Текст книги "Ночной крик"

Глава 16

Проснулась Вика от… голода. Она и раньше частенько питалась кое-как, но здесь, окунувшись в водоворот событий, она и вовсе превратила эту традицию в форменное безобразие. Так, в частности, она никак не могла припомнить, когда ела в последний раз: – вчера утром или позавчера вечером?

Но и сейчас у нее не было времени на еду: часы показывали одиннадцать утра и нужно было срочно отправляться на почту, чтобы позвонить в город. Свой мобильник Вика намеренно оставила дома, опасаясь, что в противном случае ее начальник станет доставать ее по двадцать раз на дню. Она собиралась прожить этот месяц вдали от цивилизации и вот теперь пожинала плоды своего опрометчивого решения.

Успокоив себя тем, что вернувшись с почты, соорудит себе полноценную трапезу, купив по дороге вожделенной молодой картошечки и свежего молока, Вика начала поспешно натягивать одежду.

День за окном мрачно хмурился и Вике было досадно, так как теперь, после внезапного исцеления от ожогов, ей не терпелось нацепить что-нибудь открытое, на тоненьких бретельках. А пришлось снова облачаться в опостылевшую кофту с рукавами и джинсы.

На улице оказалось не так уж и холодно, но переодеваться было некогда. Вика как раз возилась с заедающим дверным замком, когда ее окликнул звонкий мальчишеский голос.

– Можно? – робко спросил Венька.

– Давай, только по-быстрому. Что там у тебя?

– Да вот, принес… как вы просили.

Только сейчас Вика заметила, что Венька прижимает к себе толстую потрепанную тетрадь и прячет от нее алеющие щеки.

– Стихи? Вот умница! Я обязательно прочитаю. Только чуть позже, ладно? Мне надо на почту. А тетрадку мы пока оставим на самом видном месте.

Несмотря на то, что она торопилась, Вика снова отперла замок и положила тетрадь на краешек сундука, чтобы сразу наткнуться на нее, когда вернется.

– И это тоже поставьте куда-нибудь.

Точно фокусник Венька извлек из-за спины большую банку спелой малины. Пахла она совершенно волшебно.

– Неужели лесная? – восхитилась Вика.

– Ну.

– Когда ж успел?

– Да с утра. Делов-то…

Вика от распирающей ее благодарности звонко чмокнула мальчишку в щеку.

– Эй, чего это вы, – попятился он.

– Говорю спасибо, разве непонятно?

– Не за что, – насупился он и потер ладонью пунцовую щеку.

Венька вызвался проводить ее немного, так как Вика толком и не знала, где расположен местный узел связи. Оказалось, что в самом конце деревни, немного не доходя до Эмминого дома.

– Новость слышали? – Спросил Венька перед тем, как попрощаться.

– Какую? Про кого?

– Да про Эмму же, вы у нее вчера в гостях остались.

– А что с ней могло случиться? – спросила Вика рассеянно.

– Собака ее укусила.

– Неро?!

– Он. Сильно. Нога – в хлам, до кости, гад, добрался.

– И что с ней?

– С Эммой?

– Нет, с собакой. Эмма, я так понимаю, жива.

– С собакой плохо. Сбежала она, представляете?

– Господи, как же такое могло случиться?

– А черт его знает. Когда люди прибежали, пса уже не было. Одного не пойму – как это он на нее набросился? Он же у ней как шелковый ходил. Да вы сами видели.

– Не знаю, Веня. Я в собаках не очень-то разбираюсь. Жутковато, однако, знать, что эта тварь разгуливает на свободе.

– Об этом все говорят, – согласно кивнул Венька. – Только где ж его теперь искать? Надеются, что он к станции подался или через реку переплыл.

– Лучше бы через реку. И лучше бы он не доплыл до другого берега… – задумчиво проговорила Вика.

