Текст книги "Фаворит. Стрелец"

Хованскую застал во дворе. Ее карета как раз въехала сюда и подкатила к спуску в подвал. Вот уж не думал, что она самолично присутствует при допросах. Хм. А может, еще и во время пыток? Лихая у него полюбовница, нечего сказать.

Иван спросил разрешения и устроился в карете напротив Ирины, хорошо различимой в свете фонаря. Княгиня все так же бледна, но на щеках горит горячечный румянец. Не иначе как находится в предвкушении предстоящей расплаты. Ох, как же ей не терпится взглянуть в глаза тем, кто несколько раз пытался до нее добраться и кому это практически удалось.

Не теряя времени, Иван довольно быстро и лаконично выложил ей все то, что узнал сам. Ну и высказал свою просьбу относительно итальянца. Все. Он свой долг выполнил. Остальное его не касается.

– Думаешь, ему можно верить? – спросила Ирина.

– Думаю, что подобный вариант вполне возможен. Прибрать к рукам московского царя, а потом, играя на его слабостях, направлять политику государства в нужное русло. Для начала потеснить турок. Потом насыпать перца шведам. В Европе ведь все еще не прекращаются религиозные войны.

– У нас нет границы со Швецией, – возразила Ирина.

– Ну так спровоцировать новый захват Новгорода. Достаточно вложить соответствующие мысли в голову молодого и горячего царя, как тот все сделает сам, пролив море православной крови.

– Не забывайся, Иван.

– Прости, княгиня, за дерзость. Но ведь это не мои намерения, а этих иезуитских змей. Я только говорю о том, что мне стало известно.

– Вот и думай наперед, что и кому говорить. Брякнешь сдуру при Николае, а там… Одним словом, лишнее это.

– Ирина, а когда ты хотела рассказать мне о дочке? – наконец не выдержал парень и тут же ответил на ее немой вопрос: – Я случайно увидел ее, когда покидал твою усадьбу.

– И кто тебе сказал? – зардевшись, спросила она.

– Не имеет значения.

Ну ее, эту решительную особу. Это она сейчас смущается, как красна девица. А там бог весть, как она поведет себя потом. Вот уж не хотелось, чтобы Матвей угодил под горячую руку. Пусть княгиня что угодно говорит про цесаревича, кровь одна.

– Я не знала, как ты к этому отнесешься. – Она посмотрела в глаза Ивану.

Господи. Практически всесильная княгиня смотрела на простого стрельца, да еще и младше ее вдвое, едва ли не заискивающим взглядом. Положение, влияние – все это понятно, но в ней вместе с властной натурой каким-то образом умудрялась уживаться обычная женщина, желающая простого житейского тепла.

– Как назвала?

– София.

– Красивое имя. Сама решилась или случайно вышло? – заставляя ее краснеть еще больше, поинтересовался он.

– Я хотела иметь твоего ребенка, – едва слышно чуть не пискнула она.

– Признать-то позволишь?

– Участвовать в ее судьбе – да. Признать – нет, – все такая же пунцовая, глухо, но решительно произнесла княгиня. – Прости, но я отдам ее в хорошую дворянскую семью, где ей дадут достойное содержание и воспитание.

Ну а что тут скажешь. Как ни крути, а он обычный стрелец. Так что ее позиция понятна. Да и Иван, положа руку на сердце, был не против. Нет, он, конечно, планировал изменить статус семьи. Но что у него из этого получится и переживет ли он следующий год, было совершенно непонятно. А потому принятое княгиней решение пока выглядело вполне приемлемым. Дальнейшее же покажет время.

Давая понять, что этот вопрос закрыт, Хованская вооружилась походным писчим набором и быстро составила послание. Запечатала письмо восковой печатью и вызвала своего верного телохранителя:

– Матвей.

– Да, Ирина Васильевна, – тут же отозвался телохранитель.

– Скачи в Преображенское и немедля вручи это письмо цесаревичу. Только лично в руки. Понял?

– Понял, княгиня.

