Текст книги "Полвека в Туркестане. В.П. Наливкин: биография, документы, труды"

Кряхтя и кашляя от пыли, ваша лошадь обогнала стадо рысцой и опять пошла шагом. Все жарче да жарче. По сторонам ровная, поросшая шуаком степь; ни дерева, ни другой тени, где можно было бы отдохнуть. Влево Яланчаг, а прямо Искават кажутся висящими на воздухе.

Местами желтеют поля пшеницы-лютчак с темным, почти коричневым колосом совсем без ости. Вон вдали мелькнули три-четыре белые точки. Это уракчи-жнецы; здесь уже начали жать пшеницу. Но вот Искават спустился на землю; вот он все ближе и ближе; вот первое встреченное вами, темно-зеленое поле высокой, похожей на тропический тростник широколиственной джугары.

Вот начались низенькие глинобитные, местами развалившиеся заборы хаятов, огороженных от скота мест, с люцерной или другим посевом внутри, обсаженных вдоль стен урюками, тутом или тополями.

А вот и собственно кишлак начался. Пошли высокие заборы с маленькими воротами и калитками.

Вон направо из-за забора взвился целый ряд стройных, кокандских, тополей; налево старый раскидистый персик перекинулся через забор своими запыленными сучьями с зелеными еще, жесткими плодами; вон рядом с ним коренастый урюк со спелыми оранжевыми ягодами. Вы остановили под его ветвями у забора лошадь, поднялись на стременах, чтобы сорвать ближнюю ягоду и неосторожно дернули ветку; красивый, переспевший урюк оторвался, шлепнулся на землю и превратился в грязную лепешку. Но вот и рават (постоялый двор).

Почти у самой дороги квадратный, саж.[335]335
  Русская дометрическая (1927 г.) мера длины; 1 сажень= 2 м 13 см. – Примеч. сост.


[Закрыть] 2–3 в стороне, пруд, обсаженный густыми талами. Под ними супа, земляное возвышение, нечто вроде большой лежанки, с разостланными кошмами и паласами для сидения. Кругом навесы конюшни на случай непогоды, а все это обнесено с трех сторон высокой, глинобитной стеной; из-за нее слышен плач ребенка и крикливый женский говор. Там ичкари, внутренний двор, где живет скрытая от постороних глаз семья хозяина. А вот и он сам в тюбетейке и длинной, на манер халата, рубахе, подпоясанной широким, в несколько раз обмотанным вокруг живота синим бумажным поясом.

Заискивающе улыбаясь, он приветствует вас обычнымъ селямом, складывая руки на животе, затем хватает под уздцы вашу лошадь и, наскоро привязав ее, усаживает вас на кошму. Сказав еще одно приветствие: «хошь килиб сыз», равнозначащее нашему «милости просим» и справившись о вашем здоровье, он бежит в ичкари за кунганом чая и подносом с лепешками, урюком, яйцами и пр.

В его отсутствие вы захотели напиться, зачерпнули чашкой воды из пруда, но там инфузорий оказалось больше, чем воды. В этом отношении Искават отвратительное место, вода по очереди пускается сюда из Падшааты раз в 10 дней, а ключей нет.

Передохнув, закусив и распрощавшись с хозяином, который долго ломался, не соглашаясь якобы взять с вас денег, едете далее.

За Искаватом пыль еще несообразимее, и идет она верст 5–6 до Булакбаши и Наукента включительно. Здесь вы въезжаете в культурный оазис, тянущийся по дну широкого оврага вплоть до самого Намангана.

Вот вы миновали ключи, переехав их воды по мостику с земляной настилкой и вечной дырой посередине. Потянулись поля джугары, хлопчатника и кукурузы, сады и хаяты.

Изредка начинают попадаться виноградники с лозами, обвившими большие, в сажень и более высотой, дуги, соединенные между собою жердями. Вот и Наукент, небольшой кишлак, где когда-то жил худояр-хановский бек, правивший народом. Дома, как и везде в Азии, внутри дворов, причем на улицу смотрят только глинобитные заборы и стены с маленькими воротцами или калитками. Вот скрипит джуаз, масленка допотопной конструкции, вот мелочная лавочка с сушеным урюком, рисом, насваем – табаком вроде нашего нюхательного, который туземец кладет за щеку; льняным или кунжутным маслом в узкогорлой горлянке и не поддающимся описанию хламом в дальнем углу.

Вот неустанно шумящая, маленькая туземная водяная мельница; вот мечеть, большой навес внутри дворика с прудом, обсаженным карагачами, а дальше бесконечные серые заборы, высокие и низенькие, с выглядывающими из-за них деревьями.

На каждом шагу большие и малые арыки с мостиками и без мостиков, а вдали, по сторонам, голые, изжелта-серые высоты.

Пшеница здесь сжата уже и стоит или в копнах, или в больших снопах, около которых местами приготовлены хирманы, круглые, расчищенные и обильно политые водой площадки, на которых будут молотить этот хлеб. Вот навстречу вам попадается целый ряд арб с запыленными лошадьми и арбакешами. Это везут дыни; в Намангане и дальше к Дарье они уже поспели. Везут их в Искават, где их мало сеют за недостатком воды, в Мамай, Нанай и предгорья, где они вовсе не родятся за недостатком жара.

Хлеб с урюком и хлеб с дынями – это почти исключительная летняя пища здешнего оседлого населения.

