Текст книги "Маг-менестрель"

– Да, конечно, нет. Все понятно, – успокоил его Савл. – Просто вы видите очевидные вещи, которые ускользают от нас обоих – мы пытаемся придумать что-то более сложное, мудреное. Итак, ученый Аруэтто, вы представляйте себе автопортрет с этой самой надписью, а мы тем временем станем сосредоточенно глядеть на портрет брата Фомы.

– Думаете, что-нибудь получится? – с сомнением в голосе спросил Аруэтто.

– Кто знает. Попытка не пытка. Стоит попробовать!

– Попробуем, – уверенно проговорил Аруэтто и пожал плечами. – Ладно, вот вам мой портрет. – Ученый старательно сдвинул брови, и в воздухе повисла миниатюра, заключенная в резную рамку. Лицо получилось похуже, чем на самом деле, но между тем осталось узнаваемым. Ниже лица располагалась небольшая металлическая табличка, на которой были выгравированы слова: «Думай обо мне».

– Есть контакт.

Савл закрыл глаза и взял Мэта за руку. Мэт ответил ему крепким пожатием, тоже закрыл глаза и представил лицо брата Фомы. Затем он как бы расширил обзор и представил себе всю фигуру целиком – брата Фому в монашеской рясе с миниатюрным портретом Аруэтто в руке.

– Руку, Аруэтто, – сказал Мэт.

– Руку, – эхом отозвался Савл.

Мэт почувствовал, как рука Аруэтто сжимает его запястье.

– Я взял тебя за руку, верховный Маг? – воскликнул ученый.

– Держитесь крепче, – проговорил Мэт сквозь стиснутые зубы. – Если что и случится, то очень скоро.

И он вдруг почувствовал себя так, словно кто-то смотрел ему в спину, но не просто смотрел, а как-то очень сильно, если можно так сказать. И еще ему казалось, будто бы он вышел из тени под лучи полуденного летнего солнца где-нибудь в Неваде. Издалека донесся голос Савла:

– Есть контакт! Ну-ка, Мэт, а теперь какую-нибудь прощальную песенку, только в прошедшем времени.

И Мэт подпел товарищу, хотя тональность явно спутал:

 
Чего мы тут оставили,
О том не будем сожалеть мы,
Но мы уже отчалили,
Счастливо, колдуны и ведьмы!
 
 
Не видно звезд, за нами хвост,
Угрюмы небеса,
Ясна угроза? Трепещи, Ребозо, —
Поднимаем паруса!
 

Казалось, ткань вселенной перекрутилась и начала рваться вокруг них. Мир покачнулся. Мэту хотелось сжать ладонями уши, но вместе этого он крепко сжал руки спутников, изнемогая от чудовищного треска. К тому же его качало из стороны в сторону. Как сквозь слой ваты, прозвучал тревожный вскрик Аруэтто и восторженный – Савла. Сам Мэт закусил губу до боли и надеялся, надеялся, надеялся, надеялся на лучшее.

А потом вроде бы мир начал приходить в равновесие, и Мэт постепенно догадался, что все пертурбации происходят в его желудке, а не вокруг. Он не без трепета открыл глаза...

И обнаружил, что находится в небольшой, но просторной комнате, в открытые окна которой льется солнечный свет и доносится запах цветов. Мэт увидел покрытые простой светло-коричневой штукатуркой стены и темные перекрытия, поддерживающие потолок, и монаха, сидевшего на высоком табурете, с восторгом взирающего на их троицу. Мэт узнал брата Фому. Правда, он оказался не совсем таким утонченным, каким его представил Аруэтто. А в правой руке монах держал миниатюрный портрет своего друга.

– Боже мой, Аруэтто! – вскричал брат Фома неожиданно глубоким, гортанным голосом. – Какая радость – видеть тебя! Сколько лет, сколько зим! Но кто эти твои чудесные спутники?

Только Мэт собрался ответить, как мир потемнел и все вокруг него снова завертелось.

Глава 22

Мэт ужасно обрадовался, когда, придя в себя, очутился в той же самой комнате. Ему-то показалось, что Ребозо вытянул его отсюда колдовством, – он так и сказал, но брат Фома заверил его:

– Здесь тебя не сможет коснуться никакое злое колдовство. Нас окружает удивительная святость, слишком много молитв постоянно пребывает в воздухе. – Потом брат Фома нахмурился. – Конечно, если бы ты пожелал, чтобы силы Зла коснулись тебя, если бы какая-то частица тебя – пусть даже сам ты не хочешь в этом сознаться – потянулась бы ко Злу, пожелала бы его касания, то тогда бы ты пробил брешь в нашей обороне.

