Текст книги "От сердца к сердцу"

– Да уж, – улыбнулся Патрик. – Ну ладно, давай попробуем это.

Опытными руками открывая бутылку, Патрик поймал на себе изумленный взгляд Кейси. Она встревожилась, опасаясь, что он солгал ей.

– Я же подрабатываю барменом, – быстро объяснил он, тут же подумав об их будущем. «Ох, Кейси, отчего это у тебя бывает такой испуганный взор, когда я говорю о себе?»

– И ты никогда не пробовал напитков, которые готовишь?

– Нет. Хотя мне всегда было интересно, каково шампанское на вкус.

Шампанское Патрику понравилось. Он попивал его из бокала, припасенного Кейси, и с восторгом наблюдал за искрящимися пузырьками. Однако больше всего ему понравился сводящий с ума поцелуй Кейси, которым она наградила его после очередного глотка.

Попробовав шампанского и ощутив на себе его эффект, Патрик понял, что был прав, избегая спиртного. Даже в этом идиллическом месте рядом с любимой женщиной он почувствовал, что вино лишило его обычной осторожности, сделав смелым и раскованным. Да, рядом с Кейси это было замечательно. Но тогда, в детстве, которое он провел в трущобах, где даже дети были вооружены, такое состояние могло привести к печальным последствиям: его просто могли убить. Да, алкоголь смертелен, во-первых, потому, что разрушает сердце, разум и лишает человека последней надежды, а во-вторых, потому, что человек в состоянии опьянения становится беспечным. В мире его детства, в том мире войны, это было непростительно.

Шампанское не повлияло на их любовь – их страсть была свободной и необузданной, но оно развязало Патрику язык, заставив произнести слова, которые давно сложились в его голове.

В ту ночь он сказал Кейси одну правду, несмотря на то что признаться в ней он задумал только после того, как расскажет ей все о себе.

– Я люблю тебя, Кейси, люблю.

– Ох, Патрик, я тоже люблю тебя…

– Когда ты возвращаешься в город? – спросил Патрик на следующее утро.

– Мои вещи прибудут из Калифорнии в последнюю неделю августа, и мне придется уехать, чтобы устроиться в новом доме.

«Распаковать мои коллекционные туалеты, забрать из банковского сейфа драгоценности, убедиться в том, что мой «мерседес» прибыл без царапин, и держать речь перед коллегией адвокатов». Она не думала о том, стоит ли рассказывать Патрику о себе эти не важные вещи, потому что была уверена – он поведает ей что-то в этом же роде. Поэтому Кейси не спешила. Они, разумеется, будут вместе, вернувшись к своей богатой и удачливой жизни, но ей еще не хотелось заканчивать это божественное лето любви.

– Я начну работать только после Дня труда, так что в пятницу я вернусь сюда на уик-энд. Знаешь ли, будет один вечер, который я должна посетить. – «Устроенный в мою честь», – добавила она мысленно. Заглянув в серо-зеленые глаза, Кейси тихо спросила: – А ты бы смог пойти со мной на этот вечер, Патрик?

– В пятницу?

– Да.

– Боюсь, что нет.

– Ты уверен?

– Да. Мне очень жаль, но я должен буду работать допоздна. Но почему бы нам не придумать что-нибудь в ночь на субботу?

– Я буду свободна.

– Отлично. Тогда устроим обед.

– Пикник на лугу с шампанским?

– Все, что захочешь, – улыбнулся Патрик.

Глава 11

Саутгемптон, Лонг-Айленд Август 1989 года

– Промокла? – с улыбкой спросил Джеффри, когда Джулия появилась в дверях библиотеки.

Этот день, последнее воскресенье августа, с утра был жарким и влажным, но к полудню появились свинцовые тучи, и потоки дождя обрушились на землю. Мерри была в гостях, Джулия с Джеффри договорились поработать до обеда: он – в библиотеке, а она – в своем розовом саду.

– Надо же, дождь пошел. А я-то собиралась сходить в магазин. Хочешь чего-нибудь особенного?

– Тебя.

– На обед? – улыбнулась Джулия.

– Ответ тот же.

– Ты можешь заполучить меня после обеда.

– Обещаешь?

– Конечно.

– Хорошо. Тогда на обед я приготовлю что-нибудь такое, что мы съедим очень быстро.

