Текст книги "Вы не подскажете дорогу к сердцу?"

Снежная ночь

Ночь из окна, из окна зима, снег, ветер – метель. Вьюга. Грудное дыхание, приглушенный, сдавленный гул, посвистывающее гудение. Темно кругом – и здесь, в окне, и там, где ненастье. Ни одного прохожего, ни человека, ни зверя, ни души. И только в свете фонарей различимы стремительные волны пурги, сбивающие друг друга, мириады несущихся в никуда колючих снежинок. Неровно, как всё в жизни, стремительно, как страсть, яростно и неудержимо, как взрыв, мгновенно, как вспышка памяти. Отчаянно бьются нелепыми голыми ветками деревья – беспомощно раскачивающиеся, несчастные, живые. Белый снег в черной ночи. Бледно-сиреневое от снега чернильное небо. Стерты границы, размыты пределы горизонта, открыты двери в темноту. Как шлюзы в бездну. Наш двор, наш сквер, такой знакомый, привычный, понятный днем, четко очерченный и разлинованный, вдруг поплыл, помутнел, почернел, очертенился. Оскалился. Ощетинился. Осатанел. Словно затаившийся монстр, дождался своего часа и распахнул объятия потусторонним силам. Наполнился чьим-то незримым присутствием. И сразу Пушкин: «Мчатся бесы рой за роем…» Жутко. Душа сжимается от неотвратимости тьмы. Бесконечность начинается совсем близко, вот она, за занавесом косых струй снегопада. Но снег, он идет и идет. Он пронзает космическую пропасть. Заштриховывает ее. Перечит ей. Отвергает, отрицает ее. Лети, коли, рази, перечеркивай! Борись, трудись! Выбеливай добела антрацитовую безысходность! Ты один это можешь, и больше никто! Пусть даже через водоворот метели. Жертвуя собой. Ценой головокружительного падения. Путем свержения основ. И вдруг будто человек за стеной снежного бурана, его силуэт или таинственный мираж. И сразу перед глазами Блок, «Двенадцать», смятение, смута. Но где новый мир? Где желанное явление Христа? Только боль и страдание – и в окне, и в жизни. Только холод и гибель – даже для тех, кто по эту сторону окна. Без света, без музыки, без надежды – протяжная, монотонная, заунывная мелодия ночной непогоды. Порывы вьюги гонят по тротуару непрочитанные газеты, пригибают к земле обезумевшие кусты, прижимают к мостовой робкую поземку, сокрушают всё на свете. Даже тусклые полосы фонарного света сбивают они с прямого пути. Кажется, сейчас погаснет и сам фонарь. И луна понемногу начинает чахнуть, уже почти не видна. Как слепой глаз чудовища за пеленой небесной мути. Казалось бы, в квартире тепло и тихо, а ты-то там. Там – и телом, и душой. Смотришь и не можешь оторваться. А там ужас. Там – колдовская оргия. Там – вакханалия зимы. Шабаш стихии. Дьявольские шутки Снежной Королевы. Там всё метет и метет, крутит и крутит. До рези в глазах. До звона в барабанных перепонках. И нет этому конца и края. Непролазная темень, неистовая буря. Стискивает сердце. Леденеет кровь. Стынет мысль. Ничего не понятно. Все так шатко и сурово. Мир.

По хайвэю через страну сказок

Сказка о каменном сердце

Случилась эта история давным-давно. Так давно, что и не помнит никто. Не помнят, а из уст в уста передают. От отца к сыну, от матери к дочери, и так уже много веков подряд. Странно, да?

* * *

В одном королевстве жил да был королевич по имени Брин-Эйн [10]10
  На языке древних кельтов – принц.


