Текст книги "Фаворит. Стрелец"

Глава 5
Долг платежом красен

Признавать, что был не прав, всегда трудно. Но коль скоро так уж случилось, то лучше все же найти в себе смелость сделать это. Причем не столько для окружающих, сколько для самого себя. Как ни странно, но это позволяет почувствовать себя сильным. Одно только осознание того, что ты способен признать свою неправоту, глядя человеку прямо в глаза, поднимает твою же собственную самооценку. А уж она-то дорогого стоит.

Поэтому, разложив все по полочкам и придя к выводу, что все же повел себя неверно, Иван наконец отправился в родительский дом. Трудно ли ему было это сделать? Признаться, не особо. По факту ведь он не восемнадцатилетний юнец со взором горящим и раздутым самомнением. Взрослый и вполне состоявшийся мужик, разве что в юношеском теле.

Другое дело, что мир этот прост, как валенок, с такими же простыми нравами. Нагадил – отвечай. А какой тут ответ? Получи свою долю розог, плетей или вожжей. Простенько так, но сытно, по самые гланды. Получать по хребтине или пониже спины не хотелось. Совершенно. Но и отринуть себя от семьи не получается.

Подворье родительского дома встретило Ивана вполне обыденно. Два дворовых пса вылезли из своих просторных будок и с легким скулежом начали тянуться к нему. Из-за ограничивающих их свободу цепей здоровенные псины как-то уж очень потешно прижимали бошки к земле и пытались дотянуться до хозяина передними лапами. Словно выпрашивая внимания. А отчего, собственно говоря, «словно»? Именно что выпрашивая.

Иван вообще любил собак. И эти выросли практически на руках у прежнего обладателя тела. Подошел сначала к одному кобелю, потрепал за ушами. От второго послышалось недовольное рычание, смешанное со скулежом обиды. Пришлось одарить лаской и его. И только после этого ступить на крыльцо дома.

Войдя под кров, перво-наперво посмотрел на образа и перекрестился. Семья как раз собралась за обеденным столом.

– Здрав будь, батюшка. Здрава будь, матушка. Здравы будьте, братец и сестрицы, – церемонно начал он.

А то как же. Виниться так виниться.

– Прости, батюшка. По молодости да по глупости начудил.

Отец смотрит исподлобья проницательным взглядом. Иван же, тихонько вздохнув, поклонился и протянул ему кожаный ремень. По телу тут же пробежала непроизвольная дрожь. Хорошо хоть в кафтане, не то было бы неловко.

Архип отложил ложку. Поднялся из-за стола. Подошел к сыну. С задумчивым видом принял ремень. Ага, ритуального легкого касания ремнем спины не последовало. Будет бить. Нет, ну оно ему надо было?!

Иван снял кафтан. Следом рубаху. И, отвернувшись, подставил спину. В ожидании удара всеми силами старался не напрягаться. Да только напрасно все. Напряжение пробегало по телу волнами. Едва он расслаблялся, как мышцы тут же сковывало рефлекторным спазмом.

Удар вышел хлестким. От души. У Ивана едва не высекло слезы. Они набухли в уголках глаз, но чтобы пролиться, не хватило самой малости. Вот сейчас приложится еще разок, они и потекут. Но если с этим Иван ничего поделать не мог, то болезненный стон сдержать все же сумел. И пребывал в уверенности, что по меньшей мере на второй удар сил тоже хватит.

Но в тот момент, когда он был готов принять его, Архип повесил ремень на плечо сына. За спиной послышался скрип половиц – родитель отошел в сторону. И наконец – лавки, на которую опустилось массивное тело.

– Марфа, подай ложку. Сын к обеду пришел. Ну чего встал столбом? Одевайся и за стол. После обеда поговорим.

Н-да. Удар-то был один. Зато приложился батя от души. Если не останется рубец, то синяк во всю спину гарантирован. Однако припомнилось, как тот учил сына еще до появления здесь Рогозина. Не то чтобы злобствовал, но все же доставалось прежнему владельцу тела регулярно и качественно.

