Текст книги "Радости моего детства"

– А ещё вот ты всегда говоришь: «Думай своей головой, думай своей головой». А что значит «думать своей головой»?

– Скажет тебе подруга, что готова съехать на велосипеде с крутой горы, а ты видишь, что это очень опасно. Вот и включай соображаловку. Кого слушать станешь?

– Ну, у меня такой подруги не будет.

– Не торопись, люди разные встречаются. Или вот – с моста твой дружок предложит тебе заодно спрыгнуть. Что скажешь?

– Что?

– Ну, что?

– Думай своей головой?

– Вот именно.

Денис Кензин-Баландин
История о том, как ежонок…

Я росла в частном доме на окраине посёлка. Дом был небольшой, деревянный, с широким крыльцом и достаточно объёмным подвалом. Я с младшим братом-инвалидом часто там играла. Одно время мы там даже хотели по строить игрушечный домик, но такой, чтоб можно было встать в нём в полный рост. Уже наготовили игрушек, принесли ненужные старые вещи, соорудили импровизированную кроватку, и всё было бы хорошо, если бы не одно досадное обстоятельство – в подвале объявилась здоровенная крыса.

Откуда она взялась – одному Богу известно, но с тех пор мы с братом в подвал больше не спускались. Мама – взрослый человек – и то боялась спускаться туда, несмотря на то, что в руках постоянно держала то массивную швабру, то увесистую кочергу. Папы у нас не было. Мама не говорила, где он. Однажды он просто взял и ушёл из дома, и больше я его не видела.

Мама работала на двух работах, поэтому ей редко удавалось посидеть с нами. А когда она играла с нами последний раз, мы с братом уж и забыли. Всё хозяйство по дому в прямом смысле держалось на мне – на ребёнке, которому позавчера исполнилось семь лет. Мама подарила мне самый лучший подарок за все дни рождения, которые я помню. Это были её объятия, поцелуи и ласки. Она плакала и просила у меня прощения, что не может купить мне даже самый дешёвый подарок, потому что все деньги уходят на лечение её брата.

Я плакала вместе с ней, потому что безумно любила её, и говорила, что никакого подарка мне не надо, главное, чтоб она была рядом.

Вместе с нами в доме проживала кошка, чёрная, как ночь, поэтому мы и прозвали её Ночкой. Она была настоящей охотницей – ловила не только мышей, но и птиц, мух, жуков, даже тараканов, что были у нас одно время. Но с приходом крысы её как будто подменили. Она стала агрессивной, играть с нами и ласкаться перестала совсем, что раньше за ней не наблюдалось.

Мы пытались оставить её в подвале, дабы она прогнала опасного хищника, но вместо этого Ночка яростно сопротивлялась, царапаясь и кусаясь, а позже стала и вовсе пропадать на улице. Бывало, её не было в доме по несколько дней. А потом кошка и вовсе исчезла. Больше я её не видела.

Спустя какое-то время мама принесла в наш дом другую кошку, более крупную и пушистую. Я назвала её Сарой. Она была весёлой и очень игривой: при любом удобном или неудобном моменте она начинала заигрывать и ластиться, оставляя за собой целые «горы» шерсти.

При ней крыса впервые осмелилась подняться в дом. Я видела своими глазами, как серое животное не спеша прогуливалось по кухне, а Сара наблюдала за ней сверху, расположившись на мягком стуле. Она не предприняла даже малейшей попытки, чтоб поймать крысу или хотя бы прогнать её с кухни. Прогонять пришлось мне – я кинула в обнаглевшего грызуна резиновым тапком. Мерзкое животное так же не спеша покинуло дом. Когда пришла мама, я рассказала ей об этом случае. Она посмотрела на спящую кошку, но ничего ей не сделала. Вскоре Сары не стало в нашей семье.

Тем временем крыса всё чаще начала вторгаться в наш семейный очаг. Она хозяйничала на кухне, запрыгивала на кровать и диван, разбрасывала наши вещи, а ночью постоянно что-то грызла и таскала. Страшно было спать, не говоря уже про то, чтобы остаться одной. Отрава, положенная мамой буквально в каждый угол дома, была удачно съедена, но всеядный зверь как ходил к нам, так и продолжал ходить.