* * *

Разговора пришлось ждать довольно долго. Связь с городом оставляла желать много лучшего. Когда Вика, наконец, услышала в трубке голос Окунцова, то поначалу даже не узнала его из-за треска и шума. Зато он опознал ее сразу, и трубку схватил немедленно, как будто сидел возле телефона и ждал звонка.

– Ну что, нашли? – спросил он деланно безразличным голосом.

– Представьте себе – нашла. И теперь жду выполнения вашей части договора, – Вике пришлось кричать, чтобы перекрыть шум помех.

– Хорошо. Сейчас я, к сожалению, уезжаю на три дня. А после этого немедленно встречусь с вами. Вы передадите мне дневник, а я вам – имя убийцы.

– Так, голуба, дело не пойдет. Или сейчас или я найду этим запискам другое применение.

Трубка надолго замолчала. Вика нервно поглядывала на часы. Время убывало. Она заказала только десять минут и если пауза на другом конце провода продлится слишком долго – все пропало.

"Ну, давай же, быстрее! – молила она про себя. – Хватит сомневаться!"

– Чем докажете, что это именно то, что меня интересует? – наконец-то проклюнулся его недовольный голос.

– Ну, это проще пареной репы, – усмехнулась девушка. – Вам ваших… ммм… партнеров поименно называть или можно по фамилиям?

– Вы это читали, – сдавленно прошептал он.

– Ну, разумеется. Как бы иначе я догадалась, что нашла именно то, что нужно?

– Имейте в виду, она все это выдумала. Старая карга ничего не могла поделать с тем, что она меня не возбуждает и придумала для своего спокойствия эту сказочку о моей якобы нетрадиционной ориентации.

Викой овладело такое чувство гадливости по отношению к этому пустозвону, что она едва справилась с эмоциями и вынуждена была ненадолго замолчать, чтобы не ляпнуть какую-нибудь гадость.

– Эй, куда вы там пропали?

– Да здесь я, здесь, – брезгливо морщась, произнесла она негромко.

– Вы меня поняли?

– Знаешь, парень, мне наплевать с кем и в какое отверстие ты трахался, но поверь, если бы мне не нужно было от тебя имя преступника, я сама бы отнесла эти, как ты выражаешься, выдумки журналистам. Догадываешься, что бы с тобой сделали те, с кем ты, опять же, по твоим словам, не имел ничего общего? Ох, хотела бы я на это посмотреть… – закончила она мечтательно.

– Эй, сука, ты не посмеешь! – отчаянно завизжала трубка.

– А кто мне может помешать? Ты, что ли? – спросила она ласково.

– Ладно, я скажу тебе то, что ты хочешь. Но имей в виду, если хоть одна строчка из этого пасквиля выплывет наружу, ты об этом пожалеешь.

– Да пошел ты, петух недорезанный!

– Гаевская.

– Что?

– Князеву убила Гаевская. Я сам это видел. Ткнула ее зонтиком в брюхо, как стилетом, а потом покатила в воду и держала там, пока Софья не задохнулась.

– Ты врешь. Этого же быть не может.

– Ты хотела знать правду? Теперь ты ее знаешь. Не моя вина, что она тебе не нравится. До встречи через три дня и не подводи меня, киска.

Злорадно хихикнув, Окунцов бросил трубку, а Вика еще некоторое время стояла и растерянно слушала короткие гудки.

По тому, как быстро опустила голову телефонистка, изображая тотальную занятость, Вика догадалась, что она слышала большую часть разговора. Припомнив эпитеты, которыми она награждала Курского соловья, девушка почти равнодушно констатировала, что ее репутация в этом населенном пункте ежедневно теряет по несколько пунктов. Скоро на нее начнут показывать пальцем.

Попрощавшись с макушкой телефонистки, Вика вышла на улицу и побрела к магазину. Она решила все же сдержать данное себе обещание и купить картошки. Но пришлось воспользоваться услугами магазина, так как столика, замеченного ей в день своего приезда, она не видела уже давно. Очевидно, торговка Клавдия решила устроить себе внеплановые каникулы, хорошо заработав на своем товаре в начале лета.

