Текст книги "Космические вампиры"

Карлсен ощутил нажим иного рода. В постели теперь никого не было; очнувшись, он понял, что никто сюда и не ложился. Пижама, как и раньше, была застегнута, поясной шнурок затянут. И пришлая оставила свой женский облик, сделавшись совершенно абстрактным, бесполым созданием. И сейчас оно находилось снаружи, силясь проникнуть в тело. Ментальные силы Карлсена; были начеку, подобно рукам, плотно закрывающим лицо; она сейчас стремилась просочиться меж пальцев, потеснить его волю и внедриться в сущность. Действия были беспощадно холодными и злонамеренно жестокими, как у насильника. Хотелось завопить, но это бы ослабило блок.

Чувствовалось, что защита не выдерживает под неослабным, все тяжелеющим натиском; чужая мощь упорно пыталась внедриться. Он понял, что за этим последует. Существо думает проникнуть в его нервную систему и отделить ее от воли – он станет узником в собственном мозгу, обездвиженным, как муха в паучьих тенетах. Внешне он останется прежним, но только из-за того, что ей не обойтись без его знаний и навыков.

Мысль о непрошеном соседе, от которого не избавиться, наводнила Карлсена отчаянной силой. Стиснув зубы, он стал молча выталкивать чужого. На этот раз он замкнул сознание наглухо, свернулся в клубок как еж. Хватка же давила с прежней силой, надеясь его истощить. Никто больше не притворялся, все шло в открытую. Они враги – и этого уже ничем не изменить.

Прошло минут десять, может, больше. Сила к Карлсену начала возвращаться. Главным оружием врага был страх. А тут где-то в сокровенной своей глубине Олоф обнаружил, что страха нет. Он уличил врага в слабости, гневное желание навязать свою волю лишало того расчетливости. Он жаждал безраздельного господства любой ценой – а получается, возобладать над своим ненавистником не удается! От такой мысли ярость у врага снова сгустилась, блеснув черной молнией гнева. Он усилил натиск, неистово штурмуя твердыню человеческой воли. И опять Карлсен воспротивился с силой отчаяния. Через несколько минут стало ясно, что и этот штурм отражен. Некая инстинктивная, врожденная неприязнь усугубляла внутреннее сопротивление. Он почувствовал взрыв мощи, готовность держаться, в случае необходимости и дни, и целые недели.

Карлсена наполнила неизъяснимая гордость. Это существо превосходило его во всех отношениях; сила его и искушенность невольно заставляли чувствовать себя ребенком; вместе с тем, какой-то первозданный вселенский закон никак не давал ему подмять непрочную человеческую сущность без ее на то согласия.

Натиск вдруг сошел на нет. Открыв плотно зажмуренные глаза, Карлсен увидел, что рассвет за окном уже окрасил небо в бледные тона. А сам он, наконец, один. Шевельнув рукой, он с удивлением обнаружил, что простыня отсырела от пота, словно ночью у него был жар. И пижама такая, будто стоял в ней под душем. Завернувшись в сырую простыню, Карлсен взбил под головой подушку и закрыл глаза. Комната казалась странно безмятежной и пустой. Спустя секунду он уже глубоко спал.

Проснулся Карлсен от того, что кто-то ковырялся ключом в замочной скважине. Оказалось, Лэмсон, главный санитар; вошел он с подносом.

– Доброе утро, – весело поздоровался он. – Кстати, в самом деле прекрасное. Кофе?

Карлсен, побарахтавшись, сел.

– Вот за это спасибо. Который час?

– Восемь пятнадцать. Доктор Армстронг говорит, завтрак через полчаса. – Он поставил поднос Карлсену на колени.

– А это что? – Карлсен кивнул на броского вида журнал, лежавший тут же, на подносе. Обложка, вроде, была знакомая.

– А, это! Вы уж, сэр, пожалуйста, не откажите. – Лэмсон извлек откуда-то ручку. – У меня племянник вами просто бредит. Вы тут для него свое фото не подпишете?

– Конечно, сделаем.

– Я через пару минут вернусь, сейчас только разнесу кофе остальным. А второй, с вами – доктор Фаллада, тот, что ведет «Доктор Детектив»?

– Верно.

– И третьего я, кажется, тоже видел по телевизору?

– Сэр Перси Хезлтайн, главный комиссар полиции. Лэмсон присвистнул.

