Текст книги "Кембриджская история капитализма. Том 1. Подъём капитализма: от древних истоков до 1848 года"

Рост торговой экономики аграрной империи в раннее Новое время

С XVI по XVIII век развитие торговых городов, через которые в ближние и дальние местности поступали товарные культуры и продукция ремесленников, происходило во многих районах империи. В некоторых районах, таких как Цзяннань, окрестности Шанхая или дельта Жемчужной реки, в которой расположен сегодняшний Гуанчжоу, развилось больше рынков и торговли, чем на северо-западе и юго-западе Китая. Но даже те части империи, которые были менее всего затронуты коммерцией, не были свободны от развития торговли. Другие территории, вроде северного Китая и юго-восточного побережья, имели активную торговую экономику, которая в обоих случаях была связана с торговлей через границы империи. В северокитайской провинции Шаньдун, например, крестьянские хозяйства развивали ремесла и обработку пищевых продуктов, чтобы дополнить выращивание урожая. Они занимались изготовлением одежды из хлопка и шелка, производством бумаги, обработкой табака и зерна, создавали благовония и гончарные изделия. Среди жителей приморских районов были как профессиональные рыбаки, так и домохозяйства, производившие соль. Специализированные рынки зерна и хлопка свидетельствуют о торговом обороте товаров повседневного спроса; существовали рынки, на которых крестьянские хозяйства могли купить соевые бобы для производства удобрений, сырье вроде хлопка для ремесленного производства и инструменты для сбора урожая (Xu Tan 1998). В Центральном Китае развитие торговли происходило за счет возросшего производства риса, которое стало возможным благодаря распространению метода его выращивания на затопляемых полях начиная с XVI и XVII веков, к XVIII веку приобретшее национальное значение в качестве ключевого источника запасов пищи для главного торгового района страны вдоль реки Янцзы. В дополнение к этой крупной дальней торговле рисом, выращенным крестьянскими хозяйствами для продажи на рынке, другие хозяйства начали выращивать и продавать другие товарные культуры, в том числе хлопок, табак и чай. На местном рынке обращалась и другая сельскохозяйственная и ремесленная продукция, произведенная в этой местности, включая конопляную ткань, железо, уголь и бумагу, а также товары, завезенные в эту местность, такие как соль (Ren Fang 2003). Кроме деревень с крестьянами, выращивающими сельскохозяйственные культуры и производившими ремесленную продукцию, были и хозяйства, занятые горным делом и рыболовством. Представление времен ранней эпохи Мин об оседлом аграрном обществе трансформировалось в связанную с ним, но иную реальность – аграрное общество с торговой составляющей, в котором движение товаров и ресурсов было главной чертой оседлого общества, в основном состоявшего из крестьянских хозяйств.

Самые развитые рынки Китая были в нижнем течении реки Янцзы, обычно называемом Цзяннань. В дополнение к процветавшим там рынкам универсального характера, где продавались краска индиго, пищевое растительное масло и бумажная продукция, сформировались специализированные рынки хлопка-сырца, шелковой нити, листьев тутового дерева, зерна, шелковых тканей, чая и других товаров повседневного спроса. Рынки в Цзяннане были соединены с рынками в других частях империи. Купцы из Цзяннаня ездили в другие части империи, а группы купцов из других частей империи приезжали в Цзяннань. Цзяннань также вел международную торговлю (Fan Jin-min 1998; Zhang Haiying 2002). Некоторая продукция сельских ремесленников Цзяннаня обладала, без сомнения, более высоким качеством, чем изготовленная в других местах империи. Связи между такими производившими текстиль крестьянскими хозяйствами и городскими фирмами, завершавшими производственный процесс, создавали набор более тесных и насыщенных производственных связей, чем было типично для других местностей. Но даже в таких условиях высокого развития торговли производство и обмен поддерживали жизнеспособность сельскохозяйственного сообщества, состоящего из мелких крестьянских хозяйств. Говоря в целом, по всей империи крестьянские хозяйства были задействованы в рыночном обмене. Многие производили товарные культуры, другие же занимались ремесленным производством. Холмистые местности были заняты под растущее возделывание чая, табака и краски индиго, которая использовалась для получения синей хлопчатобумажной ткани. Все крестьянские хозяйства должны были покупать на рынке железные инструменты для выращивания урожая и гончарную продукцию для потребления и хранения пищи. Крестьянские хозяйства были, таким образом, и рыночными производителями, и рыночными потребителями.

