Текст книги "Невероятные происшествия в женской камере № 3"

Катя стояла в двадцати сантиметрах.

Аня сначала даже не поняла, кто это – просто дернулась в сторону от темной фигуры, да так, что стукнулась головой о подоконник. Боль не дала разрастись панике, и, тихо ойкнув, Аня принялась тереть шишку, на секунду позабыв про Катю. Но та продолжала молча стоять рядом, и Аня наконец-то посмотрела на нее.

На мгновение она подумала, что сон продолжается и сейчас она увидит что-то невозможное, но нет – рядом с ней был обычный человек. Аня чувствовала исходившее от Кати тепло и видела крохотный шрам над верхней губой. Наверное, она просто тоже замерзла и встала закрыть окно.

– Ты меня напугала, – шепотом пожаловалась Аня.

А в следующую секунду Катино лицо вдруг исказилось до неузнаваемости, словно всю его хищность выкрутили на максимум – глаза сузились, нос заострился, – и с глухим звериным рычанием она бросилась на Аню.

Аня ударилась лопатками о стену позади. Она попыталась вырваться, но Катя вцепилась ей куда-то в плечи мертвой хваткой. Вместе они рухнули на пол. Аня бестолково лягалась и дергалась, но Катя навалилась на нее сверху и придавила – Аня отстраненно подумала, что ощущение очень напоминает ее сон. Они возились на полу, не издавая ни звука. Аня не понимала, что Катя пыталась сделать: она как будто просто прижимала ее к земле. Что есть мочи Аня рванулась в сторону, но Катя снова повисла на ее плечах. Аня хотела схватить ее за руки и оторвать от себя, но Катина хватка была такой сильной, что ничего не вышло.

И вдруг совершенно отчетливо, в самое ее ухо Катя прошипела:

– Отдай ее мне, это мое.

От неожиданности и испуга Аня замерла, и, как ни странно, Катя замерла тоже. Эта пауза длилась всего лишь секунду, но Ане хватило ее, чтобы прийти в себя: собрав последние силы, она отшвырнула сокамерницу в сторону и тут же почувствовала глухой удар по голове в том же месте, где только что стукнулась о подоконник.

Она лежала на полу рядом со своей койкой. За окном светило солнце. Аня слышала, как воробьи чирикают и бегают, цокая коготками, по пластиковой крыше двора. Рядом никого не было.

Очень медленно Аня села. Она чувствовала, что ушибла голову, а еще плечо и бедро – очевидно, она умудрилась упасть с кровати. Это было так стыдно и нелепо, что даже смешно. Какое счастье, что ей всего лишь в очередной раз приснился дурацкий кошмар. Сон во сне – бывает же такое. Улыбаясь от облегчения, Аня подняла руку, чтобы дотронуться до шишки на затылке.

Вокруг ее указательного пальца была обмотана тонкая серебряная цепочка.

День шестой

Аня сорвала цепочку с пальца, словно она была отравленной, и вскочила с пола. В камере стояла абсолютная тишина, прерываемая только размеренным дыханием соседок. Все три мирно спали на своих койках. Катя лежала на спине, повернув голову набок и смешно приоткрыв рот. В ее лице не было ничего угрожающего, и сейчас оно казалось даже более юным, чем обычно. За окном стояло солнечное безмятежное утро.

Аня подошла к умывальнику и включила воду. В зеркало она не смотрела – боялась, что снова увидит там то, чего нет. Моя руки, она уголком глаза заметила справа какое-то движение и испуганно отшатнулась, прежде чем поняла, что это всего лишь ее собственное отражение в белом кафеле умывальной стенки.

Аня снова оглядела камеру. Бушевавшее на улице солнце еще не осветило ее, и пока здесь было сумеречно и прохладно. Окна выделялись на фоне стены ослепительными пятнами, как подсвеченные в музее картины. Небо сегодня было неправдоподобно синим, а листва на деревьях – ядовито-зеленой. Аня прикрыла глаза. Она хорошо помнила, что в первый день камера поразила ее простором – теперь же она словно сжалась до размеров коробки. Даже само заключение неожиданно стало ощущаться по-другому. Раньше за чередой событий оно проходило скорее незаметно: столовая, прогулки, звонки, разговоры – если не считать того, что покинуть это место нельзя, тяготиться в нем было особенно нечем. Сейчас Аня впервые по-настоящему почувствовала себя взаперти, только не в спецприемнике, а в собственной голове. На воле можно было бы прогуляться, развеяться, занять себя делами, а здесь она была обречена думать об одном и том же бесконечно.