А вон влево, на полугоре, кто-то уж начал молотить ячмень или пшеницу. Часть стога разостлана на хирман слоем в аршин толщиной; мальчишка лет 8–9 верхом на высокой, худой лошади ездит вокруг хирмана, волоча за собою вал, треугольный плетень аршина 4 в стороне с набросанными на него, для большей тяжести, снопами.

Чем ближе к городу, тем чаще и чаще попадаются виноградники, а синие из грубой туземной бумажной материи халаты все быстрее и быстрее сменяются русским ситцем, сумсамой и адрясом.

Вон молодой загорелый сарт перепахивает маленькое поле убранной уже пшеницы. Здесь посеют морковь, и она успеет вырасти к началу или середине октября. Пара худых старых волов медленно тянет немудрый туземный плуг, не обращая внимания на прут и поминутное покрикивание: «Хо-ошь; хошь, каль!» Вечереет. Жар начинает сменяться духотой южной ночи. Вы въезжаете в Наманган, потонувший в садах, в пыли и в смраде удушливого дыма полыни, на которой готовят вечернюю трапезу.

Пожелать вам спокойной ночи сегодня – значит зло посмеяться над вами. Дорога, зной и тряская киргизская лошаденка, кажется, уже вконец разбили вас; по-видимому, вам стоит только лечь, чтобы тотчас же заснуть, но не тут-то было. Страшная духота и мириады москитов не дадут уснуть вам, только что покинувшему прохладные горные пастбища.

* * *

Туземное население Ферганы в бытовом отношении подразделяется на две большие группы: оседлое, обитающее в долине, и кочевое – главным образом в горах и предгорьях, где кроме скотоводства оно имеет еще и запашки, почему правильнее было бы называть его не кочевым, а полукочевым, так как зимовки с находящимися при них запашками всегда постоянные, а летом аулы выходят из года в год на одни и те же горные пастбища.

В настоящее время оседлые составляют значительное большинство. Так, напр., в Наманганском уезде; на 13 500 домов (оседлых) приходится только 3000 киргизских юрт или кибиток.

В расовом или племенном отношении оседлое население Ферганы, носящее общее название сартов, состоит из узбеков (или тюрков) и таджиков[336]336
  Кроме этих двух главных народностей есть еще небольшое число евреев, цыган и индусов.


[Закрыть].

Сарты-узбеки, говорящие на тюркском языке, суть прежние кочевники узбекских родов Кыргыз, Багыш, Кипчак, Каракалпак, Курама, Минг, Юз, Кырк и др., осевшие здесь в разное время и принявшие земледельческий культ местных аборигенов-таджиков. [Заметим, между прочим, что оседание это в силу совокупности разного рода причин непрестанно продолжается и в настоящее время]. В пределах Ферганы в численном отношении сарты-узбеки значительно преобладают над таджиками. Немногочисленные сравнительно поселения последних, говорящих на наречии персидского языка (Касан, Чуст, Камыш-Курган, Кани-бадам, Исфара, Варух, Сох и др.) лежат вдоль подножья окружающих долину хребтов и указывают на те пункты, из которых как из центров, происходило постепенное разрастание существующих ныне культурных оазисов долины.

Вместе с тем в настоящее время вся разница между оседлыми узбеками и таджиками заключается, собственно говоря, только в одном языке. Религия, образ жизни, привычки и обычаи, все это настолько одинаково, что далее мы будем иметь в виду главным образом оседлую женщину-узбечку, называя ее общим именем сартянки, т. е. так, как это принято между русскими, живущими в Средней Азии.

Восприняв земледельческий культ таджика, узбек принял вместе с тем от таджика же персидское название многих кушаний; большей части теперешней его утвари, разного рода инструментов, орудий, строительных терминов – словом, всего того, что отсутствовало в прежнем кочевом быту узбека, а потому не имело и названий на его узбекском, тюркском языке.

В то же самое время не меньшее количество персидских слов внесла в современный нам сартовский (тюркский) язык и принятая им персидская литература[337]337
  Большинство книг – на персидском языке. На нем же до прихода сюда русских писалась большая часть разного рода документов и официальных бумаг.


[Закрыть], а принятие ислама ввело массу арабских слов (преимущественно названия отвлеченных предметов, юридические и богословские термины, а равно и большинство собственных имен).

Таким образом, в современном нам сартовском (тюркском) языке половина почти слов персидские и арабские.

Постепенно соприкасаясь с таджиками, читая почти исключительно на персидском языке, хвастаясь знанием этого языка и его литературы и, наконец, в значительной степени смешавшись с таджиками путем браков, узбек, особенно городской житель, да если он при том еще и мулла (грамотный) значительно смягчил твердое произношение своего родного языка, а пойдя далее, отчасти и исковеркал его.

Киргиз говорит кымылдайды (шевелится); сарт кымилляйды, но зато вместо правильного нан (хлеб), сарт часто говорит нон вместо чай – чой и т. п.

Преимущественным занятием оседлого туземца в Фергане до сих пор было земледелие.

