала почти беззвучно в своих мягких теннисных туфлях.

– Патрик!

– Миссис Лоуренс! Здравствуйте. – Встав из-за стола, Патрик улыбнулся. Похоже, ей чуть лучше, решил он. «Все еще очень хрупка, но все же окрепла».

– Я просто хотела поблагодарить… – Джулия осеклась – что-то в его голосе смутило ее. – Называйте меня по имени. И может, стоит перейти на ты.

Весь Саутгемптон, без сомнения, захлебнется от сплетен. Это недопустимо. Он – слуга, а она – леди. Правда, Джулия знала, что леди ее здесь не считают, к тому же (и это тоже она знала) о ней будут сплетничать не впервые. Как же она ненавидела этих притворщиц и сплетниц!

– Хорошо. А как тебе больше нравится – Джулия или Джули? – Патрик задал этот вопрос, потому что слышал, что ее называли и так и так. Пейдж Спенсер всегда звала ее Джулия, но – Патрик это точно помнил – Джеффри на вечере обращался к ней Джули.

– Джулия.

– О’кей, – кивнул Патрик, хотя ему самому казалось, что лучше бы ее называть Джули. Именно ласковым Джули, однако он заметил, как опечалились лавандовые глаза, когда он произнес это имя. Хорошо, пусть будет Джулия.

– Я пришла, чтобы еще раз отблагодарить тебя. И… – На этот раз Джулия замолчала, потому что поняла, насколько нелеп ее импульсивный жест – за спасение жизни она принесла ему какую-то ерунду.

– И?..

– Я принесла шоколадного печенья…

– Спасибо, – тихо промолвил Патрик, забирая у нее из рук расписную жестянку. Его искренне тронули ее невинность и робость.

Но Джулия была до того уж робка, что, отдав ему печенье, тут же попятилась назад.

– А почему бы нам вместе не съесть по печеньицу, Джулия? С чашечкой кофе? – предложил Патрик.

– Ох! – выдохнула Джулия, почти соблазненная его предложением.

Впрочем, соблазн был скорее в ином. Джулия знала, что ждет ее, когда она уйдет из конюшни. Горькое одиночество Бельведера. А ведь когда-то молчание огромного особняка было таким мирным, наполненным ожиданием. Она тогда знала, что пройдет немного времени, и тишина огласится его криками: «Джули, привет, как прошел день? Я люблю тебя, Джули!» А теперь тишина будет напоминать ей о тех временах, которые безвозвратно ушли, об умерших мечтах.

Джулия боялась возвращаться в пустой особняк, боялась она и того, что должна была сделать сегодня с утра первым делом. Потому что сначала надо было заехать в Сомерсет и все рассказать Пейдж, если только Пейдж еще не знала о любовной интрижке Джеффри с ее лучшей подругой Дайаной.

– Нет, спасибо, Патрик. У меня есть кое-какие дела. Я просто хотела еще раз тебя поблагодарить.

– Да не за что, – улыбнулся Патрик. – Кстати, Джулия, давай договоримся, что извинений довольно, ладно?

– О’кей. Что ж, думаю, мы увидимся завтра в четыре на уроке Мерри.

– Хорошо, завтра так завтра. И… Джулия…

– Да?

– Если тебе захочется поговорить, то я все время здесь, и сейчас, когда в школе начались занятия, я не так занят.

Лавандовые глаза не обиделись, нет, в них, мелькнула, скорее, благодарность, и она вновь прошептала:

– Спасибо тебе, Патрик.

– Ох нет, Джулия, не может быть! Ты и Джеффри…

– Все кончено, Пейдж. Ты разве не знала?

– Я видела, что тебя что-то тревожит, но мне и в голову не приходило, что у вас с Джеффри возникли проблемы.

– Ты не знала, что он полюбил другую женщину?

– Нет, Джулия. Да и откуда мне знать? – пожала плечами Пейдж. – Кстати, я и сейчас не до конца верю в это.

– Ты сама увидишь, Пейдж.

«Пейдж увидит. Весь свет увидит». Джеффри с Дайаной больше не надо скрываться.

Джулия резко встала – ей вдруг захотелось поскорее уйти отсюда, хотя она знала, что там, куда она может пойти, ее ждет горькое одиночество.

– Мне надо идти, – прошептала она.

– Почему бы вам с Мерри не пообедать сегодня у нас, Джулия? Эдмунд уехал по делам в Бостон. Будем только мы – четыре девочки.

– Не знаю еще, Пейдж. Я спрошу у Мерри.

Мерри не захотела обедать с Пейдж и Амандой. Ей хотелось остаться с мамой и смотреть на папу по телевизору.

– У папы печальный вид, мамочка, – спокойно проговорила девочка, когда они включили программу «Мир сегодня вечером». – Я уверена, что он скучает по нас.

