Текст книги "Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй"

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
СИМЭНЬ ЦИН ЗАКАЗЫВАЕТ МОЛЕБЕН В МОНАСТЫРЕ НЕФРИТОВОГО ВЛАДЫКИ
У ЮЭНЯН СЛУШАЕТ БУДДИЙСКИЙ ПРОПОВЕДИ

Ханьский У-ди постился[550]550
  У-ди – император династии Хань (правил с 141 по 88 г. до н. э.), увлекался поисками снадобья бессмертия, окружил себя магами и кудесниками. Он мечтал найти чудотворную росу, которой якобы питались бессмертные, или добыть чудесные персики, отведав которые можно приобщиться к вечной жизни.


[Закрыть] – он встарь

сам по ночам воздвигал алтарь,

Сам по сосудам вино разливал,

сам же к бессмертным мольбы обращал.

Яшмовых дев пред дворцом караул

жертвенных столиков ряд развернул,

Златом кумиры блестят в облаках,

блюда с росою держат в руках.

Ночи во бденьях У-ди проводил,

только с рассветом ко сну отходил,

Только под утро и слуг отпускал.

Персик бессмертия где он сыскал?..

В роще Цветущей покоится он,

луки, мечи там с обеих сторон;[551]551
  Имеется в виду Маолин – место захоронения У-ди, вместе с ним, по тогдашнему обычаю, было положено в могилу и его оружие (У-ди в переводе значит: «Воинственный государь»).


[Закрыть]

Кони из камня сквозь дымку-туман

смотрят на чащу дрожащих лиан.[552]552
  Имеются в виду каменные изваяния коней, которые ставились обычно у могил государя.


[Закрыть]

Так вот, ночевал тогда Симэнь у Цзиньлянь. Надеясь завладеть сердцем мужа, она на все лады его ублажала и осыпала ласками, на какие только была способна. Утирая роскошным пологом слезы, она нежно шептала ему о своей преданности и любви. Ей и в голову не приходило, что Симэнь увлечен женою приказчика Ван Шестой.

Симэнь между тем купил своей зазнобе на Львиной, к востоку от Каменного моста, большой дом за сто двадцать лянов серебром. Две комнаты выходили на улицу, и четыре постройки уходили вглубь. Во второй постройке располагалась гостевая зала, в третьей, кроме молельни с жертвенниками Будде и предкам, находилась спальня с кроватью в нише и печью напротив. Искусно убранная спальня блистала чистотой. Четвертую постройку занимали кухня и кладовая для угля, а сзади к ней примыкала теплая туалетная комната, но говорить об этом подробно нет надобности.

Не успели они переехать в новый дом, а соседи уж знали, что хозяин служит приказчиком у Симэнь Цина. Хань Даого в шелках и парче прогуливался по улице вразвалку. Ван Шестая, разодетая, с блестящими украшениями на голове, целыми днями простаивала у ворот. Соседи, не мешкая, поднесли им по случаю новоселья кто коробку чая, кто еще какой-нибудь подарок. Те, что постарше, обращались к ним вежливо «брат Хань» и «сестрица Ван», молодые люди величали их дядюшкой и тетушкой. Как только появлялся в их доме Симэнь, Хань Даого шел ночевать в лавку, чтобы не мешать жене ухаживать за гостем. Дневал и ночевал у нее Симэнь, и знали об этом почти все соседи, но никто даже виду не подавал – боялись Симэня, человека богатого и всесильного. А посещал он Ван Шестую раза три или четыре в месяц. Страсть их разгоралась все сильнее, и все меньше напоминала Ван Шестая прежнюю жену приказчика.

Шел последний месяц года. Симэнь торопился разослать подарки в столицу, штатским и военным чинам уезда и своим сослуживцам. Тем временем У Цзунси, настоятель даосского монастыря Нефритового владыки,[553]553
  Нефритовый владыка – Юй-ди, верховное божество в китайской народной религии. Китайцы представляли его сидящим на троне в императорском облачении, расшитом драконами, и государевом головном уборе со свисающими нитями цветных шариков.


[Закрыть] направил к Симэню послушника с подарками – коробкой мяса, коробкой дорогой рыбы и двумя коробками с фруктами и сладостями, а также весенними амулетами,[554]554
  В Китае праздник Весны (Новый год) всегда был одним из самых пышных и торжественных. К нему готовились заранее. Перед ним полагалось рассчитаться со всеми долгами, на ворота и двери домов вешались дощечки или полоски бумаги с различными заклинаниями против злых духов и пожеланиями добра и благополучия. Этой же цели служили и расклеиваемые по случаю Нового года яркие народные лубки.


[Закрыть] молитвенными обращениями к богам небесным и земным и благодарственными докладами Хранителю очага.[555]555
  Имеются в виду молитвенные обращения к богу домашнего очага, который следит за всем, что происходит в доме в течение года.


[Закрыть]

Симэнь обедал в покоях Юэнян, когда Дайань вручил ему визитную карточку, гласившую:

«С нижайшим поклоном от бедного монаха У Цзунси из монастыря Нефритового владыки».

– Человек из мира ушел, а я ему вон сколько хлопот доставляю! – воскликнул Симэнь, открывая коробки. – Гляди, какие щедрые дары поднес. – Симэнь обратился к Дайаню: – Ступай к Шутуну, скажи, чтобы поскорее составил благодарственное письмо и вручил лян серебром.

– Видишь, монах, а что ни праздник – про подарок тебе не забывает, – заметила Юэнян. – Молебен-то отслужить бы надо. Когда у сестрицы Ли сын родился, ты ведь слово давал.

– Верно, большой молебен обещал заказать, да из головы вон, – спохватился Симэнь. – Давно б тебе напомнить.

– Вот пустомеля! Кто ж это обеты забывает?! Значит, не от души обрекался. А боги все помнят. Вот младенец и плачет целыми днями. Это ты виноват. Из-за обета твоего неисполненного страдает.

– Тогда в первой же луне закажем молебен у настоятеля У.