Обед оказался немудреным. Чугунок посреди стола с наваристыми щами да краюха домашнего хлеба. Вот ведь. Вроде и пекут раз в несколько дней, а с продуктом из его мира не сравнить. Этой выпечке по ощущениям дня три, никак не меньше, но рядом с ней не станет и свежий магазинный хлеб.

После обеда вышли во двор, а там и в кузню прошли. Незачем домашним слышать мужской разговор. Митя было увязался, но отец шуганул его, чтобы под ногами не путался. Он-то вроде и не мал уже, четырнадцать годочков, и бате помощник вместо Ивана. За молотобойца-то Архип его пока не пользует особо, чтобы не надорвался малец. Так, на пробу. Но науку кузнечную брат уже постигает и даже кое-что сам выковать может.

Вот только подозревал отец, что разговор с сыном может выйти непростым. А по такому делу лучше без свидетелей. После той клятой сосульки сын словно сам не свой стал. Странный и порой совершенно незнакомый.

– Батя, я тут подумал. Не дело это, когда кузнец без молотобойца остается.

– Хочешь вернуться в кузню? – вздернул бровь отец.

– Не, батя. Прости. Но молотом махать я больше не стану. И не оттого, что считаю зазорным. Просто лишнее это, коли можно все сделать по уму. И Митю на том пользовать неправильно. Ты ведь верно поступил, когда отдал его в учебу. Будущее оно за образованными. Я себе на замену хочу механический молот у тебя поставить. Только не думай, все траты моими будут, сам же все и слажу, – поспешил заверить Иван. – Ты просто позволь поставить переделку.

– Вот, значит, как, – неопределенно произнес кузнец.

– Да помню я твои слова о том, что Господь заповедал нам добывать хлеб в трудах. Но ить я не к безделью веду. И потом, купцы ничего не куют и не создают. Только и того, что перепродают товар. И все же грехом не считают. А ведь потом соленым тот товар не окропляют.

– Хм. В чем-то твоя правда есть, – почесав в бороде, задумчиво произнес Архип, а потом словно между делом заметил: – А от чего привод? От речки? Так это какой длины ось нужно будет устроить, чтобы к кузне подвести. Да на реке колесный сарай ставить, чтобы в зиму не перемерзало. А для того еще и очаг ладить.

Угу. Кто бы сомневался. Натура у отца бережливая дальше некуда. И нести расходы, вкладываясь во что-то новое, он ой как не любит. Да только…

– Батя, не бросив зерно в землю, урожай не собрать.

– Поучи еще, – явно сдаваясь, проворчал Архип.

– А колесо водяное ставить не будем. Твоя правда. Далеко до речки. Тут или кузницу переносить, или лучше ставить колесо на конной тяге. Лошадь и молот с мехами работать заставит, и в повозку станет. Хоть в кузню, хоть по дрова, хоть на рынок.

– Вот гляжу я на тебя, сынок, и диву даюсь. Иной ты стал. Ничего в тебе такого я ранее не примечал. А тут… Откуда все и берется. Ну ладно. Про булат ты вычитал в книжке. Скажешь еще, что и про эти махины молота и мехов прознал оттуда же. Но мне пришлось сначала с десяток подков загубить и получить по маковке от батюшки, пока первую сладил. А уж сколько учился металл распознавать по цвету, какой ковать, какой калить, а какой и погодить, так и вовсе молчу. А ты вот так. Походя. Р-раз – и булатный клинок выковал. Два – и махину собрался ставить. И ведь никаких сомнений, непременно поставишь.

– Да ты не поверишь, батя, – вздохнул Иван.

– А ты не сомневайся, сынок, говори. Я ить родитель твой. Так что пойму. Ну было дело, решил наставить на путь истинный. Но ты ведь сворачивать не хочешь. Вот я и желаю понять, по какой такой дорожке ты идешь и куда она тебя заведет.

– Да тут такое дело. Словом, когда мне на голову та сосулька упала, я многое видеть стал. Ну-у… Не знаю. Откровением называть как-то неправильно. Чай, не святой. Но вот много нового мне видеться стало. А на кое-что старое уж по-иному гляжу. Одно только и ведаю, что не от нечистого это.

– Откуда такая вера?