Морская торговля купцов из юго-восточной прибрежной провинции Фуцзянь позволяет нам проанализировать торговые связи с точки зрения преимуществ этой конкретной местности, которая была вовлечена в торговлю внутри империи и за ее пределами. Растущая в XVIII веке торговля с Тайванем, административно являвшимся в это время частью провинции Фуцзянь, открыла доступ на материковый рынок для тайваньского риса и сахара. Среди товаров, которые перемещались на север вдоль береговой линии, были предметы из Юго-Восточной Азии, такие как сандаловое дерево, акульи плавники, перец, олово и благовония, но продукты Фуцзяня были более многочисленны, они включали чай, табак, текстиль, бумагу, керамику, подготовленные для длительного хранения продукты и конфеты, лекарственные травы и фрукты – многие из этих продуктов относились к характерным для данной местности. Некоторые корабли шли в Тяньцзинь, а другие – дальше на север до Маньчжурии. На обратном пути они привозили ремесленную и сельскохозяйственную продукцию, типичную для районов на севере и рядом с Янцзы – различные виды шелка и атласа, лекарственные травы, пшеницу, бобы, соль, красные финики и сушеные мидии (Ng 1983: 133–167).

Некоторые виды сложного производства возникали в особых местах, не связанных с сельским хозяйством. Спрос государства на элегантный шелк и утонченную керамику стимулировал производство качественной продукции. Из непрерывного и изменяющегося производства гончарных изделий и текстиля мы знаем, что китайцы должны были иметь способность передавать знания о сложных производственных технологиях. Уровень сложности производства керамики, особенно фарфора в Цзиндэчжэне, а также различных шелковых тканей, производившихся в больших и малых городах Цзяннаня, предполагал появление и передачу значительных технологических знаний (Fan Shuzhi 1990: 188–231; Finlay 2010; Liang Miaotai 1991). Однако сегодня у нас недостаточно эмпирических данных о передаче технических знаний, которые позволили бы нам провести документированное сравнение китайской и европейской практики. Представляется, что китайские ремесленные гильдии были не так заинтересованы или успешны в сохранении знания внутри гильдии, как европейские. Движение технологий, которые могли практиковаться в сельских домовладениях, из городов в сельскую местность было базовой чертой раннего Нового времени в китайской истории, которое лучше всего заметно на примере текстиля из хлопка. Мы также видим развитие многих центров производства гончарных изделий, обмен технологиями между которыми представляется единственным разумным объяснением сходства орнаментов, если не единого уровня технического совершенства. Влияние государственного производства и потребления не ограничивалось текстилем и гончарными изделиями. Императоры также любили получать в подарок часы и самодвижущиеся устройства. Так как они часто ломались, двору пришлось организовать ремонтные мастерские; научившись чинить эти механизмы, китайские мастера научились и сами делать эти вещи. От императорского хозяйства технологии распространились к мастерам, работавшим в богатом Цзяннане и южном порту Гуанчжоу, где вкус к часам появился у богатых потребителей и в Цзяннане, и в южном Китае (Pagani 2001). В течение XVIII века иностранцы могли даже купить эти «зарубежные» товары в Китае в том случае, если их привезенные из Европы подарки не перенесли путешествия.