Как ни бодрился ветеран, но легкая тень сожаления все же скользнула по его лицу. А и то. Не мальчик уже. А за сегодня успел проскакать полный дневной переход, сменив нескольких лошадей. Да еще и наворотив при этом таких дел, что теперь всем скопом придется разгребать.

Княгиня все это прекрасно понимала, но и перепоручить некому. И самое большее, чем могла ему помочь, это ободряюще улыбнуться и кивнуть, мол, держись старина, ты у меня один такой. И как ни странно, подействовало. Мужчина расправил плечи и, глянув орлом, исчез в направлении конюшни. Ему срочно нужна была свежая лошадь.

К тому моменту когда цесаревич прибыл во дворец, с допросом пленников было покончено. Причем пока обошлись без пристрастия. Конечно, не сказать, что вначале француз не пытался юлить. Но дьяк знал свое дело туго.

Закончив беседовать с послом, он записал показания Марио. Затем вновь вернулся к де Бриену и начал давить на него фактами. Перед французом замаячил образ дыбы. И он был более чем реален. Есть показания, изобличающие его злой умысел. Это казнить его целая проблема. А от пыток уже не спасет никакая дипломатическая неприкосновенность. Словом, препираться просто бесполезно. Разве что больнее будет.

– Де Вержи – тоже ваш подсыл? – вперив в глаза посла гневный взгляд, выпалил юноша, которому едва исполнилось семнадцать.

– Нет, ваше высочество. Полковник де Вержи не имеет к нам никакого отношения. Его собирались использовать втемную. Он должен был оставаться самим собой и только одним своим присутствием и авторитетом старшего друга влиять на формирование вашего характера.

От этих слов Николай буквально заскрежетал зубами и едва не набросился на пленника с кулаками. Случались с ним подобные нервные срывы. Но Матвей не дремал и по едва уловимому кивку Ирины Васильевны тут же обездвижил наследника, обхватив его сзади и прижав к свой груди.

– Николай Дмитриевич, ты наследник московского престола. Веди себя соответственно, – тихо, но внятно произнесла Ирина.

Потом подала знак, и де Бриена вывели из допросной. Матвей тут же отпустил цесаревича и склонился перед ним, готовый принять наказание за свою дерзость. Плевать, что он выполнял требование великой княгини. Он поднял руку на цесаревича, и этим все сказано. Только сам наследник или государь смеет судить, во благо ему это было или во вред.

– Спасибо за верную службу, Матвей. Ступай, – все же взяв себя в руки, приказал Николай.

– Остыл? – проводив взглядом телохранителя и откинувшись на холодную стену каземата, спросила Ирина Васильевна.

– Остыл, тетушка, – опускаясь на скамью, вздохнул цесаревич.

– Пора бы уже научиться держать себя в руках, Коленька. А то ведь подобное царя ничуть не красит. Тебе же престол наследовать.

– Знаю.

– Хорошо, что знаешь. На-ка, почитай. Это чтобы урок впрок пошел.

Ирина с глухим шлепком бросила на стол стопку бумаг.

– Что это? – даже не протянув руку, спросил Николай.

– Переписка иезуитская. Тайнопись. Ну и ключ к ней. Там много интересного. Дьяк успел уж учинить обыск в посольстве и нашел оные в тайнике покойного доктора.

– И что там? – Николай посмотрел на Хованскую, снова вздохнул. – Потом почитаю, тетушка. Со вниманием прочту, не сомневайся.

– Ладно, если так. Там, Коля, много чего. Да все о тебе и тетке твоей неразумной, что имеет пагубное влияние на молодой и неокрепший ум. О планах, как и куда тебя можно будет поворотить. Какой интерес в тебе стоит подогревать, а от чего отвращать неустанно. Но главное, что я поняла, в другом.

– И в чем же?

