Текст книги "Клиническая архитектура ревности"

Глава 3
Ревность в системе нравственных отношений

3.1. Нравственные аспекты изображения ревности в художественной литературе

Анализ нравственной природы ревности предполагает изучение ее взаимосвязи с такими понятиями, как «любовь», «верность», «супружеские отношения», которые традиционно относят к основным жизненным ценностям человека и без учета которых невозможно построить целостную картину личности. С развитием цивилизации художественные произведения начинают воссоздавать образ личности и присущих ей свойств в литературном пространстве: именно переживания человека, его способность любить и ненавидеть привлекают и волнуют писательские умы. При этом образы любви, сопровождая развитие общества, становятся все более разнообразными, все глубже анализируется природа этого чувства, столь же внимательно литература относится и к сопутствующим чувствам сомнения, неуверенности, а с ними – ревности, зависти, мести. Нужно отметить, что художественная литература уделяет достаточное внимание изображению ревности, связанной с проявлениями любовного чувства. В любви же, направленной на другого человека, особое значение придается личному началу. В литературе это отражается в образе героя, который становится для читателя выразителем определенного любовного типа, что проявляется самыми различными способами и может послужить причиной как достойных поступков, так и аморального поведения.

Ревность, как могучая душевная сила, способная подвигнуть человека на судьбоносные поступки, была выделена из всей совокупности страстей еще в глубокой древности. Самые архаичные пласты мифологии уже демонстрируют нам ее проявления, включая тем самым в число чувств, наиболее важных для понимания человеческого поведения. Однако оценке и анализу ревность стала подвергаться гораздо позже, с раскрытием внутреннего мира личности, способности переживать и действовать под влиянием «мук ревности». Мифы, повествуя об образах богов и полубогов-героев, об их поступках и подвигах, являлись для древнего человека нравственным кодом, санкционирующим традиционную для него систему норм, по которой должно строиться поведение. И в этой парадигме ревность занимала значительное место.

В качестве олицетворения ревности в мифологии фигурирует богиня Гера. В древнегреческой религии она является хранительницей семьи и брака, оберегающей домашний очаг, служит воплощением жены, чье основное предназначение – рожать детей и вести домашнее хозяйство. Рисуя ее отношения с мужем, Зевсом, мифологическая традиция, воспроизводит все стадии развития отношений внутри семьи, характерные для каждого из периодов развития древнегреческого общества: от архаического, допускающего браки между близкими родственниками, до перехода от родовой общины к семейной. Именно с формированием новых представлений о семейной норме жизни в обществе возникают не свойственные ранее древнему обществу понятия и принципы, становится очевидной необходимость хранения верности, прежде всего, супружеской. Однако эта норма не выступала в категоричной и обязательной форме: неслучайно образы многочисленных измен мужа постоянно встречаются в древнегреческой мифологии. Гера мстительно преследует возлюбленных своего мужа: Латону (мать Аполлона и Артемиды), подсылая к ней змея Пифона; Семелу (мать Диониса), подучив ее попросить заведомо губительный подарок от Зевса; Ио, превратив ее в корову, постоянно преследуемую оводом. Характерен мотив жестокого гнева богини: смертные возлюбленные Зевса нередко гибнут, подвергаясь ее мести, бессмертные, родившие младшую ветвь богов-олимпийцев, переносят тяжкие страдания и лишения. Мести, пробужденной ревностью Геры, с самого рождения подвергается и величайший из древнегреческих героев – Геракл. Его знаменитые 12 подвигов – тоже следствие козней ревнивой жены, превратившей героя, рожденного от Зевса смертной Алкменой, в слугу малодушного царя Еврисфея. Однако поведение Геры не остается безнаказанным: Зевс жестоко покарал супругу за вред, причиненный Гераклу, подвесив ее между небом и землей с наковальнями на ногах и подвергнув бичеванию. Подразумевается, что ревность принадлежит к отрицательным чертам в характере жены; вместе с тем нет сомнений, что ее проявления воспринимались как закономерность и не считались чем-то нетипичным, нехарактерным для человека. Говоря о ревности, миф не дает прямых параллелей с насилием, не называет убийство или мучения следствием ревности, однако показывает несомненную связь этого чувства с далеко не самыми лучшими сторонами человеческой натуры.