Нитратная магазинная картошка безжалостно оттягивала ей руку, но Вика почти не чувствовала боли, все еще находясь под воздействием откровений Окунцова. Что ж, в одном он был прав: ввязываясь в это нелепое расследование, она не вправе была рассчитывать на то, что убийца окажется тем, кого она выбрала. К несчастью, она успела проникнуться к Гаевской симпатией и сочувствием. Зная историю ее взаимоотношений с Князевой, Вика находила немало оправданий для такого… неординарного поступка. И все же Софья, какой бы гадиной она ни была, вряд ли заслуживала такой ужасной смерти. Никто не вправе лишать жизни другого человека, потому что это преступление.

И все же что-то мешало ей немедленно отправиться к Федору Карповичу, чтобы выложить ему то, что она узнала. Вика решила отложить этот визит хотя бы на некоторое время и в данном случае обещанный себе полноценный завтрак был прекрасной отговоркой.

Варить картошку было лень. Вика остановилась на чае с бутербродами и малиной. У нее еще оставалась почти полная банка клубничного джема фирмы "CHAMBORD", и Вика принялась машинально намазывать его толстым слоем на булку с маслом, пока вода в чайнике закипала.

Какая-то мыслишка настойчиво пыталась пробиться в ее сознание, и Вика, чтобы не мешать ее усилиям, застыла, забыв поднести бутерброд с вареньем ко рту.

Из оцепенения ее вызвали странные звуки у входа. Она сказала бы, что это шаги, но шаги были какие-то странные. Чтобы внести ясность, Вике пришлось обернуться. Она снова застыла, но теперь уже от того, что не могла поверить своим глазам.

Прямо напротив нее стояла огромная черная свинья и угрожающе похрюкивала. На спине заплывшей жиром животины розовело пятно, похожее на след от ожога. Почему-то это пятно показалось Вике особенно отвратительным.

– Ты чего сюда пришла? Ну-ка, кыш отсюда! – пискнула Вика, отмахнувшись от наваждения рукой с бутербродом. Свинья проследила за его траекторией и громко хрюкнула.

– Фиг тебе, вымогатель! – немедленно отреагировала Вика. – Ишь, чего захотел. Иди лучше, ешь свои отруби, или чем там вас кормят.

Ее совет свинье не понравился. Она явно нацелилась на бутерброд и собиралась заполучить его во что бы то ни стало. О своих намерениях животина заявила еще более значительным продвижением вперед. Вика со своим бутербродом оказалась прижатой к столу и теперь уже по-настоящему испугалась. Кажется, свинья – довольно миролюбивое животное и глупыми девицами не питается, но кто знает, что у нее на уме. Вон как глазами зыркает и зубы – будь здоров, щас как покусает.

Не желая быть покусанной, Вика вынуждена была возмущенно смотреть, как свинья, добравшись до стоящей на столе тарелки с бутербродами, уничтожает ее несостоявшийся завтрак. Но и этого узурпатору показалось мало. Покончив с тем, до чего она смогла дотянуться, зверюга уставилась на последний, который продолжала сжимать в руке Вика.

– Да подавись ты, скотина проклятая! – разозлилась Вика и швырнула бутерброд к двери.

С завидной ловкостью свинья проследовала за подачкой и слизнула вкуснятину одним движением.

После этого, однако, начались странности. Свинья вдруг громко завизжала и закрутилась на месте, как волчок. Поначалу Вика решила, что это она так радуется, но радость проявлялась как-то уж слишком бурно: продолжая верещать, свинка выскочила на крыльцо, а потом и вовсе обрушилась с него вниз, своротив шаткие перила.