– Сестрица Ли мне жаловалась, – продолжала Юэнян. – Ребенок, говорит, очень хилый, надо бы ему другое имя дать.[556]556
  Изменение имени в детстве связано с желанием родителей отвадить от ребенка нечтстуб силу, которая может навлечь на него беду. Имя изменялось для того, чтобы обмануть злых духов.


[Закрыть]

– Вот тогда и попросим настоятеля У, – сказал Симэнь и обратился к Дайаню: – Кто из монастыря пришел?

Второй послушник Инчунь, – ответил слуга.

Симэнь вышел к послушнику, и тот встретил его земным поклоном.

– Отец наставник просил кланяться вам, батюшка, – говорил он, – и поднести, за неимением ничего лучшего, молитвенные обращения и скромные знаки внимания.

– Передай от меня отцу наставнику большую благодарность за столь щедрые дары, – сказал Симэнь, приветствуя послушника, и предложил ему присаживаться.

– Что вы, батюшка! Благодарю вас! – отказался послушник.

– Садись! – настаивал Симэнь. – Поговорить надо.

Послушник в монашеской шапочке и холщовой, прямого покроя, рясе, из-под которой виднелись белые чулки и туфли, долго не решался, наконец, пододвинул стул и сел сбоку от хозяина. Симэнь велел подать чаю.

– Слушаю ваши распоряжения, батюшка, – отпивая чай, сказал послушник.

– В первой луне мне придется побеспокоить твоего отца наставника, – начал Симэнь. – Не мог бы он отслужить в обители заказной молебен? Да надо будет наречь имя младенцу.[557]557
  У китайцев было принято давать человеку несколько имен. В детстве сразу после рождения ребенка нарекали детским именем, в некоторых случаях ему могли дать и второе имя. Когда человек вырастал, то родители или учитель выбирали ему взрослое имя, кроме этого, он сам мог взять себе какое-либо второе имя, а также всевозможные псевдонимы и прозвания. В тексте романа здесь, очевидно, имеется в виду не просто второе детское имя, а даосское имя, которое могло даваться не только при пострижении в монахи, но и просто в качестве благого пожелания. О том же свидетельствует и дарование младенцу даосских одежд.


[Закрыть] Как, отец наставник очень занят?

– Если такова ваша воля, батюшка, – поспешно вставая, отвечал послушник, – то будут отложены все другие требы. Только позвольте узнать, в который день вы желали бы посетить обитель?

– Может, девятого дня утром?

– По «Книге Нефритового ларца».[558]558
  «Книга Нефритового ларца» – старинное астрологическое сочинение, приписываемое даосскому наставнику – праведнику Сюю.


[Закрыть] на девятое приходится Рождество богов, – говорил послушник. – В обители будет совершен благодарственный молебен в надежде на ниспослание всех благ[559]559
  Под «всеми благами» подразумеваются долголетие, богатство, здоровье, склонность к добрым делам и смерть в глубокой старости.


[Закрыть] Очень подходящий день для поста и молитвы! Ради вас, батюшка, водрузят алтарь в большом приделе. Позвольте узнать, какой молебен вы хотели бы заказать?

– В седьмой луне, когда у меня родился сын, я дал обет заказать большой молебен со ста двадцатью жертвами, да все никак не мог исполнить. Я возьму с собой и младенца, а отец наставник приобщит его к трем сокровенным дарам[560]560
  Три сокровенных дара – великий путь-дао, священные книги и наставники в вере.


[Закрыть] и наречет новое имя.

– Скольких братьев вы хотели бы пригласить для совершения обряда? – спросил послушник.

– Пусть отец наставник попросит шестнадцать монахов.

Слуги накрыли стол и подали чай. Симэнь вручил послушнику пятнадцать лянов за молебен и один лян за подарки.

– А насчет трапезы и прочего отец наставник пусть не беспокоится, – сказал он. – Все, что нужно, вплоть до жертвенных предметов, свечей и благовоний, мы с собой привезем.

Послушник на радостях без устали благодарил Симэня и клал земные поклоны, сопровождаемые попукиванием, до тех пор, пока совсем не описался.

Настал восьмой день Нового года, и Дайань повез в монастырь пожертвования: один дань лучшего рису, коромысло жертвенных предметов, целую пачку листочков желтой бумаги,[561]561
  Речь идет о маленьких листиках желтой бумаги, символизирующих деньги. Их сжигали перед изображениями богов, разбрасывали по дороге на кладбище специально нанятые люди, шедшие впереди похоронной процессии.


[Закрыть] десять цзиней казенных свечей, пять цзиней дорогих благовоний и двенадцать кусков сурового полотна. За наречение младенца Симэнь послал кусок столичного атласу, два жбана южного вина, четырех гусей, четырех кур, свиные ножки, баранью тушу и десять лянов серебром. Приглашения на молебен были вручены шурину У Старшему, Хуа Старшему, Ин Боцзюэ и Се Сида. Чэнь Цзинцзи отбыл в монастырь верхом, дабы удостовериться, все ли приготовлено к приезду Симэня.

Девятого числа Симэнь не заглядывал на службу. Одетый в парадные одежды, верхом на белом коне, в сопровождении целой свиты слуг, ехавших по сторонам и сзади, окриками разгоняя с дороги зевак, ранним утром выехал он за Восточные ворота города и направился к монастырю Нефритового владыки.

Вдали виднелась украшенная яркой бахромой священная хоругвь. Симэнь миновал арку,[562]562
  Имеется в виду арка, стоявшая на дороге, ведущей в храм, на ней вешались доски с фамилиями именитых жертвователей.


[Закрыть] и в каких-нибудь пяти ли от города перед ним предстали горные ворота[563]563
  Горные ворота – образное название монастырских врат, образ монашеской обители.


[Закрыть] ведущие в монастырь. Симэнь спешился[564]564
  Въезжать на коне на территорию храма строго запрещалось. Перед воротами обычно ставились невысокие столбики с надписью: «Сойди с коня».


[Закрыть] и стал любоваться открывшимся видом. Чудный это был храм – будто небесный дворец!

