Текст книги "Советские силовики"

В конце двадцатых – начале тридцатых годов политбюро заседало четыре или три раза в месяц. Начинали в одиннадцать утра, заканчивали иногда в семь вечера, но делали перерыв. Приглашенные толпились в секретариате – небольшой соседней комнате; их вызывали по очереди. До осени 1929 года заседания политбюро – по ленинской традиции – вел глава правительства Алексей Иванович Рыков.

Сталин сидел на противоположном от председательствующего конце стола. Иногда вставал и ходил по комнате, потом высказывал свое мнение. Если возникали споры между членами политбюро, вопрос снимался с обсуждения и отправлялся на дополнительную доработку. Неподготовленные вопросы не рассматривались.

«В перерыве все члены политбюро прошли в одну из соседних комнат, где был накрыт холодный завтрак, – записала побывавшая на заседании полпред в Швеции Александра Михайловна Коллонтай. – Сталин шел один впереди, остальные немного поодаль за ним. За столом справа от Иосифа Виссарионовича сидел Молотов, слева – Ворошилов. Пили только нарзан и боржоми. Вина не было. Ели спешно, вполголоса перекидывались короткими вопросами и ответами. Иосифу Виссарионовичу подали холодную курицу и сыр. Он первый встал и снова прошел в круглый зал».

Два военных министра – Троцкий и Ворошилов – входили в политбюро. Фрунзе остался кандидатом, может, оттого, что совсем недолго пробыл на этом посту. А предвоенные хозяева Лубянки чести избрания полноправными членами политбюро не удостаивались. Дзержинский, Ежов и Берия были кандидатами в члены политбюро. Лаврентий Павлович получит повышение по партийной линии уже после войны, когда Сталин уберет его с Лубянки. Вождь явно не хотел выдвигать главу госбезопасности в первый ряд.

Ягода, троюродный брат Свердлова

30 июля 1926 года, через десять дней после смерти Дзержинского, Вячеслав Рудольфович Менжинский был назначен председателем ОГПУ.

Троцкий вспоминал:

«Никто не замечал Менжинского, который корпел в тиши над бумагами. Но Сталин поддержал Менжинского. Сталин вообще поддерживал людей, которые способны политически существовать только милостью аппарата. И Менжинский стал верной тенью Сталина в ГПУ».

Из всех руководителей госбезопасности Менжинский кажется самой незаметной фигурой, хотя он руководил Лубянкой восемь лет – дольше, чем Ягода и Ежов, вместе взятые, и разработал те методы, которыми в полной мере воспользуются его преемники. Он был гораздо умнее их и придумал то, на что сами они, лишь следовавшие предначертанным им путем, были бы не способны.

Менжинский тяжело болел, много времени проводил на даче, где разводил цветы и возился в химической лаборатории. Приезжая на Лубянку, принимал посетителей лежа. Никого это не удивляло. Однако рассказы о том, что за него все делал его заместитель Ягода, – миф. Именно Менжинский занимался ликвидацией кулачества как класса, отправлял боевые группы за границу для уничтожения врагов советской власти и подготовил первые московские судебные процессы, которые потрясли не только страну, но и весь остальной мир. Масштабы содеянного Менжинским не те, что у его преемников, но это лишь потому, что другого Сталин еще не требовал.

Сталина интересовали крупные фигуры. Менжинский знал, чего от него ждет Сталин. Следователи выбивали из арестованных нужные показания. Для начала на двух членов политбюро – председателя ЦИК СССР Михаила Ивановича Калинина и главу правительства Алексея Ивановича Рыкова. Калинин не имел никакого политического веса и Сталина не интересовал. А вот на Рыкова, пользовавшегося в стране уважением, Сталин уже стал копить материалы.

В частном разговоре Менжинский сказал наркому иностранных дел Чичерину:

– Мы обязаны знать всё, что происходит в Советском Союзе, начиная от политбюро и кончая сельским советом. И мы достигли того, что наш аппарат прекрасно справляется с этой задачей.

За восемь лет он создал разветвленную систему органов госбезопасности, подавил крестьянские волнения в период коллективизации и раскулачивания, что привело к уничтожению деревни, успешно провел громкие процессы над «вредителями» и сформировал сильную разведывательную сеть за рубежом.

Менжинский понимал, что надо служить лично генеральному секретарю. Руководящий состав Лубянки при назначении на должность утверждался в партийной канцелярии. Сотрудники госбезопасности тоже проходили чистку, как и все остальные члены партии.

