Текст книги "Космические вампиры"

– Да… Да, разумеется…

– Как остальные?

Мак Кэй был категорически против:

– Я – нет. Считаю, гонять повторную экспедицию – трата времени и средств. Мне кажется, борт надо обследовать именно сейчас.

– И я разделяю вашу точку зрения, – дипломатично сказал Джемисон. – Но, как видно, мы с вами в меньшинстве, все остальные призывают к осторожности. Поэтому остается лишь уступить воле большинства.

Премьер-министр критически огляделся. Все, один за другим, сдержанно кивнули. Сидя напротив Фаллады, Карлсен догадывался, что у них двоих на душе сейчас одно и то же: странное чувство, что они перетянули-таки канат на себя, но лишь потому, что соперник его отпустил.

– В конце концов, – мягким голосом напомнил премьер, – экспедиция и так уже превзошла все ожидания. Одна эта карта, по-моему, окупает все затраты. Поэтому давайте воспользуемся великолепным советом доктора Фаллады и будем впредь действовать с крайней осторожностью. И не думаю, что нам придется об этом пожалеть. – Он встал. – А теперь, господа, мне, думаю, надо будет выступить перед парламентом. Доктор Буковский, буду признателен, если вы останетесь – мне может понадобиться ваша помощь при ответах на вопросы, которые неизбежно последуют. И с вами, сэр Перси, я хотел бы переговорить насчет мер по отслеживанию этих созданий… Если позволите, господа…

Выйдя на улицу, Фаллада медленно произнес:

– Никогда мне, видно, не понять политиков. Они действительно такие безмозглые фигляры, или это только кажется?

Карлсен, сочувственно хмыкнув, сказал:

– Но мы все же добились верного решения.

– Он хочет отбуксировать реликт к Земле. Это же гибель!

– Но он дает нам время.

Фаллада неожиданно улыбнулся. Улыбка преображала его лицо: тяжелая серьезность исчезала и проглядывал эдакий лукавый насмешник. Он положил руку Карлсену на плечо:

– Я услышал слово «мы». Что это: Карлсен уверовал?

Карлсен пожал плечами.

– У меня предчувствие: что бы там ни произошло, нам вместе расхлебывать.

Проснувшись, Карлсен почувствовал утомление и странную вялость. Сон был глубоким, но под утро его наводнили какие-то жуткие кошмары.

Часы возле кровати показывали девять тридцать. Пятница: значит, Джелка повезла ребятишек в школу танца. Минут пять он полежал, собираясь с силами, прежде чем нажать кнопку, поднимающую жалюзи. Через несколько минут послышалось, как в передней хлопнула дверь. Джелка тихонько заглянула в спальню и увидев, что муж не спит, вошла. На кровать ему она бросила газету.

– Премьер-министра клюют со всех сторон. Вот это для тебя, экспресс-почтой.

Она взяла со стола бандероль с книгой. Отправителем значился Психосексуальный институт.

– А-а, это книга Фаллады, о вампирах. Он обещал ксерокопию. Как там у нас с кофе?

– Ты как себя чувствуешь? Вид что-то бледный.

– Устал просто.

Вернувшись через несколько минут с кофе и поджаренным тостом, Джелка застала мужа за чтением рукописи Фаллады. На ночной столик она положила книгу.

– Вчера заметила в библиотеке. Думаю, тебя заинтереснует. Карлсен поглядел на обложку.

– «Вампиризм духа». Странно…

– Что?

– Забавное совпадение. Автор – Эрнст фон Гейерстам. А Фаллада упоминал о некоем графе фон Гейерстраме… – Карлсен долистал рукопись до библиографии. – Да, именно такое имя.

– Ты передовицу «Таймс» еще не видел?»

– Нет. Про что там?

– Только про то, что, мол, какая жуткая трата денег налогоплательщиков на то, чтобы снарядить к астероидам целых два корабля, а теперь они вернутся ни с чем.

Карлсен был слишком увлечен книгой, поэтому не отозвался. Джелка оставила его одного. Когда через полчаса возвратилась, он по-прежнему был занят чтением, а стеклянный кувшинчик в кофеварке стоял пустым.

– Есть еще не хочешь?

