Текст книги "Клиническая архитектура ревности"

Бог создал человека по образу и подобию своему, совершенно святым и счастливым. Земля, созданная Творцом, – прекрасна. Бог любил свои творения и ревностно оберегал их, заботясь о совершенствовании человека. Но, из-за непослушания свойства души человека стали порочными, себялюбие вытеснило любовь, и человек нарушил закон Божий – закон любви. Зависть неразрывно связана с обманом. Она глубоко противна Богу. Всякий раз, когда между человеком и Богом устанавливаются истинные, добрые отношения, Дьявол из зависти старается воспрепятствовать этому. Об этом повествует рассказ о грехопадении Адама и Евы, которых дьявол из зависти совратил на грех: «Змей был хитрее всех зверей полевых, которых создал Господь Бог. И сказал змей жене: Подлинно ли сказал Бог: не ешьте ни от какого дерева в раю? / И сказала жена змею: Плоды с дерев мы можем есть, / Только плодов дерева, которое среди рая, сказал Бог, не ешьте их и не прикасайтесь к ним, чтобы вам не умереть, / И сказал змей жене: нет, не умрете; / Но знает Бог, что в день, в который вы вкусите их, откроются глаза ваши, и вы будете, как боги, знающие добро и зло» (Быт. 3: 1–5). Желание обладать тем, что Бог дал другому человеку, рассматривается в Библии как грех и зло, ибо все, чем обладает человек, происходит от Бога: «Всякое даяние доброе и всякий дар совершенный нисходит свыше, от Отца светов, у которого нет изменения и ни тени перемены» (Иак. 1: 17).

Бог дает каждому человеку то, что нужно именно ему, в соответствии с промыслом Божьим, следовательно, желание обладать чужим добром или достоянием, таким образом, противоречит замыслу Творца. Более того, зависть содержит в себе стремление человека осуществить свою волю наперекор воле Творца, что греховно с точки зрения религиозного понимания. В библейской этике зависть в виде желания обладать тем, что ему не принадлежит, описана в Ветхом завете как один из семи смертных грехов, запрещенных 10 заповедями. Предметом зависти может быть как материальное богатство, так и нематериальное: «Но виноградари сказали друг другу: это наследник; пойдем, убьем его, и наследство будет наше / И схватив его, убили и выбросили вон из виноградника» (Мк 12: 7–8); «Видел я также, что всякий труд и всякий успех в делах производят взаимную между людьми зависть. И это – суета и томление духа!» (Еккл. 4: 4). Зависть, представленная в Библии, разрушительна для самого человека: «Кроткое сердце – жизнь для тела, а зависть – гниль для костей» (Притч. 14: 30). Завидующий пытается силой добыть то, что не принадлежит ему: «Пожелают полей и берут их силою, домой, – и отнимают их; обирают человека и его дом, мужа и его наследие» (Мих. 2: 2).

Апостол Павел в послании к Галатам включает зависть в число «дел плоти», противопоставляемых им плодам Духа, а именно отрицательное – положительному: «Дела плоти известны; они суть: прелюбодеяние, блуд, нечистота, непотребство, идолослужение, волшебство, вражда, ссоры, зависть, гнев, распри, разногласия, (соблазны,) ереси, ненависть, убийства, пьянство, бесчинство и тому подобное» (Гал. 5: 19–21). Зависть ослепляет человека, она заставляет его думать, что преградой между ним и Богом, между ним и какими-то материальными (духовными) благами является другой человек и что как только этот человек будет устранен, все препятствия исчезнут. Однако довольно часто в библейских текстах грань между завистью и ревностью стирается. Разъедая человека изнутри, зависть и ревность становятся причиной жестокости и насилия людей друг над другом, и приводят к человекоубийству. Рассказ о том, как Каин приревновал своего брата Авеля, позавидовал ему, а затем убил, наглядно доказывает эту истину.