– Не думаю, чтобы даже мое подсознание хотело такого, – хрипло пробормотал Мэт. – Я слишком хорошо представляю себе последствия.

– Вот, выпей. – И монах поднес к губам Мэта кубок. – Осторожно, это бренди, но глоток-другой тебе не повредит, а щеки твои, глядишь, порозовеют.

Мэт осторожно глотнул, и горячая жидкость обожгла язык, пробежала по пищеводу, спустилась в желудок. Он выдохнул, ожидая увидеть огонь, но вместо этого неожиданно для себя резко сел.

– Да уж, – сказал он сипло. – От этого змея бы встала на дыбы. – Сделав еще глоток, он заявил: – Отличный напиток.

– Может быть, глотнешь немного воды? – улыбнулся брат Фома и протянул Мэту другой кубок.

Мэт взял у него кубок, а монах отвернулся и подал бренди Савлу, затем – Аруэтто. Оба спутника Мэта (что его, кстати, несколько утешило) тоже имели зеленоватый оттенок. Бренди и их подкрепило, щеки у всех порозовели, хотя запивка и им потребовалась.

– Вот не думал не гадал, братцы, что у вас тут водится бренди, – удивился Савл.

– У нас винным погребом заведует весьма одаренный в виноделии монах, – объяснил брат Фома.

– Ага, значит, это новейшее изобретение, – кивнул Савл. – Уверен, оно получит распространение.

– Что ж, похоже, вы немного оправились. – Брат Фома потер руки и обвел лучистым взором трех бедолаг, которых он устроил, как мог, на грубых деревянных скамьях. – Как это славно с вашей стороны – навестить бедного монаха, пребывающего в одиночестве! Но скажите мне, чем я обязан радости вашего посещения, учитывая то, что оно так неортодоксально началось?

Он соблюдал вежливость, однако было видно, что любопытство его так и раздирает. Он выслушал всех троих, потом долго задавал вопросы, вытащив в конце концов из каждого все сведения, до последней унции. Наконец он откинулся назад на своем высоком табурете, оперся спиной о письменный стол и довольно долго удовлетворенно кивал, радуясь, что выслушал всю историю от начала до конца.

– Итак! – возгласил брат Фома. – Вы имели дерзость выступить против Зла, вершащегося с дозволения короля Бонкорро, или, говоря иначе, вы дерзнули помочь ему искоренить то Зло, которое осталось в стране после правления короля Маледикто. Вы-то сами понимаете, чем именно занялись?

– Пожалуй, что искоренением, – подал голос Мэт. – Я видел канцлера Ребозо.

– Репутация у него неважная, – согласился брат Фома. – Хотя многие полагают, что это из-за того, что он пресмыкается перед королем и делает все, что ему прикажет его величество, хорошее это или плохое.

– Он предпочитает плохое, – возразил Мэт, а Аруэтто с ним согласился. – Бросьте вы говорить о репутации, брат Фома. Она совершенно ни при чем. Он грубый и жестокий человек, он наслаждается чужими страданиями.

– Ты так говоришь, опираясь на собственный опыт? – с интересом спросил брат Фома.

– Да! – хором ответили Мэт и Аруэтто.

Монах соединил пальцы рук.

– И что вы предлагаете с этим делать?

Аруэтто и Савл обменялись непонимающими взглядами, но Мэт, старательно выговаривая слова, проговорил:

– Король изо всех сил изображает из себя материалиста, не верящего ни во что, кроме вещей, которые он может увидеть и подержать в руке или попробовать на вкус. В итоге он уже сделал значительные успехи в деле превращения Латрурии в светское государство.

Брат Фома нахмурился.

– Но нам всем приходится соприкасаться со светской, мирской стороной жизни. Собственно, светский и мирской – это одно и то же.

– Верно, но большинство людей смотрят дальше своего носа, дальше этой жизни – в жизнь следующую. А король Бонкорро старается убедить себя самого и свой народ, что существует только этот мир, только эта жизнь.

Брат Фома поджал губы и, уставившись в одну точку, присвистнул.