Чувствуя себя вымотанной, Аня доплелась до кровати и села. Хотелось спать, но она теперь знала, что сон не поможет – наоборот, в нем видения приобретали только большую яркость. Аня бесцельно водила взглядом по полу перед собой. На глаза попалась цепочка. Она лежала в солнечном квадрате, падавшем из окна, и искрилась на солнце. Аня долго рассматривала ее, а потом подняла и покрутила между пальцами. Откуда она вообще могла здесь взяться? Может быть, ее случайно обронила одна из сокамерниц? Может быть, кто-то из тех, кто сидел здесь раньше? Может, сегодня ночью Аня нашла ее в приступе лунатизма? Несмотря на усталость, Аня даже фыркнула от такого предположения. Поверить в это она не могла даже от самого большого отчаяния. Впрочем, другие, менее абсурдные объяснения ей в голову не приходили.

Надо спросить у Кати прямо, решила Аня. Плевать, как это прозвучит и что подумают остальные. В конце концов, они скоро выходят и Аня больше никогда их не увидит, но если она не разберется сейчас с этой чертовщиной, то никогда не освободится. Только как спросить? “Нападала ли ты на меня ночью?”… Нет, так все же чересчур. “Не происходило ли с тобой что-то странное в последнее время?” А так слишком обтекаемо. “С тех пор как я попала сюда, я постоянно вижу кошмары. В сегодняшнем была ты, и, кажется, ты требовала вот эту цепочку. Я хочу понять, что происходит”. Все так же ужасно, зато хотя бы правдиво.

Решительно встав, Аня направилась к Катиной кровати. Катя по-прежнему спала, и Аня замешкалась, разглядывая ее. Во сне лицо у нее было таким беззащитным, что невозможно было предположить, будто она вообще могла на кого-то напасть. Аня заколебалась. Может, подождать хотя бы, пока Катя сама проснется, чтобы не усугублять неловкость вопроса?..

– Ты чего? – прошептали сзади.

Аня подскочила и резко обернулась. Лежа на соседней верхней полке, на нее сонно и настороженно смотрела Наташа. Пучок у нее на макушке нелепо сбился набок.

– Ничего, – смутилась Аня. – Хотела окно открыть.

В доказательство своих намерений она подошла к окну и распахнула его.

Наташа продолжала с подозрением наблюдать за ней, и под ее взглядом Ане не оставалось ничего, кроме как малодушно побрести к своей кровати. Однако, сделав несколько шагов, она вспомнила, какой страх и усталость чувствовала, сидя на ней две минуты назад, и резко остановилась. Она не могла снова обречь себя на это. Зажмурив глаза, она выпалила:

– С тобой ничего странного в последнее время не происходило?

Наташа нахмурилась:

– Что, например?

– Ну, что-то такое, что ты не можешь объяснить?

– Не п-понимаю.

– Галлюцинации? Странные сны?

– Чего?

– Ладно, забей, – упавшим голосом сказала Аня. На что она вообще рассчитывала, решив вслух об этом спросить? Она снова потащилась к кровати.

– Да п-правда, что у тебя случилось? – нахмурившись, спросила Наташа и села на койке. Она смотрела на Аню внимательно, можно даже сказать, с беспокойством. – Ты же уже не п-первый раз эти разговоры заводишь.

Аня помедлила. Наташино участие было таким неожиданным, что она вдруг почувствовала, как жалость к себе, которую она сдерживала все это время, разливается по телу. Глаза моментально заволокло слезами.

– Понимаешь, мне постоянно мерещится всякое, – чуть не всхлипывая, пробормотала Аня. – То ли видения, то ли кошмары.

Наташа продолжала не мигая на нее смотреть, и Аня заговорила быстрее:

– Например, сегодня ночью мне приснилось, что Катя напала на меня, а когда я проснулась, нашла вот это. – Аня раскрыла ладонь, в которой лежала цепочка.