Только поглядите:

Густы зеленые сосны, высоки бирюзовые туи. Ворота красные сверкают золотом гвоздей. Внизу, под яшмовым мостом, отраженье четкое громадного дворца: черепицы нежная лазурь, резные стрехи, расшитые шатры и ввысь уходящие балюстрады. В центре большой залы из семи приделов золотом начертаны слова. По обе стороны портики и длинные веранды. Стены покрыты яркой росписью: сонмы богов и воинства небесного герои-полководцы. В дымке благовещих облаков Врата Падающих звезд вздымаются высоко, до самых небес. В лучах дневной зари Терраса Раздумий касается Небесной Реки. В зале Золотой стоят статуи божеств числом тридцать два. Льет свет обильный безграничный Белояшмовый дворец. У врат Трех небес,[565]565
  Врата Трех небес – по средневековым китайским представлениям, было три неба: небо как небесный свод, по которому шествуют светила, небо как закон, как некий высший судья, осуществляющий порядок на земле, и небо как верховное божество – Шанди – Высший владыка.


[Закрыть] за стражников свирепые Лилоу с Шихуаном[566]566
  Лилоу – мифический персонаж, один из помощников первопредка китайцев Желтого государя, Хуанди, обладавший удивительной зоркостью. Шихуан – легендарный музыкант древности, жил в царстве Цзинь. Однажды, рассказывает предание, цзиньцам стало известно о приближении войска царства Чу. Но Шихуан успокоил своих соотечественников, сказав: «Не страшно! Я собирал и пел северные мелодии и южные мелодии. Южные мелодии (а на юге и находилось царство Чу – Б.Р.) не сравнятся с северными, в них много звуков смерти. Поход чусцев наверняка не будет иметь успеха». Фигуры Лилоу и Шихуана иногда ставились у входа в даосские храмы как своеобразные стражи – всевидящий и всеслышащий.


[Закрыть] а около ступеней Зеленый дракон и Белый тигр вселяют трепет. Пред залой Сокровищ бессмертные феи и яшмовые девы в зарницах подносят душистые цветы. Пониже, у крыльца, шествуют четыре министра и девять сановников,[567]567
  Четыре министра (Сы сян), или Четыре министра из небесных палат (Тянь фу сы сян) – 1) министр внутренних дел (нэй сян) Небесной пружины (Тянь цзи – созвездие Ковш – Доу) Лу Тун; 2) министр без портфеля (ши сян) Небесной основы (Тянь шу – Дубхе, первой звезды Большой Медведицы) Сюй Сунь; 3) первый министр (шан сян) Великого сокровенного (Тай сюань – т. е. Неба) Чжан Даолин (см. о нем примеч., к гл. LXV и примеч. к гл. LXVI.); 3) первый министр Нефритовой чистоты (Юй цин, т. е. Неба) Инь Сы. Согласно китайской традиции они соотнесенны по сторонам света, первоэлементам и временам года (повелители весны и деревьев; лета и огня; осени и металла; зимы и воды).
  Девять сановников – созвездие из трех звезд в Деве (одна звезда – три сановника), считавшееся, в соответствии со своим названием, «управляющим тьмой дел». Названия этих божеств свидетельствуют, что небесная иерархия в китайской мифологии точно копировала терминологию земной.


[Закрыть] ко граду стольному и трону устремив почтительные взоры. На девятидраконовом ложе восседает золотой немеркнущий Учитель веры всех времен Нефритовый владыка, Великий государь. Одиннадцать жемчужин,[568]568
  Ритуальный головной убор китайских государей; в средние века украшавший и изображения высших божеств, представлял собой шапку с особым навесом в виде положенной сверху дощечки, с которой спереди и сзади свешивались двенадцать нитей с нанизанными жемчужинами или нефритовами шариками. Почему в тексте романа сказано, что этих нитей одиннадцать, не совсем ясно, может быть, это просто описка резчика досок для ксилографа. На известных изображениях Нефритового Владыки нитей всегда двенадцать.


[Закрыть] на шапке горят, темный халат расшит драконами, у чресел ланьтяньский самоцветный пояс[569]569
  Ланьтянь – уезд на северо-западе Китая, в провинции Шэньси, славившийся драгоценными камнями.


[Закрыть] опирается на восемь триграмм в девяти дворцах,[570]570
  Восемь триграмм (ба-гуа) – универсальная классификационная схема, состоящая из восьми фигур, представляющих собой весь набор комбинаторно возможных сочетаний двух видов черт (целой, символизирующей светлую, активную, мужскую силу ян, и прерванной, символизорующей темную, пассивную, женскую силу инь) в трех позициях (снизу вверх). Каждой триграмме присущи имя, образ, понятие. Эти наглядные, геометризированные символы, охватывающие любые аспекты действительности, использовались в самом жироком диапазоне – от философской теории до гадательной практики.
  Девять дворцов (цзю-гун) – своеобразная мандала, круговая или квадратная схема расположения восьми триграмм по странам и полустранам света с выделенным центром. Каждому из девяти дворцов соответствует число от 1 до 9 в порядке, образующем магический квадрат 3х3 (ло-шу).


[Закрыть] в руках держит скипетр из белого нефрита. Владыка внимает всем, кто верен Трем драгоценностям и Пяти запретам.[571]571
  Три драгоценности (сань бао) – буддийский термин, обозначающий наставника Учения – Будду, буддийский закон и буддийская община – церковь. Пять запретов – пять деяний, которых должен должен избегать последователь Учения – это убийство живой твари, воровство, распутство, обман, виновозлияние.


[Закрыть] Едва Он ударит в колокол златой, как их уста смыкаются и ни один не поминает имени Будды. Едва послышится удар в нефритовое било, как мириады тварей почтительно склонятся пред Ним. В зале, Обращенной к Небесам, под шелест ветра стихают шаги, у алтаря не умолкает молитвенное пенье. Лунными ночами звон издает божественный нефрит. Вот это подлинно даосский монастырь! Куда еще идти, к чему искать Пэнлай?!

Симэнь проследовал через главные ворота и очутился перед Вратами Падающих звезд, которые украшала сверху огромная, высотой в семь чи, пурпурно-красная таблица, а по обеим сторонам – параллельные строки.