Ничего не понимая, Вика прислушалась. Со двора не долетало ни звука. Желая разобраться в том, что происходит, девушка последовала за свиньей и нашла ее лежащей на боку с высунутым языком и неподвижно застывшими боками. Свин издох, Вика поняла это сразу.

Увидев неподвижную свиную тушу посередь своего двора, девушка не придумала ничего лучшего, как завопить во весь голос:

– Караул!

Да так и застыла с открытым ртом: от калитки на нее с изумлением взирал участковый Федор Карпович.

– Оперативно, – выдохнула Вика, пытаясь заслонить собой труп.

– Да вот, соседки доложили, что вчера ночью у вас в доме кричали…

– Что ж вчера не пришли?

– А надо было? – почесал он затылок.

– Да что уж теперь, проехали. Зато сегодня у меня… вот…

Собравшись с духом, она отступила в сторону, демонстрируя неподвижную тушу.

– Кажись, Борька? Точно, Васильевых боров. А чего он тут делает?

Вика вздохнула.

– Может, отдохнуть прилег, – пожала она плечами. – Только мне так кажется, что сдох он, Федор Карпович.

– Зачем?

– Это вы у меня спрашиваете?

– А кого мне еще спрашивать? – неожиданно обиделся участковый. – Он же у тебя во дворе лежит.

– Ну, так я понятия не имею. Думаю, помер он от несварения желудка.

– Чего-чего?

– Того. Сожрал мой бутерброд с вареньем – и помер. Я всегда догадывалась, что иностранцы в свой джем какую-то гадость пихают, прости их, господи.

– Один бутерброд? – зачем-то уточнил Федор Карпович.

– Нет. Четыре.

– Чушь какая-то. Чтобы боров сдох от бутербродов с вареньем?

– Но он ведь и правда сдох!

– Чего-й то тут у вас? – сильно не ко времени высунулась из-за калитки любопытная физиономия Венькиной бабки. – Батюшки, никак Борька? И чего это он тут разлегся, боров проклятый?

Вика демонстративно отвернулась, давая понять, что отказывается во второй раз поведать общественности историю с бутербродом.

– Ты вот что, Петровна, кликни-ка мальчонку своего. Пусть за доктором сгоняет. За Матвеем Игнатьевичем.

– Так он же людской доктор, а не свинский, – вступилась за честь врача Вика.

– Ничего, он и по этой части тоже… кумекает. Ветеринара сейчас не доищешься, он в соседний совхоз укатил, только к вечеру вернется. И вообще, что-то мне не нравится вся эта история… с бутербродами.

– А с боровом-то чего? – встряла Петровна.

– Отвяжись, мать, – прикрикнул на нее участковый. – Иди давай, зови мальца. Ему еще доктора искать.

– Чего его искать? У Эммы он. Ее ж псина ейная укусила. Перевязку пошел делать. Я сама видала.

– Ну, так чего стоишь тогда, тетеря? Пусть к Эмме сбегает. Одна нога здесь другая… Короче, побыстрее!

– Кстати, к вам, Вика, сегодня женщина какая-то заходила. Когда вы на почте были. Стучала, потом во двор вошла, – доложила бабка.

– Петровна! – рявкнул побагровевший Карпыч. – Ты еще здесь?!

– Иду я уже, иду, – старушка выскользнула со двора.

– Погодите! – крикнула Вика ей вдогонку. – Какая еще женщина?

– Не знаю, в клетчатом плаще с капюшоном, – донеслось из-за забора.

Глава 17

На тушу околевшего борова, почившего в бозе, прибывший вскорости доктор едва взглянул и попросил топтавшихся тут же мужичков унести его куда-нибудь подальше.

– А есть-то его можно? – попытался внести ясность один из них, даже в этой ситуации не растерявший практической сметки.

– Можно, но я бы не советовал. По крайней мере, до тех пор, пока я не выясню причину смерти.