– Вот-вот, – кивнул Мэт. – Он перегибает палку, верно?

– Не то слово! Нет ничего дурного в том, чтобы пытаться пережить испытания и тяготы этой жизни, нет ничего дурного и в том, чтобы искать мирских радостей, покуда ты при этом не приносишь никому боли...

– А вы уверены в том, что вы не еретик? – вмешался Савл.

– Совершенно уверен, – усмехнулся брат Фома. – Но папа и его кардиналы сомневаются. Между тем вы меня спрашиваете, и я буду вам отвечать. В конце концов, Христос учил нас отдавать кесарю кесарево. Я это понимаю так, что мы должны уделять некоторое внимание мирским делам.

– Некоторое, – поднял руку Мэт. – Но не все.

– Безусловно, не все. Ни в коем случае. Мирской путь жесток. Здесь сильнейший пожирает слабейшего и даже втаптывает слабейшего в грязь. Мы говорим о рабстве, мы говорим о том, что кто-то пресмыкается перед знатными, об угнетении простонародья, мы говорим о том, что некоторые пытаются выжать все удовольствия из жизни, до последней капли, не обращая при этом ни малейшего внимания на то, что кому-то из ближних из-за этого может стать очень больно. Нет-нет, мирская жизнь, лишенная уравновешивающих ее духовных ценностей, безусловно, приведет ко Злу. А именно на этот путь король Бонкорро поставил каждую живую душу в своем королевстве!

– Пока все так и есть, – согласился Мэт. – Но если бы нам удалось заинтересовать его кое-какими моральными принципами, может быть, мы смогли бы уравновесить это скольжение вниз и даже повернуть все в другую сторону.

– И как же это может вам удасться? Он не желает иметь ничего общего с религией!

– Нет, – кивнул Мэт. – Не желает. Но его интересуют древние науки, писания греков и рэмлян.

– Это правда? – медленно спросил брат Фома, повернув голову к Аруэтто.

Ученый выставил перед собой руки, как бы отталкивая кого-то.

– Не надо меня в это впутывать, умоляю! Я прежде всего верю в Бога, а потом уже в человечество. Ты хотел бы, чтобы этот светский король стал гуманистом?

– Да, – отозвался брат Фома, и в глазах его загорелись веселые огоньки. – Это привьет ему нравственность и этические принципы!

– Но я не учитель!

– Только потому, что вас никто об этом не просил, – напомнил старику Мэт.

– Король Бонкорро не попросит меня, чтобы я учил его!

– Поспорим?

– Я поспорю, – вмешался Савл. – Я поспорю, что канцлер Ребозо Аруэтто на милю к королю не подпустит!

– Верно. Аруэтто потребуется некоторая защита. – Умные глаза брата Фомы стрельнули в Мэта и Савла по очереди.

– Да, мы с Савлом – неплохая защита, это верно, – согласился Мэт. – Но дело в том, что Савл и сам у нас светский гуманист, а у меня – хоть отбавляй слабости в духовных вопросах. Не могли бы мы возыметь какое-нибудь прикрытие в этом смысле?

Брат Фома вздохнул.

– Что мы можем предложить, кроме молитв, однако я не стану опережать события. Мне трудно решить такой важный вопрос. Вам следует переговорить со святым отцом, и пусть он решает, в чем ваша мудрость, а в чем – глупость.

– С папой? – выпучил глаза Мэт.

– Именно. Я договорюсь об аудиенции.

– Что ж, нас только трое, – сказал Мэт. – Не слишком представительная компания, но если попробовать, то, может, и удастся его убедить.

Единственная сложность состояла в том, что Мэт понятия не имел, в чем же именно он будет убеждать папу.

* * *

– Позволить вам покинуть Ватикан? – улыбнулся папа. – Что же в этом такого? Можете уходить, как только пожелаете! Но вот как вы преодолеете оцепление?

– Оцепление? – Мэт обернулся и посмотрел на брата Фому. – Вы нам ничего ни про какое оцепление не говорили.

Монах небрежно махнул рукой.

– Для чародея вашего уровня это сущие пустяки.

– Как знать? Может, и не пустяки, – сверкнул глазами Савл. – Что это за разбойники и много ли их?

– Несколько тысяч, – вздохнул папа, – и недавно они отпраздновали третью годовщину осады нашего холма.

– Они тут торчат уже три года? – изумился Савл. – Как же это они еще до сих пор не вымерли от дизентерии и холеры?

