Текст книги "К нам осень не придёт"

Анна с несколькими приглашёнными дамами принимала участие лишь в выезде на поля – затем они должны были прогуливаться по окрестностям и издалека наблюдать, как лихая свора вместе с всадниками понесётся за дичью. Ещё с утра слуги хозяина разведали нахождение большого количества лис в округе: на них-то и должны были напасть нетерпеливые гончие и борзые.

Когда охотников расставили, и все разошлись по коням – издалека донеслось первое переливчатое: «У-лю-лю!» Охота началась. Рванули, взрывая лапами комья земли, гончие, с диким лаем и визгом помчались, петляя, лисицы; и только после завопили, надрываясь, доезжачие: «Отрыщь! Отрыщь! Ату его! Ату-ту-ту!» В дело вступали борзые.

Анна вглядывалась в лица знакомых дам: у многих глаза горели азартом, а изящные руки были сжаты в кулаки. Нет, ни за что она не стала бы принимать участие в такой забаве! Анна ни разу не видела лисы или волка в их естественном месте обитания, но отчего-то ей показалась отвратительной мысль, что молодое, полное сил животное станет жертвой охотников и псов!

Она отвернулась от взволнованно переговаривающихся дам и от нечего делать стала смотреть в сторону прозрачного леса. Вот уйти бы туда, вглубь, в чащу, где, говорят, течёт узкая речка с глубокой, тёмно-зелёной водой и заболоченными берегами… Вероятно, она холодна и глубока. Анна жадно втянула воздух, хранивший ароматы пожухшей листвы, прелого сена и утренней изморози на ветках. Какой радостью для неё была бы эта прогулка, если бы и Вацлав Брониславович принял в ней участие!

Но вышло так, что князь хотя и был приглашён, поблагодарил и отказался, а почему – никто из их общества понятия не имел. А ведь наверняка здесь, на природе, у них был бы случай поговорить откровенно во время отдыха или гулянья по саду…

Меж тем издалека ветер доносил лай, хрип, рычание, крики выжлятников и ловчих, затем – выстрелы и снова лай и вой…

Госпожа Завадская, привычная к забавам супруга, прислушалась.

– Кажется, кончено – загнали. Скоро возвращаться будут. Что, поедем им навстречу? Кстати, ваш муж, Анна Алексеевна, замечательно держится в седле.

– Да… Он с детства прекрасно разбирается в лошадях, – равнодушно ответила Анна.

Ей совсем не хотелось ехать любоваться на результаты кровавого развлечения; она медлила, прислушиваясь и держа лошадь под уздцы.

– Эй, Савелий, помоги графине! – крикнула госпожа Завадская сопровождающему дам слуге. – Вы не сомневайтесь, Анна Алексеевна, ваша лошадка совсем смирная и прекрасно приучена к охоте. От собак не шарахнется, выстрелов не испугается. Едемте.

* * *

Когда они поравнялись с охотниками, Анна краем глаза увидела следы крови на пожелтевшей траве, убитых животных и услышала голоса мужчин, что с дрожью азарта делились впечатлениями от пережитого. Она решительно спрыгнула с лошади и отошла в сторону. Великолепные собаки, коими так гордились охотники, сейчас казались ей отвратительными.

Ей попался на глаза муж – Левашёв что-то возбуждённо обсуждал с Завадским, до неё долетели слова: «Вы прирождённый охотник, граф! Вот уж не думал, что встречу в вас единомышленника»! Потом к Завадскому подскочил один из ловчих и выпалил: «Барин, Вьюга пропала! Звали-звали – как в воду канула! И Кирьяна нет!» Завадский что-то сурово приказал – видимо, найти немедленно потерявшуюся суку вместе с борзятником. Анна накинула поводья на ветку дуба и направилась к лесу. Сзади, за её спиной, слышались голоса: её окликали, но она не оборачивалась. Она погуляет здесь немного, потом потихоньку поедет вслед за всеми – лишь бы только её не заставляли рассматривать кровавые трофеи охоты и восхищаться ими.

Она так и сделала: дождалась, пока вся охота соберётся, наконец, и тронется к дому. В лесу совсем рядом перекликались доезжачие и ловцы – искали пропавшую борзую: «Неужто с волком они встретились? Да ведь Вьюга и на волка ходила…» Анна обернулась: издалека госпожа Завадская звала её и махала ей рукой. Анна взяла свою лошадку за повод – та слушалась беспрекословно – и направилась было за спутниками…

Впоследствии она вспоминала произошедшее так, точно это случилось не с ней, а где-нибудь на картине, изображающей охотничьи сцены. Прямо из кустарника на неё кинулось нечто белое, быстрое, как ветер… Анна успела только увидеть беззвучно оскаленную пасть прямо у своего лица, ощутить горячее дыхание, когда её опрокинули на спину и мощными лапами прижали к земле. Как сквозь пуховую подушку она услышала далёкий крик – должно быть, это была графиня Завадская – да ещё испуганные голоса доезжачих. И тут же, с разницей буквально в миг, над ухом прозвучало низкое утробное рычание. В следующее мгновение ей удалось высвободиться и откатиться в сторону – прежде, чем зажмурить глаза от ужаса, Анна ухитрилась заметить, что огромный волк вцепился в горло великолепной снежно-белой борзой и встряхнул её так, будто та ничего не весила… Борзая забилась в его пасти, взвизгнула беспомощно и жалобно, словно новорождённый щенок…

С разных сторон к ним уже спешили – ловчие, выжлятники; некоторые стреляли в волка из ружей, но тот двигался быстро, точно призрак. Ещё прежде, чем Анна успела понять, что это и есть её настоящий спаситель, волк мощным прыжком достиг кустарника, но не стал продираться в чащу – растворился там бесшумно и незаметно. Охотники завопили с досады, кинулись за ним следом; остальные уже изготовились вновь спускать борзых со сворки.

– Анна Алексеевна! – чета Завадских вместе с Левашёвым были уже рядом с ней. – Анна Алексеевна! Вы ранены? Ушиблись?

Завадская быстро полила водой из фляги носовой платок и отёрла её лицо от пыли; Анну до сих пор сотрясала нервная дрожь, хотя она так и не поняла толком, что именно произошло.

– Ах, Вьюга, Вьюга! Лучшая борзая; взбесилась она, не иначе! – приговаривал, горестно разводя руками, господин Завадский. – Ещё и Кирьян исчез! Вот я его! А волчара огромный, если бы нам добыть такого, не правда ли, граф?..

Владимир, будто не слыша, решительно поднял Анну и зашагал с ней к своей лошади. Там он ловко вскочил в седло и с помощью слуги принял её на руки.

– Отсюда поедем шагом, – сказал он. – Всё будет хорошо, я больше не позволю, чтобы с вами что-нибудь случилось, Анна Алексеевна.

– Барин! – завопил кто-то. – А волчищу-то, похоже, таки ранили! Так его, он нашу Вьюгу одним махом насмерть задрал!

– Выследить! – велел Завадский. – Я с вами!

«Ранили волка, – отрешённо думала Анна, в то время как Левашёв осторожно вёз её в сторону усадьбы. – Если бы не волк, эта собака загрызла бы меня. Теперь они его, верно, убьют».

Она покачивалась в такт шагам лошади в объятиях Владимира и мечтала навсегда стереть из памяти сегодняшний день.

Глава 13

Ехали они долго и медленно, однако большая часть охотников и гостей ещё задерживалась в месте сбора. В доме Завадских Анну быстро отнесли в одну из гостевых спален, уложили. Доктор Рихтер, бывший в числе приглашённых, в силу возраста и тучности в охоте участвовать не решился и остался в поместье. Теперь его спешно проводили к Анне, дабы он смог выяснить, сильно ли пострадала графиня Левашёва.

Оказалось, кроме нескольких царапин на лбу, руках и шишки на голове, ничего особенного с ней не случилось. Ссадины всё ещё кровоточили; доктор прижёг их и велел Анне лежать в постели. Однако когда госпожа Завадская и Левашёв рассказали Рихтеру, как произошло нападение, тот озабоченно покачал головой.

– Боюсь, как бы не rabies, бешенство то есть! Иначе, с чего выдрессированной собаке кидаться просто так?

– У нас все псы здоровы, – дрогнувшим голосом заверила Завадская. – Ни у кого водобоязни не наблюдалось!

– А что с тем доезжачим? Борзая его тоже покусала? – спросил доктор.

– Неизвестно: не нашли пока.

– М-да… Ну что же, Аннушка, будем надеяться на лучшее! Эх, как же вас угораздило-то ей попасться!

– Получается, если бы не волк, графини уже и в живых бы не было, – задумчиво протянула хозяйка усадьбы. – Вот ведь как оно случилось!

Владимир быстро вскочил и сделал по комнате несколько шагов – точно не мог усидеть на месте.

– Да! – подтвердил он. – Волк… Волк – ваш спаситель, Анна Алексеевна.

Его заметно потряхивало; доктор, кряхтя, поднялся, пошарил в своих бутылочках и принялся капать в рюмку какое-то лекарство.

– Выпейте, мой друг: вы так взволнованы. В конце концов, Аннушка жива и почти не пострадала. Бог милостив!

Левашёв выпил снадобье, упал обратно в кресло и закрыл лицо руками.

– Ну-с, пожалуй, я оставлю вас с мужем и доктором наедине, – протянула Завадская и вышла.

Анна приподнялась на локте.

– Я хотела бы побыть одной и отдохнуть немного. Благодарю вас за заботу, Владимир Андреевич, не волнуйтесь так.

Левашёв потерянно кивнул и, едва волоча ноги, пошёл к двери; Рихтер было направился за ним, но Анна остановила его.

– Доктор, повремените ещё минуту! У меня боль в колене – боюсь, не вывихнула ли.

Когда доктор вернулся к ней, Анна умоляюще поглядела ему в лицо.

– Скажите пожалуйста, если та собака действительно взбесилась и покусала волка, защитившего меня – это значит, он тоже заболеет?

Ей отчего-то было важно это знать; она страстно надеялась, что волк всё-таки уйдёт от охотников. Но ведь ужасная болезнь может его не пощадить!

– Ну, голубушка, кто же его знает? – развёл руками доктор. – Я ведь больше с людьми практику имею. Да и не обязательно она волка покусала: вот госпожа Завадская говорила, волк суке в горло вцепился – и всё тут! Силён, быстр оказался!

Рихтер поднялся.

– Теперь лежите, колено ваше в порядке, так, ушиб небольшой. А мне надо князя Полоцкого как следует осмотреть: ему на этой охоте больше досталось…

– Князя Полоцкого?! – вскрикнула Анна. – Да ведь он не поехал к Завадским? Что, он здесь теперь? Как?!

– Не было времени объяснять: сказал вот только, что ехал через лес, а там кто-то из охотников из ружья зацепил его. Пуля не осталась в теле, однако рана есть рана, да ещё огнестрельная… Аннушка, вы куда это? Вам отдыхать надо!

– Нет! – крикнула Анна. – Доктор, прошу, отведите меня к князю! Возможно, он видел, знает… Он тут, в этом доме?

Доктор Рихтер молча поддержал её под локоть, помогая подняться. Анна оперлась на его руку и проковыляла по коридору мимо нескольких гостевых комнат во втором этаже. Доктор распахнул перед ней дверь; они очутились в просторной спальне с огромной кроватью под балдахином и высокими, плотно занавешенными окнами. Здесь было темновато и прохладно.

– Вацлав Брониславович! – в сумраке лицо Полоцкого показалось ей совсем бледным, практически серым. Он с трудом приоткрыл глаза, узнал её и даже слегка улыбнулся.

– Как поживаете, графиня? Рад видеть, что с вами всё в порядке.

– Молчите, молчите, – приговаривал доктор Рихтер. – Он меня, Аннушка, к вам отправил, когда доложили, что вас с охоты на руках принесли. Сказал – потерпит. Вот, видите?

Он помог раненому повернуться: жилет и рубашка на правом боку сплошь пропитались кровью. Доктор быстро разрезал ножницами окровавленную ткань, осмотрел рану и облегчённо вздохнул.

– Вы правы, князь, пули в вашем теле, похоже, нет… Однако это значит, вы хорошо разбираетесь в ранах! Такие поверхностные ранения хоть и болезненны, но и правда не особенно опасны. Анна, раз уж вы здесь, подайте, голубушка, вон тот саквояжик – там корпия.

Анна машинально помогала доктору, подавала всё, что требуется, отмечая, как много старых шрамов покрывало грудь, живот, руки князя Полоцкого.

– Все эти раны вы получили на войне? – спросила она.

Князь лежал молча, спокойно, глубоко дышал; на её вопрос он лишь кивнул утвердительно. «Интересно, сколько ему всё-таки лет?» – вновь подумала Анна. Пожалуй, задавать такой вопрос малознакомому мужчине не очень прилично, да и не до того сейчас.

– Ну вот, рану промыли, повязку наложили – больше, надеюсь, ничего не потребуется, – доктор Рихтер собрал свои инструменты. – Опасное всё же развлечение эта охота, вот что я вам скажу.

Анна поднялась одновременно с доктором.

– Густав Иоганнович, вам не кажется, что князь Полоцкий слишком бледен? – шёпотом спросила она. – Боюсь, ему совсем худо…

– Да что уж там, крови потерял немало – да он, знаете, не из слабеньких. Доехал сюда верхом, один, сам вошёл, спросил меня, ещё извинился за беспокойство. А как сюда пришли, так у него ноги и подкосились… Зато вот уж госпожа Завадская обрадуется, что такого гостя ей Бог послал! – доктор усмехнулся. – Она, помнится, всё печалилась, что Вацлав Брониславович на их охоту никогда не заглядывал, как она его ни зазывала!

– Наверное, лучше, чтобы князя пока не беспокоили, – перебила Анна, плотно закрывая дверь. – Хотите, я пришлю мою Любу, чтобы посидела с ним? Ему не до бесед с хозяевами.

– А пожалуй! – решил доктор. – Отправьте Любашу, пусть зовёт меня, если вдруг у князя жар или озноб начнётся. Только если сами вы, голубушка, сделаете мне одолжение: вернётесь в постель и останетесь там до вечера. Скоро я вас навещу.

* * *

В гостиной у Завадских собралось человек пятнадцать: было очень шумно. Знобкий и тёмный октябрьский вечер уже накрыл поместье, ветер завывал в трубах, однако в комнате было тепло, даже жарко. Горело множество свечей, их свет сильно колебался, когда ураган начинал стучать в ставни.

Гости расселись по креслам и мягким, обитым коричневым бархатом, диванам. Гостиная, несмотря на большие размеры, выглядела уютно: зажжённый камин, портреты и пейзажи на стенах, небольшие столики, уставленные статуэтками и прочими безделушками. После длительных прогулок на свежем воздухе и обильного ужина многим уже хотелось бы отправиться на покой, но хозяин дома всё никак не мог перестать делиться впечатлениями об охоте. Тем временем слуги обносили гостей бокалами подогретого вина и портвейна.

– Ну, будет уже, друг мой: ты совсем замучил наших друзей своею охотой, – проговорила, улыбаясь, госпожа Завадская. – Подумай о дамах – возможно, им не интересно слушать про достоинства твоих борзых и ловчих.

– Хорошо, дорогая, – не без досады уступил ей супруг. – Тогда, быть может, ты поиграешь немного на рояле?

Анна вздохнула с облегчением. Прервать разглагольствования хозяина было нелегко – никто из дам, кроме жены, даже и не пытался это сделать. Лучше уж музыка, чем все эти «гоны», «смычки» и «отрыщенья», в которых она ничего не понимала и понимать не хотела. К тому же Завадский и остальные охотники были донельзя раздосадованы, что волк, задравший борзую, несмотря на ранение, бесследно пропал и, видимо, готовы были обсуждать это всю ночь.

Зазвучала какая-то пьеса Шуберта в исполнении госпожи Завадской; Анна же, пользуясь тем, что лицо её скрывала тень, украдкой повернулась к сидящему в глубоком кресле князю Полоцкому.

Несколькими часами ранее, отдохнув в своей комнате, она вновь зашла навестить Вацлава Брониславовича; тот уже сидел в постели, опираясь на подушки, и беседовал с доктором Рихтером. Оказалось, князь желал бы оставить в тайне свою огнестрельную рану. Когда Полоцкий только появился в поместье, его встретил слуга Завадских, который хорошо знал князя в лицо. Вацлав Брониславович был закутан в плащ и объяснил, что решил всё-таки приехать к Завадским, но в дороге почувствовал себя дурно и просит теперь позвать доктора Рихтера – после чего слуга проводил его в комнату и привёл врача. Тут же принесли пострадавшую на охоте графиню Левашёву, потом, после долгого перерыва, начали появляться и остальные. Так что никто, кроме Анны и доктора Рихтера, не знал, что князя ранил кто-то из охотников.

– Ей-богу, дорогой друг, ну зачем же расстраивать наших хозяев такой неприятной вещью? – говорил Полоцкий. – Я сам виноват: услышал выстрелы, а не свернул – вот и попал под пулю. Господин Завадский и прочие будут страшно огорчены. Я и так-то повёл себя не слишком учтиво, появившись так поздно.

– Всё же странно: неужели тот, кто едва не всадил в вас заряд, так ничего и не заметил? – развёл руками доктор. – Вы же ехали через лес?

– Ну да… Я и сам не понял, как это случилось, – князь пошевелился и осторожно прикоснулся в повязке на боку.

– А вы при этом не видели волка?.. Огромного, тёмно-серого волка, крупнее самой крупной собаки, очень быстрого и сильного? Того самого, которого ранили и преследовали наши охотники? – не утерпела Анна. – Возможно, именно тогда он и уходил от них…

– Нет, но такой зверь, как вы описываете, вряд ли дался бы в лапы жалкой своре борзых, – спокойно ответил Полоцкий. – Наверное, с ним всё хорошо.

– Дай-то Бог! – прошептала она.

Полоцкий внимательно посмотрел на неё.

– Вам так не нравится, когда убивают диких зверей?

– Я никогда раньше не видала охоты, но сегодня поняла, что ненавижу эту забаву! – пылко ответила Анна. – И ни за что больше не стану принимать в этом участия!

Князь улыбнулся и перевёл взгляд на Рихтера.

– Так как же, дорогой доктор, угодно вам выполнить мою просьбу? Полагаю, для хозяев и гостей нет разницы, отчего именно я пролежал в постели весь день – от ранения или какого-то банального недуга. А вот волнений и огорчений будет меньше.

– Ну что ж, – пробурчал доктор. – Если вы уверены, что так лучше…

Таким образом, доктор сообщил госпоже Завадской, что князь Полоцкий, выехав в усадьбу с небольшим опозданием, по дороге почувствовал себя дурно из-за приступа gastritis, так что он, доктор, посоветовал ему оставаться в постели. Это объяснение пришлось весьма кстати ещё и потому, что Полоцкому пришлось отказался от обеда, ужина и вина. К вечеру он появился в гостиной, сопровождаемый доктором и госпожой Рихтер. Хозяйка дома заботливо усадила больного в самое удобное кресло и велела приготовить для него ромашкового отвару.

Все гости, знавшие князя, давно привыкли, что он появляется всегда один, не опасается ездить верхом по ночам, через самые глухие места; что его кони, чистокровные арабские скакуны, всегда выручат и вынесут при любой опасности! А тут вдруг!..

– Это же надо, таинственный опасный князь Полоцкий вдруг пропускает охоту из-за банальной желудочной хвори! – надув губки, прошептала Анне мадемуазель Завадская, хорошенькая и насмешливая девушка. – Ну это просто non comme il faut! Maman была ужасно разочарована: наш романтический герой померк в её глазах!

– Не говорите глупостей, Мари! – с досадой отозвалась Анна. – Что здесь такого? Любой живой человек может занедужить.

– А вы разве не слышали, что князь никогда не берёт с собой слуг, солдат или охранителей и везде ездит один? Папа говорил, что давным-давно, пятьдесят лет назад, а то и больше, князь Полоцкий ходил с войском Долгорукова на Крым, и Сахиб Герай подарил ему заговорённую саблю, что закалилась на крови десяти жертвенных рабов. И ещё он отдал ему пятерых собственных арабских скакунов, которых никто и никогда обогнать не может…

– Какие пятьдесят лет назад? – поморщилась Анна. – Мари, оставьте ваши глупые сказки, давайте послушаем музыку!

– Ну, как хотите, а я бы рассказала вам такие интересные истории про князя.

Машенька Завадская надулась и отошла.

Отчего-то Анне, напротив, была совершенно неинтересна болтовня сплетников о князе – какой-то инстинкт подсказывал ей, что узнать что-то достоверное она сможет лишь от него самого.

К ней приблизился Владимир Левашёв, он выглядел усталым и встревоженным.

– Не прикажете ли проводить вас в вашу комнату, Анет, душенька? Вы, верно, устали после всех треволнений…

– Спасибо, Владимир Андреевич, но я бы ещё побыла здесь. Совсем не хочу спать, а госпожа Завадская так прекрасно играет.

– Ну, как пожелаете. А я пойду – ужасно утомился за сегодняшний день. Покойной ночи, дорогая.

Левашёв приподнял лежащую на подлокотнике руку Анны и прикоснулся к ней губами. Она отметила, что несколько знакомых дам с завистью наблюдали за ними: как же, такой красавец, как Левашёв, оказался ещё и нежнейшим супругом! Анна вздохнула. Знали бы они, какова её семейная жизнь на самом деле!

* * *

В саду было совершенно темно: светился лишь уголёк трубки, хозяин которой стоял на крыльце, надёжно скрытый ночным мраком. Сад беспокойно шумел, ветер посвистывал в ветвях, а ярко горевшие звёзды, казалось, делают октябрьскую ночь ещё холоднее.

В саду послышались осторожные шаги – кто-то приблизился к крыльцу.

– Барин…

– Наконец-то! – резко ответил обладатель трубки. – Ну, что он? Не проговорится?

– Я ему денег дал – да и трусоват оказался доезжачий. Как увидел, что собака на барыню напала, думал, всё – каюк ему. Ну, я и сказал, что мол, никто на него не подумает: взбесилась сука, бывает. А он домой идти боялся долго… Ну, ничего, всыплют ему горячих на конюшне – всё равно внакладе не останется!

Говоривший захихикал, но собеседник прервал его, резко и нервно:

– Заткнулся бы ты – не ровен час, подслушают. Иди в дом. Хотя… постой! Ты как с ним столковался-то?

– Я, как вы приказать изволили, уже после всего подошёл, когда он в лесок по нужде отлучился. Я и давай соловьём разливаться: мол, какие великолепные собаки у них, расспрашивал то да сё. Малый так и млел – а потом я у него попросил собачку подозвать да меня с ней познакомить. Ну а дальше, слово за слово, а мы уж у того кустарника, где барыня гуляла… Я собаку за ошейник держу, чувствую, та аж вся стрункой натянулась – видно, то самое учуяла. Я, будто шутя: «Ату!» Сука и рванулась, повалила барыню, уже едва в глотку не вцепилась… А Кирьян ещё раньше мне рассказал: Вьюга-то человека, коли захочет, одним махом возьмёт. Вот я и решил, что…

Рассказчик смолк, услышав грубое ругательство, затем укоризненно поцокал языком.

– Тише вы, барин! Ну, не вышло – да кто же знал? Волк этот, он будто из преисподней явился, да как на борзую набросится! Вот как есть секундочки не хватило! Ну, а потом…

– Что было потом, я знаю! – перебил тот. – Ладно, иди… Кирьяну ещё пригрози, если проболтается о тебе – ему хуже будет: это он за сукой хозяйской не углядел!.. Ч-чёрт! Такую возможность упустили!

– Ладно, барин, не гневайтесь, – примирительно ответили из темноты. – Может, ещё что придумаем.

* * *

Когда Анна открыла глаза, за окном еле серел пасмурный рассвет; небо закрывали ровные серые облака, но дождя или снега вроде как не предвиделось. С помощью Любы Анна надела уже отчищенную от грязи вчерашнюю амазонку – та весьма ловко сидела на ней – и закуталась в тёплую пелерину. Ей захотелось пройтись перед завтраком: здесь, в усадьбе, при любой погоде воздух был так свеж и вкусен, что жаль было им не насладиться. К тому же – хотя она очень старалась скрыть это от зорких глаз Любы – Анна заспешила, когда в саду, меж побеленных стволов яблонь, заметила князя Полоцкого.

Вчера они ни разу не смогли остаться наедине и поговорить: вокруг было слишком много народу, чтобы беседовать откровенно. В гостиной они сидели они далеко друг от друга, а около князя ещё и постоянно вился рой девиц во главе с Машей Завадской и её подругами.

Анна выскользнула из дома и направилась в сад. Полоцкий стоял и вглядывался куда-то в сторону леса; она была уверена, что князь её не заметил, однако стоило ей приблизиться, как Вацлав Брониславович проговорил, не поворачиваясь:

– Доброго утра, Анна Алексеевна. Рад видеть вас в добром здравии.

– Как вы узнали, что это я? – засмеялась она.

– Услышал ваши шаги. Однако не удивится ли ваш супруг, что вы гуляете в моём обществе в столь неурочный час?

Анне хотелось бы ответить, что для супруга её поведение, как и она сама, значит меньше, чем прошлогодний снег, но она сдержалась и лишь неопределённо пожала плечами.

– А как вы себя чувствуете сегодня?

– Лучше, – прозвучал короткий ответ. – Я всегда поправляюсь быстро. Послушайте, Анна Алексеевна, я хотел бы выяснить кое-что насчёт происшествия с собакой, если вы не против. Расскажите, пожалуйста, что именно произошло вчера.

– Но я не знаю, – беспомощно произнесла она. – Я ведь всё уже рассказала. На меня налетела борзая, повалила, и…

– Это я понял. Я имею в виду, что происходило до нападения. С тех пор, как вы приехали в усадьбу, утром, во время охоты.

Анна постаралась сосредоточиться и честно передать все детали. Третьего дня ей принесли нарочно сшитую амазонку и новенькие сапоги для верховой езды. Потом Левашёвы отправились в поместье Завадских, из прислуги с ними были Денис и Люба. Денис же заменял кучера – он прекрасно умеет управляться с лошадьми. Вечером они прибыли в усадьбу, а рано утром Люба подала ей платье, сапожки, шляпку – и все выехали из дому.

– Постойте, – попросил Полоцкий.

Он опустился перед ней на колени, на мгновение зажмурился – видимо, рана давала о себе знать – затем с силой выдохнул воздух, как это делают собаки. Анна изумлённо наблюдала, как князь приблизил лицо к её рукам, затянутым в перчатки, коленям… Он совершал отрывистые вдохи носом, затем также обнюхал её подол, обувь – для этого ему пришлось пригнуться к самой земле.

– Князь, что вы делаете? – краснея, вскричала она, когда он приподнял подол её платья и поднёс его к лицу.

– Дьявол… Надо было проверить ещё вчера, но я не смог бы… А сегодня почти выветрилось. Минуту, Анна Алексеевна…

Ещё некоторое время, стоя на четвереньках, он втягивал в себя запах её башмаков – Анна с ужасом думала, что кто-нибудь может увидеть их в такой нелепой и некомильфотной ситуации – затем наконец-то отстранился.

– Это, Анна Алексеевна, кто-то вчера ещё постарался. Пока вы спали, ваши сапожки натёрли смесью трав с… впрочем, название вам вряд ли что-то скажет. На собак это действует, как если бы у них под носом появилась волчица. Не удивительно, что как только вы встали по ветру – борзая накинулась на вас. Скорее всего, не один, так другой пёс напал бы, стоило вам только оказаться поближе.

– Я… Я к ним вообще не приближалась, – в ужасе прошептала Анна. – Всё утро я была в группе дам, мы смотрели издалека, борзые все были на сворках, и только когда Завадская предложила ехать…

– На охоте внезапное нападение собаки выглядит неожиданно, но вполне объяснимо – сука могла взбеситься, такое бывает. И тот, кто это подстроил, вероятно, хотел бы вашей смерти, Анна Алексеевна.

* * *

Всеслав, конечно, не мог с уверенностью доказать свою правоту, когда предостерегал Анну против злоумышленника, покусившегося на её жизнь. И его не удивила реакция графини, которая со страхом и недоверием уставилась на него.

– Нет… – выдавила она. – Нет, это какая-то ошибка… Верно, вам почудилось! Или собака случайно приняла меня за кого-то чужого!

– Я не настаиваю, Анна Алексеевна, что точно прав – насчёт собаки всё могло быть. Но, что касается запаха, я не мог ошибиться.

– Да откуда вы знаете? – нервно выкрикнула она.

– Приходилось встречаться с подобными вещами, – пожал плечами Полоцкий.

Графиня невидящими глазами уставилась прямо перед собой; Всеслав знал, что Анне Левашёвой, как и всякому нормальному человеку, нелегко было принять, что есть кто-то, желающий ей смерти. Они медленно пошли по ухоженным дорожкам сада. Вокруг никого не было; Анна дрожала, несмотря на тёплую накидку и перчатки.

– Нам стоило бы вернуться в дом, вы продрогли, – заметил Всеслав. – Поверьте, Анна Алексеевна, я не хотел бы вас пугать! Но, коль скоро этот запах сам по себе не мог оказаться на вашей обуви – не знаю, какую иную цель преследовал человек, который это сделал.

Графиня упорно молчала, будто не замечая Полоцкого. Всеслав взял её за локоть и осторожно повернул лицом к себе.

– Анна Алексеевна! Вы слышали, что я сказал? У вас есть хоть какие-то предположения, кто хотел бы вам навредить?

Она медленно покачала головой.

– Кто-нибудь, кто мог вас возненавидеть? Я не спрашиваю о причинах – это не моё дело, просто – есть такой человек?

– Моя мачеха… Она ненавидела меня ещё до моего рождения. Из-за папеньки, потому что они тогда…

Анна прервала сама себя и вскинула на него глаза.

– Но всё это не имеет отношения ко вчерашнему. Мачехи здесь нет, она осталась в Петербурге. И она не прикасалась к моим вещам: их доставил посыльный, приняла горничная сестры и сразу принесла ко мне в комнаты, а уж потом моя Люба всё упаковала.

Мачеха? Всеслав мог бы поклясться, что это похоже на правду – он довольно долго наблюдал за мачехой Анны, будучи у них в гостях. Вот только вдова Алексея Калитина никак не могла бы добраться до Анны в усадьбе Завадских. Да и не слишком это надёжно: пожелай она избавиться от падчерицы, наверняка выбрала бы более верный способ. Или она не хотела губить падчерицу, а лишь искалечить? Второй вопрос – откуда бы у Катерины Фёдоровны взялось подобное зелье – Анне, похоже, и в голову не пришёл, Всеслав же решил пока не пугать её ещё больше.

– Возможно, ваша мачеха могла приказать горничной проделать это с вашей одеждой и обувью.

– Моей Любаше?! – Анна задохнулась от возмущения. – Да вы с ума сошли? Она и её мать служат нашей семье с тех пор, как мой отец…

– Успокойтесь! Поверьте моему опыту, графиня: очень немногим людям стоит доверять по-настоящему. И почти любого, самого прекрасного слугу можно подкупить – вопрос лишь в цене.

– Даже слушать не хочу! – отрезала она. – Если бы вы знали Любу, вы бы никогда так о ней не говорили!

– Хорошо, оставим вашу Любу в покое. Но вы сказали, что покупки приняла горничная сестры – ей вы тоже полностью доверяете?

Всеслав сразу почувствовал, что эта, вторая догадка была для Анны ещё ужаснее, чем первая. Она сжала кулаки и замотала головой, точно отгоняя страшное видение.

– Вы хотите сказать, что Элен могла отдать такой приказ?.. Нет! Нет, это невозможно! Какое вы имеете право говорить такие мерзости про мою семью?! – голос её дрогнул и сорвался; графиня отвернулась.

Да, теперь гнев и страх Анны, пожалуй, выльется на него – вместо того, чтобы успокоиться и поразмыслить, она устроит ему истерику и обвинит в поклёпе на своё драгоценное семейство. Всеслав бы и не стал так уверенно всё это утверждать, если бы не рассмотрел семью Анны собственными глазами и не убедился, что обстановка там далеко не была благополучной. Те близнецы, которых графиня Левашёва представила ему, как своих детей – это были милые, прелестные человеческие ребятишки. И они совершенно точно не были внуками его Златы – здесь он не мог заблуждаться. Такие вещи он понимал тем неподвластным людям чувством, которые называют звериным чутьём. Близнецы пахли, как обычные люди, а значит, они не могли быть детьми Анны.

– Подождите, Анна Алексеевна, успокойтесь! Я пока ничего не утверждаю, а просто пытаюсь предостеречь вас! Тот, кто хотел причинить вам зло, возможно, не остановится, когда убедится в своей неудаче. Если же говорить о мотивах, в любой семье найдётся…

Она резко развернулась, подскочила к Всеславу и судорожно вцепилась в его редингот – на смуглых щеках блестели потёки слёз.