– Ты вот все стремишься быть похожим на королей и императоров. Зачитываешься жизнеописаниями прославившихся правителей. Все хочешь непременно добиться великих побед и признания среди европейских домов. И чтобы встать вровень с ними. А того не понимаешь, что этого никогда не будет. Ты можешь свернуть горы, поворотить вспять реки, заставить всех их дрожать и гадить под себя от страха, но все равно останешься для них диким московитом. Медведем, которого можно научить делать то, что нужно королевским домам Европы. И они уже начали тебя воспитывать. Исподволь, ненавязчиво. Сначала книжки. Потом иноземный друг. Осторожные, но постоянные высказывания о том, что на Руси все делается неправильно, а верно только по-европейски. И ведь есть результат. Есть. При тебе уж не раз поминали русских варваров. Но ты даже не подумал одернуть своих иноземцев.

– Но ведь они и впрямь добились больших высот. И ты сама много чего перенимаешь у них, – в отчаянии произнес юноша.

– Перенимаю. Да только не все без разбору, а отбираю лучшее. И в отношении ума, Коленька, на Руси не все так плохо. Чай, академию наук имеем. Для чего-то же твой батюшка ее создавал. Выпускники ее мужами научными, признанными во всем мире, стали. Иное дело, что пользы от того пока особой нет. Но тут не народ необразованный должен думать, а царь да дума боярская. И коль скоро у нас все пока еще через нехорошее место, то кого твои иноземцы варваром поминают? Ну чего ты так на меня смотришь? На Руси так повелось, что царь в первую голову в ответе за все.

– Я их… Я им…

– Тихо. Тихо, Николай. Я тут тебе про разум толкую, а ты решил всех покрошить в капусту. Остынь. И просто уясни себе одну мысль, что никогда у тебя не будет верных союзников, кроме твоего народа. И во всех решениях исходи именно из этого. А что до иноземного опыта, то я скажу тебе так. Не стоит бить себе шишки там, где другие уже их набили. Нужно просто взять готовое решение и примериться. Примется, не будет лишним или, что хуже, помехой, тогда и воплощать. Причем брать нужно не только у европейцев, но и у азиатов. Русь стоит на стыке двух миров и просто обязана впитать в себя лучшее от обоих. Не смотри на других. Не думай о том, что о тебе скажут. Наплевать и забыть. Будь собой. Только сильные личности могут себе это позволить. Так стань сильным и независимым. Не уподобляйся кривляющейся обезьянке в своем стремлении походить на европейских правителей. Не стремись диктовать всем и вся свою волю. Думай о своем государстве и народе, которым будешь править.

– Так что же теперь, гнать де Вержи? – глядя на Ирину, спросил о больном Николай.

Кто о чем, а вшивый о бане.

– Ты из крайности-то в крайность не бросайся. Ну за что тебе гнать де Вержи? За то, что он предан тебе? Ведь служит по совести. Ну видит он все по-иному, так оно и понятно. Он ведь взрослый муж, и к новому привыкать ему не с руки, вот и переделывает все под себя. И тебя, родимого, перевоспитывает, пусть и сам того не желая. Опять ты закипаешь, как котел. А ты посиди и подумай малость. Как сделать так, чтобы сам де Вержи начал перенимать наши русские обычаи и в то же время делился своими знаниями?

– И как таковое устроить? – подпустив ехидства, поинтересовался племянник.

– А разбавить его надо. Ты как все обернул? Приблизил к себе только немцев. В твоем потешном полку офицеры – одни иноземцы. Вот и выходит, что они тебя понемногу в себе растворяют. А ты сделай иначе. Можно подумать, среди русских башковитых не сыскать. Мы ведь такие неучи, что воевать вовсе не умеем. Начни их разбавлять, так чтобы им и свои порядки завести было тяжко, и в то же время русские могли тянуть из них знания. Вот и получится, что меняться начнут уже они. Просто не смогут остаться прежними. А еще неплохо бы оженить твоих иноземцев на русских девчатах. Ночная кукушка она, знаешь ли, много чего накуковать может.

– И как же я их женить буду?

– А вот в этом я тебе непременно помогу, – заговорщицки подмигнула Ирина. – И в первую голову начнем мы с твоего де Вержи. Ну коль скоро ты терять его никак не желаешь.

– У него вроде как появилась невеста из Немецкой слободы.