По правую руку они гласили:

 
«Желтый путь и Неба широта
Раскрывают счастья ворота
Девять небосводов. Золотой
Экипаж – даритель всеблагой».[572]572
  Желтый путь (хуан-дао) и движущийся по нему золотой экипаж – это эклиптика и солнце. Девять небосводов – девять небес (см. примеч. к гл. XXXVII).


[Закрыть]
 

А по левую возвещали:

 
«В темноте алтарной солнца блеск
Зажигает чудных стягов лес.
Драгоценных слов произнесенье –
Праведный залог преображенья».
 

Симэнь приблизился к зале Сокровищ, над которой крупными знаками было начертано:

 
«Неба сокровища славьте чудесные,
Гимны хвалебные пойте всегда.
Служат Отечеству добрые, честные,
Вечна святых алтарей благодать!»
 

Параллельные же строки гласили:

 
«Неба начало – оно в Беспредельном,
Сердце молитвою ищет спасенье
У бесконечновеликого Дао».
 

и

 
«Неба Владыка под яшмовой сенью.
Щедро дарует он нам просветленье.
Сердце отныне очищенным стало».
 

Симэнь вошел в залу и предстал пред жертвенным столиком у самого алтаря. Мальчик-послушник поднес ему блюдо с полотенцем. После омовения рук Симэнь опустился на подстилку, возжег благовония и пал ниц пред алтарем, а когда встал, навстречу ему вышел настоятель монастыря У.

Надобно сказать, что настоятель У Цзунси, в монашестве У Даочжэнь – Правоверный, был рослым детиной богатырского сложения, с густой бородой и большими усами. Любитель возлияний и дружеских пирушек, он охотно привечал всех жертвователей и благожелателей. Оттого-то, как только У Цзунси был поставлен настоятелем, так сразу и потянуло в монастырь Нефритового владыки богатых да знатных. Уж больно торжественно служил он молебны, а какие пышные устраивал трапезы! Благодетелей встречал с великим радушием. Целая свита подростков и мальчиков, по первому зову исполнявших любые его повеления, состояла у него в послушниках.

Не раз бывало, что Симэнь с компанией побратимов заказывал у него молебны, а к празднику, равно как и ко дню рождения, не забывал послать подарки. Ну как же настоятелю было не поприветсвовать Симэня! А тем паче теперь, когда Симэнь получил пост в судебном управлении и, прежде чем молиться и нарекать имя наследнику, вручил щедрые дары.

И вот настоятель сам позаботился о трапезе, лично службу отправляя. Чело его венчал украшенный нефритовым кольцом даосский клобук, красным цветом символизировавший солнце, а формой – гром и молнию.[573]573
  Девять громов – понятие, которое использовалось в магической практике заклинателей и волхвов. «Громы» изображались в виде сложных ломаных линий и кружков, обозначающих созвездия, а также триграммами. Такие знаки часто украшали одежду волхвов.


[Закрыть] Облачением ему служило бледно-голубое с длинными рукавами платье из перьев аиста,[574]574
  В даосской магии большую роль играла идея преображения и вознесения обращенного человека в небесные выси. Не случайно даосские маги украшали одежду перьями птиц, например, аиста или журавля. Существовало понятие «перьевое одеяние». Кончина человека, приобщившегося к даосской святости, называлась «перьевым преображением» (юй хуа).


[Закрыть] украшенное двадцатью четырьмя созвездиями.[575]575
  В тексте явная ошибка; речь идет о двадцати восьми созвездиях, почитаемых в человеческом образе. Духи этих созвездий считались учениками даосского патриарха Тунтянь-цзяочжу – «Проникающего в тайны небес Учителя веры»; вот, видимо, почему они изображены на одеянии даосского наставника.


[Закрыть] Чресла его обтягивал шелковый пояс. Он поспешно оставил аналой и почтительным поклоном приветствовал Симэня.

– Обманул я вас, милостливый батюшка, в самых возвышенных ваших побуждениях, – обратился он к Симэню. – Сколько раз удостаивали вы меня, неблагодарного, щедрыми своими дарами! И всякий раз бедный инок не решался отказываться, дабы не выказать вам непочтение, а, принимая, мучался угрызениями совести. И ныне, когда вы пожелали наречь младенцу монашеское имя, меня обязывает долг приобщить его к Трем сокровищам, помолиться о его благополучии и долгоденствии, но мне прямо-таки нечем отплатить вам, почтеннейший мой благодетель, за все ваши милости. Вы же осыпаете меня все новыми дарами, столь щедрыми и обильными, что меня, право, заливает краска стыда. Вы прислали куда больше, чем требует отправление обряда. Я вам так обязан!

– Премного вам благодарен! – отвечал Симэнь. – Прошу меня простить за причиненные хлопоты и принять эти скромные знаки внимания.

После взаимных любезностей Симэня поклонами поприветствовали остальные монахи, а потом пригласили в келью настоятеля, состоящую из трех зал. Келья называлась Террасой аиста в соснах.[576]576
  Аист в соснах – аллегория даоса-отшельника.


[Закрыть] Залу украшали многочисленные ярко-красные ширмы. Здесь, чувствуя себя вполне непринужденно, они пили чай. Там и сям неподалеку от Симэня красовались причудливые каменные глыбы. Сверкали начищенные до блеска столы и стулья. Слева висела надпись: «С Терема Желтого аиста[577]577
  Терем Желтого аиста (журавля) – известное архитектурное сооружение – башня, которая существует и сейчас в г. Учане провинции Хубэй. По преданиям башня была воздвигнута в эпоху Троецарствия (III в.н. э.) и ее сооружение связано с легендой о небожителе Цзы Ане, который вознесся в небо на желтом журавле. Идея небожительства в связи с этой башней воспета многими поэтами, в том числе великим Ли Бо (VIII в) и упомянутым выше поэтом Цуй Хао (см. примеч. к гл. XXXVII).


[Закрыть] белым днем в небеса взмывал», справа другая: «И озеро Дунтин пересекал три раза». Перед Симэнем стояли две ширмы, одна против другой, с параллельными строками скорописи:

 
«Ветер. Пляшут рукава,
словно аисты под утро.
Вечные звучат слова –
здесь всю ночь толкуют сутры».
 