Рассказ об Иосифе также повествует о зависти и ревности: «Израиль любил Иосифа более всех сыновей своих, потому что он был сын старости его; и сделал ему разноцветную одежду / И увидели братья его, что отец их любит его более всех братьев его; и возненавидели его, и не могли говорить с ним дружелюбно, / И видел Иосиф сон, и рассказал братьям своим: и они возненавидели его еще более. / Он сказал им; выслушайте сон, который я видел: / Вот, мы вяжем снопы посреди поля; и вот, мой сноп, встал и стал прямо; и вот, ваши снопы стали кругом, и поклонились моему снопу. / И сказали ему братья его: неужели ты будешь царствовать над нами? Неужели будешь владеть нами? И возненавидели его еще более за сны его и за слова его. / И видел он еще другой сон, и рассказал его братьям своим, говоря: вот, я видел еще сон: вот, солнце, и луна, и одиннадцать звезд поклоняются мне, / И он рассказал отцу своему и братьям своим; и побранил его отец его, и сказал ему: что это за сон, который ты видел? Неужели я, и твоя мать, и твои братья придем поклониться тебе до земли? / Братья его досадовали на него; а отец его заметил это слово» (Быт. 37: 3–11). «Однажды, когда братья Иосифа пасли скот в пустыне, отец послал его к ним. Братья увидели его издали, и прежде, нежели он приблизился к ним, стали умышлять против него, чтобы убить его / И сказали друг Другу: вот, идет сновидец; / Пойдем теперь, и убьем его, и бросим его в какой-нибудь ров, и скажем, что хищный зверь съел его; и увидим, что будет из его снов» (Быт. 37: 18–21).

Один из братьев, Рувим, сказал: «Не проливайте крови, бросьте его в ров, который в пустыне, а руки не налагайте на него. Когда Иосиф пришел к братьям своим, они сняли с Иосифа одежду его, одежду разноцветную, которая была на нем, / И взяли его и бросили его в ров; ров же тот был пуст; воды в нем не было» (Быт. 37: 22–24). Позже братья продали Иосифа в рабство израильтянам, шедшим с караваном в Египет: «Патриархи, по зависти, продали Иосифа в Египет» (Деян. 7: 9). Прошло много лет, и Иосиф претерпел многие испытания. Он был и рабом, и свободным, был брошен в тюрьму, но в конце концов стал вторым, после фараона, лицом в государстве. И именно тогда произошло то, о чем Бог сказал Иосифу в его пророческих снах. В земле израильской настал голод, и Израиль и его сыновья отправились в Египет, чтобы купить хлеб. Там они встретили Иосифа. Он узнал своих братьев и долго испытывал их, пока, наконец, не открылся им и не простил их.

В первом послании к Тимофею апостол Павел отмечал, что весьма существенной причиной возникновения зависти является желание первенства и власти: «Кто учит иному и не следует здравым словам Господа нашего Иисуса Христа и учению о благочестии, тот горд, ничего не знает, но заражен страстью к состязаниям и словопрениям, от которых происходят зависть, распри, злоречия, лукавые подозрения» (1 Тим. 6: 3–4).

В Ветхом Завете мы находим притчу о царе Сауле, который позавидовал успеху Давида и хотел убить его: «Давид действовал благоразумно везде, куда ни посылал его Саул, и сделал его Саул начальником над военными людьми; и это понравилось всему народу и слугам Сауловым / Когда они шли, при возвращении Давида с победы над Филистимлянином, то женщины из всех городов Израильских выходили навстречу Саулу царю с пением и плясками, с торжественными тимпанами и с кимвалами. / И восклицали игравшие женщины, говоря: Саул победил тысячи, а Давид – десятки тысяч! И Саул сильно огорчился, и неприятно было ему это слово, и он сказал: Давиду дали десятки тысяч, а мне тысячи; ему недостает только царства. / И с того дня и потом подозрительно смотрел Саул на Давида. / И было на другой день: напал злой дух от Бога на Саула, и он бесновался в доме своем, а Давид играл рукою своею на струнах, как и в другие дни; в руке у Саула было копье. / И бросил Саул копье, подумав; пригвозжу Давида к стене. Но Давид два раза уклонился от него. / И стал бояться Саул Давида; потому что Господь был с ним, а от Саула отступил» (1 Цар. 18: 5–12).

