Текст книги "Маг-менестрель"

Взрослые путники удивленно таращили глаза. Потом вперед вышла одна дородная матрона и расхохоталась:

– Я жену не бросила, уж ты мне поверь!

И вся толпа облегченно рассмеялась за ней следом.

Женщина в дверях покраснела:

– Зато ты бросила детей! Хорошеньких малышек, что сосали твою грудь, ты бросила их, чтобы они получали тычки и пинки от их папаши! Ты бросила мужа, чтобы он один заботился об их пропитании, и ему теперь надо и за землей ухаживать, и пытаться как-то нянчиться с детьми! Что теперь ждет их всех, как не несчастья?

– Для мужа-то моего несчастье было бы, коли бы я с ним осталась, – отрубила неверная жена. – Не сомневаюсь, он уже нашел себе бабу – вот пусть она и нянчится с детьми!

– Не лезь в чужие дела! – выкрикнула другая женщина, и вся толпа огласилась выкриками и оскорблениями.

Вся красная, дрожа от гнева, женщина ретировалась в трактир.

Мэт вложил монетку в руку Паскаля.

– Купи два маленьких мясных пирога и кувшин пива, ладно? Хочу пробраться внутрь и дослушать до конца.

– Нет, я тогда пойду с тобой! – заупрямился Паскаль.

– Уймись.

– Не уймусь.

Мэт с сомнением поглядел на Паскаля.

– Ну ладно, может, сумеешь мне подыграть. Ладно, давай рискнем.

Хозяин встал и загородил им дорогу.

– Там полно народу, я же сказал! Не пущу!

– Что, даже менестреля не пустишь? – прищурился Мэт, выхватил из-за спины лютню и извлек из нее благозвучный аккорд.

Глаза у трактирщика загорелись, но он пробурчал:

– Сидеть негде.

– А я и так всегда стоя пою.

– Я тебе платить не стану.

– Да ладно! Мой напарник пустит шляпу по кругу, – сказал Мэт и кивнул в сторону Паскаля, который тут же стащил с головы шляпу.

Трактирщик смерил их обоих взглядом с ног до головы, видимо, счел неопасными и кивнул:

– Ладно, проходите.

Мэт вошел. Паскаль следом за ним. Заметив это, несколько путников тоже рванулись было к двери, но хозяин тут же загородил проем.

– Я только менестреля пустил, чтобы он развлек посетителей!

Толпа поворчала, повозмущалась, однако рисковать и пробиваться внутрь больше никто не стал.

В зале царил полумрак. Та женщина, что выходила побраниться на порог, все еще не остыла:

– Нахалы, изменщики! Обманщицы! Подонки! Повесить бы их всех, и дело с концом!

– Они за это поплатятся, – стал утешать ее сидевший напротив нее мужчина. – Вернутся и будут на коленях ползать, Клотильда, будут умолять, чтобы мы пустили их обратно. Поднаберутся ума, намучаются и вернутся все до единого. И моя Мод вернется, и твой Корин.

– Я его назад не пущу, только разве что если ползком приползет! Чтобы я его вот так взяла и пустила, когда он ушел, даже не попрощавшись с нами!

– Мы должны простить их, – пробормотал мужчина. – Нам, тем, кто остался здесь, нужно терпеть.

– Так уж и терпеть? – Клотильда уставилась на него, и горечь в ее взгляде вдруг превратилась в любовный жар.

Мужчина выпучил глаза и смутился.

– Мы же... ты же замужем, Клотильда, а я женат!

– И что, твою Мод это остановило? А мой Корин, что, вспомнил про свое обручальное кольцо? Нет, и звать его больше «моим» не желаю! – Клотильда в гневе сорвала с пальца кольцо. – Если они нам не верны, то мы-то с какой стати должны им верность хранить?

Этот аргумент подействовал на собеседника Клотильды очень убедительно, и Мэт видел, какая внутренняя борьба происходит у того в душе. Его можно было понять: Клотильда была еще женщина хоть куда, и вполне можно представить, какова она была лет двадцать назад. Наверняка этот мужчина сгорал от любви к ней еще молоденьким парнишкой. Потом она вышла замуж за другого, а он мучился, а потом и сам женился. А что ему оставалось?

Может быть, именно поэтому Мод и ушла от него?