– Ничего. Присмотрим ему из русских дворянок. Дадим за ней какое-никакое приданое. Немного. Остальное и сам выслужит, если действительно достоин. А на девочке женится хотя бы оттого, что ты ей выкажешь благоволение. И поменьше бы ты ездил в Немецкую слободу. Да не гляди ты так на меня. Побывай пару раз в академии. Поговори с тамошними профессорами. А главное, пообщайся со студентами. Готова на что угодно об заклад биться, очень скоро рядом с тобой появятся и проныры, и весьма интересные личности. А уж идеями и прожектами так и вовсе тебя завалят. И главное, Коля. Не спеши жить. Страной править скоренько не получится, тут все должно закладывать на годы вперед. И для этого нужно иметь большой запас терпения. Зато тогда и результат будет.

– Это как батюшка? Вот уж у кого терпения просто на зависть.

– Ты на отца не кивай. Если сдуру не порушишь его начинания, его закладки добром для Руси обернутся. Оценить же его труды только потомки смогут. Вижу. Тебе непременно хочется самому искупаться в лучах собственной славы и величия. Может, еще и получится. Если станешь все хорошенько обдумывать, чтобы потом не пришлось переделывать.

– Хорошо, тетушка. Я подумаю над твоими словами, – поднимаясь со скамьи, с самым серьезным видом заверил Николай. Потом скосил взгляд на стол, взял письма, взвесил их в руке: – И это почитаю самым внимательным образом.

– Почитай, Коля. Почитай. Только не очень долго. Мне с этими писульками еще к государю идти.

– Стоит ли, тетушка? Плох ведь он.

– Плох. То так. Но одно дело – скрыть от него попытку моего отравления. И иное – вот это. Тут дело государственной важности, и решения должно принимать только ему.

– Тогда я займу твой кабинет и прямо сейчас все прочту.

– Никодима, дьяка из Разбойного приказа, возьми с собой. Он тут, за дверью. Так скорее разобраться получится.

– Хорошо, тетушка. – Цесаревич кивнул в знак согласия и решительно толкнул дверь в коридор.

Глава 12
Предложение, от которого не отказываются

Ирина дочитала последнюю страницу и, опустив исписанный лист на колени, с умилением посмотрела на Ивана, расположившегося на соседнем диване. Тот, не обращая на нее никакого внимания, с упоением тетешкался с дочерью. Он весьма уверенно держал ее на руках и, заглядывая в личико младенцу, пахнущему молоком, пытался добиться от малютки традиционного «агу». Упорно так пытался. Настойчиво.

Вообще-то девочка была очень даже общительной. Но, как видно, уже начала разбирать лица и никак не желала баловать незнакомого дядьку. С другой стороны, и не плакала. Неплохой показатель в пользу отца. Впрочем, кровь, она тянет, и никуда-то ты от этого не денешься.

Наконец малышка то ли признала-таки батюшку, то ли просто решила сдаться перед его настойчивостью, но она выдала свое первое «гу». В ответ на это Иван тут же засветился, как весеннее солнышко, и усилил нажим. В смысле стал попрошайничать с еще большим пылом. Но теперь уж лед тронулся, и малышка гукала с завидным постоянством.

Впрочем, продолжалось это недолго. Вскоре малютка разок хмыкнула, сморщила носик и огласила комнату плачем. Требовательным таким. Настырным. Словно по команде в гостиную тут же вошла дородная мамка. Не произнеся ни слова, она просто забрала девочку из отцовских рук и вышла прочь.

Иван в растерянности посмотрел на Ирину. Явно намекая на то, что кое-кто слишком много о себе мнит. В дочку он влюбился сразу и бесповоротно. А потому подобное пренебрежение к его персоне не могло не задеть.

– Ваня, даже не начинай, – с ленцой отмахнулась Ирина. – Мамки, они вообще себе на уме. Даже царю могут выволочку устроить, коли дело их чадушек касается.

– Их? – вздернул бровь Иван.

– Даже не сомневайся, – заверила Ирина.

– Хм. Ну, в принципе с этим я соглашусь. Да только…

– Что, не натетешкался?

– Есть такое.

– Ваня, обними меня, – заглянув ему в глаза, вдруг попросила женщина.

