Текст книги "Все о рыбалке (сборник)"

Вьюн

Cobitis fossilis. Вьюн, красный, краснобрюхий вьюн, также – пискун, пищуха (Сура). В Осташкове – пискарь, местами неправильно – угорь, а в Невельск. у. Витебской губ. – голец. В Польше – пискорж. Лит. – пиплис, тат. – эт-балык (собачья рыба). У казанск. чуваш. – кутан, черемис. – кышка-кол.

Рис. 190. Вьюн

Вьюн служит главным представителем небольшой группы рыбок, которые характеризуются удлиненным телом, покрытым очень мелкою, гладкою чешуею, а иногда и вовсе без чешуи, небольшими глазами, небольшими жаберными отверстиями и нитевидными усиками на мягких губах. По этим, а также некоторым анатомическим признакам все вьюны отделяются в семейство Acanthopsides.

По своему наружному виду вьюн несколько напоминает угря или змею; самое название его показывает его способность извиваться подобно последним. По этой причине он употребляется в пищу только местами и вообще находится в большом пренебрежении, чего, однако, вовсе не заслуживает. Тело вьюна очень длинное, спереди почти цилиндрическое; несколько обращенный вниз рот окружен десятью усиками, из коих 6 самых больших находятся на верхней, а четыре на нижней губе; все плавники у него более или менее закруглены, брюшные лежат далеко позади грудных и имеют незначительную величину; чешуя очень мелка и т. к. всегда бывает покрыта толстым слоем слизи, то и вовсе незаметна. Спина у вьюна желтовато-бурая с черными крапинками, брюхо желтое, иногда даже красноватое, а по бокам туловища тянутся три продольные черные полоски, из которых средняя гораздо шире крайних; все плавники бурые с черноватыми крапинками; глаза желтые, очень маленькие. Вьюны, перемещенные в проточную или чистую воду, получают более яркие цвета. Изредка встречаются белые выродки – вьюны-альбиносы. Обыкновенная величина вьюна около 8–9 дюймов, но иногда он достигает более фута в длину и бывает толщиною в большой палец.

Распространение этой рыбы довольно ограничено. Вьюн встречается только в Средней и Восточной, а в Северной, Западной и Юго-Западной Европе, кажется, вовсе не водится, т. к. крайне редок в Восточной Франции, вовсе не замечен в Англии и в Северной России. В Сибири и Туркестанском крае его вовсе нет, но, по некоторым сведениям, вьюн встречается под Екатеринбургом и в некоторых речках восточного склона Екатеринбургского Урала; вероятно, он перешел через хребет весьма недавно. Возможность этого перехода подтверждается тем, что он чаще всех других рыб встречается в почти пересыхающих болотах, а болота в Уральских горах нередко дают начало речкам, принадлежащим к двум различным бассейнам – Обскому и Волжскому. На западном склоне Урала вьюн довольно обыкновенен во всех иловатых и болотистых речках; в реках, изливающихся в Белое и Ледовитое моря, также в Финляндии его недостает; даже в Петербургской губ. он принадлежит к редким рыбам и несколько чаще встречается в Кронштадтском заливе и Пейпусе. В наибольшем количестве вьюн водится в болотистых речках, болотах и канавах того огромного края, который известен под названием Пинских болот и Полесья; во множестве ловится он также на Днепровских плавнях (заливах); весьма странно, однако, что не был еще до сих пор найден в низовьях Волги. В Кубани эта рыба еще довольно обыкновенна, но вовсе не встречается в крымских и кавказских реках. Под Москвой вьюн встречается во многих заливных озерах, в болотистых прудах, но в реках очень редок. Всего многочисленнее он в Дмитровском уезде.

