Текст книги "Продажное королевство"

44
Инеж

Инеж сомневалась, что у нее хватит сил подняться по лестнице в спальню. Как она могла так засидеться за ужином с Джеспером и Уайленом?

Повар извинялся за поданные блюда. Он до сих пор не мог добыть качественные продукты с рынка, поскольку поставщики боялись приезжать в город. Они, как могли, успокоили его и набили животы сыром и луковыми пирожками, после чего ели медовик, сидя на полу в музыкальном зале. Мама Уайлена ушла спать раньше всех. Похоже, она постепенно приходила в себя, но Инеж подозревала, что на полное восстановление уйдет еще много времени.

Уайлен играл на пианино, а Джеспер пел самую похабную матросскую песенку, которую Инеж когда-либо слышала. Она сильно скучала по Нине. От нее не поступало писем, так что сулийке оставалось только надеяться, что подруга без проблем добралась до Фьерды и обрела хоть какое-то подобие покоя среди льдов. Когда у Инеж наконец-то появится корабль, может, первым делом она поплывет в Равку. Заплывет вглубь Ос Альты, попытается найти семью на одном из старых маршрутов сулийцев, увидится с Ниной. Когда-нибудь.

Инеж решила ночевать дома у Уайлена, вернувшись в Клепку лишь для того, чтобы собрать пожитки. Теперь, когда ее контракт выплачен, а банковский счет полон, девушка не знала, где ее место. Она изучала парусные суда с тяжелой артиллерией и использовала секреты города, чтобы собрать информацию, которая в будущем, как Инеж надеялась, выведет ее на работорговцев, останавливающихся в портах Керчии. Навыки, приобретенные в качестве Призрака, хорошо ей послужат. Но сегодня ночью ей хотелось лишь одного – спать.

Она с трудом поднялась по лестнице и заползла в свою восхитительно удобную кровать. Инеж потянулась, чтобы выключить свет, и увидела записку – запечатанное письмо, написанное корявым почерком Каза. «На рассвете. Пятая гавань».

Конечно, он сумел пролезть в запертый дом, мимо слуг и трех дураков, орущих во всю глотку песни. Наверное, это справедливо. Она тоже часто наведывалась в Клепку, проскальзывая через окна и дверь, оставляя кусочки необходимой информации для Каза. Инеж могла просто постучать в его кабинет, но так было легче.

Каз изменился. Та сетка. Ее оплаченный контракт. Она все еще чувствовала легкое прикосновение его губ к коже и как его голые руки возились с узлами повязок. Инеж видела скудный проблеск того, кем он мог бы стать, если бы позволил себе. Она не вынесет, если снова увидит его в броне, затянутого в безупречные костюмы и хладнокровное поведение. Девушка не станет слушать, как он говорит о Ледовом Дворе и обо всем, что было после, словно об обычной работе, очередной победе, очередном преимуществе.

Но она также не могла проигнорировать его записку. Пора покончить с этими отношениями, у которых никогда даже не было возможности начаться. Инеж скажет ему, что разузнала о Пекке, предложит поделиться своими маршрутами и укрытиями с Родером. И все закончится. Она выключила свет и спустя долгое время заснула с запиской, зажатой в руке.

Следующим утром Инеж еле заставила себя встать с кровати. За последние три недели у нее развились дурные привычки – спать, когда хочется, есть, когда пожелает. Нина бы гордилась ею. Жизнь в доме Уайлена напоминала ей волшебную сказку. Она уже бывала в особняке прежде, когда они с Казом крали Де Капелля, а затем перед работой в Сладком Рифе. Но одно дело – проникать в дом как вор и совсем другое – как гость. Инеж со смущением признала, что ей нравилось, когда ее обслуживали, но и прислуга, казалось, радовалась их присутствию. Может, они боялись, что Уайлен продаст дом и они все потеряют работу. Или же думали, что Уайлен заслуживал немного доброты.

Одна из горничных оставила ей шелковый лазурный халат и тапочки с меховой отделкой сбоку кровати. В кувшине у раковины была горячая вода, а рядом стояла стеклянная ваза со свежими розами. Девушка умылась, расчесала волосы, заплела косу, распустила, еще раз заплела, затем оделась и бесшумно вышла из дома – через входные двери, как ни странно.