Джулия испытывала нестерпимую боль, глядя на Джеффри. Было невыносимо думать, что вот он здесь, в Манхэттене, всего в шести милях от нее, но, увы, они больше не увидятся, потому что Джеффри навсегда ушел из ее жизни. Джулия не была уверена, действительно ли грусть светилась в его синих глазах, но была согласна с Мерри, что вид у него какой-то странный. А может, ей это казалось, потому что сердце ее терзала страшная боль, а глаза застилало слезами?

«Он стал другим, – напомнила себе Джулия. – Он любит другую женщину. Несмотря на это, я все еще люблю его, очень люблю».

Глава 18

– Все в порядке, Джеффри?

– Разумеется. – Оторвав взгляд от текста, который он писал для эфира на вечер вторника, Джеффри посмотрел на исполнительного продюсера, внезапно появившегося в дверях его кабинета. – А почему ты спрашиваешь?

– Телезрители беспокоятся за тебя.

– Понятно, – кивнул Джеффри.

Телезрители? Неужто его боль так очевидна? Неужто все видят, что у него на сердце? У него, который славился своей беспристрастностью? Ведь он никогда не высказывал никаких политических симпатий, ничем не выдавал своего собственного отношения к жизни, всегда оставался корректным и сдержанным, как и полагается журналисту.

– И что же говорят телезрители?

– Что ты кажешься немного вялым. На прошлой неделе, когда ты был в Лондоне, многое можно было списать на общую усталость, ведь тебе одному приходилось освещать работу конференции. Но на этой неделе… Они, понимаешь ли, тревожатся за тебя, а не разочарованы в тебе.

В студию и в самом деле пришло немало писем с тревожными вопросами о популярном ведущем. Некоторые зрители с теми же вопросами звонили по телефону. Перемена в Джеффри была очевидной, правда, никто не мог понять, в чем дело, словно они, зрители, не могли поставить правильный диагноз.

Потому что это… Это шло от его сердца, это было только для одной Джулии. Некая интимность, кураж, предназначенные лишь для нее. Интимность была подсознательной, она каким-то образом соединяла его лицо с его сердцем и эта эмоциональная тропинка шла дальше, к его разуму.

Но все это было, когда Джулия еще жила в сердце Джеффри. Теперь все изменилось. Джулии не было рядом с ним, и его синие, как гладь океана, глаза больше не сверкали от радости, а в его голосе больше не звучали нотки нежности.

Сам-то Джеффри знал, конечно, что творится у него в душе – он был полностью опустошен, но ему казалось, что он хорошо держится перед камерой. Как выяснилось, это было совсем не так.

Телезрители мигом почувствовали, что с любимым ведущим что-то произошло, и стали названивать в студию для того, чтобы разузнать, в чем же дело. Исполнительный продюсер, впрочем, как и вся съемочная группа, был ближе к истине, догадавшись, что стряслось с Джеффри.

– Джеффри, мы всю неделю не давали твои руки крупным планом, – заявил он.

– Не давали мои руки крупным планом? – недоуменно переспросил Джеффри.

– Твое обручальное кольцо…

– Ты хочешь сказать, что зрители замечают, есть на мне обручальное кольцо или нет?

– Моментально.

Джеффри вздохнул. Мало того, что телезрители заметили его равнодушие, так еще мимо внимания съемочной группы не прошло отсутствие обручального кольца на его безымянном пальце, и операторы заботливо прикрывали его руки, предположив, что у него разлад с женой и что он будет недоволен, если это заметит еще кто-то, кроме них.

– Наверное, я возьму недельку отпуска, – пробормотал Джеффри.

– Почему бы и нет? Две недели назад ты ведь так и не взял отпуск. Уверен, что Джон сможет заменить тебя.

После эфира Джеффри набрал знакомый номер в Саутгемптоне. Правда, звонок был не в Бельведер, а в соседнее поместье.

– Привет, Эдмунд! Это Джеффри.

– Джеффри, здравствуй.

– Ты говорил с Джулией?

– Да, и я говорил, и Пейдж.

– Стало быть, ты все знаешь.

– Да, и мы оба весьма сожалеем.

– Спасибо. Джулия объяснила, что случилось?

– Она сказала, что есть кто-то другой.

– Да. – Джеффри не стал спрашивать Эдмунда, знал ли тот, кого полюбила Джулия. Это было не важно. Важно другое – Джулия уже успела рассказать все Эдмунду и Пейдж. Это означало, что у нее не было никаких сомнений в принятом решении. – Эдмунд, а Джулия попросила тебя начать дело о разводе?

– Нет, – честно ответил Эдмунд.