Причину вражды и распрей необходимо искать в зависти: «Желаете – и не имеете; убиваете и завидуете – и не можете достигнуть; препираетесь и враждуете – и не имеете, потому что не просите. / Просите, и не получаете, потому что просите не на добро, а чтобы употребить для ваших вожделений» (Иак. 4: 2–3). «И сеял Исаак в земле той. У него были стада крупного скота и множество пахотных полей, и Филистимляне стали завидовать ему. И все колодези, которые выкопали рабы отцы отца его, Авраама, Филистимляне завалили и засыпали землею» (Быт. 26: 14–15).

В первом соборном послании святой апостол Иоанн Богослов обозначает зависть «похотью очей»: «Ибо все, что в мире: похоть плоти, похоть очей и гордость житейская, не есть от отца, но от мира сего» (1 Ин 2: 16). «И увидела Рахиль, что она не рождает детей Иакову, и позавидовала Рахиль сестре своей, и сказала Иакову: дай мне детей; а если не так, я умираю» (Быт. 30: 1). Зависть беспредельна – человеку всегда чего-то не хватает: «Кто любит серебро, тот не насытится серебром; и кто любит богатство, тому нет пользы от того» (Еккл. 5: 10). Греховная природа человека не позволяет завистливому освободиться от этого порока и оскверняет его: «Исходящее из человека оскверняет человека. Ибо извнутрь, из сердца человеческого исходят злые помыслы, прелюбодеяния, любодеяния, убийства, кражи, лихоимство, злоба, коварство, непотребство, завистливое око, богохульство, гордость, безумство, все это зло извнутрь исходит и оскверняет человека» (Мк 7: 20–23).

В Евангелии мы находим описание зависти и ревности, которые сопровождали Христа: ревность и зависть возникают у родственников, его сводных братьев и просто обычных людей, когда они начинают осознавать превосходство Иисуса и его обладание способностью к исцелению. Разрушительному влиянию зависти подвергается не только сам Иисус, но и его ученики: «Первосвященник же и с ним все, принадлежавшие к ереси саддукейской, исполнились зависти и наложили руки свои на Апостолов, и заключили их в народную темницу» (Деян. 5: 17–18).

До появления Христа, все было в руках фарисеев и книжников, но когда он начал проповедовать, их авторитет стал стремительно падать. Иисус нередко обличал их за то, что они останавливались на углах улиц и молились напоказ, за то, что устроили торговлю во дворе храма. Они видели, что за ним идут тысячи людей, а от них отступают: «Мудр ли и разумен кто из вас, докажи это на самом деле добрым поведением с мудрою кротостью / Но если в вашем сердце вы имеете горькую зависть и сварливость, то не хвалитесь и не лгите на истину / Это не есть мудрость, нисходящая свыше, душевная, бесовская, ибо где зависть и сварливость, там неустройство и все худое» (Иак. 3: 13–17).

Некоторые ученики Христа, несогласные с его идеями, а также ученики его учеников испытывали ревность и явно завидовали его умению объяснять истину народу: «И пришли к Иоанну и сказали ему: равви! Тот, Который был с тобою при Иордане и о котором ты свидетельствовал, вот Он крестит, и все идут к Нему» (Ин 3: 26). Но наиболее ярким и трагическим примером зависти и ревности, описанным в Евангелии, является зависть фарисеев и книжников, приведшая к распятию Христа на кресте. Люди, задачей которых было служить Богу и учить народ, возгорелись завистью и приняли решение предать его смерти. Пошли против существовавшего тогда закона, запрещавшего им предавать смерти человека. Не погнушались даже обратиться к римским властям и пошли на нарушение своих же заповедей: «Немедленно поутру первосвященники со старейшинами и книжниками и весь синедрион составили совещание и, связав Иисуса, отвели и предали Пилату. Он сказал им в ответ: хотите ли, отпущу вам Царя Иудейского? / Ибо знал, что первосвященники предали Его из зависти» (Мк 15: 1, 9–10).

