Текст книги "Поворот в никуда. 19 рассказов мастер-курса Анны Гутиевой"

На кровати лежит полуголая брюнетка с задранной кверху юбкой. Муж нависает над ней, словно коршун, целуя ее шею и спускаясь ниже.

Они не сразу замечают меня.

– Ты же должна быть на работе! – вскрикивает Паша от неожиданности, пока девчонка опускает юбку вниз. – Тебе не стоило возвращаться рано!

Мой голос пропал, словно горло сдавили тупыми клешнями.

Он шмыгает носом, застегивая брюки. Мое сердце сжимается, живот пронизывает боль. Его голос, словно наждачка, проходится по моим ушам.

Надо уходить. Отсюда. Сейчас же.

Я поворачиваюсь к двери. Мокрая, но не важно. Поддерживаю живот рукой, в надежде расслабить боль. Шагаю медленно к двери. В голове перебираю мысли, которые помогут отвлечься, убежать от увиденного, забыть о предательстве, успокоиться и тем самым уберечь толкающегося во мне ребенка. У меня будет время поплакать. Но не сейчас.

– Куда ты пошла?! Ты сама виновата! – орет вслед муж. – Только не надо делать вид, словно я монстр! Если бы ты следила за собой!

Я продолжаю двигаться вперед. Не оглядываюсь. Я обязана. Для ребенка.

– Ты бы знала, как противно на тебя смотреть!

Я закрываю за собой дверь. Вызываю лифт. Боль внизу живота разрастается. Слезы катятся по щекам, как бы я ни старалась себя успокоить. Мое сердце разбилось, словно хрустальная ваза, небрежно сброшенная на пол.

Я сделала все, что было в моих силах. Я была примерной женой. Выполняла его пожелания. Не красится – я не красилась. Не есть – не ела. Не мешать – не мешала. Быть приветливой – Господь знает, как сложно было натягивать на лицо улыбку, встречая мужа с работы и пытаясь всеми силами спасти свой брак.

Я могу простить упреки и издевки, надеясь, что все еще может измениться. Но предательство… Это последняя капля, разрушившая все хрупкие иллюзии. Назад дороги нет.

На улице все так же льет и громыхает. Только теперь уже не так страшно от этого звука. Я набираю вновь такси. Все будет хорошо, успокаиваю себя.

– Аня, давай возвращайся! Не будь глупой! – орет из окна муж.

Отмахиваюсь. Дышать становится сложнее. Тошнит.

– Мне в больницу, пожалуйста, – хриплым голосом прошу водителя.

Такси увозит меня, как только дверь подъезда распахивается и в проеме двери показывается красное запыхавшееся лицо мужа. Я отворачиваюсь в другую сторону. В глазах темнеет от боли, я скрючиваюсь пополам. Молюсь, чтобы добраться до больницы вовремя.

– Женщина, вы в порядке? – кидает мне водитель.

Не могу ответить. Вокруг все темнеет.

 
* * *
 

Я просыпаюсь от резкой боли внизу живота. Хочется кричать. Не понимаю, что произошло. В голове все смешалось. Паша, такси, малышка…

– Вам повезло. Вам очень повезло. – Передо мной стоит мужчина в белом халате. – Вас вовремя привезли. Еще бы несколько минут…

– Малышка? – перебиваю доктора, я держусь за живот и понимаю, что… внутри меня больше нет ребенка.

Сердце стучит как бешеное. Слезы застряли в горле.

– Я попрошу, чтобы ее привезли. – Врач выходит из палаты.

Меня начинает бить дрожь. Проступает холодный пот. Она правда жива?

В дверь проталкивают тележку.

– Поздравляю, вы родили здоровую девочку, три килограмма четыреста! – подошедшая медсестра поднимает с тележки кулечек и подносит его мне. – Как назовете? – спрашивает.

Как только между моих рук помещают малышку, я тут же забываю о боли, об упреках, о предательстве. Я забываю обо всем.

Она прекрасна. Серые глаза. Маленький носик. Тоненькие губы. Эти ручки…

Прижимаю ее к себе. Она нежно пахнет. Запах приятно щекочет грудь изнутри, а тело словно обволакивает невесомый пух. Замечаю свои капающие на ребенка слезы.