Главнейшими причинами этого следует считать: во-первых, значительную сравнительно доходность местного земледельческого труда, являющуося в результате продолжительности вегетативного периода, высоких температур лета и существования искусственного орошения почвы; во-вторых, отсутствие тех положительных знаний и др. условий, без которых невозможно развитие широкой и достаточно доходной индустрии; в-третьих, сравнительную незначительность жизненных потребностей туземца, зависящую, как от климатических условий, так равно и от крайне слабого и прогрессивного движения народного ума, что, в свою очередь, происходит настолько же под влиянием религии и народных привычек, насколько и вследствие географических условий, отделивших эту страну, да и всю Среднюю Азию, тысячами верст песчаных степей от более цивилизованного мира. Правда, что частичка этого последнего волею исторических судеб перенесена сюда, но пока она внесла еще очень и очень мало того, что могло бы серьезно влиять на прогрессивную сторону туземной жизни. Это понятно, впрочем. Перенесенные сюда элементы далеко не из тех, которые могли бы действовать в данном направлении прямо и активно. Влияние их, по большей части, косвенно.

Такое активное влияние могут со временем оказать только те элементы, которые принесут с собою знание и капитал, а этого можно ожидать не ранее того времени, когда колония будет связана со своей метрополией удовлетворительными, по жизненным условиям века, путями сообщения[338]338
  Большие расстояния и сложный климат определяли трудности в сообщении с регионом. К середине XIX в. сложились маршруты вдоль казачьих линий – Уральской (пунктом отправления был Оренбург или Уральск) и Семиреченской (из Омска на Верное (совр. Алматы)); почтовая гоньба была нерегулярной. В.А. Полторацкий так описывает свой проезд из Оренбурга в Ташкент: «Дорога была отчаянно плохой, хотя называлась дорогою, – приходилось ехать по сплошному разливу рек и ручьев, причем вода достигала высоты колес. Плохие, измученные лошади едва волокли тяжелые тарантасы. Почтовые станции содержали киргизы, не имевшие представления о ямщицком деле. Сами станции были тесными, низкими мазанками, порою без мебели. Случалось, что истомленные путники не находили на месте, указанном в путеводителе, долгожданной станции: выяснялось, что станционный смотритель вместе со станцией откочевал верст за 20 от установленного контрактом пункта: «Лоша все кушал здесь, – гайда другое место». Пашино добавляет: «Нужно знать положение человека, проезжающего в Ташкент во время военных действий, когда две станции между Чимкентом и Ташкентом сняты, когда киргизы шалят: можно попасть в плен, а там, пожалуй, пятки срежут да конских рубленых волос положат; мало и какого свинства можно ожидать от азиатцев» (цит. по: Глущенко Е. Герои империи. Портреты российских колониальных деятелей. М., 2001. С. 33–34). В ноябре 1869 г. на восточном побережье Каспийского моря был основан Красноводск и налажена паромная переправа Красноводск-Баку. В 1880 г. из Красноводска началось строительство Закаспийской железной дороги, связавшей Красноводск, Ашхабад, Чарджоу, Самарканд, Ташкент (1899 г.), Ферганскую долину; позднее в 1900–1906 гг. была построена железная дорога от Оренбурга до Ташкента, которая напрямую связала Россию и Среднюю Азию, соединившись со всей сетью железных дорог России. – Примеч. сост.


[Закрыть].

Четвертою причиной главенства земледелия следует признать религию или, вернее, те взгляды, которые она устанавливает на этот род труда. В шариате, напр., упоминается между прочим, что земледельцы, живущие исключительно земледелием и лично обрабатывающие землю, при условии исполнения ими нравственных заповедей (фарз[339]339
  Зд.: ваджиб или фард ал-кифайа (араб.) – нормы поведения, обязательные, по шариату, не для всех верующих, но лишь для определенных категорий мусульман. – Примеч. сост.


[Закрыть]), лежащих на пахаре, и аккуратного вноса установленных исламом податей, именуются ашраф-ул-ашраф (благороднейшие из благородных)[340]340
  Араб. – Примеч. сост.


[Закрыть], причем в меджлисах (сборищах, заседаниях) они имеют право сидеть по правую руку Султана, рядом с учеными и судьями, тогда как все вообще чины административные и военные помещаются по левую руку своего повелителя.

Есть маленькая, сама по себе очень не мудрая книжонка, носящая название: “Рисаля-и-диканчилик» – земледельческая рисаля (рисаля – послание, трактат)[341]341
  Рисаля (араб.) – послание, трактат. Рисаля различных профессий (земледельцев, мясников, продавцов горячего чая, цирюльников и пр.) издавали в виде брошюр. Они включали в себя предание о данном ремесле и некоторые наставления ремесленнику. Считалось, что все рисаля имеют божественное происхождение и составлены для ремесленников имамом Джафаром Правдивым по повелению Всевышнего Бога. Известно, что рисаля собирали различные российские востоковеды – А.Ф. Миддендорф, В. П. Наливкин, Н.П. Остроумов. Свое собрание рисаля В. П. Наливкин как раз передал Н.П. Остроумову, который предпринял их издание в 1885 г. Самый известный сборник рисаля составил и перевел М.Ф. Гаврилов в 1912 г. Существовало не единственное рисаля земледельцев. – Примеч. сост.