"Интересно, как он станет ее выяснять, если ограничился лишь беглым осмотром?" – подумала Вика скептически.

Ей вообще казалось, что Матвея Игнатьевича куда больше интересует ее скромная персона, что, конечно, было лестно, но не очень понятно.

Заставив девушку раза три повторить дикую историю с бутербродами и скоропостижной кончиной племенного хряка – причем он требовал припомнить мельчайшие подробности, – доктор просеменил в сени и вплотную занялся банкой с остатками клубничного джема. Внимательнейшим образом изучив тару со всех сторон и даже лизнув содержимое, Матвей Игнатьевич удовлетворенно крякнул и, глянув на Вику поверх очков, глубокомысленно изрек:

– Картина совершенно ясна! Кровавые пальчики – вот что это такое, моя милая.

– У кого?

– Что "у кого"?

– Пальчики. В смысле – кровавые? – опешила Вика. – Я его не убивала!

– Да с чего вы взяли, что вас обвиняют в убийстве? Конечно, не убивали, кто бы сомневался.

– Но вы же сами сказали: кровавые пальчики!

– Сказал, – энергично закивал головой Матвей Игнатьевич. – Только это – всего лишь народное название Наперстянки. Фольклор, если хотите. Или – Дигиталис, если вас больше привлекает научное название.

– Это что, яд такой, что ли? – встрял внимательно прислушивающийся к разговору Федор Карпович.

– А это смотря как его использовать, уважаемый. Вообще-то, в буквальном смысле – да, яд, и очень сильный, смею заметить. Но в то же время – весьма эффективное лекарство. Назначают при сердечной недостаточности, аритмии и прочих болезнях сердца. Действует весьма эффективно, должен вам сказать…

– Да, я уже заметил, – пробормотал участковый, косясь на то место, где недавно лежал околевший боров.

– А что вы хотите? Препаратом нужно пользоваться весьма осторожно. Дозу подбирают строго индивидуально, а тут… Простите, – он сочувственно взглянул в сторону Вики, – но в эту банку всыпали просто лошадиную дозу!

– Так как называется отрава – Дигиталис? – приготовился записывать Федор Карпович, достав ручку и блокнот из внутреннего кармана пиджака.

– Верно. Только точного названия препарата я вам сейчас не скажу, прошу меня простить. Гликозид наперстянки входит в состав многих лекарств, как то: Дигитазид, Дигицилен, Дигитоксин и так далее. Какой именно был применен в данном случае? Для этого нужно исследовать остатки джема в лаборатории. Я сам отвезу банку своему знакомому эксперту, если позволите…

– Погодите! – перебила его молчавшая до сих пор Вика. – Вы что же, намекаете, что меня хотели отравить?

– Помилуйте, голубушка, я ни на что не намекаю. Я говорю прямым текстом: вас хотели отравить.

Вика застыла с открытым ртом, растерянно переводя взгляд с участкового на доктора и обратно. Федор Карпович со страдальческим видом потер высокий лоб и простонал:

– Чушь какая-то! Зачем ее травить? Может, недоразумение? Может яд попал в банку раньше, на фабрике или еще как-нибудь?

– Исключено! Здесь гигантская доза! – взмахнул руками врач.

– Но как же отравителю удалось достать такое количество вещества? Не в аптеке же он его купил?

– А что тут странного? Повторяю – это в первую очередь лекарство. И если имеется рецепт, то купить дигиталис совсем не трудно.

– Так. И у кого в Константиновке есть такой рецепт?

– Вы знаете, у многих, если подумать. Знаете ли, здесь много стариков, а у них, как правило, сердчишко пошаливает. Всех сразу и не вспомню, конечно – нужно посмотреть журнал – но так, навскидку… Тюряева Елена Антоновна, помнится, брала рецептик… Петрухова Антонина…Оленька Старилова для своей мамы… Кто еще? Ах да, Ирина Анатольевна Гаевская, как же я мог забыть. Предупреждаю, это далеко не полный список, так что не спешите делать выводы.