– О, они живут совсем недурно, – заверил Савла брат Фома. – Днем они посвящают некоторое время муштре, а ночью у них – оргии. Король поставляет им много вина, женщин и денег для азартных игр. Они обосновались тут надолго, придворный Маг. Это не кучка шатров, не подумайте, нет, они выстроили себе деревянные казармы, а для военачальников – отдельные дома. Их командиры захватили палаццо у дворян!

– Вот как? Командиры – их несколько? – Потребовал ответа Савл. – Значит, там не одна шайка?

– Нет, – ответил брат Фома. – Там восемь шаек, и они не то объединились, не то сговорились с тем, под чьим ведением находится эта местность. На самом деле они захватили город Рэм и стали фактически править им.

– Значит, это не просто кампания против вас? Вы обосновались на единственном холме, который сумел выстоять против разбойников?

– Да, – кивнул папа. – Хотя выстояли мы, конечно же, не благодаря тому, что нас охраняет отряд отважных свитзеров. Думаю, главари разбойничьих шаек побаиваются нас – либо побаиваются, либо ответ на наши молитвы сильнее, чем я думаю.

– О... – задумчиво проговорил Савл. – Либо для них было бы выгоднее оставить вас в покое, нежели покорить вас.

Папа наморщил лоб и повернул голову к Савлу:

– Как это?

– Ну давайте представим – чисто гипотетически, понимаете, – что разбойники захватили Ватикан, – сказал Савл. – Что тогда сделает король Бонкорро?

Папа стоял неподвижно, пытаясь найти ответ на этот вопрос. Но ответил вместо него брат Фома:

– Он же не сможет позволить разбойникам править древней столицей империи, верно?

– Ни за что на свете, – подтвердил Савл. – Это слишком престижно, не говоря уже о том, что город находится в центре страны, что Тибр снабжает его водой, что вокруг простираются тучные земли, способные прокормить Рэм. Получат разбойники Рэм – начнут делать набеги на другие города и, весьма вероятно, сумеют вообще отобрать Латрурию у короля Бонкорро. В конце концов это ведь не простые лесные бандюги?

– Вовсе нет, – поджав губы, ответил брат Фома. – Это наемная армия, ищущая, чем бы заработать на жизнь, пока нет работы.

– А почему вы уверены, что они безработные?

Остальные четверо изумленно уставились на Савла.

– А ведь верно... – медленно выговорил Мэт. – Король Бонкорро не мог оставить их просто так, бросить на произвол судьбы. Они бы тогда носились, как очумелые, по полуострову и сеяли повсюду хаос, подрывая под корень то благополучие, которого добивается король. Лучше платить им, дабы держать их в рамках.

– Не вышло бы, – твердо сказал Савл. – Стоит расплатиться с датчанами, и от них никогда не избавишься.

– Датчанами? Кто это, датчане? – удивленно поинтересовался папа, обводя взглядом всех по очереди.

– Викинги, совершавшие набеги на Англию, – объяснил Мэт. – Один из королей попробовал откупиться от них* [25]25
  Речь идет об Этельреде Неспособном (978-1016), который был вынужден платить «датские деньги» – дань, чтобы освободиться от набегов датчан.


[Закрыть] – на несколько месяцев, а может, на год его оставили в покое. Но вскоре они вернулись, чтобы потребовать нового откупа.

– Но вот если, – продолжил свою мысль Савл, – не просто откупиться от разбойников, а нанять их для выполнения определенной работы, тогда они будут при деле и не принесут особого вреда.

– Ты хочешь сказать, будто бы король нанял их для того, чтобы они нас осаждали, но не могли покорить?

– Нет, я так не говорю. Нанял он их, конечно же, для того, чтобы они вас покорили, но как только главари поняли, что стоит им занять Ватикан и всякая оплата закончится, они тут же сочинили небылицу про то, что на ваш холм они, дескать, и шагу ступить не могут, вследствие чего и встали тут лагерем, чтобы заморить вас голодом.

– Но у нас есть колодцы с водой, а баржи, которые подвозят нам продовольствие, они и не пытались задерживать!

– А что они могут поделать, если у них нет своего флота? – спросил Савл. – Между тем король им неплохо платит, можно сказать, роскошно. Они счастливы, он счастлив, а вы заточены здесь, откуда не можете помешать королевским планам.