[Закрыть], и было у него каменное сердце. Он никогда не звонил своим маме и папе, чтобы спросить, как у них дела, или предупредить, что задерживается. Он не навещал бабушку, хотя она была одинокой женщиной и часто болела. Он не переживал за своих друзей, когда те попадали в трудные ситуации. О домашних питомцах, обитавших в его замке, Брин-Эйн не заботился. Когда однажды от теплового удара умерла всеобщая любимица Ушастая Шиншилла, он даже не всплакнул на ее могилке. На всех вокруг королевич смотрел свысока, считая это проявлением мужественности и крутизны.

Как-то раз на балу повстречал юноша прекрасную принцессу. Лица ее он, к сожалению, не видел – оно было скрыто черным шелковым платком, но новая знакомая сказала, что она вообще-то очень красивая. Тогда Брин-Эйн тотчас же влюбился в нее.

Во время исполнения рок-н-рола молодые люди разговорились. Выяснилось, что принцессу зовут Ула [11]11
  На языке древних кельтов – драгоценный камень.


[Закрыть] и что живет она в соседнем квартале, за Высоким Холмом, за Темным Лесом и за Глубокой Рекой. Юная красавица оставила королевичу номер своего мобильного телефона и адрес электронной почты, а когда часы пробили полночь, сразу засобиралась – мол, родители волноваться будут, – села на разъездного Транспортного Дракона и домой улетела.

* * *

На следующий день Брин-Эйн, сам не свой от любви, не дожидаясь приглашения, отправился за Высокий Холм, за Темный Лес и за Глубокую Реку к принцессе в гости. Маршрут к замку Улы навигатор вычислил. Следуя его командам, Серый Волк, в свободное время подрабатывавший таксистом, быстро домчал королевича до места назначения.

Чтобы сразить Улу наповал и добиться ее любви, задумал Брин-Эйн чем-то удивить девушку. Для начала решил он сделать принцессе подарок дорогой (все девчонки любят, когда им дарят украшения или вещи модные!). В Темном Лесу устроил он на лис охоту: повсюду капканы расставил, ловушки и мины противопехотные. Через час он уже был у ворот замка, и когда Ула с балкона выглянула, бросил к ногам ее сто лисьих хвостов.

Увы, не обрадовало это принцессу – ведь в своем королевстве была она председателем Общества по охране животных! Закричала она сверху:

– Какой же ты черствый, Брин-Эйн! Нет в тебе ни капли жалости. У тебя каменное сердце!

Опечалился королевич и решил потрясти даму сердца своей силой богатырской. С Высокого Холма стащил он валун огромный и перекрыл им Глубокую Реку. Вышла река из берегов и затопила всю округу. Образовалось топкое болото, и зверюшкам пришлось спасаться на резиновых лодках.

Опять не восхитилась Ула удалью королевича. Закричала она сверху:

– Ты совсем не думаешь о последствиях того, что делаешь, Брин-Эйн! Теперь по твоей вине все животные страдают, а тебе хоть бы хны. У тебя каменное сердце!

Еще больше опечалился юноша и решил изумить девушку меткостью стрельбы из лука – по этому виду многоборья он был кандидатом в мастера спорта. Первой же стрелой попал Брин-Эйн в оленя изящного, залюбовавшегося на опушке Темного Леса прелестью принцессы Улы.

Но и это не произвело должного впечатления. Закричала она сверху:

– Какой же ты грубый и беспощадный, Брин-Эйн! Чуждо тебе умение красоту ценить. У тебя каменное сердце!

Совсем пригорюнился королевич и решил поразить привередливую хозяйку замка своей фантазией. При помощи подручных средств и колдовства (как-то раз безработный чародей за небольшую плату показал ему пару фокусов) он построил напротив башню высотой с два небоскреба «Эмпайр Стейт Билдинг» и шириной с три Саяно-Шушенские гидроэлектростанции. Башня закрыла собой солнце. Стало от этого вокруг замка темно и холодно, всходы на полях погибли, а динозавры вымерли.

Не обрадовалась изобретательности королевича Ула. Закричала она сверху:

– Ты равнодушный, Брин-Эйн! Разве ты способен думать о других? У тебя каменное сердце!