– Возьми лошадь и ступай за дядей Ином, – велел слуге Цитуну Симэнь, усаживаясь за стол. – Ему, должно быть, не на чем ехать, вот он и не появился до сих пор.

– Тут вон и осел зятя Чэня стоит, – вставил Дайань.

– Ладно! Бери осла и поторапливайся, – распорядился Симэнь.

Цитун вывел осла за монастырские ворота и отправился к Ин Боцзюэ.

Между тем настоятель У кончил молитву и подсел к Симэню. За чаем завязался разговор.

– Решился бы я, почтеннейший мой батюшка, мешкать, брать на душу грех, в то время как вы с усердием стремитесь вознести молитву в святом храме?! – начал настоятель. – Мы с четвертой ночной стражи бодрствуем в неустанном бдении у святого алтаря. Долго читали из Священных канонов, отслужили особый молебен Нефритовому владыке, потом по случаю первого новолуния в новом году, которое празднуется сегодня, пропели хвалу Всевышнему Творцу круговращения светил, а послание с полными данными о рождении вашего наследника уже покоится на алтаре Трех сокровищ. Младенцу нарекли мы имя У Инъюань.[578]578
  Младенца нарекли именем У Инъюань, что буквально значит У Согласный-изначальному. Характерно, что младенцу изменили даже фамилию предсказателя, чтобы вконец запутать нечистую силу.


[Закрыть] Дабы дух Тайи, покровитель судьбы,[579]579
  Дух Тайи – один из шестнадцати помошников Небесного государя, повелеваюший ветром, дождями, засухой, мором, голодом, войнами и почитаемый в качестве бога Судьбы. Считается обитающим у Полярной звезды и движущимся по девяти дворцам (см. примеч.).


[Закрыть] даровал ему процветание и долгоденствие и не лишил его богатства и знатности, я воздал хвалу Небу и Земле с принесением двадцати четырех жертв, славу Всевышнему владыке с двенадцатью жертвами и двенадцать жертв усопшим. Всего было принесено сто восемьдесят жертв.

– Тронут вашим усердием! – отозвался Симэнь.

Послышались удары в барабан, и Симэня попросили приблизиться к алтарю, где зачиналось чтение обращенного к Небу послания. Симэнь переоделся в ярко-красный праздничный халат, поверх которого красовались цветной наперсник с изображением льва и носорожий пояс с золотой оправой, и подошел к алтарю. Сбоку встал псаломщик в темно-красной рясе и начал читать:

«Верноподданный Великой Сунской Империи, житель с улицы Триумфальной арки в уездном центре Цинхэ провинции Шаньдун, Симэнь Цин творит благодарственную молитву и приносит жертву в надежде о ниспослании благополучия и покоя. Симэнь Цин родился в полуночный час на двадцать восьмой день седьмой луны в году бин-инь. Его супруга, урожденная У, появилась на свет в полуночный час на пятнадцатый день восьмой луны в году моу-чэнь…[580]580
  Год бин-инь, или третий, соответствует 1086 г. (ср. примеч. к гл. XXIX); год моу-чэн, или пятый, соответствует 1088. Это же и год рождения Цзиньлянь, ровестницы У Юэнян (см. гл. III).


[Закрыть]»

– У вас есть еще близкие, не внесенные в послание? – обратился псаломщик, прервав чтение, к Симэню.

– Запишите урожденную Ли, – сказал Симэнь. – Родилась в предвечерний час под знаком земной ветви шэнь пятнадцатого дня в первой луне года синь-вэй,[581]581
  Год синь-вэй, или восьмой, соответствует 1091 г.


[Закрыть] и сына Гуаньгэ, появившегося на свет в предвечерний час шэнь двадцать третьего дня в седьмой луне года бин-шэнь.[582]582
  Год бин-шэнь, или 33-ий соответствует 1116 г. (Ср. примеч. к гл. XXX).


[Закрыть]

«Сего дня я, Симэнь Цин, вместе с семьею и домочадцами,

– продолжал псаломщик,

– прибыл сюда, дабы с открытою душою и благоговением вознести молитву Всевышнему Творцу.

Пав ниц пред ликом Твоим, каюсь я, Цин, пылинка в сем мире, низшее из трех созданий[583]583
  Три создания (сань цай) – Небо, Земля и Человек.


[Закрыть] Творца. Но в суете мирской, снося зной и стужу, я во всякое мгновение ощущаю покровительство Драконова Неба и поддержку Всемогущего. Будучи военным, я удостоился поста в придворной гвардии. Мне, осыпанному щедрыми милостями Его Величества, даровали богатое содержание и возвели в должность судебного надзирателя. Дабы отблагодарить судьбу, мне столь споспешествующую, и восславить сей век процветания, я заказываю этот молебен с принесением двадцати четырех умилостивительных жертв Небу и Земле, обильных и щедрых; обращаюсь с благодарственной молитвой к Нефритовому государю, творящему великие благодеяния, приношу двенадцать жертв по случаю Рождества богов во славу Создателя, ниспосылающего нам все блага и процветание. Всевышние, снизойдите и вкусите жертв.

Двадцать третьего дня седьмой луны в прошлом году, когда моя младшая жена, урожденная Ли, подарила сына Гуаньгэ, я дал обет в молебнах прославить Творца за благополучное разрешение ее от бремени, молиться о здравии младенца и приобщении его к жизни под покровом храма Трех сокровищ, просить о наречении ему имени У Инъюань. Даю обет по достижении им совершеннолетия заказать молебен с принесением жертв ста двадцати всемогущим заступникам и приобщить сына к алтарю Неба и Земли, дабы унаследовал он от отца своего чины и звания, наслаждался долгоденствием. Я желаю умилостивить души предков в трех поколениях рода Симэней: деда Симэнь Цзинляна и бабки – урожденной Ли, покойного батюшки Симэня Старшего и покойной матушки – урожденной Ся, покойной жены моей – урожденной Чэнь, и всех сродников. Не дано нам знать, где нашли прибежище их души, а посему приношу двенадцать умилостивительных жертв, дабы вывел их Всемогущий на стезю света и жизни. Прими жертвы, числом сто восемьдесят, внемли мольбам и избави от напастей.