Куда там "не спешите", услышав фамилию Гаевской, Вика затряслась. Вот тебе и раз. Неужто это ее рук дело? Но за что?

– Ладно, с этим позже разберемся. Вопрос сейчас в другом: когда подложили яд? – глубокомысленно изрек участковый. – Подумай, Вика. Это значительно сузит круг поисков.

– А тут и думать нечего, – пожала Вика плечами. – Банку я открыла вчера вечером. Съела пару ложек и, как видите, ничего со мной страшного не случилось. Ночью дверь была заперта на засов. Так что получается, что яд подмешали, пока я ходила на почту.

– И долго тебя не было?

– Больше часа. Пришлось долго ждать связи.

– Ну что же, времени вполне достаточно. Осталось опросить соседей, не вертелся ли кто-то в это время возле дома, – удовлетворенно заметил Федор Карпович.

– А чего их опрашивать? Сказала же Петровна – женщина заходила, в клетчатом дождевике. С ней и поговорите, – посоветовала Вика.

Участковый наградил ее неодобрительным взглядом, как бы предупреждая о том, чтобы девушка не вмешивалась, но главным образом потому, что был недоволен своей забывчивостью: ведь он тоже слышал заявление Петровны.

Петровна не заставила себя долго ждать. Под завистливое перешептывание товарок, заполнивших Викин двор, она гордо прошествовала к самому центру событий и остановилась напротив участкового, смиренно сложив руки на груди. Петровна была преисполнена энтузиазма и сгорала от любопытства на медленном огне. Вика заметила, как зоркий глаз главной местной сплетницы в считанные секунды обшарил помещение и, можно было не сомневаться, зафиксировал каждую мелочь с фотографической точностью.

– Ну что, Петровна, расскажи, кого это ты видела? – потребовал участковый.

– Ась? О чем это ты, милок?

– Ну как же. Ты сама сказала, что видела какую-то женщину.

– А я и не отказываюсь, – кивнула старушка с достоинством, – ясно так видела. Вот как тебя сейчас.

– Ну, это ты загнула. Наверняка из-за своего плетня шпионила, а сквозь кусты да через улицу много ли разглядишь? – подначил ее Карпыч.

– А если и так? Что ж у меня – глаз нету? Слава богу, близорукостью не страдаю.

– Совершенно верно, Елизовета Петровна. У вас дальнозоркость, – согласился стоявший рядом доктор. Петровна сердито глянула в его сторону, почувствовав какой-то подвох. Вика сдержанно прыснула, догадавшись, что доктор не одобряет Петровну и намеренно сообщил нелестный для нее диагноз.

– Ладно вам, – поморщился Федор Карпович. – Дело говорите. Опишите, кого вы видели и во сколько.

– Время я не замечала, врать не стану. Но было это минут через сорок, как Вика на почту убежала.

– Откуда знаете, что на почту?

– Так Венька сказал, внучок мой.

– Ладно, едем дальше. Как выглядела женщина?

– А этого я не знаю, – огорошила их Петровна.

– Как же так? Сами говорили – плащ в эту, как ее, клеточку…

– Плащ я действительно видела, не отпираюсь. Только дама эта спиной ко мне была. Шустрая такая: подошла к калитке и сразу – шасть во двор. Я хотела ей крикнуть, что Вики дома нет, да куда там – усвистела.

– Что так вот прямо и вошла? Даже Вику не окликнула? – не поверил участковый.

– Вот именно! Мне это сразу показалось подозрительным. Ну, думаю, погоди, нахалка, вот выйдешь обратно, я тебе устрою. Само собой, пристроилась я возле своего забора, чтобы нахалку эту рассмотреть получше, когда она выходить станет. Только она так и не вышла!

– Как это не вышла? Может, вы проглядели?