Инеж натянула капюшон и быстро пошла по улицам к гавани. Те все еще пустовали, особенно в такое время, но сулийка знала, что нельзя терять бдительность. Пекка Роллинс уехал. Ван Эк в тюрьме. Но с Отбросами или без, пока у Каза были враги на этих улицах, ей было чего опасаться.

Он стоял на набережной и смотрел на воду. Черное пальто плотно сидело на плечах, соленый морской бриз взъерошил темную копну волос.

Она знала, что может не объявлять о своем приходе, поэтому просто встала рядом, осматривая доки и лодки. Похоже, несколько судов прибыли только этим утром. Может, город наконец-то начал возвращаться к своему прежнему ритму.

– Как дела дома? – спросил он в конце концов.

– Хорошо, уютно, – призналась она. – Я совсем разленилась. – На долю секунды Инеж задумалась, может ли Каз позавидовать их роскошному быту или ему это чуждо? Позволит ли он себе когда-нибудь отдохнуть? Отоспаться? Засидеться за ужином? Ей не суждено узнать.

– Слышал, Уайлен позволил Джесперу спекулировать на рынке.

– О-очень осторожно и ограниченными суммами. Уайлен надеется направить его любовь к риску во что-то продуктивное.

– Либо это идеально сработает, либо закончится полной катастрофой, но Джеспер только так и работает. По крайней мере, тут шансы выше, чем в любом игорном доме.

– Уайлен согласился только после того, как Джеспер пообещал начать тренироваться с фабрикатором. Если, конечно, им удастся его найти. Для этого может потребоваться путешествие в Равку.

Каз поднял голову, наблюдая, как над ними летают чайки, широко расправив крылья.

– Передай Джесперу, что по нему скучают. В Клепке.

Инеж подняла бровь.

– В Клепке. – Со стороны Каза это было равносильно букету цветов и сердечному объятию – и это очень многое будет значить для Джеспера.

Инеж хотелось растянуть этот миг, побыть с ним подольше, послушать грубый скрежет его голоса или просто постоять в уютном молчании, как они делали бесчисленное количество раз прежде. Он так долго занимал главное место в ее мире… Но вместо этого Инеж спросила:

– Какое у тебя ко мне дело, Каз? Ты же не мог так быстро взяться за новую работу.

– Вот, – он вручил ей подзорную трубу. Вздрогнув, Инеж поняла, что на нем нет перчаток. Девушка осторожно взяла трубу.

Затем приставила ее к глазу и окинула взглядом гавань.

– На что мне смотреть?

– Причал двадцать два.

Инеж отрегулировала линзу и посмотрела вдоль доков. На том самом причале, от которого они отплыли в Ледовый Двор, стоял маленький опрятный военный корабль. Узкий, с идеальными пропорциями, пушки выставлены, флаг с тремя керчийскими рыбками развевается на грот-мачте. На корпусе изящными белыми буквами было написано: «Призрак».

Сердце Инеж замерло. Не может быть…

– Это же не…

– Он твой, – сказал Каз. – Я попросил Шпекта помочь тебе собрать достойную команду. Если предпочтешь взять другого первого помощника, он…

– Каз…

– Уайлен сделал мне хорошую скидку. Флот его отца полон достойных кораблей, но этот… Он тебе подходит. – Каз посмотрел вниз. – Этот причал тоже твой. Он всегда будет готов, когда… если ты захочешь вернуться.

Инеж потеряла дар речи. Ее сердце переполнялось от эмоций, как пересохший ручей, плохо подготовленный к такому ливню.

– Я не знаю, что сказать.

Его голая рука сжалась на голове ворона на трости. Зрелище было до того странным, что Инеж с трудом смогла отвести взгляд.

– Скажи, что вернешься.

– Я пока не готова покинуть Кеттердам. – До этого момента она и не осознавала, что это действительно правда.

Каз быстро покосился на нее.

– Мне казалось, ты хотела охотиться на работорговцев.

– Да. И мне нужна твоя помощь. – Инеж облизала губы, почувствовала на них морскую соль. Ее жизнь состояла из череды невероятных событий, так почему бы не попросить о чем-то невозможном сейчас? – Дело не только в работорговцах. Поставщики, клиенты, боссы Бочки, политики. Дело во всех, кто предпочитает закрывать глаза на страдания, если на этом можно заработать денег.