В то время, когда любовь китайского двора к заграничным механическим устройствам все больше проникала в общество, шелк и фарфор, производившиеся для двора специальными мастерскими, стали основой более широкого ремесленного производства, продукты которого пользовались высоким спросом в Европе раннего Нового времени и в колониальной Америке. Эти шелк и фарфор, вместе с другими ремесленными продуктами, произведенными как искусными художниками, так и сделанными в крестьянских хозяйствах, в качестве товара участвовали в обороте дальней торговли. Внутри империи исключительно распространенным товаром, торговавшимся на дальние расстояния, было зерно. Несколько групп купцов, выделявшихся в своих регионах, вели торговлю или внутри их собственных провинций, или, в некоторых случаях, на более широких пространствах. Двумя крупнейшими группами были купцы Шаньси и купцы Хуэйчжоу (Zhang Haipeng and Wang Yanyuan 1995; Huang Jianhui 2002). Купцы Шаньси специализировались на поставках зерна войскам, расквартированным в северо-западном Китае. За эти услуги им выдавались лицензии на покупку соли. Кроме того, купцы Шаньси начали развивать торговлю Китая чаем и текстилем с монголами и русскими. Купцы Хуэйчжоу из провинции Аньхой также стали вести торговлю солью, а также многие другие виды торговли в южной половине империи. Кроме того, купцы из Фуцзяня были важнейшими участниками морской торговли между прибрежными районами Китая и ЮгоВосточной Азией. В противовес образу Китая, закрытого для внешней торговли после остановки правительством в начале XV века экспедиций Чжэн Хэ, частная торговля продолжалась, иногда расширяясь, иногда сокращаясь, отчасти в зависимости от степени, в которой государство пыталось ограничить частную внешнюю торговлю.

Основные торговые пути страны проходили вдоль рек. Наиболее важной из них была Янцзы и притоки, которые питали реку в верхнем и среднем течении. Торговля шла по реке Хуай и Желтой реке на севере и Жемчужной реке на юге, так же, как и по различным рекам в северовосточной и центральной частях империи. В дополнение к речной торговле использовались важные торговые пути, проходившие с юго-запада через центральный Китай в столицу Пекин, пути из Урумчи на северо-западе в Пекин и в Шанхай, пути через Северный Китай (Niu Gu-anjie 2008). К западу от Урумчи располагались центральноазиатские оазисы, особенно знаменитые в ранние века тем, что через них проходил Шелковый путь. Из портов прибрежного Китая шли морские пути в Корею, Японию, на Тайвань и Рюкю, а также в Юго-Восточную Азию и через нее далее на запад. Чтобы понять институты, которые продвигали процветающую торговую экономику на широких просторах китайской аграрной империи и за ее пределы, в следующем разделе мы рассмотрим более подробно, как были организованы производство и обмен.

Договоры, фирмы и рынки

Ву Чэнмин и его коллеги предполагают, что объем торговли в начале XIX века составлял около 400 миллионов лянов серебра – во времена, когда доходы правительства составляли примерно от 10 до 15 % от этой суммы. Для двух наиболее важных товаров – зерна и хлопковой ткани – он считал, что более 20 % зерна и 15 % хлопковых тканей проходили через дальнюю торговлю, при балансе местной и региональной торговли. Разумеется, «региональная» торговля в Китайской империи по масштабам территории соответствовала крупным европейским странам (Xu and Wu 2000: 173–178). Размеры и объем китайской торговли означают, что основные экономические проблемы обмена решались в рутинном порядке. Группы китайских купцов раннего Нового времени, которые использовали для дальней торговли внутри и за пределами империи различные сухопутные и водные пути, успешно разрешали основные вопросы по установлению доверия, безопасному финансированию и разрешению споров. Но мы имеем, в особенности по сравнению с некоторыми европейскими примерами, намного меньше информации о тех видах формальных и неформальных институтов, которые использовались для достижения этой циркуляции товарного обмена.

Родство и землячество обеспечивало важные принципы объединения людей в сети, служившие базой для развития доверительных взаимоотношений. Родственные отношения, которые были важны в Южном Китае при образовании деловых предприятий, сформировали одну из моделей китайского делового поведения (Faure 1989; Ruskola 2000). Ассоциации по землячеству, устанавливавшиеся купцами, находившимися за пределами своих родных городов, давали людям доступ к более широким и насыщенным связям, чем они могли получить сами по себе. Однако, несмотря на важность родственных и земляческих отношений в китайской торговле, встречались бесчисленные случаи, когда странствующие купцы договаривались о торговых предприятиях с людьми, которых они, возможно, знали не очень хорошо. В руководствах для купцов советовалось проявлять осторожность со своими товарами и деньгами, находясь на дороге или на реке, и достойно держаться перед другими (Lufrano 1987). В случае некоторых товаров очевидно, что торговая марка или имя производителя свидетельствовало об уровне качества товаров, как это заметно на примере торговли между Шаньси и Монголией ((Liu Jiansheng et al. 2005: 206).