– Это возможно, это очень возможно, – пробормотал папа, качая головой. – Вот не представлял, что король так коварен!

Савл пожал плечами.

– Ну... может быть, он просто велел своему канцлеру изыскать способ убрать наемников с глаз долой и сделать так, чтобы они присмирели, а Ребозо решил пожертвовать Рэмом, чтобы лишить нас, братцы, возможности препятствовать осуществлению его замыслов. Спрашивается: короля бы это сильно встревожило?

– Нет, – решительно ответил папа. – На самом деле он бы в ладоши захлопал, узнав об этом. Но как же нам избавиться от разбойников?

– А вы этого точно хотите? – с вызовом поинтересовался Савл.

– Ну конечно! – воскликнул папа. – У нас нет никакой возможности вершить Божеские дела, проповедовать святое Писание и окроплять верующих, когда мы заперты здесь!

– Но для такой работы у вас имеются сельские священники, – возразил Савл, – тайные священники, скрывающиеся священники, но дело-то свое они все равно делают? Мне встретился один человек, он утверждал, что ничто так не способствует распространению религии, как ее запрещение.

– Я бы согласился с тем, что в таких условиях мы становимся тверже духом и чище в вере своей, – задумчиво проговорил папа. – Но распространение?

– В общем, как водится, настоящее дело делает рядовой работник, – резюмировал Савл. – На что им нужно связываться с бюрократической верхушкой?

Папа сощурился.

– Пожалуй что, ты мне не нравишься, чародей Савл.

– Вступайте в клуб, – насмешливо усмехнувшись, посоветовал ему Савл. – У вас полно единомышленников. Но на вопрос, по-моему, вы все-таки не ответили.

– Простые священники должны держать с нами связь точно так же, как тело держит связь с головой! – выкрикнул папа. – Без нашего руководства, без нашего воодушевления их вера поколебалась бы, они бы поддались страху и искушениям плоти! А самое страшное то, что узурпатор посадил на севере, в небольшом городке у подножия Альп, папу-самозванца. И этот самозванец утверждает, что истинный папа он!

– А на самом деле это вы, – кивнул Савл, смеясь одними глазами.

– Конечно, я! Меня избрали кардиналы, и они остались здесь со мной – все, кроме жалкой горстки изменников, перебежавших к ставленнику Бонкорро! О, в народе кричат, что король проявляет веру, терпимость, что он вновь позволяет верующим исповедовать свои убеждения, но нам-то лучше знать, ибо мы слышали эдикты папы-самозванца! Он проповедует, что каждый епископ имеет право сам толковать Писание, не советуясь с папской курией! Он проповедует, что супружеские измены позволительны, если происходят далеко от дома! Он проповедует, что народ обязан подчиняться только королевским законам, а не церковным!

– Похоже, он подкуплен, – сказал Мэт Савлу.

– Пойди разберись тут у них, – проворчал Савл. – Ты наши расколы вспомни* [26]26
  По всей вероятности, Савл имеет в виду великую схизму, когда одновременно правили двое пап – Урбан VI в Риме, а Климент VII в Авиньоне. Оба были низложены в 1409 году на Пизанском соборе.


[Закрыть]. К тому же мы не слышали вторую сторону.

Папа устремил на саркастичного чародея мрачный взгляд.

– Неужели ты сомневаешься во всем, что слышишь? Неужели у тебя нет никакой веры?

– Есть! – выпалил Савл. – Я верю в те мысли, которые выдержали все испытания, каким бы я их ни подвергал! А я подвергаю сомнению абсолютно все и принимаю только те идеи, у которых есть точный ответ.

– При всем при том ты готов пересмотреть свое мнение на основании новых доказательств, – уточнил Мэт.

– Ну... да, ведь я признал, что жуткие рассказы о верованиях финикийцев правдивы, верно?

– Только тогда, когда археологи раскопали целое кладбище обугленных тел, – парировал Мэт.

– Действительно! – воскликнул папа. – Значит, к правде ты все-таки готов прислушаться?

– К правде – да, – огрызнулся Савл. – Можете мне сообщить что-либо правдивое?

Лицо папы снова помрачнело, и Аруэтто быстро вмешался в разговор:

– Разбойники оцепили Ватикан. Это уж точно правда.

Папа кивнул.

– А церкви нужен папский престол точно так же, как Рэмской империи был нужен император.