– Я – босс Бочки.

– Ты бы никогда никого не продал, Каз. Ты лучше всех знаешь, что не подходишь на роль очередного босса, пытающегося наскрести себе прибыль любыми способами.

– Боссы, клиенты, политики, – задумался он. – Под это описание подходит чуть ли не половина Кеттердама – и ты хочешь бороться со всеми.

– Почему бы и нет? – спросила Инеж. – В море и в городе. Один за другим.

– Кирпичик за кирпичиком, – сказал он. Затем тряхнул головой, словно отмахиваясь от этой идеи. – Я не герой, Призрак. Тебе давно пора бы это понять. Ты хочешь, чтобы я стал лучше, хорошим человеком. Я…

– Этому городу не нужен хороший человек. Ему нужен ты.

– Инеж…

– Сколько раз я от тебя слышала, что ты – чудовище? Так будь чудовищем! Будь тем, кого все боятся, когда закрывают глаза по ночам. Мы не будем охотиться на все банды. Не будем разрушать дома, которые справедливо относятся к своему персоналу. Мы отправимся за женщинами, как Танте Хелен, за мужчинами, как Пекка Роллинс. – Она ненадолго замолчала. – Подумай об этом с другой стороны… таким образом ты устранишь конкурентов.

Каз издал звук, который мог бы сойти за смешок.

Одна его рука покоилась на трости. Другая просто висела сбоку. Если Инеж хоть чуть-чуть приблизится, они соприкоснутся. Он был настолько близко. И настолько далеко.

Инеж осторожно задела его костяшками пальцев – легчайшее, как перышко, касание. Парень напрягся, но не отстранился.

– Я не готова покинуть этот город, Каз. Мне кажется, он заслуживает спасения.

Мне кажется, ты заслуживаешь спасения.

Когда-то они уже стояли на палубе корабля, и она точно так же ждала его ответа. Каз не заговорил тогда и не заговорил сейчас. Инеж почувствовала, как он ускользает, идет на дно, попав в подводное течение, которое все дальше и дальше уносило его от берега. Она хорошо понимала, что такое страдания, и знала, что не может последовать за ним в это место, если не хочет тоже утонуть.

На Черной Вуали он сказал, что они будут пробиваться вместе. «С острыми кинжалами и раскаленными пистолетами». Она может бороться за него, но не исцелить. И не потратит свою жизнь на бессмысленные попытки.

Инеж почувствовала, как Каз коснулся ее костяшками пальцев. А затем взял за руку, его ладонь прижалась к ее. По нему прошла волна дрожи. Медленно-медленно он позволил их пальцам переплестись.

Долгое время они просто стояли, держась за руки и глядя на серые морские просторы.

Равкианский корабль с двуглавым орлом Ланцовых пришвартовался всего в паре причалов от «Призрака» – наверное, выгружал туристов и иммигрантов, приехавших в поисках работы. Мир менялся. Мир шел дальше.

– Каз, – внезапно позвала она. – Почему вороны?

– Ворон и кубок? Наверное, потому, что вороны – падальщики по своей природе. Они питаются отбросами.

– Я имела в виду не татуировку Отбросов. Она такая же старая, как банда. Почему ты перенял ее? Твоя трость. «Клуб Воронов». Ты мог выбрать любой символ, построить новый миф.

Горько-кофейные глаза Каза смотрели на горизонт, восходящее солнце окрашивало его в бледно-золотое сияние.

– Вороны запоминают человеческие лица. Они помнят тех, кто их кормил и кто проявлял доброту. А также тех, кто их обидел.

– Серьезно?

Он медленно кивнул.

– Они не забывают. Птицы передают друг другу, за кем стоит приглядывать, а кого опасаться. Инеж, – обратился Каз, указывая на гавань набалдашником трости, – смотри.

Она подняла подзорную трубу и снова посмотрела на гавань, на высаживающихся пассажиров, но картинка выглядела размазано. Девушка с неохотой отпустила руку Каза. Это было похоже на обещание, и она не желала прерывать их контакт. Инеж настроила линзу, и ее взгляд зацепился за двух людей, спускающихся по трапу. Каждый шаг – грациозен, спины – ровные, как лезвие ножа. Они шли как сулийские акробаты.