Наташа посмотрела на цепочку, потом на Аню и восхищенно протянула:

– Ну ты и ебанутая-я-я…

Ане показалось, что ей в лицо впивается много-много маленьких иголочек. От стыда слезы высохли за секунду. Спрятав руку за спину и ни слова не говоря, она решительно зашагала к кровати.

– М-может, тебе к здешнему врачу сходить? – продолжала Наташа.

Аня молча рухнула на кровать и принялась устраиваться под одеялом, нарочито бурно его встряхивая.

Потеряв ее из виду, Наташа легла на своей кровати и свесилась вниз.

– А цепочку эту я у д-дежурной сперла, – сообщила она.

Аня замерла с поднятым одеялом.

– У вчерашней дежурной?

– Ну да.

– Откуда? Зачем?

– Да п-просто так. Не нравится она мне. А цепочка, наоборот, сначала п-понравилась, а потом я п-присмотрелась – фигня какая-то. Т-тонкая слишком. Я ее куда-то кинула и уже забыла.

Аня переварила ее слова.

– Как ты вообще смогла ее украсть? – наконец спросила она.

Наташа посмотрела на нее так строго, что даже ее сбившийся набок пучок на секунду перестал казаться нелепым.

– Много б-будешь знать, скоро состаришься. Ты вообще помнишь, за что я сидела? То-то же.

Наташина голова исчезла из поля зрения. Аня помнила. За кражу.

Она задумчиво обвила цепочку вокруг пальца. То ли оттого, что кошмар начинал забываться, то ли оттого, что хотя бы маленькая его часть прояснилась (не самым понятным, однако, образом), Анин страх начал отступать. Она была благодарна любой передышке. Вытянувшись на кровати, Аня закрыла глаза.

– Завтракать! – гаркнул в окошко мент.

Наташа, как обычно, сразу же легко спрыгнула с койки и направилась к умывальнику. Сначала зашумела вода, потом что-то упало в раковину. Аня продолжала лежать с закрытыми глазами, слушая, как Наташа сквозь зубы матерится. Катя зашевелилась на своей койке.

– Диана! – шепотом позвала она. Диана не ответила. – Диана! Диана!!

– Да что тебе надо! – сонно буркнула Диана.

– С днем рождения, мать! – весело заорала Катя и соскочила на пол. Аня открыла глаза. – Иди сюда, я тебя обниму!

Пару секунд Диана тупо смотрела на нее, а потом резко изменилась в лице и заорала:

– Ур-р-ра! У меня сегодня день рождения!

Она сгребла Катю в объятья, а потом вскочила и пустилась по комнате в пляс.

– Ненормальная, – угрюмо прокомментировала Наташа, глядя на Диану в зеркальную пленку и расплетая свой пучок на голове. – С днем рождения!

– С днем рождения, – вежливо присоединилась Аня.

– Спасибо! Спасибо! – Диана продолжала танцевать по камере. – Это будет мой самый странный день рождения в жизни. А пойдемте все завтракать. Что там обычно дают?

– Кашу, – пробурчала Наташа. Она наконец-то расплела волосы и встряхнула ими. Челка падала ей на лоб прямыми лучиками, остальные волосы вразнобой завивались. Наташа, кажется, осталась довольна результатом.

– Отметим кашей!

– Блин, это же гадость, – скривилась Катя.

– Зато в честь меня!

Устоять против Дианиного жизнелюбия было невозможно, поэтому, поворчав еще немного для вида, Катя согласилась. Аня согласилась тоже – оставаться одной в камере ей совсем не хотелось. По мере того как сон стирался из памяти, она испытывала все меньше страха перед соседками, зато все больше – перед собой. Казалось, что, как только она окажется в одиночестве, разум снова начнет ее обманывать. Аня не хотела оставлять ему шанса.

Завтрак представлял собой кляксу овсянки, поверх которой лежал кусок белого хлеба. Аня неуверенно поскребла это яство и отправила его в рот. На вкус овсянка оказалась, как ни странно, гораздо лучше, чем на вид.

– Как вас сегодня много! – сказал Виктор Иванович, одобрительно разглядывая арестанток с кухни. – Настоящий цветник!

– Это у нашей Дианы сегодня день рождения, – горделиво сообщила Катя.

– И сколько же лет имениннице?