Я никогда не чувствовала такого. Неконтролируемое желание смотреть в это личико и прижимать теплое тельце к своей груди. Любовь. Наполняющая и безусловная.

Восемь физически и морально тяжелых месяцев прошли. Я никогда не буду прежней, но теперь, когда маленькие глазенки находят меня, понимаю, что больше не одна.

Будет больно. Будет сложно. Но у меня есть она.

– Любовь. Я назову ее Любовь, – отвечаю.

Ольга Жигалова.
ОДНА ПУЛЯ – ОДНА ЦЕЛЬ

«Зачем я пишу этот дневник? Может быть потому, что жизнь ударила меня под дых? Безжалостно и внезапно. Были планы. Надежды. Мечты. Но случилось то, что случилось: заболела мать. Нужны были деньги. Где и как может заработать кмс по стрельбе? Естественно, на том, что умеет. Поэтому пришлось решиться на этот долбанный контракт и поехать в горячую точку. В сущности: чем спортсмен по стрельбе отличается от снайпера? И там, и здесь: одна пуля – одна цель. Просто нужно адаптироваться к другой мишени.

Итак, я снайпер. Для меня это не профессия. Это образ жизни и высокий заработок. На работе ты сгусток собранности. И права на сопливые эмоции у тебя нет.

Сегодня самый ужасный день в моей жизни. Все оказалось зря. Слишком поздно. Полученные по контракту деньги не помогли матери выжить. Думаю, с ее потерей у меня атрофировались все положительные эмоции и способность к состраданию. Их заменили равнодушие и пофигизм ко всему, даже к смерти.

Ничего не радует. Ничего не огорчает. Но живу».

…Макс сидел на веранде любимого ресторана. Ощутив на себе чей-то пристальный взгляд, он поднял голову. На него смотрел ангел в образе хрупкого рыжеволосого создания. Распахнутые глаза, казалось, излучали теплоту и нежность. Такие глаза были у матери. Так она смотрела только на него. Невольно повиновавшись порыву, Макс подошел к незнакомке.

– Разрешите?

Легкая тень удивления промелькнула на ее лице.

– Вы похожи на ангела. Оказываются, они тоже пьют кофе по утрам. Захотелось присоединиться, – пояснил он.

– Присаживайтесь, – пригласила незнакомка. Видимо, сравнение пришлось ей по душе. – Я люблю посидеть здесь перед спектаклем. Прекрасный, умиротворяющий вид.

– Вы актриса?

– Да. Сегодня я Настасья Филипповна.

– И чем в нынешнее время актуален Достоевский? «Идиотов» во все времена хватает? Или «не убий»?

– Утрируете. Классика – на века.

– Надеюсь, мне удастся когда-нибудь посмотреть вашу Настасью Филипповну.

– Зачем же откладывать? У меня остался пригласительный на сегодняшний вечер, – она протянула конверт.

– Спасибо, с удовольствием. Простите, не представился: Макс.

– Гела.

– Очень приятно.

– Мне уже пора, Макс. До вечера. Надеюсь, вы не разочаруетесь.

– Вас довезти?

– Нет, спасибо. Меня ожидают.

Он задумчиво посмотрел ей вслед: надо же, после стольких лет со дня смерти матери он впервые испытывал покой и безмятежность.

«…10 лет прошло. Ни одной записи за это время. И зачем мне дневник? Случайно нашелся. Видимо, была необходимость блевануть накопившееся на страницы. Первый порыв – выбросить. Второй – пусть остается.

К слову, сегодняшняя встреча в кафе возможно изменит мою жизнь.

Гела. Какое необычное имя! Она так трогательна и чиста. Имею ли я право быть рядом?»

Кабинет директора охранного агентства «Бекас» был просторный и презентабельный. После подписания выгодного контракта Макс и Вадим перешли в комнату отдыха, решив символически отметить это событие. На столике около массивных кресел стоял коньяк.

Вадим, удобно расположившись в кресле, заметил:

– Что-то ты в последнее время стал театралом? Раньше не наблюдалось. Она актриса?

– Угадал.

– Актрисы – опасные создания: не поймешь, где маска, а где истинное лицо.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Поостерегись. Однажды ты уже положил к не совсем достойным ножкам значительную сумму. А результат? Она укатила с твоими деньгами, а ты стал сторониться женщин.