Развращенное состояние духа есть грех; под грехом понималось нарушение закона, установленного Богом, дела, противоречащие его воле, либо неисполнение того, что требуется от человека. Человек, первоначально созданный по образу и подобию Божьему, восстал против него и покорился дьяволу. Путь к совершенству и освобождению от зависти и ревности, как от любого другого порока и греха, по Библии, лежит через самовоспитание и самоочищение: «И если соблазняет тебя рука твоя, отсеки ее; / И если нога твоя соблазняет тебя, отсеки ее; / И если глаз твой соблазняет тебя, вырви его: лучше тебе с одним глазом войти в Царствие Божие, нежели с двумя глазами быть ввержену в геенну огненную, где червь их не умирает и огонь не угасает» (Мк 9: 43–48). Итак, зависть рассматривается в текстах Библии как причина греха, недовольства, насилия, вражды, распрей и соотносится в Ветхом завете с томлением духа, желанием обладать; страстным желанием; гнилью для костей, делами плоти, похотью очей; завистливым оком; неустройством и всем плохим, горькой завистью. В Новом Завете зависть рассматривается как причина предательства и убийства Христа.

Особое место в спасении души человека православие отводит церкви, которая играет важную роль в становлении и развитии духовности, а также культуры народа. Согласно протестантскому учению, первородный грех извратил природу человека. Следовательно, он не может достигнуть спасения ни путем таинств и обрядов, ни путем добрых дел, ни благодаря посредничеству церкви, а лишь благодаря личной вере. В православии грех признается злоупотреблением свободной волей, а не следствием испорченности самой природы человека. Согласно протестантскому учению М. Лютера, грех – «это все то, что рождено в нас от Адама: злоба, ненависть, зависть, нецеломудренность, скупость, лень, надменность, да и само неверие, зараженное всеми пороками и не содержащее в природе своей ничего хорошего». «Грех – у верующих нарушение религиозных предписаний; То, что лежит на совести, отягощает ее как чувство вины». «Страсти – мука, мучение, телесная боль, душевная скорбь» (цит. по: Гече, 1990, с. 218–220). Следовательно, человек, впадающий в страсти, испытывает страдание.

«Остерегайтесь будить страсти», – заявляли Сократ и Платон. Аристотель называл страсти душевными порывами и клеймил их безудержность, объявив эти свойства изъяном и высказывался в пользу добродетели, ценности, уравновешивающей крайности. Однако Аристотель причислял наслаждение к числу страстей, способствующих любви: «Вопрос о том, желаем ли мы любви из-за жажды наслаждения или жаждем наслаждения из-за любви, остается открытым. Поскольку и то и другое связано между собой столь тесно, что разделить любовь и наслаждение невозможно» (см.: Куттер, 1998, с. 26–29).

Для стоиков страсти – следствие изъяна рассудка, безрассудного душевного порыва, страсти помещаются вне разума и отвергаются по причине вреда. В представлении Фомы Аквинского, как и Платона, нравственная добродетель и страсть – понятия не взаимоисключающие. Согласно Аквинскому, «страсти ни хороши, ни дурны, поскольку выражают духовное стремление, свободную волю разума. Вместе с тем они часто приводят к эгоцентризму, к таким „похотям“, как любовь, желание и наслаждение, и к таким „воинственным“ проявлениям, как гнев и ярость» (цит. по: Куттер, 1998, с. 26–29).

Резко отрицательные суждения относительно страстей высказывали средневековые «отцы церкви». Их мнения сводятся к тому, что страсти – смертный грех в глазах Бога. Особо непримиримая борьба велась с похотью и сладострастием. Похотью называли не только сексуальное, но любое наслаждение, радости чувственной жизни и все физическое. Чувства должны были быть рафинированными: мужчина должен был поклоняться своей возлюбленной, почитать ее красоту, презрительно отвергать сексуальность и пренебрегать телом своей избранницы. Фатальным образом любовь была поставлена в один ряд со смертью и недугом. В Новейшее время проблема религиозного блага и греха утратила прежнюю остроту.

В книге «Мир как воля и представление» Артур Шопенгауэр провозгласил «волю к жизни» «экзистенциональным влечением» и написал: «Все обращено и направлено на существование, на переживание его во всей полноте». Он причислял к жизненным силам не только волю к самосохранению, но и половое влечение – «стержень экзистенциональных влечений». Однако, по его мнению, данное влечение упраздняет мирские беззаботность, веселость и безгрешность, заменяя их на несчастье, «на меланхолию, удрученность, волнение и нужду». В своей работе «Человеческое, слишком человеческое» он заявляет, что «без наслаждения нет жизни».