Китайские предприятия, помимо семейных, имели различные организационные формы, в которых родственные связи и землячество играли большую роль. В целом китайская торговая практика включала в себя механизмы по мобилизации капитала и разрешению споров, в которых использовались как существующие институты, так и государственное регулирование и судебная власть. Хотя эти институты и для финансовых рынков, и для разрешения торговых споров очень сильно отличались от институтов, возникших в Европе в раннее Новое время, мы не можем легко вывести из организационных различий между ними какие-либо базовые различия в их сравнительной эффективности в различных контекстах.

В случае некоторых видов торговли у нас есть информация о том, как был организован обмен. Купцы из юговосточной провинции Фуцзянь обслуживали морские пути на север к портам в пределах империи, на восток к острову Тайвань и на юг к портам стран Юго-Восточной Азии. Судовладельцы в XVIII веке подлежали государственной регистрации; одни путешествовали вместе с грузом; другие нанимали капитана и команду, чтобы они перевозили товар самостоятельно. Другие же брали партнеров, особенно для дальних плаваний в Юго-Восточную Азию, которые было дороже организовать и для которых использовались более крупные корабли. Более тысячи судов обслуживали прибрежные пути на север в 1720-е годы, и несколько десятков более крупных судов уходили в Юго-Восточную Азию каждый год. Информация о конкретных путешествиях позволяет сделать вывод, что купцы, чьи товары были погружены на корабль, часто бывали родственниками. В редких случаях, когда есть свидетельства о корабле, совершавшем отдельные путешествия, одни купцы фигурируют по несколько раз, другие сменяются. Финансирование морской торговли купцами из Фуцзяня происходило за счет долевого участия групп лиц в капиталах конкретных путешествий (Chen Zhiping 2009: 91–93). Когда возникали споры об ответственности за риски в путешествиях, которые оказывались неудачными или не вполне удачными, они часто разрешались внутри существующей сети связей. Но когда в торговые споры бывали вовлечены купцы из различных стран, для вынесения решения по требованиям сторон могли быть призваны чиновники (Chen Zhiping 2009: 260–276).

Купцы с кораблей, разгружавшие свои товары в портах Фуцзяня, продавали их лицензированным государством торговым посредникам, которые подтверждали количество, качество и цены товаров и записывали совершённые операции. Эта базовая организация торговли была обычна для многих районов империи. С точки зрения государства, торговые посредники должны были обеспечивать честную и эффективную деятельность по обмену товарами, движущимися по различным торговым путям империи. Особенно важными считались посредники в Кантоне (который сейчас известен под мандаринским китайским именем Гуанчжоу), связанные с европейскими купцами. Они отвечали за общественный порядок и управление экономическими отношениями с иностранцами. Чиновники рассматривали присутствие зарубежных купцов в качестве источника социальных трений, а также торговых споров.

Открытие Пола Ван Дайка и анализ более чем сотни двуязычных контрактов между китайцами и голландцами, датчанами или шведами показывают, что контракты были крайне необходимы для установления доверия между зарубежными купцами и китайцами. Но контракты не обязательно составлялись в рамках китайских законов. Не было и китайских судов, куда легко могли быть переданы споры. Вместо этого контракты представляли собой письменные соглашения, описывавшие условия сделки. Они могли включать китайских купцов, получавших товары в кредит или одалживавших средства у зарубежных купцов, что не допускалось китайским законодательством. Однако государство не оставалось безразличным к решению споров. Контракты были введены в процесс разрешения споров; следственная команда из купцов, переводчиков и (иногда только) чиновника рассматривала суть конкретного спора и давала властям рекомендацию, как наилучшим образом разрешить спор. Один из двух высших государственных чиновников, или генерал-губернатор, или чиновник министерства по налогам и сборам, управлявший сбором налогов на внешнюю торговлю (хоппо), утверждал предложение или просил следственную команду предложить альтернативу. Суждения, которые чиновники считали особенно полезными и имеющими значение для решения будущих споров, могли возводиться в статус закона императорским эдиктом. Многие споры касались долгов китайских торговых посредников зарубежным купцам. Проблема заключалась не в том, что такие долги были запрещены законом, а в том, как практически разрешить ситуацию так, чтобы иностранные купцы продолжали вести торговлю, которую чиновники облагали бы налогами (Van Dyke 2011: 31–49).