– Гела не такая.

– Гела? Редкое имя. Зацепила?

– Еще как. Даже жениться подумываю.

– Познакомишь?

– Позже.

– Ок, буду ждать.

Макс взглянул на часы:

– Надо идти. Сегодня спектакль.

– Меня не приглашаешь?

– Нет. До завтра.

Вадим набрал жене:

– Катюша, а на какой спектакль ты хотела бы сходить?

Жена ответила не сразу. В голосе сквозило удивление.

– Не помню, чтобы ты когда-либо приглашал меня в театр. Не приболел ли?

– Просто развеяться захотелось.

– Я бы пошла на мюзикл. Сегодня «Каренина».

– А кто играет?

– Анжела Привалова. Гела. Поет прекрасно. У нее редкое контральто.

– Собирайся. А я закажу билеты и подъеду за тобой.

– С удовольствием.

Мюзикл был поставлен отлично. Актеры отыграли достойно. Выйдя на улицу, Вадим несколько замешкался и придержал жену:

– Подожди немного, Катюша. Сейчас я тебя кое с кем познакомлю.

– Заинтриговал.

– Думаю, ты обрадуешься.

– Вадим, смотри: Макс, – удивилась жена. – Он же не любит театр. И, кстати, не один. Кто это с ним? Ой, это же Гела! Надо же. А букетище какой роскошный – расстарался. Пойдем же, поздороваемся, – потянула она его за рукав.

– Какая встреча, Макс, – Катя вся светилась, – представь нас своей замечательной спутнице.

После обмена любезностями пары решили закрепить знакомство.

– Здесь неподалеку есть неплохой ресторан. После такого спектакля хочется угостить наших дам шампанским. Вы не против? – пригласил Вадим.

– С удовольствием, – несколько раздраженно ответил Макс, бросив на него выразительный взгляд. Он не хотел делить общение с Гелой ни с кем. Даже с лучшим другом.

Макс не верил своему счастью: еще вчера это было просто мечтой. А сегодня в его холостяцкой обители поселился ангел.

– Макс, я в восторге. У тебя отменный вкус. Или приличный дизайнер? – новоиспеченная супруга с нескрываемым удовольствием осматривала комнаты просторного особняка. – А почему ты не сказал, что у тебя есть загородный дом?

– Хотел сделать сюрприз.

– И тебе удалось. Можно, я слегка подкорректирую обстановку?

– Конечно, ты же теперь здесь хозяйка, – улыбнулся Макс.

– Спасибо, – она мягким котенком прокралась в его объятия. Макс замер на секунду, боясь спугнуть это мгновение, и чуть осевшим голосом пообещал:

– Все будет так, как ты пожелаешь, Гела. Клянусь.

Утром Макс долго смотрел на спящую жену. Анжела. Желика. Гела. Яркая и порывистая, словно сгусток энергии, она кометой вторглась в его жизнь. И вот она здесь, рядом. Огненно-рыжие волосы рассыпались по подушке. Жена. А он не насмотрится и не надышится. Макс с нежностью разглядывал ее лицо, наблюдая, как солнечные лучи, просачиваясь сквозь шторы, ласково золотят ее щеки. Наконец, Гела, сладко потянувшись, распахнула глаза.

– Доброе утро! – потянулась она к нему. – Дай мне пятнадцать минут, и завтрак будет готов!

Легко соскочив с кровати, она скрылась в ванной.

Когда Макс зашел на кухню, все было готово.

– Давно никто обо мне так не заботился, – он с удовольствием сел за стол.

– Женился, чтобы заиметь прислугу? – засмеялась Гела.

– А ты веришь, что мужчины ищут то, с чем спокойно справится обычная домработница? – усмехнулся Макс.

– Что же ищешь ты?

– Эмоции, которые ты мне даришь. Это во сто крат важнее.

– Надеюсь, я справляюсь? – с легкой хитринкой уточнила Гела.

– Мне давно не было так хорошо, – серьезно ответил Макс.

Гела удовлетворенно кивнула и, разливая по чашкам кофе, заметила:

– Кстати, ты напугал меня ночью. Кричал. И разговаривал. Я попыталась разбудить, но не смогла.

– Не обращай внимания, у меня это бывает, – уклонился от разговора Макс. – Мне пора. Тебя подвезти?