[Закрыть]. В рисале этой, кроме изложения земледельческого завета, тех нравственных обязанностей (вроде правдивости, щедрости и пр.), которые лежат на земледельце, говорится еще и о том, что земледелие имеет за собой божественное происхождение; что первый плуг был сделан Ангелом Гавриилом из райского дерева туби; что оттуда же были выведены первые быки и был вырезан первый хлыст из кустарника кауран; говорится там, что Гавриил провел несколько первых борозд сам и потом передал плуг в руки первого пророка, Адама[342]342
  «Если спросят: откуда появился бык? Отвечай: по приказанию Всевышнего Бога, святой Гавриил, мир ему, вынес из рая быка и все земледельческие орудия и вручил (их) святому Адаму, мир ему» (С. 54). «Если спросят: из какого дерева ярмо и плуг со всеми принадлежностями? Отвечай: из дерева «туба; хворостина же – из гребенщика» (С. 55). «Дерево Туба Всевышний Бог сотворил в раю. (Под ним) есть место стоянки святого Мухаммеда избранного, да благословит его Бог и да приветствует; ветви его (тубы) из золота, на каждой ветке и на каждом листке его сидят ангелы и славословят Бога. Ветви его необычайной величины; внизу (под деревом) находятся два источника: Сальсабиль и Ранджсабиль…» – Рисаля сартовских ремесленников: Исследование преданий мусульманских цехов / Собрал и перевел М. Гаврилов. Ташкент, 1912. С. 31. Примеч. 12 к рисаля мясников. – Примеч. сост.


[Закрыть]; что земледелие – лучшее из занятий человеческих, так как, предаваясь ему, человек легче может сохранить свою нравственность; оно велико уже по одному тому, что плодами рук земледельца питаются равно и бедные, и богатые, и слабые и сильные, и малые и великие.

Книжка сама по себе очень немудрая, а в конце даже несколько подловатого направления, ибо составлявшие ее улемы (книжники; богословы), не забывая и себя, стращают богобоязненных всякими ужасами ада, не исключая и подобия свиньи, предстоящего на том свете тем злочестивым, которые не захотят давать им, духовенству, хак-уллу, небольшую часть урожая; но тем не менее былое значение этой рисали далеко не малое.

Теперь, когда житейская роль многих сторон ислама в среде местного населения рушится на наших глазах настолько, что не замечать этого могут только очень близорукие, рисаля в загоне и ее не всегда даже можно раздобыть, но прежде, и сравнительно еще очень недавно, за несколько лет до прихода сюда русских, каждый мало-мальски солидный земледелец, прежде чем вывести в первый раз весной плуг на работу, варил палау, кормил им домочадцев и работников, читал последним, или заставлял кого-либо читать, вслух рисалю, мазал льняным маслом рога волов, дабы предохранить их от разных болезней, и тогда только приступал уже к работе [343]343
  В XX в. в различных местах еще сохранялась традиция заканчивать празднование Навруза обрядами далага куш чицариш («выезд первого плуга в поле»), уруглик дон сепиш («посев первых семян»). Непосредственно перед проведением первых весенних посевных работ проводили обряд, посвященный пророку Адаму (хазрати одамнинг кацига), во время которого рога волов намазывались маслом. После прочтения самым пожилым из земледельцев (уста деуцон) молитвы у Аллаха просили обилия и плодородия и приступали к работе. Из мяса жертвенного животного готовили ритуальные блюда. В некоторых регионах выпекали лепешки с добавлением муки из колосьев так называемой материнской пшеницы (она бугдой) и раздавали по кусочку всем участникам. Подробнее см.: Аширов А.А., Зунунова Г.Ш., Саримсаков А.А. Календарные праздники, обычаи и обряды // Узбеки. М.: Наука, 2011. С. 450451 (Серия: «Народы и культуры»). – Примеч. сост.


[Закрыть].

Как бы то ни было, но за земледелием до сих пор еще очень прочно держится роль главенствующего занятия оседлого туземца, на столько прочно, что, напр., в сфере наиболее состоятельных местных торговцев, имеющих дела даже и с Россией, нет почти ни одного такого, который вполне отрешился бы от земли, причем возрастание капитала в большинстве случаев имеет своим последствием, насколько расширение торговых афер, настолько же и увеличение площади, обладаемой данным лицом, земли.

Заметим здесь же, что это же самое возрастание капитала у громадного большинства крайне мало влияет на улучшение обстановки и образа жизни. Самые незначительные улучшения в домашней, повседневной пище; лишняя прислуга и несколько проживающих; несколько лишней медной и фарфоровой посуды, подушек, ковров и одеял; лишняя шелковая рубаха и халат (или бешмет) у жены; значительное расширение одного только гостеприимства, да и то не всегда, – вот и все.

Есть масса купцов, имеющих десятки тысяч наличного капитала и не отличающихся ни по внешности и костюму, ни по образу обыденной жизни, от самого заурядного мужика. Вряд ли половина лиц, непосредственно занятых земледелием, т. е. обрабатывающих землю своими руками, имеет свои же собственные участки, такие, по крайней мере, которые могли бы достаточно обеспечивать своих хозяев приносимым ими (участками) доходом.

Большинство землепашцев обрабатывает чужую землю в качестве частью временных, однолетних, рабочих (чайрикер или кошчи), частью же в качестве более или менее долгосрочных арендаторов – керанда.

Поденный труд при земледельческих работах эксплуатируется исключительно в пригородных местностях и городах и никогда почти в кишлаках. Чайрикер или кошчи в большинстве случаев предлагает свой личный труд, имея от владельца земли зерно, плуг и волов или лошадей. На его обязанности лежат: пахота, поливка и надзор за посевами, их молотьба и окончательная уборка, а также уход за рабочим скотом. Окучивание дынь, джугары, кукурузы и хлопчатника производится обыкновенно особыми рабочими – около городов поденщиками, а в кишлаках, по большей части, взаимной помочью (ашар). Как в том, так и в другом случае расходы несет или один хозяин, или пополам с чайрикером.