Инеж резко втянула воздух. Все ее естество сосредоточилось на линзе подзорной трубы. Разум отказывался воспринимать представшую картину. Это невозможно. Иллюзия, обман зрения, ложь, созданная радужным стеклом. Стоит ей сделать вдох, и оно разрушится.

Инеж схватилась за рукав Каза. Она чуть не упала. Он быстро обнял ее и подхватил. Ее разум раскололся. Половина отдавала себе отчет в том, что он держал ее голыми руками, что его зрачки расширились, что их тела прижимались друг к другу. Вторая половина все еще пыталась понять, что она видела.

Темные брови Каза нахмурились.

– Я не был уверен. Может, мне не стоило…

Инеж едва расслышала его за шумом в сердце.

– Как? – выдавила она хриплым и сдавленным голосом от непролитых слез. – Как ты нашел их?

– Услуга от Штурмхонда. Когда мы заключали сделку, то я взял с него обещание, что он пошлет лазутчиков. Если это было ошибкой…

– Нет, – быстро выпалила она, и слезы наконец-то полились через край. – Это определенно не ошибка.

– Конечно, если бы что-то пошло не так во время работы, они бы приехали, чтобы забрать твой труп.

Инеж выдавила смешок.

– Просто дай мне насладиться моментом.

Она выпрямилась, ее ноги снова обрели почву. Неужели она и вправду решила, что мир не менялся? Чепуха! Мир создан из чудес: неожиданных землетрясений, бурь, взявшихся из ниоткуда, которые могли видоизменять континенты. Парня рядом с ней. Будущего перед ней. Все возможно.

Инеж затрясло, она прижала ладони ко рту, наблюдая, как родители идут по причалу к набережной. Девушка пошла было вперед, но затем повернулась к Казу.

– Пошли со мной. Познакомлю тебя с ними.

Каз кивнул, словно собираясь с силами, и снова сжал пальцы.

– Стой, – попросил он. Его обжигающий голос звучал грубее, чем обычно. – Как мой галстук, не помялся?

Инеж рассмеялась, и ее капюшон соскользнул с головы.

– Вот это уже другое дело, – пробормотал он, но Инеж уже бежала по набережной, едва касаясь ногами земли.

– Мама! – крикнула она. – Папа!

Инеж увидела, как они обернулись, как ее мама схватила отца за руку. Затем они побежали навстречу. Сердце девушки обернулось рекой и понесло ее к морю.

45
Пекка

Пекка сидел в гостиной своего загородного домика и выглядывал из-за белых кружевных занавесок. Каэльское кружево. Импортированное из самого Марох Глена. Пекка не скупился, когда обустраивал это место. Он возвел дом с нуля, указав размеры каждой комнаты, тщательно подбирая лак для полов, каждый светильник и мебель. «Изумрудный дворец» был его величайшей гордостью, «Каэльский принц» – жемчужиной короны его империи, свидетельством роскоши и стиля, украшенный по последнему писку моды Бочки. Но это место – его дом, его крепость. Каждая деталь кричала о благополучии, процветании и стабильности.

Здесь Пекка чувствовал себя в безопасности со своим сыном и телохранителями, работавшими за очень высокую плату. Тем не менее он поспешил отойти от окна. Лучше не рисковать. Здесь полно мест, где бы мог спрятаться стрелок. Может, ему срубить буковые деревья, растущие вдоль газона?

Пекка никак не мог понять, куда покатилась его жизнь. Всего месяц назад он был богатым человеком, с которым надо было считаться, королем. А теперь?

Он крепче обнял сына и погладил его рыжие волосы. Мальчишка постоянно ерзал на коленях.

– Я хочу играть! – сказал Алби, спрыгнув с колена Пекки, посасывая палец и прижимая мягкого игрушечного льва – одного из многих. Пекка с трудом мог смотреть на эту вещицу. Каз Бреккер обманул его, а он купился.