Между тем вечерело. Вконец расстроился наш бедный воздыхатель и решил ради своей возлюбленной сделать так, чтобы ночью стало светло, как днем. Тогда он с быстротой молнии вокруг Темного Леса обежал и запалил его. Зарево от пожара до самого неба поднялось и осветило окрестности. Пожар был такой сильный, что только бригада МЧС смогла его потушить, но лишь через месяц, да и то после недели дождей проливных.

Вместо того, чтобы тут же с королевичем под венец пойти, совсем разгневалась Ула. Закричала она сверху:

– Ты изверг, Брин-Эйн! Не можешь отличить добро от зла. У тебя каменное сердце!

«Брин! – не сдержавшись, воскликнул наш ухажер неудачливый (надо сказать, что в его королевстве подростки частенько использовали это дурацкое слово-сорняк, но вам, ребята, ни в коем случае не надо брать с них пример!). Он недоумевал: – Брин! А каким же должно быть сердце героя, если не каменным – твердым, волевым и отважным?»

Повесил королевич голову, оседлал свой «Харлей Дэвидсон» – слуги, чувствуя неладное, заранее подогнали эту любимую игрушку Брин-Эйна, чтобы он, увидев ее, немного успокоился. Сел он на мотоцикл и покатил домой. Непривычно для себя медленно и тихо, то есть со скоростью 100 километров в час и диким оглушительным ревом, доехал отвергнутый юноша до своего замка и заснул тяжелым сном.

* * *

Утром Быстроногий Почтовый Червяк принес королевичу письмо от Улы. Тут следует заметить, что была Ула не только красавицей, но и большой умницей. Вот что написала в своем послании принцесса:

«Не обижайся, Брин-Эйн. Сразу видно, что ты хороший парень. Но я не смогу выйти замуж за человека бесчувственного и жестокосердного.

Однако всё может измениться, если ты выполнишь мою волю. Принеси мне то, что раньше было камнем с каменным сердцем, но из любви и сострадания пожертвовало собой во имя других и превратилось в такое, о чем и подумать было нельзя. И тогда узнаешь ты, как каменное сердце может стать добрым, а я выйду за тебя замуж.

Желаю удачи! Ула»

Прочитал это письмо Брин-Эйн и опечалился пуще прежнего. Удрученный таким невыполнимым заданием, отправился он на вершину Высокой Горы, где в тайной пещере жила старая колдунья по имени Эслинн [12]12
  На языке древних кельтов – вдохновение.


[Закрыть].

Вошел королевич в пещеру, а там темно и страшно. Смотрит – сидит в дальнем углу бабушка-старушка и из инвалидного кресла по телевизору утренние новости смотрит. У нее были косматые седые волосы, сморщенное лицо и зловещий крючковатый нос. Одета она была в лохмотья, на груди висели странные амулеты, а вокруг шеи был обмотан шарф из травы, листьев, сухих цветов, прутьев и соломы. Вид колдуньи наводил ужас.

– Ну, здравствуй, здравствуй, молодой человек. Зачем явился?

– Помощи твоей просить. Принцесса Ула говорит, что у меня каменное сердце. Как мне быть, скажи?

– Ладно, помогу тебе, – ответила бабуся. – Но взамен ты должен пообещать, что поможешь оформить мне визу в одно царство-государство дальнее. Пригласил меня туда знакомый волшебник на Всемирный съезд колдунов, а царь-государь, подлая душонка, препятствует.

– Всё для тебя сделаю, только помоги! – взмолился Брин-Эйн.

– Знаю я, как твоему горю помочь, отыскать камень, – полушепотом промолвила пенсионерка. – Наделю я тебя способностью разговаривать с камнями, чтобы познал ты свойства неживого. Научу языку зверей, птиц и растений, чтобы смог понять ты сущность живого. Наконец, укажу тебе я путь в такие места, где увидишь ты, как неживое становится живым, а живое – подобным человеку. И как даже каменное сердце может стать любящим, чутким и добрым.