В один из дней Елена Николаевна – именно так звали мою маму – специально пришла с работы пораньше, чтоб закрыть подвал и все щели, ведущие из него в дом. Для этого она даже принесла монтажную пену и стекловату, позаимствовав их у своего работодателя. Мы долго трудились над изоляцией подвала, легли спать уже глубокой ночью впервые за продолжительное время со спокойной душой. Как и ожидалось, утром следов серого обитателя подвала не было.

На протяжении нескольких дней крыса нас не беспокоила. Но потом она появилась снова. Наш новый кот, впервые увидев «лакомое блюдо» семейства кошачьих столь больших форм, испугался не на шутку и забился в верхний угол маминого комода. Долго мы не могли его оттуда достать. А когда достали, почувствовали, как сильно он дрожит и трясётся.

Жизнь превратилась в кошмар. Нас упитанный зверь не боялся вообще, легко и свободно он шастал по дому, комнатам, стульям, столам, даже запрыгивал на диван и штору. А когда он прыгнул на моего брата-инвалида, сильно испугав его, мама решила, что пора с этим ужасом заканчивать.

– Мы должны поймать её и убить, – говорила она мне.

При одной мысли об этом мне становилось страшно и противно, но я понимала, что другого выхода нет. Мама права.

Понаставив в каждой комнате по капкану, именно в тех местах, где крыса любила ходить, хозяйка дома вооружилась кочергой и небольшим топориком, а мне дала молоток. Мы стали ждать. Не прошло и пяти минут, как одна из ловушек, что стояла на кухне, захлопнулась. Ни визга, ни писка, ни шума, ни какого-либо другого звука мы не услышали.

Когда мы прошли в помещение для приёма пищи, то увидели жуткую картину: захлопнутый капкан, в нём отрубленная передняя крысиная лапа, позади него забрызганный собственной кровью, опираясь на три оставшиеся лапы, стоял, тяжело дыша, возбуждённый зверь. Он смотрел на нас. Смотрел своими чёрными глазами, пристально и, как мне показалось, мстительно. В условиях вечернего времени и потёмок его взгляд особенно казался зловещим и пугающим.

– Останавливаться нельзя, – прошептала мама и медленно стала приближаться к крысе.

Мурашки побежали по моей спине. Стало невыносимо страшно. Я спряталась за мамину спину, сжимая в дрожащей руке молоток. Вдруг серое животное ринулось под стол, оставляя за собой дорожку из кровавых следов. Несмотря на отсутствующую лапу, двигалась крыса резво и шустро. Мама не спешила бежать за ней – я чувствовала, как страх переполнял и её тоже.

После этого я не видела нашего «мучителя» достаточно продолжительное время, пока однажды не столкнулась с ним буквально лицом к морде.

Он сидел в шкафу с макаронными изделиями и нагло пожирал их. Я закричала. Закричала от страха и неожиданности, но крыса даже не повела ухом. Захлопнув дверцу шкафа с такой силой, что можно было оглушить людей, находящихся в соседней комнате, я покинула дом и зашла в него, когда мама с братом вернулись из больницы.

Начались очередные кошмарные дни. Теперь ненасытный грызун был хитрее и в расставленные ловушки не попадался. Но и с нами старался не пересекаться. Так бы мы и жили, если бы в один прекрасный день у нас не появился маленький ёжик. Как он оказался в нашем доме, никто не знал. Мама предположила, что он пришёл из леса, хотя лес находился в километрах двух от нашего двора.

Изначально я приняла его за терроризировавшего нас зверя. Он также шуршал по ночам, разбрасывал предметы и вещи, не брезговал нашей едой. Обнаружить его удалось вечером, когда мне пришлось подметать пол. Я хоть и привыкла к тому, что могла в любой момент встретиться с крысой, но всё равно боялась этой встречи и, понятное дело, что, наткнувшись на ёжика, не ожидая совсем встретить этого лесного обитателя здесь, одинаково испугалась.

Не знаю почему, но с ёжиком страх перед трёхлапым серым существом начал проходить. Будто ёжик принёс с собой в наш дом невидимую защиту, тайной завесой оградив нас от присутствия неприятного и опасного «сожителя». Даже мама решилась на посещения подвала.