Джулия ни о чем таком его не спрашивала, это они с Пейдж навели разговор на эту тему. Эдмунд хотел быть уверен в том, что она обратится только к нему, если дело дойдет до развода. Эдмунд хотел, чтобы Джулия, именно Джулия, избежала лишних неприятностей, связанных с публичной оглаской, чтобы не получилось того, что вышло при разводе Дайаны и Чейза, когда судебный исполнитель был настолько бестактен, что принес Дайане бумаги на развод накануне операции на сердце советскому послу. Джулия и так болезненно перенесет развод. И Эдмунд не хотел, чтобы у нее возникли дополнительные причины для огорчения.

– Нет, Джеффри, Джулия не просила меня начинать дело о разводе, – добавил Эдмунд. – А ты просишь?

– Ну уж нет, Эдмунд. Я не собираюсь подавать на развод.

– Понятно.

Это неплохо, подумал Эдмунд. Можно надеяться, что развода вообще не будет, потому что Джулия сказала ему: «Я ни за что не подам на развод, Эдмунд. Но я уверена, что Джеффри сам позвонит тебе».

В субботу утром Джеффри на «конкорде» улетел из Нью-Йорка в Париж. В аэропорту Шарль де Голль он пересел на рейс «Алиталии» Париж – Венеция.

Дайана остановилась в Венеции в отеле «Киприани». На следующий день утром, если он не ошибался, она должна была отправиться в путешествие вокруг греческих островов.

«Что я делаю? – спросил он себя, когда катер забрал его на площадь Сан-Марко и повез на остров, где располагался роскошный отель. – Облетаю половину земного шара для того, чтобы узнать, не сможет ли Дайана пообедать со мной сегодня?»

А что, если Дайана уже не одна? Что, если она познакомилась с кем-нибудь во время путешествия и не хотела, чтобы ее тревожили?

Джеффри верил: сапфировые глаза сразу скажут ему правду.

– Да, синьор, – ответила ему консьержка в «Киприани», когда Джеффри спросил, зарегистрирована ли в отеле Дайана.

– Можете набрать ее номер? – спросил Джеффри, направляясь к телефону цвета слоновой кости с золотом, стоявшему на отделанной мрамором стойке.

– Разумеется.

Дайаны не оказалось в комнате. Не появилась она и через час, когда Джеффри, расположившись в своем номере, переодевшись и побрившись, снова позвонил ей. Приведя себя в порядок, Джеффри решил посмотреть Венецию. Перед тем как уйти из «Киприани», он заказал обед на двоих в элегантном ресторане отеля и оставил Дайане записку: «Дайана, что скажешь об обеде в отеле в восемь вечера? Или на следующей неделе на Манхэттене? Джеффри».

Катер вновь отвез Джеффри на площадь Сан-Марко. Он не стал подниматься на любимую туристами колокольню, бродить по Дворцу дожей и рассматривать византийскую мозаику в базилике. Джеффри уже много раз бывал в Венеции, восторгался великолепным городом каналов и сокрушался по поводу того, что с ним не было его любимой Джулии.

И сегодня, не обращая внимания на исторические достопримечательности, он бродил по лабиринту мостов и каналов, не задумываясь уверенно продвигался вперед, словно у него была определенная цель. На самом деле Джеффри просто гулял по дивному городу и из нескольких дорог выбирал одну лишь потому, что она чем-то манила его – то его привлекал живописный мостик, то на каком-то стоявшем вдали здании он замечал необыкновенную горгулью, то ему хотелось поближе взглянуть на статую Вероччио, то он шел на одурманивающий аромат из ближайшей пиццерии. И в конце концов дорога привела его к Дайане.

Она сидела за столиком маленького уличного кафе, находящегося в стороне от любимых туристами площади Сан-Марко и Большого Канала, пила кофе капуччино и смотрела на бронзовых русалок в фонтане, расположенном на другой стороне крытой булыжником мостовой.

Джеффри, увидев ее, замедлил шаг – он вдруг испытал неловкость. Он приехал сюда, потому что доверял ей; ему нужно было увидеть ее честные голубые глаза и услышать от нее честные слова.

Но все это было нужно ему, а она хотела побыть одна.

Однако Дайана улыбнулась Джеффри, правда, улыбка ее была немного грустной, не потому ли, что она увидела пустоту в его глазах, увидела, что на безымянном пальце его левой руки нет обручального кольца, отчего рука стала казаться такой голой; впрочем, улыбка ее была еще и радостной, потому что Дайана была очень рада видеть Джеффри. Она успела соскучиться по нему.

– Привет.

– Привет. Я… я приехал пожелать тебе хорошего путешествия. Ты выглядишь замечательно, Дайана.

– Все дело не во мне, а в свете свечей, – улыбнулась она.

– Нет, не только в нем.

– Мне гораздо лучше, Джеффри, спасибо тебе.

