Текст книги "Эрагон. Наследие"

– Но мы же не можем просто так позволить ему сдаться! – воскликнул Эрагон.

«Согласна», – сказала Сапфира.

– Мы не имеем права останавливать его, если он сам решит уйти в пустоту, – строго сказала Арья. – Выбор за ним. И только за ним одним.

– Да, но мы можем попытаться убедить его, помочь ему понять, что жизнь стоит того, чтобы ее продолжать!

Арья на какое-то время словно застыла в глубоком молчании, лицо ее казалось странно торжественным и суровым:

– Я не хочу, чтобы он умирал. Никто из эльфов этого не хочет. Однако каждый миг после пробуждения от снов для него мучителен, так не лучше ли, если он обретет избавление от этих мук?

Ни у Эрагона, ни у Сапфиры ответа на этот ее вопрос не нашлось. Они еще некоторое время продолжали обсуждать события минувшего дня, затем Сапфира вытянула свою голову из палатки и стала устраиваться на своей травянистой полянке.

«У меня такое ощущение, будто я лиса и голова моя застряла в кроличьей норе, – пожаловалась она. – У меня даже чешуя чешется, когда я не могу увидеть, не подкрадывается ли ко мне кто-нибудь сзади».

Эрагон ожидал, что и Арья тоже уйдет, но она, к его удивлению, осталась и, похоже, с удовольствием. Они продолжали болтать о всяких пустяках, и он был несказанно этому рад, даже терзавший его голод куда-то испарился. Возможно, виной тому были мысленные схватки с Арьей и Глаэдром. Впрочем, Эрагон в любом случае с радостью пожертвовал бы самым сытным горячим обедом ради одной тихой беседы с Арьей.

Ночь уже со всех сторон окутала их палатку, в лагере стало совсем тихо, а они все продолжали свой разговор, легко перескакивая с одной темы на другую. У Эрагона уже слегка кружилась голова от усталости и возбуждения – ему казалось, что он выпил слишком много крепкого медового напитка. Однако он заметил, что сегодня и Арья чувствует себя в его компании гораздо свободнее, чем обычно. Они говорили о Глаэдре и своих фехтовальных упражнениях, об осаде Драс-Леоны и о том, что тут можно было бы сделать. И о других, менее важных вещах они тоже говорили, например, о том журавле, которого Арья видела во время охоты в тростниках на берегу озера, и о выпавшей чешуйке на морде Сапфиры, и о том, что лето кончается, а дни опять становятся холоднее… Но, словно ходя по кругу, все время возвращались к одному и тому же: к грядущему сражению с Гальбаториксом и тому, что ждет их в Урубаене.

Рассуждая насчет различных магических ловушек, которые может устроить для них Гальбаторикс, и как лучше этих ловушек избежать, Эрагон вдруг вспомнил вопрос, который Сапфира задала ему о Глаэдре.

– Арья…

– Да-а? – Она почти пропела это короткое словечко.

– А чем бы ты хотела заняться после того, как все это будет кончено? «Точнее, если все мы останемся живы», – подумал он.

– А ты?

Эрагон потрогал пальцем рукоять Брисингра.

– Не знаю… Я пока не позволяю себе думать о чем-то более далеком, чем поход на Урубаен… И потом, важно еще, чего захочет Сапфира. Мне кажется, мы с ней могли бы вернуться в долину Паланкар, я бы построил большой дом в предгорьях Спайна, где-нибудь на вершине холма. Мы, конечно, вряд ли много времени проводили бы там, зато всегда могли бы туда вернуться, когда нам не нужно было бы летать по всей Алагейзии из конца в конец. – Он усмехнулся. – Не сомневаюсь, дел у нас хватит, даже когда Гальбаторикс будет мертв. Однако ты мне так и не ответила: чем ты будешь заниматься, если мы победим? Должна же ты была думать об этом. Причем времени у тебя на подобные размышления было куда больше, чем у меня.

Арья приподняла одну ногу, поставила ее на табурет и, обхватив согнутое колено руками, оперлась о него подбородком. В полумраке палатки ее лицо на темном фоне войлочной стены странно качалось и расплывалось, словно лицо явившегося в ночи призрака.