С современной точки зрения может показаться, что закон в Китае XVIII века не был эффективен, но с точки зрения преимуществ по сравнению с европейским ранним Новым временем существовали многочисленные суды, которым были подсудны различные типы споров по поводу контрактов, и, видимо, китайские обычаи давали еще один способ для купцов использовать правительство и закон для решения споров. Сложно дать количественные показатели касающихся применения закона обычаев раннего Нового времени с точки зрения экономического эффекта, но рост торговли фарфором, чаем и шелком с Европой и колониальной Америкой позволяет предположить, что китайский набор институтов, касавшихся внешней торговли, не сильно подавлял обмен. Более серьезным фактором, противодействовавшим этой торговле, было возраставшее в Европе беспокойство, вдохновленное европейским меркантилизмом, по поводу оттока серебряных слитков для оплаты этих товаров, что способствовало созданию замены в виде опиума. Для поставленных в настоящей главе целей в отношении использования контрактов во внешней торговле Китая с европейцами важно их сходство с контрактами, которые использовались внутри империи в намного более частых и широких операциях внутри Китая.

Купцы, которые вели дальнюю торговлю в пределах империи, использовали контракты так же, как и европейские купцы, торговавшие на сравнимых пространствах в Европе. Хотя китайцы не выработали различных институтов права, созданных в раннее Новое время в Европе, китайские чиновники участвовали в разрешении торговых споров. В целом число дел, которые рассматривали местные магистраты, в XVIII веке выросло. Этот процесс означал появление специалистов по ведению судебных дел, представлявших интересы сторон и дававших советы магистратам, которые искали решение, основанное на наборе прецедентов и норм или законов, которые иногда были собраны на уровне провинций (Macauley 1999). Многие коммерческие дела, как и в кантонской торговле с европейцами, касаются вопроса долгов – у так называемых странствующих купцов (кэшан) возникали проблемы с задолжавшими им торговыми посредниками. На общем уровне чиновники старались укрепить переговорную способность странствующих купцов в отношениях с посредниками; в специфических случаях споров они искали для сторон возможность прийти к взаимному согласию.

К концу XIX века государство поддержало создание купеческой организации, название которой (shanghui) переводилось на английский язык как chamber of commerce («торговая палата»), для управления процессом разрешения споров под надзором властей (Ch’iu Peng-Sheng 2008; Fan Jinmin 2007). Процесс разрешения споров зависел от наличия контрактов и процесса принятия решения с привлечением на основные и дополнительные роли чиновников и самих купцов.

Некоторые торговые фирмы, состоявшие из главного офиса в одном городе и отделений в других городах, избегали сложностей, возникавших при рыночных операциях между странствующими купцами и пребывавшими на постоянном месте торговыми посредниками. Среди фирм купцов Шаньси, например, фирма сама по себе могла быть образована двумя или большим числом участников, внесших капитал и разделяющих функции управления, или одни лица предоставляли капитал, а другие осуществляли управление; для второго случая и тем лицам, которые предоставили капитал, и тем, которые осуществляли управление, давались акции, которые определяли их долю в прибыли фирмы (Liu Jiansheng et al. 2005). Одним из способов, которым инвесторы распределяли свои риски, было владение акциями нескольких фирм; инвесторы формировали сеть лиц, которые в любом произвольном месте, как правило, инвестировали вместе с другими более чем в один бизнес. Фирмы Шаньси были иногда организованы с главным офисом в одном городе и отделениями в двух или более других городах. Баланс счетов и отчеты об операциях каждой из этих фирм и между этими фирмами определяли очень ясные правила (Liu Jiansheng et al. 2005: 172, 204). Китайские фирмы чаще всего были партнерствами с капиталом, вложенным в различных объемах, и с функциями управления, часто находившимися в руках лишь одного из партнеров. Китайские предприниматели с большими объемами капитала часто инвестировали во множество фирм, иногда с одними и теми же партнерами, и, таким образом, существовала сеть инвесторов, участвовавших в различных партнерствах. Партнеры имели доли в соответствии с объемами инвестированного капитала; в бизнесе по выпариванию соляного раствора в Сычуане фирмы могли привлечь дополнительный капитал, добавляя акции к уже имеющимся (Zelin 2005: 38–45).