Ей действительно стало легче после того, как она рассказала ему о своих печалях и о чувстве вины, мучившем ее. Выслушав ее, Джеффри все понял и сказал то, что она хотела услышать: «Прости себя, Дайана». Ей был нужен мудрый совет Джеффри, и стало гораздо легче.

– Не уверена, что была бы такой же сильной и полной надежд, если бы не поговорила с тобой в Лондоне.

– Нет, была бы, – возразил Джеффри.

– Не думаю, Джеффри. – Помолчав, она добавила: – Ты расскажешь мне, что произошло с Джулией?

– Когда я позвонил, она сказала, что нашему браку конец. Она нашла кого-то другого. Не знаю только кого. Это был очень короткий разговор.

– Мне очень жаль.

– Мне тоже. Но все кончено. – Джеффри пожал плечами. – Скажи мне лучше, что ты думаешь об Уффици?

– Но ты не говоришь мне, как чувствуешь себя.

– Я не для этого здесь. – Он помолчал. «Я, честно говоря, вообще не знаю, зачем сюда приехал, правда, мне почему-то кажется, что я поступил правильно. В одном я уверен: я здесь не для того, чтобы говорить о Джулии». И Джеффри спокойно добавил: – К тому же, Дайана, ты и так знаешь, как я себя чувствую.

Поздно вечером, когда Джеффри поцеловал Дайану у дверей ее номера, она не отпрянула от него, как в Лондоне. Она впустила его в свою элегантную комнату. Потому что они ведь оба уже были в следующей жизни, разве не так?

Дайана дрожала от прикосновений Джеффри и от собственных страхов. Хватит ли у нее сил на это? Правда, она была уже достаточно сильна, но все еще очень ранима. Да и сам Джеффри только что получил серьезную рану и тоже был раним.

И оба были так одиноки.

Взяв ее прекрасное лицо в ладони, Джеффри заглянул Дайане в глаза. В них было все – и те тайны, что недавно связали их, и доверие, которое она испытывала к нему.

– О чем ты думаешь, Дайана?

– О том, что ты – одинокий мужчина, а я – одинокая женщина.

– О чем еще?

– О том, что это может привести к настоящему бедствию.

– Да что ты? А если мы будем очень осторожны друг с другом?

– Возможно, – засмеялась Дайана. И повторила: – Возможно.

Она смеялась, потому что ей внезапно пришла в голову одна мысль: «Не будь такой серьезной! И прекрати без конца все анализировать!»

– А хороши ли вы в постели, ведущий? – кокетливо спросила она.

От этого игривого вопроса в глазах Джеффри мелькнул озорной блеск.

– Хотите выяснить это, доктор?

– Да!

Их первые ласки как бы помогали им узнать друг друга; они смеялись, улыбались, слегка поддразнивая партнера, скрывая шуткой некоторую неловкость.

– Знаешь, ты очень красива, – заметил Джеффри.

– Я этого не знаю, но все равно спасибо тебе. Да и ты весьма привлекателен. Но уж ты-то точно знаешь об этом, – улыбнулась Дайана.

– Знаю?..

– Разве нет?

Их близость началась с улыбок и смеха. Но вскоре их желание стало сильнее, им было хорошо уже не от слов, а от прикосновений.

Насмешки ушли – и им на смену пришли опасные чувства. Потому что теперь, когда Джеффри шептал: «Ты такая прекрасная, Дайана, такая прекрасная», он имел в виду не ее сапфировые глаза или чувственные губы и даже не ее великолепное тело. Нашептывая слова восхищения, Джеффри давал Дайане понять, что испытывает духовную общность с ней.

– А знаешь, ты приглашен.

– Приглашен?

– Да, в путешествие со мной по Средиземному морю.

– Но я в самом деле хотел лишь пожелать тебе счастливого путешествия, – заметил Джеффри.

– И сделал это великолепно… – Дайана хотела что-то добавить, но замолчала.

– Говори.

– Хорошо. Ты мне совсем не помешаешь, честное слово, но я знаю, что ты, возможно, хочешь побыть один, поэтому…

– Поэтому я принимаю твое великодушное предложение.

– Принимаешь? Что ж, я рада.

– Я могу помочь вам?

– Да, пожалуйста, благодарю вас. Я искала Патрика.

– Примерно в середине этого ряда стойл вы увидите темно-зеленую дверь. Думаю, он там.

– Спасибо.

Джулия уже успела побывать в конторе, заглянуть на круг, и только после этого она вошла в конюшню, где ей попался словоохотливый конюх. Джулия направилась по широкой кирпичной дорожке, проложенной между рядами денников, и вскоре увидела темно-зеленую дверь.

– Открыто!

– О! – только и успела охнуть Джулия, увидев, что попала не в очередной кабинет, кладовку или раздевалку для персонала, а в квартиру Патрика.