– Я провела гораздо больше времени среди людей и гномов, чем среди эльфов, – сказала она, – и давно к этому привыкла. Пожалуй, мне уже и не хочется возвращаться в Эллесмеру и постоянно жить там. Там происходит слишком мало событий. Иной раз кажется, что целые столетия пролетают незаметно, пока сидишь и смотришь на звезды. Нет, скорее всего, я продолжу служить своей матери в качестве посла. Я ведь когда-то оставила Дю Вельденварден именно потому, что мне хотелось способствовать установлению в мире некоего равновесия… Ты правильно сказал: дел у нас хватит, даже если нам удастся одолеть Гальбаторикса. В этом мире многое нужно исправить, и мне бы хотелось стать частью этого процесса.

– Ясно… – Это был не совсем тот ответ, который Эрагон надеялся от нее услышать, но, по крайней мере, он давал ему возможность надеяться, что и после Урубаена они не расстанутся навсегда, что их связь не прервется, что он сможет хотя бы иногда видеть ее.

Если Арья и заметила его разочарование, то ничем себя не выдала. Они поговорили еще несколько минут, затем Арья извинилась и встала, собираясь уходить.

Когда она шагнула мимо него, Эрагон протянул было руку, чтобы остановить ее, но не решился, лишь воскликнул:

– Погоди… – Он и сам не знал, на что надеется, но все же надеялся. Сердце у него билось так сильно, что его стук отдавался в ушах; к щекам прилила кровь.

Арья чуть помедлила, стоя к нему спиной у выхода из палатки, потом сказала:

– Спокойной ночи, Эрагон, – и выскользнула наружу, тут же исчезнув в ночной темноте. А он остался сидеть один в пустой палатке.

Открытие

Следующие три дня пролетели для Эрагона незаметно, а вот остальные вардены продолжали маяться затянувшимся бездельем. Стояние у стен Драс-Леоны продолжалось. Некоторое оживление возникло, когда Торн переменил привычную позицию над центральными воротами и сместился на сотню футов вправо, устроившись на стене близ одной из сторожевых башен. После долгих споров и длительного совещания с Сапфирой Насуада и ее советники пришли к выводу, что Торн переместился исключительно из соображений большего удобства для себя, поскольку в этом месте стена была более гладкой и широкой. Но если не считать этого перемещения, осада явно затягивалась.

Каждое утро и вечер Эрагон подолгу и весьма интенсивно занимался с Глаэдром, а днем упражнялся в фехтовании с Арьей и другими эльфами. Теперь его сражения перестали быть столь затяжными и напряженными, как тот первый поединок с Арьей – было бы глупо каждый день изматывать себя до изнеможения. А вот Глаэдр по-прежнему стремился спустить с него три шкуры и никогда не упускал возможности еще немного прибавить к его знаниям и умениям, но никаких скидок на случайные ошибки или усталость не делал.

Эрагон с удовольствием отмечал, что наконец-то способен до конца сохранить достоинство, сражаясь с эльфами. Но сохранить позиции во время этих поединков было непросто – стоило ему хоть на секунду ослабить сосредоточенность, как меч противника утыкался ему в грудь или был приставлен к горлу.

Во время занятий с Глаэдром ему удавалось делать весьма ощутимые успехи – но это если оценивать их с точки зрения обычных обстоятельств. Однако в данной ситуации и его самого, и Глаэдра приводило в отчаяние то, как медленно идет обучение.

На второй день во время утренних занятий Эрагон сообщил старому дракону:

«Учитель, когда я впервые прибыл в лагерь варденов в Фартхен Дуре, меня заставили открыть свои мысли близнецам. Они сказали, что должны выяснить, каковы мои познания в области древнего языка и магии».

«Ты ведь уже говорил об этом Оромису, так зачем же ты теперь повторяешь мне то же самое?»