– Не каждый день такие гости. Куда там, к нам вообще редко кто наведывается… Кроме родственников, разумеется.

Он вышел, оставив дверь чуть приоткрытой. Карлсен посмотрел вслед, как он катит тележку от двери к двери.

Прихлебывая кофе, он перечитывал статью. Именовалась она «Олоф Карлсен – человек столетия». Карлсен поморщился, вспомнив безостановочную рекламную трескотню трехмесячной давности – сил и нервов тогда было вымотано больше, чем в самой заковыристой космической экспедиции. И если бы одна такая! А то ведь десятки – сентиментальные, для домохозяек, с цветным разворотом, где он с Джелкой и детьми.

– Как зовут вашего племянника? – спросил он у, Лэмсона, когда тот вернулся.

– Джорди Бишоп.

На фото Карлсен написал: «Для Джорди, с наилучшими пожеланиями», и возвратил журнал и ручку Лэмсону.

– Ну все, он просто упадет. – Санитар посмотрел на фото. – Симпатичные у вас ребятишки.

– Спасибо…

– Повезло вам… – он свернул журнал трубкой и сунул в карман белого халата.

– У вас есть дети?

– Нет. Жена не хотела заводить.

– Вы женаты?

– Был. Теперь все. Разошлись…

Карлсен сменил тему.

– Вы видели сегодня этого, Ривса?

– Да, конечно. Отнес ему завтрак в семь. Положили снотворного, как советовал доктор.

– И как он?

– Он-то? Думаю, подмешивать и смысла не было.

– Почему?

– Он был вполне уже спокоен. – Тут санитар изобразил дебила: пустые глаза навыкате, рот раззявлен, руки болтаются вдоль туловища.

– Оно его усыпит?

– Нет. Он просто закайфует, разомлеет. Если перед гипнозом, то усыплять не надо.

– Откуда вы знаете насчет гипноза? – спросил Карлсен с любопытством. – Армстронг сказал?

Лэмсон широко улыбнулся.

– Зачем? Он мне сказал смешать для инъекции ноотропин с мефидином. А это только перед гипнозом или при тяжелом шоке. А Ривс сейчас, я знаю, не в шоке.

– Вам бы детективом быть!

Лэмсон, очевидно, был польщен.

– Благодарю.

– Как этот состав действует?

– Наступает легкий нервный паралич – ум пустеет, если так понятнее. После этого гипнотизировать легко. Доктор Лайелл – он здесь раньше был начальником – постоянно его пользовал. А Армстронг говорит, что не одобряет.

– Почему же?

Санитар, пожав плечами, саркастически хмыкнул.

– Говорит, это эквивалент промывки мозгов… – остро глянув на Карлсена, он решил, что тому можно доверять, и сказал, – а я думаю, фигня все это. Доктор Лайелл никого не думал промывать. Просто с душой относился к людям…

– Я понимаю, о чем вы, – сочувственно сказал Карлсен. Он уже сделал вывод: человек вроде Армстронга всегда придумает какое-нибудь высокое моральное оправдание собственной лени.

– Что-то я не очень уверен, что понимаете, – вздохнул Лэмсон.

– Не очень? А для чего, по-вашему, мы здесь? Лэмсон в смятении посмотрел на него.

– Вы хотите сказать…

В дверь постучали. Голос Фаллады окликнул:

– Олоф, завтракать идем? – дверная ручка повернулась.

– Ой, – спохватился Лэмсон, – пора уже обратно. Еще увидимся. – Посторонившись перед Фалладой, он вышел.

– Все еще лежишь? Ладно, я позже…

– Нет-нет, заходи. – Фаллада вошел и прикрыл за собой дверь. – Я тут разговаривал с Лэмсоном.

– Человек, похоже, неплохой.

– Да уж! – собрав в охапку одежду, Карлсен зашел в ванную, оставив открытой дверь. – Он нынче ночью заходил проведать Ривса. И, похоже, всех нас засветил.

– С чего ты взял?

Карлсену по определенной причине не хотелось распространяться о том, что случилось ночью: все же слишком сокровенное.

– Он говорит, Ривс поутру вернулся в нормальное состояние.

– Нормальное?

– Опять кретин кретином.

Оба замолчали. Карлсен заправлял в штаны рубашку.