– Пока нет. Ты послушай! Этот граф Гейерстам, по описанию Фаллады, был эдаким чудаком. О себе он заявлял вроде как о психологе, но всерьез его никто не воспринимал. Вот послушай, глава «Пациент, научивший меня думать». «Пациент – я назову его Ларсом В. – был довольно приятным, но бледноватой наружности эктоморфом лет двадцати с небольшим. Примерно шесть месяцев назад он начал замечать, что его неудержимо тянет демонстрировать свой половой орган женщинам в общественных местах. Прошло какое-то время, и его стало разбирать другое желание: раздевать малолетних детей и кусать их до крови. Он находил в себе силы устоять, но признался, что из дома стал выходить, расстегнув под пальто ширинку.

История пациента была следующей. Его родители, оба были одаренными художниками, и Ларс с раннего возраста стал проявлять талант в скульптуре. В шестнадцать лет он поступил в школу искусств, блестяще сдав вступительные экзамены. К девятнадцати годам его талант обозначился уже настолько, что он провел успешную выставку, создав себе завидную репутацию. Как раз на этой выставке он впервые и повстречал Нину фон Г., дочь прусского аристократа. Нина была девушкой с благородностыо кожи, хрупкая на вид, но, в общем-то, с очень неплохими физическими данными. У нее были огромные черные глаза и необыкновенно красные губы. Она восхитилась работами Ларса и сказала, что всегда мечтала быть рабыней великого мастера. Прошло два дня, и он безнадежно в нее влюбился. Прошло, однако больше полугода, прежде чем она позволила ему овладеть собой, отчего у него, естественно, сложилось впечатление, что она – девственница. Она легла якобы в гроб, в белой ночной рубашке, скрестив руки на груди. Ларс должен был забраться в комнату, словно ночной вор, и там, как бы невзначай, застать тело с горящими вокруг свечами. Затем ему пришлось разыграть фантазию, что он якобы ласкает «покойницу»: переносит ее на кровать и кусает, кусает. В конце концов он жадно овладел ею. В течение всего этого времени девушка согласна была лежать абсолютно неподвижно, не подавая признаков жизни.

Овладев ею. Ларе понял, что Нина – не девственница, однако влюблен был так, что уже не придавал этому значения. И оба они продолжали воплощать престранные сексуальные фантазии. То он был насильником, жадно набрасывающимся на нее в безлюдной аллее, то садистом, преследующим ее по темному лесу. Как-то, прежде чем овладеть, он привязал ее к дереву и отстегал хлыстом. Всякий раз после таких развлечений Ларс чувствовал неимоверный упадок сил; однажды они после любовных игр в лесу проспали несколько часов голыми, пока их не разбудил падающий снег.

Ларс умолял ее выйти за него замуж. Но Нина отказывалась, говоря, что уже принадлежит другому. На этого «другого» она ссылалась просто как на «графа», и рассказывала, что раз в неделю он является к ней выпить стаканчик ее крови. Ларс действительно замечал у нее небольшие порезы на внутренней стороне предплечья. Нина объяснила Лаосу, что забирает его энергию, чтобы питать ею ненасытного «графа». Единственное, что бы могло их с Ларсом соединить – это безоговорочная клятва на верность графу, и признание себя его рабами.

В приступе ревности Ларс пригрозил убить ее. После этого, он пытался покончить с собой, приняв непомерную дозу сильного наркотика. Родители застали сына без сознания и отвезли в больницу, где его принудительно держали две недели. В конце концов, он оттуда сбежал и явился на квартиру той самой Нины, чтобы сказать, что принял ее условия. Но девушка уехала и не оставила адреса.

Ларс теперь страдал от постоянного нервного истощения. В своих сексуальных фантазиях Ларс изводил себя тем, как дурно с ним обошлась та Нина со своим любовником-графом. После таких оргий самоуничижения, он сутками не мог прийти в себя от истощения. Родители серьезно беспокоились о состоянии сына, а его куратор, видный искусствовед, умолял Ларса вернуться к работе. В итоге Ларс решился прийти ко мне.