– Так ить сосулька та с церкви упала. Да на освещенной земле все случилось. Нечистому туда ходу нет.

– Надо бы со святыми отцами посоветоваться, – с сомнением проговорил Архип.

Особо удивленным он не выглядел. Возможно, оттого, что уже давно ломал голову над переменами, произошедшими с сыном. Кто его знает, до чего он там додумался. Может, сейчас мужик вообще облегчение испытал.

– Не надо, батя. Вот ей-ей беду накличем, – тут же подхватился Иван.

– Это как же?

– А вот так. Уволокут меня в какой свой монастырь и запрут, так что я света белого не увижу.

– Ты чего это о святых отцах так-то?

– А того. Попомни мои слова, пойдешь к ним за советом – сбегу. Уж лучше, как тать, по лесам хорониться, чем в монастырском узилище сидеть.

– Ладно. Тут я тебя понял, – сразу же уверившись, что Иван так и сделает, произнес Архип. – Но это получается – и булат, и махины от той сосульки приключились. А насчет иноземца того ты врал.

– Врал, батя. Прости. – Глянул на отца и снова вздохнул: – За ремнем идти?

– Обойдется, – смерив парня взглядом, возразил отец. – А деньгу на переделки откуда возьмешь?

– Ну так я же не сразу сообразил, чего это такое мне мнится, и взялся выделывать ту первую сабельку. Решил поначалу проверить. Ты ни в какую слушать меня не хотел. Вот я с ребятами в лесном овраге и устроил плавильню. Обломок клинка старого нашел, еще пару железок, да и выплавил первый булат. Потом, когда ты в наряде был, вынес ночью инструмент, и мы в лесу выковали полосу. А после, так же тайком, сладил несколько ножей. Ну и купцу запродал. Так что деньга у меня есть.

– Н-да-а. Вот гляжу я на тебя и думаю, может, все же надо бы за ремнем-то сходить.

– Воля твоя, батюшка.

– Ладно. Пошли в кружало[5]5
  Кружало – в старину питейное заведение, кабак.


[Закрыть], – вдруг неожиданно выдал Карпов-старший. – Там обо всем поговорим. Тебе ить сегодня в наряд?

– Сегодня, – согласно кивая, подтвердил Иван.

– Ну, значит, сегодня обговорим. Завтра я это все додумаю. А послезавтра, если не передумаю, за дело и возьмемся. И коли так, то деньгу свою попридержи. У меня с серебром порядок. Верно ты говоришь, сынок, не бросив в землю зерно, урожай не соберешь. Но ить и думать надо, куда то зерно кидать. А ну как болото. Так зерно то и всходов не даст. Ладно. Пошли.

Ну а куда деваться? Пошел. Впрочем, не с такой уж неохотой. Нет, вино местное ему не по вкусу. Ну, может, оттого, что действительно хорошее еще не попадалось. А вот пиво – совсем другое дело. Пил он его с удовольствием. Впрочем, смотря чье. Медовое же вино пробовать пока не доводилось. Да и редкость оно нынче на Руси. Потому как вытеснили его иноземные напитки, которые стоят куда дешевле.

Ну и водка. Куда же на Руси без нее. А главное, все как в его мире. Качество различается просто радикально, от откровенной сивухи до чистого продукта. Правда, об этом Иван только слышал. Пить же нечто, по качеству схожее с паленкой, желания не было никакого.

Вообще-то вот такой поход в кружало – здесь особый ритуал. Эдак отец показывает всем, что почитает сына за взрослого, самолично угощая его хмельным напитком. Можно, конечно, и обойти эту процедуру, попивая спиртное тайком. Но тогда либо хоронись от родителя, либо, если застукает во хмелю, то и прилюдно может отходить ремнем, как пса шелудивого.

Напиваться не стал. Оно и невместно, с отцом-то в компании, и в наряд заступать. А вот отец, похоже, на радостях решил свалиться в штопор. Иван и не предполагал, в каком тот пребывал напряжении все это время. А то как же, повинится сын или все же придется ронять лицо? Тут вам не там. Все куда как весомее и серьезней. Так что радость у мужика.