– Папа, пожалуйста, позови мамочку к телефону.

– Она ушла в магазин, Мерри.

– А когда вернется?

По дрожащему голоску девочки Джеффри догадался, что Мерри – на грани истерики. Джулия еще не скоро будет дома.

– Что случилось, детка? – ласково спросил он.

– Мне надо поскорее домой, – пролепетала Мерри. – Ты сможешь попросить маму, чтобы она сразу приехала за мной?

– Да, конечно, но она только что ушла.

– А если мне позвонить тете Пейдж или дяде Эдмунду?

– Но почему бы мне не приехать за тобой, Мерри?

– Ох! О’кей.

– Я буду у тебя через… – прикинув, сколько миль от Бельведера до поместья Монтгомери, Джеффри быстро подсчитал, – шесть минут. О’кей?

– О’кей.

* * *

Если бы за Мерри приехала Джулия, Даниэла Монтгомери и не подумала бы провожать Мерри до машины, а уж тем более – извиняться. Мерри оказалась слишком чувствительной, вот и все. Но за ней приехала не Джулия, а Джеффри.

– Джеффри, примите ради Бога мои извинения. Мне надо было договориться с Джулией, но, разумеется, мы не ждали дождя. Я думала, мы весь день проведем в бассейне. Да уже все девятилетние дети его видели! – невпопад добавила она.

Джеффри рассеянно кивнул Даниэле, но его беспокоила Мерри. Из ее темно-карих глаз ручьем лились слезы, и она казалась такой маленькой, такой беспомощной и напуганной. Но в то же время девочка силилась казаться смелой.

Шесть минут пути в Бельведер они молчали. Джеффри то и дело ласково посматривал на девчушку, но она не говорила ни слова, стараясь сдержать слезы. К тому же она явно его стеснялась.

Но почему? Она мало знала его. Подъезжая к поместью Монтгомери, Джеффри подумал, что говорил с ней по телефону впервые. А теперь, осторожно ведя машину по скользкой от дождя дороге, он был поражен еще одним: они ни разу не оставались вдвоем.

Как только машина подъехала к Бельведеру, Мерри бросилась в дом в поисках Джулии. Джеффри слышал, как девочка зовет ее:

– Мамочка! Ты здесь?

– Мерри! – ласково позвал Джеффри, увидев, что она – такая маленькая – стоит посреди огромной комнаты и уже не в силах сдерживать слезы.

Услышав его голос, Мерри подняла голову. Когда Джеффри увидел ее личико, у него перехватило дыхание. Мерри казалась потерянной и хрупкой, она была похожа на Джулию, когда та призналась ему, что ей только шестнадцать лет. И точно так же, как десять лет назад, Джеффри захотелось избавить ее от страха, сделать что-то, чтобы она вновь почувствовала себя счастливой.

– Скажи мне, что случилось, детка. – Джеффри опустился перед девчушкой на колени.

– Мы смотрели кино… Потому что пошел дождь, а кино оказалось таким грустным…

– Что за фильм? – спросил Джеффри.

– Он назывался «Старый крикун».

«Старый крикун»… В один из тех редких моментов, когда Виктория вспоминала о том, что она мать и у нее есть сын, она водила девятилетнего Джеффри на «Старого крикуна». Виктория слышала, что все дети смотрели этот фильм и что он всем понравился. Но фильм оказался таким грустным! Джеффри никому не сказал об этом, даже своим бабушке и дедушке, и плакал лишь украдкой. И вдруг сейчас давно забытая печаль всколыхнулась в его сердце.

Если бы Джеффри – как отец Мерри – узнал, что детям будут показывать «Старого крикуна», он бы обязательно сказал «нет». Несомненно, что так же поступила бы и Джулия. Его жена жизнь положила на то, чтобы окружить Мерри лаской и любовью и как можно дольше оберегать от грустных сторон жизни.

– А знаешь, Мерри, когда мне было столько же лет, сколько и тебе, – тихо заговорил Джеффри, глядя в огромные карие глаза, – я тоже смотрел «Старого крикуна». И мне тоже стало так грустно.

– Правда? – с надеждой спросила девочка.

– Да, – кивнул Джеффри.

– Ну почему он должен был умереть, папа? – Ее сердечко разрывалось от тоски в точности так же, как и двадцать семь лет назад разрывалось сердце маленького Джеффри. Голос Мерри дрожал, из глаз капали слезы.