Китайские фирмы раннего Нового времени редко вырастали до такой степени, что становились доминирующими игроками на каком-нибудь рынке. Иными словами, они не становились торговыми капиталистами в смысле концентрации больших объемов капитала и получения контроля над рынком определенных товаров. Основными исключениями из такого правила были китайские купцы, выбранные государством для проведения операций с европейскими купцами в Кантоне, и купцы, лицензированные государством для покупки и продажи соли. В обоих случаях эти предприниматели, собиравшие значительные объемы капитала для конкретных операций, были способны сделать это благодаря институциональным условиям, созданным государством. Хотя особенности каждого из этих случаев отличались от набора особенностей, сформировавшихся в морских торговых компаниях европейских стран, занимавшихся международной торговлей, можно сказать, что тут в действиях государства сработала сходная логика по предоставлению особых возможностей по накоплению средств для проведения капиталистических операций. Но в случае Китая созданные и регулируемые государством торговые операции составляли незначительную часть торговой экономики империи. Фирмы на рынке обычно были многочисленны и требовали небольших объемов капитала, который мог быть собран с помощью партнерства лиц, которые, имея дополнительный капитал, выбирали инвестиции в другое партнерство, а не увеличивали вклад в единственный бизнес. Торговая экономика не имела особой нужды в рынках капитала, способных мобилизовать значительные объемы капитала для ограниченного числа крупных фирм.

Сочетание неформальных и формальных механизмов на рынке капитала и в решении торговых споров в Китае предполагало отличную от европейского опыта связь между обычаями и законом. Европейский закон использовал кристаллизацию и кодификацию обычая в формальный закон. Но китайский закон работал с социальным механизмом разрешения споров более тесным и взаимосвязанным образом. Обычай (фэнсу) в китайском означает местные традиции, которые правительственные установления и закон иногда могут принимать, а в других случаях – не принимать; но в каждом случае закон и обычай воспринимаются отличными один от другого. Мобилизация капитала явственно зависит от доверия между людьми, которые близки друг другу в силу родственных связей или землячества, но для определения их долей в капитале конкретного предприятия составлялись более формальные документы. В то же время эти документы были юридическими в том смысле, что чиновники использовали их в решении трудных споров, и бытовыми в широком смысле, так как они составлялись самими людьми для детализации их соглашений.

Когда мы обращаемся к рынкам земли и труда, возникает похожий набор проблем. Активный рынок земли существовал в Китае раннего Нового времени, но операции были институционно организованы иначе по сравнению с новыми земельными договорами. Два аспекта китайских земельных договоров, видимо, происходили из-за ограничений, налагаемых обычаями. Во-первых, договоры обычно относятся к земле, которую, прежде чем продать другим, сначала предлагали родственникам. Во-вторых, многие договоры включали пункт, предусматривавший выкуп или повторное приобретение земли в будущем по некоей оговоренной цене; такие договоры даже могли позволять будущим поколениям добиваться возврата земли, проданной предками (Yang Guozhen 2009). Точно так же на рынке труда мы видим, что в тех случаях, когда европейские домохозяйства отправляли членов семьи из дома на заработки в качестве прислуги или работников, члены китайских семей чаще оставались дома, иногда выполняя такую же работу, за которую европейцы получали деньги, и не выходили на более явный и формальный рынок труда. Таким образом, обычаи, очевидно, играли большую роль в случае китайского рынка. И в случае рынка земли, и в случае рынка труда мы можем обоснованно утверждать, что эффективность китайских рынков была ограничена традициями, из-за чего возможности более эффективного использования ресурсов не были реализованы. Но этот вывод зависит от предположений по поводу земли и использования труда, которые могут быть не вполне применимы к ситуации в Китае раннего Нового времени, о чем говорится ниже.