Эпическая традиция, наследуя мифологическую, при воспроизведении действительности уже начинает углублять и развивать представления о человеческой натуре и силах, руководимых и движущих ею. Так, в «Илиаде» решение Менелая начать войну с Троей после похищения Елены Парисом определяется не столько желанием отомстить за оскорбление, нанесенное царскому дому и гостеприимству, а исключительно ревностью обманутого мужа: обида Ахиллеса на Агамемнона возникает не только из-за несправедливости, допущенной по произволу старшего, но и из-за потери женщины.

В «Одиссее» мотив верности выступает одним из основных, ревность и здесь находится на втором плане, почти нигде не выходя на первый. Тем не менее читателю легко восстановить из контекста чувства персонажей: и ревность нимфы Калипсо, не желавшей отпускать Одиссея на родину – к жене, и ревность самого Одиссея, узнавшего о том, что дом его разоряют многочисленные женихи, жаждущие получить не только богатство и титул, но прежде всего – Пенелопу, и другие примеры проявления этого чувства. Явную отсылку к проявлениям ревности содержит и описанная в поэме гибель Агамемнона от руки неверной жены, чью тень встречает царь Итаки в подземном царстве: погибший с горестью рассказывает ему, как оскорбленная Клитемнестра убила и мужа, и привезенную им из Трои прорицательницу Кассандру, ставшую наложницей царя. Тем самым к мотиву ревности присоединяется мотив мести и убийства: жена жестоко отплатила мужу за страдания, руководствуясь лишь обидой за то, что он предпочел другую. В то же время бесчестью и беззаконию одной жены эпос противопоставляет достоинство другой, одновременно предъявляя принятые в обществе нормы, касающиеся семейной жизни и правил, которыми надлежит руководствоваться. Добродетель замужней женщины видится в верности и благоразумии, в умении сохранять спокойствие и относиться к решениям и поступкам мужа без запальчивости и скоропалительности, принимать решения взвешенно. Ослепление рассудка чувствами, подобными ревности и гневу, недопустимо и даже гибельно.

Изображение ревности в древнегреческой трагедии более непосредственно, чем в эпосе. Стремление отразить на сцене проявления чувств, привести человека к катарсическому очищению через эмоциональное потрясение делает одной из важных задач драматурга создание ярких образов, переполненных страстями, страдающих и выводимых в качестве наглядного примера жертв рока, обстоятельств или собственных ошибок. Как наиболее сильные в трагедии на первый план выходят такие чувства, как ревность, зависть, месть, страдание, сострадание.

Эсхил в «Орестее» показывает героев, отличающихся от тех, которых прославляла или осуждала эпическая традиция. Перешедшие из мифов в эпос персонажи следуют по прежним сюжетам, в которой застыли образцы добродетельного или порочного поведения героя. Однако античная драма, избавляясь от бесстрастности, постепенно смещала акцент к отражению чувств, часто, весьма губительных, осуждаемых нравственными и моральными нормами:

 
Советчик пагубный – злая страсть,
Дитя недоброе ослепленья;
Ее не скроешь, не исцелишь,
Она горит пятном позорным…
 

Таковы слова хора в трагедии «Агамемнон», предваряющие кровавую сцену убийства. Необходимо отметить, что прямой или косвенной причиной страданий, смерти или морального падения героев почти всегда выступает именно ослепление страстью (любовной), порождающее чаще всего гнев, ярость и ревность. Существенно в трагедиях Эсхила изменяется и образ страдающего от мук ревности человека. Если ранее перед нами представали боги – к примеру, Гера или Афродита, каравшие смертных за предательство в любви или же, наоборот, поощрявшие их за верное ей служение, то в драме Эсхила главной героиней, раздираемой страстями и обуреваемой гневом или ревностью, становится смертная женщина (пусть и царского рода).