Вьюн любит тихую воду и тинистое дно, и потому главное местопребывание его составляют болотистые, медленно текущие речки, тихие заводи больших рек, глухие протоки, иловатые пруды и озера, часто канавы и болота, где уже немыслимо существование какой-либо другой рыбы, не исключая и карася. Вьюн еще живучее последнего и может очень долго прожить во влажной тине, остающейся на дне высохших озер, ям и болот. Вообще он постоянно держится на дне воды, часто совсем зарывается в тину и здесь же отыскивает себе пищу, которая обыкновенно состоит из червяков, личинок насекомых, мелких двустворчатых моллюсков, а также и самого ила. На поверхность он выходит только перед наступлением ненастья или грозы, и по этой способности предугадывать погоду иногда за сутки его нередко держат в комнатах в банке с водой. Для рыболова это самый лучший, верный и дешевый барометр. Другая замечательная особенность вьюна, послужившая к названию его пискуном, заключается в том, что он, если его взять в руки, издает слабый писк. Это, очевидно, происходит от способности набирать воздух в пищеприемный канал, что подтверждают вьюны, которые содержатся в банке с не совсем свежей водой: тогда они время от времени выходят на поверхность, высовывают голову из воды, глотают воздух и сейчас же с шумом выпускают его через заднее отверстие. Это пропускание воздуха через пищеприемный канал как бы заменяет собою дыхание жабрами.

Время нереста вьюна достоверно неизвестно. По одним наблюдениям, он мечет икру зимою, в декабре, по другим – весною, по третьим – два раза в год – зимою и в мае; но всего вероятнее, что он начинает нереститься очень рано весною – в марте и что нерест его длится весьма долгое время. Буроватые яйца вьюна весьма многочисленны (около 150 тыс.) и прикрепляются обыкновенно к водяным растениям. Такое количество яиц объясняет необычайное множество вьюна в тех местностях, где он находится в безопасности от хищных рыб, особенно щук и налимов.

В Средней и Восточной России никто не занимается ловлею вьюнов и весьма немногие употребляют его в пищу, но в Юго-Западной и Северо-Западной России, особенно в Минской губ., они составляют главную рыбную пищу крестьян и ловятся в тамошних болотах и болотистых реках в громадном количестве, так что фунт сушеных вьюнов не так давно стоил 1/2 коп. Как, однако, ловят их в этих местностях – неизвестно; вероятнее всего, в частые морды, а зимою сачками из отдушин-прорубей, к которым вьюны собираются в большом количестве, выходя из ила, в который закопались на зиму. Этим последним способом ловят как в Смоленской губ., где вьюнов тоже множество в болотистых речках, так и во Владимирской губ., откуда мелких вьюнов привозят в Москву для аквариумов. Впрочем, вьюнов много и в болотах Дмитровского уезда Московской губ., о чем упоминал еще Озерецковский. В приднепровских озерах и плавнях, по словам Середы, вьюны будто бы имеют обыкновение собираться в мелководные болотистые места, чтобы своим скоплением в несметную массу препятствовать замерзанию воды. Это заключает он из того, что обыкновенно в тех местах, где зимний притон их, лед бывает очень тонок, так что не выдерживает тяжести человека. Однажды, провалившись в таком месте, он имел случай наблюдать, как вьюны не только не старались уплыть, но с писком и суетою стремились в образовавшееся отверстие; масса вьюнов все увеличивалась и увеличивалась, и можно было брать их чем угодно и сколько угодно. Весьма возможно, что вьюны массами зарываются в ил в родниках. Под Москвою вьюнов ловят в поемных озерах, опуская в проруби корзины с паклею, куда они и забиваются.

Там, где вьюнов много, они отлично берут на удочку, на червя, со дна на небольшие крючки и легкие поплавки; иногда они даже хватают голый крючок, и наловить их можно сколько угодно. Клюют вьюны как днем, так и ночью. Но охотников до ловли этой рыбы немного; больше, кажется, ее удят в качестве очень хорошей и крайне живучей насадки для щуки, сома и в особенности угря, который едва ли не предпочитает вьюнов другой рыбе. С этой целью их можно держать в запасе в большом количестве целую неделю. Только надо наливать в ведро не более одного-двух вершков воды, положить сверху свежей травы – пырея, крапивы, осоки – и менять воду раза два в день.

Мясо вьюна очень жирно, мягко, но легковаримо и имеет сладковатый вкус, хотя почти всегда отзывается тиной, почему их лучше некоторое время продержать в сажалке в проточной воде или счистить предварительно слизь золой. У нас вьюнов, где их много, больше варят для ухи, реже жарят; немцы обыкновенно варят их в уксусе или пиве. Во Франции, где вьюн вообще редок, он почему-то особенно уважается гастрономами, по мнению которых, будто «ничто не может сравниться с вьюном, уснувшим в вине или в молоке» (J. Fisher).