Вид у нее все еще нездоровый, пусть и минула еще одна неделя. Восстанавливалась княгиня медленно. Ну да сумела справиться с ядом, уже великое дело. В остальном же еще поправится. Потому ни о чем большем не могло быть и речи. А вот обнять…

Иван пересел к Ирине, и та сразу же, как кошечка, прильнула к его крепкой груди. Ну а он, как его о том и просили, обнял ее, слегка прижав к себе. Хованской всегда нравилось ощущать рядом с собой сильного мужчину. Смешно сказать, и двадцати парню еще нет, а уж мужчина. Хотя и она не так чтобы и стара. Тридцать восемь лет. Не такой уж великий возраст.

– Все же странный ты, Ваня. Вот сколько на тебя гляжу, а понять не могу. Вроде сам еще вьюноша, а с дитем обращаешься так, словно муж зрелый.

– Ну так младшие-то у меня, чай, есть. Научился с мальцами возиться, – пожав плечами, ответил он.

– Нет. Тут иное. Молодые они ведь и сами не знают, как относиться к первенцам. Матери боятся, пусть и помогали растить младших, родных или двоюродных. Отцы попросту не понимают, что тут такого. Детей всегда вокруг хватает. И только с рождением второго они уже осознают, что значит родная кровиночка. Так вот, гляжу я на тебя, и мнится мне, что ты уж это постиг.

– То тебе кажется, – возразил Иван.

Впрочем, про себя в который уже раз удивился прозорливости Ирины. Вот так. Она знает о нем все. Во всяком случае, так думает. И все же своим женским чутьем понимает, что есть еще один Иван, которого она не знает.

– Из тебя получится хороший отец, – укладываясь поудобнее у него на груди, произнесла Ирина.

– Получится?

– Ваня, не начинай, – вывернув голову и взглянув ему в глаза, вздохнула княгиня. – Мы уж о том говорили. Не отдам я ее в простую семью.

– Здесь я с тобой согласен. Ну а если уже через год моя семья не будет знать никакой нужды и жить куда богаче иных дворянских родов?

– В том, что ты заработаешь, я не сомневаюсь. Заметь, даже зная о предстоящем тебе дальнем походе. Но одних только денег для достойного воспитания мало. Помимо этого нужны соответствующие круг общения и среда. А деньги… Из грязи да в князи. Слышал такое?

– Слышал, конечно, – буркнул в ответ Иван.

А что тут скажешь. Права она. Богатство не может дать всего. Бешеные деньги позволяют сладко есть и мягко спать. Но не смогут поставить вровень с теми же мелкими дворянчиками, которые не вламываются в это общество, а органично вписываются в него с самого детства.

Нет, понятно, что Карпов ничуть не считал себя недостойным сидеть на одной скамье с аристократией. Еще чего! Но это он, выходец из более поздних времен. А вот здесь и сейчас существует ярко выраженное сословное общество. Смешно сказать, но социальное положение определяло даже твой гардероб.

Попробуй купец, даже самый богатый, надеть кафтан с золотым шитьем. Так сразу же будет бит кнутом. Или какой высокородный князь, пусть даже и царев стольник, надеть на себя высокую соболью шапку. За эдакую наглость и на каторгу можно загреметь. Потому как это головной убор бояр и никак иначе.

Так что права Ирина, чего уж там. Но вот помогать дочери, ну или ее приемным родителям, никто не запретит. Хованская не планировала посвящать дочь в то, что та является внебрачным ребенком, пусть и великой княгини. Нет, бастардами ни Европу, ни Русь не удивить. Но одно дело, когда тот рожден от мужчины-аристократа. И совсем иное, когда аристократка рожает от того же стрельца. Если у первых есть будущее, то у вторых нет. Вот так здесь все кучеряво.

– Ну и как тебе мои мысли? – решил перевести разговор в другое русло Иван.

Ну вот не хотелось ему о больном. А с дочерью… Ничего. Будет время – будет пища. В конце концов, в ее судьбе можно принимать участие, и не раскрываясь. Попахивает эдаким мыльным сериальчиком, но ничего не попишешь. Разумеется, если хочешь счастья для своего ребенка. А он хотел.