– Обижаете, Федор Карпович, – поджала губы Петровна, – я до самого Викиного возвращения караулила. Вот чтоб мне с места не сойти!

– Охотно верю, – все так же тихо заметил доктор, ни на кого не глядя.

– Зря вы так, Матвей Игнатьевич, – упрекнула Петровна, – все вините меня за то, что я, якобы, сплетничаю.

– Что вы, дорогая, вы не сплетничаете, вы наблюдаете.

– Вот именно. Смотрите, что получилось: пришла какая-то фря, покрутилась, а у Васильевых боров сдох. А ну как я бы ее не заметила?

– Так вы же все равно ничего конкретного не видели, Елизавета Петровна, – пожал плечами доктор. – На вас даже непохоже.

– А вот и неправда ваша, Матвей Игнатьевич, кое-что я все-таки видела! У дамочки этой повязка была, на ноге. Плотно так забинтовано.

– На какой ноге? – очень тихо спросил Матвей Игнатьевич.

– На левой. А что это вы так побледнели?

– Ничего, ничего…– он принялся тереть себе виски. – Голова что-то заболела. Магнитная буря, наверное. Надо же, какая гадость получается.

– Магнитная буря тут ни при чем, – негромко, но решительно произнесла Вика. – Вы ведь тоже на нее подумали, правда?

– Что? О чем вы говорите? – встрепенулся доктор.

– Почему вы ее защищаете?

– Я не защищаю. Этого совсем не требуется, потому что все эти заявления – полный бред! – воскликнул неожиданно тонким голосом Матвей Игнатьевич.

– Так. Что за спор? – вмешался участковый. – Петровна, если нечего добавить, марш отсюда. А вы двое – объясните, в чем дело.

Петровна попыталась прикинуться тугой на ухо – уж больно ей хотелось знать, отчего так взбеленился доктор, – но Федор Карпович бесцеремонно выставил ее за дверь и обернулся к молчащим Матвею Игнатьевичу и Вике.

– Теперь все сначала и с комментариями, – велел он. – О ком вы говорите?

– Об Эмме Вальтер, естественно, – сказала Вика, глядя на врача с вызовом. Встав на защиту Эммы, он моментально превратился во врага. – Ее, как известно, укусила собака. Не знаю, в какую ногу. Наверняка в левую, это вы у доктора спросите. Зато я хорошо знаю дождевик: бежевый в коричневую клетку. Такого в деревне нет ни у кого – вещь дорогая, приметная. Думаю, в мое отсутствие здесь побывала Эмма Вальтер. И, поскольку Петровна все время оставалась… как бы это выразиться… на посту, то другие визитеры исключаются. И через сад Эмма потом прошла не случайно. Она прекрасно осведомлена о любопытстве Петровны и ей вовсе не хотелось, чтобы она заметила ее лицо. Ну что, доктор, есть что возразить?

– Это бред! Полный бред, вы понимаете? – возмутился доктор. – Эмма не могла этого сделать!

– Я, конечно, понимаю ваши дружеские чувства, – прогудел Федор Карпович, – но факты…

– Вы не понимаете! Она не могла этого сделать физически и я легко могу это доказать. Не далее как сегодня утром я осматривал Эмму и со всей ответственностью заявляю – она не могла бы пройти самостоятельно и метра, а о том, чтобы прошагать туда и обратно полдеревни не может быть и речи.

– Что, рана такая серьезная? – озадаченно поскреб затылок участковый. – Может быть, вы ошибаетесь?

– Я врач! Я не имею права ошибаться.

– Вы и не ошибаетесь, просто не хотите мириться с фактами, – упрямо возразила Вика. – Эмма Вальтер владеет… особыми знаниями, я сама убедилась, что она способна вылечить в кратчайшие сроки любую рану.

– Не говорите ерунды, девушка! – прикрикнул распалившийся Матвей Игнатьевич. – Вы рассуждаете как… как какая-нибудь Петровна. Еще скажите, что Эмма – ведьма. Вы ведь это имели в виду?