Жнитво также не лежит на обязанности последнего и производится всегда особо нанимаемыми жнецами[344]344
  Это по большей части бедные горожане, не занятые в данный момент каким-либо делом, и те кишлачные жители, которым в текущем году не удалось почему-либо пристроиться к земле в качестве чайрикеров.


[Закрыть]. Труд их оплачивается чайрикером и владельцем земли исполу и всегда почти зерном. Уплата производится после уборки, а во время жатвы жнецы всегда получают пищу.

Между прочим, заметим, что жнецы приходят иногда очень издалека, жнут у незнакомых им людей, уходят по окончании работы восвояси, являются за уплатою лишь в конце лета или в начале осени, не заключив предварительно никаких письменных условий, и, несмотря на все это, в течение шести почти лет, проведенных среди этого люда, нам ни разу не приходилось наткнуться на какое-нибудь мошенничество или надувательство.

Во время жнитва каждый жнец имеет право ежедневно брать в свою пользу по одному снопу, а по окончании этой работы на всех неогороженных полях каждый, а главным образом неимущие могут собирать оставшиеся на поле колосья (башак или машак. Отсюда собиратели этих колосьев – башакчи или машакчи).

Чайрикер, в особенности если он семейный, живет у себя на дому, а в вознаграждение за свой труд получает от пшеницы ¼ всего урожая, за выделом 1/3 в подать и платы жнецам, а от джугары и хлопка – 2/3, урожая за тем же выделом, что и выше. Кроме того, во время работ чайрикер получает от хозяина еще и пищу, но только для себя лично, а не для всего своего семейства. Часто эта дача пищи заменяется одновременною выдачею некоторого количества муки и зерна (рис или джугара).

Керанда, мало чем отличающийся от чайрикера, живет по большей части на обрабатываемой им земле; или в хозяйском помещении, или в построенном им самим, причем нередко усадебное место приобретается им на разных условиях в собственность.

Если зерно и инвентарь он получает от хозяина, то условия те же, что и для чайрикера; в противном случе урожай, за следуемыми выделами в подать и жнецам, делится между керанда и землевладельцем поровну.

Здесь следует оговориться в том смысле, что в разных местностях Ферганы вышеприведенные условия несколько изменяются в зависимости от доходности земли, предложения рабочих рук и проч., почему мы привели одни лишь средние нормы, так как вдаваться в подробности было бы, пожалуй, и неуместным.

Поденная плата в настоящее время в городах не превышает 40 к., а в кишлаках колеблется между 10 и 20 к.с.[345]345
  Копейка серебром – в России XVIII – начала XIX в. – мелкая разменная монета, чеканившаяся до 1718 г. из серебра (0,28 г); с 1704 до 1916 г. – из меди. – Примеч. сост.


[Закрыть]

В кишлаках, ближайших к городам, большая половина населения в собственности имеет одни только усадебные участки; в остальных затем селениях процент безземельных (не имеющих полевого надела) домовладельцев несколько уменьшается, но тем не менее нет, кажется, ни одного такого кишлака, где бы совсем не было безземельных, общее число которых с течением времени несомненно возрастает.

Количество земли, обладаемой одним лицом, колеблется от ¼ танапа (танап =400 кв. саж.) до 200–220 десятин[346]346
  Десятина – мера поверхности; делилась на 2 полдесятины, 4 четверти десятины, 8 восьмых десятины, равнялась 2400 кв саженям (80 х 30 сажен); в современном исчислении – около 1,1 га. – Примеч. сост.


[Закрыть]. Отдельные участки свыше 200 десятин составляют редкие исключения.

(В Наманганском уезде есть одно туземное хозяйство в 1000 десятин, но участок этот сплошь состоит из перелогов, т. е. таких земель, на орошение всей площади которых воды не хватает, а потому ежегодно возделывается только часть их, в данном случае около ½).

Из результатов организационных и межевых работ, производившихся в 1876–1881 годах, при введении здесь новой податной системы[347]347
  Основы податной организации в Туркестанском крае были сформулированы в выработанном Степной комиссией проекте Положения об управлении в Семиреченской и Сырдарьинской областях 1867 г. Местное население было обложено сборами, существовавшими при ханских правителях: податями харадж и танап (для оседлого населения) в размере 1/10 урожая и кибиточной податью (для кочевников) в размере 2 руб. 72 коп. с юрты. Сборы с оседлого населения основывались на принципе подоходности. В 1876–1881 гг. была введена новая раскладочная податная система, аналогичная российской. Взимание сборов с оседлого населения было доверено местным выборным органам – хозяйственным общественным управлениям. В 1876 г. население Ферганской области уплачивало хараджный и танапный сборы. В 1881 г. по распоряжению К.П. Кауфмана взамен этих сборов была введена оброчная подать с обрабатываемых земель в размере 1/10 дохода. Измерение площади культурных земель и оценка их доходности были прекращены в 1882 г. по распоряжению генерал-губернатора М.Г. Черняева. – Примеч. сост.