В это светлое утро Рождества богов, девятого дня первой луны третьего года[584]584
  Третий год под девизом Всеобщего согласия (Сюань-хэ – 1119–1125 гг.), соответственно 1121 г. – явное календарное несоответствие. Год, начинающийся в гл. XXXIX должен быть назван седьмым под девизом Порядка и Гармонии (Чжэн-хэ – 1111–1118), он же – следующий за бин-шэнь, годом рождения Гуаньгэ, год дин-ю, или 34-ый (ср. примеч.).


[Закрыть] под девизом Всеобщего согласия, я стою пред алтарем Всемилостивейшего Нефритового владыки и чрез посредство пастырей возношу благодарственную молитву Небу и Земле, славлю Отечество и мирное процветание, нарекаю имя младенцу и читаю Священные каноны. Да витает благодать над молящимся и денно и нощно, да снизойдут Досточтимые владыки Трех миров и Всевышний государь десяти тысяч небес и озарят чистым светом своим. Да сопутствуют мне удача и благополучие во всех моих начинаниях, да царит гармония в смене времен года и даруют они нам плоды свои в изобилии. Да пребывает все мое семейство в покое и мире. На Всемогущего уповаю и да не оставит Он никого Своею милостью. С благоговением творю эту молитву».

Псаломщик кончил чтение. На аналое появилось множество посланий и молитвенных обращений. Он развертывал их и читал одно за другим.

– Вот послание о воздаянии за уход из мира, – разворачивая первую бумагу, начал псаломщик:

«Возношу молитву Верховным государям Трех небес и Трех миров, Высоким истинносущим десяти полюсов, Трем управителям и Четырем совершенномудрым, Величайшему и сокровеннейшему Лао-цзы, Всеобъемлющему истинносущному господину Великому императору из Небесной канцелярии, Истинносущному господину из Небесной канцелярии, управляющему жертвоприношениями и Истинносущному господину из Небесной канцелярии, управляющему нисшедшими совершенномудрыми, прошу снизойти к алтарю, удостовериться в усердии и принять послание».

Псаломщик взял вторую бумагу и продолжал:

«А здесь возносится молитва Небу равному, великому рождающему божественнопремудрому Государю Великой Восточной горы, Государыне покровительнице детей, Совершенномудрой матери-предводительнице, надзирающей за рождениями и охраняющей дома, а вместе с ними Молитвы вкушающему духу и Светлым духам трех вероучений, коим вы, батюшка, давали в свое время обет, ныне исполненный; Духу бессмертия с воскурением благовоний и семидесяти пяти главным судьям подземного царства с просьбою снизойти к алтарю, где совершается заупокойная служба, и помочь усопшим вознестись на Небо. Вот подорожная Владычице Яшмовых дев и Воеводе небесных духов, уполномоченным палаты заслуг, духам земли и прочим божествам с молитвенною просьбой принять и пропустить к богам через Врата Трех небес. Вот доклад с перечислением всех дщиц предков, пред коими совершаются поминальные службы, с просьбою принять великое усердие. Тут содержится прошение девяти главнокомандующим светоносными лучами Ковша и огнем падающих звезд милостиво открыть Небесные врата[585]585
  В даосской магии существовало множество божеств-звезд и созвездий, а также небесных воителей и полководцев. Обширный сонм богов постоянно присутствовал в гадательной практике. Кроме того этот синкретический пантеон предполагал терпимость к двум другим основным вероучениям – к конфуцианству и буддизму, о чем прямо свидетельствуют ссылки на моление «святым духам трех вероучений (сань-цзяо)».


[Закрыть]».

Прочитав все послания на одном аналое, псаломщик перешел к другому аналою.

– Вот утреннее обращение, – разворачивая первую бумагу, сказал псаломщик:

«Нелицеприятному пестуну военачальнику всесильному и Посланцам надзирателям жертвенников с Девяти небес с просьбою снизойти и охранить жертвы и очаг. Вот обращение к четырем великим полководцам истинного закона Ма, Чжао, Вэню и Гуаню и к четырем великих небесным господинам Цую, Лу, Доу и Дэну с просьбою снизойти к алтарю и охранить врата, а равно к Четырем чудодейственным правителям сокровенного свода и Великому полководцу Духу Девятифениксовому Сокрушителю, дабы очистить алтарь от скверны. Это утреннее, а вот вечернее благодарственное послание Пяти наставникам. В этой записке содержится просьба выдать дозволение на снятие покрова с алтаря, в этой – обращение к Великому Духу-полководцу гонителю зла с просьбой ударить в колокол златой и стать с дщицею Света, к Духу грома, дабы оберег алтарь, ударил в яшмовый сосуд и стал с дщицею Тьмы. Вот записки об усмирении заоблачных духов пяти стран света, содержащие молитвенные обращения к Девяти силам природы на Востоке, Трем силам на Юге, Семи силам на Западе, Пяти силам на Севере и Одной силе в Зените, дабы они умилостивили Небо; к Пяти старейшим верховным государям, дабы они оберегли алтарь и убедились в усердии вашем. Все прошения составлены на пятиугольной узорной бумаге. Вот утренние молитвы: первая – обращенное к Высокому заоблачно-небесному государю Южного полюса чтение из Канона о продлении жизни, вторая – обращенное к Высокому лазурно-небесному государю Северного полюса чтение из Канона о благополучии в жизни, третья – обращенное к Высокому и досточтимому Первому Громовержцу Девяти небес чтение из Канона о распространении просвещения; молитвы полуденные: четвертая – обращенное к Высокому яшмово-небесному Громовому предку Девяти небес чтение из Канона, шестая[586]586
  Пятая молитва в оригинале отсутствует.