Вначале я подумал, что это случай невроза Фрейда, возникший из-за чувства вины, вызванного эдиповым комплексом. Пациент признался и в том, что тайно желал кровосмесительства со своими сестрами. Но один рассказанный им эпизод, заставил меня крепко задуматься: правилен ли вообще мой подход? Ларс рассказал, что когда у них с Ниной все еще было хорошо, он как-то раз работал у себя в студии над мраморной статуей, чувствуя необычайный подъем сил. В студию пришла Нина, и он попытался уговорить ее уйти и дать спокойно поработать. Она же, наоборот, сняла с себя одежду и легла ему в ноги, пока он, в конце концов, не возбудился. После этого, овладев ею прямо на бетонном полу, он забылся в ее объятиях. Очнувшись, Ларс понял, что она теперь лежит на нем сверху и, как он выразился, высасывает жизненные соки. Ощущение при этом, по его словам, было такое, будто сосут кровь. Когда она, наконец, поднялась. Ларс был так истощен, что не мог пошевелиться; она же, наоборот, светилась жизненностью, сильная, словно тигрица, лицо – почти демоническое.

И тут мне вспомнилось, что говорила моя мать про мою тетю Кристину: что та, якобы, сидя молча за вязанием, могла вытянуть жизненную энергию из любого, кто находился в комнате. Раньше я считал, что она говорила так для красного словца; теперь же все это казалось мне отнюдь не безосновательным.

По словам пациента, «вампир» часто являлся к нему во сне и вытягивал жизненные соки. Поэтому я оставил Ларса у себя в доме и приступил к серии экспериментов. Каждую ночь перед сном я замерял ему жизненное поле и делал фотоснимки пальцев по Кирлиану. Первые несколько ночей признаков истощения не наблюдалось – утром показатели бывали обычно чуть выше, как и положено после нормального сна, а кирлианские фотоснимки выявляли здоровую ауру. Но вот ему во сне явился его «вампир», и показатель жизненного поля стал значительно ниже; что до фотоснимков пальцев, то они напоминали человека, страдающего какой-нибудь изнурительной болезнью.»

Карлсен поднял от книги глаза.

– Как оно тебе?

– И чем дело кончилось? – поинтересовалась Джелка.

– Не знаю. Дочитал пока только до сих пор. А, судя по всему, теория его в том, что все люди в той или иной степени – вампиры энергии…

Джелка, сидящая возле окна в кресле, сказала:

– По мне, так это и в самом деле прямой случай помешательства на почве секса. Все это… лежание в гробу…

Карлсен с отсутствующим видом покачал головой. Суть дела неожиданно прояснилась, и как будто была такой всегда.

– Не-ет, – протянул он. – Интересно вот что: она начала с того, что влезла к нему в душу и влюбила в себя. – Джелка поглядела на мужа с удивлением: несообразное какое-то замечание. – Разве не видно? Она начала с того, что взяла его лестью, сказав, что мечтает принадлежать гению; иными словами, предложила себя на любых условиях. Затем она выведывает его тайные сексуальные грезы, тягу к насилию, истязанию – и делает себя орудием его фантазий, пока Ларс не попадает в полную от нее зависимость. Она начинает пить его энергию, сосать жизненные соки. И вот тогда наступает переворот. Уверившись, что он уже никуда не денется, она предлагает ему окончательное рабство. Иными словами, скамьи перевернуты…

– Я знала несколько таких женщин, – Джелка встала. – Ладно, не буду тебя отрывать от книги. Я сама от любопытства просто сгораю!

Через четверть часа она вкатила в спальню тележку.

– Выглядишь ты получше, – сказала она, присмотревшись.

– Теперь – да, сравнения нет. Провалялся лишнего, наверное. Ах, что за запах! Булочки, да свежие… Джелка подобрала с пола книгу.

– Ну и что, он вылечился?

– Да, – пробубнил Карлсен, уплетая яичницу с ветчиной. – Только интерес как-то пропадает. Описывает все как-то расплывчато. Пишет единственно о том, что он… сменил сексуальную ориентацию.

Джелка, пока он ел, листала книгу.

– Да, и вправду разочаровывает. Взял бы да написал автору. – Она посмотрела на титульный лист. – М-м-м, должно быть, поздновато; он, наверное, умер уже. Книга вышла в две тысячи тридцать втором, почти полвека назад.

Зазвонил телемонитор. Прежде чем ответить, Джелка включила изображение. Через секунду, сняв трубку, позвала мужа:

– Это Фаллада.

– Ага, прекрасно, с ним поговорю.