«Потому что… Видишь ли, близнецы попросили меня тогда вызвать к жизни истинную форму серебряного кольца, а я в те времена еще не знал, как это делается. Это уже Арья мне потом объяснила, как с помощью древнего языка можно воссоздать суть любого предмета или существа. Но Оромис никогда ни о чем таком мне не рассказывал, и я все думал… почему он не говорит об этом?»

Глаэдр словно слегка вздохнул и сказал:

«Воссоздать истинную форму предмета – это весьма сложная магия. Чтобы этого добиться, нужно понимать всю важность, весь смысл существа или вещи – в точности, как если бы ты пытался узнать чье-то истинное имя. Кроме того, практическая ценность подобных действий весьма мала. И они очень опасны. Очень! Дело в том, что подобное заклинание воплощается в жизнь, как некий последовательный и непрерывный процесс. Ты не можешь произвольно остановить действие этого заклятия. Либо тебе удастся вызвать истинную форму того или иного объекта… либо нет, и тогда ты умрешь. Так что Оромису попросту незачем было учить тебя столь рискованным вещам. К тому же в те времена ты еще слишком мало знал, и даже обсуждать с тобой подобную тему было бессмысленно».

Эрагон внутренне содрогнулся, понимая теперь, почему Арья пришла в такое бешенство, когда близнецы потребовали, чтобы он вызвал к жизни истинную форму кольца. Потом он вдруг сказал:

«А знаешь, Учитель, теперь я, пожалуй, хотел бы это попробовать», – и сразу почувствовал, с каким пристальным вниманием посмотрел на него дракон.

«Зачем это тебе?»

«Хочу узнать, обладаю ли я тем уровнем знаний, чтобы понять сущность хотя бы самого маленького предмета».

«И снова я спрашиваю: зачем это тебе?»

Но найти нужные слова, чтобы более внятно объяснить свое желание, Эрагон не сумел и просто направил всю сумятицу собственных мыслей в сознание Глаэдра. Тот довольно долго переваривал этот невнятный поток идей и ощущений, но ответил ему так:

«Прав ли я, полагая, что ты связываешь это с возможностью одержать победу над Гальбаториксом? Ты думаешь, что если тебе удастся должным образом применить заклинание и остаться в живых, то ты сумеешь и его одолеть?»

«Да», – с облегчением выдохнул Эрагон. Он не сумел столь четко определить свои намерения, как это сделал дракон, но это было именно так.

«И ты решительно настроен попробовать?»

«Да, Учитель».

«Это может убить тебя», – напомнил ему Глаэдр.

«Я знаю».

«Эрагон! – воскликнула Сапфира, хотя голос ее звучал совсем слабо, отдаленно, ибо она в этот момент летала высоко над лагерем, высматривая, не грозит ли откуда опасность. – Это слишком опасно. Я бы никогда тебе этого не разрешила».

«Я должен это сделать», – упрямо заявил он.

И Глаэдр, обращаясь одновременно и к Эрагону, и к Сапфире, сказал:

«Хорошо, если ты настаиваешь, попробуй сделать это в моем присутствии. Если у тебя не хватит знаний, я смогу тебе подсказать и тем самым спасти тебя».

Сапфира, услышав ответ старого дракона, что-то сердито прорычала, чуть не оглушив Эрагона. Возле палатки послышались громкие крики людей и эльфов, шелест крыльев, и Сапфира, спикировав, приземлилась столь стремительно, что чуть не снесла палатку вместе с Эрагоном.

Потом она просунула в «дверь» свою огромную голову и сердито воззрилась на Эрагона. От горячего ветра, вырывавшегося у нее из ноздрей, у Эрагона зашевелились волосы на голове, а глаза начали слезиться; к тому же Сапфира недавно пообедала, и он задыхался от сильной вони горелого мяса.

«Ты так же туп, как какой-то кулл!» – заявила Сапфира.

«Не тупее тебя!»

Губа драконихи изогнулась в подобии хищной усмешки.

«Так чего же мы ждем? Раз ты собрался непременно попробовать свои силы, так начинай скорее!»

«Суть чего ты решил вызвать? – спросил Глаэдр. – Это должна быть такая вещь, с которой ты очень близко и хорошо знаком».