– Двадцать пять! – звонко сказала Диана. Она так лучилась от счастья, что Аня невольно позавидовала – собственный день рождения никогда не вызывал у нее такой незамутненной радости.

Однако в камере Дианино настроение начало неудержимо портиться.

– У меня юбилей, а я даже отметить не могу, – ныла она. – Я хочу, чтобы меня все поздравляли! И дарили подарки! И говорили приятные слова! Хорошо тебе, Наташа, ты сегодня уже выходишь.

Наташа мрачно передернула плечами, как будто радости по этому поводу не разделяла.

– Скорее бы мы хоть гулять пошли, – продолжала канючить Диана. – Мне надо по всем камерам пройти и собрать номера телефонов.

– Зачем? – удивилась Аня.

– Ну, со мной тут многие познакомиться хотели, я им обещала, что в последний день возьму их номера.

– Но ты же вроде замужем?

Диана смерила ее таким снисходительным взглядом, словно Аня ничего не смыслила в жизни.

– Во-первых, номер еще ни к чему не обязывает. Во-вторых, я уже в третий раз замужем. Я со своим третьим мужем познакомилась на похоронах второго. А если бы у меня не было привычки знакомиться в любой ситуации, я бы, наверное, так бы в девках и сидела.

– Твои мужья знали друг друга, что ли? – поинтересовалась Катя.

Она закурила и откинулась на изножье Дианиной кровати. Диана взяла протянутую пачку и закурила тоже, облокотившись на изголовье.

– Да они в одной колонии сидели. Только тот, который мой нынешний муж, к тому моменту, как второй умер, уже откинулся. Но приехал на похороны, там и встретились.

– А от чего умер твой муж? – осторожно спросила Аня. Ей казалось, что в колониях просто так не умирают, и она приготовилась услышать какую-то леденящую кровь историю.

– Да болел долго, – пожала плечами Диана. – Ему то лучше становилось, то хуже. Под конец я уже думала, что пусть, пожалуйста, или туда, или сюда, а то ни у него, ни у меня уже сил не осталось.

На утреннем обходе – сегодня была смена дружелюбного старичка с голосом Деда Мороза – Катя рассказала ментам, что у Дианы день рождения, и та тут же не преминула этим воспользоваться: выклянчила душ вечером. Это на некоторое время снова ее развеселило, и когда менты ушли, Диана предложила играть в “Крокодила”. Аня, как обычно, отказалась.

Игра, впрочем, не заладилась – втроем это оказалось не так уж интересно. Анины сокамерницы стали думать, чем бы им еще заняться, и тут в окне появилась рыжая голова Кирилла.

– Привет, девчонки, – сказал он. – Я у вас вчера сигареты брал, сегодня возвращаю – мне передали.

С этими словами он просунул руку сквозь решетку и положил на подоконник сигарету.

– Ничего себе, какой в-воспитанный, – с подозрением пробубнила Наташа. – Небось надо т-тебе чего.

– Ничего мне не надо, – уязвленно сказал Кирилл. – Я к вам вообще-то по-хорошему. Ну, бывайте.

– Подожди! – воскликнула Катя и метнулась к окну. – Слушай, а помнишь, ты вчера водку предлагал?

– Помню. Только у меня больше ее нет, выпили.

– А-а-а… – разочарованно протянула Катя. – А то я подумала… у нас у Дианы день рождения, отметить хотели.

– Диана – это ты? – спросил Кирилл.

Диана томно кивнула. Как только Кирилл появился в окне, она как будто неуловимо изменилась: стала текучей и расслабленной и сейчас стояла, облокотившись на кровать и соблазнительно округлив бедро, в ожидании, когда он наконец-то ее заметит.

Кирилл помедлил, словно обдумывал что-то.

– А исполняется тебе сколько?

– Двадцать пять, – низким грудным голосом, мало похожим на ее обычный, сказала Диана.

Кирилл подумал еще.

– Вообще-то у меня кое-что есть, – наконец сказал он. – Отмечать здесь день рождения – отстой, так что я с тобой, так и быть, поделюсь.

Он засунул руку в карман, вытащил что-то и положил на подоконник. Аня вытянула шею, чтобы разглядеть, что там, – на подоконнике лежал маленький клочок бумаги.

– Думаю, вы знаете, что с этим делать, – усмехнулся Кирилл, глядя поочередно на Диану с Катей.

