Текст книги "Традиции & авангард. Выпуск № 2"

Обман воображения часто используют в своем арсенале писатели. Но когда обманывается сам автор и в процессе написания текста это отчетливо выпячивается, не скрываются мотивы и негативные эмоции, ему веришь всей душой.

Особняком в подборке стал рассказ «Шаги». Подмена понятий, самообман и ошибка в восприятии звука шагов пусть и яркая метафора, но отчетливо лишает героя смысла бытия, как и читателя. Опыт книги для современных авторов своеобразен: если ты близко к сердцу принимаешь фантазию, переживаешь за убийцу, радуешься за влюбленных, содрогаешься от ужаса потери, творчество уже навсегда проникло в тебя, шаги смыслов вошли в твою душу, ты не сможешь поначалу оценить урона, но эти шаги ни с чем не спутаешь. Это твое проникновение во внутренний мир писателя, твоя плата ему за возбуждение творческим процессом, зарождение новой реальности, в которую ты будешь все время возвращаться и возвращаться.

Анна Жучкова

Анна Жучкова родилась в Москве. Кандидат филологических наук, литературовед, литературный критик. Работает на кафедре русской и зарубежной литературы РУДН. Автор многих научных публикаций, пособий по русской и зарубежной литературе, монографии «Магия поэтики О. Мандельштама» (2009). Как литературный критик печатается с 2015 года в журналах «Вопросы литературы», «Знамя», «Октябрь», «Урал» и других, интернет-журналах «Лиterrатура», «Textura». Член Союза писателей Москвы.

«Появление нового литературного журнала можно считать безумием. Но мы рискнем», – пишет Роман Сенчин во вступительном слове. Рискнем. Что нам терять? И выиграем. Потому что вместе. Даже Сергей Морозов, самый «сварливый», по выражению В. Лютого, критик современный литературы, не только написал большую статью для первого номера «Традиции и Авангарда», но и признался в ней, что читать российскую литературу для него удовольствие. Небольшое. Но удовольствие. А если уж С. Морозов признается в таком, то это не просто медведь где-то сдох. Это сим победиши!

В статье «Завтра начинается сегодня» С. Морозов выделяет восемь тенденций российской литературы. Я соглашаюсь через одну. Но важно не то, с какими соглашаюсь, с какими нет, а аргументированный подход к теме современной литературы, спокойный тон, объективный анализ. Без вкусовщины и эмоциональных взвизгиваний. Без витийствования о законах Вселенной на пороге маленькой норки, куда юркнешь при громком звуке и будешь вознагражден за пережитый стресс облизыванием соплеменников. Мы видим образ честного критика, который, как и честный мент, встречается редко. Честный мент не берет взяток и служит закону. Честный критик не старается подпихнуть литературный процесс в нужную сторону, признает его независимую и непостижимую природу и служит тем, что расчищает русло его свободного тока от шлаков и мертвечины: «Издатели боятся за деньги. Именитые писатели за место под солнцем. Чиновники за то, что все выйдет из-под контроля, приведет к разрыву с традицией. Но процесс все равно идет, его не остановить, он объективен и не зависит от чьей-то воли. Завтра рождается уже сегодня, хочется нам этого или нет. Можно затормозить его, направить по другому руслу, игнорировать, извратить. Но тем уродливее будет послезавтрашний день».

Самое страшное, что может сделать уродливым завтрашний день, это абсолютизация пиара. «…сейчас литература стоит перед дилеммой – как читателя заполучить: охмурить, обдурить его, пустив в ход рекламные технологии ‹…› Да, правы те, кто говорит о том, что раскрутить абсолютную ерунду невозможно. Но это вопрос времени, техники, методики и условий. Искусство давления будет со временем совершенствоваться. А безальтернативность выбора заставит людей поневоле искать даже в самых дурных текстах что-то хорошее». Пиаром объясняет С. Морозов и вымывание смыслов критического высказывания: «…в ходе обсуждения могут возникнуть и неприятные для автора и издательства моменты. Нужна ли подобного рода отрицательная реклама? Поэтому пиар-литература, вне всякого сомнения, окончательному падению критики возрадуется».

Однако хочу успокоить себя и читателей С. Морозова: проблема пиара стояла перед литературой всегда. Еще М. В. Ломоносов писал об очень неприятных для литературы бедах, «количество которых было бы далеко не так велико, если бы большинство пишущих не превращало писание своих сочинений в ремесло и орудие для заработка средств к жизни». И ещё: «Дело дошло до того, что нет сочинения, как бы плохо оно ни было, чтобы его не превозносили и не восхваляли в каком-нибудь журнале». Так что с этим самым страшным страхом мы справимся. Как сказала 20 лет назад Ольга Славникова, тогда ещё литературный критик: «Литературный процесс нельзя «закончить» по той простой причине, что писатель (в том числе и критик) – это не профессия, а генетическая программа».

Какие опасности поджидают литературу на пути в будущее? Есть ли среди них благоприятные тенденции? Интересно, что одну и ту же ведущую тенденцию современного литературного процесса С. Морозов видит в двух лицах. Сетуя на «одноразовую литературу» и уповая на «качественную беллетристику», он не замечает, что это одно и то же, ведь сказанное в адрес первой характеризует и вторую: «пятисотстраничный роман ныне пишется для однократного прочтения. Большинство больше никогда его не перечитает. Во-первых, потому что новые книги продолжают выходить… Во-вторых, книга элементарно устаревает… В-третьих, она так написана, что любоваться ею и вновь обращаться к прочитанному не имеет смысла».