– Минуточку! – Мэт поднял руку, как на уроке. – Я-то думал, что империя преобразилась в настоящую республику, в которой этруски, латины и карфагеняне были равными партнерами!

Савл с неподдельным интересом глянул на друга:

– Ты вызнал что-то, чего не знаю я?

– Да, я тебя потом просвещу, – отговорился Мэт. – Когда же появился император, ваше святейшество?

– Тогда, когда было захвачено столько земель и людей, что сенату стало невмоготу ждать тягостного обмена посланиями с провинциями для принятия государственных решений, – ответил папа, нахмурившись. – Это произошло тогда, когда решения понадобилось принимать быстрее, чем в ходе дебатов. А вы об этом не знаете?

– У нас не было доступа к книгам.

– Печально! – Папа покачал головой. – Знайте же, что первым, кто сумел примирить между собой три власти и проводить такую политику, какая бы всех удовлетворила, был Юлий Цезарь. Его политика либо действительно всех удовлетворяла, либо он заставлял верить в то, что она всех удовлетворяет.

– Смотрите-ка, и здесь поспел! – воскликнул Савл. – И здесь и политик, и полководец!

– Или просто хороший политик, – уточнил Мэт.

– Кроме того, он неплохо разбирался в торговле, – сообщил папа. – И его правила торговли действовали в империи до самых последних дней.

– А вот это что-то новенькое, – признал Савл. – А преторианская гвардия действительно обладала такой властью?

– Как-как? – переспросил папа. – Гвардия? Кто это такие?

– Телохранители Цезаря, – объяснил Мэт. – На самом-то деле по-настоящему организовал их Август после того, что случилось с его дядей.

– А что такое случилось с его дядей?

Мэт вытаращил глаза и осторожно произнес:

– Насколько я слышал, Цезаря убили.

– Убили? Ни в коем случае! Он умер в своей постели. Он состарился, но сохранил ясность ума, и его все почитали!

Мэт выпучил глаза, а Савл пробормотал:

– И ты, Брут!

– Брут? – Папа глянул на Савла. – Ах да, Брут... Брут убедил латинов признать Августа законным наследником, и Август оказался таким же искусным дипломатом, как его дядя. На что бы ему понадобились телохранители? Его любил народ, его любили патриции! Ходили, правда, байки про то, что кто-то пытался его ударить на улице – какие-то безумцы, но толпа им и близко не дала подойти! Весь город был его телохранителем!

Савл обернулся к Мэту:

– Может, объяснишь?

– Внеси изменения в фундамент, и изменится надстройка, – ответил Мэт. – Подробности обговорим позднее. – И Мэт повернулся к папе. – Стало быть, это сенат избирал императора, вплоть до последних дней империи?

– Именно так. Цезарей было много, и всегда было из кого выбрать.

– Настоящих Цезарей? – уточнил Савл. – Не усыновленных Клавдиев? Август не развелся с первой женой и не женился на Ливии* [27]27
  «Наш» Август первым браком был женат на Скрибонии, с которой развелся, устав от ее дурного нрава, после чего вступил в брак с Ливией Друзиллой, которую беременной отнял у Тиберия Нерона. Ее Август любил и почитал до конца жизни. Ливия родила сына, названного Тиберием. Он и стал основателем династии Юлиев Клавдиев. Своих же детей у Августа с Ливией не было.


[Закрыть]?

– Никогда! Он всегда утверждал, что разводы позорят патрициев, и делал все, чтобы их стало как можно меньше!

– Значит, его дети были его настоящими детьми, – медленно проговорил Мэт. – И империей правил род дипломатов, а не череда безумных садистов. Ну а как насчет Калигулы?

Папа ответил Мэту непонимающим взглядом, но ему на помощь пришел Аруэтто.

– Он был отпрыском рода Клавдиев и безумцем, как отметил верховный маг. Когда выяснилось, что он совершил инцест с собственной сестрой, его сослали на границу, а потом казнили за то, что он велел центуриону легионеров напасть на тысячу германцев. Легионеры все до одного погибли, правда, уничтожив пять сотен германцев.

– Итак, – Мэт принялся загибать пальцы, – Клавдии тут не приходили к власти, а этруски и карфагеняне разработали неформальную систему отчетности, так что император никогда не представлял собой настоящего деспота. А власть не испортила императоров?