– Прочла, – коротко ответила Ирина.

– И?

– А что «и»? Там вообще ничего не понятно. Не брался бы ты за то, в чем не смыслишь. Уж прости, Ванюша, за правду, – устроив головку на его коленях и глядя в сторону большого окна, ответила княгиня.

– Ты не вникала, – коротко и спокойно произнес он. – Да и черт с ним.

Вообще-то не сказать, что он питал какие-то надежды или стремился что-то изменить. Вовсе нет. Просто так уж вышло, что ему нечем было себя занять вечерами. После той истории Ирина напрочь окопалась в Москве. Там такой тарарам пошел, что только держись. Вот и провел он дома безвылазно целую неделю.

Решил-таки озаботиться арсеналом для себя и своего десятка. Коль скоро предстоит война, то не мешало бы поменьше зависеть от реалий сегодняшней тактики. Все же плыть, полностью отдавшись на волю течения, идея не из лучших.

Памятуя о своих мыслях в уральских лесах, решил Иван начать с бездымного пороха. Пришлось, конечно, побегать по Москве в поисках нужных ингредиентов, но все же за день сумел управиться. А все благодаря братцу, который уже настолько освоился в академии наук, что среди многих был своим. Ну и подбрасываемые Иваном деньжата на пользу пошли.

Уже через пару дней в его распоряжении было порядка трех фунтов белого пороха. Кстати, для бездымного он получился достаточно быстрым, что Ивану было на руку. А его устойчивость к влаге как нельзя лучше подходила для походных условий.

Правда, в сравнении с черным задержка при стрельбе была все равно куда более значимой. Опять же он оказался куда как дороже дымного. Значительно дороже. А потому делать ставку на бездымный все же не следовало. Ну разве только для тех же штуцерников, чтобы их позиция оставалась незамеченной. Ну и для гранат. Пусть они и выйдут чуть не золотыми. Но сколько тех гранат потребно? Жизнь она все одно дороже будет.

После налаживания процесса изготовления огненного зелья интерес к этой теме Иван утратил. На время, разумеется. Ну какой смысл сейчас изготавливать серьезный запас, когда можно заняться чем-то более важным? К примеру, тем самым револьвером, о котором он подумывал уже давно. Н-да. Не судьба.

Чем занять себя днем, вопрос не стоял. Работы хоть отбавляй. А вот что делать ранними вечерами, было совершенно непонятно. Ни о каких гуляньях или шашнях не могло быть и речи. Он себе не враг. Хованская не просто блюла себя все время их разлуки, но еще и решила родить от него ребенка. После этого плюнуть ей в душу – это все равно что поставить на себе жирный такой крест. Хм. Может, и могильный.

Вот так от скуки Иван и задумался над идеей исправления идиотской системы налогообложения в стране. А потом и вовсе загорелся ею. Ну о каком развитии государства могла идти речь, когда народ едва сводил концы с концами и жил на головах друг у друга? Никакой фигуры речи, все обстояло именно так в прямом смысле этого слова.

Ну а занимаясь этим вопросом, нашел себе и новое дневное занятие. Для начала оказалось жутко неудобно сидеть при свечах. Достало его местное тусклое освещение. Поэтому Иван решил вернуться к другой своей затее, а именно получению карбида кальция. Не сказать, конечно, что его производство с использованием в качестве топлива древесного угля столь уж рентабельно, но и не убыточно.

Правда, светильник, собранный на скорую руку, получился на редкость вонючим агрегатом. Сам-то ацетилен запаха не имеет. Вот только о побочных продуктах распада этого никак не скажешь. Пришлось помудрить над системой фильтрации газа. Хм. И небезуспешно. Хорошо все же быть представителем более продвинутого общества. Да еще и имея большой практический опыт.

Уже к концу дня у него имелся отличный стеклянный фонарь с газогенератором, тремя ацетиленовыми горелками и отражателем в виде отполированной стальной пластины. Вид, прямо сказать, неказистый. Зато стало гораздо светлее. Конечно, не электричество, но ведь и далеко не свечи.