Эрагон некоторое время блуждал взглядом по палатке, потом вдруг уставился на кольцо с сапфиром, которое всегда носил на правой руке. «Арен…» С тех пор как Аджихад по просьбе Брома передал ему это кольцо, он почти никогда не снимал его с руки. Оно стало как бы частью его тела, такой же, как рука или нога. За те долгие часы, которые он провел, разглядывая кольцо Арен, он, казалось, запомнил каждую его грань, каждую фасетку и, закрывая глаза, легко мог представить себе это кольцо в мельчайших подробностях. Но при всем при этом он все же многого не знал о нем – не знал истории его жизни и того, как его создали эльфы, но самое главное, не знал, какие магические чары могли быть в него вплетены.

«Нет… не Арен».

Затем его взгляд упал на рукоять меча, стоявшего в углу и прислоненного к лежанке.

– Брисингр, – прошептал Эрагон.

Приглушенный шелест – и клинок на полдюйма приподнялся в ножнах, словно его подтолкнули снизу. Маленькие язычки пламени пробежали по лезвию, касаясь гарды. Потом пламя погасло, и меч скользнул обратно в ножны, поскольку Эрагон поспешно завершил невольно вырвавшееся у него заклинание.

«Брисингр», – думал он, будучи теперь совершенно уверенным в своем выборе. Этот меч был создан искусством и умением эльфийки Рюнён, но и он, Эрагон, тоже приложил руку к его созданию, соединив свой разум с разумом оружейницы, когда они вместе ковали меч. Если и был в мире предмет, который он понимал и знал вдоль и поперек, так это его меч Брисингр.

«Ты уверен?» – спросил Глаэдр.

Эрагон кивнул и поймал себя на том, что золотистый дракон видеть его не может.

«Да, Учитель, уверен. Но у меня есть один вопрос: Брисингр – это истинное имя моего меча? Если же нет, то нужно ли мне узнать его истинное имя, чтобы сотворить заклятие?»

«Брисингр – это имя огня, как тебе известно. А истинное имя твоего меча, безусловно, гораздо сложнее, хотя оно вполне может включать в себя и слово „брисингр“. Если ты хочешь, можно, конечно, обратиться к этому мечу, назвав его истинным именем, однако с тем же успехом ты мог бы называть его просто „меч“, ибо результат будет точно таким же, поскольку истинное знание о нем будет у тебя на переднем крае мыслей. Имя – это всего лишь ярлык, символизирующий определенные знания о предмете, но для того, чтобы воспользоваться самими знаниями, ярлык тебе, в общем, ни к чему. Он сути не меняет. Ты меня понимаешь?»

«Да».

«В таком случае продолжай».

Эрагон задумался, затем отыскал в дальнем уголке своей души некий заветный уголок, обратился к нему, дабы пополнить запас своей телесной энергии, и, направив эту энергию как бы внутрь готового к произнесению им вслух слова, стал мысленно перечислять все то, что знает о своем мече. Наконец он громко и отчетливо сказал:

– Брисингр!

И почувствовал, что на мгновение словно лишился сил. Встревоженный, он попытался что-то сказать или хотя бы пошевелиться, но заклятие уже действовало и заставило его замереть на месте. Он не мог ни глазом моргнуть, ни вздохнуть.

И меч его не вспыхнул синим пламенем, как обычно. Теперь его лезвие как бы струилось, словно отражение в воде. Затем в воздухе рядом с ним возник некий прозрачный сверкающий предмет – идеальное подобие самого Брисингра, только без ножен, столь же безупречное, как он сам. Эрагону ни разу не довелось обнаружить в своем мече ни малейшего недостатка, но его подобие, как бы плывущее в воздухе, было, похоже, еще лучше. Перед Эрагоном словно возникла сама идея этого меча, которую никто, даже старая Рюнён со всем ее опытом, не сумел бы воплотить в жизнь.

Как только это подобие стало видно достаточно отчетливо, Эрагон вновь обрел способность дышать и двигаться. Он еще на несколько секунд продлил действие заклятия, чтобы иметь возможность сполна восхититься красотой вызванного образа, завершил действие чар, и призрачное подобие меча медленно растаяло в воздухе.