Встала Эслинн из своей инвалидной коляски, встряхнула в воздухе травяным шарфом и пробурчала себе под нос страшное заклинание. Закружилась у Брин-Эйна голова, зашумело в ушах, и вдруг открылось ему то, чего не видел и не слышал он раньше. Всё вокруг огласилось шепотом, стонами, скрипом, свистом и рычанием. Это сама природа говорила с ним.

В этот момент из углов пещеры встали какие-то тени, и по команде Эслинн у ног ее очутились Желудь, Рыба, Орел, Змея, Ромашка и Собака. Все огромные, в человеческий рост, и выглядят, как люди, а когда говорят, то всё понятно.

– Это спутники твои, – представила их старушка. – Они будут сопровождать тебя, а по дороге приоткроют тебе тайны фауны и флоры. Все они – воплощения различных добродетелей, и тебе предстоит познакомиться с ними. Но есть и у них свои недостатки. Ты должен научиться их прощать и помочь им исправиться. Дойти до цели тебе будут мешать камнепад, цунами, ураган, зной палящий и хищники кровожадные. Но вместе с моими помощниками одолеешь ты все преграды. Теперь – в дорогу! А мне обедать пора.

Эслинн села обратно в кресло-каталку (оказалось это кресло с моторчиком), ловко развернулась на месте, нажала на газ и скрылась в темноте длинного тоннеля.

Вышел Брин-Эйн из пещеры, присел на камень, призадумался. Знать, обманула его колдунья, рассуждал он. Неужели эти чудища бестолковые смогут помочь ему найти то, во что превратился тот самый заветный камень?

* * *

– Ну что, с чего начнем? – спросил своих новых друзей королевич.

– Пойдем в Горы Заоблачные, – предложил Желудь. – Мы ищем сердце превращенное каменное, а где же еще искать его, как не в горах?

И компания тронулась в путь.

– Я, как все понимают, – воплощение твердости, несгибаемости и бесстрашия, – хвастался по дороге Желудь. – Мы, дубы, повсюду растем, могучими вырастаем и сильными, ни жара, ни холод нам нипочем. Следовательно, самый твердый камень добыть только я тебе подсобить смогу.

Долго ли, коротко ли, забрались они высоко в горы. Видят – скважина бездонная. Спустились туда, факелы зажгли. Королевич предупредил своих спутников, что в штольне надо тишину соблюдать и осторожность, не шуметь и камнями не кидаться. Но не послушал его упрямый Желудь. Говорил он громко, смело в стороны куски горной породы разбрасывал. А как увидел в расщелине алмаз здоровенный, от радости такой победный клич издал, что с потолка вниз камни посыпались. Схватил Брин-Эйн алмаз, и все бросились бежать прочь из шахты.

Едва не погибли они под страшным дождем каменным. Выбравшись наружу, услышал королевич за спиной чудовищный грохот, от которого земля ходуном заходила. Это в старой штольне обвал случился.

Брин-Эйн был вне себя от злости на Желудя, который своим безрассудством чуть всё дело не испортил. Хотел он уже было с упрямцем расправиться, но потом пожалел его, взяв обещание – впредь никогда не упорствовать в неправоте, не своевольничать и думать прежде, чем делать.

Вызвал Брин-Эйн Широкофюзеляжную Почтовую Муху и ценной бандеролью алмаз Уле послал. В ответ пришло SMS-сообщение: «Не угадал. Осталось пять попыток».

* * *

– Давайте к Морю Синему отправимся, – сказала Рыба. – Там, сказывают, камень есть солнечный, самый мягкий на всём белом свете.

Сказано – сделано. По дороге Рыба о себе поведала:

– Меня все немой да бессловесной считают. А я на самом деле – воплощение общительности, мягкости и гибкости, обо всём могу договориться. Вот и с морем договорюсь, чтобы оно нам камень этот солнечный подарило.