К тому же крысу в наших комнатах мы больше не наблюдали.

«Может, она засела там, внизу? – думала я, а потом сама же отвечала себе: – Ну и пусть там сидит».

Ёжик стал полноценным членом нашей семьи. Мы ухаживали за ним, кормили его овощами, крупами, в небольшом количестве давали молоко. Даже имя придумали ему – Топа. Часто играли с ним. Особенно это касалось моего младшего брата, который ни на секунду не желал оставлять ежа одного. Я ругала его за это. А потом жалела – уж слишком любила его.

Однажды мама подняла из подвала трёхлитровую банку малинового варенья и с уверенностью заявила, что крысы в подвале больше нет. Я словно сумасшедшая визжала от переполнившей меня радости и целовала попеременно то брата, то уже подросшего ёжика, которого держала в руках. Счастье действительно кроется в мелочах! Всего-то и нужно услышать желаемое. Правда, от строительства игрушечного домика нам всё-таки пришлось отказаться.

Наступила спокойная умеренная жизнь. Теперь мы засыпали не с включенным светом и веником возле себя, а как все нормальные люди, выключив освещение и ни о чём не тревожась. Слыша ночью стук или звук упавшего где-то предмета, мы более не содрогались и не боялись, зная, что это был не серый «монстр», а наш лесной друг. Наш Топа. Но в один несчастный вечер его не стало. Он исчез так же внезапно, как и появился. Мы искали его во всех углах нашего дома, буквально перевернули содержимое шкафов и комодов, кроватей и дивана, даже были в подвале, но ёжик как в воду канул.

Я долго плакала. Мама тоже первое время ходила грустная, но потом она сказала:

– Не плачь. Видно так угодно, чтоб Топа появился в трудное для нас время… Совершил благое дело и ушёл…

– Совершать другие благие дела?..

– Да. Совершать другие благие дела.

Мама обняла меня, и я успокоилась.

Валентина Карпицкая
Горький

1

В округе вовсю бушевала весна: повсюду белели копны томной черёмухи, у заборов шла в рост крапива, а желтоголовые одуванчики стремились занять всё видимое пространство.

Пока мама на кухне возилась с холодцом, Аня сидела у раскрытого окошка и мечтала о том, как после завтрака она поедет в город выбирать портфель. Настоящий школьный портфель с двумя или даже тремя отделениями для тетрадей и книг, с кармашками для ручек и всякой прочей мелочи.

– Аннушка, – оторвала от мечтаний мама, – отнеси кости Шарику. Вон сколько осталось! Пусть ему будет занятие.

Аня взяла пакет с собачьей радостью и, толкнув дверь коленкой, выбежала на крыльцо.

Шарика, как всегда, дома не было. Целый день он вольно носился по околотку, распугивая ворон, и только на ночь родители сажали его на цепь, чтобы он нёс караульную службу.

Аня вытащила из будки вылизанную до блеска миску и, присев на корточки, стала высыпать из пакета содержимое. И только тёплые, недавно вынутые из бульона косточки застучали по дну миски, как Шарик тут же «прикатился» и запрядал вокруг маленькой хозяйки.

– Да подожди ты! – отмахивалась от пса Аня, но Шарик и не думал ждать. Он выхватил из рук душистую сахарную косточку, улёгся на траве и, прижав кость лапами к земле, вонзился в неё белыми и крепкими, как дольки чеснока, зубками.

Аня высыпала из пакета остатки и уже собралась уходить, как услышала скрип. Оглянувшись, так и застыла: в калитке стоял волк! Да-да! Самый настоящий, большой, с острой мордой и торчащими вверх ушами волчище! У него была широкая грудь, густая серая шерсть и страшные зелёные глазищи. Он водил носом по воздуху, а сам… неотрывно смотрел на Аню.

Испугавшись, она стала искать защиты у своего четвероного друга. Но Шарик повёл себя странно. Он вдруг вскочил и дружелюбно завилял бубликом-хвостом, приглашая гостя на пир. Волк, качнув хвостом, ответил согласием и осторожно ступил на тропинку.