Появилось лицо Фаллады.

– Доброе утро. Рукопись мою получили?

– Да, спасибо. Как раз сейчас читаю. Что нового?

– Ничего, – Фаллада пожал плечами. – Только что говорил с Хезлтайном. Все спокойно. А сегодня в парламенте будут обсуждать, почему «Веге» и «Юпитеру» приказано вернуться. Потому и звоню, чтобы предупредить. Если начнут вдруг накатывать, домогаться – говорите, что ни о чем не ведаете. Или скажите что-нибудь обтекаемое насчет необходимости делать такие вещи постепенно.

– Ладно. Скажите-ка мне, доктор, читали ли вы такую книгу, «Вампиризм духа»?

– Графа фон Гейерстама? Читал, только давно.

– А я сейчас. У него, похоже, многое перекликается с вашими взглядами, а вы его считаете чудаком!

– А что! Книга у него во многом звучит разумно, но последние его работы – чистый бред. Он завершает их выводом о том, что все душевные болезни – от духов и демонов.

– Но первый случай, что у него – помните, про скульптора? – просто великолепен. Узнать бы, как он его вылечил. Должно быть, выработал-таки какую-нибудь защиту против вампиризма.

Фаллада задумчиво кивнул.

– Да, интересная мысль, с вашей подачи. Сам-то Гейерстам, конечно, уже умер. Но у него есть немало последователей и учеников. Может, могло бы помочь шведское посольство?

Стоящая у двери Джелка подала голос:

– Может, этот… Фред Армфельдт?

– Погодите секунду, – сказал в трубку Карлсен.

– Фред Армфельдт, – напомнила Джелка, – тот, что так набрался у тебя на приеме. Он же – шведский атташе по культуре.

Карлсен щелкнул пальцами.

– А ведь точно! Он мог бы помочь. Тот, что был у меня на фуршете в Гилдхолле. Он же, вроде, из шведского посольства. Попытаюсь-ка я на него выйти.

– Хорошо, – согласился Фаллада. – Позвоните, если что-нибудь получится. Не буду отвлекать от еды. – Он, видно, заметил на постели поднос с завтраком.

Карлсен, прежде чем звонить в шведское посольство, принял душ и побрился.

– Вы не могли бы пригласить Фреда Армфельдта? – спросил он, представившись.

Буквально через секунду на экране возник безукоризненно выбритый, розовощекий молодой человек.

– Это вы, капитан! – воскликнул Армфельдт. – Какая приятная неожиданность. Чем могу быть полезен?

Карлсен вкратце изложил свою просьбу. Армфельдт покачал головой.

– Впервые слышу об этом Гейерстаме. Вы говорите, он врач?

– Психиатр. Написал книгу под названием «Вампиризм духа».

– В таком случае, его бы надо поискать в Указателе Шведских писателей. – Армфельдт на секунду вышел из поля зрения и появился вновь с увесистым фолиантом. Он начал сосредоточенно его перелистывать, бормоча; – Фрединг, Гарборг… А, Гейерстам, Густав. Он?

– Нет. Эрнст фон.

– Ага, вот он. Эрнст фон Гейерстам, психолог и философ. Родился в Норриепинге, июнь тысяча девятьсот восемьдесят седьмого. Закончил Лундский и Венский университеты… Вам что о нем надо узнать?

– Когда он умер?

– Насколько я могу судить… он все еще жив. Ему должно быть… девяносто три.

Сдерживая волнение, Карлсен спросил:

– Там адрес указан?

– Указан. Хеймскрингла, Стораван, Норрланд. Это область гор и озер… – Карлсен торопливо записывал адрес.

– А телеэкран есть?

– Нет. Но если хотите, я попробую навести справки.

– Ничего, не стоит. Вы мне очень помогли!

Они обменялись дежурными любезностями, согласились, что неплохо бы встретиться и посидеть, и распрощались. Карлсен, не мешкая, набрал номер Фаллады.

– Гейерстам все еще жив.

– Невероятно! Где он живет?

– Место называется Стораван, в Норрланде. Думаю, может, послать ему телеграмму? Он, наверное, обо мне слышал, со всей этой рекламной шумихой…

– Нет, – медленно покачал головой Фаллада. – Думаю, мне надо попытаться выйти на него. По идее, уж сколько лет назад надо было это сделать. Просто лень и тупость с моей стороны. В конце концов, он – первый человек, открывший феномен умственного вампиризма. Вы мне можете дать полный адрес?