[Закрыть] видно, что средний душевой надел для Наманганского уезда может быть принят лишь около ½ дес. Таким образом, соотношение между количеством удобной, культурной земли (для орошения которой воды имеется в достаточном количестве) и количеством населения далеко не грандиозное; можно даже сказать, что Фергана страдает скорее малоземельем, чем обилием почвы, вполне удобной для полеводства и лесоразведения.

Цена на землю, находящаяся в зависимости от свойства почвы, высоты над уровнем моря, а следовательно, и возможности или невозможности производить наиболее доходные посевы риса, джугары и хлопчатника, от большей или меньшей удаленности от городов и других базарных пунктов, от большей или меньшей ровности и горизонтальности поверхности почвы, что облегчает способы ее орошения, и от количества той воды, которая может орошать данную землю, – колеблется от 6 до 400 р. за десятину.

Доходность земли различна, конечно, в разных пунктах Ферганы, а потому мы приведем средние же базарные на них цены, выведенные за последние годы для Наманганскаго уезда, который, во-первых, по своим почвенным, ирригационным и другим условиям может быть принят тоже за средний, а во-вторых, нам лично знаком гораздо более остальных уездов области.

Танап (1/6 дес.) сада дает годового дохода около 40 р.

Танап виноградника……….20 р.

Быть может, для читателя небезынтересным будет знать приблизительный хотя бы валовой доход земледельца. Земледелец-одиночка (хозяин, жена и 2–3 детей подростков, не принимающих еще непосредственного участия в работе), имеющий достаточное количество своей собственной земли и пару волов, успевает засевать около 3 дес. озимой пшеницы, около 1½, дес. джугары, хлопчатника или кукурузы, что, при приведенных выше нормах урожайности и цен, дает валового дохода около 192 руб. сер., а за вычетом 1/5 этого дохода в подать – 154 руб. сер. Исходя из того же предположения, для чайрикера, получающего от хозяина землю, зерно и инвентарь, получим годовой доход около 43 руб. сер.

Везде там, где население густо, а земли дороги, нельзя не изумляться уменью сарта выжать из земли все, что только возможно при его средствах и знаниях. Ни одного, самого крошечного клочка земли не остается невозделанным. Каждый прутик, каждая травка, если только ее нельзя съесть самому или продать, будет или искормлена скоту, или сожжена под котлом. Экономия изощрена настолько, что, переходя свои обычные пределы, прямо-таки вступает в сферу так называемого пенкоснимательства. Добро бы еще, если бы это снимательство было принадлежностью мелких, недостаточных хозяйств, мы встречаем его везде и повсюду, не в одном только сельском хозяйстве и не у одного только бедного населения. Оно сделалось отличительной чертой сарта, характеристикой общего народного хозяйства, народной привычкой. Можно думать, что явление это есть результат, во-первых, крайнего недостатка практических знаний, возможности широкой эксплуатации других естественных богатств страны (соль, нефть, железо, медь и проч.), изворотливости и знания житейской арифметики, а во-вторых, тех отношений, которые установились у туземца к понятию о благосостоянии. А отношения эти довольно своеобразны.

Слово яхши одинаково обозначает и хороший, и богатый, и это далеко не простая случайность. Гостеприимство, напр., одна из высочайших добродетелей мусульманина, тем доступнее для последнего, чем лучше его материальные средства.

Религия советует туземцу зарезать в один из трех дней праздника Курбан (воспоминание жертвы Авраамовой) жертвенного барана или козла и накормить его мясом бедных[348]348
  «Хороших и тучных животных Мы назначили для жертвенных ваших приношений Богу; за них вам будет добро. Произносите имя Божие над ними, когда они стоят стреноженные; когда они, упадши, перестанут дышать, тогда ешьте мясо их и накормите им бедного, просящего у вас, и нищего, не смеющего просить. Мы покорили их (животных. – Пояснение В. П. Наливкина и М.В. Наливкиной) вам, предполагая, что будете благодарны. Не мясо, не кровь их восходят к Богу; восходит к Нему ваше благочестие». – Коран. Глава 22. Ст. 37–33. // В. П. Наливкин пользуется переводом Г. Саблукова. (Речь идет про один из двух главных праздников в исламе, ‘ид ал-адха, иначе называемый ал-‘ид ал-кабир, ‘ид ал-курбан. Он установлен в память о жертвоприношении Ибрахима (Авраама). Праздник начинается 10 зу-л-хиджжа в день завершения паломничества (хадж) и длится 3– дня. Записанное В. П. Наливкиным поверье о том, что принесенные на Курбан в жертву животные помогут верующему перейти висящий над адом мост Сырат в Судный день Воскресения из мертвых, принадлежит к числу общих верований мусульман.
  Здесь и далее Наливкин цитирует Коран в переводе Г.С. Саблукова, как он сам отмечает далее. В его передаче коранических цитат встречаются неточности, исправленные составителями этого издания). – Примеч. сост.


[Закрыть].

Бедных, положим, кормят редко; обыкновенно угощают своих знакомых, но так или иначе, а каждый, кому религия это разрешает, режет на Курбан барана или козла, режет всегда собственноручно, веруя, что этот баран поможет впоследствии пройти через сырат, мост тонкий, как волос, и острый, как меч; грешники низвергнутся с него в ад, а праведники с быстротой молнии пройдут по нему в райские обители. Желая быть участниками этой благодати, жена и дети держат жертвенного барана за ноги, пока его режут и потрошат.