– Ах ты, предатель! – возмутилась Аня и стала искать взглядом, чем бы запустить в самозванца; не найдя, швырнула в него самую большую кость.

Однако зверь ловко перехватил её зубами и замер, исподлобья глядя на девочку. Аня попятилась и, крутнувшись, припустила к дому…

А через час она уже и не вспоминала о волке. Нарядная и счастливая, она вместе с мамой ехала в автобусе в двухэтажный магазин в центре города, в котором должна исполниться её самая большая мечта!

2

На следующий день Аня встала с утра пораньше и сразу же бросилась к стулу, на котором стоял новенький красного цвета портфель. Ещё с вечера она вложила в него букварь, тетрадку в клеточку и в косую линеечку, ручку, карандаш, резинку и теперь, взяв его в руку, будущая первоклашка важно прохаживалась мимо трельяжа, любуясь своим отражением.

– Это что ещё за явление?! – послышался с улицы весёлый мамин голос.

Бережно опустив портфель на стул, Аня метнулась к окну и побледнела: мама грозно – руки в боки – стоит над собачьей миской. Шарик у её ног виновато елозит хвостом. А из будки выглядывает… знакомый волк!

– Ах, ты горький… Знаю всё про тебя, иди ешь, не бойся… – потеплевшим голосом вдруг позвала мама.

Волк медленно выбрался из будки, опустив голову, приблизился, легонько ткнулся большим лбом в руку и только после этого набросился на похлёбку. Шарик же, делая вид, что не голоден, не подходил к еде.

Аня оторопела и, как только мама вернулась в дом, засыпала её вопросами:

– Его зовут Горький? Это правда волк? Он останется у нас навсегда?

– Это волкопёс. Сила у него – от волка, а ум – от собаки. Его хозяин недавно умер. Хорошим охотником был. Теперь этот великан никому не нужен. Все боятся его. Даже не знаю, как с ним быть…

Аня снова подбежала к окну. Горького уже во дворе не было. Шарика тоже. Однако долго ждать не пришлось: они примчались один за другим, неся в зубах самые любимые вещи Горького: потрёпанную мягкую игрушку и покусанный резиновый мячик. Во вторую ходку было принесено всё остальное добро – старенький коврик и помятая алюминиевая миска, и на этом великое переселение завершилось! Весь день друзья валялись на солнышке; время от времени Шарик по привычке убегал, а Горький оставался во дворе.

Мама несколько раз ходила доливать в собачью миску холодной воды и один раз даже потрепала Горького по загривку, а тот торопливо лизнул её руку.

Аня и сама хотела налить воды, но зверь так глянул на неё, что желание сразу пропало. И зачем только она швырнула в Горького костью?

3

– Охотника пёс? – строго спросил папа, придя с работы.

– Жалко его. Всё вздыхает, прямо по-человечьи страдает… – поделилась переживаниями мама, накладывая в папину тарелку добрецкую порцию картошки и котлет.

– Папка, представляешь, это самый настоящий волк! – задвигав стулом и устраиваясь за столом рядом с отцом, прибавила Аня.

– Сам перебрался к нам?

– Шарик ему помогал вещи носить, а мы с мамой наблюдали.

– Значит, попал в милость… Ну что ж… Еды у нас хватит, а хороший сторож всегда в цене. Будку я завтра же сколочу. Новую, просторную.

Поскольку никто не знал, как на самом деле звали пса, то за ним закрепилась кличка Горький. Имя пришлось по слуху новому члену семьи, и пёс каждый раз незамедлительно вскидывал лобастую голову, когда его окликали.

По своей натуре Горький был домоседом. Калитка во дворе всегда была открыта, но пёс не любил уходить со двора, словно понимал, что своим устрашающим видом он пугает народ. Лаять он тоже не любил, а скорее не умел. Он был молчун. Зато как говорили его глаза! Бывало, надоест Шарик своими приставаниями – Горький глаза сузит, колкие зелёные искорки брызнут из них, а по носу морщинки побегут – остерегись!