Вячеслав Рудольфович Менжинский умер от сердечного приступа 10 мая 1934 года на даче «Шестые Горки» в Архангельском. Ему было шестьдесят лет. 14 мая под гром артиллерийского салюта урну с его прахом захоронили в Кремлевской стене.

Преемника Менжинскому Сталин выбирал необычно долго. Ходили слухи, что новым председателем ОГПУ станет кандидат в члены политбюро, нарком снабжения Анастас Иванович Микоян. Только через два месяца кресло получил Генрих Григорьевич Ягода. Это была последняя смена руководства органов госбезопасности, которая прошла спокойно и тихо. Впоследствии новый хозяин Лубянки уничтожал и своего предшественника, и его клевретов.

О Ягоде много чего написано, но по большей части это какие-то мифы. Его отец, Григорий Филиппович, был двоюродным братом Михаила Свердлова – отца Якова. Так что Генрих Ягода и Яков Свердлов, председатель ВЦИКа и предшественник Сталина на посту секретаря ЦК, были троюродными братьями. Яков Михайлович Свердлов умер в 1919 году и особенно помочь дальнему родственнику не успел. Но тот в протекции и не нуждался.

Ягода активно участвовал в октябрьском вооруженном восстании, которое позволило большевикам взять власть. В апреле 1918 года Ягоду направили в Высшую военную инспекцию Красной армии. Он часто бывал на фронтах. Рассказывают, что в Царицыне Ягода познакомился со Сталиным, который оценил энергию, инициативность и надежность молодого человека. Те, кто в Гражданскую войну находился рядом со Сталиным в Царицыне, потом пошли в гору. Среди них – Ягода и его будущий первый заместитель в Наркомате внутренних дел комиссар госбезопасности 1-го ранга Яков Саулович Агранов. На Лубянке Ягода стал правой рукой Дзержинского, который его отличал и отмечал.

Генрих Ягода подписал циркуляр, запрещающий публиковать сведения о маршрутах поездок и местах выступлений членов правительства и ЦК. На Лубянке были недовольны тем, что некоторые редакции посылали не только репортеров, но и фотографов: «Появление заранее этих сведений в печати облегчало работу всякого рода шпионов и крайне затрудняло работу по охране членов правительства».

Приняли такое решение:

«Всякая посылка репортеров, фотографов и им подобных работников вслед за отъезжающими членами правительства, равно как и в месте пребывания их вне Москвы, без специальной визы ОГПУ (отдел политконтроля) запрещается. Редакции, посылающие своих работников без визы ОГПУ, будут подвергаться штрафу, а репортеры, фотографы и пр. аресту».

Ягода сделал приятное подчиненным: ввел специальные звания начальствующего состава Главного управления государственной безопасности – от сержанта госбезопасности до комиссара государственной безопасности 1-го ранга. По его указанию разработали форму и специальные знаки различия.

20 декабря 1927 года, когда отмечалось десятилетие органов ВЧК – ОГПУ, в лучших ресторанах Москвы – а ими считались «Националь», «Гранд-отель», «Савой» – гуляли различные подразделения госбезопасности. Ягода объехал рестораны и всех поздравил.

В 1934 году воссоздали распущенный четырьмя годами ранее Наркомат внутренних дел, в состав которого включили чекистов. Оперативные отделы, на которые возлагались разведка, контрразведка, борьба с враждебными партиями и охрана высшего руководства страны, объединили в Главное управление государственной безопасности.

10 июля 1934 года наркомом внутренних дел назначили Ягоду. Это было повышение. Но он понимал, что не вправе позволить себе никакой самостоятельности – ни шага без санкции политического руководства! Убедился в том, что это непозволительно.

Ягода самолично, без санкции ЦК, распорядился создать в лагерях НКВД отделения областных и краевых судов для рассмотрения дел по преступлениям, совершаемым в лагерях. Андрей Вышинский от имени прокуратуры опротестовал его решение. Политбюро с ним согласилось и отменило решение Ягоды.

В июне 1935 года в Москву приехал известный французский писатель Ромен Роллан. Его принял Сталин. С ним беседовал и нарком Ягода, стараясь произвести выгодное впечатление. Роллан записал в дневнике: «Загадочная личность. Человек по виду утонченный и изысканный… Но его полицейские функции внушают ужас. Он говорит с вами мягко, называя черное белым, а белое черным, и удивленно смотрит честными глазами, если вы начинаете сомневаться в его словах».