Вика опустила голову.

– Эмму хотят подставить. Неужели это непонятно? Еще раз повторяю, из-за укуса она останется прикованной к постели как минимум на неделю, и то если не начнутся осложнения.

– Ну, хорошо. Допустим, что повязку повязали специально, – примирительно рассудил Федор Карпович, – но плащ! Вика утверждает, что вещь довольно редкая.

– Не знаю. Это ваша работа – искать объяснения. Но я уверен, что неповторимых вещей попросту не бывает. В конце-концов, кто-то мог купить такой же плащ, подготовившись заранее, или еще что-то в этом роде.

– Хорошо. Разберемся! – Федор Карпович устало вздохнул и вытер большим клетчатым платком вспотевший лоб. – Ты, Вика, будь поосторожнее. И не суйся никуда, ради бога. А вы, Матвей Игнатьевич, успокойтесь. Я не собираюсь тащить в тюрьму вашу подопечную без веских на то оснований. Но проверить просто обязан, вы уж не обессудьте. В конце концов, речь идет об отравлении.

Неопределенно мотнув головой, доктор, не попрощавшись, быстро вышел прочь, громко хлопнув дверью. Участковый задав Вике еще парочку несущественных вопросов, последовал за ним, попутно разогнав зевак по домам.

Вика осталась одна. Ей все еще не верилось, что ее собирались отравить, как какую-нибудь бездомную кошку. Дело принимало серьезный оборот. Кого-то она здорово достала. Но кого же?

И вдруг, совершенно неожиданно, она обнаружила разгадку. Когда Федор Карпович, заподозрив попытку ограбления, попросил ее проверить, все ли ее вещи остались на своих местах, Вика, бегло оглядев комнату, сказала, что ничего не пропало. Сейчас выяснилось, что она ошибалась. Кое-что исчезло, просто она сразу этого не заметила. На краешке сундука, куда она положила Венькину тетрадь со стихами, теперь ничего не было. Тетрадь непостижимым образом исчезла…

Едва обнаружив пропажу, Вика бросилась к сундуку и со стуком откинула тяжелую крышку: дневник покоился на самом дне, там, где она его оставила. Что же получается? Действительно ценная вещь осталась на месте, а похожая на нее, но не представляющая никакой ценности с точки зрения постороннего тетрадка стихов была похищена! Вывод напрашивался только один: кто-то знал, что она обнаружила дневник, но не вполне внятно представлял себе, как он выглядел. Тетради были действительно похожи, если не считать того, что одна из них сильно пострадала от огня. Таким образом, Вика была вынуждена отбросить очевидного свидетеля: Тимур видел дневник, он очень подходил на роль похитителя – да что уж скрывать, и отравителя тоже, – но он прекрасно знал, что настоящий дневник – обгорелый. И опять-таки отсутствие мотива. В этой игре Тимур был чем-то вроде Джокера – опасная и таинственная фигура, которая обладает большой скрытой властью, но не обнаруживает своих намерений до поры до времени.

Но если отбросить Тимура, оставалось одно: кто-то подслушал ее разговор с Окунцовым на почте, – легче легкого, она ведь так орала, – опередил ее и, похитив дневник, подсыпал в варенье отраву, не зная при этом, что похищает совсем не ту тетрадь. Думая, что завладел тем, за чем охотился, преступник не мог оставить в живых Вику. Она непременно заявила бы о похищении и дело пошло бы насмарку: круг людей, по-настоящему заинтересованных в этой бомбе замедленного действия, не так-то широк, вычислить среди них преступника довольно просто – достаточно проверить их алиби на определенное время. "Что ж, довольно логичные выводы. Я начинаю делать успехи, – похвалила себя Вика. – Хорошо бы еще умудриться дойти до самого конца и не подохнуть раньше времени".