В самом общем плане переход изображения от кары богов к чувствам и свободным решениям человека отражает переход от родовых нравов, санкционированных мифом, к кристаллизации индивидуальной морали, где право решения и нравственной оценки принимает на себя человек, и он же несет моральную ответственность за последствия этого решения. Женщина изображается уже не как страдательное существо, а как активный поборник морали. Античная драматургия донесла до нас целый ряд таких образов, однако наиболее ярким воплощением губительных ревности и мести стали героини трагедий, перешедшие с античной сцены в мировую литературу последующих веков, – Клитемнестра, Деянира, Медея.

Образ жены Агамемнона уже в эпосе Гомера представлен и охарактеризован как отрицательный. Драма Эсхила усиливает этот акцент, в то же время придавая героине куда больше личностных черт, делая ее образ гораздо более ярким. Вина Клитемнестры несомненна: она убила мужа в сговоре со своим любовником Эгистом. Однако, следуя мифологической традиции в целом, Эсхил по-новому трактует причины, толкнувшие ее на преступление: миф рисует обоих убийц орудиями рока – неотвратимости судьбы, по велению которой смерть Агамемнона последовала в наказание всему его роду за преступления, совершенные его отцом. Драма уводит этот момент на задний план, стремясь как можно полнее отразить характеры персонажей, усматривая мотивы их поступков во вполне земных, свойственных человеческой натуре, желаниях. Измена и предательство еще более усугубляются, в трактовке Эсхила, лицемерным поведением героини, и Клитемнестра предстает не просто обиженной женой, а воплощением порочной женщины. Контраст, создаваемый сопоставлением сцены торжественной встречи вернувшегося с долгой войны Агамемнона и его убийства, тем более силен, что демонстрирует абсолютное бесстыдство вероломной царицы, ее откровенное презрение к существующим моральным и общественным нормам. В то же время ее ревность, ненависть и жажда мести вполне понятны, они не внушены ей богами, не привнесены извне. Оскорбленный женский голос звучит гневно, ехидно, язвительно, и, в отличие от упреков героинь эпоса, еще никогда до трагедии обвинения мужьям в неверности и пренебрежении чувствами женщины-матери, женщины-жены не звучали с такой силой и убедительностью. При этом вместе с негодованием и ненавистью из-за убийства дочери здесь появляется и прямой мотив ревности:

 
Лежит злодей, позоривший жену свою
И дочек Хриса тешивший под Троею.
А это вот – пророчица-гадальщица,
Копьем в бою добытая наложница.
Верна и здесь. На корабельных палубах
Валялись тоже вместе. По заслугам честь:
Вот он лежит, а вот подружка милая —
С ним рядышком…
 

Ревность – достаточно веская причина, толкающая Клитемнестру на преступление, но характерно здесь и то, что собственно преступлением признается убийство законного мужа, а никак не сама ревность. В то же время ее необузданное проявление явно осуждается как нарушающее традиционную нравственность. Клитемнестра – едва ли не первая героиня, отбросившая покорность как общепринятую норму поведения жены, как ее вечный удел, именно потому она осуждаема и несет вполне заслуженное наказание, тем более страшное, что погибает позже от рук собственного сына. Совсем иной женский характер мы встречаем в трагедии Софокла «Трахинянки». Темы его драм даже более отходят от героической традиции, чем у Эсхила. В то же время любовь по-прежнему остается одним из наиболее важных двигателей сюжета, и трагический пафос все так же сопровождает любовь несчастную, ведущую к гибели. Конфликт в «Трахинянках» вполне можно считать узколичным, в чем-то даже бытовым: гибель величайшего из героев Геракла у Софокла хотя и следует по воле рока, но образ жены, послужившей невольным орудием мести, наделен чертами обычной женщины. Увлечение мужа другой женщиной и появление в доме новой жены или наложницы было вполне обычным явлением в обществе, характерным для общей картины нравов того периода. Мотив ревности здесь, несомненно, присутствует, но эта ревность необычна, поскольку она направлена отнюдь не на соперницу:

 
Уж сколько женщин в жены брал супруг мой!
И что ж? слыхала ль хоть одна из них
Дурное слово от меня? И этой,
Хоть расплывись она в любви, – не трону.
О нет; мне жалость вид ее внушает
Сильнейшую…
 

Как видим, Деянира не только не осуждает – она жалеет молодую пленницу, захваченную Гераклом, сочувствует ей, прекрасно понимая, что та действует не по собственной воле, а лишь служит игрушкой в руках мужчины – так же как и сама главная героиня драмы.

Таким образом, страдания Деяниры происходят не оттого, что муж изменяет ей: причиной их служит любовь. Отчаянно пытаясь вернуть любовь и осознавая бесплодность этих попыток, героиня объясняет свои чувства, стремясь донести их до зрителя:

 
Хоть гнева не питаю я в душе
(Привыкла я к такой его болезни),
Но с нею жить в одном и том же браке —
Нет, это выше женских сил. К тому же
Ее краса, я вижу, расцветает,
Моя – идет на убыль, а мужчины
Любовный взор лишь свежестью прикован
И облетевшим брезгает цветком.
И я боюсь, что будут звать Геракла
Моим супругом, мужем же – ее…
 

В этих словах, кажется, нет высокого моралистического пафоса – Софокл, вкладывая горькие признания в уста брошенной жены, словно демонстрирует зрителю сходство Деяниры с женщинами, живущими рядом с ним, – женой, матерью или сестрой. Характерно также, что самой героине принадлежат и слова, выражающие общепринятую мораль:

 
Но вновь скажу, что гневаться – не дело…
Разумной женщины [179, с. 97]…
 

Другими словами, ревность и обида не должны иметь в душе женщины права на существование, потому что измена мужа, его право на любовь на стороне почти общеприняты и не осуждаются.

«В обществе, где браки заключались за детей родителями, меньше всего приходилось ожидать духовной общности между супругами, а затворничество жен только способствовало многочисленным увлечениям мужей на стороне. Софокловская Деянира, признаваясь в своей терпимости к частым связям Геракла, излагает, в сущности, семейное кредо афинянок, – они смирялись не потому, что им это нравилось, а потому, что они были бессильны что-нибудь здесь изменить…» (Ярхо, 2005, с. 157). Правила поведения жены не запрещали ей испытывать ревность, но демонстрировать ее, а тем более отплатить мужу за оскорбление, права она не имела.

Один из этапов формирования древнегреческой драмы являет нам другой женский образ, который навсегда становится самым ярким воплощением ревности и мести. Еврипид создает образ Медеи, колхидской колдуньи, жены аргонавта Ясона. Помощница и верная спутница героя, Медея оставила ради любви к нему родину и отца, убила собственного брата и, пытаясь добыть мужу трон, привела к гибели царя Пелия от рук его дочерей. Характерно, что миф повествует о героине не как о детоубийце, а именно как о ревнивице: смерть новой жены Ясона и ее отца, коринфского царя Креонта, стали ее местью за нанесенное оскорбление, за предательство мужа, для которого она пожертвовала столь многим. Однако Еврипид видоизменяет традиционное мифологическое завершение истории, превращая Медею в самый чудовищный образ классической драматургии: отвергнутая мужем, одержимая ревностью и местью, она убивает собственных детей. При этом впервые мотив ревности становится определяющим в действиях героини: «Чем уязвить могу больней Ясона?» – восклицает она, решаясь на страшное деяние. Ревность здесь не сопутствующее, а центральное чувство, это постоянно повторяют и хор, и сами герои трагедии, а драматизм финала тем глубже, что преступление Медеи остается безнаказанным: она не только губит причинивших ей страдания разлучницу и ее отца, но и не оставляет мужу возможности даже проститься с убитыми детьми, похоронить их.