Пришли они к Морю Синему, сели в лодку и поплыли. А Рыба в глубину нырнула. Через пять минут она сигнал подает условный – ныряй, мол, Брин-Эйн, в глубину, получай дар моря. Нырнул королевич, видит – Рыба ему среди кораллов камень показывает – желтый, прозрачный, как будто кусочек солнца застывший. Янтарь называется. Зажал юноша камень в руке и наружу вынырнул.

Оказавшись снова в лодке, приказал Брин-Эйн к берегу грести. Рыба сказала, что следом поплывет. Вот они уже у цели, к высадке готовятся, обернулись, а Рыбы позади лодки не видно. Оказалось, что по пути назад сварливая Рыба с морем поругалась. Рассердилось море, подняло над собой гигантскую волну-цунами, и цунами за лодкой по пятам идет. Брин-Эйн и его команда на весла налегли, быстро берега достигли, из лодки выпрыгнули. А водяная стена уже им на пятки наступает, вот-вот захлестнет.

– Бегите на вершину холма и влезайте на деревья! – приказал юноша. Всю его свиту как ветром сдуло. Быстрее всех Рыба припустила. Да и королевич не оплошал, проявил недюжинные спринтерские качества.

Яростно обрушилась цунами на побережье, сметая всё на своем пути. Но следопыты были уже в безопасности: забрались на верхушки росших на холме столетних вязов, и цунами до них не добралась.

Схлынула вода, успокоилось Синее Море. Королевич со своими помощниками с деревьев спустились и давай Рыбу мутузить. Брин-Эйн так разгневался, что уже был готов ее мечом пронзить, но потом простил. Однако заставил он виновницу случившегося пообещать, что она прекратит свою болтовню и бесконечные споры, которые только к ссорам да конфликтам приводят. Рыбе деваться некуда – обещала.

Тут рядом на их удачу почтовое отделение оказалось. Оформил Брин-Эйн бумаги необходимые и экспресс-мейлом янтарь Уле отправил. Понеслась с ценным грузом Шустрая Почтовая Черепаха. Не прошло и получаса, как пришла королевичу эсэмэска: «Опять не угадал. Осталось четыре попытки».

* * *

– Что делать будем, советчики вы мои липовые? – грозно взглянул на притихших спутников Брин-Эйн.

– Поведу я тебя, королевич, к Вулкану Потухшему, – сказал Орел. – Попробуем найти там камень красоты неописуемой. Это про него, наверное, принцесса говорила. Потому что трудно поверить в то, что кристаллы минеральные в такое чудо превратиться могут.

Путь неблизкий, Орел по дороге себя рекламирует:

– Я, как ты видишь, воплощение гордости, свободы и красоты. Оттого и камень самый красивый мы без труда найдем.

Дошли до вулкана, в кратер заглянули, а там – россыпи камней драгоценных, один краше другого. Но самый необычный из них – изумруд, просто глаз не оторвать. Слетал Орел на дно кратера, схватил клювом изумруд и стал над путниками кружить да приговаривать:

– Любуйтесь на меня! Какой красавец! – а камень лучами зелеными в клюве сияет.

В этот момент нежданно-негаданно ураган налетел. Брин-Эйн и остальные за край кратера ухватились, еле держатся. Тут сверху на них на бедных Орел как свалится, они чуть со склона не покатились. Побушевал ураган, покуражился и убрался восвояси. Как путешественники живы остались, одному Богу ведомо.

Внутри у Брин-Эйна всё клокочет. Устроил он Орлу разбор полетов. Оказалось, что гордая птица считала выше своего достоинства регулярно занятия в летной школе посещать, отчего имел Орел плохую успеваемость. Летать он толком не научился и частенько вынужден был совершать аварийную посадку.