А иной раз так глянет, что сердце тоской обольётся – бывшего хозяина, значит, вспомнил. Долго же он его помнил…

Но зато как радостно вспыхивали у Горького глаза, когда Аннушкин отец возвращался с работы! В них было столько тепла, что из зелёных они сразу становились жёлтыми. Горький почему-то больше всех полюбил Аниного папу. Нет, маму, конечно, он тоже любил. Она его кормила, иногда гладила и не считала его обузой, но всё-таки папу пёс любил больше. А что касаемо Ани…

Дружба между ними никак не завязывалась. Горький безразличным взглядом провожал девочку в школу и так же безучастно встречал её. Если Аня клала в миску угощение, то он не спешил подходить, уступая лакомство проворному Шарику. И Аня уже совсем отчаялась подружиться с псом, память которого так крепко держала обиду…

4

Промчались месяцы остывающего солнца и опадающих листьев. Дожди стали перемежаться со снегом, и вскоре пришли настоящие холода. Дни укоротились настолько, что возвращаться с уроков приходилось по сумеркам. Однако родители не опасались за дочку: от школы до дома было рукой подать. К тому же она никогда не возвращалась одна – многие из одноклассников жили по соседству.

Но на этот раз Аня забыла в парте варежки и вернулась за ними. Ребята ушли далеко вперёд. Чтоб быстрей их догнать, она решила осветить дорогу фонариком. И только достала его из портфеля, как кто-то настиг её, выхватил фонарик и, толкнув на снег, бросился прочь.

Аня вовсе не собиралась плакать, но слёзы обиды хлынули сами. Поднявшись, она стала отряхивать шапку, пальто, гетры – всё было в снегу, снег навалился даже за воротник. Разве можно в таком виде показаться маме? Аня поглядела в сторону дома и вдруг заметила, как большая чёрная тень отделилась от их забора и бросилась вдогонку за обидчиком.

– Го-орький! – дрожащим голосом позвала Аня и в ответ услышала приглушённое рычание и пронзительный мальчишечий крик…

– Го-о-орький! Ко мне! – уже смелее крикнула она и увидела, как та же чёрная тень тотчас отпрянула от сбитого с ног всё ещё орущего человека и устремилась на её зов: несколько прыжков – и лохматый серый заступник, в жилах которого текла волчья кровь, послушно остановился перед девочкой.

– Иди ко мне… – тихо повторила Аня.

Он приблизился горделивым шагом. Словно два жёлтых фонарика, светились в темноте его глаза, именно жёлтых, радостных, тёплых.

– Горький… – прошептала Аня, обхватив короткую с жёсткой шерстью шею. – Ты меня простил?

Вместо ответа пёс разжал зубы, и миниатюрный карманный фонарик упал к Аннушкиным ногам…

Елена Самкова
Все кошки дурёшки

В детстве мне очень не хватало друга по играм. Так получилось, что в нашем подъезде жили одни пенсионеры, а ребята во дворе были значительно старше меня. Родители тогда уже разошлись, я воспитывалась мамой и бабушкой, поэтому рассчитывать в ближайшем будущем на брата или сестру не приходилось. Вот и решила я на свой восьмой день рождения выпросить у мамы собаку.

– А ты подумала, кто будет за ней ухаживать? – спросила она.

– Я, – был мой решительный ответ.

– Да-а, ты, – вздохнула мама. – За тобой самой ещё ухаживать надо.

К счастью, горевать мне пришлось недолго. С Урала приехал мамин младший брат – дядя Боря. Он был военнослужащим, и как только ему удавалось взять отпуск – приезжал в наш тихий подмосковный городок.

Я любила редкие, но весёлые приезды дяди Бори. Он был настоящим массовиком-затейником! Долгими зимними вечерами дядя устраивал со мной игру в прятки. Я тогда наряжалась в длинное коричневое бабушкино пальто, чтобы меня было сложнее разглядеть при выключенном свете. Дядя в это время прятался за гардеробом, накинув на плечи тёмно-серый пуховый платок, и заслышав мои приближающиеся шаги, широко расставлял руки и начинал «гугукать», изображая филина. Ох, и шумели мы тогда!

– Ну что ж, если на собаку у нас табу, может быть, купим кошку? – подмигнул дядя однажды.

– Ну да, дочка с ней играть будет, а мама каждый день полы от пуха пылесосить, – вставила мама.

Я умоляюще посмотрела на дядю:

– А подари мне на Новый год котёнка.