Фридрих Ницше замечал, что «алогичность страстей необходима для существования», он различал в людях «долю первобытности». Согласно мнению философа, «могущество моральных предрассудков коренится глубоко в духовной природе», а моральные заповеди церкви «на самом деле направлены против индивида и не желают ему счастья». В книге «Любовь, ненависть, зависть, ревность» П. Куттер говорит о том, что «эмоции, или, выражаясь точнее, страсти, являются значительными психическими силами длительного действия, полностью охватывающими личность человека» (Куттер, 1998, с. 24–25).

Основной акцент в учении о зависти и ревности в христианской теологии делался на их греховной природе. В Библии Песнь песней Соломона считается гимном любви. Вопрос о том, каким образом любовная песнь оказалась в Священном Писании, до сих пор, остается невыясненным. Сомнения по поводу божественного авторитета книги возникали не раз. Однако и иудаизм, и христианство решительно выступают за «богодухновенность Песни песней».

Книга Песнь песней Соломона отличается от всех других книг Библии своей поэтической формой и содержанием. «Положи меня, как печать, на сердце твое. Как перстень, на руку твою: ибо крепка, как смерть, любовь; люта, как преисподняя, ревность, стрелы ее – стрелы огненные, она – пламень весьма сильный» (ПП 8: 6).

Песнь песней по-разному трактуется иудейской и христианской теологией: первая видит в ней символы отношений между Яхве и избранным народом, вторая – между Иисусом Христом и церковью. В повести А. И. Куприна «Суламифь» удивительным образом переплетены страсти – любовь, зависть и ревность. Главные герои – Соломон, мудрый, красивый, мужественный, справедливый царь, к которому люди приходили за советами и который рассказывал своей возлюбленной о «долгих и тяжелых годах скитаний, когда, спасаясь от гнева своих братьев, от зависти Авессалома и от ревности Адонии, он принужден был под чужим именем скрываться в чужих землях, терпя страшную бедность и лишения, и Суламифь – юная, нежная, ласковая, прекрасная девушка из виноградника. Много наложниц было у царя Соломона: «И всех их очаровывал своей любовью Соломон… желтокожих египтянок, неутомимых в любви и безумных в ревности». Но было свободно сердце царя, пока он не встретил Суламифь и не почувствовал, что только ее «одну из всех женщин любил царь всем своим сердцем… С тех пор как Соломон охладел к царице Астис, утомленный ее необузданной чувственностью, она со всем пылом южного сладострастия и со всей яростью оскорбленной женской ревности предалась тем тайным оргиям извращенной похоти, которые входили в высший культ скопческого служения Изиде».

В душе Астис «ее пламенная любовь к царю так тесно срослась со жгучей ненавистью, что сама Астис не умела отличить их». Воспользовавшись помощью слуги Элиава, Астис выведала все про Соломона и Суламифь: «Что я могу тебе сказать, царица? Сердце мое разрывается от ревности. – Говори! – Никого еще не любил царь, как ее. Он не расстается с ней ни на миг. Глаза его сияют счастьем. Он расточает вокруг себя милости и дары. Он, авимелех и мудрец, он, как раб, лежит около ее ног и, как собака, не спускает с нее глаз своих». Астис узнала о том, что Соломон влюблен в юную девушку, которая «вся любовь, вся нежность и ласка! Она кротка и стыдлива, она ничего не видит и не знает, кроме своей любви. Она не возбуждает ни в ком ни злобы, ни ревности, ни зависти…». Она решает убить счастливых влюбленных руками своих слуг: «И, ревнуя царицу друг к другу, ко всем женщинам, мужчинам, и детям, ревнуя даже к ней самой, они поклонялись ей больше, чем Изиде, и, любя, ненавидели ее, как бесконечный огненный источник сладостных и жестоких страданий». Не подозревала Суламифь, что всего 7 дней отпущено ей и Соломону наслаждаться величайшим и сильнейшим в мире чувством – любовью: «крепка, как смерть» любовь Суламифь и подобно цветку, который после бурного цветения превращается в плод, после ее смерти превратилась в живой памятник вечной любви – Песнь Песней.