– Не знаю, отчего он должен был умереть, детка, – пожал плечами Джеффри. – В жизни иногда случаются грустные вещи.

Мерри задумчиво кивнула. А потом, заглянув ему в глаза, смело спросила:

– Новости ведь могут быть очень грустными, правда? И тогда тебе приходится рассказывать людям об этих печальных вещах. Ты плачешь когда-нибудь от жалости?

– Иногда, – признался Джеффри. – Мерри, а откуда тебе известно про новости?

– Потому что мы с мамой каждый вечер их смотрим.

Покачав головой, Джеффри словно воочию увидел картинки новостей, которые Мерри не стоило бы смотреть. Сначала он вспомнил ужасные кадры кровавой резни в римском аэропорту, когда была убита дочь журналиста. Это произошло три с половиной года назад, но Джеффри знал, что никогда не забудет этого страшного события. Впрочем, и в последние месяцы дела обстояли не лучше. Джеффри припомнились зверские преступления против детей, вовлеченных в зловещие ритуалы в Матаморосе, катастрофа на футбольном матче в Шеффилде. Вызывающие дрожь съемки отца, убившего своих дочерей в Калифорнии, расстрел демонстрации китайских студентов, выступивших за демократию на площади Тяньаньмынь.

За несколько секунд Джеффри припомнил репортажи пяти трагических случаев, которых Мерри видеть не следовало. Ему не верилось, что Джулия могла позволить ей это.

– Так ты смотришь новости с мамой?

– Мы смотрим на тебя, – откликнулась Мерри. – Мама всегда смотрит новости первой и записывает те кадры, которые и я могу посмотреть. Раньше, когда я была маленькой, мама разрешала мне смотреть почти все, но теперь, когда я многое понимаю, мне можно смотреть только некоторые куски. – Мерри, не смущаясь, выложила это парадоксальное умозаключение. Без сомнения, они обсуждали это с Джулией. – Но я могу смотреть все твои специальные репортажи, когда они касаются политики или экономики.

Джеффри улыбнулся, но в голове его вертелись тысячи вопросов.

Так, стало быть, Мерри смотрит телевизор, чтобы увидеть его? Собственного отца? Джулия хотела, чтобы они наконец стали настоящей семьей, но неужели эта милая маленькая девочка тоже чего-то ждала от него? Неужели ей была нужна его любовь?

А ему-то казалось, что Мерри не нуждается в нем. Ему было известно, что ее жизнь до краев наполнена материнской любовью, Мерри почти как родную любили Пейдж и Эдмунд. Этим летом Джеффри несколько раз бывал на пикниках, нередко устраиваемых в Сомерсете, и имел возможность убедиться, какими прочными узами любви и дружбы связаны Джулия, Мерри, Аманда, Пейдж и Эдмунд. Сам Джеффри стоял немного в стороне от их тесного круга. Так было всегда. И теперь, когда он пытался войти в этот круг, потому что обещал Джулии создать настоящую семью, Джеффри чувствовал себя неуклюжим и неуверенным. Его, разумеется, тепло встречали. Но ему была неведома история любви и радостного смеха, связывающая всех их. Он был аутсайдером в этой команде… потому что редко бывал на пикниках, устраиваемых отцами и их дочерьми.

Однако этим летом, глядя на девочку с огромными карими глазами, которая так весело смеялась в компании Эдмунда и так явно робела в его присутствии, Джеффри пожалел о том, что избегал ее общества.

– Мерри!

– Мамочка! – Глаза девочки загорелись при звуке голоса Джулии, и она бросилась навстречу матери. – Ты дома!

– Да, дорогая. – Джулия встала на колени, чтобы ее глаза оказались на одном уровне с карими глазами дочери. Нежно погладив светлые волосы девочки, Джулия спросила: – Что случилось?

– Нам показали кино. Фильм назывался «Старый крикун». Он оказался очень грустным, мне захотелось домой. Папа приехал за мной. Он видел этот фильм, когда был маленьким, и ему тоже было грустно. – Мерри говорила с Джулией, не сводя с нее глаз. Джулия всегда дарила ей любовь и нежность, и девочка уверенно чувствовала себя рядом с матерью. Потом, обернувшись на Джеффри, она робко добавила: – Папа спас меня так же, как ту маленькую девочку в Бейруте.

