Текст книги "Фаворит. Стрелец"

Тут ведь появляется целый ворох проблем. Это и сами специфические боеприпасы. И то, что раньше ему не приходилось делать магазинные образцы. Это только кажется, что их можно склепать на коленке. На деле там столько всего, что лучше и не заикаться. Что-то однозарядное – это да. Но ему нужна скорострельность.

А что до винтовки Жерардони, то он изготовил в свое время два десятка таких образцов. А потому и хорошо знал это оружие, и воссоздать его мог без особого труда. Когда теория подкреплена практикой, материал буквально врезается в память. Вот и ему много чего врезалось.

Кстати, кроме этого, Иван приготовил еще и несколько гранат, снаряженных белым порохом. В принципе получить тот же пироксилин особого труда не составляет. Вот только его гигроскопичность… Словом, с рисковой взрывчаткой он связываться не стал. Потом проведет испытания и примет решение. Сейчас же и с порохом все отлично работает.

Пока Иван собирал свой бесшумный карабин, Фрол управился с веревками и еще раз проверил, насколько хорошо увязал прислугу. Порядок. Теперь обойти дом. Или все же квартиру. Просторную, не без того. Но все же это квартира, которая занимает даже не весь первый этаж, а только его часть.

Обстановка как в музее. В смысле в понимании Ивана конечно же. А так… Не сказать, что очень уж богато, но и далеко не бедно. Вся мебель резная. Один сплошной антиквариат. Иван даже не взялся бы определить, на какую сумму это все потянуло бы в его мире.

А вот хозяина в доме не оказалось. Что, впрочем, ожидаемо. Они наблюдали, как он уходил. Правда, расслабляться и не думали. Мало ли, вдруг вернулся. Он-то пользовался не черным ходом, а вполне себе парадным.

Фрол, ничуть не смущаясь, начал шарить по шкафам в поисках денег. Ну а что тут скажешь – казак. Он ведь только в романтических бреднях от благородных беглых крестьян ведется. На деле же от разбойника. И Степан Разин, и Ермак, и Хабаров – все были теми еще благородными личностями. Словом, горбатого могила исправит. А потому Иван и не стал придавать этому значения.

Сам же, пока суд да дело, решил сунуть нос в личные бумаги хозяина. Угу. Вот молодец. Что он там подумывал насчет того, что в данном конкретном деле ему вовсе не обязательно знание иностранных языков? А вот выкуси. Только и остается, что любоваться на исписанные листы, не понимая ни единого слова.

Разве что почерк на большинстве бумаг был одинаковым. Не иначе как принадлежал ректору. Но это единственное, что он сумел разобрать. Зато в углу обнаружился просторный кожаный саквояж. Не мудрствуя лукаво, Иван начал запихивать все бумаги в него. Чай, в Москве найдутся толмачи, разберут, что тут и к чему.

Требовательный стук в дверь. Еще один. И снова. Наконец она хлопнула. Это Иван озаботился, открыв запор.

– Томас, ты где, бездельник! – послышался недовольный голос ректора.

Наконец появился и сам хозяин квартиры. Явно недовольный происходящим, он прошел прямо на кухню. Не иначе как желая отчитать нерадивого слугу. Вот только ничего-то у него не вышло. Не успел он удивиться тому простому обстоятельству, что Томас и Ядвига связаны, как его затылок буквально взорвался болью.

– Не убил? – выходя из-за портьеры с карабином наготове, спросил Иван у Фрола.

– Напрасно сомневаешься, Ваня. Живехонек, чего ему сделается, – с явной обидой ответил казак.

Процедура связывания повторилась в третий раз. И вновь Иван предпочел не лезть под руку профессионалу. Наложить путы так, чтобы и лишить свободы движений, и в то же время не передавить кровоток, нужно уметь. И Флор знал в этом деле толк. А то как же. Пленники они ведь тоже товар и добыча, а потому требуют как строгого, так и бережного обращения.

Единственное, что предпринял Иван, это сдернул с пленника кафтан и проверил его воротник. Он умел делать выводы из своих ошибок. И второй раз важного пленника вот так за здорово живешь не упустит. Впрочем, никакой ампулы с ядом в воротнике он не обнаружил. Потом сорвал с пленника галстук. Результат тот же.