В трагедиях Еврипида чувства отвергнутой и обманутой женщины не просто сопровождают и оттеняют сюжет, они становятся тем, что больше всего интересует автора. Потрясенный Ясон в финале трагедии никак не может поверить в представшую перед ним ужасную картину, не может понять, за что это все ему, почему месть так страшна: «Из ревности малюток заколоть…». В ответ звучат едва ли не самые важные в пьесе слова главной героини: «Ты думаешь, для женщин это мало?…».

Мир управления и государственных дел – это мир мужчин, куда женщине нет доступа, зато в любви и ненависти, в чувственном мире она полновластная хозяйка. Женский образ – это не обреченная на пассивное страдание, безмолвная, покорная жена, губящая мужа, не ослепленное страстью орудие рока и мести, это центральная, возвышенная фигура, вокруг которой строится все действие. Женщина может страдать так же глубоко и сильно, как мужчина, и так же, как мужчина, она способна на страшные поступки и даже на преступление:

 
Сколько зерен злодеянья
В ложе мук таится женских… —
 

поет хор, и зритель вслед за ним погружается в мрачный кошмар озлобленной души, переступившей все нравственные законы, который характеризует женщину как носительницу смерти.

Лирическая поэзия и возникшая в эллинистический период первая романная форма использовали мотив ревности лишь как сюжетный ход, способ продемонстрировать чувства героев или выпавшие на их долю испытания. Например, в романе «Дафнис и Хлоя» характерен рассказ о мести ревнивого соперника: перед приездом хозяина Дафниса пастух Лампис, который сватался к Хлое, но получил отказ, из ревности к Дафнису поломал розы, потоптал цветы. Однако для автора этот поступок не служит поводом для углубления в изучение человеческой натуры, он только дает толчок к действию, наглядно, свидетельствуя о том, что подобные явления в отношениях между негражданами были не редкостью.

Если в Древней Греции образ героя, демонстрирующего господствующие нравственные установки, представляла, прежде всего, драма, то древнеримская традиция отдавала дань лирической форме. Эпикурейское отношение к жизни особенно широко отразилось в лирической поэзии, раскрываясь в теме любви, потому и проявления ревности в литературе были более четко очерчены, поскольку влюбленный почти всегда испытывает боязнь утраты любимого человека, стремится обладать им полновластно. Рассмотрение поэтических образов в творчестве известных римских поэтов позволяет вести речь об описании ими проявлений любви как одной из главных жизненных ценностей. Притом в образах любви становятся видны и иные черты, определяющие характер и ценностные установки человека. К примеру, именно любовные переживания составляют основной мотив лирики Гая Катулла, сделав знаменитой его возлюбленную, выведенную в цикле под именем Лесбии. Подробно рисуя стадии развития их романа, поэт передает все нюансы любовного чувства, включая восторг, преклонение перед любимой в начале связи и страдания, печаль, обиду – в конце. В художественной форме выражает Катулл и ревность, овладевшую им: ветреной возлюбленной и удачливому сопернику адресованы полные обиды и возмущения слова, при этом оружием поэта в споре за любовь выступает его поэтический дар:

 
Что за черная желчь, Равид злосчастный,
В сети ямбов моих тебя погнала?
Что за мстительный бог тебя подвигнул
На губительный этот спор и страшный?
Или хочешь ты стать молвы игрушкой?
Иль, какой ни на есть, ты славы жаждешь?
Что ж, бессмертным ты будешь? У Катулла
Отбивать ты осмелился подружку!
 