Голец

Cobitis barbatula. Большею частью – голец, оголец, иногда – подкаменщик, неправ. – пескарь; на Онежском оз. – усатый подкаменник; в Нарве – крымпа; в Тверск. губ. – голый вьюн, усач; в Романовск. у. Ярославск. губ. – косач; в Роси (у Белой Церкви), также в р. Сити (Моложск. у.) – лежень, леженок, на Сити также – менeк; в Пензенск. губ. (Даль) – музляй; на Суре – лашки; в Малороссии– авдюшка, авдотка, евдотка, евдюшка, удотка. В Польше – шлиз, шлизик. Финск. – яуготурпа, кивеннуолянен, кутуриима; эст. – вингриас; у каз. черемис. – пигол, пондербе, а у чуваш. – тюкле-шамба; тат. – ит-балык, у Фалька– еланча, таш-беш. На р. Кондоме Кузнец. окр. – селем или сагалак.

Рис. 191. Голец

Голец легко отличается от других вьюнов своим брусковатым и почти голым телом, откуда, конечно, и произошло его название; только бока туловища покрыты чрезвычайно мелкими чешуйками, которые притом лежат отдельно, не накрывая одна другую; боковая линия тоже голая; вышина тела немного только больше толщины; на верхней губе находится 6 усиков, из которых 4 средних очень сближены между собою, а 2 крайних сидят в углах рта.

По своему цвету голец подвержен значительным изменениям, которые зависят как от возраста, так и его местообитания. Так, в речках с песчаным и каменистым дном он бывает всегда светлее, желтее, нежели, когда живет в непроточной тинистой воде; молодые же всегда значительно пестрее взрослых; кроме того, гольцы, живущие на юге, всегда бывают несколько бурее, нежели на севере. Обыкновенно спина и бока туловища серовато-желтые с зеленовато-бурыми пятнышками различной формы и величины, которые большею частью сливаются с каждой стороны в продольную широкую ленту, а иногда образуют поперечные полоски; на голове с каждой стороны от края глаза к основанию средних усиков идет темная полоска; на нижней части основания хвостового плавника с каждой стороны находится черноватое пятно. Все плавники бывают испещрены рядами темных пятнышек или же сплошными темными полосками и только брюшные и заднепроходный остаются иногда желтовато-белыми без пятнышек. По величине своей голец принадлежит к самым небольшим рыбкам и в весьма редких случаях достигает трех вершков длины и толщины большого пальца; обыкновенно он бывает вдвое менее.

Рыба эта водится почти во всех странах Европы (за исключением, быть может, только самых южных частей ее), также в Западной Сибири. У нас он водится повсеместно как на севере, так и на юге и в Финляндии доходит до 65° с. ш. Притом он, за исключением немногих местностей, как, например, в Зауральском крае, встречается решительно всюду как в речках и ручьях, где вместе с гольяном доходит до самых истоков, так и в проточных озерах и прудах. Голец крайне неразборчив относительно качества воды и живет одинаково хорошо и в холодных родниковых источниках, и в тинистой теплой воде копаных прудов, где иногда размножается до невероятного множества. Так, по крайней мере, у нас в России, но в Средней Европе, также в Пермской и Оренбургской губерниях, за Уральским хребтом голец живет исключительно в проточной воде и в стоячей воде вовсе не попадается; за Уралом он крайне редок, даже в проточных озерах, и придерживается исключительно небольших речек. Североуральские гольцы, впрочем, несколько отличаются от среднерусского гольца и, вероятно, составляют другой вид.