Лишь когда оказался на улице, Иван вдруг сообразил, что пошел к отцу не только из-за общественного мнения или своего душевного равновесия. Пусть и иное общество, но по большому счету Иван – дитя другого времени, поэтому ему плевать, что о нем скажут. Не он первый, кому кости моют, не он последний. И вообще, скучно людям, вот и развлекаются как могут.

Стало жаль отца и мать? Ну понять-то он Архипа понял. Все так. И даже во многом признал его правоту. К тому же в ходе разговора выяснилась причина стремления родителя одеть сынка в перешитое старье.

Иван-то решил, что в бате скупость заговорила. И даже предположил грешным делом, что тот хотел полученное на складе продать с прибытком. По факту же имели место банальная бережливость и здравый смысл. Сын-то все еще растет. А ну как вытянется за лето? В его возрасте это очень даже легко может статься. И что, ходить в подстреленном кафтане? Ну это-то еще ладно. А как с сапогами быть? Эдак никаких ног не хватит, в тесной обувке расхаживать. Да и нечего новое занашивать на тренировках и в нарядах, коль скоро старое все еще ноское.

Так вот, одной из главных причин примирения явилось то, что Ивану банально нужны были помощники. Из друзей соратники получились откровенно никакие. Одно дело шалости ради помочь поставить кузню в овраге. С риском быть битыми родителями таскать с подворья Карповых инструмент. Да при всем при этом принимать участие в создании настоящих булатных клинков. И совсем иное – пахать с утра до вечера, света белого не видя.

Парни семьями не обременены. Да еще и возраст такой, что только держись. Вот гулять, хорохориться перед девками да отплясывать они готовы до рассвета. Ну еще воинскую премудрость постигать. Это они тоже завсегда готовы. А работать – только из-под палки и с одной лишь мыслью о том, когда же родители их наконец отпустят. Вот женятся, пойдут детки, взвалится ноша на спину, тогда уж смотреть станут совсем по-иному. А пока… Дело-то молодое.

Вот и выходит, что друзья-товарищи – это замечательно, но положиться на них никак не получится. Но даже если все же привлечь, их еще учить и учить. А вот Архип пусть звезд с неба не хватает, но уже готовый кузнец. Опять же отец. А потому и надежды на него куда больше.

Выспаться перед нарядом не вышло. Пришлось становиться к печи и готовить. А что прикажете делать? Хозяйки-то нет. Вот и вынужден сам кашеварить. Иван-то рассчитывал пораньше освободиться после беседы с отцом, а тот его в кружало повел. Ну да что тут поделаешь. Нет, понятно, что можно как бы и в родительском доме поужинать, да только лучше все же поддерживать дистанцию. Ну не горел он желанием возвращаться.

Пока возился с ужином и готовил снаряжение, время и прошло. Поел, да и на улицу. Надо поспеть в приказную избу на развод. Все же хорошо, что в наряд не требуется брать полное вооружение. Командование как рассудило? Огненный бой в патруле очень даже может пригодиться. Ватаги в Москве случались столь дерзкие, что порой чуть ли не сражение приходилось выдержать. А вот бердыш – уже лишнее, тут и сабелька сойдет. Ну и сухарная сумка, ясное дело, ни к чему. Так что облегчение служилым выходило изрядное.

А вот дежурство не заладилось сразу. Едва только вышли на улицу, как тут же прибежал постреленок из кружала. Оказывается, там имело место самое настоящее пьяное побоище. Десятник, дядька Кузьма, тут же снарядил свой десяток в нужном направлении. Пришлось побегать, да еще и чавкая жирной грязью. Снег уже практически сошел, мороза нет, сплошная сырость и слякоть.

Когда прибежали в кружало, там уже все закончилось. В помещении полный кавардак. Даже пара скамей из массивной доски поломана. В смысле ножки, конечно. Потому как ты эту плаху поди еще сломай. Тут и бердышом не вдруг управишься. Ну а так – форменный погром.

Четверо стрельцов из разных десятков, отдыхавшие в кабаке, удерживали Архипа, скрутив ему руки. Около дюжины человек, охая и подвывая, искали себе место, где можно отдышаться после драки. Посредине небольшого зала у опрокинутого стола двое вздыхают над третьим, у которого из груди торчит нож.