Таким образом, любовь в древнеримской поэзии включает широкий спектр чувств: она не просто поэтизируется и превозносится как божественный дар, теперь любви можно учиться, она неповторима и бесконечно разнообразна. Наиболее известным и прославленным певцом любовного чувства в Древнем Риме считался Овидий. Его лирика раннего периода отражала эпикурейский взгляд на жизнь, а любовь в ней трактовалась как главнейшее из чувств, данных человеку богами. Элегическая любовная поэзия Овидия рисует нам самые разные образы и формы любви, при этом особое значение, как считал поэт, в любви имеет чувство ревности. Описанию его во многом посвящены «Героиды» («Письма») – цикл любовных посланий, где в стиле риторической декламации от лица мифологических героинь и героев звучат обращения к их возлюбленным. При этом ревность не просто тема, а основной мотив этих посланий, формы ее столь же различны, как и формы самой любви: например, Дидона, обращаясь к Энею, ревнует его не к женщине, а к долгу перед народом и богами, который герою надлежит исполнить, принеся в жертву их любовь; обращение же Деяниры к Гераклу (иное, чем в драме Софокла) содержит прямые обвинения и описания мук именно любовной ревности, как и письма Медеи к Ясону.

В самом известном своем произведении – поэме «Наука любви» – Овидий также уделял ревности много внимания. Особый интерес при этом вызывает тот факт, что любовь в целом рассматривается в поэме как наука, и изучение ее включает в себя необходимость усвоения множества приемов и способов вызвать любовь, добиться ее, а также сохранить или же, напротив, отказаться от неугодного чувства. Ревность же – непременное условие проявления любви, ее нужно уметь избегать самому, но искусно вызывать в своей возлюбленной или возлюбленном. Овидий упоминал также о притворной ревности, которая направлена на то, чтобы разжечь страсть:

 
Сделайте так, чтобы вашей любви поверил… влюбленный!
Это нетрудно ничуть: рады мы верить мечте.
Нежно взглянуть да протяжно вздохнуть, увидевши друга,
«Милый, – сказать, – почему ты все не шел и не шел?».
Брызнуть горячей слезой, притворною ревностью вспыхнуть,
Ногтем изранить лицо, – много ли надо еще?..
 

Тексты Овидия помогают многое прояснить об образе жизни Рима в период правления великих императоров. Поэт, говоря о любви и отношении к ней, выстраивал одновременно картину имперских нравов, в которой много ярких деталей, помогающих представить не только то, как проявлялись в то время эмоции, но даже покрой платья и манеру держать себя в беседе или за столом. Философский подтекст поэмы также помогает представить общие жизненные установки древних римлян, в реальности включающие гораздо больше вольностей в отношениях между мужчиной и женщиной, нежели утвержденные религией или общественным мнением, а также властью каноны. Характерно, что именно это обращение к интимной сфере жизни, уже тогда претерпевало значительные изменения и проявилось в склонности к упадку нравов, распущенности и развращенности, что послужило причиной опалы поэта: император Октавиан отправил Овидия в дальние провинции, потому что видел в подобном эпикурейском отношении к любви опасность для существующих строгих семейных устоев. И хотя Овидий постоянно повторял в своем произведении, что его советы предназначены лишь для свободных от семьи людей, у критиков поэмы явно не было уверенности в том, что «Наука любви» не будет применяться и в нарушение супружеских клятв, становясь причиной распада семей и более тяжких последствий для нравственного климата общества.

Отраженное в античной литературе представление о ревности позволяет признавать его неотъемлемой частью человеческого характера. Согласно традициям мифологического мировосприятия, ревность понималась как разрушительная сила, как порождение раздора и, следовательно, входила в число отрицательных явлений, сопровождавших любовное чувство. Любовь без испытания ревностью, по мнению античных авторов, очень редка, но человек должен стремиться избегать навлекаемых ревностью несчастий и даже преступлений, происходящих от впадения в гнев и ослепления избытком чувств. В римской литературе ревность была практически неотделима от любви, которая воспринималась не только как божество и внушаемая им неодолимая внутренняя сила, но и как чисто человеческое чувство, которым можно и должно управлять. Сменившая античность средневековая литературная традиция, почти целиком развивавшаяся в рамках занявшего господствующее положение христианского мировоззрения, смотрела на ревность, уже исходя из понятия греха.