Но как в тинистых стоячих, так и чистых быстротекущих водах голец держится постоянно на дне воды и хотя плавает очень быстро, но большею частью лежит неподвижно и прячется между камнями, корягами и мохом, часто зарывается в тину, песок, под берег или делает себе норки под камнями и залезает в трещины, отчего у него плавники кажутся иногда как бы обитыми. В небольших речках голец редко встречается стаями, а больше – в одиночку в заливах, у перекатов, обыкновенно на небольшой глубине; в прудах и озерах он, напротив, встречается в гораздо большем количестве и придерживается уже более глубокой воды, особенно зимою; тогда он собирается большими массами в омуточках рек и глубоких ямах на прудах, зарывается в тину и выходит оттуда только к весне, перед вскрытием; впрочем, в незамерзающих речках он, кажется, всю зиму встречается на перекатах. В мелких прудах, вымерзающих почти до самого дна, но очень иловатых, голец выдерживает зиму так же хорошо, как и карась. Вообще он отличается своею живучестью и при пересыхании болотистых ручьев еще долго живет во влажной земле. Когда вода в прудах очень нагревается летом, голец всплывает кверху и начинает метаться на поверхности. Этим пользуются вороны и ловко, на лету, выхватывают их из воды. Пища его состоит из водяных насекомых, червяков, также икры других рыб; в особенности вреден он в копаных прудах, где размножается во множестве и истребляет икру карасей в таком количестве, что иногда вовсе переводит эту рыбу. Особенно многочислен голец в некоторых подмосковных прудах (Кусковском, прудах Петровской академии и др.), и ввиду вреда, им приносимого, в пруды эти следовало бы пустить, хотя бы на лето, щук или окуней. Несомненно, что сравнительная малочисленность гольца в речках, составляющих его коренное местопребывание, объясняется его беззащитностью от этих хищников, также налима, форели, даже голавлей; если голец еще встречается здесь, то благодаря тому, что днем прячется и выходит кормиться только ночью. В прудах же он, несомненно, ведет более открытый, дневной образ жизни. Беззащитность этих рыбок очевидна из того, что они не могут спастись бегством, ибо в состоянии проплыть очень небольшие расстояния, хотя и очень быстро. Подобно вьюну, голец весьма чувствителен к переменам погоды. Тогда он беспрестанно поднимается со дна к поверхности, вернее, взвивается кверху, набирает в рот воздуха и затем обратно падает в воду, подобно палке. Особенно беспокоится он перед началом и во время грозы. Несомненно, электричество оказывает более сильное действие на рыб, живущих на самом дне, чем на рыб, придерживающихся верхних слоев воды.

Рис. 192. Балхашский губач

Гольцы нерестятся довольно рано, большею частью в апреле, реже в мае, и икра их весьма многочисленна. В речках они мечут икру на перекатах, а в прудах для этой цели входят в весенние ручейки и канавки. В апреле я встречал их во множестве в канавах, сообщающихся с прудами Петровской академии. Они, несомненно, в это время нерестятся, но как происходит нерест – мне подметить не удалось. По Лейнису, самец вырывает в песке яму, в которую самка кладет икру; оплодотворенная икра будто оберегается самцом до вылупления молодых. Наблюдение это, однако, требует проверки. По незначительной величине гольца на него мало обращают внимания и редко занимаются его ловлею. В большом количестве они ловятся как бредниками и наметками, так и удочкой только в прудах; в речках гольцы всегда малочисленны и редко берут на удочку. В прудах же, где голец, как мы уже говорили, разводится до невероятного количества, он клюет беспрестанно, во всякое время дня, с мая до поздней осени, всего лучше на красного навозного червяка с небольшим хвостиком или на мотыля, очень редко на хлеб, но не иначе как со дна. Клев его довольно верен, но очень тих, так что поплавок едва погружается в воду или медленно плывет в сторону.

По своей живучести и мягкости голец всюду, бесспорно, составляет самую лучшую насадку для хищных рыб, особенно налимов и форелей; местами, где его много, окунь берет преимущественно на эту рыбку, также и голавль. Насаживают гольца или за спинку, причем крючком осторожно задевают кожу в двух местах, или за губу. При ловле на гольца надо иметь в виду, что он имеет привычку забиваться в камни и вообще прятаться. При уженье голавлей и окуней на сильном течении, где они берут с срыву и часто стаскивают живца, гольцов благоразумнее насаживать на известную снасточку из трех небольших крючков на поводке из жилки. Это, бесспорно, один из самых прочных живцов во всех отношениях: гольца при мясистости его губ сорвать трудно, а живет он еще дольше пескаря. Его нетрудно сохранить довольно долго живым в мокрой траве на погребе.