Списка смертных грехов в Священном Писании нет. Предположительно, первый перечень смертных грехов предложил Евагрий Понтийский в IV в. и позже Иоанн Кассиан. В VI в. список был несколько изменен папой Григорием Великим. Считается, что сегодня признана именно его трактовка традиционных семи смертных грехов: гордыня, алчность, похоть, зависть, чревоугодие, гнев, лень (праздность). Христианские богословы определили семь божественных добродетелей: благоразумие, умеренность, справедливость, стойкость; божественными считаются вера, надежда, милосердие.

В православии святые отцы называют 8 главных страстей человека, которые делят на плотские: чревоугодие (сластолюбие), блуд – и душевные: сребролюбие (стяжательство), гнев, печаль, уныние, тщеславие, гордость. Следуя общехристианской традиции, Игнатий (Брянчанинов) выделяет две категории греха: смертные и несмертные (цит. по: Иванов, 2006, с. 344). Иоанн Златоуст в список грехов включает зависть, скупость, блуд, объедение (обжорство), гордость, уныние и гнев.

Киприан Карфагенский в «Книге о ревности и зависти» обличал их: «Ревность кажется тебе делом хорошим, а некоторые считают легким и маловажным грехом завидовать тем, которые лучше их. А считая грехом легким и маловажным, не боятся его; не боясь, пренебрегают им; пренебрегая же, не избегают его, и таким образом совершается невидимая и тайная пагуба: будучи едва заметной для того, чтобы предусмотрительные могли уберечься от нее, она скрыто повреждает умы неосмотрительные» (цит. по: Дескюре, 1899, с. 24). Он решительно осуждал зависть и ревность, называя их «червем для души», «ядом для помыслов», «ржавчиной для сердца» и отождествляя с «ненавистью», «мукой», «казнью», «терзаниями», «когтями зложелательства»: «И какой это червь для души, какой яд для помыслов, какая ржавчина для сердца – ревновать доблести или счастью другого, т. е. ненавидеть в нем или собственные его заслуги, или благодеяния Божии, обращать в свое зло блага других, мучиться благополучием знатных людей, славу других делать для себя казнью и к сердцу своему приставлять как бы неких палачей, к помыслам и чувствам своим приближать мучителей, которые терзали бы их внутренними мучениями, раздирали тайники сердца когтями зложелательства» (там же).

Безрадостна жизнь завистников, они постоянно вздыхают, стонут, скорбят; и как ревность никогда не оставляет завидующих, то сердце, днем и ночью обладаемое ею, терзается беспрерывно. Следовательно, зависть и ревность можно считать «корнем зла», потому что «ревность же не имеет предела – это зло, пребывающее непрерывно, это грех без конца!».

Иоанн Дамаскин выделяет четыре вида печали: горе, грусть, зависть и сострадание. Зависть, по его мнению, – это печаль из-за чужих благ. Хотя Иоанн Лествичник не относил зависть к главным греховным страстям, он называл ее греховным действием, проистекающим из страстей или способствующим их развитию. По его мнению, зависть связана с греховной страстью гордыни. Начало зависти – гордость: «Гордый не может терпеть, чтобы кто-нибудь был выше его и был в благополучии, поэтому негодует о возвышении его. Смиренный человек завидовать не может, ибо видит и сознает свое недостоинство, прочих же признает более достойными. Зависть к добру не ведет» (Иоанн Лествичник, 1994, с. 150–151). «Печаль завидующего трудно остановить. Ибо он почитает для себя несчастием то, чему завидует в тебе» (Максим Исповедник, 1998, с. 13). «Зависть – смертный грех и есть печаль и болезнь сердца о добре ближнего, радость и веселье о зле. Зависть есть тяжкий недуг души» (Тихон Задонский, 1998). «Мотив дьявольской природы зависти, характерный для западной ветви христианства, характерен и для православной традиции»: Иоанн Златоуст считал, что «нет зла хуже зависти», именно «зависть превращает человека в дьявола, и делает его лютым демоном. От нее произошло первое убийство, от нее презрена природа, от нее осквернена земля» (Иоанн Златоуст, 1998, с. 24). Феофан Затворник уподобляет зависть эгоизму и считает, что «доброхоты, у которых симпатические чувства преобладают над эгоистическими, не страдают от зависти» (Феофан Затворник, 2008, с. 27–28).