Остаток утра Карлсен провел, сидя за чтением в солярии. Он хотел приступить к рукописи Фаллады, но «Вампиризм духа» так захватил его, что Карлсен прочел уже полкниги, когда Джелка привезла детей к обеду. То и дело звонил телеэкран: в основном, репортеры спрашивали мнение насчет отзыва кораблей. Переговорив с тремя, Карлсен попросил жену больше его не подзывать.

В два часа, после вегетарианского обеда, он плескался с дочками в бассейне, когда во дворик вышла Джелка.

– Опять Фаллада.

Карлсен зашел в дом, на ходу привыкая к полумраку после яркого дневного света. Фаллада сидел у себя в кухне.

– У вас что-нибудь запланировано сегодня на вечер? – живо спросил он.

– Ничего. Книгу вашу читать.

– Вы можете поехать со мной в Швецию?

– Почему бы нет, – растерянно улыбнулся Карлсен. – А зачем?

– Гейерстам предлагает встретиться. К половине седьмого мы уже можем быть в Карлсборге, если успеем на рейс из Лондона в два сорок две.

– Карлсборг – это где?

– Небольшой городок на северной оконечности Ботнического залива. Гейерстам вышлет туда за нами аэротакси.

– Что мне взять с собой?

– Просто дорожную сумку на ночь. И книгу Гейерстама. Я бы хотел ее пробежать на пути туда.

Аэрокэб Карлсена припозднился. С Фалладой они обменялись всего парой слов буквально на бегу, пока наконец не завалились в кресла российского авиарейса на Москву через Стокгольм и Петербург.

Воздушные перелеты всегда вызывали у Карлсена светлый, детский восторг. Глядя, как зеленые поля Южной Англии постепенно уступают место серебристо-серому зеркалу моря, он ощутил растущее волнение, ожидание какого-то приключения.

– Вы бывали в Северной Швеции? – спросил Фаллада.

– Нет. Только в Стокгольме. А вы?

– Я – да. Свою докторскую о самоубийствах я писал в Швеции и несколько месяцев прожил на севере. Народ там угрюмый, нелюдимый. А пейзажи великолепные.

Стюардесса предложила напитки; оба взяли по мартини. Рановато – но Карлсен был в приподнятом настроении.

– Так вы успели переговорить с Гейерстамом? – спросил он.

– А как же! Пятнадцать минут беседовали. Прекрасный пожилой джентльмен. Когда я рассказал о своих экспериментах, он очень оживился.

– Вы ему подробно рассказали о… пришельцах?

– Вообще ничего. Разговор не для видеосвязи. Сказал, единственно, что ломаю голову над одним невероятно странным и сложным делом. Он, очевидно, не очень стеснен в средствах: сказал, что оплатит проезд. Я, понятно, объяснил, что лечу за счет института. Кстати, и вы тоже. Официально вы летите как мой ассистент.

– Постараюсь не вызвать нареканий, – усмехнулся Карлсен.

В Стокгольме они сделали пересадку, сев на самолет «Свидиш Эйрлайнз» размером поменьше. Фаллада с головой ушел в чтение. Карлсен, не отрываясь, смотрел вниз, наблюдая, как зеленый сельский пейзаж сменяется поросшими соснами холмами, а те – черной тундрой, с прожилками снежных наносов. Апрельский снег выглядел теперь бледным, с прозеленью льда. Подали соленые галеты и свежесоленую рыбу с водкой. Фаллада ел с отсутствующим видом, глаза его были устремлены в книгу. Карлсен отмечал про себя скорость, с какой он читает: за два с половиной часа, пока летели от Лондона, он одолел уже три с лишним четверти книги Гейерстама.