Вместе с тем резать барана на Курбан могут те только (мужчины и женщины), состояние которых, обеленное от долгов, не менее 20 тиллей (76 руб. сер.).

Таким образом, для туземца благосостояние является одним из главнейших средств быть хорошим, благочестивым, праведным.

Везде и всегда, впрочем, благосостояние и нравственность находились в более или менее близкой, естественной зависимости. Вся разница заключается в том только, что сарт понимает и признает действительность такой зависимости, а другие от понимания этого уклоняются.

Главнейшими подспорьями туземного сельского хозяйства являются: откармливание убойного скота; тканье маты, калями и других бумажных материй; приготовление войлоков и витье арканов, а равно и тканье грубых шерстяных материй; очистка хлопка от коробочек и зерен и пряжа ниток; шелководство; извоз; собирание осенью и зимой, в свободное от полевых работ время, степных сорных трав и кустарников на топливо и продажа их на ближайших базарах; поденщина в ближайших городах и больших селениях; гоньба льняного или кунжутного масла; местами рыболовство, вообще, впрочем, очень мало распространенное.

Ружейная и другая охота в среде земледельческого населения совсем не распространена, ибо оседлое, и главным образом земледельческое, население относится к охоте, как к занятию, несомненно, ведущему человека по стезе оскудения. Как забава, охота знакома только в наиболее зажиточных классах туземного общества, преимущественно в классе бывшего служилого ханского люда. (Как промысел охота практикуется здесь преимущественно кочевниками.)

Кстати, упомянув о классах, заметим, что за исключением прямых потомков ханского рода (в настоящее время не имеющих уже никакого общественного значения) в среде оседлого туземного населения никаких ни дворянских, ни других привилегированных сословий нет. Есть ходжи, ведущие свою родословную или от пророка, или от первых четырех халифов; при ханах они пользовались некоторыми льготами в податном отношении, но теперь лишились и этой привилегии, а потому ровно ничем не отличаются от остального населения, разве тем только, что избегают отдавать ему в замужество своих дочерей. (Сами же женятся безразлично на дочерях как ходжа, так и карача). Оттого здесь высота общественного положения туземца определяется или тем служебным постом, который он занимает, или принадлежностью его к разряду ученых, или же, и главным образом, размерами его состояния.

После земледелия следуют садоводство и лесоразведение; сушение фруктов; а из производств – тканье бумажных, полушелковых и шелковых материй; выделка кож; приготовление обуви; гончарное дело, кузнечное, ножевое, седельное, шорное, кожевенное и красильное (нитки); приготовление медной посуды; литье местного чугуна, в общем развитое очень слабо; выделка серебряных и золотых украшений; плотничество; извоз; токарное дело; приготовление арб, плугов, вил и лопат; вываривание смолы-мум из нефти; обжигание древесного угля; изготовление камышовых плетенок. Вот, в сущности, почти и все. Металлы, стекло, сукна, ситцы, фарфоровая посуда, значительная часть столярных инструментов, котлы, гвозди, иглы, наперстки, зеркала, чай, сахар, частью писчая бумага, все это привозится из России[349]349
  Специальный агент Министерства финансов, посланный в Бухару в 1872 г. для изучения местного рынка, Н.Ф. Петровский писал: «В настоящее время можно с уверенностью сказать, что торговля русским товаром имеет здесь первостепенное место и тяготение Бухары к Макарию чувствуется на каждом шагу. Русскими хлопчатобумажными произведениями (кроме кисеи, но с прибавлением тика, которого из Афганистана не привозят) Бухара завалена буквально сверху донизу. На мой взгляд, русского бумажного товара по крайней мере в шесть раз более английского. Я видел на базаре этикетки фабрик Соколова, Богомазова, Сучкова, Истомина, Муравьева, Корнилова, Шереметьева, Мануилова, Сидорова, Морозова, Урусова, Баранова, Зубкова, Борисова, Миндовского, Фокина и Зизина. Затем идут сукно фабрик Осипова, Ремезова, Туляева, плис, парча и бархат, кожи кунгурская и уфимская, юфть, пряжа (ярославская и Лодера), прутовое, полосатое и листовое железо, чугунные котлы, медь, латунь, олово, свинец, меха, медные и железные изделия, фаянсовая посуда, сахар, леденец (преимущественно Кокина), сахарный песок, квасцы (идут больше Ушковские), купорос (синий), нашатырь, сандал (идет тертый), фуксин (первый сорт; второй и третий не идут), стеариновые свечи, писчая бумага, ртуть, мишура, бисер, краски, сундуки и всякая мелочь» (Цит. по: Халфин Н.А. Присоединение Средней Азии к России. М., 1965. С. 297). Такая активная торговля сложилась еще до завоевания края русскими, см.: Небольсин Г.П. Статистические записки о внешней торговле России. СПб., 1835; Небольсин Г.П. Очерки торговли России со странами Средней Азии, Хивой, Бухарой и Коканом (со стороны Оренбургской линии). СПб., 1856. Со второй половины XIX в. обязательно обращалось внимание на представленность соперничающих на местных рынках русских и английских товаров. На это особое внимание обращал русский консул в Кашгаре НФ. Петровский, составивший разведывательную программу в 1887 г.: «п. 27) Есть ли товары английские, если есть, то какие. Надо все их назвать» («Вы посылаетесь в страну, которую мы мало знаем». Разведывательная программа русского консула в Кашгаре НФ. Петровского, 1887 г. // Императорская Россия и мусульманский мир.: Сб. ст. / Сост. Д.Ю. Арапов. М.: Наталис, 2006. С. 109–118; Петровский Н.Ф. Туркестанские письма. М., 2010 [Памятники исторической мысли]). – Примеч. сост.