Катя решительно подошла к окну и развернула клочок бумаги. Лицо у нее моментально изменилось, и она уставилась на Кирилла округлившимися глазами.

– Ты как это сюда пронес? – прошипела она.

Диана заглянула ей через плечо и тоже вытаращила глаза.

– Все-то вам расскажи, – поддразнил их Кирилл.

Наташа молча наблюдала за происходящим, явно считая, что демонстрировать любопытство – удел слабаков, но тут даже она не выдержала. Привстав на своей койке и посмотрев на то, что Катя держала в руках, она повернулась к Кириллу и произнесла с угрозой в голосе:

– А ты случаем не м-мент?

– Я что, похож? – обиделся Кирилл.

– Не похож, – после паузы признала Наташа. – Но в-ведешь себя слишком п-подозрительно. Сигареты принес, теперь это. Как б-будто в доверие втираешься. Или подставить хочешь.

– Да больно надо мне в доверие к вам втираться, – огрызнулся Кирилл. – И подставлять тоже. Не надо – отдавайте!

Катя тут же на всякий случай сделала шаг в сторону от окна, а Диана спросила – от изумления своим обыкновенным голосом:

– А правда, как тебя с этим не запалили?

– Да что вы как маленькие? Тут с этим вообще никаких проблем. На дно банки кофе кладете, и все. Вы так себя ведете, что сами меня запалите.

– Не запалим, – сказала Катя. Сжав кулак, она торопливо убрала его за спину. – Спасибо тебе, мы никому не скажем.

Кирилл некоторое время буравил ее недовольным взглядом, после чего сказал:

– Ладно, пока. С днем рождения, – и спрыгнул с лавочки.

Когда его шаги удалились, Катя с Дианой переглянулись.

– Хотела отметить день рождения? Теперь отметим, – сказала Катя и захихикала. Глядя на нее, начала хихикать и Диана.

– Такого у меня точно никогда не было, – возбужденно проговорила она.

– Вы что, серьезно? – недовольно сказала Наташа. – А если п-поймают?

Аня, все это время сидевшая на своей кровати, подошла к сокамерницам. Ей тоже было интересно, что происходит. Катя пару секунд смотрела на нее, словно раздумывала, можно ли ей доверять, а потом достала из-за спины руку и раскрыла ладонь.

Аня осторожно взяла клочок бумаги и развернула его. Внутри лежал кусок гашиша размером с горошину.

– Ничего себе, – только и сказала Аня.

– Будешь с нами? – спросила Диана.

– Не знаю, – ответила Аня и покосилась на камеру в углу. Остальные проследили за ее взглядом.

– Это мы исправим, – решительно сказала Катя. – Завесим Иркину кровать одеялами, как раз будет не видно.

– Этот хрен точно мент, – безапелляционно сказала Наташа. Как обычно, когда она волновалась, ее заикание пропадало. – Вы только закурите, прибегут другие менты. Это он специально вам дал, чтобы подловить.

Диана беспомощно перевела взгляд с Наташи на Катю. Ей явно хотелось, чтобы Наташа ошиблась, но она встревожилась.

– Да ты же сама сказала, что он на мента не похож! – напомнила Катя.

– Не похож, – угрюмо согласилась Наташа. – Но я ему не верю. Ничего хорошего из этого не выйдет.

– Чепуха это все, – отмахнулась Катя. – Зачем ему вообще нас ловить? Покурим быстро, никто не узнает. Ты же хотела отметить день рождения!

Диана нерешительно переминалась с ноги на ногу.

– А если сюда кто-нибудь зайдет, пока вы дуть будете? – зловеще спросила Наташа. – Да и запах не сразу выветрится.

Это, кажется, на секунду поколебало и Катю, но она тут же взяла себя в руки.

– Чем дольше мы не курим, тем больше риск, что у нас это найдут и будет только хуже. Давай, Диана, решай. Или дуем, или выкидываем.

Диана с несчастным видом посмотрела на нее, потом снова на Наташу, потом на Аню. Катя выглядела дерзко. Наташа – непримиримо. Аня пожала плечами.

– Ладно, давай дуть, – наконец решилась Диана.

Катя заулыбалась, Наташа недовольно цыкнула.