И в палатке неожиданно воцарилась полная темнота. Только тут Эрагон почувствовал, как внимательно следят за ним Сапфира и Глаэдр, как тесно их разум соприкасается с его разумом. Оба дракона были необычайно напряжены. Если бы он вздумал шутливо подтолкнуть Сапфиру, она бы, наверное, от неожиданности свернулась в кольца, точно змея, и зашипела.

«А если бы я вздумала шутливо пихнуть тебя, от тебя только мокрое место осталось бы», – заметила она, услышав его мысли.

И Эрагон, блаженно улыбаясь, опустился на лежанку. Он чувствовал себя очень усталым.

В ушах у него прозвучал глубокий вздох Глаэдра – словно ветер прошелестел над пустынной равниной, – и старый дракон сказал с явным облегчением:

«Ты хорошо справился с этим заданием, Губитель Шейдов. Но давай все же больше не будем его повторять».

Похвала Глаэдра удивила Эрагона. Старый дракон не был особенно щедр на похвалы – особенно с тех пор, как начались эти их занятия.

«Хорошо, Учитель, я согласен», – ответил Эрагон и, передернувшись от озноба, потер плечи; странный холод сковывал его тело, руки и ноги прямо-таки заледенели. Ему и самому не очень-то хотелось повторять подобный опыт. И все же Эрагон испытывал глубокое чувство удовлетворения: он доказал сам себе, что кое-что способен сделать не хуже – а может, и лучше – многих других магов Алагейзии.

И это, безусловно, вселяло в его душу надежду.

Через два дня в лагерь вернулся Роран со своими товарищами: усталый, израненный, измученный долгой дорогой. Возвращение Рорана на какое-то время вывело варденов из тупого ожидания. Они устроили героям Ароуза грандиозную встречу, однако очень скоро большинством вновь овладело тоскливое настроение.

Эрагон был страшно рад, что Роран вернулся живым и невредимым. Он знал, что с его двоюродным братом все в порядке, поскольку несколько раз наблюдал за ним с помощью магического кристалла, и все же видеть его воочию было очень приятно. Эрагон сразу избавился от того чувства невнятной тревоги, которое все это время его преследовало. Роран и Катрина были теперь его семьей – Муртаг не считался, Эрагон и не воспринимал его как брата, – и ему было невыносимо даже подумать о том, что он может потерять Рорана.

Однако, встретившись с братом, Эрагон был потрясен его внешним видом. Он ожидал, конечно, что Роран и его спутники будут вконец измотаны, но Роран выглядел куда более худым и усталым, чем все остальные. Казалось, за это время он постарел лет на пять. Веки у него покраснели, глаза были обведены черными тенями и глубоко запали, на лбу пролегли резкие морщины, все тело в синяках и ссадинах. А пятнистая, наполовину обгоревшая борода имела вид в высшей степени неопрятный и странный.

Все пятеро – ибо, увы, их вернулось всего пятеро, а не шестеро – тут же отправились к целителям Дю Врангр Гата, а затем предстали перед Насуадой. Она поблагодарила героев за проявленные мужество и храбрость и отпустила всех, кроме Рорана. Его она попросила дать подробнейший отчет об этом походе и о самом захвате Ароуза. Рассказывал он довольно долго, но Насуада и Эрагон, стоявший по ее правую руку, слушали его с неослабевающим вниманием, время от времени ужасаясь подробностям, которые он сообщал. Когда он умолк, Насуада объявила, что присваивает Рорану звание полковника и ставит его во главе одного из варденских полков.

Эрагон ожидал, что эта новость обрадует Рорана, но заметил, что морщины на лице брата отчего-то стали еще глубже, а брови хмуро сошлись на переносице. Роран, однако, не возразил Насуаде и жаловаться ни на что не стал. Он просто поклонился и сказал своим охрипшим от усталости голосом:

– Как тебе будет угодно, госпожа Насуада.