[Закрыть] – обращенное к Высокому и необъятному государю Шести небесных чертогов чтение из Канона; молитвы вечерние: седьмая – обращенное к Высокому пурпурно-небесному глубочайшему владыке чтение из Канона, восьмая – обращенное к Великому ясно-небесному Духу-управителю при Палате государя чтение из Канона, девятая – обращенное к Высокому багряно-небесному Духу-посланцу Девяти небес чтение из Канона. Это – обращение к Девяти путям лунным. Вот прошение воздать должное неправедным и посягающим на чужое счастье и направить их к Четырем небесным судьям. А вот еще полуденная молитва с прошением позволить войти на яшмовые ступени Трех Небес и обратиться к Облаченным в красное, желтое и белое, дабы направили своих посланцев-латников на молебен и, удостоверившись в усердии, переправили доклад в Залу прошений. Это – обращение к Великому главнокомандующему – опоре Престола Трех небес, посланцам Золотого и Водяного драконов и держащим дщицы отрокам Огненного приказа. Нет возможности перечислить все молитвенные обращения и послания. Здесь содержатся вечерние молитвы-славословия и благодарственные послания за оказанные милости, а также выписаны все пожертвования – на большой молебен со ста восьмьюдесятью жертвами, монастырской братии и прочие, и прочие».

Псаломщик перешел к последнему аналою и продолжал:

– А вот связка талисманов, послания и обращения по случаю наречения имени младенцу под покровом Трех сокровищ. Остальные за недостатком времени опускаю… и покорнейше прошу вас, батюшка, меня простить, что так утомил вас столь длительным чтением.

Симэнь воскурил перед алтарем благовония, подписал послания и обращения и велел слугам поднести псаломщику кусок холста, а настоятелю – свиток каллиграфического письма. Они долго отказывались, но потом велели мальчикам-послушникам унести подарки.

После этого монах в углу залы с такой силой стал бить в барабан, что, казалось, раскаты весеннего грома сотрясают обитель. За ним заиграли на ритуальных инструментах и остальные монахи. Настоятель в темно-красной расшитой пятицветными облаками[587]587
  Пятицветные облака – благовещий символ.


[Закрыть] рясе и украшенных плывущими облаками красных туфлях, с дщицей из слоновой кости в руке препроводил послания и призвал духов снизойти к алтарю. Отовсюду послышался звон колоколов. Симэня подвели к самым Трем сокровищам алтаря, где с обеих сторон курились благовония. Изумленный, он широко открыл глаза, наслаждаясь красотою алтаря.

Только поглядите:

В пятигранном алтаре возвышался восьмиярусный престол. На верхних ярусах покоились Трое пречистых и Четверо владычествующих, Духи восьми полюсов и Девяти небес, Высокие истинносущие десяти полюсов и Премудрые заоблачных дворцов. Средние ярусы занимали Духи гор и рек, вершин и водоемов, земли и городских стен, благодатных уголков и обителей бессмертных, земли щедрой и плодоносной. На нижних ярусах разместились чины преисподней и подземных царств, приказов и управ; духи рек, озер и морей, сонмы духов водяного царства, ключей и родников. По обеим сторонам рядами стоят столы с обильной жертвенной снедью. Кругом торжественно-внушительные священнослужители. Благодатным облаком витает аромат курений. Пылают тысячи красочных свечей. Будто букет пестрых цветов распустился – от ярких красок рябит в глазах. Горят сотни серебряных светильников. У жертвенника Небу и Земле стоят Яшмовая дева и отрок Золотой,[588]588
  Яшмовая дева и Золотой отрок – второстепенные божества даосского пантеона. Оба они выполняли функции прислужников при крупных важных богах (например при богине Сиванму). Их изображения воспринимались как символы благополучия и счастья, а потому развешивались в домах людей. В эпоху Средневековья оба этих божества являлись популярными персонажами пьес и повестей с волшебными сюжетами, причем в литературных памятниках они выступают в разных видах и образах. Например, известен сюжет о государе древности Чжоу-гуне и фее Персиковых цветов.


[Закрыть] а сверху – из перьев балдахины. У жертвенника Нефритовому государю – меченосец с чашеносцем, а сверху стяги плотнотканные. При свежем ветре движенье трех пределов мирозданья,[589]589
  Три предела мирозданья (сань-цзе) – земной, наземный и небесный миры или в специальном буддийском смысле три сферы бытия: страстей, форм и бесформенного, то есть чистого духа.


[Закрыть] отдает эхом, при чистой луне Девять небосводов высвечиваются из дымки. Как ударят в колокол златой, снисходит к алтарю Миродержатель. Как ударят в яшмовое било, у алтаря все взоры устремляются к Нефритовому государю. На рясах темно-красных мерцают звезды и созвездия: на шапках сверкает золото и бирюза. Святые полководцы надзиратели алтаря[590]590
  Святые полководцы надзиратели алтаря (Цзянь тань шэнь цзян) – устрашающие предалтарные фигуры стражей закона. При сооружении даосских храмов или монастырей перед открытием скита происходит ритуал молитвенного призыва этих полководцев покровителей веры, дабы они прибыли для его защиты от дурных воздействий и злых духов.


[Закрыть] суровы и упрямы. Постовой Министерства заслуг,[591]591
  Министр заслуг (Гун цао) – (В материале по которому создавался fb2 файл эта сноска оборвана. Имеющий возможность исправить и дополнить файл может выложить исправленную версию)


[Закрыть] доблестен и смел. Все сошлись в драгоценной молитве. Высшие чертоги бессмертных окроплены водою и украшены цветами. Носители истины сокровенно читают духовные строфы и, на ритуальный меч опираясь, шествуют по звездам Большой Медведицы. Зеленый дракон скрыто следует по Желтому пути, Белый журавль открыто опускается в пурпурную юдоль.

После того как Симэнь обошел алтарь и воскурил благовония, его пригласили на террасу Аиста в соснах, где все расположились в уютной зале, застеленной коврами. Всюду стояли жаровни, в которых горел дорогой уголь.

Вскоре прибыли Ин Боцзюэ и Се Сида. После приветствий они протянули по цяню серебром на чай.

– Честно говоря, мы собирались поднести чаю, – заговорили они, – но дорога дальняя… Прими хоть эту мелочь.