Картина маслом, йолки! Причем чья работа с трупом, сомневаться не приходится. Во-первых, удерживают именно Архипа. Во-вторых, в груди убиенного видна рукоять отцовского ножа. Уж Иван-то его знал хорошо. Богатый нож, из хорошей стали. Еще тот, прежний Иван, завистливо поглядывал на этот клинок.

– Емеля, что тут у тебя стряслось? – строго поинтересовался десятник, подавая сигнал своим подчиненным и придерживая Ивана за плечо.

В конце концов на службе они, а не те четверо. Поэтому и дело надлежит брать в свои руки. Ну и нечего кому постороннему крутить их соратника, пусть и бывшего. Опять же сын его вполне себе в их десятке.

– Да чего стряслось, Кузьма Гордеевич. Сидел Архип, выпивал. Сначала с сынком, потом еще подходили люди. А как один остался, эти трое подсели. – Кивок в сторону двоих, склонившихся над трупом. – О чем говорили, не ведаю. Да только Архип как взвился, да по морде вон этого.

Иван посмотрел на указанного мужчину, признавая его. Как звали, не то что не помнил, просто не знал. Но зато видел его в лавке у того самого купца, которому сдавал клинки. Вот с товарищем его ни разу не встречался. Глянул повнимательнее на труп. Вот так вот! Йолки! Это же приказчик купца. Как же его? Точно, Андрей! Ох, что-то тут нечистое творится.

Нет, понятно, что кружало расположено близ Мясницких ворот и народ тут крутится самый разный. От обитателей близлежащих слобод до проезжего люда. А то как же, Мясницкая ведь ведет в Немецкую слободу, и на нее же выходит Владимирский тракт.

Вот только что тут делают торговые гости Москвы? Коль скоро обосновались в Гостином дворе, то тут им точно ловить нечего. Кабак можно и в Китай-городе сыскать, причем куда приличнее, чем этот, на окраине. Тут ведь дело-то какое. Если рогатки, что выставляются на основных перекрестках столицы, еще можно обойти, то караулы у запертых ворот никак не миновать. Это как бы в нарушение существующих правил. Местные, конечно, еще и не там пролезут. Но на то они и местные.

Так что же вы тут делаете, торговые люди? Да еще и к бате подсели. Плевать, что Иван не чувствует сыновней почтительности и любви. Однако за добро нужно платить добром, к тому же Иван уже видел в Архипе своего сподвижника, соратника и опору. А он своих не бросает. И вообще жуть какой собственник.

– Далее что было? – окинув взглядом человека, на которого указал кружальщик, спросил десятник.

– Ну а что дальше. Архип как врезал, этот на соседний стол отлетел да по сусалам Ремезову попал. Гнат долго разбираться не стал и тоже в морду. А там дружки этого подхватились и Архипу в морду, значит, ну и с Гнатом посчитались. А там завертелось, уж и не поймешь, кто кого по сусалам али еще куда. Ну я мальца и отправил в приказную избу. Прикинул, что как раз только выходить должны будете.

– Ясно. Кто ударил этого, видал?

– Так Архипа нож. Он им в костях ковырялся.

– Я тебя спросил, чей это нож? Ты видел, кто ударил?

– Нет. Не видал.

– Десятник, беззаконие хочешь учинить? Своего выгородить? – промокнув тряпицей разбитую губу, покачивая головой, произнес мужик, с которого вроде как началась драка.

– А ты не гоношись. Кто таков будешь?

– Кислицин Родион, старшина охранной ватаги новгородского купца Жилина.

При этом многозначительно взглянул, мол, вон оно как. Этот-то вроде и из ваших будет, но и нас задарма не сожрешь. К купцам в Москве со всем уважением. Не холят и лелеют, нет. Но и в обиду попусту не дадут. Царь о торговле радеет.

– И что, по-твоему, тут произошло?