– Что, думаешь, перепорхнула?

– Похоже на то, – ответил он, водя по щекам электробритвой.

Опять замолчали, пока он не закончил. Карлсен вышел из ванной, легкими шлепками нанося на лицо лосьон после бритья. Фаллада в это время неприкаянно стоял возле окна и, сунув руки в карманы куртки, пригорюнясь, смотрел куда-то вдаль.

– Так что, эта… тварь все еще на прыжок нас опережает?

– Боюсь, что да.

– Может, она перешла обратно в женщину, медсестру?

– Может быть. И выяснила, что нам про нее уже известно.

– И вообще, может находиться здесь невесть где – или вовсе не здесь, если на то пошло, – не то чтобы спросил, а как законченный факт подал Фаллада, избавляя Карлсена от необходимости отвечать.

Карлсен свернул пижаму и запихал ее в сумку. Фаллада задумчиво, не мигая, на него смотрел.

– Разве попробовать снова тебя загипнотизировать…

– Не надо.

– А что?

– Опасно! Вдруг она возьмет и вселится в меня, пока я под гипнозом. А во-вторых, все равно напрасный труд. Я потерял с ней контакт.

– Ты уверен?

– Стопроцентно.

Фаллада, по счастью, удержался от расспросов. На солнечной лужайке возле «шершня» лежал на спине сержант Паркер, проверяя турбины вертикального взлета.

– А вы что не идете завтракать?

– Спасибо, сэр, я уже поел с медперсоналом.

– Вы не видели там одну женщину, медсестру Дональдсон?

– А как же, – сержант осклабился. – Она без остановки о вас расспрашивала.

– Вот как! И что именно?

– Ну, насчет того, женаты вы или нет… – сержант подмигнул.

– Мерси.

Когда тронулись дальше, Карлсен сказал Фалладе:

– Вот и ответ на твой вопрос.

– Ответ?

– Будь она одержима пришельцем, она бы вопросов не задавала. Держалась бы тише воды, ниже травы.

– Да, оно так… – задумчиво согласился Фаллада и улыбнулся. – Ты становишься Шерлоком Холмсом.

Столовая у Армстронга располагалась на солнечной стороне. Хезлтайн уже ждал.

Армстронг потер руки.

– Доброе утро! Погода великолепная. Как, хорошо спалось?

Гости дружно угукнули.

– Лэмсон дал Ривсу транквилизатор, – сообщил Армстронг. – Понятное дело, в кофе. Я сказал ему также заготовить немного седативного препарата. Если задавать под гипнозом вопросы – это ведь самый простой способ, верно?

– Отлично, – рассеянно пробормотал Фаллада. – У вас всегда все предусмотрено.

– Я из кожи вон готов лезть, лишь бы хоть чем-то пригодиться. Просто из кожи вон. Джордж, давай-ка еще кофе! – повелительно крикнул Армстронг на кухню. Он стоял возле двери, лучась улыбкой. – Пожалуйста, усаживайтесь. Меня не ждите, я уже поел. А теперь я вас оставляю, надо делать обход. Джордж вам все обеспечит. – Он вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Косенький паренек, одетый теперь в белый халат, принес кофе и дольки грейпфрута. Когда они остались одни, Фаллада сказал:

– Боюсь, это будет пустой тратой времени.

– Почему? – вскинул голову Хезлтайн.

– Это только подозрение, – уточнил Карлсен. – Я разговаривал с Лэмсоном. Он сказал, что Ривс опять переменился. Чуткости той уже нет. – Карлсену по-прежнему не хотелось распространяться о ночном происшествии.

– Так что вы предлагаете? – недоуменно спросил Хезлтайн.

– Давайте продолжать в том же духе, – вздохнул Карлсен. – Допросим этого Ривса, хуже не будет.

– Может, он все еще в контакте с пришельцем, как ты тогда, – предположил Фаллада. – Вдруг сможете даже сказать, где он теперь.

– Что ж, возможно, – согласился Карлсен, зная наперед, что все это зря.

Паренек принес яичницу с беконом. Ели молча. Чувствовалось, что Фалладу с Хезлтайном тревожит возможность неблагополучного исхода. Карлсена же почему-то наполнило странное, пассивное равнодушие – может, следствие непомерного напряжения нескольких прошедших суток.