И тут случилась иная напасть. Достали его гусиные перья. Время есть. Мастерская с какими-никакими станками под боком. День работы, и вот уже готово оборудование для производства стальных перьев. Да, производительность еще та. Хорошо как изготовишь сотню штук, работая весь день не разгибаясь. Но продукт получился довольно удобным.

Правда, батя совершенно не оценил ребячества своего сына. Выслушав, что это такое тут учудил отпрыск, Архип только безнадежно махнул рукой. Баловство. Ну кому захочется тратить деньги на то, что можно получить совершенно бесплатно? Слава богу, гуси на Руси не перевелись и не переведутся никогда. Ну-ну.

Словом, вот так, один за другим, у него и получилось наладить процессы изготовления сразу нескольких новинок. Впрочем, пока бесполезных. Нет, батя, разумеется, оценил ацетиленовый светильник. Но как-то без особого энтузиазма. Процесс зафиксировал, попросил записать все самым подробнейшим образом. Подумаешь, он не шибко грамотный. Митю-то, чай, для чего-то же учит. Сейчас же было просто некогда, потому как над головой висел царев заказ. Чтоб ему опрокинуться. В смысле заказу конечно же…

– Обиделся? – положив головку на его колени и глядя снизу вверх, с сожалением спросила Хованская.

– На что обижаться, Ирина? На то, что полез не в свое дело и получил отлуп? Я тебя умоляю. Мое дело ать-два, левой-правой. А с устройством государства Русского сами разбирайтесь.

– Обиделся, – со вздохом констатировала она.

– Ну так. Самую малость. – Иван едва развел указательный и большой пальцы, показывая эту саму малость. – Зато благодаря тому, что меня обуяла гордыня, я сумел сделать по-настоящему стоящую вещь.

– Какую? – тут же оживилась Ирина.

– Разреши. – Иван приподнял ее голову, и княгиня села на диване.

Он же подошел к своей сумке, что оставил в кресле при входе, и, достав оттуда деревянную коробочку, отделанную бархатом, повертел ею, словно дразня:

– Вот!

– Что это? – Глаза Ирины тут же загорелись любопытством.

Господи, ну прямо девчонка, падкая на обновы, да и только. Взор горящий, на щеках не столь уж и частый в последнее время румянец. Поднялась с дивана и направилась к нему.

Внутри оказалась фигурная деревянная палочка, обработанная на токарном станке, с серебряной насечкой. А еще на ее конце блеснуло стальное жало, зажатое под медным колечком. Небольшая стрела? Заколка-стилет, какие пользуют в Китае? Только наконечник какой-то маленький и тоненький. Сомнительно, что такой не согнется и сумеет пробить даже незащищенную кожу.

– И что это? – все же сдалась Ирина.

– Иди сюда.

Иван провел ее к секретеру, положил перед собой лист бумаги, открыл чернильницу и убористым почерком написал: «Я подарок Ирине Васильевне».

– Это замена гусиному перу, – пояснил парень. – Заметила, как убористо исписаны мои листы и какими тонкими линиями выведены буквы? Вот, все благодаря такому перу.

– Хм. Интересно, конечно, но все как-то слишком мелко, – с сомнением произнесла княгиня.

– Понимаю. Непривычно. Но, во-первых, попробуй что-нибудь написать, и ты увидишь, что стальное перо куда удобнее. Во-вторых, все те листы и еще многие, которые я выбросил, исписаны вот этим пером.

Иван достал из внутреннего кармана кафтана, который пришил самолично, свою перьевую ручку с надетым на нее колпачком:

– Смотри, в каком оно состоянии. Да чтобы все это записать, я измочалил бы прорву гусиных перьев. А еще благодаря убористости письма мне потребовалось втрое меньше бумаги.

– Зато и читать непривычно. Слишком уж буковки мелкие, – парировала Ирина.

Но тем не менее она вцепилась в ручку и старательно записывала на листе первое, что приходило в голову. Не сказать, что княгиня находила новинку удобной. Все же к подобному нужно еще привыкнуть. К примеру, линии получались настолько тонкими, что ее почерк, казавшийся ранее убористым, теперь виделся в ином свете. Неприглядном, надо сказать.