– Ну, может быть, немного, – признался Аруэтто. – Но не больше, чем она портит каких-нибудь бейлифов или шерифов.

– Нет абсолютной власти – нет и абсолютной коррупции, – кивнул Мэт. – Если уж об этом зашел разговор, то скажите, сколько стран империи пришлось завоевать в прямом смысле слова, а сколько к ней присоединилось ради выгод на поприще торговли?

– Ловко подмечено для того, кто утверждает, будто не заглядывал в книги, – проворчал папа, а Аруэтто улыбнулся.

– А я не сомневаюсь, что это воистину догадка, и мне ничего не остается, как только подтвердить ее правильность. Да, Юлий Цезарь в торговле был так же ловок, как и в бою, он придумал множество преимуществ торговли с Рэмом для других стран. Войска завоевали только те страны, которые пытались отобрать у Рэма монополию на торговлю, – пиратские логова, разбойничьи притоны, – а также те, которые вынашивали замыслы покорения Рэма или набегов на его провинции. По этой самой причине мы покорили германцев.

– Покорили германцев? – вытаращил глаза Мэт. – По другую сторону Рейна?

– Истинно так.

– Но когда же распалась империя?

– Объединенные в империю страны почти все откололись от нее к шестьсот пятьдесят третьему году от Рождества Христова, – ответил Аруэтто. – Но только в 704 году, когда умер последний из Цезарей, вестготы напали на Рэм. За ними следом пошли остготы и расправились с вестготами, так что Рэм был разрушен, но один из остготов провозгласил себя императором. Ни одна из стран, входивших в империю, не захотела покоряться тому, кто не был Цезарем, даже латрурийцу, так что это время и можно считать датой падения империи.

Мэт нахмурился.

– Но всего лишь сто лет спустя Гардишан основал свою империю.

Аруэтто кивнул:

– Он встал на руинах империи и возродил ее.

– Стало быть, Темных веков тут как бы и не было. Во всяком случае, они здорово подсократились, – сделал вывод Савл. – А каким образом Цезарям удавалось удерживать простонародье? Как вышло, что плебеи не разорвали на части Рэм?

– Как? Их в армию и во флот отправляли.

– А патриции не возражали? – поинтересовался Мэт. – Они же теряли прислугу!

– О, всегда находились несколько старых воинов, которые хотели бы вернуться в Рэм к своим семьям вместо того, чтобы осесть в защищенных провинциях.

– Ну а сыновья сенаторов? – спросил Мэт. – Как Цезарь добился того, чтобы они не слонялись около Рэма и не творили безобразия?

Савл рассмеялся лающим смехом.

– А как ты думаешь, кто там командовал?

Аруэтто кивнул:

– Верно. А сыновья плебеев становились центурионами, если не хотели отправляться в торговые путешествия.

– Да уж... – кисло усмехнулся Савл. – Торговцы так же способствовали расширению границ империи, как и воины, верно?

– О, гораздо больше, чем воины! Потому что сначала торговцы начинали торговать со страной и позволяли ее жителям убедиться в преимуществах рэмской цивилизации...

– То есть заваливали их рэмскими товарами и рассказывали, какие блага сулит центральное отопление и общественные бани, – растолковал Мэт.

Савл кивнул:

– Ага, и еще забивали юнцам головы россказнями про головокружительные чудеса Рэма, Карфагена и города Леванта. Еще бы не захотеть присоединиться к империи, особенно если учесть, что император всегда посылал легион для защиты купцов? Верно я говорю?

Аруэтто нахмурился.

– А ты точно не читал книг об этом, чародей?

– Ваше святейшество! – воскликнул внезапно вбежавший монах. – Разбойники нападают!

– В храм, скорее! – вскричал папа и повернулся к гостям. – Пойдемте с нами, ибо сейчас не будет лишней ничья молитва. Пойдемте и взовем к помощи святых!

Мэт представил себе невидимую молитвенную стену, ограждающую Ватикан. Он видел, что Савл вот-вот разразится каким-нибудь издевательским замечанием, и только собрался помешать другу, как вбежавший монах крикнул:

– С ними колдуны, ваше святейшество! Они уже швыряют огненными шарами по Священному городу! Святые защитили нас, и огненные шары упали на разбойников, но одному Богу известно, что они вытворят в следующее мгновение!

– Богу это известно, и он помешает им, брат Атений, – заверил монаха папа и позвал гостей: – Следуйте за нами!