Едва не угодив из-за самоуверенного Орла в пропасть, Брин-Эйн уже хотел было распотрошить его, как бройлерную курицу, но потом сжалился над ним. При этом строго-настрого запретил королевич Орлу кичиться своей внешностью и талантами, велел ему быть скромным и усердным, а для начала еще раз пройти курс высшего пилотажа. Тот грустно голову повесил, но поклялся, что исправится, перестанет бахвалиться и выучится хорошо летать.

Попросил Брин-Эйн Могучую Почтовую Тлю отнести изумруд Уле. Ответа долго ждать не пришлось. Телефон мобильный знакомую мелодию пропиликал – значит, от Улы SMS-сообщение пришло. Оно гласило: «Снова не угадал. Осталось три попытки».

* * *

– А не отправиться ли нам, Брин-Эйн, в Пустыню Каменистую? – спросила Змея. – Покажу я тебе камень самый на свете простой и полезный.

Воспрянул Брин-Эйн духом, пошел вслед за Змеей. Та ему по пути свои достоинства описывает.

– Я, – говорит, – воплощение мудрости, практичности и приземленности. Кому как не мне такой камень отыскать, чтобы простотой и распространенностью своей людям служил? Наверняка Ула именно его в виду имела.

Видят скитальцы наши – посреди пустыни карьер широкий, а в нем камни, как стеклышки, на солнце играют. Спустился Брин-Эйн в карьер, поднял самый большой из камней и говорит:

– Да это же кварц! И простой, и чудной, и в разных делах нужный.

Вручил он кусок чистейшего кварца Добродушному Почтовому Скорпиону, а сам думает – как он его Уле повезет? Камень-то вдвое больше письмоносца. Ничего, взвалил на себя Скорпион поклажу, хвостом к спине прижал и побежал, только пятки засверкали.

А друзья пока привал сделали. Не успели они сухой паек съесть, как к королевичу уже эсэмэска летит: «Увы, опять не угадал. Осталось две попытки».

– Делать нечего, – сказал Брин-Эйн со вздохом. – Надо обратно идти. Ну, веди нас, Змея!

– Положись во всём на меня, хозяин, – успокоила его та. – Я всё знаю, недаром мудростью своей знаменита.

Целый день блуждали они по Пустыне Каменистой. Палящий зной их чуть было до обморока не довел. Укрывшись в тени большого камня, схватил королевич Змею за горло и серьезно так спросил ее, долго ли им еще идти. Тут рептилия была вынуждена признаться, что заблудилась.

Только техника помогла изможденным путникам избежать гибели. Определив при помощи системы ГЛОНАСС свое местонахождение, Брин-Эйн в компьютер задание ввел – к дому дорогу проложить. Вскоре их геологическая партия выбралась из пустыни безжизненной. Юноша так разозлился на забывчивую Змею, что уже приготовился содрать с нее шкуру, но в последний момент одумался. Жалко ему стало подколодную, и даровал он ей прощение. Но наказал впредь быть организованной, не уповать только на интуицию, а больше читать, изучать, узнавать и всегда носить с собой карту и компас.

– Иначе в следующий раз, – предупредил Брин-Эйн, – точно с тебя шкуру сдеру!

* * *

Совсем муторно на душе у королевича стало. Где теперь превращенный камень искать?

– Давайте сойдем, соратники мои, в Долину Зеленую, – предложила Ромашка. – Я там одно место знаю, где камень есть самый чистый и белый, белее и чище не сыскать. Я и сама – воплощение чистоты, юности и искренности, и к чистому камню меня как магнитом притягивает.

Привела их Ромашка в сердце долины, где два крутых склона на две отвесные стены похожи. А стены все белые-пребелые, как побелкой побеленные, и сделаны они из гладкого мрамора. Солнце в мраморе отражается, аж глаза слепит. Отколол Брин-Эйн кусок мрамора, подержал его в руках, смотрит – не нарадуется.