– Спасибо, – шепнула Джулия Джеффри. А затем, взяв дочь за руку, сказала: – Пойдем со мной в кухню, Мерри, чтобы не мешать папе. Ему нужно закончить работу.

– Я уже все сделал, – заявил Джеффри. – Можно я помогу вам?

– Папа, а хочешь, я научу тебя готовить шоколадное печенье? – неожиданно предложила Мерри.

– Очень хочу, детка.

Джеффри говорил спокойным голосом, но его сердце неистово билось в груди. Ему так хотелось получше узнать эту милую девчушку. Хотелось, чтобы Мерри поняла: она может доверять ему не меньше, чем Пейдж и Эдмунду. Он хотел, чтобы она могла рассчитывать на него, если возникнет такая необходимость.

«Ты этого хотел? – спрашивало его сердце. – Или тебе нужно больше? Разве ты не хочешь, чтобы вы стали настоящей семьей?»

Да. Именно этого он и хотел. Он пообещал Джулии, что постарается, но его обещание было окутано пеленой неуверенности.

И вот теперь…

Джеффри не знал, нужно ли Мерри больше его любви, но он будет рядом, если она захочет, если позволит ему приблизиться к ней и если они оба сумеют преодолеть свою робость.

И, глядя в эти огромные карие глаза, слушая, как Мерри бойко объясняет ему, как готовить шоколадное печенье, и улыбаясь Джулии, Джеффри подумал, что, пожалуй, все на свете возможно.

«Я знаю, что Мерри не может быть твоей дочерью. Но ты можешь любить ее как собственное дитя – так же, как и я полюбила свою дорогую правнучку. Так что единственное препятствие, мой дорогой Джеффри, таится в твоем сердце». Направляясь с Джулией и Мерри в кухню, Джеффри вспомнил слова прощального письма бабушки.

«Ты была права, бабушка, – подумал он, – потому что правды не изменить, а с моего сердца вдруг, словно по волшебству, свалилась огромная тяжесть. И в том месте, где лежало препятствие, о котором ты говорила, я теперь ощущаю необыкновенную, полную радости надежду».

– Я буду скучать по тебе, – прошептал Патрик, прикасаясь губами к шее Кейси.

Они находились в гостиной Сиклиффа и наблюдали за тем, как дождь барабанит по океанским волнам. Патрик стоял за спиной Кейси, нежно обхватив ее руками за талию.

– Я тоже буду скучать по тебе, Патрик. Целых пять ночей. Ты не передумал насчет пятницы?

– Я правда не могу, Кейси, и мне очень жаль. Но я хотел обсудить наш субботний обед. Может, стоит пойти в ресторан, не на луг? В Саутгемптоне есть замечательный ресторанчик под названием «У Клода».

«У Клода»… Пейдж рассказывала ей об этом дорогом и уютном французском ресторане.

– Но туда же не пойдешь в джинсах и футболке, – заметила она.

– Мы могли бы поесть где-нибудь еще, если хочешь.

– У меня есть платья для приемов. – «А у тебя наверняка шкаф полон костюмов и смокингов, сшитых дорогими портными». – Я бы хотела пообедать с тобой в ресторане «У Клода».

– Тогда я закажу нам столик.

– Замечательно. – Кейси повернулась в руках Патрика, чтобы посмотреть на него. Он говорил так спокойно и серьезно, что ей захотелось заглянуть в его глаза. Увидев их серьезными и чуть грустными, она тихо спросила: – Почему при упоминании об обеде при свечах и с шампанским ты так помрачнел, Патрик?

– Потому что нам надо поговорить.

– О том, как будем встречаться, когда я перееду в город?

– Да. – Патрик поцеловал ее в губы, словно поцелуем хотел запечатать свое обещание. «Мы будем видеться, любимая, если только ты захочешь этого, узнав обо мне правду». – Но, Кейси, я должен кое-что сказать тебе.

– И я тоже о многом хочу поведать тебе, Патрик.

Патрик боялся рассказывать ей правду. Что, если она обидится на то, что он не открыл всего сразу? Почувствует ли она себя преданной? Не решит ли уйти от него? Патрик хотел, чтобы Кейси было легко расстаться с ним. Поэтому он и задумал пригласить ее в ресторан – там, на нейтральной территории, ей будет проще, чем на их дивном лугу любви.