Гольцы очень вкусны и удобоваримы и местами употребляются в пищу в большом количестве; всегда лучше уха из них, особенно рекомендуемая для больных и выздоравливающих, но гольцов также жарят и маринуют. В Германии эта рыба пользуется большим уважением, и здесь гастрономы, так же как и вьюна, советуют класть их живыми в молоко или вино; затем, сварив их в соленой воде с лимоном, поливают уксусом, отчего гольцы принимают красивый голубой цвет. В некоторых местностях Средней Европы (например, в Богемии) гольцов даже разводят в ключевых ямах, от 6 до 10 арш. длины, 2–3 глубины и 4 ширины, причем дно устилают мелким хрящом и кладут сюда несколько крупных камней. Проток из ямы перегораживают плетнем (чтобы не ушла рыба), который по краям обкладывается овечьим пометом, служащим пищею разводимой рыбе. Впрочем, ее также кормят, кроме того, различного рода масляными выжимками (избоиною), маковым семенем и даже плитками клея. Для скорейшего размножения этих рыбок, очень падких до своей икры, лучше всего содержать их в трех ямах, находящихся в связи: одна служит для нереста, другая для молоди, третья для откармливания взрослых гольцов.

Остается сказать несколько слов о близких к гольцу видах. Из них в Крыму и на Кавказе встречается так называемый вырезохвостый вьюн (Cobitis merga), который отличается сравнительно более длинным туловищем, более широкою и короткою головою и более коротким хвостовым плавником, посредине приметно вырезанным. Вьюн этот водится во множестве в крымских речках, также в окрестностях Пятигорска и иногда достигает величины 6 дюймов. Очень может быть, что это только горный вариетет обыкновенного гольца. Довольно близок к последнему также долгохвостый вьюн (Cobitis longicauda), найденный в Акдарье; он отличается еще более удлиненным телом, еще большею величиною, чешуйками на брюхе и очень развитым хвостовым плавником, разделенным вырезкою на 2 неравные лопасти. Кроме этого вида, в Туркестанском крае были найдены еще два гольца (Cobitis uranoscopus и dorsali), очень близкие между собою и отличающиеся от вышеозначенных своим совершенно голым телом.

В среднеазиатских озерах (в Балхаше и Алакуле) водятся особые вьюны, отличающиеся толстыми губами, а потому названные губачами и причисленные проф. Кесслером к особому роду (Diplophysa).

Подуст

Chrondrostoma nasus. По всей Волге – подуст; на Вятке – подузд, на Свияге – монах-рыба; местами (Ярославль) неправильно – клевец, (на Цне) – сиг, конь; в Роси (у Белой Церкви) – хват, на р. Буге – чичула; в Тереке – чернобрюшка, чернопуз (Ch. oxyrrhynchum (?) Kessl.). В Польше – белорыб, свинка, кривощок, подуста; вог. – багтон (?); груз. – лопота и тоби.

Рис. 193. Подуст

Название «подуст», употребляемое в большей части России, указывает на главную особенность этой рыбы – положение рта, который находится под сильно выдавшимся коническим и хрящеватым носом, в чем он с первого взгляда несколько напоминает уже знакомого нам рыбца, или сырть. Но подуст легко отличается от рыбца своим более брусковатым телом, почти как у голавля, прямым ртом, небольшими глазами и коротким заднепроходным плавником. Кроме того, число глоточных зубов (обыкновенно 6/6) у него более, и зубы эти имеют совсем другую форму и гораздо толще; нижняя губа хрящеватая. Спина у подуста зеленовато-черная, бока и брюхо блестящего серебристого цвета; все плавники, за исключением черноватого спинного, более или менее красноваты, а хвостовой, кроме того, сверху и снизу имеет черную кайму. Во время нереста, особенно у самцов, все цвета становятся ярче и на углах рта, на жаберной крышке и у основания грудных плавников замечаются оранжевые желтые пятна; с боков, начиная от глаз до конца хвоста, тянется темная полоса, а на чешуях, в свою очередь, образуются черные пятнышки, через что подуст принимает довольно оригинальный вид. Москворецкий подуст, однако, почти вовсе не изменяется в цвете, и никаких полос и пятнышек я на нем не замечал.