– Это уж точно он! Вроде камень, а вроде и не камень, сахар какой-то. А какие дворцы из него получаются, какие скульптуры – заглядение одно, людям от него и польза, и наслаждение.

Вызвалась Ромашка сама мрамор домой нести. Но Ромашка эта оказалась замарашка. Считая, что она и так хорошенькая, никогда большеглазая не умывалась, не причесывалась и зубы не чистила. Ходила она всё время в одних и тех же нестиранных джинсах и футболке старой.

Вот и сейчас по дороге обратно Ромашка с ног до головы в грязи выпачкалась. Ладно бы только выпачкалась, она еще и мрамор умудрилась в какую-то вонючую лужу липкую уронить. Как ни пытался Брин-Эйн камень отмыть-оттереть, ничего у него не вышло. А вдруг Ула не примет их находку, даже если загадка правильно разгадана? В такую ярость пришел от этого королевич, что готов был растоптать цветок нерадивый, да только сердце – не камень. Пожалел он девчонку ветреную. Но поставил Ромашке условие: отныне быть опрятной и аккуратной, следить за своей внешностью и одеждой, а также правила личной гигиены соблюдать.

Мрамор же пришлось отправлять Уле как есть. Для этого был нанят Малотоннажный Почтовый Бегемот. Он быстро оформил посылку заказную, копытом штемпель на нее поставил, закинул суму переметную себе за спину и легкой рысцой к замку Улы поскакал.

Тем временем двинулась процессия дальше, к Глубокой Реке, где уже ждала их двухмоторная яхта Капитана Пеликана из агентства по обслуживанию VIP-клиентов.

Впереди уже река показалась, когда от Улы очередное сообщение пришло: «Опять осечка. Только одна, последняя попытка осталась».

От эсэмэски этой впал королевич в полное отчаяние.

– Всё кончено, – произнес он вслух. – Теперь Ула никогда не станет моей женой!

Только сгустившаяся темнота отвлекла юношу от этих невеселых мыслей. Солнце уже село, и надо было о ночлеге подумать. Пока Брин-Эйн на берегу реки туристскую палатку ставил, Желудь с Ромашкой хвороста набрали, Змея с Орлом костер развели, а Рыба уху душистую приготовила. Поужинав, легли они спать, а Собаке королевич поручил их стоянку охранять.

Собака, воплощение бескорыстия, простодушия и верности, была к тому же очень доверчивой. Ночью она разговорилась о том о сем с Крокодилом Хитрым и подпустила его к палатке так близко, что он чуть не съел всю их славную разведгруппу. Слава Богу, Брин-Эйн вовремя проснулся, выхватил меч и отрубил голову злодею зубастому.

Виноватую во всём Собаку он тоже хотел было в куски изрубить, да сжалился над ней. Но взял с нее честное собачье слово, что она никогда больше не будет чужих дяденек в дом пускать и с незнакомцами беседовать.

* * *

Прошла ночь, наступило утро. Сел королевич с товарищами в яхту, и к полудню прибыли они к замку Улы.

Неуверенной походкой вошел Брин-Эйн в дубовые ворота. Принцесса вышла ему навстречу и сразу пригласила к столу. Напекла она с утра вкусных пирожков румяных и компот ягодный сварила (я не говорил вам, что была Ула не только красавица и умница, но и большая мастерица и рукодельница?). Угощение пришлось усталым странникам по душе, и они вмиг съели и выпили всё, что было на столе.

Только Брин-Эйн ничего не ел и не пил. Был он мрачнее тучи.

– Не выполнил я твою волю, Ула, – сдавленным голосом выговорил он. – Не увенчались мои поиски успехом: не смог отыскать я превращенный камень. Посылал тебе я разные каменья драгоценные и минералы причудливые, да всё не то оказалось. А в этот раз мне и принести тебе нечего. Вот разве что возьми в качестве сувенира горсть речного песка. Посмотри, какой он красивый! Мелкий, как соль, мягкий, как пух, и теплый, как рукавички.