Средневековый народный эпос, так же как и в свое время античный, разрабатывал тему любви как одну из центральных. При этом сюжетные линии сказаний большинства европейских народов воспроизводили события, рисующие становление первых средневековых королевских династий и государств. Развитие средневековой культуры и ряд знаменательных исторических событий (возникновение рыцарства и Крестовые походы) привнесли в средневековую литературную традицию новые темы и жанры, существенно видоизменив и отношение к любви. Теперь она толкуется в христианском духе, разграничиваются высшая форма – любовь к Богу – и низшая форма – плотская любовь, подлежащая ограничению и осуждению как проявление греховной природы человека. Эпическая поэзия и возникшие вслед за ней лирические жанры куртуазной лирики воспевают любовь платоническую, возводя женщину как объект любви на пьедестал в облике Дамы сердца, воплощения добродетелей и идеала земной красоты. При этом общие черты таких эпических произведений, как, например, «Песнь о Нибелунгах», «Беовульф» или «Песнь о Роланде», соединяют в себе привнесенные позднее куртуазные черты в описании доблести, героических качеств и добродетелей героев-рыцарей с обращением к рассказу о характерной для эпохи раннего средневековья борьбе за власть и влияние, за укрепление первых королевских династий. Эту борьбу нередко сопровождают предательство, убийство, нарушение клятв и обетов, воспринимавшиеся как серьезное поругание морали и караемые смертью. Все они считались грехами, т. е. поступками, нарушающими заветы Бога и требующими духовного покаяния ради прощения и спасения своей души. Ревность входила в число пороков, но рассматривалась как зло по отношению к ближнему и не относилась к смертным грехам, ведущим к гибели души. В то же время ревность тесно связана с некоторыми из них: завистью, гневом, местью, прелюбодеянием, что только усиливает ее отрицательную оценку как опасного для нравственности людей явления.

Литература Средневековья отражала воззрение на мир чувств, согласное с религиозным вероучением. Прославляя возвышенную, целомудренную любовь, она передает ее посредством множества аллегорических образов. К примеру, в «Романе о Розе» воплощаемый в цветке идеал возлюбленной сочетается с целым рядом чувств, среди которых называются Сопротивление, Страх, Стыд, Жалость и Великодушие, а также Надежда, Щедрость, Любезность. В то же время доступ к Розе преграждают неодолимые стражи, к числу которых, помимо Злоязычия и Сопротивления, относится и Ревность. Как можно видеть, литература сохраняет интерес к этому чувству как одному из постоянных спутников любовной связи, однако оценка проявлений ревности в отношениях, а главное – в семейной жизни, претерпевает значительные изменения по сравнению с античностью. Прежде всего это связано с возросшей ролью семьи в обществе и господствующими в нем отношениями. Семья, которая в античности мыслилась преимущественно как необходимая для продолжения рода и сохранения традиций общества-полиса форма, в средневековье постепенно видоизменяется и становится структурой сугубо иерархической. Под руководством своего главы она подавляла человека, предписывала ему и собственность, и ответственность, и коллективные действия. Характерная черта рыцарской средневековой Европы – линьяж (кровная общность, состоявшая из свойственников) – определяет реалии жизни рыцаря, его мораль, его обязанности. Члены линьяжа были связаны узами солидарности, которая проявлялась на поле боя, в вопросах чести и, с особой силой, – в кровной мести. Таким образом, предательство любви, освященной супружескими обетами, т. е. любви, проявляющей себя внутри семьи, становилось одним из наиболее страшных преступлений. Превращаясь в смертный грех (прелюбодеяние), оно служило одним из крайне немногочисленных поводов для развода и подлежало не только церковному (в виде епитимьи), но и гражданскому (уголовному) преследованию, результатом которого могла явиться и смертная казнь. Супружеская ревность при таком подходе получала свое оправдание, хотя и считалась грехом, однако реализация прав супруга на наказание за неверность, несомненно, происходила не без влияния ревности. Прелюбодеяние воспринималось как несравненно более тяжкий грех против семьи, нежели ревность и побуждаемые ею поступки. Средневековый рыцарский эпос наиболее полно раскрыл тему подобных взаимоотношений в описании неодолимой любви, которой влюбленные не в силах оказать никакого сопротивления и которая нередко толкает их на низкие, с точки зрения моральной оценки, поступки: такова любовь Тристана и Изольды или страсть между Ланселотом Озерным и королевой Гвиневрой, женой короля Артура. Варианты сюжета последних сказаний разнятся именно в описании любви рыцаря: от целомудренного поклонения Гвиневре как даме сердца до супружеской неверности и предательства сюзерена, что послужило косвенной причиной гибели Артура. Несомненно, мотив ревности так или иначе проявляется в описании подобных отношений, при этом она наравне с любовной одержимостью воспринимается как разрушительная сила, являющаяся грехом. К примеру, один из сюжетов истории о Ланселоте повествует о ревнивом гневе Гвиневры на него, вступившего в связь с леди Эллейн, от которой у рыцаря родился сын Галахад. Оскорбленная королева прогнала своего любовника с глаз, и Ланселот несколько лет в помешательстве скитался по стране, никого не узнавая и никем не узнанный.