– Нет, репетиция после обеда.

– Окей, я подъеду на спектакль.

– Спасибо. Когда ты в зале, я играю лучше. Хорошего дня, Макс, – легким поцелуем она коснулась его щеки.

«Чем я заслужил такое счастье?» – подумал он, трепетно обнимая жену.

«Я обещал ей, что она ни в чем не будет нуждаться. И сдержу свое слово, чего бы мне это ни стоило. Как там у Островского: редкий бриллиант дорогой оправы требует? А Гела достойна лучшего.

Но, черт возьми, любые деньги имеют свойство быстро заканчиваться. А на обеспечение потребностей красивой женщины нужно много. Поэтому, когда мне предложили поработать киллером (от снайпера к киллеру, как от любви до ненависти, – один шаг), вопрос был лишь в одном: достаточно ли высоки комиссионные заказчика.

Передо мной лежал увесистый конверт с солидной внутренней аргументацией. И снова, как когда-то: одна пуля – одна цель, только мотивация другая.

Как ни странно, к смертям привыкаешь быстро. И это становится рутиной. Кстати, первый мой клиент получил свою пулю в сортире. Поистине – деньги не пахнут.

Признаюсь самому себе: да, я циник. Однако сентиментальный. И убийца. Хотя во имя и на благо».

Жизнь заиграла новыми красками. Макс даже не предполагал, что она может быть такой. Порой Гела объявляла: сегодня у нас волшебный вечер. С тебя – ананасы и шампанское, с меня – Северянин! И до полуночи, облачившись в причудливый старинный наряд, читала:

 
Ты способна и в сахаре выискать «соль»,
Фразу – в только намекнутом слове,
Ты Ахматовой ценишь бессменную боль,
стилистический шарм в Гумилеве.
 

Были вечера с шерри-бренди и Мандельштамом:

 
Ну а мне за тебя черной свечкой гореть,
черной свечкой гореть, да молиться не сметь.
 

Со свечами и Пастернаком:

 
Но продуман распорядок действий,
и неотвратим конец пути.
Я один. Все тонет в фарисействе.
Жизнь прожить – не поле перейти.
 

Она не читала, а играла. И всегда в какой-нибудь новой маске – безликой, холодной и таинственной. Макс завороженно смотрел на Гелу и слушал, боясь пошевелиться. Чтобы – не дай бог – не нарушить таинство театра одного актера для единственного зрителя.

Были и вечера музыкальные. Когда по выходным они устраивали пикники. Собирались узким кругом: Вадим с Катей и они. Катя неплохо играла на рояле, с удовольствием аккомпанируя редкостной красоты голосу Гелы. В эти минуты Макс забывал все, что мучило его годами. Бархатистое контральто словно понималось в небо и растворялось в бездонной темноте, озаряемой бликами звезд.

– Гела, ты знаешь, с тобой Макс стал совсем другим, – как-то сказала ей Катя. – Он же, когда вернулся, долго в себя приходил.

– Откуда вернулся?

– Да снайпером был в какой-то из горячих точек, разве не рассказывал? – зашептала Катя.

– Нет.

– Мне Вадим говорил. Макс об этом не любит распространяться.

– И что потом?

– У него какие-то фантомные боли после этого начались. В разных участках тела. Причем физиологических причин нет, скорее последствия психологических травм. Забыла, как болезнь эта хитрая называется. Но, вроде, простая форма, как сказал врач, с быстрым прохождением эффекта. А то давно бы загнулся.

– Ясно. Ничто бесследно не проходит.

– Но он всегда такой спокойный и сдержанный. Это мой Вадим взрывной. Психанет – не остановишь. По любому поводу.

– Девочки, шашлыки готовы, – раздался голос Макса, – налетай!