Стали практиковаться совещания чекистов в Кремле под руководством Сталина, который тем самым подчеркивал личную роль в руководстве органами. Всему командному составу внушалось, что госбезопасностью лично руководит Сталин. Постепенно сотрудники органов стали пренебрежительно относиться к партийным и советским организациям, считать себя выше их.

Иван Иванович Акулов, бывший первый заместитель председателя ОГПУ, после перехода на другую работу сам оказался под надзором бывших подчиненных. В апреле 1935 года он написал короткую записку секретарю ЦК Ежову:

«Дорогой Николай Иванович!

Пересылаю тебе конверт полученного мною письма. Хочу обратить твое внимание на крайне небрежно проводимую органами НКВД перлюстрацию: конверт при вскрытии порван, печать почты при заклейке смещена. Уж если органы НКВД считают, что они вправе перлюстрировать письма, идущие к члену Бюро КПК и члену правительства, пусть хоть делают свою работу поаккуратнее».

Ежов в 1936 году станет наркомом внутренних дел.

Акулова в 1937 году расстреляют. Ежова, впрочем, тоже расстреляют – в 1940 году.

Сталин никогда и ни с кем не бывал откровенен. Не глупый и не наивный, он находил способ выразить свои пожелания чекистам. Три самых близких к Сталину человека – начальник охраны комиссар госбезопасности 2-го ранга Карл Викторович Паукер, затем сменивший его генерал-лейтенант Николай Сидорович Власик и помощник генсека Александр Николаевич Поскребышев (он тоже со временем получит генеральские погоны) – ловили каждое его слово и передавали главе ведомства госбезопасности.

Скажем, Сталин, садясь в машину, что-то произносил. Потом с начальником охраны встречался нарком, спрашивал, какое настроение у хозяина, о чем он говорил, какие высказывал пожелания…

1 декабря 1934 года в Смольном был убит член политбюро, секретарь ЦК, первый секретарь Ленинградского обкома и горкома партии, первый секретарь Северо-Западного бюро ЦК Сергей Миронович Киров.

Чекисты собирались обвинить в убийстве Кирова белую эмиграцию. Ягода отдал указание искать скрытых белогвардейцев. Но Сталин принял другое решение: Кирова убили Зиновьев с Каменевым и другие бывшие оппозиционеры. В текст обвинительного заключения Сталин сам вписал, что Кирова убили «по прямому указанию Зиновьева и Троцкого».

И приказал Ягоде, не теряя времени, заняться именно ими.

– А то дам в морду, – с угрозой в голосе обещал Сталин.

Вождь часто так разговаривал с начальниками госбезопасности: чуть что – «дам в морду».

Доклад о роли зиновьевцев в убийстве Кирова делал не нарком Ягода, а первый замнаркома Яков Агранов. Он пользовался особым доверием Сталина и имел возможность встречаться с вождем в нерабочей обстановке. В кремлевском кабинете велась запись всех посетителей генсека. А наиболее доверительные беседы Сталин вел на даче, где посетителей никто не записывал. Агранов научился понимать намеки Сталина.

Убийство Кирова вождь использовал для того, чтобы убрать очень многих. Сталин хотел освободиться от тех, кто работал еще с Лениным, кто помог ему взять власть. Не любит диктатор, когда рядом остается человек, который ему когда-то помог. Вокруг Сталина уже появились молодые работники, которые воспринимали его как полубога, так что он постепенно осуществил смену поколений – причем по всей стране, до последнего сельского райкома.

До убийства Кирова партийные руководители могли свободно встречаться, приехав в Москву, что-то обсуждать в своем кругу. После убийства был установлен новый порядок: первый секретарь обкома или крайкома покидает границы своей области (края) и выезжает в Москву на пленум ЦК и в командировку, на отдых или лечение, только получив разрешение Сталина.

Всякое общение партийных секретарей между собой было перекрыто: оно ставило под сомнение верность Сталину. Встречи, разговоры – только с его санкции. Даже когда Сталин был в отпуске на юге, туда шли шифровки с просьбой разрешить выехать в Москву или в другой город и с объяснением зачем.

Политбюро решало, кому и куда ехать в отпуск. Так, например, командующего войсками Белорусского военного округа командарма 1-го ранга Иеронима Петровича Уборевича насильно отправили отдыхать за границу. Он не хотел, но его заставили ехать, а потом приписали ему работу на разведки тех стран, где он побывал.