– Пришел в себя, господин хороший, – устраиваясь напротив ректора, произнес Иван. – Только давай договоримся так. Ты не делаешь вид, что не знаешь русского языка, а я не стану лишний раз щекотать тебя железом.

Говоря это, Карпов с эдакой ленцой ковырял под ногтями кончиком ножа. Нет, грязи там не водилось. Что ни говори, но при уровне местной медицины он предпочитал строго придерживаться доступных ему санитарных норм. Кровавым поносом этот мир не удивить, как и смертельным исходом от этой болячки. Но сама игра с клинком выглядела вполне показательно.

Господин Раудис осмотрел сидящего напротив него молодого человека. Глянул в сторону казака. Если парень, может, и играет, то по поводу его спутника никаких сомнений. Убивец со стажем. Поэтому, что-то там для себя решив, ректор утвердительно кивнул, мол, готов к общению на русском.

– Вот и ладно. Тут такое дело, господин ректор. В Москве схватили душегубов, умышлявших против великой княгини Хованской. Вижу, ты об этом уже знаешь. Вот и ладно. С польским послом пускай Посольский приказ разбирается. Нас же интересует иное. Один из душегубов, твой брат-иезуит, отчего-то решил свести счеты с жизнью. Выходит, преданный был делу человек и боялся под пытками что-то такое интересное нам поведать. А если судить по бумагам из его тайника, был он в тесной с тобой переписке. Государю страсть как не нравится, когда умышляют против царской семьи. Но у тебя есть возможность остаться в живых. Надо только поведать нам, о чем так боялся проговориться твой брат Кравчик. Как видишь, все просто.

– А если я буду упорствовать, вы станете меня пытать, – когда по знаку Ивана Фрол освободил пленника от кляпа, произнес ректор.

Закричать он даже не пытался. Казак наложил ему на горло руку и был готов передавить его в любое мгновение. Так что поднять шум не получится в любом случае. Ну и к чему бесполезные усилия?

– И под пытками ты все одно заговоришь. Рано или поздно все начинают говорить. Но оно тебе надо, принимать страдания с известным заранее результатом?

– Мне это не нужно. Твоя правда. Но каковы гарантии, что вы оставите меня в живых, если я все поведаю без утайки?

– Гарантий нет. Но государю не нужна твоя смерть. Его куда больше устроит, если ты донесешь весть до своих братьев, что на Руси вам делать нечего. Иначе прольется много крови. Вашей крови, братья Иисусовы.

– Хорошо. Переписка в тайнике стола. – Кивок на массивный рабочий стол. – Развяжите мне одну руку. Любую. Нужно особым образом нажать на узоры, чтобы сработал механизм.

Иван посмотрел на Фрола. Тот только ухмыльнулся, мол, не успеет этот ничего предпринять. Тогда Карпов дал знак, и казак освободил левую руку ректора.

Придвинули стул к столу, внимательно наблюдая за пленником. Тот же действительно нажал на выступы узора, используя все пять пальцев. В утробе стола что-то щелкнуло, и боковая панель тут же откинулась, провернувшись на петлях.

Иван заглянул в тайник. Хм. Действительно какие-то бумаги. Полез их доставать и тут вдруг услышал хрип и раздосадованные чертыханья Фрола. Обернувшись же, обнаружил ректора, трясущегося в корчах судороги.

– Какого?..

– Да кто же его знал, – ответил Фрол. – Вроде потянулся взмокший лоб протереть, а потом р-раз – и камешек у колечка откинулся, а этот в рот себе что-то сыпанул. Ну и…

– Твою налево. И этот. Вот что вы такое задумали, ироды, если с такой легкостью кончаете с собой?

Вопрос риторический. Потому что тот, кто мог ответить, уже затих с пеной на губах, устремив остекленевший взгляд в некую даль. Иван глянул на правую руку. Там присутствовало похожее кольцо. В смысле по габаритам. Так что скорее всего было абсолютно без разницы, какую руку ему освобождать.

– И что будем делать? – спросил Фрол.

– Забираем бумаги и уходим, что же еще, – вздохнул Иван.

– А как с прислугой быть?

– Оставим. Дом не выстынет и за неделю, соседи-то топят. А их найдут гораздо раньше. Дело свое провалили. С бумагами пусть разбираются в Москве. Все, уходим.