Только от одной мысли, что по квартире не будет бегать маленький пушистый комочек, мне стало грустно.

– Счастье целого мира не стоит одной слезы ребёнка, – философски заметил дядя и взглянул на маму.

Я не могла тогда знать, что он процитировал Достоевского, да и не совсем поняла смысл сказанного, но почувствовала, что эта фраза должна стать решающей в их прениях.

– Ай, делайте что хотите! – махнула мама рукой.

– Ура! – артистично вскочил с табуретки дядя. – Кого будем покупать – кошку или кота?

– Наверное, кота. Они больше, – протянула в задумчивости я.

– Еще не хватало, чтобы кошка нам котят принесла, – откуда-то из-под раковины произнесла мама, она проверяла, не течёт ли сифон.

– Все кошки – дурёшки! – раздалось из комнаты неожиданное заявление бабушки.

Дверь кухни была приоткрыта, и она слышала наш разговор.

– Мам, ну при ребёнке-то… – вздохнула мама.

– А что я такого сказала? Поговорка такая. – Бабушка опять опустила голову и принялась считать свои петельки. Она сидела, привалившись к спинке дивана, и вязала свою 150-ю пару носков.

Бабушка обвязала всех нас, ближних и дальних родственников, знакомых и их друзей и уже, наверное, выходила на областной уровень.

– Вон, когда я по лету к Римке ездила, – продолжила она.

– К дедушкиной сестре? – переспросила я.

– Да, к сестре вашего ХОРОШЕГО дедушки. – Бабушка с дедом уже давно были в разводе, но простить она его до сих пор не могла. – Жара тогда стояла. Римка меня на балкон спать положила. Только засыпать стала – как она пошла эту свою Алисаньку из-под дивана кричать.

– Кошку, что ли? – поинтересовалась мама.

– Кого же ещё? – вздохнула бабушка. – Оказывается, эта принцесса целый день голодной там просидела. Видите ли, она чужих боится. Так утром я стала вставать, чувствую, у меня простынь влажная. Дурёха эта мне её обос… описала, в общем, отомстила, так сказать. Вот я и говорю, дурёшка её Алисонька!

– Мам, выбирай выражения, – ещё раз поправила бабушку мама. – А то ведь Лена где-нибудь при людях такое сказанёт – опозоримся!

– Не «сказанёт». Это будет наша с ней тайна. Правда, ангел мой? – и бабушка заговорщицки мне подмигнула.

Ой, сколько уже за восемь лет у нас с бабушкой накопилось тайн, даже не сосчитаешь! Например, мама удивлялась, почему пумпон на моей зимней шапке стал криво сидеть. А все потому, что бабушка его криво пришила. Мы тогда с одноклассником Юркой в раздевалке подрались, он-то мне и оторвал этот злосчастный пумпон. Или, например, мама до конца не знала, где и при каких обстоятельствах я потеряла свой красивый брелок в виде дождевой капельки. Я его не потеряла, я его утопила и чуть сама не утонула.

А произошло это на огороде. Мама тогда вышла на остановку раньше, чтобы проведать дедушку, а я сразу проехала на огород. Бабушка уже была на участке. Я решила поиграть у самодельно вырытого колодца. Земля там была скользкая от пролитой воды. Брелок выпал у меня из рук и… бульк! Скрылся в мутной воде. Потянулась за ним и… бултых! Всей Леночкой оказалась там же! Плавать я тогда не умела, стала барахтаться и хвататься за всё, что попадалось под руку: ветки, траву. Бабушка еле успела подбежать и вытащить меня. Придя на участок, мама спросила, почему я расхаживаю в бабушкином старом платье, а моя верхняя одежда сушится рядом на ветках.

– Да соком она облилась. Я одёжку в колодце простирнула, – заискивающе улыбнулась бабушка.

Мама ничего не ответила, видимо, поверила.

Между тем дядя поехал на наш городской рынок, где не так дорого с рук продавали котят. Вернулся он часа через два, весь занесённый снегом, как Дед Мороз.

Встречать его вышли все.

– Ну что? – спросили мы хором.