– Я вас предупредила, – прокаркала она сверху.

– Не нагнетай, – дружелюбно сказала ей Катя.

Она подошла к тумбочке, возле которой они хранили пустые пластиковые бутылки, и выбрала наименее мятую. Диана тем временем завесила бывшую Иркину кровать – одним одеялом с торца, другим – с боковой стороны. Одеяла она пропихнула под матрас Наташи, обитавшей сверху. Та мрачно за ней наблюдала, но ни слова больше не говорила.

Помахивая бутылкой и всем своим видом изображая крайнюю степень расслабленности, Катя подошла к кровати и села в образовавшееся укрытие. Раскурив сигарету, она приставила ее горящий конец к бутылке и прожгла в ней дыру. Диана села рядом с ней, Аня – на соседнюю койку.

Отщипнув крохотный комочек гашиша, Катя расплющила его в пальцах и осторожно поместила на горящую сигарету. Вставив ее в дыру в бутылке, она зажала отверстие пальцем. Аня завороженно наблюдала, как густой молочный дым заполняет бутылку.

– Ну, ты первая, – торжественно сказала Катя и протянула бутылку Диане, продолжая зажимать отверстие пальцем.

Диана сначала помедлила, но уже в следующую секунду решительно отвинтила крышку и глубоко вдохнула в себя дым. Его густой белый цвет разом поблек до полупрозрачности. Диана оторвалась от горлышка, плотно сжав губы и почему-то выпучив глаза. Катя тут же вдохнула в себя весь оставшийся дым, словно выпила. Молча, не дыша, они посидели с Дианой несколько секунд, а потом почти синхронно с шумом выдохнули. Запахло травой.

– Ох, мощно, – хрипло произнесла Диана и тут же закашлялась.

Катя захихикала, одновременно отщипывая новую порцию гашиша и кладя ее на сигарету. Бутылка снова наполнилась дымом, и теперь Катя протянула ее Ане.

– Я? – неуверенно спросила Аня.

– Решай скорее.

Аня посмотрела на мглу внутри бутылки и подумала: будь что будет. Не давая себе времени усомниться, она наклонилась и сделала большой вдох.

Легкие продрало, в глазах защипало, а руки и ноги почти сразу же сделались ватными. Аня задержала дыхание на несколько мгновений. Ощущение ватности нарастало стремительно. Как хорошо, что она сидит. Аня выпустила дым. Хотелось растечься по кровати, хотя заранее казалось, что даже в этом случае расслабление будет неполным. Внутри Ани все вдруг стало таким невесомым, что само наличие тела уже казалось слишком обременительным. Она откинулась на подушку и стала созерцать своих сокамерниц.

Они сидели, фигурно расположившись на двух ярусах кровати перед ней: Катя с Дианой снизу в основании треугольника, а мрачная как туча Наташа – сверху. Катя то и дело прыскала от смеха и что-то возбужденно говорила Диане – Аня не пыталась разобрать слова, они звучали для нее слитно, как шум реки. Диана выглядела осоловевшей и изредка кивала.

Аня блаженно прикрыла глаза. Даже подумать о том, чтобы пошевелиться, а уж не дай бог встать, было невозможно. Все проявления окружающего мира – голоса, шероховатость простыни под ладонями, солнечный блик, гревший колено, – доходили как будто издалека.

Аня открыла глаза.

Перед ней сидели не ее сокамерницы. И как только она посмотрела на них, они замолчали и посмотрели на нее.

То, что это были не ее соседки, Аня скорее ощущала, чем видела: почему-то она вообще не могла увидеть их целиком. Они распадались для нее на части, словно одним взглядом она не могла вобрать в себя их облик сразу. Аня видела, как ослепительно, металлическим блеском отливают на солнце Катины волосы, глаза Дианы, черные как тоннели, Наташины ключицы, выпиравшие из-под кожи так остро, словно сейчас распорят ее. Аня пыталась расфокусировать взгляд, чтобы три сидящие перед ней фигуры поместились в него, но продолжала выхватывать только отдельные черты: желтые заостренные зубы, длинные ресницы, плавный скат плеча, блестевшего, как воск. Аня знала, что существа, сидящие перед ней, не люди, и одновременно боялась увидеть их и не могла не смотреть. Она продолжала блуждать по ним взглядом, натыкаясь на новые детали, пока не поняла – в этом сломанном калейдоскопе ее спасение, защитный механизм ее мозга. Если бы она смогла охватить этих существ одним взглядом, то не вынесла бы их вида.