А вот Кейси не боялась ни того, что должна рассказать Патрику, ни того, что он должен был поведать ей. Они уже знали самое важное друг о друге. Детали об их удачах и богатстве ее не интересовали. Кейси замечала, что Патрику нелегко приступить к своему рассказу. Она догадывалась, что причина тому – игра, в которую он вступил и из которой никак не выйдет, поэтому его и терзает чувство вины. Но если только это терзает Патрика, они могут вместе посмеяться над его сомнениями.

А вдруг его волнует что-то другое?

Ей все равно.

Она любит Патрика, знает, что и он любит ее, а все остальное не имеет значения.

* * *

К трем часам грузчики ушли, а Кейси осталась распаковывать ящики в своей роскошной квартире, выходящей окнами на Центральный парк. Первым делом она достала из коробок юридическую литературу – эти книги были ее старинными друзьями, хотя Кейси не понимала этого раньше. Она стала адвокатом, чтобы угодить Кей-Кей Инглишу. Но этим летом, раздумывая о важном и не важном, Кейси поняла, что действительно верит в то, что делает. Для нее важно быть хорошим адвокатом. Но ей больше не хотелось быть лучшим адвокатом на свете. Больше того, Кейси поняла еще кое-что очень важное – она должна полностью выкладываться на работе, не пытаясь при этом прыгнуть выше собственной головы.

Итак, своды законов были ее лучшими, добрыми друзьями. Впрочем, как и дорогие плетеные кресла от Макгира с подушками, потому что легкая и элегантная калифорнийская мебель напоминала ей о Сиклиффе.

Однако, развешивая свои коллекционные туалеты по огромным шкафам, Кейси нахмурилась. Лен от Лорена, шелка от Диора и шифон от Шанель так отличались от той простой одежды, в которой она щеголяла все лето и которую Патрик так нежно и осторожно снимал с нее. Коллекционные туалеты принадлежали прежней Кейси, талантливой актрисе, которая давала замечательные представления, но не испытывала при этом ни радости, ни счастья. И если она опять наденет эти дорогие платья, не исчезнет ли навсегда новая Кейси?

– Нет! – громко сказала Кейси, обращаясь к своим костюмам, словно хотела предупредить их. Нет, новая Кейси никуда не денется – она останется под дорогим шелком и льном. «Патрику просто потребуется чуть больше времени для того, чтобы раздеть меня».

Уверенно улыбнувшись, Кейси придирчиво осмотрела свой гардероб и выбрала два платья, которые отправятся с ней на последний уик-энд в Саутгемптоне. На вечер, устраиваемый в ее честь в клубе, она наденет платье с блестками от Кадзини. Знаменитый дизайнер в области одежды шил это платье не для нее, но создавалось именно такое впечатление. Блестки были бледно-голубыми и нежно-сиреневыми – в точности цвета ее глаз. Кейси решила надеть это потрясающее платье в пятницу, потому что вечером она должна блистать.

А вот в субботу, на обеде при свечах, на ней будет платье от Лоры Эшли. Цвета топленого молока. Оно было украшено многочисленными оборочками и кружевами и напоминало деревенское подвенечное платье прошлого столетия. Кейси купила его в Сан-Франциско и еще ни разу не надевала. Мягкое, романтичное, оно было вовсе не в стиле Кейси, однако теперь молодая женщина лишь улыбнулась, подумав об этом. «Видимо, еще тогда, до отъезда из Сан-Франциско, я поняла, что есть еще одна Кейси».

– Я могу вам помочь? – не скрывая своего неодобрения, спросила молоденькая продавщица у Патрика, когда он вошел в магазин дорогой мужской одежды.

– Мне нужны кое-какие вещи.

«Да уж», – подумала женщина.

Патрик просто хотел купить что-нибудь приличное на субботний обед. А вот если, узнав правду о нем, Кейси захочет и дальше встречаться с ним, он вернется сюда и накупит себе брюк, рубашек и свитеров, чтобы навещать ее на Манхэттене. «Кейси непременно захочет видеться со мной, ведь правда?» Так разве не стоит накупить много одежды сразу? Это послужит доказательством того, что он не сомневается в ней и в ее любви.