И тут дядя вынул из-за пазухи серый пушистый комочек и поставил на пол. Комочек в течение нескольких секунд так и оставался комочком, видимо, всё-таки пробрал его декабрьский мороз. Потом он поднял на нас мордочку с двумя изумрудными глазками, навострил коротенькие, пушистые ушки, выставил вперёд одну крохотную лапку, затем – вторую, изогнул спинку, потянулся, зевнул, сделал пару неуверенных шажков, сел и стал умываться.

– Какая прелесть, – улыбаясь, покачала головой мама. – Пойдём, покормлю тебя, Пушок.

Все дружно направились в кухню, посмотреть, как котик будет кушать. Мама налила в тарелку геркулесовой каши. Пушок сделал несколько уверенных шажков к тарелке, но был настолько мал, что даже не смог перекинуть мордочку через её край. Тогда он, недолго думая, смело опустил в неё одну лапку, затем – вторую, а потом – встал туда всеми четырьмя – и начал справляться с предложенным лакомством. Обернувшись несколько раз вокруг своей оси, он вычистил всю тарелку до блеска.

Вот так, достаточно традиционно, в нашем доме появился Пушок.

Это был серый пушистый котёнок с тремя чёрными полосками на головке, которые затем плавно сливались в одну чёрную, широкую линию, проходящую по всему позвоночнику. От неё по бокам во все стороны расходились более светлые полосы, что придавало животному особый шарм и выразительность.

Для Пушка мы смастерили домик из обувной коробки, отрезав одну из торцевых сторон. На дно постелили мои старые детские пелёнки. Получилось неплохо.

Котёнок быстро освоился на новом месте. Вёл он себя послушно, в еде не вредничал. Даже к имени его не пришлось приучать долго.

Мама звала его из кухни, а я тем временем брала толстячка за туловище и вела туда. Сводила раз, другой, а на третий котёнок смешно засеменил на зов сам.

Сюрпризы начались позже. Подарком судьбы, стало… разоблачение Пушка! С момента его появления в нашем доме прошло два месяца. Точно уже не помню, на какой праздник в гости пришёл мамин старший брат дядя Толя со своей женой тетей Люсей. Сели пить чай. Пушок незаметно подкрался и прыгнул к дяде Толе на колени; растянувшись там на спине, он со всей своей котёночьей силёнки принялся драть палец дяди Толи, которым тот попытался его пощекотать.

– Энергичная она у вас, однако! – рассмеялся дядя в чёрные усы.

– Это Пушок, – возразила я.

– Как бы не так, брильянтовая моя, это Пушина, – ухмыльнулся он.

Я посмотрела на маму. Мама на дядю.

– Толь, ты разыгрываешь, что ли? – недоуменно спросила она.

– Никак нет, изумрудные мои, – покачал он головой.

Не знаю, может, у дяди Бори к сорока годам начались проблемы со зрением, или снегопад был слишком сильным, но купил он нам не Пушка, а Пушину. Так на наших глазах произошла чудесная метаморфоза.

Впрочем, мнение о том, что все кошки – дурёшки, Пушина начала опровергать уже скоро. Сдержанность была присуща ей с детства. Пуша никогда не заходила на кухню без приглашения, с первого раза понимала слово «нельзя» – достаточно было погрозить пальцем, и всегда пыталась примирить ссорящихся, начиная виться у их ног. Она росла и расцветала, пока не превратилась в пушистую светло-серую кошку с озорными, вечно за кем-то следящими глазами.

Единственным её недостатком была дикость. Один только человек в нашей семье пользовался её безоговорочным уважением – мама. Кошка ела с её рук, спала на коленях. Ко мне же относилась с настороженностью, бабушку сторонилась, а о других и говорить нечего. Чужаки вели с ней беседу на расстоянии четырёх шагов. Если же граница была нарушена, Пушина использовала тактику под названием «устрашение врага». Её зрачки вытягивались тоненькой ниточкой, уши на макушке принимали горизонтальное положение, правая лапа яростно выставлялась вперёд и демонстрировался ряд острых, как бритва, коготков. Отчаянные смельчаки отступали.