Поговорим о беллетристике. Мнение, что беллетристика является плодородным слоем для взращивания гениев, встречается часто. И ему сопутствуют обычно кивки на Запад: мол, у них там качественной беллетристики много и литература поэтому ровно идет. А у нас все «скачками», как писал В. Г. Белинский: «Наша молодая литература по справедливости может гордиться значительным числом великих художественных созданий и до нищеты бедна хорошими беллетристическими произведениями», при том что беллетристикой он называл комедии Фонвизина, повести Карамзина и пр. Сергей Морозов прямо выводит зависимость будущего литературы от беллетристики: «Будущее за крепкой качественной беллетристикой с самой разнообразной тематикой. За так называемой миддл-литературой. Там есть ощущение жизни, поиск новых тем, ракурсов, героев, необычных ситуаций. Гузель Яхина, Дмитрий Глуховский, Наринэ Абгарян…». Однако это не будущее, это наше настоящее. Просто вслед за Белинским мы пытаемся уверить себя, что «наша молодая литература может гордиться значительным числом великих созданий»: «У нас сегодня очень хорошая литература. Сейчас даже в авторах третьего, четвертого рядов числятся те, кто лет тридцать назад ходил бы в первых», – пишет Е. Абдуллаев («Дружба народов», 2018, № 2). Наверное, тридцать лет назад было совсем тухло, потому что очевидно, что планка «хорошей литературы» и сегодня явно завышена. Если спустить бегунок притязаний, то все окажется на своих местах: у нас крепкая качественная беллетристика, рекламируемая Галиной Юзефович, входящая в шорты литературных премий, заполняющая полки книжных магазинов под рубрикой «фантастика» и «современная проза», а вот «великих созданий» на самом деле нет.

Мы не можем заказать у провидения гения, но можем разобрать завалы сегодняшнего дня. Что Сергей Морозов и делает: «…время так называемой большой (по объему и размаху тематики) литературы прошло. ‹…› Большевистский переворот, братская бойня в Гражданской войне, ГУЛАГ, ужасы тоталитаризма, 91-й год и большое предательство. Пора завязывать. Следует переходить к чему-то более художественному, менее публицистичному, менее политизированному. ‹…› Вся эта эпохальщина, ширь и безмерный объем страниц с красноармейцами и белогвардейцами, мужиками, бабами, чекистами, гэбистами, вертухаями или без оных, с одними интеллигентами напоминает порядком затянувшийся кошмар. ‹…› Абстрактная проблематика выработана уже не просто до пустой породы, до какой-то пыли, трухи. ‹…›

Литература начинает обращаться к конкретной проблематике. ‹…› Будущее за книгами о так называемом обычном человеке и его проблемах: о враче и учителе, водителе такси и следователе прокуратуры, о современной молодежи. ‹…› Новый герой – не стахановец, не хулиган с золотым сердцем и не крепкий мужик с передовой. Обычный, слабый, ошибающийся человек, реально стремящийся к добру и его не достигающий».

Аналитические выкладки С. Морозова подтверждают то, с чем сам С. Морозов не хочет соглашаться: речь об активном движении жанра к центру. С одного фланга на мейнстрим наплывает жанр doc, с другого – фантастика.

Жанр doc, «литература опыта» – это и есть рассказ об обычном человеке и его проблемах. Да, это не мейнстримная литература, хотя Валерия Пустовая и пытается продавить своим авторитетом блогерскую прозу в её ряды. Но до тех пор, пока эти тексты одноплановы, пока они обедняют, а не расширяют представление о мире, пока ракурс повествования слит с субъективностью повествователя, они не достигают необходимой произведению искусства объемности и полноты, не являются воплощением общего в частном. Решить проблему мог бы вербатим, но это тема отдельного разговора.

С другой стороны на центр наплывает фантастика, давно переставшая быть собственно научной. Она отрабатывает ту сторону литературы, которую С. Морозов связывает с социальностью. Детерминизм греха и воздаяния, отношения личности и общества, вопросы взросления и воспитания – всё это проблемы современной фантастики.

Так что и с беллетристикой, и с социальностью все у нас нормально, если смотреть на движение литературы в целом. Миграция жанров от периферии к центру доказывает, что литература живет и развивается. Морозов констатирует падение института литературных премий. Они отработали и отжили свое. Поддержали литературу в период кризиса. Теперь пора двигаться дальше. В сторону того, чего действительно остро не хватает сегодня: «Ума и логичности российской прозе не хватает катастрофически. ‹…› Писатель, мыслитель и мудрец – большая редкость. Автор, сознающий или хотя бы интуитивно понимающий, что мышление парадигмально, что форма должна согласовываться с содержанием – большая редкость. „Я эмоционал, а не интеллектуал“, – говорит Леонид Юзефович. Эмоционалы правят бал в российской литературе. Что ж хорошего?»

Анализ, осознанность, точка сборки личности внутри себя – вот что необходимо. Необходимы писатели, которые в первую очередь личности, «мыслители и мудрецы».

Хочу добавить то, о чем не упомянул С. Морозов. Для завтрашнего дня литературы необходим новый язык. Хорошо бы подумать уже сейчас: как описывать эстетику этого нового языка? Каковы критерии новой художественности? Это вечный вопрос, но в том и смысл развития литературы, что каждая эпоха отвечает на него по-своему.

Итак, мы определили, что грядущему гению русской литературы феи должны дать дар аналитического мышления и дар языка. А мы сейчас можем закладывать теоретическую базу его будущих свершений. Как создание теории трёх штилей и силлабической системы стихосложения в XVIII веке определило приложение творческих сил Пушкина в XIX, так, будем надеяться, и наши усилия не канут втуне.

В общем, не пропадет наш скорбный труд и дум великое стремленье!