– Мы специально сюда пришли. Купец случаем прознал, где кузнец живет, и отправил договориться насчет товара. Этот, – кивок на труп, – приказчиком у Игната Пантелеевича и за доверенного. Я и ватажник мой охраной к нему, чтобы кто не обидел. Нашли кузнеца здесь. Подсели чин чином, повели разговор. Андрей ему предложение сделал, начали торговаться. Ну, пока рядились, кузнец Андрюху по матушке, я ему предложил укоротить язык. Слово за слово, а дальше вы знаете. Дело, в общем-то, житейское, кабы этот Андрея ножичком не приласкал.

– Сам видал? – уточнил Кузьма Гордеевич.

– Сам, – подтвердил Родион.

– Врешь, собака! – взъярился Архип. – Драться дрался, но за нож не брался. Кузьма Гордеевич, Христом богом клянусь, как началась драка, я того ножа и не видел, – обращаясь уже к десятнику, убежденно произнес кузнец.

Дальнейший опрос особых результатов не дал. Все свидетели и участники описали одни и те же события с незначительными вариациями. А вот как Архип ударил приказчика ножом, кроме Родиона, не видел никто. Тот же стоял на своем твердо.

Посчитав, что первичные следственные действия выполнены, десятник увел с собой как обоих гостей столицы, так и задержанного Архипа. Ну разве что еще нескольким участникам событий велел поутру явиться в приказную избу. Пусть завтра этим делом уже занимается дьяк. Составит опросные листы да отправит бумаги вместе с задержанными на съезжую в Китай-городе.

О теле убиенного велел позаботиться кабатчику. Тому надлежало поутру доставить его в Гостиный двор, купцу Жилину. Оповестить его о случившемся и считать себя совершенно свободным. Дальше пусть купец сам разбирается.

– Дядька Кузьма, ты веришь в то, что батя мог вот так вот?

– Не дядька, а господин десятник, – без резкости, но все же твердо одернул парня старый вояка.

– Прости, господин десятник.

– Служба, сынок. Ты уж привыкай. При любых делах мы на службе. А что до батьки твоего… В прошлом походе в Крым, когда мы обратно улепетывали, наш полк зажали ногайцы. Ну и ворвались в ряды, думали, сейчас покуражатся. Да только зубы обломали. Стрельцы в рукопашной, если не побегут, страшная сила, сынок. Мы ить своими бердышами любого ворога в капусту порубаем. Так вот, в ту сечу твой батька чуть не дюжину ногайцев покрошил. Лют Архип в сече. Страшно лют.

– Так то в сече. А то в драке кабацкой, – не согласился Иван.

– Разница порой невелика. А тут он еще и в подпитии.

– Значит, по-твоему, батя мог?

– Он ли, нет ли, не ведаю. О том только этот охранник купчишки говорит. Но то, что мог, это правда.

Иван отстал от десятника и, обождав малость, пошел рядом с отцом. Тот был подавлен и уныло брел под караулом с повязанными за спиной руками. Пил? Да, пил. Но вот только пьяным он совсем не выглядит. Вопрос не в трезвости, а в том, что он все же отдает отчет в своих действиях. Глянул на сына:

– Вот такие дела, Ваня. Ты Марфе все обскажи. Да передай, чтобы не волновалась. Нет на мне крови того приказчика. Оговор все.

– Я понял, батя.

Угу. Оговор. Даже если и так, на дыбу Родиона не потащат. Это факт. И от своих показаний он также не откажется. Тоже факт. Почему? Да потому, что Иван вдруг четко осознал, что тут случилось. Архипа попросту спровоцировали, чтобы подвести под суд и крупный штраф. А как у того не окажется денег, то он отправится в кабалу. И купец заполучит кузнеца, владеющего секретом булата.

Вот только перебор вышел. Как предполагал Иван, гости должны были подрезать своего. Ну мало ли в чем он провинился перед купцом. А вышло так, что убили. Убийство же в Русском царстве каралось смертной казнью. Во всяком случае, насколько знал Иван.

Но есть еще загвоздка. Каким бы ты ни был умелым воином, одно дело – в драке незаметно сунуть нож и совсем иное – сделать это аккуратно, чтобы клиент выжил. Признаться, Иван плохо себе это представлял. Да вообще не представлял. Все же скорее всего он чего-то не понимает.