– Хи-хи. Ну прямо по новой нужно учиться писать. Буковки слишком большие получаются, и бумага протыкается.

– Во всем нужна сноровка, закалка, тренировка. Поработай малость, потом и вспоминать о гусиных перьях не захочешь.

– Ну не знаю, – с явным сомнением произнесла она.

– Ясно, – вздохнул Иван, протягивая руку. – Извини, не угодил. Может, получится в следующий раз.

– Чего это ты сразу? – пряча подарок за спиной и отступая на шаг, словно какая девчонка, возмутилась Ирина. – Я же сказала, пока не знаю. Вот попользуюсь, а там и скажу.

– Ладно, – улыбнулся Иван. – Предусмотрел я кое-что на этот случай.

С этими словами он забрал у Ирины ручку и, выдернув перо из-под зажимного кольца, сменил его на другое. В коробочке была целая дюжина перьев, причем трех размеров, по четыре каждого. Иван просто не мог не отметить колоссальной разницы с гусиным эквивалентом. Если уж ему поначалу было несколько непривычно и потребовалось время, чтобы выработать новую моторику письма, то что говорить о местных. Они ведь и вовсе ничем иным не пользовались.

Сменив перо на самое широкое, он вновь протянул его Ирине. Та с интересом наблюдала за его манипуляциями, отмечая для себя простоту замены пишущего наконечника. Никакого сравнения с починкой обычного пера. Взяла ручку и вновь попробовала писать. Идеально подошло следующее перо. Среднего размера.

– Сможешь заменить запасные перья на вот такие размеры? – спросила она.

– Что за вопрос. Их ведь сделал я. Значит, сумею, – пожав плечами, ответил Иван. – Только и другие пусть остаются. Мало ли, вдруг все же понадобятся.

– Ваня, а ты сможешь изготовить еще несколько таких наборов?

– Разумеется. А сколько надо?

– Ну-у… парочку как можно быстрее. Я хочу подарить их братцу и племяннику. Они страсть как охочи до разного письма. А там и еще… Хм. Да с десяток, не меньше. Детям моим по набору, племяннице Лизавете, профессора нужно уважить. Словом, найдется кому подарить.

– Ясно. Тогда два набора я сумею сделать уже к утру.

– Было бы замечательно. Я как раз завтра собиралась братца навестить. Он после этой истории места себе не находит, если день меня не видит. Все думает, как бы мы опять от него чего скрывать не стали.

– Понятно. Только тогда уж извини, побегу. Иначе не поспеть, – разведя руками, произнес Иван.

Вообще-то времени на то, чтобы изготовить потребные перья, у него было более чем достаточно. Но оставался вопрос с футлярами и самими ручками. Если бы речь шла об обычных, то ничего сложного. С помощью токарного станка он мог наклепать их сколько угодно и быстро.

Вот только это подарочные наборы. Причем не простым людям. Следовало облагородить ручки серебром, а это уж только у златокузнеца. Да и футляры делал не он сам, а мастер. У того выходило всяко лучше.

Словом, не было у него времени. Совсем не было. Нужно сначала добраться до дома, выточить ручки, потом отправиться в Белый город и передать их ювелиру, ну и футлярщика навестить. Хм. Вылетит ему эта затея в копеечку. Учитывая срочность заказа, потребность в серебре и бархате, рубля в три, никак не меньше.

Впрочем, оно того стоило. С остальными наборами он уже так подгонять не станет. Но и затягивать не будет. А что такого? Реклама – двигатель прогресса. Нужно еще пару-тройку наборчиков припарадить Митьке, пусть поднесет кому-нибудь из своих любимых преподавателей.

Нет, Иван вовсе не собирался налаживать производство ручек. И без того забот хватало. Но отчего бы не подключить к этому делу кого другого. Предоставить в его распоряжение оборудование, и пусть трудится, а прибыль пятьдесят на пятьдесят. Вполне справедливо. А это дело пойдет. Однозначно. Вот только кого привлечь? Хм. Ну с этим нужно к бате. Он народ куда как лучше знает…