Эпилог

Жером де Атталь с удовольствием потянулся к бокалу великолепного французского вина – привет с его далекой родины. До недавнего времени ему приходилось пробавляться разной кислятиной, завозимой в дикую Московию европейскими торговцами. А для чего везти дикарям изысканные напитки, кои они не сумеют оценить? Правда, были и исключения.

Взять того же боярина Василия Голицына, который покровительствовал французскому дворянину, объявившемуся в Москве год назад. Де Атталь оказался сведущ во многих вопросах. Он был неплохим инженером, что доказал кое-какими дельными замечаниями и предложениями. Разбирался в военном деле, как в строительстве, так и во взятии крепостей. Не понаслышке был знаком с тактикой как татарской конницы, так и турецкой армии. Чему способствовали несколько лет, проведенные на службе в австрийской армии.

В Москву он прибыл не просто в поисках удачи и возможности заполучить тепленькое и доходное место. Нет. Он приехал сюда, когда стало известно о заключенном между Польшей и Россией договоре против Турции. Не сказать, что данное обстоятельство в Австрии было воспринято с воодушевлением.

Но Жерому было глубоко наплевать на интересы бывших работодателей. Они платили ему жалованье, и он честно отрабатывал его своей кровью. В России же иноземцы традиционно получали куда более солидное вознаграждение. Главное, оказаться полезным. И опыт де Атталя должен прийтись как нельзя кстати. Ведь русские собирались драться с крымскими татарами.

И все-то со стороны выглядело вполне пристойно. Вот только весь такой открытый, изящный кавалер и решительный солдат на деле имел двойное дно. Он и его товарищ являлись посланниками самого провинциала[17]17
  В иерархии иезуитов четвертая по значимости должность – генерал, генеральные ассистенты, региональные ассистенты, провинциалы.


[Закрыть], возглавлявшего польскую провинцию.

Подмяв под себя Речь Посполитую, где иные религиозные конфессии были практически раздавлены, члены общества Иисуса не могли не обратить свой взор на Русь. Так с подачи провинциала в коллегиумах и бурсах Великого княжества Литовского начали принимать на обучение детей из Новгорода и Пскова.

Мало того, уже практически был решен вопрос о создании таковых в самих этих русских землях. Дело, конечно, шло тяжко, но двигалось. Закладки, сделанные лет десять назад, уже начинали срабатывать. Выпускники академии мало-помалу вступали в права наследования, все больше наливаясь влиянием в тамошнем обществе. Так что Новгород и Псков – это всего лишь вопрос времени.

А вот с Московией все было куда как труднее. Царь Дмитрий попросту запретил отправлять молодежь за границу. Нет, русские, разумеется, обучались в европейских университетах. Но только ни одно из этих заведений не имело касательства к ордену.

Ситуацию попытался исправить ректор Вильненского университета, получивший на то благословение провинциала. Но его предприятие потерпело неудачу. Конечно, жаль, потому что коллегиум общества Иисуса в Немецкой слободе был бы как нельзя кстати. Что с того, что там хватает протестантов?

Здесь, на Руси, они все чужаки, а потому европейцы тянутся друг к другу, протягивая руку помощи. А иезуиты могут быть как решительными, так и терпеливыми. Ведя честные диспуты с представителями других религиозных конфессий, можно заронить сомнения даже во взрослых людей, что уж говорить о молодежи. А в теологических спорах с братьями не выстоят не только эти протестанты, но и православные иерархи. Они попросту не имеют столь обширного опыта и специфичного обучения.

Н-да. Попытка обернулась провалом. Ректор Раудис и доктор Кравчик слишком уж увлеклись устранением проблемы. Тогда как ее нужно было либо обойти, либо использовать в своих целях. Как? Ну для начала немного подумав.

Провинциал решил действовать исподволь. Нужен был живой пример. Олицетворение того, как европейский склад ума, европейский взгляд и европейский уклад жизни приводят к успеху. Это зажжет молодые сердца и поднимет авторитет Европы в целом. И на эту роль был назначен боярин Голицын.

Именно де Атталь должен был выступить проводником начинания провинциала. Ему предстояло вести параллельную игру на случай неудачи Адама Кравчика, мир его праху. Папа лично отпустил ему грех самоубийства. Жерома даже слегка передернуло, едва только он представил, что его ожидало, попади покойный доктор в руки Разбойного приказа живым. Рано или поздно говорить начинают все. А еще хорошо, что, кроме него, о французе никто не знал.