Эрагон проводил Рорана до его палатки, возле которой их уже поджидала Катрина. Она так радостно бросилась к Рорану, что Эрагон смущенно отвернулся.

Они пообедали все вместе, включая Сапфиру, но Эрагон с Сапфирой при первой же возможности, извинившись, откланялись, видя, что у Рорана просто нет сил на гостей, да и Катрине хочется наконец остаться с мужем наедине.

Когда они с Сапфирой брели через лагерь в сгущавшихся сумерках, кто-то за спиной вдруг отчаянно закричал: «Эрагон! Эрагон! Погоди минутку!»

Эрагон обернулся и увидел высокую хлипкую фигуру Джоада. Старый ученый чуть ли не бегом догонял его, длинные седые волосы его разлетались во все стороны, худощавое, гладко выбритое лицо раскраснелось. В левой руке Джоад сжимал потрепанный кусок пергамента.

– Что случилось? – с тревогой спросил Эрагон.

– Вот! – воскликнул Джоад, сияя глазами, и протянул ему пергамент. – Я сумел снова это сделать! Я отыскал тот проход! – В сумеречном свете страшный белый шрам, спускавшийся Джоаду на висок, как-то особенно выделялся на фоне его загорелой кожи.

– Что ты сумел сделать снова? Какой проход ты нашел? Говори помедленней, я что-то тебя не понимаю!

Джоад опасливо огляделся и, наклонившись как можно ближе к Эрагону, прошептал:

– Это вознаграждение за мои бесконечные поиски и труды, за то, что я перерыл целую груду книг! Я открыл тайный туннель, который ведет прямо в Драс-Леону!

Решения

– Объясни мне еще раз, – попросила Насуада.

Эрагон нетерпеливо переступил с ноги на ногу, но от комментариев воздержался.

Из груды свитков и книг, сваленных перед ним на столе, Джоад извлек тоненький томик в красном кожаном переплете и в третий раз начал свой рассказ.

– Примерно пятьсот лет назад, насколько я могу определить…

Джормундур прервал его нетерпеливым движением руки.

– Оставь ты эти подробности. Мы и так знаем, что это всего лишь твои предположения.

Джоад начал снова:

– Итак, примерно пятьсот лет назад королева Форна послала Эрста Сероборода в Драс-Леону или, точнее, в то место, которое должно было стать Драс-Леоной…

– А зачем она его туда послала? – спросила Насуада, играя кружевами рукава.

– Межклановая борьба среди гномов была в самом разгаре. Форна надеялась, что сможет обеспечить поддержку нашему народу, если поможет королю Радгару с планированием и строительством города, ведь, собственно, именно гномы создали крепостные укрепления Ароуза…

Насуада скатала кружева в трубочку и подсказала:

– Но тут Долгратх Полубочка убил Форну…

– О да. И Эрст Серобород, не имея иного выбора, был вынужден как можно скорее вернуться в Беорские горы, чтобы защитить свой клан от посягательств Долгратха. Однако же еще до своего ухода в горы… – И тут Джоад поднял палец, призывая всех быть внимательными, и открыл красную книжку. – В общем, он, похоже, начал работу еще до своего ухода в горы. Главный советник короля Радгара, лорд Ярдли, пишет в своих мемуарах, что Эрст начал создавать план строительства канализационной системы под центральной частью города, поскольку это должно было иметь значение при строительстве оборонительных сооружений.

Орик со своего места в дальнем конце стола, занимавшего всю центральную часть шатра, заметил, одобрительно кивая:

– Истинная правда! Всегда требуется для начала решить, как распределится на местности вес укреплений, и учесть тип почвы, на которой эти укрепления будут строиться, иначе неизбежны провалы и осыпи.