Аня зажмурилась, и чувства вдруг разом нахлынули на нее: она услышала, как Катя говорит: “А какой был самый странный подарок, который тебе дарили на день рождения?”, поняла, как затекла шея из-за неудобного положения на подушке и как накурено в камере.

Она открыла глаза: ее совершенно обычные соседки сидели перед ней – Диана и Катя снизу, Наташа на верхней койке.

“Я схожу с ума”, – почти буднично подумала Аня. Сил испугаться снова после того, что она пережила утром, не было, да и гашиш все обезразличивал. Она рассматривала арестанток с интересом: надо же, как причудливо работает ее голова – только что они не могли собраться для нее в единое целое и казались пришельцами из иного мира, а вот теперь сидят перед ней, обычные и видимые как на ладони.

– Мне два года назад на день рождения подружка подарила курсы минета, – тем временем сообщила Диана.

– Что? – захохотала Катя.

– Курсы минета. Мы с ней вместе пошли.

– Чего т-только не придумают, – с отвращением проговорила Наташа.

– И на чем вы там тренировались? – продолжала веселиться Катя.

Диана сделала еще одну затяжку и лениво произнесла:

– Да фигня это все. На резиновых членах тренировались. Сидели за партами, на каждой сверху был прилеплен член. Все эта вела баба, которая последний раз сексом занималась двадцать лет назад, судя по виду. Она ходила по рядам и говорила, что нужно делать – здесь полижите так, а здесь эдак.

– Фу-у-у! – закричала Катя и снова расхохоталась. – Какой кошмар! И что, ты чему-то научилась?

– Я сразу сказала – мне эта ваша наука не нужна, – высокомерно сказала Диана. Она медленно полулегла на кровати и блаженно вздохнула. – Я сама кому хочешь могу мастер-класс провести. И доказала.

– Как? – спросила Аня. Она по-прежнему чувствовала себя очень расслабленной. Страх и непонимание от всего, что с ней происходит, существовали в другой вселенной – в этой можно было не беспокоиться. К тому же наблюдение за Дианой действовало на Аню умиротворяюще – плавность ее движений, неспешность речи казались такими правильными, что хотелось вечно смотреть и слушать.

– Ну, эта баба сказала, что под конец обучения мы попробуем освоить глубокий минет. И что тот, кто сможет его сделать и продемонстрировать остальным, получит титул “королева минета”. Все, что требовалось, – до конца проглотить резиновый член.

– И ты?.. – завороженно спросила Катя, кажется впервые перестав хихикать.

Диана развела руками и слегка наклонила голову, словно артист на сцене. Катя снова засмеялась.

– Ненормальные, – проворчала сверху Наташа. – Н-нашли что обсуждать. И травой вашей пасет уже на всю хату.

Катя высунулась из-под верхнего яруса, чтобы увидеть ее, и спросила:

– Теперь ты расскажи какую-нибудь историю про секс. Что-нибудь стыдное.

– Нет у м-меня таких историй, – отрезала Наташа.

– Ну расскажи! – принялась клянчить Катя. От травы она стала игривой, как котенок. Сейчас Аня не чувствовала от нее никакой угрозы. – В тюрьме у вас наверняка что-нибудь было! А это правда, что там всех насилуют?

– Д-дура ты, что ли? – в сердцах спросила Наташа.

Катя опять захихикала, но не унималась:

– Ну, я сто раз слышала, что в колониях бабы парами живут.

Наташа с явной неохотой кивнула:

– М-многие и живут. Если долго сидишь, то прицепляешься к кому-то. Я лично мало сидела. И у меня муж есть!

– Тебе бы, Катька, легко в тюрьме было, – вальяжно заметила Диана. – Ты и так с девушкой встречаешься.

Катя снова плюхнулась на свое место.

– Чуть-чуть осталось, – объявила она, разворачивая бумажку. – Надо добить. Будешь?

Аня помотала головой.

– Ну, тогда что-нибудь расскажи. У тебя есть какие-нибудь стыдные истории?