У Сталина все было продумано до мелочей. Не случайно Ленин поставил его на пост генерального секретаря. Не понравилось Владимиру Ильичу, когда Сталин против него повернулся. А Зиновьев и Каменев тогда уговаривали Ленина: он еще молодой, мы всё уладим. Уладили… Обоих расстреляли.

Ворошилов. «Первый красный офицер»

Климент Ефремович Ворошилов просидел в кресле наркома обороны почти пятнадцать лет. Не только он сам, но и вся страна привыкла считать, что во главе Красной армии стоит прославленный герой Гражданской войны, создатель непобедимых советских вооруженных сил, лучший друг великого Сталина, воспетый в песнях, «первый красный офицер» Клим Ворошилов.

Подчиненные и пропагандистский аппарат так долго восхищались его полководческими талантами, что он и сам в это поверил. Всё, что происходило в Красной армии, было связано с его именем. На любых торжественных собраниях по всей стране Климента Ефремовича выбирали в почетный президиум.

Не только красноармейцы, но и пионеры и комсомольцы слали ему свои рапорты и, маршируя, пели «Марш советских танкистов» – стихи Бориса Савельевича Ласкина, музыка братьев Даниила и Дмитрия Покрасс:

 
Гремя огнем, сверкая блеском стали,
Пойдут машины в яростный поход,
Когда нас в бой пошлет товарищ Сталин
И первый маршал в бой нас поведет.
 

Появились «ворошиловские стрелки» – этим почетным званием и нагрудным значком награждали тех, кто выполнял установленные нормативы в стрельбе из винтовки. Говорили о «ворошиловском залпе», с гордостью называя общий вес снарядов, которые могли одновременно выпустить все артиллерийские орудия Красной армии. Существовали «ворошиловские завтраки» – установленное приказом наркома дополнительное питание для военных летчиков: кофе с молоком, булочка и шоколад, которыми в полдень угощали пилотов.

Климент Ефремович был очень гостеприимен. Дважды в год, после майского и ноябрьского парадов, устраивал у себя большие обеды, а уж маленькие ужины и вечеринки у него в кремлевской квартире и на даче происходили постоянно. Он рад был видеть и молодежь, которая собиралась у его сына Петра, приходила к детям покойного Фрунзе – Тимуру и Тане, которых он воспитывал после ранней смерти родителей.

Клименту Ефремовичу казалось, что его все любят. И он действительно был одним из самых популярных людей в стране. Нарком вел себя уверенно и непринужденно. Стоя на трибуне партийного съезда, шутил с залом:

– Я позволю себе, товарищи, назвать вам некоторые цифры, из которых вы мало что поймете (в зале взрыв смеха), но лучше сказать вам хоть что-нибудь, чем ничего.

Он приводил цифры быстрого роста военной промышленности. Зал, как положено, горячо аплодировал. Ворошилов продолжал шутить:

– Я прошу президиум засчитать мне время, идущее на хлопки: тут будут все время хлопать, а мне сказали, что я имею только полтора часа.

Зал восторженно смеялся.

Климента Ефремовича повсюду встречали с почетом. На съездах, митингах и собраниях, особенно в вооруженных силах, звучали призывы: «Да здравствует наш славный вождь, первый командир и красноармеец – товарищ Ворошилов!»

Климент Ефремович Ворошилов родился 4 февраля 1881 года в селе Верхнее Бахмутского уезда Екатеринославской губернии. Его отец служил сторожем на железной дороге. Человек крайне своевольный, с тяжелым характером, он нигде подолгу не удерживался, уходил с работы, поэтому семья нередко голодала. Будущий военный министр с сестрой не раз просили подаяние. Клименту Ефремовичу пришлось работать с ранних лет – пас скот, помогал в рудничных мастерских.

Мать хотела, чтобы Клим обучился грамоте и мог читать Псалтирь и Часослов. Он был певчим в церкви.

(Уже в советские времена, после обильного застолья, член политбюро и первый секретарь Ленинградского обкома Андрей Александрович Жданов садился за пианино, и Ворошилов начинал: «Да исправится молитва твоя…» Молотов и Сталин подхватывали.)

В двенадцать лет Ворошилов пошел в земскую школу в селе Васильевском, где проучился два года. На этом его образование завершилось. Больше он никогда и ничему не учился. И не подозревал, что нуждается в продолжении образования.