Армстронг возвратился к концу завтрака, ведя за собой Лэмсона и еще одного санитара.

– Ну, как, хватило? Славно! Я всегда начинаю день с добротного завтрака. – На надзирателе был белый халат; бросалась в глаза бравурная, наигранная веселость. – Убежден, именно в этом беда с половиной местного контингента.

– Из-за завтрака? – непонимающе взглянул Хезлтайн.

– Скорее из-за отсутствия оного. Люди так и не выработали в себе привычку завтракать. И результат: взвинченность, дурное настроение, гастрит, и вообще хандра. Если и вправду хотите извести преступность в Англии, добейтесь, чтобы все плотно завтракала… А, капитан? – он легонько похлопал Карлсена по плечу.

– Да, согласен, – кивнул тот.

И тут понял, что именно переменилось. Он напрочь утратил способность вчитываться в умы окружающих. Это он понял, когда Армстронг коснулся его плеча; контакт вышел безликий, изнутри человека уже не было видно.

– Ну что, джентльмены, готовы приступать? – Армстронг потер руки. Все посмотрели на Карлсена; само собой почему-то подразумевалось, что решение – за ним.

– Да, конечно, – ответил он, вставая.

– Тогда давайте так: мы с Лэмсоном входим первыми. Он подумает, что это обычный медосмотр. В период полнолуния я постоянно замеряю ему уровень адреналина, – доверительно сообщил он Фалладе. – Если он слишком высок, есть опасность, что больной впадет в буйство, и тогда мы применяем транквилизаторы. – Он повернулся к Карлсену и Хезлтайну. – Вы, пожалуй, воздержитесь стоять на виду, пока мы не сделаем укол.

Следом за надзирателем они прошли через вестибюль и поднялись на два пролета. Чувствовалось, что место – не из веселых. Построена лечебница была где-то в начале столетия, когда психические болезни достигли пика. Архитектура была сугубо функциональна. Пластиковые стены, создававшие некогда впечатление легкости и света, пообтерлись и замусолились. На каждой площадке имелись зеленые металлические двери с облупленной краской.

– Это общие палаты, – указал Армстронг. – Одиночки у нас на верхнем этаже, со звукоизоляцией, чтобы не тревожить других больных. Откройте-ка дверь, Нортон.

Медбрат вставил в замочные скважины два разных ключа и одновременно повернул. Дверь отворилась без малейшего скрипа. Стены открывшегося коридора украшала мозаика, изображающая горный пейзаж.

– Ривс в комнате на том конце, – показал Армстронг. Карлсен обратил внимание, что он избегает употреблять куда более уместное слово – камера.

В дальнем конце коридора отворилась дверь, и оттуда вышла Эллен Дональдсон, тщательно заперев ее за собой. Женщина оторопело посмотрела на такую большую процессию; затем встретилась глазами с Карлсеном – и враз побледнела. Поравнявшись с шагающим навстречу Армстронгом, она схватила его за рукав.

– Мне можно вас на секунду, доктор?

– Не сейчас, сестра. Мы заняты, – отмахнулся он и, не останавливаясь, прошел мимо.

– Но я насчет Ривса…

– Я сказал: не сейчас, – резко повернувшись, бросил доктор – негромко, но таким приказным тоном, что хоть руки по швам вытягивай.

Двое санитаров удивленно переглянулись. Медсестра отвернулась и пошла прочь. Карлсен ожидал, что она мельком взглянет на него, но она не поднимала глаз. Что странно: не по чину, казалось бы, старшей медсестре уходить эдакой побитой кошкой, осаженной явно несправедливо и сгоряча; тем не менее, она покорно удалилась.

Нортон отпер дверь и посторонился, пропуская Армстронга. Надзиратель, не оборачиваясь, сделал остерегающий жест: дескать, не приближаться! Лэмсон наполнял одноразовый шприц.