– Будет уж вам! – отказался Симэнь. – Ну к чему это? Я ж вас позвал составить мне компанию. Здесь всего хватит. Да и шурин У еще принесет.

Ин Боцзюэ поклонился и сказал:

– Ну, если ты так настаиваешь, мы можем и не давать. – Ин Боцзюэ обернулся к Се Сида: – Это твоя затея! Говорил тебе, не возьмет. Вот и моргай теперь глазами.

Прибыли шурин У Старший и Хуа Цзыю. Каждый протянул по две коробки со сладостями к чаю. Симэнь попросил настоятеля принять подношения. После чаю перешли к трапезе. Оба стола ломились от расставленных с большим вкусом солений и печений, сладостей и яств. Симэнь снял парадные одежды и сел с друзьями за утреннюю трапезу, в то время как приглашенный настоятелем рассказчик услаждал их рассказом о Хунмэньском пире из «Повествования о Западных Ханях».[592]592
  Имеется в виду знаменитый эпизод из времен борьбы Лю Бана и Сян Юя за власть в стране после разгрома Циньской империи в конце III в. до н. э., о чем шла речь на первых страницах романа. После того как Лю Бан занял Сяньян, циньскую столицу, Сян Юй преисполнился зависти к нему, и решил заманить его на пир в местечке Хунмэнь и убить его. Во время пира один из приближенных Сян Юя позвал силача Сян Чжуана, двоюродного брата Сян Юя, велел ему исполнить танец с мечом и, приблизившись к Лю Бану, зарубить его. Но другой родственник Сян Юя – младший брат его отца, не желавший этого кровопролития, тоже поднялся с мечом и пустился танцевать, все время прикрывая собой, словно крыльями, Лю Бана и не давая Сян Чжуану нанести удар. В это время в шатер, разметав стражу, вошел богатырь Фань Куай – телохранитель Лю Бана – и гневно уставился на Сян Юя; волосы на голове его поднялись торчком, зрачки расширились так, что казалось, глаза вот-вот лопнут. Лю Бану в сопровождении грозного Фань Куая удалось выйти из шатра и бежать в свой лагерь. План Сян Юя не удался.
  «Повествование о Западных Ханях» – цикл сказов о падении династии Цинь и начале династии Хань (на рубеже III и II вв. до н. э.), рассказываемый в течение многих дней. Сохраняется в репертуаре народных сказителей с XI–XII вв. и до нашего времени.


[Закрыть] Настоятель У препроводил на Небо послания и тоже присоединился к пирующим.

– А младенца принесут? – поинтересовался он.

– Нет, слишком мал, а дорога дальняя, – отвечал Симэнь. – Жена опасается, как бы не напугался. К обеду доставят его одежды. Думаю, вполне достаточно будет приобщить их к Трем сокровищам.

– Я тоже так полагаю, – согласился настоятель. – Так-то лучше.

– Все бы ничего, – продолжал Симэнь. – Только больно уж он робок и пуглив. Три или четыре служанки да мамка глаз с него не спускают, а все равно пугается. Особенно когда кошку иль собаку увидит.

– Да, ребенка вырастить нелегко, – заметил шурин У Старший.

Пока они говорили, вошел Дайань.

– Барышни Гуйцзе и Иньэр прислали Ли Мина и У Хуэя с чаем, – объявил он.

– Зови! – крикнул Симэнь.

Вошли с двумя коробками Ли Мин и У Хуэй. Опустившись на колени, они открыли коробки, полные печенья в форме сосновых шишек и шариков, вроде тех, что носят на шапках чиновники, облитых белым сахаром хлебцев с пожеланием долголетия, а также чая с розовыми лепестками.

Симэнь попросил настоятеля убрать подношения.

– Как же вы про молебен узнали? – спросил Симэнь певцов.

– Я встретил на улице дядю Чэня, – отвечал Ли Мин. – От дяди и узнал. А дома рассказал сестрице Гуйцзе. Тогда мамаша велела мне купить подарки и У Иньэр подговорила. Вот мы и пришли. Они просили вам кланяться, батюшка. Хотели сами прибыть, да постеснялись. Отнесите, говорят, хотя бы эти скромные подарки – слугам на угощение.

– Обождите, вас покормят, – сказал им Симэнь.

Настоятель велел певцам пройти в другое помещение, где они сытно поели вместе с остальными слугами. Однако хватит пустословить.

После полуденной молитвы настоятель У распорядился снова накрыть большой стол. На нем появились обильные яства – сорок скоромных и постных блюд: острых и соленых, пресных и сладких, жбан цзиньхуаского вина, горы сахара и фруктов, а также даосское облачение для младенца: черная атласная с позолотой даосская шапочка, темная полотняная ряса, расшитая облаками, подрясник из зеленого атласа, пара белых шелковых чулок, темные туфельки из шаньсийского шелка, плетеный из шелковой тесьмы поясок и пояса – желтый нитяной,[593]593
  Желтый пояс – принадлежность даосского одеяния.


[Закрыть] с престола Трех сокровищ и лиловый нитяной от Государыни покровительницы детей[594]594
  Имеется в виду богиня-чадоподательница и покровительница детей Суньцзы-няннян (буквально: внуков и сыновей), нередко ассоциировавшаяся у китайцев с бодхисаттвой Гуаньинь (Авалокитешварой), к которой тоже обращались с мольбой о ниспослании потомства.
  Выше, в этой же главе она именуется с перестановкой иероглифов Цзысунь-няннян в перечне с иными святыми, связанными с деторождением, а именно: Небу равный, великий рождающий божественный совершенномудрый Государь Великой Восточной горы и Совершенномудрая мать-предводительница, надзирающая за рождениями и охраняющая дома.


[Закрыть] серебряное ожерельице с выгравированным пожеланием: «Блистайте, хоромы, золотом и яшмой, продлитесь, дни, в довольстве и славе». На желтом шелковом талисмане, предназначенном для избавления от нечисти, выделялись красные знаки, гласившие: «Покровитель судьбы Дух Тайи, даруй здоровье и согласье». Подарки лежали на квадратных подносах. Рядом стояли четыре блюда изысканных фруктов.