Ревность часто изображается в литературных сюжетах о любви, хотя в облагороженной куртуазной лирике и в куртуазном рыцарском романе подобных мотивов почти не встречается: образ влюбленного в них приближен к идеалу, в связи с чем он освобожден от всех отрицательных черт. Однако в устных народных легендах и сказаниях, послуживших основой для эпоса, мотивы эротической ревности и плотской любви по-прежнему весьма популярны, что свидетельствует о серьезном отношении к ним в действительной жизни. Отрицательная роль ревности отмечена и в средневековой лирике, где ее образ неизменно связан с темным началом в душе человека. В каком-то смысле ревность даже противопоставляется любви:

 
Одной лишь ревности неведом
Притворства лицемерный труд.
Она безумна, а безумцы
В своем безумии не лгут…
Любовь сродни хамелеону,
Как он, изменчива она…
А ревность не меняет цвета,
Она всегда черным-черна…
 

Безумие является непременным спутником ревности, и противиться ему тем сложнее, чем дальше отступает человек от пути христианской добродетели. «Обиды, ревность, злобу, войну мы чувствуем… как зло, не подлежащее никакому сомнению» (Августин Блаженный, 2006, с. 226), писал Блаженный Августин в своем трактате «О Граде Божием» и таким образом выражал общее отношение некоторых авторов средневековой литературы к отрицательным явлениям внутренней человеческой жизни. Этот пласт текстов содержит разъяснение христианского учения, призывы к исполнению заветов Христа и стремится оказать самое действенное влияние на образ мыслей и нравственность читателя. Это тексты Блаженного Августина, Фомы Аквинского, Григория Богослова и других святейших отцов церкви, мыслителей, государственных деятелей. Написанные в форме трактатов, обращений к пастве или исповеди данные тексты не уступают по силе воздействия на аудиторию лучшим литературно-художественным образцам. Если эпос и лирика средневековья отражали ревность в образах измены и предательства, то христианская философская мысль в несколько иной литературной манере стремилась дать ей четкую нравственную характеристику, признавая это чувство грехом, который затмевает разум и является свидетельством слабости человеческой натуры. При этом крайне важен момент покаяния и христианского прощения, когда ревность устраняется путем проявлений подлинной любви, т. е. безграничного доверия. Как человеческое заблуждение и следствие бездумного отношения к любви рассматривает ревность и Августин. Вспоминая в «Исповеди» свои личные ошибки, он особо отмечал погружение в плотские удовольствия как отход от Бога и его заповедей, как неумение распорядиться даром любви, результатом чего становятся отрицательные чувства, которые посылаются человеку как наказание господнее.