Итак, ставка была сделана на Голицына. Ему предстояло немножечко выиграть войну с Крымским ханством и вернуться в Москву в ореоле славы. А этого боярина отличало искреннее преклонение перед Европой. Он предпочитал все только европейское. Будь его воля, то и сына отправил бы учиться за границу. Причем непременно в университет общества Иисуса, потому как полученное там образование в Европе считалось наиболее престижным.

Сам боярин, как и его семья, неизменно носил европейское платье. Его дворец, в отличие от остальных, был выстроен в итальянском стиле. И даже кухня в его доме была европейской. Хм. Именно благодаря этому его пристрастию Жером и имел возможность побаловать себя великолепным вином, выписанным боярином по его совету.

Дверь в его комнату открылась, впуская невысокого смуглолицего итальянца, такого же члена ордена, как и сам француз. При этом на его лице было самое что ни на есть постное выражение.

– Что случилось, Анджело? – отставляя бокал на секретер, за которым сейчас работал, спросил де Атталь.

Он вовсе не собирался подходить к своим обязанностям спустя рукава. Голицын должен выиграть эту войну. А значит, армия должна быть снаряжена и экипирована наилучшим образом. А еще он прорабатывал возможные варианты действий татар. Победа победой, но ведь и он будет в рядах этой самой армии. Так что трудился он не за страх, а за совесть.

– Преставилась, мир ее праху, – осенив себя крестом, ответил итальянец.

– Мир ее праху, – повторил за ним Жером. – Что ж, теперь у Василия Васильевича развязаны руки. Сходит в поход, разобьет крымчаков и вернется в ореоле славы.

– Не думаю, что Хованская посмотрит в его сторону, – усомнился Анджело.

– С чего бы это? Он уже давно был бы ее любовником. Потому как полностью в ее вкусе. Она же ему нравится, и он пытался завести с ней роман. Но княгиня не встречается с женатыми. Вдовец – дело совсем иное. Мало того, они, можно сказать, ровня, а потому он даже может на ней жениться. Он мужчина в самом расцвете сил. Да и женщинам нравиться умеет.

Едва только Жером узнал о том, что Голицын, зрелый мужчина сорока девяти лет, тайно вздыхал по Хованской, как тут же решил разыграть эту ставку. Дело оставалось за малым – устранить жену боярина. Чем и занялся Анджело. Начать травить боярыню не составило труда. Ведь кроме того, что Василий Васильевич взял на службу советника-француза, он нашел в своем дворце местечко и для итальянского лекаря, прибывшего вместе с ним. Соответственно, тот и пользовал все семейство Голицыных, как и супругу боярина. Два месяца, и вот бедолага сошла в могилу.

– Дело не в нем, а в ней. Княгиня влюблена в молодого стрельца. Не смотри так, тут все серьезно. Настолько серьезно, что за полгода его отсутствия она ни разу ни с кем не закрутила, хотя прежде в столь долгих воздержаниях замечена не была.

– Хм. То есть он может быть помехой?

– Он будет помехой, – покачав головой, уточнил итальянец.

– Брось. И не таких обламывали.

– Жером, ты веришь в знаки судьбы? – вдруг отчего-то поинтересовался Анджело.

– И?

– Франсуа де Бриен был французом, Марио Риццо – итальянцем. И оба оказались на пути этого молодого стрельца. Причем уже доподлинно известно, что именно он их разоблачил и лично захватил Марио.

– Брось, Анджело. Об нас он обломает зубы, – безапелляционно заявил де Атталь. – К тому же он стрелец. Причем молод. А значит, ему не избежать похода. Его полк под началом Голицына. Остается только взвалить на него почетное, славное, но невыполнимое задание, чтобы он геройски сложил голову. Уверен, подобная возможность представится. А война все спишет. Но зато если нам удастся свести вместе Хованскую и Голицына… Это будет адова смесь.

– Дай-то бог, чтобы ты оказался прав.

– Не переживай. Я прав. И мы устраним этого щенка без труда. Ладно, дружище, займись лучше своими делами. А мне нужно работать. Голицын непременно должен победить в этой войне.