И вот тут Карлсена осенило. Разом, без тени сомнения, он уловил, что Армстронг приютил в себе вампира. Одновременно с тем, в яркую секунду просветления, он понял, что делать. Улыбаясь, он медленно потянулся рукой к Лэмсону. Тот застыл в немом изумлении, но шприц уступил. Одним широким шагом Карлсен прошел мимо Нортона. Армстронг, согнувшись, стоял над лежащим на койке человеком, елейным голоском здороваясь:

– Доброе утречко, Ривс…

Не успев договорить, надзиратель поперхнулся: Карлсен левой рукой стиснул ему шею и дернул на себя. Нортон что-то прокричал. Карлсен был совершенно спокоен. И откуда столько силы взялось – приняв всю тушу доктора себе на грудь, Карлсен тщательно наметил место для укола и вогнал иглу Армстронгу сквозь халат. Надзиратель мощно дернулся. Карлсен неторопливо утопил поршень. Лэмсон продвинулся к изголовью кровати, откуда видно было лицо Карлсена. Когда их взгляды встретились, Карлсен с улыбкой кивнул. Он чувствовал, что полностью владеет ситуацией. Туша Армстронга, выскользнув из рук, грузно осела на пол. С неожиданным проворством он вдруг перевернулся на живот и облапил ноги Карлсену. Тот, смиренно дождавшись, резко упал на колени, ударив ими Армстронга между лопаток; надзиратель оказался пригвожденным к полу. В ту же секунду Лэмсон схватил Армстронга за дергающиеся ноги. Секунду Армстронг упорствовал, затем движения его стали слабее – и, наконец, стихли. Когда Карлсен приподнял ему голову, глаза доктора были пустые и остекленевшие.

– Зачем вы это? – спросил Хезлтайн неожиданно спокойным голосом.

Карлсен благодарно улыбнулся Лэмсону.

– Благодарю за помощь!

– Надо было мне сказать, – дружески попенял Лэмсон. – Мне всегда казалось, в нем что-то странное…

– Нельзя было рисковать. – Карлсен повернулся к Фалладе с Хезлтайном. – Давайте перетащим его куда-нибудь в пустую комнату. Я хочу его допросить, прежде чем пройдет действие укола. Куда его можно? – спросил он Лэмсона.

– Наверно, вниз, в хирургическую. Подождите минуту, я возьму каталку. – Он поспешно вышел и вскоре возвратился со складным креслом из кожзаменителя. – Ну-ка помоги, Кен.

Тут Карлсен впервые посмотрел на лежащего в кровати человека. Того вся эта возня, похоже, никак не трогала. Человек с бездумным спокойствием таращился в потолок. Был он высок и дюжего сложения, только подбородок покатый, вялый. Несмотря на широкие плечи и здоровенные ручищи, впечатления опасного он не создавал.

– Я свезу его вниз на лифте, – сказал Лэмсон. – Встречу вас на первом этаже у лестницы.

Едва санитары отъехали, Фаллада спросил:

– Что случилось?

– Я понял, что вампир перешел в Армстронга.

– Вы в этом уверены? – пытливо посмотрел на капитана Хезлтайн.

– Абсолютно. Надо было раньше догадаться. Не знаю, почему не додумался. По логике, Армстронг непременно должен был стать следующей пешкой. Скользкий, тщеславный, на уме сплошь пакостные извращения.

– А Лэмсон как мог знать?

– Да вы что, откуда? – рассмеялся Карлсен. – Просто мы утром с ним разговаривали, и мои слова его на это натолкнули. А он Армстронга терпеть не может.

– Откуда ты знаешь, что эта нечисть все еще в Армстронге? – обратился к нему Фаллада. – Что ей мешает перекинуться в кого-то другого?

Карлсен тряхнул головой.

– Пока Армстронг без сознания, ей деваться некуда. Она вынуждена существовать с его телом на равных.

– Ты точно знаешь?

– Нет, но вдумайтесь: как же иначе? Вряд ли она может перепорхнуть за секунду. Дело отнюдь не простое, все равно что влезать в скафандр. Уходит-таки время.

Подошел лифт. Армстронг навзничь лежал на каталке, откинув бесчувственную голову с открытыми глазами на толкающего коляску Лэмсона.

– Вот сюда, сэр. – Лэмсон завел их в комнату по соседству с площадкой.

Это был небольшой кабинет со стандартными картотечными стеллажами, справочниками и подшивками «Британского медицинского журнала». Карлсен попросил санитаров перегрузить Армстронга на кушетку. Он задернул шторы и подвинул настольную лампу, чтобы светила прямо в ледяные немигающие глаза.

– Вы можете организовать еще одну дозу седативного?

На лице у Лэмсона читалось сомнение.

– Думаю, да, сэр. Но одной обычно достаточно.