Внутренности подуста замечательны тем, что брюшная плева у него более или менее темного черного цвета, который всего интенсивнее кажется во время нереста; отсюда, конечно, и произошли названия чернопуз, чернобрюшка, и по этому признаку его легко можно отличить от всех других рыб.

По величине своей подуст принадлежит к небольшим рыбам и редко достигает более 3 фунтю веса и свыше 10 вершков длины, хотя в исключительных случаях попадаются 4-фунтовые подусты; обыкновенно он бывает значительно менее – около фунта весом и фута длиною. Местопребыванием этой рыбы служат почти все большие реки Европы, за исключением северных ее частей. Сколько известно, подуст водится в Северной Франции, в Бельгии, Германии, Австрии и Италии; в России северную границу его распространения составляет, вероятно, Западная Двина, куда он, быть может, перешел из Березины через Лепельский канал и большие притоки Волги; в Северной и Северо-Западной России он уже вовсе не встречается. В больших реках Каспийского и Черноморского бассейнов подуст принадлежит к более или менее обыкновенным рыбам, но, кажется, нигде не попадается такими массами, как в некоторых местностях Германии и Швейцарии. Всего чаще подуст (вероятно, другой вид – Ch. variabilis) встречается, по-видимому, в Куре и Тереке и, вероятно, в Днестре и Буге; по свидетельству проф. Кесслера, подуст весьма многочислен в Днепровских порогах; в Дону он, несмотря на то, что весьма обыкновенен в Донце, довольно редок, а в низовьях Волги если и встречается, то крайне редко и, вероятно, не доходит до устьев. Во всяком случае, обыкновенный подуст вовсе не встречается как в Каспийском море, так и в Черном.

В Каспии встречается уже другой вид или, быть может, вариетет подуста – Chondrostoma variabilis, отличающийся своими изменчивыми признаками и изменчивым количеством глоточных зубов; по форме тела он более приближается к язю. Chondrostoma variabilis изредка заходит в устья Волги, и очень может быть, что уральский подуст принадлежит к этому же виду. О нахождении подуста в Урале до сих пор почти неизвестно. Из письма ко мне г. Зуева видно, однако, что эта рыба в известное (?) время ловится в Урале и Сакмаре в громадном количестве.

В кавказских реках водятся другие виды подуста – остронос (Chondrostoma oxyrrhynchum Kessl), который близко подходит к Ch. variabile, отличаясь от него более широким телом, приметно большими глазами и более высоким спинным плавником, и Chondrostoma cyri, мелкий, тупоносый подуст. Первый вид найден в Куме, Сунже и, вероятно, во всех реках северного склона Кавказского хребта, изливающихся в Каспий, и есть именно чернобрюшка, чернопуз р. Терека. Chondrostoma cyri найден в Куре и ее притоках, а также в горных речках западной части Закавказья. Грузинский тоби из бассейна Риона, вероятно, принадлежит к последнему виду, а не к Ch. oxyrrhynchum.

В Сибири и Туркестанском крае наш обыкновенный подуст вовсе не встречается, но в Восточной Сибири, в реках, впадающих в Амур, Лену, Индигирку, Колыму и, вероятно, во многих других, он заменяется совершенно особым видом – Chondrostoma labeo, называемым в Даурии конем, у якутов и тунгусов – чокучан, у юкагиров – онуча. Он отличается более тупым носом и меньшим количеством лучей в заднепроходном плавнике (7 вместо 10), живет в каменистых и быстрых реках большими стаями и плавает весьма быстро. В последнее время в Азии найден Потаниным еще вид подуста, названный проф. Кесслером Chondrostoma Potanini.

Образ жизни русских подустов известен очень мало; иностранные авторы дают весьма отрывочные сведения о западно-европейских подустах, которые, впрочем, несколько отличаются от наших. Поэтому при описании жизни и уженья этой рыбы я буду руководствоваться главным образом своими собственными наблюдениями на Москве-реке.