И королевич протянул принцессе атласный мешочек с песком, который собрал он на берегу реки.

Приняла Ула мешочек, развязала его, высыпала песок на стол и рассказала Брин-Эйну такую легенду:

«В одной горной стране кругом были одни горы. Скалы возвышались прямо над морем, а высокие пики и глубокие обрывы простирались вдаль, насколько хватало глаз.

Ничего не росло на камнях тех голых. Люди здесь жили бедно и постоянно голодали. Целыми днями слонялись несчастные жители этой страны по каменистым тропам, надеясь поймать какую-нибудь птицу, найти несколько случайно занесенных ветром зерен или собрать чудом проросшие между гранитных плит колоски.

Дома здесь были холодные и темные, а главное – непрочные. Стоило произойти землетрясению или подняться буре, как они рушились, и многие погибали под их обломками. Крутые перевалы затрудняли передвижение, и всю жизнь проводили люди в своих убогих селениях. Взрослые тужили да горевали, а детишки все время плакали.

Долго смотрел камень горный на эти мучения. Наконец даже каменное сердце его не выдержало, сжалось от сострадания, и рассыпался камень на мелкие песчинки.

То-то обрадовались люди! Начали они делать из песка бетон и дома строить крепкие и удобные. Научились они изготавливать из песка стекло. Стекла вставляли в окна, отчего в жилищах светло и хорошо стало. Из стекла получались у них теперь и кувшины, и зеркала. Песком додумались укреплять они дороги, проложенные между гор, а когда изобрели, как производить из песка плитку, стали выкладывать ею тротуары и полы в помещениях. Песок помогал очищать воду и тушить огонь, если вдруг случался пожар. Без песка не было бы у людей ни наждачной бумаги, ни песочных часов, ни детских песочниц, где можно интересно играть и готовить хорошенькие куличики. А на песчаных пляжах ребята с тех пор строят распрекрасные башни и замки, а взрослые нежатся, загорая на солнышке.

Вот так помог суровый камень бедным людям. Но сам он никогда больше не смог вернуть себе прежнее обличье. Мелкими песчинками своими густо устлал он землю, покрыл берега морей и рек, а где-то поглубже закопался, погрузившись в вечный спокойный сон…»

Так растроган был Брин-Эйн рассказом Улы, что слезы навернулись у него на глазах.

– Так вот что такое доброе каменное сердце! – радостно воскликнул он.

– Ты выполнил мою волю, Брин-Эйн. Ты принес мне то, что раньше было камнем, но из любви и сострадания пожертвовало собой во имя других и превратилось в то, о чем и подумать было нельзя.

– Будь моей женой, Ула! – страстно попросил королевич. – Предлагаю тебе свою твердую руку и доброе сердце!

– Я согласна, – ответила принцесса и сняла с лица черный шелковый платок. Какая же красивая она была!

* * *

Тут же и свадьбу сыграли. Расписали их в ЗАГСе без очереди (директором там служил визирь жившего по соседству султана). В брачном контракте напечатали, что не будет Брин-Эйн без надобности твердый нрав свой проявлять, а Ула – скандалить без повода.

Свадьба удалась на славу – не свадьба это была, а пир на весь мир. С тамадой, конкурсами веселыми и дискотекой до утра. Были там родители жениха и невесты и все-все их родственники, в том числе и бабушка Брин-Эйна. Кстати, она и была тамадой. Заводная оказалась старушка, всю ночь зажигала. На почетных местах сидели Желудь, Рыба, Орел, Змея, Ромашка и Собака. Пригласили Эслинн, но она не смогла прийти – находилась в это время в загранкомандировке на Всемирном съезде колдунов.

Поженились Брин-Эйн и Ула, народились у них детки малые, а как выросли дети, и внуки пошли. Жили они вместе сто лет в любви, согласии и взаимной заботе. А потом закупорились в пробирки, родились вновь, и всё сначала началось.