– Может понадобиться. Сколько длится действие?

– Часа два, как минимум.

– Тогда, возможно, потребуется еще.

Когда санитары вышли, Хезлтайн негромко заметил:

– Вам бы не надо распространяться об этом вашим коллегам.

– Что вы, сэр, – всплеснул руками Лэмсон. Мы же понимаем…

Хезлтайн бесшумно закрыл дверь и запер ее изнутри.

– Вторая доза может быть опасна, тебе не кажется? – опасливо спросил Фаллада. – От нее нагрузка на сердце.

– Знаю. Только эта нечисть крепче, чем нам кажется. Еще, чего доброго, упустим…

Наклонившись над тушей Армстронга, он аккуратно прикрыл ему глаза. Из письменного стола достал электронный капсульный диктофон и поставил на столик у изголовья кушетки. Убедившись, что приборчик работает, нажал на кнопку. Сам присел на краешек кушетки, подавшись вперед, так что рот был возле самого уха доктора.

– Армстронг! Вы меня слышите?

Веки чуть дрогнули, но губы оставались неподвижны. Карлсен повторил вопрос и добавил:

– Если слышите, скажите «да».

Губы приоткрылись. Чуть погодя Армстронг прошептал:

– Да.

– Вы знаете, где вы сейчас находитесь?

Вопрос опять пришлось повторить. И тут лицо Армстронга исказила плаксивая гримаска, как у обиженного ребенка. Голос его звучал подавленно.

– Я не хочу здесь оставаться. Я хочу уйти. Я боюсь. Пустите меня. Пустите… – голос был едва уловим. Губы несколько секунд продолжали шевелиться, но с них не слетело ни единого звука.

– Где вы?

Молчание длилось больше минуты. Карлсен повторил вопрос несколько раз. Чувствовалось, что Армстронг выдавливает слова с большим трудом.

– Они не дают мне говорить…

– Кто «они»?

Ответа не последовало.

– Послушайте, Армстронг, – с нажимом заговорил Карлсен. – Если хотите, чтобы мы помогли вам выбраться, скажите, где вы находитесь. Где вы?

На губах у Армстронга запузырилась слюна. Он тяжело, с присвистом, задышал.

– Я… здесь, – выдавил он; остальное утонуло в надсадном сипении.

И тут его тучное тело словно подбросило. Армстронг зашелся протяжным воплем, от которого веяло таким нечеловеческим ужасом, что все содрогнулись. Втроем они навалились на неистово бьющееся тело, пытаясь его удержать. Это оказалось непросто: сопротивление было поистине железным. Уступив, наконец, Армстронг унялся, тяжко дыша; Карлсен сидел у него на одной руке, Хезлтайн на другой, Фаллада – на обеих ногах.

– Армстронг, – обратился к надзирателю Карлсен, – вы можете видеть, кто держит вас в плену?

– Да. – Глаза его распахнулись – незрячие, безумные от ужаса.

– Скажите ему, чтоб говорил с нами. Скажите. Тело неожиданно дернулось, норовя свалиться с кушетки; Карлсен с Хезлтайном придержали его. В дверь раздался стук. От неожиданности все вздрогнули.

– Кто?

– Лэмсон, сэр. Принес вам ноотропина с мефидином.

Фаллада отпер дверь.

– Ага, благодарю.

– Вы ведь знаете, как его использовать, сэр? Дождетесь, пока он придет в чувство, и только тогда очередную дозу.

– Не беспокойтесь, мы знаем. – Фаллада, не церемонясь, захлопнул дверь и снова ее запер.

Армстронг пока лежал тихо. Карлсен расстегнул ему манжет и закатал рукав на пухлой, волосатой руке. Выше локтя никак не шло. Хезлтайн подал со столика хирургические ножницы. Карлсен вспорол рукав от запястья до самого плеча. Стоило взять шприц, как Армстронг сел и дернулся в сторону. Карлсен выронил шприц и снова схватил толстяка за руку. Хезлтайн помог водворить Армстронга обратно на кушетку.

– Ганс, бери шприц, действуй! – решительным голосом сказал Карлсен.

И тут из губ Армстронга исторгся голос настолько спокойный и уверенный, что все невольно застыли на месте.

– Нет нужды. Если вы меня отпустите, я обещаю покинуть Землю.