Подуст в Москве-реке, а также в Оке принадлежит к числу весьма обыкновенных рыб, т. к. уступает в этом отношении только язю и плотве, и то только в более тихих и иловатых участках реки; что же касается голавля, то подуст всюду превосходит его численностью. По-видимому, подуст многочисленнее в среднем и верхнем течении реки, чем в нижнем. В притоках Москвы он, кажется, вовсе не встречается, хотя и заходит в устья. По крайней мере, я не встречал его ни в Пахре, ни в Десне, ни в Сетуни. Его нет также в верховьях Клязьмы и ее притоке – Уче. Вообще он, кажется, встречается в Европейской России только в судоходных реках, не имеющих постоянных плотин, которые препятствуют его подъему. Подуст не любит стоячей воды и придерживается почти всегда более или менее сильного течения, хотя и не встречается у нас на мелких и быстрых перекатах так часто, как голавль. Его любимое место – там, где кончается бырь и переходит в более спокойное и глубокое течение, где волна сменяется уже легкими водоворотами. Подуст очень редко держится на песчаном, тем более иловатом дне, а всего чаще встречается там, где есть хрящ или даже крупный камень, не избегая также глинистого дна, особенно если оно твердо и идет уступами, вообще неровно. Неровность дна составляет одно из главных условий присутствия подуста, почему и затрудняет его ловлю сетями, а также и удочкой. Притом он, подобно пескарю и налиму, большею частью ходит по самому дну, касаясь его брюхом, хотя плавится, т. е. выходит на поверхность, почти так же часто, как язь и елец.

Полая вода застает москворецкого подуста на песчаных отмелях, вместе с язем; обе эти рыбы в разлив не уходят, а постепенно поднимаются вверх по реке, придерживаясь берегов и более слабого течения. Судя по некоторым данным, подъем подуста начинается еще подо льдом, и весьма вероятно предположение некоторых рыболовов-охотников, что он приходит издалека, за многие десятки верст, даже из Оки. Несомненно, что выход подуста бывает годами очень велик, годами же незначителен. Чем дольше стоит полая вода, не убывая, тем больше поднимается этой рыбы. Муть и стремление отыскать место, удобное для нереста, заставляют подуста подниматься все выше и выше до тех пор, пока река не войдет в берега, вода не очистится и вместе с тем не наступит теплая погода, благоприятная для нереста.

Подуст в Москве-реке мечет икру несколькими днями позднее язя, около средины апреля, а чаще в конце этого месяца. В 1890 году, отличавшемся необычайно раннею весною, нерест, по моим наблюдениям, начался 10 апреля, а в 1891 году – 21 апреля. Как долго он продолжается – не знаю, но вряд ли более трех дней, и, кажется, вся икра выметывается одновременно, а не в несколько приемов. По крайней мере, молодь подуста, т. е. селеток, отличается ровностью. Икра выпускается большею частью на крупных камнях, но не на особенно сильном течении, также на сваях, почти в тех же местах, которые служат нерестилищем для всех почти москворецких рыб. Главные места икрометания в городских водах – около Каменного моста и Бабьегородской плотины.

Икра подуста беловатая, довольно крупная (с просяное зерно), несколько крупнее, чем у язя, голавля и плотвы, но все-таки многочисленна. По Борне, яиц бывает от 50 до 100 тысяч, и надо полагать, что количество это близко к истине. Иначе трудно было бы объяснить обилие подустов местами. Старинные немецкие авторы насчитывали у подуста средней величины (в 3/4 футa) только 8000 икринок, но всего вероятнее, что наблюдение это относится к мелкому ручьевому виду.