– Если они не считают себя связанными с нами, то и нам нечего считать себя связанными с ними! – бушевала Клотильда. Она схватила руку мужчины двумя руками, устремила на него горящий взор. – О, мы отомстим им! Что в этом будет такого уж ужасного, Добло?

– Да, что такого ужасного? – хриплым голосом проговорил мужчина.

Дрожащей рукой он сжал руки Клотильды и встал. Встала и она, и они вместе отправились к ведущей наверх лестнице.

Тут внимание Мэта привлекли звуки, доносившиеся сверху. Вот тут-то он и понял, чем занимались в Латрурии те, кто остался дома.

Паскаль оглядывался по сторонам и хмурился.

– Тут вроде нет никого моего возраста.

– Нет, – подтвердил Мэт. – Все, кто помоложе, там, они присоединяются к толпам, идущим на юг. Сними-ка шляпу и будь готов пустить ее по кругу, Паскаль. Сейчас я их повеселю на славу. Над словами они задумаются, когда я уже уйду.

Но тогда уж точно задумаются – это он знал наверняка.

* * *

Через час, когда они вышли из трактира, их попутчики уже доедали дорожный завтрак. Паскаль встряхнул холщовую торбу, приобретенную у трактирщика, и ахнул:

– Чтобы люди так повеселились, если можно так выразиться, да еще после этого так расщедрились! А где это ты вызнал такую песню... насчет того, как один мужчина был рабом своей похоти и как он лгал, когда не мог устоять против искушения, ну и еще про то, как луна освещала улицу над какими-то там доками?

– Я ее узнал от двух ребят – их зовут Брехт* [6]6
  Бертольд Брехт (1898-1956) – немецкий драматург и режиссер.


[Закрыть] и Вайль* [7]7
  Курт Вайль (1900-1950) – немецкий композитор, с 1935 года живший в США. Автор песен («зонгов») к пьесам Б. Брехта.


[Закрыть]. Лично я с ними незнаком, но мне очень нравятся их песенки.

– И ты думаешь, что тутошний народ действительно задумается над смыслом песенок, когда ты уйдешь?

– О да, – заверил товарища Мэт. – Наверняка. Может быть, даже очень скоро, и тогда не произойдет беды. Брехт их так задумал, эти песенки. – Честно говоря, в душе Мэт сомневался, что первоначальный замысел великого драматурга был именно таков. – Скажи, а латрурийцы всегда отличались таким распутством?

– Не сказал бы, судя по тому, какие они были на встрече нашего семейства прошлым летом, – ответил Паскаль. – Старики вспоминали, как гнули спину от рассвета до заката, а потом еще дома горбатились до ночи.

– Да, тут мало сил останется на разврат, – согласился Мэт. – Теперь же, когда подати снижены и помещик не отнимает всех бычков, можно прокормиться, и работая по восемь – десять часов в день.

– Верно, у них появилось время вспомнить про танцы и песни, – согласился Паскаль. – Ох, бедняги. Ну и жизнь же у них была так долго!

– Бедняги, это верно, – не стал спорить Мэт, всеми силами стараясь уверить себя, что все происходящее здесь связано лишь с тем, что народ просто приспосабливался, привыкал к появившемуся времени. Теперь, когда у всех завелись приличные дома, хорошая одежда, у людей появилась неудовлетворенность, им захотелось чего-то большего, но чего – они сами не знали, вот и боролись со скукой путем любовных интрижек. – Вот что меня удивляет, – задумчиво проговорил Мэт, – никого из них, похоже, не волнует, что их могут застукать мужья и жены.

– Как они их застукают, – возразил Паскаль, – если они сейчас за несколько миль отсюда?

Что-то в тоне, каким это было сказано, не понравилось Мэту. Он резко глянул на молодого человека и заметил, что тот вожделенно уставился в одну точку.

– Уж не подумываешь ли ты завести интрижку с Панегирой?

– Если я не отговорю ее от замужества, если она все же выйдет за этого старого дурака, то почему бы и нет? Не захочет же она спать с ним! Можно было бы, конечно, выставить все так, будто я ее украл, но не думаю, что ей такое понравится.

– Паскаль, – осторожно проговорил Мэт, – это может быть очень опасно.

– Да что тут такого-то? – изумился Паскаль. – Если все остальные не гнушаются изменами, так чего же нам стесняться?

Что ж, всегда отрадно найти тех, кто поступает так же, как ты, и тем самым доказать свою правоту. Однако Мэт все-таки попробовал поспорить:

– Но ведь неверные мужья вернутся, как только поймут, что в столице не разбогатеешь, а когда они вернутся, непременно найдутся соседи, имеющие зуб на его жену, и все ему расскажут.

– Да брось ты! – воскликнул Паскаль. – Зачем тогда так рисковать!

– А затем, что опасность быть застигнутыми придает самой скучной жизни оттенок приключения, особенно когда ты думаешь, что тебе никогда не вырваться из такой жизни, потому что это тебя бросили, оставили одного или одну с детьми. Ты же слышал, что говорила Клотильда? Она хочет отомстить своему мужу. А какая же это будет месть, если он вернется и не узнает, чем она занималась в его отсутствие? А как ты думаешь, что случится, когда муж об этом узнает?

А они об этом узнали в следующем трактире.

Глава 11

Мэт и Паскаль опять вошли внутрь, чтобы поразвлекать посетителей, а их спутники остались снаружи, довольствуясь обслуживанием «на вынос». Мэт как раз заканчивал распевать «Есть в городе нашем таверна», как в трактир вломился некий Грозный Муж.

– Где он? – взревел Грозный Муж. – Где эта мразь Симнель? Где этот грязный вор, который похитил мою жену?

В дальнем конце зала из-за стола в страхе вскочила парочка. Мужчина вцепился в задвижку на окне и принялся судорожно ее дергать, а женщина загородила дорогу Г.М.

– Ах, похитил, послушайте, что он говорит! Не похитил, а подобрал ту, что ты бросил, вот это больше на правду похоже! Вернулся, значит, нашлялся и думаешь, я теперь снова буду твоя, да, Перкин?

– Да, моя! – У Перкина явно было не то настроение, чтобы нежничать с женой. – И я тебе это докажу – вот поколочу тебя как следует, и ты вспомнишь про это, Форла! Что, думаешь, этот вонючий трус защитит тебя?

Перкин отодвинул жену в сторону могучей лапищей и бросился к окну, в котором только что исчез соблазнитель Форлы. Перкин выругался и бросился к двери. Его жена, похоже, не собиралась вмешиваться, да и не смогла бы, судя по тому, что лежала на полу не двигаясь. К ней сбежались женщины и принялись наперебой твердить ей, что ей ни в коем случае нельзя вставать.

Паскаль посмотрел вслед исчезнувшему в дверях Перкину.

– Он, похоже, того мужичка убить замыслил!

– Да, есть мужчины, которые просто свихнуты на почве ревности, – подтвердил Мэт. – В конце концов только честь у них и осталась. – Что касается его, он не на шутку изумился – никто из других неверных мужей и не подумал остановить Перкина. – Слушай, пойдем отсюда. Хочу увидеть, чем это кончится.

Паскаль зыркнул на него так, словно Мэт сбрендил, но, как только он шагнул к двери, Паскаль пошел за ним.

Завернув за угол трактира, Мэт отдал Паскалю лютню и проверил, хорошо ли вынимается из ножен кинжал. А вон и Перкин – мчится за своим соперником. Вот он нагнал убегавшего и подставил ему подножку, которая сделала бы честь полузащитнику национальной футбольной лиги. Симнель, впрочем, тут же вскочил на ноги, с перепугу заехал своему преследователю по физиономии и, к собственному удивлению, попал в цель. Перкин взвыл от злобы и изо всех сил ударил Синеля между лопаток – тот успел уже набрать скорость. Симнель захромал. Перкин, пользуясь этим, быстро нагнал его и заработал кулаками, как какими-нибудь паровыми молотами. Бедняга Симнель защищался как мог, но большая часть ударов достигала цели. Однако он начал огрызаться, и вот его ответный удар угодил Перкину в нижнюю челюсть. Перкин отшатнулся и упал на колени. Симнель довольно крякнул и пошел в атаку, отвешивая Перкину удар за ударом. От одного из ударов голова Перкина сильно запрокинулась вбок, но затем он пригнулся, ушел от следующего удара, и в руке его блеснул нож.

– А вот это уже лишнее, – пробормотал Мэт, кинулся к дерущимся, схватил Перкина за руку и отобрал нож. – Давайте-ка без ножичков.

– А тебе какое дело? – проревел чей-то голос у него за спиной, грубая ручища схватила Мэта за плечо, развернула, и... он только и успел увидеть направленный прямо ему в лоб кулак.

Мэт опустился на колени, и на несколько мгновений его окутал мрак, озаренный яркими искорками. Отряхнувшись и поднявшись на ноги, он обрел зрение как раз вовремя, для того чтобы увидеть: напавший на него вытаскивает из-за голени нож.

Лезвие целило Мэту под ребра. Мэт увернулся, и его обидчик промахнулся. Мэт прыгнул на него, пытаясь ухватить за рукоятку ножа, однако нападавший его опередил: он отдернул руку, снова замахнулся и швырнул нож в Мэта. Мэт успел отпрыгнуть. Нож пролетел мимо, а Мэт выхватил из ножен кинжал. Толпа взволнованно взревела, но он постарался не слушать крики, отключиться и сосредоточиться только на своем противнике. Заметив, что взгляд того скользнул к земле – к тому месту, где лежал его нож, Мэт, не раздумывая, врезал ему хорошенько по локтю. Незнакомец взвыл от боли, пригнулся и, быстро подняв нож, настолько резво бросился на Мэта, что тот покачнулся. Ему, правда, удалось вывернуться, и нож только поцарапал ему бок. Мэт слышал, как с треском разорвалась ткань камзола, почувствовал жгучую боль и вдруг понял, что мужчина не шутит. Он не просто пытался уравнять силы в забавном поединке из-за женщины – нет, он собирался убить Мэта!

Но что он ему такого сделал? Они же совершенно незнакомы!

Мэт прогнал эту мысль. Теперь имело значение только одно остаться в живых. Неужели деревенщина, мастер поножовщины способен одолеть настоящего рыцаря?

Способен. Это Мэт понял почти сразу же. Мастерство мужчины не знало предела – похоже, он был настоящим профи. Что же он делал здесь, в придорожном трактире около небольшого городка?

Мэт решил оставить эти размышления на потом. Сейчас надо было отпрыгнуть в сторону от безжалостного лезвия, заставить противника сделать выпад и промахнуться, и еще раз, и еще...

Наконец нападавший размахнулся слишком сильно, не рассчитал и, промахнувшись, потерял равновесие – совсем ненадолго, на миг, но Мэт ждал этого – он успел подцепить руку с ножом своей рукой, согнутой в локте, и рванул противника вниз. Мужчина завопил от неожиданной боли: пальцы, потерявшие чувствительность, выронили нож. Толпа радостно взревела, но Мэт развернулся, приставил кончик своего кинжала к горлу мужчины и прорычал:

– Кто заплатил тебе, чтобы ты убил меня?

– Никто! – прохрипел незнакомец. – Чего платить – ты влез в драку, в чужое дело ввя... – Мужчина не договорил. Лицо его свело судорогой: это Мэт нажал на нервное сплетение. – Нет, не надо! Тот, что заплатил мне, он...

И тут его глаза закатились, и он мешком повалился на землю.

Толпа радостно вскричала, и с полдесятка мужчин тут же подбежали к Мэту и подняли его на плечи. Мэт с трудом сдерживался. Он заставил себя сбросить внезапно нахлынувшее оцепенение. Когда его внесли в трактир и, усадив за стол, подсунули полную до краев кружку с пивом, он вымучил улыбку, немного отхлебнул, благодарно кивнул в ответ на расточавшиеся ему похвалы, после чего завел застольную песню. Еще несколько минут – и мужчины уже размахивали высоченными кружками в такт музыке и подпевали в припевах, давая время Мэту помучиться угрызениями совести.

Почему? Что ж, крестьянин, вбежавший в трактир, ответил на этот вопрос лучше Мэта.

– Он убит!

В зале наступила мертвая тишина. Мэт окаменел. А потом Форла дрожащим голосом спросила:

– Кто?

– Симнель! – вскричал крестьянин, а Форла зарыдала:

– О любимый мой! Как поздно я встретила тебя и как рано потеряла!

– Замолчи, женщина! – рявкнул ее муж, возникший в дверном проеме. Физиономия у него была вся в фингалах, из ссадины на скуле текла кровь. Он шагнул к жене, зловеще оскалив зубы.

Увидев его, Форла закричала.

Но тут в дверях появился новый персонаж: седовласый мужчина в бархатной мантии с меховым воротником и с медальоном на золотой цепочке. Седина и острые черты лица придавали его облику суровость. Он указал на Перкина и прокричал:

– Взять его!

С десяток мужчин, издавая радостные крики, бросились выполнять его приказ.

– Что это за мужик? – шепотом спросил Мэт у Паскаля.

– Надо думать, местный шериф, судя по виду, – ответил Паскаль. – Наверное, кто-то, кому неохота было пялиться на кровь, пошел и донес ему.

Шериф направился к самому длинному столу в зале и торжественно уселся за него.

– Объявляю начало суда. Кто будет присяжными?

Захотели многие, замахали поднятыми руками, закричали.

– Ты, ты, ты... – начал отбирать шериф и отбирал, пока не насчитал двенадцать честных и добропорядочных людей.

Ну что ж, хотя бы двенадцать. Уже кое-что. Краешком глаза Мэт заметил Форлу: женщина крадучись добралась до двери и выскользнула на улицу. Может быть, шериф не знал еще, как окончится суд, но она-то знала.

Правда, с другой стороны, шериф, похоже, принял решение до начала суда – судя по тому, как он повел заседание.

– Перкин, муж Форлы, – выкрикнул он, тыкая пальцем в рогоносца. – Ты обвиняешься в убийстве Симнеля, жителя твоей деревни.

– Он мне рога наставил! – вскричал Перкин. – Он спал с моей женой!

– Значит, ты признаешься в том, что убил его?

– А у меня на то полное право имелось.

– Ты его убил? Да или нет?

– Да! – выкрикнул Перкин. – Как убил бы всякого, кто посмел бы ее хоть рукой тронуть! Что, я не прав?

– Прав он или нет? – обратил шериф вопрос к присяжным.

Те склонились друг к другу, быстро пошептались и обернулись к судье. Самый высокорослый из присяжных ответил:

– Он был прав, что убил Симнеля. Тут, знаете ли, супружеская имена.

– Убийство произошло по справедливости! – изрек судья-шериф и хлопнул ладонью по столу. – Освободить его.

Мужчины, державшие Перкина, отступили. Рогоносец огляделся, растер затекшие руки. Поначалу вид у него был растерянный, но вот глаза его полыхнули мстительным огнем.

– Где она? Где моя неверная жена? Где Форла?

Зал затих. Потом мужчины принялись перешептываться, а женщины обмениваться беспокойными взглядами.

– Где она? – ревел Перкин.

– Не думают же они, что он и ее имеет право убить! – возмутился Мэт.

– Наверное, не думают, – отозвался Паскаль. – Но если он ее поколотит как следует, возражать не будут и не вступятся.

– Где она? – вопил Перкин, обращаясь к женщинам. – Вы-то знаете небось? Ну-ка, отвечайте!

Женщины в страхе вжимали головы в плечи, однако самая полная из них заносчиво ответила:

– Знать-то куда она убежала, мы не знаем, но что убежала – это точно, и дура бы была, если бы не убежала!

Перкин зарычал и поднял руку, но шериф протестующе выкрикнул:

– Нет! Это не твоя жена, и ты не смеешь поднимать на нее руку!

Перкин исподлобья зыркнул на шерифа, развернулся и скрылся в темноте, вопя:

– Форла! Где ты, Форла! Лучше выходи сама, потому что я тебя все равно найду!

– Пошли, – торопливо проговорил Мэт и потянул Паскаля к двери.

Но полная женщина загородила им дорогу, взяла Мэта за руку и успокаивающим голосом проговорила:

– Не бойся за Форлу, менестрель. Ты хороший человек. Я знаю, ты хочешь спасти ее, как хотел спасти Симнеля, но не стоит. Она спряталась там, куда мужчинам входить нельзя.

Мэт не понял, о чем говорит женщина, но это его все равно не остановило.

– Спасибо за предупреждение, но мне все равно пора. Доброй ночи, достойная жена.

Женщина покраснела.

– Вернее уж сказать, достойная женщина. Была я и неплохой женой, покуда мой муж не сбежал. – Но тут беспокойство снова отразилось в ее глазах. – Не ходи за Перкином. Он сейчас как чокнутый, может так стукнуть тебя, что не встанешь, – он не соображает, что делает.

– Буду держаться от него подальше, – пообещал женщине Мэт и погладил ее руку. – Кстати, а как ты думаешь, какое бы решение принял суд, если бы все было наоборот – если бы Симнель убил Перкина? Если бы убил любовник жены?

– Симнеля бы объявили вне закона, – мрачно буркнула женщина, – и тогда кто угодно мог бы убить его – из мести или на потеху, и вообще просто так.

Паскаль смертельно побледнел.

Женщина заметила это и набросилась на него.

– А ты не любовник ли будешь у замужней?

– Пока нет, – ответил Паскаль. – И вряд ли им стану теперь.

Как только они выскользнули за дверь, Мэт похвалил Паскаля:

– Мудрое решение. Если учесть, что бегство с Панегирой или даже ее похищение дало бы ее жениху полное право убить тебя без суда и следствия, причем местному шерифу и жюри присяжных до этого не было бы дела.

– Да, уж так будет лучше, – согласился со вздохом Паскаль. – Как думаешь, а если бы я с ней убежал еще до того, как она вышла замуж, все было бы точно так же?

– Ни на секунду не сомневаюсь, – заверил его Мэт. – Знаешь, мы тут пока ничего такого не совершили, но все равно я думаю, нам пора сматываться, и поскорее!

Паскаль удивленно взглянул на спутника, увидел, как сурово сдвинуты его брови, и поспешил рука об руку с ним по тропке, что вела к дороге.

Только тогда, когда они уже шагали по дороге, Паскаль спросил:

– Что, и тех, с кем мы раньше шли, ждать не будем?

– Подождем, – ответил Мэт. – Как пройдем пять миль по дороге, так и подождем.

– А сейчас-то с какой беды такая спешка?

– С такой, что тот, с кем я дрался, мертв, – отрезал Мэт, – и я не хочу попасться в руки к местным жителям.

Паскаль выпучил глаза от страха, опустил взгляд и сосредоточил все свое внимание на том, чтобы побыстрее переставлять ноги.

– Тогда они бросятся за тобой вместе с шерифом и всеми его людьми!

– Я так не думаю, – сказал Мэт. – И не думаю, что хоть кто-то из местных признает этого человека, уверен, он не здешний.

– Почему? – снова выпучил глаза Паскаль. Похоже, ему просто-таки грозило хроническое пучеглазие.

– Потому, что он профессиональный убийца, – это я понял по тому, как он дрался.

– О! Ну, тогда ты убил его потому, что если бы ты его не убил, то он бы убил тебя!

– Нет.

– Тогда почему?

– Я его вообще не убивал, – объяснил Мэт. – Я хотел вынудить его сказать мне, кто его нанял, но не успел он и рта раскрыть, как умер.

– Колдовство! – выдохнул Паскаль.

– И я так подумал. Может, тебе стоит поискать другого спутника, Паскаль? С кем угодно тебе будет безопаснее.

Несколько минут молодой человек молчал. Он только шагал, стараясь не отставать от Мэта. И когда он заговорил, то сказал следующее:

– Пожалуй, мне стоит заново подумать о будущем.

– Верно, – согласился Мэт. – Это было бы очень мудро.

* * *

– Адово проклятие! – выругался Ребозо. – Неужели ты не можешь отыскать хоть одного убийцу, знающего свое дело?!

Секретарь вжал голову в плечи: он не знал, куда деться от гнева хозяина, ведь Ребозо в конце концов был колдуном, и к тому же могущественным колдуном. Не время напоминать ему сейчас о том, что, между прочим, всех убийц он подбирал самолично.

– Сначала этот рыцаришка в Меровенсе, потом этот недоразвитый мантикор, потом призрак, которого, оказалось, так же легко подкупить, как любого чиновника, а теперь еще этот! Две потасовки в трактирах подряд – и ни один из наемников не покончил с ним! Неужели все твои убийцы тупицы и ослы, или этот меровенсский маг заговоренный?

За последнюю фразу секретарь решил ухватиться.

– А что? Может, и так, лорд-канцлер! Он ведь, как ни крути, верховный маг королевы Алисанды и ее муж в придачу. Может, на него можно подействовать только самыми могущественными заклинаниями?

– Да, может быть, – проговорил Ребозо, вдруг чуть ли не мгновенно остыв и устремив задумчивый взгляд в пространство. – Ее маг и ее муж! Ага, и если мы сумеем схватить его, то мы сумеем заставить эту гордую королеву встать на колени, а вместе с ней и весь Меровенс, и они все будут взывать к нашей милости!

От такой наглости и от страха у секретаря перехватило дыхание.

– Но как же мы одолеем такого могущественного чародея?

– Колдовством, – ответил Ребозо. – Самым хитрым колдовством. Если мне этот чародей окажется не по зубам, может быть, сам король не откажется присоединиться ко мне, но мы попробуем одолеть его! Передай этому тупоголовому шерифу, что он судил не того, кого нужно. Прикажи ему арестовать чародея за убийство твоего агента!

– Будет сделано, лорд-канцлер, – поспешно кивнул ЛоКлеркки, быстро написал записку на пергаменте и подал ее Ребозо.

Тот скрепил записку печатью (подписывать благоразумно не стал), а потом принялся выделывать над клочком пергамента пассы, покуда тот не исчез. Тогда Ребозо откинулся на спинку стула и довольно проговорил:

– Эта записка появится перед ним, где бы он теперь ни находился. Он отправит своих людей в погоню, и они схватят чародея! Если все пойдет как надо, к рассвету он уже будет в наших руках!

Однако секретарь всей душой желал, чтобы все пошло не как надо – если, конечно, менестрель на самом деле Мэтью Мэнтрел, верховный маг Меровенса. А если менестрель на самом деле тот самый маг, лучше бы его не трогать, потому что королева Алисанда вряд ли станет предлагать за него выкуп – нет, скорее, она отправится к южной границе своего королевства, прихватив с собой все свои войска. И секретарь задумался, а готов ли король Бонкорро к войне...

* * *

Алисанда к войне была готова и с каждой минутой становилась готова к ней больше. Только вот беда – пока что ей было решительно не с кем сражаться. И это вполне естественно, ведь ее рать пока что шла по ее землям...

Войско шло по дорогам, а крестьяне, работавшие в полях, разгибали спины и смотрели на воинство и на серебристую фигурку во главе, на блеск короны, освещаемой ярким солнцем. Поняв, что к чему, крестьяне что-то кричали друг дружке и бежали что есть мочи к дороге, чтобы приветствовать свою королеву и поклониться ей. Никто не звал крестьян, никто, не давал им приказа, они спешили взглянуть на свою владычицу по доброй воле. Сердце Алисанды радостно билось при виде такой искренней преданности ее подданных. В конце концов, может быть, она и вправду правит ими, как подобает? Королева обернулась, чтобы проводить взглядом возвращающихся на поле крестьян...

...И услышала трепетание крыльев, и увидела птицу, стрелой взмывшую в небо.

Неужели она взлетела сама! Ну нет. И до сих пор не расправила крылья? Может быть, какой-то верноподданный крестьянин выпустил на радость королеве ручного голубя?

Но к голубю устремилась стрела, выпущенная королевским арбалетчиком, который тут же и бросился на поле, чтобы поймать окровавленный комочек перьев. Алисанда несколько мгновений смотрела на это зрелище, не мигая и утратив дар речи. Но вот ее гнев вырвался наружу:

– Привести мне этого человека!

Воины обернулись к королевой испугались ее гнева. Покрасней она от возмущения – это бы они еще поняли. Но она побледнела от ярости – и из-за чего? Из-за какого-то голубка!

Несколько воинов поймали бедолагу арбалетчика на поле и подвели к королеве. Он встал возле коня Алисанды, напоминая видом старого Морехода, уныло глядящего на малюсенького альбатроса* [8]8
  В поэме С. Т. Кольриджа «Сказание о старом Мореходе» главный герой убивает альбатроса, из-за чего потом обречен на вечные скитания.


[Закрыть].

– Стыд тебе и позор! – гневно вскричала королева. – Неужто ты так изголодался, что тебе надо бежать за каждым крошечным кусочком мяса? Из одного голубка пирога не испечешь! Неужто я так плохо вас кормлю, что ты вынужден бросаться за каждой пролетающей мимо пташкой? Неужели у нас в обозе мало пищи, что тебе понадобилось искать пропитания на стороне?

Главное, конечно, было не в словах, а в том тоне, с которым они произносились. Эта-то ледяная ярость и поразила несчастного арбалетчика, заставила его задрожать с головы до ног. Он пытался было открыть рот, чтобы оправдаться, но тут же закрывал его. «Королевский гнев» – нет, сейчас это были не просто слова!

– Да, в этом крошечном тельце мяса немного, но жизни в нем было ровно столько же, сколько в тебе и во мне! Так по какому же праву ты лишил своего младшего собрата жизни? Какая нужда была убивать эту птицу?

В ответ лучник протянул Алисанде трупик птицы, держа ее за лапку двумя пальцами, чтобы Алисанда хорошо разглядела привязанную к лапке маленькую торбочку.

Алисанда растерялась. Затем перевела взгляд на сержанта и кивнула ему. Тот отцепил торбочку от лапки птицы и передал ее королеве. Алисанда открыла торбочку, вынула из нее клочок пергамента и прочла. Черты лица ее стали строги и суровы.

Она сердито посмотрела на лучника.

– Ты не мог знать про это.

– Не знал, ваше величество, – отвечал лучник и поспешно сглотнул слюну. – Я родом из деревни, и просто мне стало жалко, что улетает дичь, которой можно было бы накормить крестьянское семейство.

– Вот и отдашь птицу первому же крестьянину, какой нам повстречается, – распорядилась Алисанда. – А теперь возвращайся к своему сержанту. Тебя спасла случайность – но смотри, впредь без дела птиц не стреляй!

– Хорошо, ваше величество! Благодарю вас, ваше величество!

Лучник поклонился и, довольный, что легко отделался, побежал в строй.

Алисанда задумчиво проводила его взглядом, размышляя над тем, почему она так разгневалась. Почему гибель какого-то голубя произвела на нее такое впечатление? Ведь она сама убивала зайцев и даже оленей на ужин и никогда не задумывалась об этом! Она запускала ловчих соколов, чтобы те ловили для нее точно таких же голубков, и не задумывалась об этом! Откуда у нее взялась эта забота о самых крошечных живых существах? И как это может сказаться на ее отваге полководца?

– Что это, ваше величество? – спросила леди Констанс.

А ведь она была права – следовало уделить больше внимания записке, нежели тому, кто ее доставил.

– Это шпионское донесение канцлеру Латрурии, – ответила Алисанда. – Кто-то из моих крестьян научился читать и писать и принимает плату от другого сюзерена!

– А может, он и вообще не ваш подданный? – предложила другой вариант леди Констанс.

– Если это так, то он очень храбрый человек, – мрачно проговорила Алисанда. – Сержант! Отправьте отряд на поиски крестьянина, который держит голубей и умеет читать и писать!

Сержант поклонился и побежал вдоль строя.

– А что там написано? – спросила леди Констанс.

– Только то, что королева Меровенса идет на юг со своей ратью.

– О, ну это еще не так страшно! – с облегчением воскликнула леди Констанс. – Тут нет никакой тайны. Это известно каждому крестьянину в округе, а уж слухи бегут впереди нас так быстро, как летают голуби.

– Вы правы, – согласилась Алисанда, – но меня тревожит не сама новость, а то, что так близко от моего замка обитает шпион.

– Нечего удивляться, – иронично проговорила леди Констанс.

– И это верно: вокруг всякого монарха всегда вьются шпионы, и порой это те, кого мы считаем своими друзьями. Но как подумаешь, что за каждым нашим шагом следят и что канцлер Латрурии знает не только о том, что мы движемся на юг, а целиком и полностью оповещен о нашей численности и боевой силе... Ну а уж что известно канцлеру, про то знает и король Бонкорро!

– Видимо, нам нечего и надеяться застигнуть его врасплох, – сказала леди Констанс.

– Нет, нечего, – вздохнула Алисанда. – Полагаю, это означает всего-навсего то, что король Бонкорро – умелый правитель, или то, что его окружают мудрые советники. А для меня это знак – надо готовиться к настоящей битве. – Королева обернулась к адъютанту. – Отдайте приказ подстреливать всех голубей, каких только заметим на пути.

Адъютант кивнул и отвернулся, но тут Алисанду вновь охватила волна жалости ко всему живому, и она крикнула:

– Нет, не надо! Глупо даже пытаться! На каждую птицу, которую мы заметим, будет пять, нами не замеченных. Пусть летят, мой адъютант. Лучше уж мы будем знать, что королю Бонкорро известно все, чем думать, что он ничего не знает...