Время летело быстро. Повзрослевшей Пушине, как и всем девушкам, захотелось влюбиться. Она была кошкой домашней. Часто садилась на подоконник и наблюдала своих собратьев, гуляющих во дворе. Так наступила очередная весна. Однажды в мае Пуша просто проскользнула в открывшуюся входную дверь. Спустившись за ней на первый этаж, я со страхом обнаружила открытую дверь подъезда. Выйдя во двор, я увидела, что наша Пуша… наша красавица Пуша!.. милуется с каким-то рыжим, драным, тощим, длинным котом! Заметив меня, беглянка скрылась за углом дома. Возлюбленный поспешил за ней.

– Офонареть, – не сдержалась я. Догонять их было бесполезно.

Вечером любовная парочка встретила меня у подъезда. Я поднялась по лестнице, Пуша за мной, а Рыжий за ней. Не успела я закрыть входную дверь, как красавица устроила нам такой концерт, которого мы отродясь не видывали.

– Мя-я-у! Мя-я-у! – Дверь когтями скребёт, а возлюбленный с другой стороны ей подпевает.

Устали мы это терпеть, открыла я дверь и сказала:

– Иди с миром, радость наша, но натворишь бед – домой не возвращайся.

Наверное, мои слова возымели должный эффект. Пушина проводила «милого друга» до первого этажа, на прощание они присели с ним на ступеньку, и она вернулась домой.

На следующий день, выводя её гулять на поводке, я заприметила Рыжего ещё издали. Тот тоже, не будь простофилей, сразу же спустился с дерева и сел неподалёку. Видимо, у Пуши ещё стояли в ушах мои назидательные слова. Гордо отвернув серую мордочку, она прошествовала мимо, даже не удостоив взглядом своего воздыхателя.

Ну, а вечером наша семья наблюдала прямо-таки классическую сцену. Выйдя на балкон развесить белье, я увидела Пушину, сидящую на краю балконной перекладины. Она пристально смотрела вниз. Я простонала: под балконом, в палисаднике, стоял рыжий Ромео!

– На этом спектакль окончен, всем спасибо. – И я унесла пушистую страдалицу в дом. – История о Ромео и Джульетте прекрасна, но если бы ты знала конец… – вздохнула я, сажая кошку на кресло. – Послушай, мы живём в сплочённом женском коллективе, и тебя завели не для того, чтобы ты из него выбивалась! – На том и порешили.

С тех пор, если Пуше при наступлении весны хотелось любви и романтики, она мечтательно мяукала несколько дней, затем успокаивалась.

Ну как после этого было назвать её дурёшкой? Просто как и все девушки, она порой кокетничала. Например, вспоминается случай на моё четырнадцатилетние. В большую комнату вытащен из кухни стол. Он накрыт жёлтой с красными розами клеёнкой и заставлен праздничными блюдами: салатом «оливье», «селёдкой под шубой», нарезками колбасы, сыра, графинами с соком и компотом.

Я встречаю гостей в белом льняном платье. Пришли уже упомянутые дядя Толя с тётей Люсей, несколько маминых знакомых и мой одноклассник Жорка со своим кокер-спаниелем Тосей. Его я посадила за стол, а Тосю мы привязали к ножке его кресла. Пуша в это время торжественно возлежала на спинке дивана и, полуоткрыв глаза, наблюдала за всем происходящим. Вскоре она решила почтить гостей: спрыгнула с дивана, прошла мимо Тоси и обошла всех присутствующих. Заметив со стороны собаки интерес к своей скромной персоне, на обратном пути кошка постаралась пройти мимо неё как можно грациознее. Что произошло потом, я с трудом восстанавливаю по памяти.

Пуша воздушно запрыгнула на спинку кресла, где сидел Жорик и к ножке которого была привязана Тося. Собака резко рванулась вперёд, дабы настичь искусительницу ещё в прыжке, но промахнулась. После второй попытки поводок предательски поддался. Пуша вмиг оценила серьёзность ситуации. Одним прыжком она достигла середины стола! Быстро высвободившись из вязкой жижи салата «оливье», слегка поскользнувшись на тарелке с селёдкой и задев на повороте кувшин с вишнёвым соком, кошка спикировала на пол и вместе с преследовательницей скрылась в маленькой комнате. Оттуда раздался звон бьющегося стекла, душераздирающее мяуканье, бешеное гавканье!..