Макс находился в состоянии эйфории. Безмятежное ликование охватывало его уже только при виде Гелы. Он осыпал жену подарками, баловал, стараясь предугадать ее желания. Все было прекрасно, кроме того, что его вновь, после длительного перерыва, стали одолевать кошмары. Макс видел себя на позиции. Вместо мишеней в ряд стояли безликие вооруженные люди: слишком много для одного снайпера. Он не успеет поразить их всех. Приходится оставить позицию и отступить назад. Но перед ним вдруг возникает сцена, на которой все его заказные жертвы. Они сидят за столом присяжных, вынося приговор. Двенадцатикратное «виновен!» режет уши. Судья встает, чтобы зачитать вердикт, и Макс с ужасом видит, что в мантии судьи – Гела. Она, с сожалением глядя на него, резюмирует: «Видишь, я не могу быть с тобой. Ты – убийца». «Гела, я порву с этим, верь мне!» – кричит Макс, но она поднимается и уходит в какой-то бесконечный коридор. Макс просыпается. Гела гладит его по волосам:

– Макс, ты опять кричишь. Плохой сон? Воспоминания? Успокойся, я здесь, я с тобой.

И Макс проваливается в темную воронку, где его настигает тянущая мучительная боль, перемещающаяся по всему телу. Он стонет, вздрагивает. И так до утра. Гела же в таких случаях выходит на веранду и долго курит, глядя в никуда.

– Макс, ау, ты здесь? Я уже минут пять как к тебе вошел, а ты все в одну точку пялишься. Случилось что? – Вадим теребил его за плечо.

– Прости, дружище, отключился.

– Да что с тобой такое? Последнее время сам не свой, хотя в семье у вас, вроде, гармония?

– Проблема во мне. Ночами не сплю, тревожу Гелу.

– Опять началось?

– Да. Мало того, что боли обострились. Еще и сам с собой не в ладах.

– Не кори себя. У всех нас есть веские причины поступать так, а не иначе. И сходи к психиатру. Он же тогда помог тебе.

– Просто приглушил боль.

– Но нужно что-то делать.

– Вадим, забей. Ты все равно ничем не сможешь мне помочь.

– Возьми хотя бы отпуск, съездите куда-нибудь.

– Я подумаю.

«Первый раз в жизни я не знаю, что делать. Для счастья не хватает одного: правды. Но она разрушит все. Знаю одно: рядом с Гелой я не могу больше убивать. Даже во имя ее благополучия», – Макс дописал предложение и отложил ручку. Ум и сердце, казалось, были расколоты. Сердце хотело одного, ум сопротивлялся. Желая принять решение, Макс сердцем чувствовал, что оно единственное и правильное, однако ум полагал, что это не так. Мозг плавился, мысли путались, сердце отчаивалось. Казалось, он шажок за шажком приближается к чему-то непоправимому. То, что считалось единственно верным, вступало в неразрешимый конфликт с разумом сердца. Гела вдохнула в него жизнь, отогрела, но вместе с тем заставила посмотреть на себя со стороны. Он и так в глубине души сожалел о том, чем занимался большую часть жизни. Но всегда находил оправдание и отодвигал нравственные законы, которые этому противоречили. Сейчас же навязчивый вопрос – имеет ли он право быть рядом с Гелой – требовал ответа.

Все. Хватит колебаний. Пора действовать, Макс схватил со стола тяжелое пресс-папье. Расколовшийся стеклянный столик в углу разлетелся по комнате осколками гранаты.

Вбежала Гела:

– Макс, что случилось? – и замолчала, увидев незнакомые, холодные, смотрящие в одну точку глаза мужа.

– Выйди, – металлические нотки резанули слух.

Ноги приросли к полу. Гела не могла пошевелиться. По ее лицу пробежала гримаса ужаса и неприятия. С трудом справившись с собой, она участливо спросила:

– Я могу чем-то помочь?

– Нет. Выйди, прошу тебя! – срывающимся шепотом выдавил он.

Гела вышла. Прислонившись спиной к двери по ту сторону кабинета, она чувствовала, как от макушки до пят ее тело пронизывают маленькие, въедливые иголочки. Лица не ощущалось. Вся голова была словно воспламеняющимся огненным шаром. Желая сбросить с себя охватившее ее раздражение, она прикрыла глаза и с трудом восстановила дыхание.

– Гела, прости, я сегодня сорвался, – извинился Макс вечером, протянув ей бархатную коробочку. – Это тебе.

Гела открыла. Ожерелье ослепляло изумрудным блеском. Она удовлетворенно кивнула.

– Извинение принято.

– Обещаю: это не повторится, – Макс с нежностью обнял жену.