– Меня однажды чуть из университета не выгнали за голые фотографии, – благостно улыбаясь, сказала Аня.

– Вы все какие-то извращенки! – вскричала Наташа, упала на подушку и демонстративно повернулась к сокамерницам спиной.

– Рассказывай! – обрадовалась Катя. Она с ювелирной точностью уронила крошку гашиша на зажженную сигарету и вставила ее в бутылку.

…По мнению Ани, тот вечер свернул не туда, когда достали радиолу. Кто-то другой мог бы сказать, что когда открыли третью бутылку текилы, и был бы прав, но не до конца. Текила провоцировала безумие, но радиола задавала ему тон. В общежитской комнате она выглядела настолько неуместно и дико, что сообщала всему вокруг какой-то разнузданный шик.

Радиола попала к ним ненадолго: Аня купила ее в подарок, но еще не успела вручить. К ней прилагалась единственная пластинка – пока ею просто хвастались перед гостями. Гостей всегда было много: их комната пользовалась популярностью, потому что в ней было можно все.

Они жили здесь втроем – Аня, Соня и Саша. Неофициально, конечно, – официально разнополым людям в общежитии жить вместе не полагалось, но Саша заходил к ним так часто, оставался так долго и обрастал вещами так быстро, что в конце концов у него пропал всякий смысл уходить. Сначала у них возник совместный быт, а вслед за ним, совершенно естественно, – совместный секс.

Соню и Сашу познакомила Аня. Это случилось еще на первом курсе, но поначалу они мало общались втроем – скорее парами, и Аня была безусловным центром каждой из них. Она дружила с Сашей и иногда скатывалась в короткие романы с ним. Это всегда было приятно и необременительно. Еще она дружила и с Соней – а влюбившись, стала проводить с ней все свободное время. Когда Соня и Саша сблизились между собой, Аню это даже обрадовало – чаще проводить время втроем было весело. Она совершенно упустила момент, когда Соня и Саша сблизились настолько, что она оказалась лишней.

Это открытие было невероятным и мучительным, и Аня не торопилась его принимать. Впрочем, осознание заняло много времени у всех участников. Конфигурация их отношений то и дело менялась, и эти перемены сопровождались взаимными обидами, ссорами и приступами ревности. На пятом курсе неожиданно наступило затишье. Они как раз стали жить втроем, и сперва Ане показалось, что наиболее стабильный расклад найден. Но ничего стабильного в нем, конечно, не было, даже наоборот. Ревность стала ощутимее, как только они съехались. Как в эталонном любовном треугольнике, каждый был влюблен невзаимно. Аня отчаянно тосковала по Соне, Соня – по Саше, а Саша в принципе был слишком ветреным, чтобы по кому-то тосковать, что только добавляло драмы. Напряжение росло.

Их комната больше напоминала логово. Она была забита всяким хламом – гипсовой головой Ленина, настолько огромной, что ее использовали как табуретку, полными и пустыми бутылками, стаканами из-под чая, лампами и подсвечниками, велосипедными звонками, книжками по истории, приспособлениями для кальяна, подушками, пледами и радиолой. Одну из двухъярусных кроватей, стоявших здесь, Аня, Соня и Саша разобрали, а матрасы положили на пол, соорудив себе лежбище на троих. Их комната постоянно бывала полна людей, которые курили, пили, пели и играли на гитаре.

Когда Аня мысленно возвращалась к тому времени, она помнила только бесконечный мрак. Мраком было их жилище, мраком были отношения, мраком было все, что Аня видела, заглядывая внутрь себя. И в этом мраке была единственная пламенеющая точка – Соня. Как маяк, направлявший ее в темноте: Соня села, Соня встала, Соня рассмеялась. Аня ловила каждое ее движение. Однако она знала, что подобраться к маяку близко больше нельзя. Соня отдалялась, и это вызывало в Ане настоящую ярость. Она желала отомстить. Это делалось очень просто: достаточно было переключить внимание Саши на себя. Аня прибегала к этому оружию часто и каждый раз испытывала парадоксальный набор эмоций: глядя на Сонино страдальческое лицо, она чувствовала торжество, и раскаяние, и злорадство, и стыд, и нежность. Со временем эти чувства вообще перестали ее покидать – само Сонино существование превратилось для Ани в зияющую рану.