Все поспешили к выходу. Мэт нагнал папу и на ходу поспешно проговорил:

– При всем моем уважении, ваше святейшество, возможно, полезнее для дела было бы, если бы мы с чародеем Савлом остались здесь и вступили бы в борьбу с колдовством?

Папа резко остановился.

– Но это будет опасно!

– Нам не привыкать, – бросил Савл.

Мэт пожал плечами:

– И в соборе будет небезопасно, ваше святейшество. А нам и прежде приходилось рисковать подобным образом.

– Что ж, тогда я принимаю ваше любезное предложение с благодарностью! Но вы хотя бы заберитесь на самый верх колокольни собора Святого Петра. Оттуда вам будет видно все вражеское войско, да и сила наших молитв поддержит вас!

* * *

– «Сила наших молитв!» – ворчал Савл, взбираясь на колокольню. – От молитв-то какой толк?

– В этом мире толку больше, чем ты думаешь, – отозвался Мэт.

Они поднялись на площадку над звонницей, откуда открывался прекрасный вид на город Рэм. Несколько мгновений двое друзей стояли молча, не в силах вымолвить ни слова. Наконец Савл выговорил:

– Слушай, совсем как Рим. Вон Колизей, а вон Форум – вернее, то, что от него осталось.

– Фонтана Треви* [28]28
  Фонтан Треви находится в центре Рима, на площади Венеции. Он сооружен в 1732 г. по проекту Никколо Сальви. Считалось, что в нем самая вкусная вода в Риме, и ее из фонтана бочками возили в Ватикан. Тот, кто хочет вернуться в Рим, но традиции бросает в этот фонтан монетку.


[Закрыть] еще нет, – отметил Мэт, – а вот акведук, похоже, все еще работает* [29]29
  Трудно сказать, какой из акведуков – римских арочных водопроводов – имеет в виду герой. Их в то время в Риме (а значит, и в Рэме) было несколько.


[Закрыть].

– Дай разбойничкам время, они до него доберутся. – Савл поежился. – Вот не думал не гадал, что воочию увижу Вечный город в средние века.

– Да и не предполагал, что доведется стоять на вершине колокольни собора Святого Петра. – Мэт посмотрел вниз и заметил, что вверх по холму к собору скачет конный отряд. – Ни стены, ни забора. Все открыто, как на ладони! И как это разбойники до сих пор не овладели Ватиканом? Что их удерживало?

– Если ты сейчас скажешь: «Сила молитв», то...

Мэт пожал плечами:

– Зачем я буду это говорить? Ты лучше попробуй остановить этих всадников каким-нибудь стишком и посмотри, что получится.

Савл ухмыльнулся:

– Нет проблем. Стишок так стишок.

 
Опять скрипит потертое седло,
И ветер холодит былую рану,
Куда вас кони, право, занесло?
Какого фига мчитесь к Ватикану?
 
 
Пора, пора, пораненные, с дырками в боку,
Вы будете смотреться неприглядно.
Пускай я во французском не особенно секу,
Но вам скажу огромное свое «мерси боку»,
И дам совет: вертайтесь-ка обратно.
 

Закончив мелодекламацию, Савл вытаращил глаза:

– Это еще что такое?

Мэт почувствовал то же самое – внезапный прилив энергии, такой могучей, что у него даже голова закружилась: столько прибыло сил. Ощущение было такое, что сейчас он способен подбросить земной шар ракеткой для тенниса.

– А ты как думаешь: что это такое?

Все кони как один развернулись и помчались вниз с холма. Всадники чертыхались, натягивали поводья, пытаясь развернуть коней, но те вздымали головы и протестующе ржали, продолжая бежать, как бежали, – вниз с холма. Причем они были не одиноки в своем порыве: везде, насколько хватало глаз, происходило то же самое. Все лошади разворачивались и скакали в противоположную от Ватикана сторону.

Савл перебежал на другую сторону и посмотрел вниз.

– С этой стороны то же самое, – воскликнул он.

– Надо же, а я никогда не думал, что «мерси боку» – слова, обладающие потрясающей магической силой, – насмешливо проговорил Мэт.

Савл обернулся и сердито зыркнул на товарища.

– Как же я ненавижу, когда ты оказываешься прав.

– Только в этот раз и оказался. Гляди! Колдуны предпринимают контратаку!