– Батя, ты духом не падай. Я что-нибудь придумаю. Обязательно.

– Ты мамку навестить не забудь, – не веря в возможности сына, велел Архип.

Ладно, не веришь, и не надо. Как, говорите, вас звать, сударыня? Ирина Васильевна? А фамилия случаем не Хованская? Он-то ее раньше не видел, но был убежден, что недавно успел познакомиться. Причем она ему малость задолжала. В тот-то вечер как-то не до анализа было. А вот потом…

Разговоров о развеселой великой княгине ходило много. По столице гуляли небылицы одна краше другой. Причем все по секрету, под страхом если не лишения живота, то батогов, а то и кнута, точно.

Если бы не ее слова о возможности обратиться к ней за помощью, Иван и не подумал бы этого делать. Ищите дурака злить сильных мира сего. Открой рот не по делу, так и языка лишиться можешь. И это если повезет. Ох не с официального приема она возвращалась с подругой или служанкой, когда их попытались прижать.

Отпроситься у десятника на пару-тройку часов не составило труда. Тот отнесся с пониманием и отпустил до полуночи, наказав к тому времени обязательно вернуться. Ну и от глупостей разных предостерег. Условились, мол, Иван животом занемог, и десятник его отпустил. Ну какой из него вояка при таких делах. Так что если Иван где засветится, это будет сугубо его геморрой. Впрочем, парня это полностью устраивало.

Заскочил сначала в родительский дом, сообщил матери о беде. Это дело такое, лучше уж знать. Конечно, не помешало бы поддержать ее, но недосуг. Потом к себе домой, оставил пищаль с припасами и саблю. Они будут только помехой. Подхватил свой пистоль. В наряд его таскать смысла нет, тяжесть лишняя. А случись надобность, так рядом десяток товарищей. Сейчас же эта дура вовсе даже не помешает.

Подумывал прикупить и второй пистоль, но по здравом размышлении отказался. Уж больно неудобный. Считай, мини-карабин. Ну его к ляду, такую радость. Нужно придумать что-нибудь поприличнее. Однако начать придется не с него, а с вещей куда более прозаичных, призванных повысить благосостояние. Ну и мастерскую нужно поставить да оборудовать надлежащим образом. Не на коленке же ваять огнестрел. Это не нож выковать в овраге. Пока же надо обходиться тем, что есть.

Добрался до известного пролома в стене. Не сказать, что им пользовались все кому не лень. Кирпич-то осыпался, но свободного прохода все одно нет. Нужно карабкаться на стену, прикладывая определенные усилия. Так что пусть тут и набита тропа, но пользуются этим маршрутом исключительно молодые, скорее даже подростки, и тати, которым ну никакой радости пересекаться с патрулями.

Вроде и не поздно, но улицы совершенно пустынны. Народ здесь вообще рано ложится спать. Только и того, что собаки облаивают. Когда проходил мимо дворца боярина Рыльского, к кованому забору подбежали три здоровенные псины. Да так гаркнули, что Иван с перепугу едва не всадил в них заряд свинца. Насилу успокоился, сообразив, что этим зверюгам никак не выбраться за ограду. Бог весть что за порода, но он впечатлился.

Обратил внимание, что во дворце князя Черкасского все окна ярко освещены. Обычная светская тусовка. Здесь она называется не «ассамблея» и не «бал», а «гулянье». Правда, смысл от этого ничуть не меняется. Все те же танцы и веселье, сопровождаемые горячительными напитками. Разве что напиваться в хлам – это моветон.

Кстати, случаются и европейские мотивы с их менуэтами и тому подобной белибердой. А то как же, тут ведь и иноземные гости бывают. Это в Европе никому нет никакого дела до гостей, их обычаев и культуры. Русские куда более терпимы и гостеприимны. Впрочем, есть и ярые подражатели европейскому стилю.

До знакомого дома дошел без происшествий. Даже ни с кем не повстречавшись. Правда, несколько раз едва не растянулся на грязной улице. Даже подумал о том, чтобы устроить в Москве уличное освещение. Нет, понятно, что сейчас это никакая казна не потянет. Но ведь можно озадачить домовладельцев вместе с хозяевами дворцов и усадеб. Как вариант. А он бы под это дело развернул производство газовых генераторов.