Вне зависимости от вида собственности, возделывание сельскохозяйственной земли в Китае почти всегда происходило на небольших участках. Следовательно, функции производства, в которых была задействована земля, не изменялись такими же способами, которые могли возникнуть в случае экономии масштаба. Такой экономии масштаба можно было достигнуть с помощью некоторых механических технологий, позволяющих возделывать землю большими участками, что изменило бы соотношение капитал/труд и сделало процесс более выгодным. Но в отсутствие экономических стимулов относительных цен факторов производства, делающих капиталоемкие технологии более выгодными, или наличия технологий для достижения таких видов производства, остается не вполне ясным, насколько большое значение имела бы продажа земли более широкому кругу лиц, чем уже было возможно в большинстве районов Китая. Традиционные ограничения, требующие продавать землю прежде всего родственникам, представляются в большинстве случаев не слишком значимыми. Практика продажи земли с возможностью ее выкупа или возвращения повредила бы эффективности, если бы производительность земли была значительно выше при обработке покупателем, а не продавцом. Но если это не так, то опять остается неясным, какие могли быть экономические потери от возможности выкупа проданной земли.

Китайские чиновники были озабочены тем, что продажи земли часто осуществлялись семьями, разорившимися в тяжелые времена, и правительство стремилось расширить их возможности по восстановлению благосостояния, допуская возвращение ранее проданной земли. В раннее Новое время чиновники стремились к поддержке роста концентрации земли в руках богатых и создании домохозяйств, сдающих землю в аренду или не использующих ее, в меньшей степени, чем в раннюю императорскую эпоху.

Сохранившиеся земельные договоры свидетельствуют о том, что в Китае раннего Нового времени земля переходила из рук в руки со значительной быстротой (Yang Guozhen 2009). В результате в некоторых районах могла, но не должна была, возрасти концентрация землевладений. Даже когда люди становились землевладельцами, скупая у других землю, базовой единицей производства оставалось домохозяйство, которое обрабатывало землю в качестве арендатора, если не было ее владельцем. Масштабы и сочетание капитала, земли и труда значительно не изменялись в результате существования рынка земли. Государство не стремилось видеть землевладение более концентрированным, и чиновники старались упростить сложные условия востребования проданной земли продавцом, который сохранял права возврата на участок, отчужденный у него или у его родственников много лет назад. Улучшения сельскохозяйственной производительности достигались за счет технологий, подходящих для данного масштаба обработки.

Важность крестьянских хозяйств в Китае раннего Нового времени в качестве базовой единицы производства в масштабах империи была обусловлена как выращиванием сельскохозяйственных культур, так и ремесленным производством домохозяйства. Такое домохозяйство можно считать малой фирмой, производящей различную продукцию, труд в которой обычно распределялся по различным направлениям, некоторые из них относились к выращиванию урожая, а другие – к ремесленной деятельности. Типичное гендерное разделение труда было закреплено в выражении «мужчина пашет, женщина ткёт» (нанэн нучжи). Желание и способность китайского домохозяйства расширять производственную деятельность для получения дохода при удержании всех членов семьи дома контрастировало с предпочтениями и механизмами европейских домохозяйств раннего Нового времени, где наемный труд давал возможность, особенно для покидавших свои дома молодых женщин, наняться в услужение в других домохозяйствах или на другую работу. В Европе раннего Нового времени рынок труда развился более широко и в сельских, и в городских условиях (Knot-ter 2001; Lucassen 2001; Schlumbohm 2001). В Китае раннего Нового времени были люди, работавшие в качестве наемных рабочих в сельском хозяйстве, но ими становились только те, кто был полностью лишен земли и не имел денег на аренду или владение. Так как индивидуальное домохозяйство было единицей производства и обычно соединяло сельскохозяйственную и ремесленную деятельность, развитие рынка труда было более ограниченным, чем в Европе раннего Нового времени. С точки зрения экономики это различие может пониматься как еще одно несоответствие между фирмой и рынком в этих двух частях мира раннего Нового времени.