В пятнадцать лет начал работать на Юрьевском металлургическом заводе. В нем рано проснулась бунтарская натура. В восемнадцать лет устроил забастовку в чугунолитейном цехе. Темпераментный, умеющий ладить с людьми, Ворошилов стал заметной фигурой среди подпольщиков и в рабочем движении.

После Февральской революции Климент Ефремович был избран председателем городского совета, городской думы и комитета партии в Луганске, где его хорошо знали. Затем перебрался в Питер. В январе 1918 года Ворошилов возглавил Чрезвычайную комиссию по охране Петрограда. Она разместилась в здании на углу Гороховой улицы и Адмиралтейского проспекта; до революции там располагался санкт-петербургский градоначальник. После Ворошилова здесь обоснуется Феликс Дзержинский, возглавивший ВЧК.

В столице Ворошилов не задержался. Его командировали на Украину. В марте 1918 года он организовал партизанский отряд. Намеревался сражаться с немецкими войсками и сторонниками независимости Украины. Но столкновения с немецкими войсками не выдержал. Его отряды стали поспешно уходить с Украины и вышли к Царицыну, куда приехал чрезвычайный уполномоченный ВЦИКа по заготовке и вывозу хлеба с Северного Кавказа в промышленные районы Иосиф Виссарионович Сталин.

Они сблизились. Порывистый, стремительный, резкий на слово Ворошилов был тем не менее человеком достаточно мягким. Федор Иванович Шаляпин так описал Ворошилова: «Добродушный, как будто слепленный из теста, рыхловатый».

Ворошилов охотно подчинился Сталину. Многие годы они были на «ты», называли друг друга по имени. Ворошилов держался со Сталиным на равных, и генсек не показывал своего превосходства, но неизменно заставлял Климента Ефремовича поступать так, как нужно было ему, Сталину.

21 декабря 1929 года широко отмечалось пятидесятилетие Сталина, первый крупный юбилей вождя. Готовя подарки имениннику, соратники старались перещеголять друг друга. В «Правде» появилась статья Ворошилова «Сталин и Красная Армия». В статье говорилось, что все основные победы в Гражданской войне были достигнуты под руководством Сталина. Это был полный пересмотр недавней истории, а ведь еще были живы люди, которые помнили истинную роль генсека в войне…

Предусмотрительный Ворошилов заранее отправил рукопись статьи Сталину. В рукописи были такие слова: «В гражданскую войну имелись ошибки и недочеты, у И. В. Сталина ошибок было меньше, чем у других». Эту фразу вождь вычеркнул красным карандашом и приписал: «Клим! Ошибок не было».

После того как Сталин одержал окончательную победу во внутриполитической борьбе, началось постепенное охлаждение и в отношениях с Ворошиловым. И Климент Ефремович все никак не мог понять, куда же уходит их казавшаяся прочной дружба…

А жена Ворошилова в своем дневнике ностальгически вспоминала те времена, «когда приходилось запросто бывать на даче под Москвой у тов. Сталина. Вспомнилось гостеприимство И. В., песни, танцы. Да, да – танцы. Плясали все, кто как мог. С. М. Киров и В. М. Молотов плясали русскую с платочком со своими дамами.

А. И. Микоян долго шаркал ногами перед Надеждой Сергеевной (Аллилуевой), вызывая ее танцевать лезгинку. Танцевал он в исключительном темпе и азарте, при этом вытягивался и как будто становился выше и еще тоньше. А Надежда Сергеевна робко и застенчиво еле успевала ускользнуть от активного наступления А. И.

Климент Ефремович отплясывал гопака или же, пригласив партнершу для своего коронного номера – польки, танцевал ее с чувством, толком, расстановкой.

А. А. Жданов пел под собственный аккомпанемент на рояле. Пел и Иосиф Виссарионович. Были у И. В. любимые пластинки с любимыми ариями из опер и песнями. Пластинки И. В. сам сменял и занимал гостей. Особенно ему нравилось смешное…

Какое это было замечательное время! Какие были простые, по-настоящему хорошие, товарищеские отношения. И как со временем жизнь в партии стала сложной, порой до боли непонятной, и взаимоотношения наши тоже».

Необразованный и бездарный в военном деле, карьерой Ворошилов был полностью обязан своему высокопоставленному другу. Сталин заботливо следил за продвижением Ворошилова по службе и в партийной иерархии.