Самолет стал снижаться, пропоров легкое облако над заснеженными островами. Аэропорт в Карлсборге показался до нелепости маленьким – чуть крупнее самого здания диспетчерской и прилепившегося к нему укромного летного поля, окруженного бревенчатыми домами. Выйдя из салона, Карлсен с удивлением ощутил резкий перепад температуры. Встретивший их таксист был не скандинавского типа: волосы черные, лицо округлое, чем-то похож на эскимоса. Он понес их сумки в стоящий на поле у аэропорта шестиместный аэрокрафт. Через несколько минут они уже летели на небольшой высоте над заснеженными полями, затем снова над морем. Пилот, оказывается, немного говорил по-норвежски, будучи лапландцем из северной провинции. На вопрос Карлсена, какая величина у Сторавана, он, помедлив, ответил с некоторым удивлением:

– Десять километров.

– О, город не такой уж маленький.

– Это не город. Это озеро. Сказал – и окончательно умолк. Вскоре они уже летели над лесистыми горами, на глаза иногда попадались олени. Фаллада по-прежнему не отрывался от книги. Наконец, захлопнул.

– Интересно, но явный безумец.

– Вы имеете в виду – сумасшедший?

– Что вы, нет. Совсем не так. Но он считает, что вампиры – это злые духи.

– А разве нет? – спросил, улыбнувшись, Карлсен.

– Вы же видели, как мурена нападает на осьминога. Она что, по вашему, злой дух?

– А взять тех пришельцев, что могут обходиться без тела – разве это не превращает их в духов?

– Это другой разговор. Он же рассуждает о призраках и демонах.

Карлсен посмотрел на лес, плывущий буквально в тридцати метрах внизу. В таком краю легко уверовать и в призраков и в демонов. В сумрачных прогалинах озер, отражающих солнце, волна смотрелась как темно-синее матовое стекло. В километре от них на гранитном склоне бушевал водопад, взметая облако белого тумана; его шум перекрывал рокот двигателя. Небо на западе из золотистого делалось багряным. В пейзаже было что-то подобное сну, неземное.

Спустя четверть часа пилот указал вперед.

– Хеймскрингла.

Впереди виднелось озеро, петлявшее меж гор, насколько хватало глаз; в нескольких километрах к югу, между деревьями поблескивало еще одно, огромное. Чуть поодаль находился небольшой городок. Карлсену на секунду подумалось, что это и есть Хеймскрингла, но выяснилось, что аэрокрафт пролетает мимо.

– Var аr Heimskrmgia? – спросил он.

– Dar, – указал пилот.

И тут на озере очертился остров, а среди леса выглянула крыша. Пролетая низко над деревьями, они могли видеть фронтон дома, серого, с зубчатыми башенками, словно замок. Фасад выходил на озеро, и перед ним стелились газоны, и среди деревьев вились дорожки. Возле озера на полянке стояла небольшая часовня из темных, почти черных бревен.

Аэрокрафт с легким толчком сел на гравий перед домом. Когда смолк двигатель, они увидели, как из дверей во двор вышел человек и направился к аэрокрафту. Следом за ним шли три девушки.

– Ба, что за прелестная служба по размещению! – шутливо восхитился Фаллада.

Человек, идущий к аэрокрафту размашистым целенаправленным шагом, был высок и худощав.

– Ну, это явно не граф, – сказал Фаллада. – Слишком молод.

Когда ступили на гравий, в лица дунул холодный ветер. Человек протянул руку:

– Очень рад вас видеть. Эрнст фон Гейерстам. Столь любезно с вашей стороны явиться в такую даль, проведать старика.

Карлсен подумал, не шутит ли тот. Несмотря на седину в усах и морщины на тонком, красивом лице, на вид ему было от силы шестьдесят. Моложавость эту придавала и безукоризненная одежда: черное пальто, брюки в полоску и белый галстук-«бабочка». По английски он говорил свободно и совершенно без акцента.

Карлсен и Фаллада представились.

– Позвольте представить вам трех моих учениц, – полуобернулся к девушкам Гейерстам. – Сельма Бенгтссон, Аннелиз Фрайтаг, Луиз Курель.

Мисс Бенгтссон, высокая блондинка, задержала свою ладонь в руке Карлсена чуть дольше необходимого. Привыкший к блеску немого восторга в глазах незнакомых людей, Карлсен знал, что она скажет дальше.

– Я видела вас по телевизору. Вы не капитан…?

– «Гермеса»? Да.

– А здесь вы как ассистент доктора Фаллады, – тонко подметил Гейерстам, знающе, но без иронии.