Фаллада со шприцом в руке замялся в нерешительности.

– Давай, вводи. Он все лжет. Если не сделать укол, он через десять минут ускользнет. – Мышцы под руками у него в секунду налились твердостью, пришлось навалиться изо всех сил, чтобы удержать бьющуюся тушу.

Снова грянул голос:

– Карлсен, ты меня разочаровываешь. Я думал, ты понял.

Карлсен удержал в себе соблазн вступить в дискуссию.

– Давай, давай, – кивнул он Фалладе. Ганс всадил иглу как раз над тем местом, где сочилась струйка крови от первого укола, и выжал поршень. Они сидели, наблюдая за лицом Армстронга. Через минуту с небольшим дыхание углубилось. Взор окаменел, и чуть отвисла челюсть.

– Ты меня еще слышишь? – спросил Карлсен, одновременно прислушиваясь. Ответа не последовало.

– Может, дали слишком много, – подумал вслух Хезлтайн.

Карлсен покачал головой. Он заговорил Армстронгу в самое ухо.

– Слушай. Если понадобится, мы будем держать тебя в таком состоянии целыми днями, неделями. До тебя доходит?

– Да. – Голос прежний, но только доносился слабее, не так четко. Дыхание сделалось прерывистым.

– Как бы не кончился, – забеспокоился Фаллада.

– Даже если и кончится, чего уж теперь, – жестко сказал Карлсен. – Нечисть погибнет вместе с ним. Так что одно другого стоит.

– Всех нас не уничтожить, – глухо рокотнул голос.

– Ничего, постараемся, – заверил Карлсен. – Пошлем на вашего циклопа боевые корабли. – Он наклонился ближе. – И особое внимание уделим тем желтым моллюскам.

Фаллада взглянул с удивлением, но ничего не сказал. Веки у Армстронга устало смежились. Лицо потеряло всякое выражение, кожа как-то обмякла.

– У нас здесь еще один шприц, – сообщил Карлсен. – Будешь отвечать на наши вопросы, или вводим?

Некоторое время лежащий безмолвствовал. Затем голос произнес:

– Задавайте ваши вопросы.

– Как твое имя?

– Вам его не выговорить. Можете звать меня Г'роон.

– Ты мужчина или женщина?

– Ни то, ни другое. Нашей расе не присущ пол, как вашей.

– Какая у тебя раса? – вклинился Хезлтайн.

– Можете назвать ее Ниотх-Коргхай. Хотя человеческими связками произносить все равно бесполезно: звучит совсем не так.

– Откуда ты? – задал вопрос Фаллада.

– С планеты под звездой… назовем ее Ригел. Ее не видно, даже в самые мощные ваши телескопы.

– Твой возраст?

– По вашему земному исчислению, пятьдесят две тысячи лет. Все трое многозначительно переглянулись.

– У вас все живут так долго? – спросил Карлсен.

– Нет. Только мы, Уббо-Сатхла. Мы – это те, кого вы именуете вампирами. Диктофон прилежно записывал сказанное.

– А остальные Ниотх-Коргхай? Сколько они живут? – продолжил Фаллада.

– Примерно триста ваших земных лет.

– Как вы стали вампирами? – спросил Хезлтайн.

– Это долгая история.

– Все равно, нам надо знать. Рассказывай! Несколько минут стояла тишина; Карлсен уже начал подумывать, что существо не собирается отвечать. Но вот голос снова ожил:

– Наша планета полностью покрыта водой. И раса наша, как вы догадались, имеет форму, что называется, моллюсков. Только у здешних моллюсков мозга почти нет. У Ниотх-Коргхай же, наоборот, высоко развиты мозг и нервная система. Тела у нас необычайно легки, поэтому мы можем жить при громадном давлении. Наша жизнедеятельность основана на элементе под названием флюорин, которым изобилуют наши моря, как ваши – хлоридом натрия. Под морями у нас существуют огромные природные пещеры, которые и стали нашими городами. Они гораздо больше ваших пещер на Земле – самые мелкие по пятнадцать километров в высоту.