Выметав икру, подуст некоторое время держится на местах нереста, где кормится отчасти своею, но главным образом икрою других рыб, нерестящихся позднее: голавля, плотвы, пескаря и, может быть, шерешпера, который, кажется, у нас, на Москве-реке, мечет с ним одновременно. Киевские рыбаки рассказывали проф. Кесслеру, что подуст в особенности любит икру шерешпера и весною постоянно ходит за ним следом, так что если удается захватить несколько нерестующих жерехов, то всегда вместе с ними попадается и несколько штук подустов. В середине мая подуст скатывается вниз, но в это время москворецкие (разборные) плотины бывают уже поставлены, и пришлая сверху рыба поневоле вынуждена выбирать летним местопребыванием пространство между двумя плотинами. Спрыгивать вниз с плотины, подобно голавлю, язю и судаку, подуст не решается, хотя и собирается у самой плотины в большом количестве. У нас, в городском участке, почти весь подуст собирается или между плотиной и устьем Неглинки, или немного выше плотины; ниже Неглинки подуст попадается редко, и специальной ловли удочкой его не бывает; около Каменного моста, выше и ниже его, держится большею частью только мелкая, годовалая и двухгодовалая рыба. Главный притон трех– и четырехлетка – довольно глубокое место с изрядным течением, у левого берега Москвы-реки, выше так называемой речки Синички (выше храма Спасителя); но крупный подуст охотно держится почти под самой плотиной, там, где начинается более ровное течение. Выше плотины (Бабьегородской) собирается к лету тоже масса подуста, вероятно, не одна сотня пудов, но т. к. дальше плотин уже нет и чаще попадаются каменистые места, то, в общем, подусты здесь многочисленнее, чем ниже Бабьегородской плотины.

Подуст всегда держится более или менее многочисленными стаями, в несколько десятков, а чаще несколько сот штук; большею частью одного возраста; других рыб, меньших ростом, он не выносит и всегда отгоняет. В малую воду, т. е. когда воды пущено с плотины мало и течение слабо, подуст разбредается и ходит зря, большею частью на глубине; но как только течение усилится, он выходит на струю и стоит здесь довольно густыми вереницами. Выше города, где плотин нет и течение ровнее, выход подуста на струю зависит больше от времени дня, чем от силы течения, хотя паводок и здесь имеет большое влияние на количество поднимающихся на воду подустов.

Это чисто дневная рыба, которая кормится преимущественно днем. Основная пища ее летом – водоросли, которыми обрастают камни и сваи; эти водоросли подуст весьма искусно соскабливает своими хрящеватыми губами. Весною он истребляет, как сказано, икру других рыб, преимущественно тех, которые нерестятся не в траве, а на камнях, хряще, сваях. В этом отношении подуст приносит немало вреда, т. к., подобно пескарю и налиму, ест преимущественно оплодотворенную икру, которую сдирает с подводных предметов. Прочие виды рыб (кроме гольцов) обыкновенно только подбирают плывущие, большею частью неоплодотворенные, икринки, которые все равно бы погибли. Кроме икры, подуст ест весной червей – земляных и навозных, но с середины или конца мая желудок у него постоянно туго набит тою же зеленоватою кашицею, как у плотвы, так что это одна из наиболее травоядных рыб. Лет 20 назад, когда по Москве-реке ходили многочисленные барки с хлебом, зерна пшеницы, ржи и овса имели для подуста не меньшее значение, чем водоросли; теперь же ему достается здесь разве овес из конского кала, попадающего в реку в немалом количестве после каждого сильного дождя. В прежнее время, когда не было еще москворецких плотин и шлюзов, подусты поднимались к Москве круглый год и летом их приходило еще более, т. к. каждая хлебная барка имела стаю подустов, которые неотступно следовали за нею, привлекаемые постоянною прикормкою, выбрасываемою водоливами. Эта прикормка заключалась в подмоченном зерне и в личинках крупной мухи, кладущей яйца в сырую муку, сенную труху и прочий барочный сор, и называемых, по очень длинному хвостику, крысками. Теперь хлебных барок в Москву почти не приходит, но, судя по всему, на Оке, на Волге значительная часть подустов ведет кочевую жизнь, поднимаясь кверху вместе с караванами судов. По словам Эренкрейца, немецкие подусты очень любят, подобно голавлям, человеческие экскременты, но это довольно сомнительно, так же как и его хищность: устройство рта и его малая величина не позволяет ему успешно преследовать мелкую рыбешку. Под осень подуст переходит в более тихие и иловатые места, вероятно за недостатком растительной пищи, и разыскивает здесь в иле мотыля, избегая, однако, очень глубокого и вязкого ила и предпочитая ему иловатый песок и хрящ. В октябре он уже почти не встречается на сильном течении и перестает выходить на перекаты, а в ноябре, с замерзанием реки, становится на зимовку в глубокие ямы, откуда выходит только после продолжительной оттепели. У нас главное зимовье подуста – все та же большая яма у Каменного моста, имеющая до 5–6 саж. глубины.