В текстах Библии зависть рассматривается как причина предательства и убийства Христа. Гармонично вписываясь в моральную доктрину, отрицающую состязательный дух, она трактуется как причина греха, насилия, вражды, распрей. Ревность же представляет собой сильное чувство любви Бога. Бог-ревнитель не может терпеть, когда наносится урон его достоинству, когда кто-то выступает против него, не отдает своей чести другому.

В христианской теологии основной акцент делается на греховной природе этих страстей. Зависть и ревность считаются «червем для души», «ядом для помыслов», «ржавчиной для сердца» и отождествляются с «ненавистью», «мукой», «казнью», «терзаниями», «когтями зложелательства», считается, что от нее произошло первое убийство. Для христианина характерно отождествление морали с любовью, возведенной в ранг нравственного универсального абсолюта. Человек создан по образу и подобию божьему, но остается существом земным и смертным, следовательно, его существование всегда содержит нечто греховное. Тесную связь чувств и поступков человека непременно следует учитывать при воссоздании внутреннего облика личности в целом, в том числе и при исследовании ее нравственного мира, поскольку ревность, так же как и любое другое сильное чувство, зависит не только от интенсивности переживаний, но и от всех свойств личности, уровня ее культуры.

В мировой истории и художественной литературе имеются примеры интерпретации феномена ревности и зависти как субстанциализации зла. Таково, например, имя библейского Каина. «Каин принес от плодов земли дар Господу / И Авель также принес от первородных стада своего и от тука их. И призрел Господь на Авеля и на дар его; / А на Каина и на дар его не призрел. Каин сильно огорчился, и поникло лицо его. / И когда они были в поле, восстал Каин на Авеля, брата своего, и убил его. / И сказал Господь Каину: где Авель, брат твой? Он сказал: не знаю; разве я сторож брату моему? / И сказал: что ты сделал? голос крови брата твоего вопиет ко Мне от земли» (Быт. 4: 3–5, 8–10). Имя Каина стало одним из «кодовых ключей» к всемирной культурной памяти, общечеловеческому знанию и является символом завистника и человекоубийцы.

Подобным образом некоторые имена собственные становятся нарицательными ввиду яркого проявления какой-либо черты характера их носителей и используются для эмоциональной обрисовки персонажей художественных произведений. «Нет, я вам не скажу. Вы ревнивец. Вы его еще убьете. Честное слово, вы слишком любопытны! Нельзя быть таким Отелло!» (Ильф, Петров, 1982, с. 515); «Отделавшись от болтовни Репетилова и спрятавшись в швейцарскую в ожидании кареты, он подглядел свидание Софьи с Молчалиным и разыграл роль Отелло, не имея на то никаких прав» (Гончаров, 1977, т. 7, с. 32); «Ревнивый, готовый на убийство Отелло внезапно превратился в школьника…» (Тургенев, 1978, т. 6, с. 88); «Мой муж ревнив, это Отелло, но ведь мы постараемся вести себя так, что он ничего не заметит» (Чехов, 1985, т. 9, с. 3).

Поскольку в мировой классической литературе тема любви со времен античности является одной из ключевых, литературное наследие человечества можно использовать для анализа картины нравственности любой эпохи как отражение главных моральных ориентиров, обнаруживающихся в любовных отношениях, а также пороков, препятствующих их здоровому развитию. Традиции взаимообусловленности философских и художественных воззрений прослеживаются с древнейших времен. Анализ любой культурной реалии с опорой на научное понимание неизбежно ведет к искажению картины и одностороннему, зачастую механическому восприятию исследуемого феномена. Ведь «вторая действительность» художественной литературы тесно смыкается с повседневной житейской реальностью, входит в нее составной частью, тем самым раскрывая в явлениях обыденных и привычных высокий, подлинный смысл.