Когда на вашей планете господствовали гигантские ящеры, у нас уже была высокоразвитая цивилизация. Человеческий ум любит загромождать себя техническими проблемами и возвеличивает науку. Ниотх-Коргхай занимает лишь то, что у вас зовется религией и философией. Каждый из нас стремится познать Вселенную и максимально с ней слиться. Этим объясняется и то, почему у нас нет обособленных полов, как на земле. Ваши тела передают искру жизни в момент наивысшего полового возбуждения. Ниотх-Коргхай, в отличие от вас, могут получать такую энергию напрямую из эфира. Они проникаются любовью не к себе подобным, а ко Вселенной. И в момент наивысшего созерцания зачинают от жизненной энергетики Вселенной.

Познав космические тайны, мы научились также проецировать свои умы в отдаленные галактики. Наведывались и на вашу Землю, когда здесь только начинали остывать моря. Мы научили растительных обитателей Марса, как обустроить свою цивилизацию под водой, помогли существам с планеты Плутон вовремя перебраться на планету двойной звезды Сириус, когда их собственный мир утратил атмосферу. Величайшим нашим достижением была помощь в эвакуации более сотни планет в Крабовидной туманности, прежде чем она взорвалась и обратилась в сверхновую звезду.

Вы, земные создания, понятия не имеете о грандиозных пертурбациях межзвездного пространства. У вас слишком мелкий масштаб. А вот Ниотх-Коргхай видели рождение и смерть галактик, видели, как из ничего возникают вселенные. Вы должны понимать, что такие микрокосмы – живые существа. Они существуют обособленной космической жизнью на уровне, недоступном биологическим организмам. Религия Ниотх-Коргхай провозглашает, что Вселенная сама по себе – гигантский мозг, в котором миры – просто отдельные клетки.

Пятьдесят тысяч лет назад на вашей Земле подошел к концу ледниковый период, и люди той поры – вы их зовете неандертальцами – немногим отличались от обезьян. Ниотх-Коргхай решили, что условия на вашей планете благоприятствуют занятному эксперименту – попытке произвести более разумную форму жизни. Это было при жизни Ккубен-Дротх, одного из наших выдающихся специалистов в биологии…

– Если я не ослышался, у вас ведь не было науки? – перебил Фаллада.

Существо смолкло. Через полминуты стали уже опасаться, что рассказу конец. Но вот снова послышался голос:

– У нас не было технологии в вашем смысле. Нам она не нужна, для простейших надобностей нам вполне хватало моря. Однако науку рождает душа и воля. Целью было убедить людей каменного века развивать свой разум. Никакое существо не будет развиваться без собственной на то воли. Нам приходилось вживлять в эти существа тягу к познанию, а это удавалось лишь путем внедрения в их сущность – тогда они начинали мечтать. Вы не представляете, насколько это было трудно. Такое воздействие вызывало у тех ранних человеческих особей интенсивное удовольствие, но оно бесследно гасло через несколько секунд. Это было все равно что обучать алгебре обезьян. Ккубен-Дротх полжизни посвятил этом у делу, но умер, так и не увидев плодов своей деятельности. Еще семьсот лет истекло, прежде чем были созданы мужчина и женщина, чье потомство явилось первыми подлинно человеческими особями. Мы назвали их Есдрам и Солайех. В вашей мифологии они сохранились как Адам и Ева.

Так вот, семьсот лет мы жили в мозгу и телах людей. И в определенном отношении это было небезопасно. Их жизненная энергия поддерживала жизнь и в нас. Мы наслаждались их пьянящей чувственностью, хотя поначалу питали к ней неприязнь. Ваш мир был жесток и опасен, но удивительно красив.

Мы же были учеными, и нам хватало беспристрастия понять, что настало время предоставить человечество самому себе. Постепенно, сотнями, мы покидали Землю и возвращались в свою звездную систему…

– Извините, что снова перебиваю, – вмешался Фал-лада, – но до этого Ригела отсюда, по меньшей мере, сотни световых лет. Сколько же у вас времени ушло на такое путешествие?

Снова наступила продолжительная пауза, как будто существу требовалось время на обдумывание. Наконец оно сказало:

– Вы забываете, что энергия Вселенной существует на разных уровнях. На физическом самая большая скорость – скорость света. На нашем же уровне двигаться можно в тысячи раз быстрее. Перелет у нас занимал меньше года.

Наша группа при отлете была последней. Мы намеренно задержались на максимальный срок. Затем мы довершили переход на нужный уровень космической энергии – можно назвать ее пятым измерением – и отправились в путь.