Джоад благодарно на него посмотрел и продолжил:

– Разумеется, в Драс-Леоне и теперь нет никакой канализационной системы под землей, и я уверен, что ни один из этих планов Эрста Сероборода не был претворен в жизнь. Однако же вот здесь Ярдли пишет следующее. – И Джоад, сунув нос в книгу, прочел: – «В связи с самым плачевным поворотом событий грабители сожгли многие дома и разграбили фамильные сокровищницы. Солдаты реагировали медленно, потому что были заняты на подземных работах. Их заставили копать землю, точно простых крестьян». – Джоад опустил книгу и сказал: – Итак, какими же подземными работами они были заняты и зачем копали землю? Я долгое время не мог отыскать более никаких упоминаний об этой подземной деятельности ни в самой Драс-Леоне, ни в ее окрестностях, пока… – Он положил на стол красную книжку и выбрал другой, куда более увесистый том, толщиной, наверное, в целый фут. – Совершенно случайно… просматривая книгу «Деяния Тарадаса и другие тайны оккультных явлений, засвидетельствованные в эру людей, гномов и древнего народа эльфов»…

– В этой книге полно ошибок, – заметила Арья. Она стояла слева от стола, обеими руками опираясь о карту Драс-Леоны. – Ее автор крайне мало знал о моем древнем народе, а то, чего он не знал, он попросту выдумывал.

– Это вполне возможно, – согласился Джоад, – зато он очень много знал о людях, а нас в данный момент интересуют именно люди. – Старый ученый аккуратно раскрыл толстый том примерно на середине и аккуратно опустил его на стол, прижав ладонью. – Великий Отхман, занимаясь своими расследованиями, некоторое время провел в этих местах, изучая в основном Хелгринд и связанные с ним странные явления. Однако он считал, что и с самой Драс-Леоной что-то не так. Вот что он пишет: «Жители города часто жалуются на странные звуки и запахи, которые просачиваются откуда-то из-под улиц и пола в домах, причем особенно они сильны по ночам. Эти явления невежественные люди приписывают обычно духам, привидениям и прочим сверхъестественным существам, но если это действительно духи, то какие-то странные, не похожие на тех, о которых я когда-либо слышал или читал. Кроме того, известно, что решительно все духи избегают замкнутых пространств». – Джоад закрыл книгу и сказал: – К счастью, Отхман был достаточно въедлив и отметил на карте Драс-Леоны те места, где особенно часто слышались эти звуки. Посмотрите – и сами можете убедиться, что эти отметки образуют почти прямую линию, которая тянется через всю старую часть города.

– И ты думаешь, что как раз там и находится туннель? – спросила Насуада. И это прозвучало скорее как утверждение.

– Именно так, – кивнул Джоад.

Сидевший рядом с Насуадой король Оррин, который все это время молчал, решил высказаться:

– На мой взгляд, ничто из того, что ты показал нам, добрейший Джоад, не доказывает пока, что там действительно существует некий туннель. Если под городом и есть подземное пространство, то это, скорее всего, какие-то погреба, или, возможно, катакомбы, или же еще какие-то помещения, имеющие выход в те строения, что находятся наверху. Но даже если там и есть некий подземный ход, неизвестно, продолжается ли он за пределы Драс-Леоны и куда именно он ведет. Возможно, прямо во дворец, а возможно, и никуда. Скорее всего, судя даже по твоему рассказу, строительство этого гипотетического подземного хода так никогда и не было завершено. Ты со мной не согласен?

– Нет, ваше величество. Во-первых, это, скорее всего, именно туннель, если учесть его форму, – сказал Джоад. – Никакие погреба или катакомбы не могут быть такими узкими и длинными. Что же касается того, был ли этот подземный ход завершен… Нам известно, что им никогда не пользовались для каких-то конкретных целей. Но известно также и то, что туннель этот действительно существовал. По крайней мере, в те времена, когда жил Отхман. А это значит, что этот туннель, или подземный ход, или нечто иное, это уж как вам больше понравится, Эрст должен был закончить хотя бы до определенной степени, иначе просачивание грунтовых вод его бы очень быстро разрушило.

– Ну, а где же вход в него – или выход, если угодно? – спросил король Оррин.

Джоад порылся в груде свитков и вытащил оттуда еще одну карту Драс-Леоны, на которой была также изображена часть ее окрестностей.