У Патрика было достаточно денег. Летом он много работал, давая уроки верховой езды и разливая спиртное по бокалам. Иногда из-за дополнительной работы он не мог приезжать к ней на ночь. Как это будет и в ближайшую пятницу. Однако когда в школах начнутся занятия, дети реже будут ходить в конюшню, да и вечеров в клубе станет поменьше, поэтому Патрик и подкопил денег, чтобы почаще ездить к Кейси в город.

Было время, кода Патрик одевался, словно действительно принадлежал к миру богатых и благополучных. И теперь он безошибочно выбрал для себя безукоризненный костюм, так что, когда вышел из примерочной, чтобы взглянуть на себя в большое зеркало, продавщица лишь восторженно охнула.

– Я знаю, кто вы такой!

– Сомневаюсь, – спокойно бросил Патрик, но сердце его тревожно забилось. Он знал, что, за исключением длинных волос, в его внешности ничего не изменилось – он был таким же, когда принимал участие в розыгрышах призов, устраиваемых шикарными клубами. Правда, заношенная одежда несколько изменила его внешность, и в нем трудно было признать того роскошного наездника. Но что, если эта женщина все же узнала его?

– Нет, я уверена, – улыбнулась она. А потом торжественно произнесла: – Вы – модель Кэлвина Кляйна, ведь правда? Я видела вашу фотографию в последней рекламе.

Кейси взглянула на свое отражение в зеркале, одеваясь для вечера в ее честь в саутгемптонском клубе. Платье от Кадзини раздражало ее. Блестки смотрелись отвратительно на фоне ее бледных рук. Да, ее когда-то загорелая кожа побледнела, несмотря на лето, проведенное у океана, потому что дни напролет она сидела дома, изучая юридическую литературу, чтобы ночи проводить в обществе Патрика. Это было лето лунного, а не солнечного света, да и Патрику так нравилась бледность ее кожи, освещенной луной!

Впрочем, Патрик наверняка сказал бы, что платье очень идет ей и прекрасно гармонирует с бледной кожей. И Кейси поняла, что дело вовсе не в платье. Нет, ее раздражала необходимость блистать этим вечером. В этом была проблема.

Этим вечером в компании самых богатых и влиятельных мужчин и женщин Нью-Йорка Кейси Инглиш должна была всех очаровывать, говорить правильные, уверенные и умные слова и постоянно быть начеку. Но ей вовсе не хотелось блистать и очаровывать. Кейси даже не была уверена в том, что вообще в состоянии теперь это делать.

Хмуро глядя на платье, бывшее символом прежней Кейси, она решила, что этим вечером ей понадобятся иные символы – новой Кейси, Патрика и их любви.

Она распустит волосы, как делала это все лето. И вплетет в золотые локоны несколько полевых цветов, как это делал Патрик. Но Кейси не обращала внимания на то, как ему удавалось вплетать стебельки в ее волосы, потому что, когда он касался ее, она сгорала от желания. Однако потом она с удивлением замечала, что и через несколько часов после страстной близости в ее спутанных кудрях пестрели яркие лепестки.

Так что вечером она вплетет в волосы полевые цветы и будет воображать, что Патрик рядом с ней.

Но Кейси никак не удавалось вплести цветы в волосы. То, что Патрик делал своими сильными и нежными пальцами, было не под силу дрожащим пальчикам Кейси. Цветы то и дело падали на пол, с них осыпались лепестки. Как Кейси ни старалась, у нее ничего не вышло.

А время шло, она уже начинала опаздывать.

В конце концов, разозлившись, Кейси приподняла рыжую гриву, скрутила волосы и уложила их аккуратной короной на макушке, заколов массивной золотой заколкой. Пальцы ее стали уверенными, потому что таким образом прежняя Кейси много раз делала себе прическу. Но та Кейси никак не могла обрести спокойствия, впрочем, ей и не хотелось этого. И все же, гоня свой золотистый «мерседес» к саутгемптонскому клубу и чувствуя, что вот-вот опоздает, Кейси желала, чтобы к ней вернулось немного обычного ее самообладания.

«Просто будь собой, – говорила она своему неистово колотившемуся сердцу. – Только такой, какой ты стала и какую любит Патрик. Но что, если я могу быть новой Кейси только с Патриком?»