[Закрыть].

Фабрик, заводов и всякого вообще крупного индустриального производства нет; все существующие носят исключительно кустарный характер.

Все, что выделывается здесь, выделывается отдельными лицами или на дому, или же в особых лавках – мастерских (дукан), находящихся обыкновенно при доме же (ткацкие; арбы; обувь; ножи; посуда) и реже – на базаре (кузнецы, токари, медники, серебряники).

В большинстве случаев отдельные мастера, занимающиеся одним и тем же производством, избирают из своей среды старшину – аксакала, который играет лишь роль маклера, отыскивающего работу, берущего на себя разного рода порительства и пр., за что он получает при заключениях условий и расплатах некоторое денежное вознаграждение, так наз. шерикана[350]350
  Такая организация в ремесленные цеха называлась по-разному: в Хорезме – уль-пагар, в Бухаре и Фергане цех именовался касаба, члены цеха считали всех своих товарищей хампира, то есть имеющими одного покровителя. Цеховые уставы (рисаля) писались муллами и практически не содержали никакой регламентации, ограничиваясь описанием святого покровителя (пира) и наставлениями религиозного характера. См.: Пещерева Е.М. Из истории цеховых организаций в Средней Азии (Краткие сообщения Института этнографии АН СССР. Вып. VI). М., 1949. -Примеч. сост.


[Закрыть].

Кузнец, работающий от себя и не имеющий подмастерья, добывает в день чистого дохода от 20 до 40 к.; красильщик от 40 до 60 к.; ткач бумажных материй от 15 до 30 к.; ткач шелковых материй от 20 до 40 к.; кожевник от 40 до 70 коп.; плотник и штуатур от 50 к. до 1 р.; джуазкеш, гонящий масло, – от 15 до 30 к.

В большинстве кустов мастер – хозяин (халифа, устакар) имеет работников-подмастерий (нимкер), нанимаемых им на разных условиях: очень часто понедельно, от базара до базара, или помесячно. Кроме пищи такой нимкер получает от 40 к. до 1 р. 26 к. в неделю. Еженедельный же доход самого хозяина-мастера для разных производств колеблется от 2 до 4 р.

Торговля существует одинаково, как внутренняя, так и внешняя, ввозная и вывозная.

Предметами внутренней торговли главным образом служат, разумеется, продукты тех производств, о которых было уже упомянуто выше. Наиболее прибыльными считаются: торговля в городах хлебом, а в кишлаках – мясом.

На хлебе барыши получаются благодаря ежегодным колебаниям цены. В конце лета и осенью, когда хлеб нового урожая только что обмолочен и охотно продается бедным населением, нуждающимся в деньгах для уплаты податей и для потребностей домашнего обихода, зерно скупается торговцами и перепродается ими же в конце зимы или весною, по значительно возвысившимся уже ценам.

Несмотря на то, что религия относится к мясничеству, так же как к акушерству, ремеслу цирюльников и некоторым другим занятиям, крайне неодобрительно, называя их макрух (презренные; неодобряемые), торговля мясом чрезвычайно распространена: ни одного почти кишлака, где не было бы мясника-касаба и вместе с тем нигде касаб не процветает так, как в захолустных, исключительно земледельческих кишлаках, имеющих большие, сравнительно, запашки.

Мясо, по большей части, с половины мая и по ноябрь, т. е. со времени поспевания ячменя и по конец полевых работ, продается по обыкновенным, местным базарным ценам, но в уплату за него берутся не деньги, а зерно, причем последнее оценивается мясником всегда значительно ниже существующих базарных цен и еще ниже, если покупатель берет мясо и сало в кредит. Этого рода торговля для отдельного лица не допускает особенно больших норм оборотного капитала, так как в кишлаке мясник редко бывает один, но зато в продолжение лета в подходящих селениях касаб наживает капитал на капитал.

(Средний оборотный капитал кишлачного мясника можно считать колеблющимся от 50 до 200 р. сер., причем капитал менее 100 р. успевает обернуться около 2 раз).

Пойдемте, читатель, опять в Нанай.

Жарко после обеда в начале августа. Мы подъезжаем к Нанаю с западной стороны, со стороны Ахтама, по ровной, сплошь возделанной, Бий-баг-дала (степь, без садов), на которой кроме хлебов и небольшого кишлака Кук-яр, и на самом берегу Падшааты ровно ничего нет.

В версте слева поднимаются предгорья; вправо желтая, зеленая и серая Бий-баг-дала с маленьким Кук-яром, а прямо перед нами, сейчас же за широким, каменистым оврагом Падшааты, темно-зеленым пятном стоит Нанай, весь ушедший в густую листву урюков и талов, над которыми кое-где торчат высокие старые тополя.

У самой Падшааты проезжаем мимо хирмана с кучей провеянной уже пшеницы. Сбоку груда самана (мелкая солома), а около нее невыпряженная арба с виноградом и дынями. Два человека на корточках присели около зерна и вешают его на туземных деревянных весах, причем вместо гирь служит виноград, который здесь, в Нанае, продается на вес пшеницы.