Фаллада учтиво уточнил:

– Это у меня для отчета за командировку.

– А-а, понятно…

Граф отвернулся и перемолвился с таксистом на латышском; тот понятливо кивнул и полез обратно в аэрокрафт.

– Я сказал ему возвратиться сюда в полдень – если, конечно, вы не решите остаться подольше… Может, сначала посмотрим на озеро, а уже потом пойдем внутрь?

Взлетая, аэрокрафт взвыл и струей воздуха туго облепил девушкам платья вокруг ног.

Подошел слуга в ливрее и, взяв сумки, понес их в дом.

– Вы живете в красивом месте, – заметил Карлсен.

– Красивом, только слишком холодном для старика с холодеющей кровью. Извольте, – замшелой тропой он повел гостей вниз, к воде, отражающей предвечерний свет северного солнца. Когда Фаллада вместе с Гейерстамом прошли чуть вперед, Карлсен негромко заметил блондинке:

– Граф выглядит гораздо моложе, чем я ожидал.

– А как же, – сказала она, – мы не даем ему стареть.

Уловив мелькнувшее в глазах гостя замешательство, девушки дружно рассмеялись.

Остановились на галечном пляже, засмотревшись поверх глади озера на сосны и ели, стеной растущие на том берегу. Заходящее солнце озаряло верхушки деревьев тревожными отблесками. Густо синее небо над головой казалась бездонным.

– Часовня, – обратил внимание гостей Гейерстам, – старше дома. Во времена Густава Вазы на этом острове стоял монастырь. Дом был построен на его месте где-то в тысяча пятьсот девяностом году.

– Что вас завело так далеко на север? – поинтересовался Фаллада.

– В Норриепинге есть поговорка: в Норрланде переводятся дубы, дворяне и раки. Я мечтал попасть сюда с детских лет, но на дом этот набрел лишь лет сорок назад, когда приехал исследовать историю графа Магнуса. Он похоронен в склепе за часовней.

– Это не он был любовником королевы Кристины? – вспомнил из истории Карлсен.

– Нет, это был его дядька. Племянник унаследовал титул. – Граф, ученицы и гости тронулись вдоль берега, под ногами похрустывала галька. – Дом, когда я пришел, уж полвека как пустовал. Люди говорили: мол, слишком велик, чтобы содержать. Но настоящая причина была иная: люди Ававикена по-прежнему боялись графа. Поговаривали, что он – вампир.

– Давно он умер?

– Погиб в сражении под Полтавой, в тысяча семьсот девятом году. А тело было доставлено назад. Пустой гроб по-прежнему стоит в склепе.

– А что случилось с телом?

– В тысяча семьсот девяностом году владелец дома вогнал ему в сердце кол и сжег дотла. По преданию, тело великолепно сохранилось. – До часовни оставалось метров сто. – Может, пройдем в склеп?

– Я замерзла, – пожаловалась Луиз, француженка.

– Ну ладно, посмотреть можно будет и утром. Они пошли по газону, миновав по пути большой искусственный пруд, на поверхности которого поблескивала тонкая корочка льда. Монахи в свое время разводили здесь треску.

– Так граф Магнус, в вашем понимании, действительно был вампиром? – спросил Карлсен.

– А по-вашему, может быть еще какое-то понимание? – улыбнулся Гейерстам. Он первым стал подниматься к кохху по истертой каменной лестнице. – Хотя, на ваш вопрос, отвечу: да. Ну что, показать вам сначала ваши комнаты? Или лучше по бокалу?

– По бокалу, – решительно сказал Фаллада.

– Хорошо. Тогда идемте в библиотеку. Через окно в дальней стене помещения было видно, как опускается за горы солнце. В огромном камине пылали целые поленья. Огонь отражался на медной решетке и глянцевитой коже книжных переплетов. Аннелиз, немочка, вкатила на коврик тележку с бутылками. Полненькая фигурка и румяные щечки придавали ей сходство с «гретхен» из баварской пивной. Она разлила по стаканам шведский шнапс.

– За вас, господа, – предложил Гейерстам. – Для меня большая честь принимать таких именитых гостей.

Девушки тоже выпили.

– Простите мое любопытство, – сказал Карлсен, – но можно спросить, что изучают ваши очаровательные ученицы?