И Москва сразу же стала бы самым продвинутым городом. А то все эти русские князья да бояре только и знают, что складывать деньги в кубышку. Да и владельцы доходных домов недалеко ушли. А газовый генератор обойдется не так уж дорого, зато и в доме освещение, и по улицам можно ходить с куда меньшим риском переломать себе ноги.

Да и окупится в конце концов. Не быстро и не вдруг, но польза будет. А то как же. Отходы от работы этих генераторов – древесный уголь да деготь. Если, конечно, пользовать березовые дрова и желательно с корой. Можно и сосновые дровишки, но тогда уж только смола, потому как уголь из сосны совсем поганый. Ну или какие твердые породы. Тут только уголек получится. Нет, береза самый оптимальный вариант.

А вот и нужный дом. Постучал висящим у калитки молотком. Как ни странно, очень скоро ему ответил привратник. Не успел еще лечь? Да мало ли. Оно ведь и впрямь не так поздно. Скорее уж рано. Всего-то девять часов вечера. Впрочем, все в этом мире относительно, тем более при отсутствии электричества и телевидения.

– Кто там? – раздался старческий голос.

– Я к Христофору Аркадьевичу, – ответил Иван.

– Как доложить?

– Карпов Иван, стрелец Дмитриевского полка.

– Жди, – последовал короткий приказ.

Впрочем, ждать пришлось совсем недолго. Не прошло и пары минут, как громыхнул засов и дверь гостеприимно распахнулась. И впрямь старик. Стоит эдакий боровичок, в руках стеклянный фонарь с горящей свечой. Кстати, дороговатое удовольствие. Если фонарь со слюдой стоил шесть копеек, то вот такой, с прозрачным стеклом, целых пятьдесят. Стекло – товар заморский, тут его варить не умели. Или не хотели.

Вообще ситуация непонятная. Академия наук есть, а производство на уровне прошлого века. Нет, какие-то мануфактуры имеются. Но этого явно недостаточно для обеспечения даже внутреннего рынка. Оттого даже текстиль весьма дорог. Причем настолько, что многие по сию пору предпочитают обходиться домотканым полотном. Ну и цены на промышленные товары традиционно высоки.

Да что там. В стране даже нет оружейных заводов или хотя бы мануфактур. Единственное производство оружия имеется в Туле. Но ни о каком централизованном выпуске там и речи нет. Каждый мастер сам себе хозяин и делает ровно столько, сколько считает нужным для собственного благосостояния. А это хорошо как пара ружей в месяц. Холодное оружие и доспехи традиционно куют в московской Бронной слободе, ну и где кому придется.

Вот медики те да, очень даже преуспевают. Мало того, есть царский указ, запрещающий врачам выезжать за границу и заводить там практику без пятилетней отработки в Русском царстве. И результаты заметны. Смертность, в особенности детская, значительно уменьшилась, численность населения неуклонно растет.

Пока размышлял об этом, прошли знакомым двором и дальше в дом. В прихожей останавливаться не стали. Слуга повел вглубь. Правда, не на второй этаж. Ага, вот и просторная комната, заставленная книжными шкафами, у окна большой рабочий стол, заваленный свитками, стопками бумаги и раскрытыми книгами. На углу стоит канделябр на три свечи. Наверняка рабочий кабинет.

Сам хозяин восседает за столом, водрузив на нос очки. Это да, если работать вечерами с таким освещением, зрение посадишь на раз. И чего не догадаются использовать стеклянные плафоны? Оно куда ярче получится. Достаточно взглянуть на фонарь в руках старика, чтобы сделать соответствующие выводы.

– Здравствуй, дружок, – поздоровался с Иваном хозяин дома.

– Здравствуй, Христофор Аркадьевич.

– Решил не затягивать с обещанной тебе помощью? – с легким неодобрением поинтересовался Рощин.

– Так уж вышло, – не стал лукавить парень.

Да и не до того как-то. Тут время дорого. По своему прошлому опыту он прекрасно знал, что практически любую проблему гораздо проще решить по-горячему.