– Насчет этого я, конечно, не могу быть полностью уверен, но если туннель действительно ведет из города, то выход из него должен быть где-то здесь… – И Джоад ткнул указательным пальцем в какую-то точку на восточной окраине города. Большая часть строений за пределами стены, ограждавшей и охранявшей сердце Драс-Леоны, была расположена на западной стороне города, ближе к озеру. Это означало, что из того места, на которое указал Джоад, хоть оно, похоже, и находилось в довольно безлюдной местности, куда ближе до центра города, чем из любого другого. – Однако точно сказать, так ли это, я не могу. Мне нужно лично побывать там и попытаться отыскать выход из туннеля.

Эрагон нахмурился. Он надеялся, что Джоад уже обнаружил и вход, и выход из этого подземного туннеля.

– Тебя следует поздравить – это замечательное открытие, мой добрый Джоад, – ласково сказала старику Насуада. – Ты в очередной раз сослужил варденам неоценимую службу. – Она встала со своего стула с высокой спинкой, похожего на трон, и тоже наклонилась над расстеленной картой. Подол ее платья шуршал, касаясь земляного пола. – Хотя, если мы пошлем в эту местность разведчиков, то рискуем обратить на это внимание противника. Предположим, что подземный ход действительно существует, однако он может оказаться для нас практически бесполезен и даже опасен, если Муртаг и Торн будут поджидать нас у его противоположного конца. – Она посмотрела на Джоада. – Как ты думаешь, насколько этот туннель широк? Сколько человек одновременно смогут пройти там?

– Не могу сказать. Возможно…

Орик прокашлялся:

– Земля здесь мягкая, глинистая, с большим количеством ила – это ужасно для строительства туннелей. Если у Эрста была хоть капля разума, он бы никогда не стал планировать для отвода городских стоков один большой канал, а создал бы несколько, но меньшего размера, чтобы уменьшить риск провалов и образования каверн. Тогда я бы предположил, что каждый из них примерно ярд в ширину.

– Слишком узко для того, чтобы там одновременно могли пройти даже двое, – сказал Джоад.

– Да, слишком узко, разве что один кнурла пройти сможет, – подтвердил Орик.

Насуада вернулась на свое место и уставилась на карту невидящими глазами, словно смотрела куда-то вдаль.

Некоторое время все молчали, потом Эрагон сказал:

– Я мог бы поискать этот туннель, с помощью магии став невидимым. Часовые меня не заметят.

– Возможно, – прошептала Насуада. – Однако мне по-прежнему не нравится эта идея – не годится, если ты или кто-то другой станет там шнырять. Слишком велика вероятность, что это все-таки заметят. А что, если за выходом из туннеля наблюдает Муртаг? Его ты тоже смог бы провести? Ведь ты даже не знаешь, на что он теперь способен! – Она покачала головой. – Нет, мы должны действовать осторожно, но так, словно этот подземный ход действительно существует. И решения принимать в соответствии с этим.

Если же события докажут обратное, мы не пострадаем. Но если Джоад прав, то… мы могли бы раз и навсегда овладеть Драс-Леоной.

– Что ты задумала? – с подозрением спросил король Оррин.

– Нечто весьма смелое, нечто… неожиданное.

Эрагон негромко фыркнул:

– Тогда тебе надо с Рораном посоветоваться.

– Уверяю тебя, Эрагон, для этого Роран мне совершенно не требуется.

Насуада снова умолкла. Все, включая Эрагона, терпеливо ждали, когда она заговорит снова. Наконец она встрепенулась, вышла из задумчивости и сказала:

– Значит, так: посылаем маленький отряд воинов, который проберется в город и изнутри откроет нам ворота…

– И ты думаешь, что маленький отряд с этим справится? – прервал ее Орик. – Между прочим, ворота охраняют сотни воинов. К тому же, если ты случайно об этом забыла, на городской стене или где-то поблизости ошивается гигантский огнедышащий ящер. Уж он-то наверняка проявит интерес к кучке глупцов, осмелившихся в открытую слоняться у самых ворот. Это если еще не принимать во внимание самого Муртага!

Не желая, чтобы обсуждение столь важной темы завершилось провалом, Эрагон заявил: