Текст книги "Ночной крик"

– Не стоит обольщаться, девочка. Насиловать тебя я не стану. Ты, конечно, очень симпатичная, но я не испытываю проблем с противоположным полом, чтобы принуждать тебя против твоего желания. Так что давай-ка пожелаем друг другу спокойной ночи и ляжем баиньки. Каждый на своей кровати.

Прикусив губу от унижения, Вика, не поднимая глаз и не произнося ни слова, рухнула на свою постель и сразу же отвернулась к стене, чтобы этот хам не заметил предательских слез в плотно зажмуренных ресницах.

Вика едва смогла дождаться наступления утра, всю ночь прислушиваясь к равномерному дыханию на соседней кровати. Как только за окном забрезжил рассвет, она бесшумно соскользнула с кровати, выбралась через окно, прижимая к груди свою сумку, и ходко потрусила на станцию.

Глава 24

У входа в здание, где размещалась поселковая милиция, Вику угрюмо приветствовал сурового вида дежурный, который и проводил ее в тесно заставленную комнатушку, которую занимал Федор Карпович.

Известие о том, что Ирина Анатольевна Гаевская – самозванка, он воспринял спокойно по той простой причине, что просто в это не поверил.

– А где же, по-твоему, настоящая Гаевская? – спросил участковый, пряча улыбку, чтобы понапрасну не смущать малявку, вообразившую себя Пинкертоном.

– Как где? На кладбище.

– Что-то не припомню, чтобы там была могила с подобным именем.

– Ну, разумеется. Ведь на надгробном камне значится имя Лукерьи Матвеевны Лаптевой, – удивилась Вика его непонятливости.

Федор Карпович посмотрел на девушку озабоченно, почесал затылок дужкой очков и проговорил, тщательно подбирая слова:

– Ты, Вика, часом ничего не перепутала?

– Да нет же!

– А как ты себя чувствуешь?

– Прекрасно я себя чувствую. Хотите вот прямо сейчас пойду к Матвею Игнатьевичу и он подтвердит вам мою вменяемость?

– Ну, зачем ты так?

– А как надо? Вы же намекаете, что я сумасшедшая.

– Ни на что я не намекаю. Просто ты сегодня как-то не вовремя со своими глупостями. И так меня вчера Петровна достала. Целый день цеплялась, как репей к собачьему хвосту.

– А она-то чего? – удивилась Вика.

– Да вбила себе в голову, что Клавка Корнешова пропала. Я у соседей спросил, те говорят – в город подалась, внуков проведать. Еще третьего дня уехала. А Петровне все неймется. Криком кричит, что та, дескать, обещала ей вернуться к понедельнику. Ну и что, что обещала? Мало ли.

– Тоже верно, – согласно кивнула Вика, не особенно воспринимая Петровну всерьез. В данный момент Клавка Корнешова волновала ее мало. Ее интересовала Гаевская.

– А больше ничего не случилось? – спросила она осторожно.

– Ты о чем это? Вроде нет. Ах да, Катерина тут приходила, жаловалась, что хозяйка ее внезапно уехала. Говорю же, все как ополоумели.

– Федор Карпович, миленький, давайте сходим на кладбище. Сами увидите, что нет там никакой Лаптевой.

– Ты в своем уме? Не могу же я просто так в чужой могиле ковыряться! Меня потом родственники со свету сживут.

– А вы разрешение спросите, – подсказала Вика.

Карпыч побагровел.

– На каком основании?! – рявкнул он грозно.

– На каком? Так по подозрению. Поступил сигнал, вы обязаны проверить. Разве нет?

– Сигнал, говоришь? – вздохнул он устало. – У меня таких сигналов – воз и маленькая тележка. Сидоренко, вон, чертей почитай каждый день видит. Тоже проверять прикажешь?

– Каких чертей? Зачем? – внезапно испугалась Вика.

– Так алкаш он, запойный. Как напьется до белой горячки, так чертей по избе и гоняет.

– Но ведь я-то не алкаш, – обиделась Вика.

– Ты – нет, – печально согласился участковый. – Ты – хуже. И как мне от тебя отвязаться?

– Достаньте разрешение на эксгумацию – и я сразу отстану.

– Отстанешь?

– Да!

– Слушай, Виктория, признайся, тебе-то на что сдалась эта эксгумация? Там ведь зрелище не из приятных, это я тебя по-дружески предупреждаю. Шутка ли – труп трехлетней давности!

– Видите ли, Федор Карпович, я поняла, что одной мне убийцу не найти, – доверительно сообщила Вика и тяжко вздохнула.

– Хорошо, хоть это поняла, – вздохнул он в ответ.

– Если окажется, что я права, то начнется расследование. По всем правилам. Преступнице тогда не уйти. Ее везение ведь на том только и держится, что никто этой историей не интересуется.

– Черт с тобой, – махнул рукой участковый. – Только учти: выставишь меня на посмешище – лично упеку на пятнадцать суток!

– А у вас что, и КПЗ есть? – огляделась Вика с интересом.

– В сарай посажу! К свиньям! – рявкнул, потеряв терпение Федор Карпович.

* * *

Видение свинарника преследовало Вику до самого обеда и приятных мыслей не навевало. Она даже подумала было, что погорячилась, потребовав решительных действий от участкового? А ну как ничего криминального в могилке не окажется? Только старушку зря потревожат, да саму Вику отправят в совершенно нежелательную компанию. Однако остановить процесс уже было не в ее силах. После разговора с вышестоящим начальством Федор Карпыч помрачнел лицом и на Вику поглядывал свирепо.

Кладбище при свете дня вовсе не выглядело пугающим, скорее оно навевало меланхолическое впечатление заброшенности.

Толпа любопытных собралась приличная. Они жались тесной группой и негромко переговаривались, очевидно осознавая особую торжественность момента. Вика не знала, куда глаза девать от смущения, так как чувствовала себя виноватой в происходящем. Особенно после разговора с дочерью бабы Луши. Та подскочила к девушке, едва та появилась в воротах и зашипела с угрозой в голосе:

– Я все про вас знаю, обманщица! Никакой вы не нотариус, а самая обыкновенная дачница, которая от безделья суется во все щели! Какое вам дело до того, как моя мать умерла? Чего вы лезете не в свое дело? Ишь, чего удумала – тревожить прах несчастной женщины. А мне каково, об этом подумали? Бедная мамочка!

Тетка показательно прижала платок к совершенно сухим глазам и демонстративно хлюпнула носом. В толпе сочувственно загудели. Вика еще ниже опустила голову. Она могла бы, конечно, возразить, что «любящей дочери» неплохо было бы поухаживать за могилкой, а то вон даже сорная трава, которой зарос изрядно просевший холмик, вся пожухла, а деревянный, самый дешевый крест прогнил и покосился.

– Что молчишь, выскочка? Язык проглотила? – пошла в наступление тетка, не чувствуя сопротивления.

– Не я отдавала распоряжение об эксгумации, – тихо ответила Вика, все еще не желая ссоры.

– Брешешь, мокрощелка. Ты участкового доконала, все знают. Запомни и заруби себе на носу – еще раз сунешь свой нос в мои семейные дела – со свету сживу!

От рукоприкладства Вику спасло появление Кати. Она опоздала к началу представления, но обстановку оценила моментально и решительно заслонила собой совсем растерявшуюся девушку.

– А ну пошла отсюда, живо! – громко сказала она. – И не забудь вернуть сто баксов, которые от нее получила!

Тетка замерла, открыв рот и заозиралась. Теперь все взгляды сосредоточились на ней, гарантируя в ближайшем будущем множество вопросов. Сплюнув с досады, тетка шустро просеменила прочь и остановилась в сторонке, бросая на Вику злобные взгляды.

– Денег, конечно, она не вернет, – вздохнула Катерина, – но рот разевать поостережется, хабалка чертова.

Вика кивнула невесело. Она совсем скисла и больше всего хотела сейчас убраться куда подальше. Большинство деревенских по неизвестной причине испытывают к дачникам врожденную неприязнь, хотя именно они, то есть дачники, являются их основным источником доходов. Если бы не горожане, кто бы стал покупать излишки овощей и фруктов, кто бы покупал и ремонтировал заброшенные дома, строил магазины и асфальтировал дороги? Благодаря тем самым дачникам в глухую деревню в самом ближайшем времени планировали пустить автобусную линию, избавив тем самым местных жителей от необходимости отмахивать каждый раз по пять километров до станции.

Погрузившись в подобные размышления, Вика едва не пропустила начало операции. Двое крепких мужичков, вооруженных лопатами, уже начали копать.

– Слушай, а зачем вообще весь сыр-бор? – вполголоса поинтересовалась Катя.

– Они полагают, что в могиле не баба Луша, а Ирина Гаевская, – так же тихо пояснила Вика, скромно умолчав о своей роли.

Катя немного помолчала, переваривая новость, потом спросила с изумлением:

– Они что, свихнулись? Гаевская пропала только позавчера, а старуху похоронили три года назад.

Вике хотелось рассказать подруге о том, что она узнала в санатории и какая ей представляется картина, но она решила повременить. Сейчас ей было не до объяснений. Тем более, что она увидела, как земляные работы внезапно были приостановлены. Федор Карпович и его помощники сгрудились у могилы и о чем-то совещались. Один из могильщиков протягивал представителям власти ком земли, который зачем-то тер пальцами. Его примеру последовали остальные, тихо переговариваясь. Напрасно все присутствующие зеваки, включая Вику и Катерину, тянули шеи и изо всех сил напрягали слух. До них не долетало ни слова.

– Что они там возятся? – не выдержала первой Катя.

– Сама не пойму. Зачем-то землю крошат.

Работы тем временем возобновились. Спустя полчаса один из рабочих, блестящий от пота, спрыгнул в глубокую яму, чтобы просунуть под полусгнивший гроб веревочные петли. Вика задрожала и вцепилась в Катино плечо.

Тишина стояла такая, что отчетливо слышалось жужжание мух. Этот звук особенно действовал на нервы, так же как и запах. Даже со своего места Вика чувствовала волну зловония, исходящую из ямы. Привычные ко всему рабочие, и те недовольно морщились и вяло матюкались.

– Что-то слишком сильно она воняет, – ни к кому не обращаясь, заметил кто-то в толпе. – Должны были бы остаться только кости, а тут такой запах, что хоть беги.

Вика и Катя переглянулись и снова, как зачарованные, уставились на могилу.

Гроб уже подняли на поверхность. Рабочие по очереди вытаскивали гвозди. Вика перестала замечать окружающее, уставившись на подрагивающую крышку гроба, точно под гипнозом.

Вот вынут последний гвоздь.

Вот рабочие наклоняются, чтобы приподнять обитую истлевшей материей крышку.

Запах усиливается…

Не понимая, что делает, Вика на негнущихся ногах подошла к могиле почти вплотную. Сейчас она увидит… Что? Ссохшееся тело Гаевской? Или оскалившийся скелет бабы Луши? В любом случае это уже не будет похоже на человеческое тело, всего лишь бренные останки, три года пролежавшие в земле, – успокаивала себя Вика, чувствуя непреодолимый приступ тошноты. Чего ж так воняет-то, господи?

Федор Карпыч, отодвинув рабочих, сам взялся за крышку гроба и потянул ее на себя. Она почему-то не сдвинулась с места. Кто-то пришел ему на помощь: в образовавшуюся щель просунули гвоздодер, послышался треск и крышка, как живая, отскочила.

В мертвой тишине, повисшей над кладбищем, раздалось чье-то "О, Господи!"…

В гробу не оказалось останков ни бабы Луши, ни Гаевской. То есть, Гаевская там была, но не настоящая, скончавшаяся три года назад. Там лежал свежий труп самозванки!

Вика не могла отвести взгляд от начавшего разлагаться тела, одетого, точно в насмешку, в кокетливое шелковое белье и такой же шелковый халат, высоко открывающий дряблые старческие ноги. На голову был надет белокурый, сбившийся на бок парик, сквозь толстый слой грима отчетливо проступали трупные пятна. На животе, над резинкой трусов то-то белело, но Вика никак не могла сфокусировать взгляд, чтобы понять, что это такое.

– Что ж это делается-то! – протяжно выкрикнула какая-то женщина в толпе.

Другая, которая подошла слишком близко, потеряв сознание, рухнула на колени возле самого края могилы и свалилась бы вниз, не подхвати ее расторопный паренек в форме.

– Матерь божья, да это же Клавка! – недоверчиво выдохнула Петровна, которая присутствовала здесь с самого начала в качестве одной из понятых.

– Как это Клавка? – грозно прикрикнул на нее участковый.

Бабка затрясла головой и истово перекрестилась.

– Да сами посмотрите, она это. Вон, под париком – ее это патлы, как пить дать, ее!

В толпе загомонили. Растерянные, возбужденные люди хлынули к краю могилы, стараясь заглянуть внутрь.

– И правда она!

– Что за чертовщина?

– Чего это она так вырядилась?

– А как на Гаевскую-то похожа, только гляньте!

– На что тут глядеть, стыд-то какой!

– Отчего она умерла?

– Похоже, шею свернули. Вишь, как башка-то скособочена?

Вика, схватившись рукой за горло, таращила глаза в раскрытый гроб и силилась понять, что происходит. Такого поворота она не ожидала. Каким образом на месте Гаевской могла оказаться торговка овощами, ее соседка, якобы уехавшая в город проведать дочку? Неужели все это время именно она дурачила всю деревню? Вот эта вот деревенская баба?

Вика потрясла головой и тут же услышала негромкий голос участкового, который делился с коллегой своими соображениями:

– А ведь в этом что-то есть: Клавка появилась в деревне почти одновременно с этой актрисой. Конечно, нужно уточнить, но, мне кажется, все совпадает.

– Ну, ты, Вика, молодец! – обернулся он к девушке. – Такую аферу разоблачила! Зря я тебя ругал, зря!

– Не надо, Федор Карпович. Мне что-то не по себе, – с трудом выдавила Вика.

– Ну-ну, возьми себя в руки, девочка. Отойди вон в сторонку, в себя приди.

Ласково приговаривая и поддерживая Вику под руку, он отвел девушку в сторону и заставил сесть. Катерина не отставала от них ни на шаг. Вика взглянула на них с благодарностью. В ответ Карпыч по-отечески похлопал ее по плечу.

– Федор Карпович, поглядите! – окликнул его тот самый паренек, что подхватил упавшую женщину.

– Что там у тебя?

– Да вот!

В поднятой руке паренька что-то блеснуло. Вика невольно посмотрела в ту сторону, жмуря от блеска глаза.

– Занятная зажигалка, – Карпыч повертел в руках вещицу, потом обернулся к стоявшей рядом Кате – Узнаешь? Ее это?

– Нет. Гаевская никогда не курила.

– Тогда чье же? Как это сюда попало? Принадлежало убийце?

– Я знаю, чья это вещь, – со вздохом призналась Вика.

Все обернулись к ней.

– Ну?

– Это зажигалка Двуреченского. Вспомни, Катя, он доставал ее при тебе. Тогда, во дворе возле твоего дома.

– А ведь верно. Она самая, – удивленно протянула Катерина. – Черт, это что же тогда, он, что ли, убил?

Она растерянно посмотрела на Вику, точно та могла ей что-то объяснить. Вика нахмурилась.

– Господи, да ведь я же его машину видела! – спохватилась Петровна, кажется, единственная, кто не потерял в данной обстановке выдержки. – Ну, точно: большая такая машина, блестящая, иностранная. Она в лесочке стояла, совсем рядом с кладбищем!

– Ты, Петровна, говори толком. Когда видела? Во сколько? – набросился на нее Карпыч, которому все это не нравилось. Он понимал, что преступление среди своих – пусть даже и убийство – это одно, но если к этому причастна такая фигура как Двуреченский, то дело плохо. С него начальство не то, что одну – две шкуры спустит за ошибку.

– Ты погоди звериться-то, Карпыч, погоди. Дай сообразить. Когда же это было? Ну, точно, в тот самый день, когда они все разъехались. Только уехали они уже после полудня, а машина тут стояла утречком. Раненько совсем, часов в пять. Я за травой для кроликов на бугор ходила. Возвращаюсь, а она стоит. Я еще удивилась тогда: с чего бы это городскому, да еще такой шишке, на нашем кладбище делать? А потом подумала, что кто его знает, вдруг у него родственники какие здесь похоронены. Кладбище-то, почитай, с восьмисотого года…

– Твои соображения мне ни к чему, – оборвал ее причитания Карпыч. – Ты мне вот что скажи: самого режиссера ты тут видела?

– Кабы видела, так бы и сказала, – поджала губы Петровна. – Не было его, врать не стану. Ну, так и что? Он в это время наверняка на кладбище обретался, могилу раскапывал, душегуб проклятый. За что Клавку-то погубил, ирод? Чем она ему не угодила.

– Помолчи, Петровна, без тебя тошно, – поморщился Федор Карпович. – Разберемся, кто тут ирод, а кто душегуб.

– Это он, ты как думаешь? – спросила Вику Катя встревоженно.

Вика молчала, только все больше хмурилась. Наконец, она подняла на подругу глаза и сказала просительно:

– Погоди, Катя, не сейчас. Мне подумать нужно. Хорошенько подумать. Что-то тут не складывается.

– Да думай, кто тебе мешает, – немного обиделась Катя и Вика виновато улыбнулась.

– Я тебе попозже все расскажу, хорошо? Вот прямо сегодня вечером. А сейчас пойду, пожалуй.

Катя не стала ее задерживать, только долго смотрела ей вслед встревоженным взглядом.

Глава 25

Больше всего на свете Вика сейчас не хотела попадаться кому-либо на глаза. Единственным убежищем ей представлялся пустынный речной берег. Деревенским сейчас не до купаний, а дачники из коттеджного поселка тусуются совсем в другом месте.

Она оказалась права, на берегу не было ни души, вот только погода начала стремительно портиться и Вика быстро замерзла. Она подумала было, что неплохо зайти домой и прихватить теплую кофту, но ей до смерти не хотелось попадать под обстрел любопытных глаз вездесущей Петровны. Надо же, везде-то она успевала. И машину видела, и отсутствие Клавдии заметила раньше всех. И как это она только проглядела, что ее любимая Клавдия три года водила всех за нос? Хотя в действительности могла и не заметить, ведь участок Клавки граничил с садом Гаевской, чтобы попасть из одного места в другое, совсем необязательно было выходить на дорогу, достаточно просто перелезть через забор – и все дела.

И все-таки Вика в это не верила. Она видела Клавку только мельком и всего пару раз, но она произвела на нее не самое лучшее впечатление. Неужели эта клушка, жадная до денег, смогла водить за нос – нет, не деревенских, с которыми лже-Гаевская сократила общение до минимума, – а четверых прожженых дельцов, которые, к тому же, когда-то знали очень близко настоящую Ирину. И дело даже не во внешности, это детали. Соответствующее освещение в доме, вечный зонт, надежно прикрывающий лицо – и дело в шляпе. Но как простушка могла убедительно сымитировать манеру поведения актрисы? Ее же раскусили бы в два счета, едва самозванка успела бы открыть рот. Или Вика ошибается? Что, если образ деревенской простушки такая же маска, как и роль пожилой актрисы? Что, если актриса не только Гаевская, но и сама Клавка? Или у нее совсем другое имя?

Рассуждения выглядели логично, как логично выглядела и смерть шантажистки от рук не желающей платить жертвы, но что-то Вике мешало поверить в такой простой расклад. Понять бы только – что?

И Вика снова и снова прокручивала в голове все, что ей было извсетно, пока окончательно не выбилась из сил. Прошло уже несколько часов, как она торчала на проклятом берегу, а она по-прежнему не сдвинулась в своих рассуждениях с места.

Труп Клавдии то и дело возникал у нее перед глазами. Что-то с ним было не так. Именно с трупом!

Наконец она поняла.

Это было невероятно!

Белый клочок, торчавший поверх шелковых трусов. Наконец-то она поняла, что это такое. Это была обыкновенная бирка, какую пришивают на все без исключения вещи. Сама Вика частенько отстригала ее ножницами, потому что бирка, особенно на белье все время царапала спину.

Вот именно – спину! Ни одна уважающая себя женщина не напялит трусики задом наперед. А вот если ее кто-то одевал, да еще в большой спешке…

Трусики, надетые на Клавку, имели какое-то определенное название, которое Вика все время забывала. С виду они напоминали боксерские шортики, только гораздо более изящные и отличались тем, что у них было трудно определить, где зад, а где перед. Если тело одевали второпях, то могли и не заметить, что злосчастная бирка, которой положено было находиться сзади, оказалась спереди.

Так что не была Клавка самозванкой, никогда не была. Каким-то образом она не вовремя подвернулась убийце под руку и поплатилась за это жизнью. Но зачем было убивать ни в чем не повинную женщину? Только в одном случае: она увидела что-то, чего не должна была видеть. Убийце просто ничего другого не оставалось. Несвоевременное появление соседки, которая, очевидно, перед своим отъездом в город решила немного подзаработать и притащила в богатый дом что-нибудь с огорода, помешало планам убийцы, который, скорее всего, намеревался скрыться, прихватив с собой полученные денежки. Когда у него на руках ни с того ни с сего оказался труп, ему пришла в голову блестящая идея выдать его, то есть – ее, за себя и запихнуть в гроб. Для этого убийца воспользовался машиной Двуреченского, а на тот случай, если кто-то заметил бы ее возле кладбища, перевел все стрелки на него, подбросив зажигалку.

Но куда подевался труп? В смысле труп настоящей Гаевской? Убийца был умен. Нездоровый интерес Вики к происходящему встревожил его. Избавиться от назойливой дачницы сходу не удалось. Она продолжала копать и бог знает до чего могла докопаться. Что, собственно, и произошло. Только убийца предвидел такой исход намного раньше и поспешил выкопать тело Гаевской, перепрятав его в другое место. Зачем? Да просто, чтобы выиграть время. Он же не мог точно сказать, когда Вика доберется до сути, а прыть она показала немалую. Ему нужно было время, чтобы скрыться и лишние встряски были совершенно ни к чему. Не явись Клавка к Гаевской, сегодня они нашли бы пустой гроб и могли бы сколько угодно ломать голову куда и что на самом деле подевалось, а доказать подмену бабы Луши актрисой и вовсе было бы невозможно. Свистнуть труп мог кто угодно и когда угодно – мало ли сейчас мародеров?

Вика даже догадывалась, когда именно был похищен подлинный труп. Память услужливо подсунула воспоминание: фигура в островерхом капюшоне под проливным дождем, копошащаяся возле могилы. А девушка еще поначалу обрадовалась и собиралась попросить ее о помощи. Господи, ведь это была убийца! От неожиданности Вика вздрогнула, так как вспомнила, что произошло тогда вслед за появлением человека в плаще, точнее – после его исчезновения. Черный дым! Живой черный дым, который преследовал ее по пятам, как идущая по следу собака! Тот же самый, что напал на нее санатории.

Но что же тогда получается? Убийца преследовал ее и в санатории тоже? Кто же еще мог натравить на нее кровожадных могильных червяков? Но как такое могло произойти? Ведь она никому не говорила о своих намерениях!

А как же Тимур? Ведь он тоже был там! Он знал, где она находится. Неужели все-таки…

Вика почуяла что-то неладное. Она еще пыталась уговорить себя, что ей просто почудилось, что тревожное чувство вызвано неприятными мыслями, но уже понимала, что что-то вокруг изменилось.

Было тихо. И не просто тихо – вокруг царило абсолютное безмолвие. Все живое как будто замерло. Вика больше не слышала ни пения птиц, ни стрекота кузнечиков. Только плеск воды о песчаный берег, да громкий стук ее собственного сердца.

Куда все подевались? До настоящего вечера еще далеко, хотя сумерки уже сгущаются. Птицам рановато на покой, а тем более всяким там сверчкам, которые до сих пор так мешали ей спать по ночам. Отчего стало так тихо?

Вика беспомощно оглянулась, ища ответа на свои вопросы, но обнаружила, что она совсем одна на берегу. Не ее же испугались прибрежные твари? В голову настойчиво лезло только одно объяснение, вычитанное когда-то, в глубоком детстве в каком-то учебнике. Кажется, там говорилось о джунглях. При появлении крупного хищника все в сельве замирает, наступает такая вот звенящая тишина.

Неужели, хищник? Не в джунглях же она, в самом деле.

Вика даже попыталась улыбнуться, настолько глупым показалось ее предположение. Но тут она услышала позади себя шорох песка и вслед за ним – глухое ворчание. Затаив дыхание, девушка обернулась. Так и есть: позади нее стояла огромная черная собака и пускала слюну из широко открытой пасти, явно предвкушая легкую добычу. Вика успела заметить и еще кое-что. Бока зверя ввалились и это было совсем скверно. Так как перед ней была не просто злая собака. Перед ней была очень голодная злая собака. И она собиралась охотиться.

Помощи ждать было неоткуда, хотя сейчас Вика обрадовалась бы даже появлению Эммы. Если только… Если только не сама Эмма натравила этого монстра, собака слушалась только ее.

Ладно, разбираться с этим она будет позднее.

Если выживет.

Пес припал на передние лапы и оскалился, в его красных слезящихся глазах сквозило безумие. И еще – ненависть.

Пес щелкнул зубами. Вика взвизгнула. Точно персонаж из мультфильма, она какое-то время перебирала ногами на месте, а затем ее тело, точно выпущенное ядро из пращи, ринулось прочь.

Вике приходилось уже слышать выражение "рвать когти", но она и подумать не могла, что оно может иметь буквальное значение. Она неслась вперед, словно ветер, но проклятая тварь не отставала. Острые клыки то и дело щелкали совсем близко, ей не удавалось оторваться. Пес, несмотря на изможденный вид, явно находился в прекрасной спортивной форме, к тому же, у него было на две ноги больше, чем у нее. Вика с отчаянием поняла, что долго не протянет, она уже дышала со свистом, легкие разрывались от боли. Пару раз она спотыкалась и падала, но тут же вскакивала, будто подброшенная пружиной, не замечая ободранных коленей.

Стремясь затруднить хищнику путь, Вика ринулась в заросли ежевики, и тут же пожалела об этом. Колючие стебли оказались почти что непроходимы, они вырывали у нее волосы клочьями, царапали руки и ноги. Вика сжимала зубы, чтобы не чувствовать боли, пыталась заслонить руками лицо и громко кричала. Рванувшись из последних сил, она вывалилась из кустарника, ослепленная, жалкая, и тут же врезалась в дерево. Сильный удар едва не вышиб из нее дух, в глазах потемнело.

Все же она успела увидеть и понять, где находится. Перед ней была деревянная лестница. Там, на верху этой лестницы, было ее спасение – прекрасный двухметровый забор из кованого железа. И калитка. Вика выбралась к саду Гаевской, который теперь сулил ей спасение.

Если она успеет добраться до калитки первой. Собака и не думала отставать, Вика слышала, как она упорно продирается через кусты, временами повизгивая от боли. Господи, ну что она к ней привязалась? Даже острые шипы не могли остановить преследования!

Вика с тоской взглянула на вершину лестницы. Как высоко! Ноги ее почти не держали, но она попыталась идти вперед. Хотя какое там "идти". Она взбиралась по лестнице большей частью на четвереньках. Голова кружилась. Зубы выстукивали дробь, что твои кастаньеты.

И все-таки она добралась. Она успела захлопнуть калитку за секунду до того, как на нее обрушилось тяжелое черное тело. Пса отбросило от удара, но он снова и снова бросался на запертую калитку.

– Что, гад, пообедал? – злорадно спросила его девушка.

Еле живая, она стояла, согнувшись, упираясь дрожащими руками в колени и пыталась выровнять дыхание. От беснующегося пса ее отделял двухметровый прочный забор, но она все еще боялась выпустить его из вида и смотрела в сторону зверя из-под спутанной челки.

«Нужно немного отдышаться и сваливать отсюда», – подумала Вика. Даже такая преграда не внушала ей уверенности, вон как трясутся металлические прутья, того и гляди обрушатся.

Забор не обрушился, но произошло нечто более страшное. Пес, догадавшись, что добыча ускользает от него, вдруг, словно опомнившись, отбежал в сторону. Вика обрадованно подумала, что он уходит. Но черный пес вдруг снова развернулся и вновь бросился в атаку. Только теперь он не стал биться головой об стену, а взвился в воздух.

Вика ахнула, не веря своим глазам, когда увидела этот невероятный прыжок, и тем самым потеряла драгоценные секунды, потому что пес, благополучно приземлившись уже по эту сторону забора понесся на нее, как таран.

С отчаянным криком Вика снова бросилась бежать, но теперь уже было слишком поздно. Ногу пронзила боль. Девушка взвизгнула, когда острые зубы, точно стальной капкан сомкнулись у нее на ноге.

Продолжая верещать, Вика опрокинулась на спину, пытаясь лягнуть пса ногой по окровавленной морде. Он не отпускал, ловко уворачиваясь. Боль была адская, ногу как будто гигантскими тисками сдавили.

Барахтаясь на земле, Вика отчаянно шарила вокруг руками, ища хоть какую-нибудь палку, но поблизости, как нарочно, ничего подходящего не было. Она задыхалась и дрыгала ногами. Неожиданно ее очередной удар достиг цели, ей удалось пнуть свирепо рычащего зверя. Пес разжал зубы на мгновение и Вика, волоча ногу, попыталась спастись. Единственным шансом для нее был пруд, на берегу которого пес настиг ее. Бежать она больше не могла, но надеялась, что в воде пес отстанет. Все это время Вика не переставала громко кричать, призывая на помощь.

Продравшись сквозь камыши, девушка упала в воду. Чтобы не завязнуть в иле, она сразу забила конечностями по воде, стремясь побыстрее достичь глубокого места. Вода вокруг нее окрасилась в красный цвет. Боль пульсировала уже во всем теле.

"Мне этого не вынести, – с тоской подумал Вика, наблюдая, как к ней приближается торчащая над водой лохматая голова. Настигнув ее, пес попытался снова вцепиться, теперь уже в руку, но Вика неловко увернулась и ушла с головой под воду.

В этот момент что-то острое как бритва царапнуло ее по боку. От боли и страха Вика, все еще находясь под водой, распахнула глаза и увидела огромную круглую тень, скользнувшую мимо. Чуть позади к ней приближалась еще одна, нет, две. Вика разглядела уродливые головы на длинных шеях и массивные лапы с длинными когтями. Тени кружили вокруг, не отдаляясь, но и не приближаясь, словно осторожные призраки.

Господи, это же те самые монстры, что обглодали лицо Софьи и укусили Веньку! Это было уже слишком. Вике оставалось сложить лапки и тихо пойти ко дну, на корм этим чудовищам. Против них всех, включая пса, у нее не было ни единого шанса.

Вика так бы и сделала, но ее легкие требовали воздуха. Она вынырнула, широко раскрывая рот. Отдышавшись, она увидела, что собака, потеряв ее на время, теперь снова приближается.

Их разделяло не более двух метров, когда пес вдруг вскинул передние лапы и, испустив отчаянный визг, ушел под воду. Вслед за этим девушка услышала отвратительный хруст, как будто кто-то переломил черенок лопаты. В том месте, где исчезла собачья голова, на поверхность всплыл кровавый пузырь. Следом с шумом выскочил пес, громко визжа и колотя по воде лапами. Теперь он вертелся в воде и как будто отбивался от кого-то, истекая кровью.

От ужаса Вику парализовало. Совсем рядом творилось что-то страшное.

– Вика-а-аа!!! – разнеслось над берегом. Она повернула голову и увидела мчащегося к пруду человека. Опомнившись, она ринулась было навстречу своему спасителю, но уже возле самого берега затормозила.

Это был Тимур. Он размахивал руками и несся к ней со всех ног. Но Вика не торопилась радоваться. А что, если он бежит не спасать ее, а добивать? Пес не справился со своей задачей. Он еще барахтался на поверхности, но всплывал все реже и реже.