Небольшая размолвка, казалось, ничего не изменила в их жизни. Однако Макс все больше замыкался в себе. Перестали радовать их поэтические вечера. Пикники сошли на нет. В душе вновь кровоточила старая рана. Как тогда, когда из-за безденежья и безысходности он согласился на то, за что проклинал себя всю жизнь.

Гела, казалось, ничего не замечала. Была такой же внимательной и заботливой. Это удручало. Было невыносимо осознавать свою порочность рядом с ее искренностью и чистотой.

И Макс решился. Достав из сейфа старый кнопочный телефон, в контактах которого был всего один номер, он нажал на вызов. И, услышав несколько грубоватое, но привычное «Что у тебя?», хрипловато выдавил:

– Я хочу выйти из игры. Пора на пенсию.

– Ты же в курсе, что профессия – наша ментальность. Бывших не бывает. Да и зачем тебе это? Если ты о жене, блажен, кто в неведении. Пусть живет в свое удовольствие.

– Ты не поймешь. Она у меня такая светлая, возвышенная. А я – убийца со стажем, весь по гланды в крови. Узнает – не простит, уйдет. Не переживу. Хочу покоя. Хотя чего уж теперь. Грехи бы успеть замолить.

– Хорошо, я поговорю с шефом. Но учти: отступные будут высокими.

– Неважно, лишь бы покончить со всем этим.

Макс долго еще сидел за столом, положив сцепленные руки перед собой и глядя в одну точку. Наконец он тяжело поднялся, достал из сейфа потрепанную тетрадь и вышел в сад.

Его дневник. Путь нормального человека, ставшего киллером, убийцей. Максу казалось, что хаотичные мысли в его голове будто замедлили свой бег, покрывшись коркой льда. Рука, ставшая вдруг непослушной, открыла пожелтевшую от времени тетрадь. Глаза отказывались видеть написанное: буквы расплывались и прыгали маленькими мерзкими мошками. Макс подошел к мангалу и, с брезгливостью бросив туда свою так бездарно прожитую жизнь, с удовлетворением зажег спичку. Дождавшись, когда догорит последняя страница, он облегченно выдохнул и пошел к дому. К Геле. К своей новой жизни.

Поднимаясь по лестнице, он услышал доносящийся сверху нежный голос жены.

– Ну да, дорогая, еще раз повторяю: ничего нового я от тебя не услышала. Я давно знаю, что он киллер. Ну и что? У каждого своя работа. Главное – чтобы она приносила хорошие деньги. Это позволяет мне получать от жизни гораздо большее удовольствие, чем можешь позволить себе ты, имея зарплату своего гения-ученого.

Частой дробью забилось сердце: оно будто вырвалось наружу и пульсировало где-то рядом. Перехватило дыхание. Как будто кто-то перекрыл его жизнь. Перед глазами померкло. Макс, ухватившись за поручни, грузно осел на ступени.

– Что? – жена на минуту замолчала, слушая подругу, а затем продолжила: – Конечно, нет. Какие муки совести? При чем тут я? Каждый сам распоряжается своей судьбой. В конце концов я не просила его класть жизнь на алтарь моего отечества. Это его выбор, которым я в принципе довольна. А на что еще он способен после своего славного военного прошлого? – рассмеялась она.

Тело покрылось липким потом. Трясло. Макс с трудом сдерживал эмоции – будто держал в упряжке необъезженных лошадей.

«Она знала. Знала. И позволяла. Так кто же из нас хуже: я – ставший убийцей ради того, чтобы она ни в чем не нуждалась, или она – с молчаливого одобрения которой я это делал? Кто вообще в этом мире более виновен: те, кто идут и убивают, исполняя чужие приказы, прихоть и делая на этом деньги, или те, кто посылает и потворствует?» – Макс почувствовал, что стало нечем дышать. С усилием поднявшись, он шагнул в комнату.

Гела стояла вполоборота. Глядя на совершенно чужое лицо, Макс кожей ощутил, что впервые видит его без маски. А она все говорила и говорила, усмехаясь, ерничая и жестикулируя свободной рукой. Подойдя к зеркалу, Гела привычным жестом поправила волосы. И рядом со своим отражением увидела, наконец, его. Резко оборвав разговор, она растерянно пролепетала:

– Максик, ты что, дома? Я перезвоню…

Последнее, что он помнил, были расширившиеся зрачки незнакомой женщины и выпавший из ее рук мобильный.