– Почему бы вам не спросить у них самих? – улыбнулся граф.

Черноглазая, стройная Луиз Курель ответила:

– Мы учимся исцелять больных.

Карлсен поднял стакан.

– Я уверен, из вас получатся великолепные медсестры.

Девушка покачала головой.

– Нет, медсестрами мы быть не собираемся.

– Врачами?

– Уже теплее…

– Вы чувствуете усталость? – спросил вдруг граф.

Удивленный такой переменой темы, Карлсен растерянно отозвался:

– Что вы, вовсе нет.

– Ну хотя бы чуть-чуть, после долгих перелетов?

– Ну, разве что чуть-чуть.

Гейерстам улыбнулся девушкам.

– Что, может, продемонстрируете?

Они все посмотрели на Карлсена и согласно кивнули.

– Понимаете, – сказал Гейерстам, – это, вероятно, самый быстрый способ ответить на ваш вопрос и заодно ввести в курс дела. Ну-ка, привстаньте, пожалуйста.

Карлсен встал на коврик. Сельма Бенгтссон стала расстегивать на его куртке молнию.

– Закройте на секунду глаза, – велел Гейерстам, – и следите за своим самочувствием, особенно за чувством усталости.

Карлсен закрыл глаза; сквозь сомкнутые веки пробивались перемежающиеся блики огня. В теле он чувствовал небольшое мускульное утомление и томную расслабленность.

– Сейчас они поместят на вас ладони и подпитают энергией. Расслабьтесь, откройтесь ей, впитайте физически. Вы ничего не почувствуете.

– Сдвиньте, пожалуйста, галстук и расстегните рубашку, – попросила Луиз Курель.

Расстегнутую рубашку девушки оттянули так, чтобы оголились плечи.

– Закройте глаза, – напомнила шведка.

Карлсен стоял, чуть покачиваясь, чувствуя, как кончики женских пальцев касаются кожи. Он чувствовал дыхание девушек. Действовало возбуждающе, немного эротично.

Так они простояли минут пять. Карлсена разбирал легкий, как пузырьки шампанского, безудержный восторг; тянуло расхохотаться.

– Можно и еще быстрее, если б они использовали губы, – заметил граф. – Это и есть та причина, почему поцелуи доставляют удовольствие. Обмен мужской и женской энергией. Как ощущение?

– Удивительно приятно…

– Хорошо. Думаю – достаточно.

Девушки помогли ему застегнуть рубашку, вернули на место галстук.

– Как теперь? – полюбопытствовал Фаллада. Карлсен помедлил с ответом, и Гейерстам сказал вместо него:

– Он не почувствует эффекта, по крайней мере, еще пять минут. А что ощутила ты? – спросил он мисс Бенгтссон.

– Он, мне кажется, устал больше, чем сам о том догадывается.

– Это почему же? – недоуменно вскинул брови Карлсен.

– Вы забрали больше энергии, чем я ожидала. – Она переглянулась со своими помощницами, те кивнули.

– Так что, теперь вы чувствуете усталость? – уточнил он.

– Слегка. Не забывайте, что нас трое, так что большой потери не происходит. И из вас мы тоже забрали какую-то часть.

– Из меня?

– Да. Мы забираем определенную часть вашей мужской энергии и даем взамен нашу, женскую. – Она посмотрела на графа. – Вам лучше удастся объяснить.

Гейерстам снова наполнил стаканы.

– Это можно назвать благотворным вампиризмом. Понимаете, когда вы устаете, это не обязательно значит, что энергия иссякла. У вас, может статься, колоссальный резерв жизненности, но только нет стимула вызволить ее на поверхность. Когда девушки дают свою энергию, ваш потенциал раскрепощается, происходит то же самое, что с сексуальным побуждением. Секунду вы чувствуете себя таким же усталым, что и прежде – может, даже больше. И тут вдруг начинает просачиваться ваша жизненная энергия, и самочувствие резко улучшается.

– Эдакое мгновенное перекрестное опыление? – вставил Фаллада.

– Точно. – Гейерстам повернулся к Карлсену. – Как вы сейчас себя чувствуете?

– Чудесно, благодарю вас. – По всему телу разливалось неземное блаженство. Карлсен даже задумался: уж не причастны ли к этому шнапс или волшебная красота заката на озере.