Но, что еще хуже – Бреккер не выходил у него из головы. Роллинс не мог перестать думать о своем мальчике, своем прекрасном мальчике, похороненным под землей, кричащем о помощи, молившим об этом отца, в то время как Пекка был не в силах его спасти. Иногда его сын плакал где-то в поле, а он не знал, где копать. Иногда это Пекка лежал в могиле, погребенным под огромным пластом земли – поначалу легким, как постукивание дождевых капель, а затем превращающимся в тяжелые комья, наполнявшие его рот землей и выдавливавшие весь воздух из груди. Сверху доносился смех людей – мальчиков, девочек, женщин и мужчин. Они были всего лишь силуэтами на фоне синего сумрачного неба, их лица затерялись в тенях, но он знал, кто они такие. Все, кого он обманул, облапошил и убил. Все жалкие сопляки, которыми он пожертвовал, чтобы подняться вверх по лестнице. Он до сих пор не вспомнил имя брата Бреккера. Как же его звали?

Пекка был Якобом Герцуном; он перемерил тысячи чужих обличий. Но Каз Бреккер нашел его. Пришел, чтобы отомстить. Если один из этих глупцов нашел его, почему не смогут другие? Сколько встанут в очередь, чтобы кинуть в него следующий ком грязи?

Делать выбор, даже простой, стало невыносимо. Какой галстук надеть? Что заказать на ужин? Он стал сомневаться в себе, а Пекка никогда не сомневался. Его жизнь началась с нуля. Камнедробитель с Блуждающего острова, сильный мальчишка, ценившийся только за крепкую спину и свою молодость, за способность размахивать киркой и носить тяжелые камни. Но он обманом проник на корабль в Кеттердам и заработал себе репутацию кулаками. Пекка был боксером, вышибалой, самым грозным костоломом среди банд. Он выжил, потому что был самым коварным, самым жестоким, и никто не мог сломать его волю. А теперь единственное, что ему хотелось, – это сидеть взаперти, попивать виски и наблюдать, как его тень движется по потолку. Все остальное вызывало жуткую усталость.

А затем однажды утром он проснулся и увидел ясное голубое небо. Вокруг раздавались птичьи трели. Он почувствовал приближение лета, наступление жары, созревание плодов в саду.

Пекка оделся. Позавтракал. Провел утро в поле, работая под солнцем и играя с Алби. Когда стало слишком жарко, они сели на широком крыльце и выпили прохладный лимонад. Затем Пекка зашел внутрь и наконец-то засел за документы и счета, стопкой лежавшие на столе.

В «Изумрудном дворце» и «Каэльском принце» дела шли ужасно. Их прикрыли в качестве меры предосторожности, двери и окна пометили зловещими черными крестами, чтобы указать место вспышки чумы. Судя по новостям из Кеттердама, чума была ложной тревогой, каким-то странным грибком или вирусом, который быстро распространился, но оказался безвредным. Городские власти были настроены сдержанно, но оптимистично.

Пекка изучил балансовые отчеты. Со временем оба игорных дома можно будет спасти. Год будет убыточным, но как только все уляжется, он нанесет на здания новый слой краски, переименует их и вернется в бизнес. «Сладкое ателье», наверное, придется закрыть. Ни один мужчина не станет снимать трусы, если цена тому – заразиться чумой, тем более что рядом полно других заведений, готовых удовлетворить их похоть. Жаль, жаль. Но у него и раньше случались неудачи. У него был надежный ресурс «контрактников», работающих даром. Он все еще Пекка Роллинс – король Бочки. А если кто-нибудь из этих жалких скивов, снующих по улицам, забыл об этом, он с радостью им напомнит.

К тому времени как Пекка закончил читать гору писем и новостей, наступила ночь. Он потянулся, допил остатки виски и посмотрел на Алби, сладко спящего с этим проклятым львом под подбородком. Мужчина пожелал доброй ночи охранникам, стоящим за дверью в спальню сына, и пошел по коридору.

– Ложитесь спать, босс? – спросил Доути. Он и еще один крупный вышибала приглядывали за покоями Пекки по ночам – этим людям он мог доверять.

– Да, Доути. Ночь обещает быть хорошей.

Когда он залез в постель, то знал, что ему не приснится рыдающий сын, могила или тот мрачный хор, стоящий и насмехающийся над ним. Сегодня ему приснится Блуждающий остров, зеленые колыхающиеся поля и туман, окутывающий горы. Утром он встанет свежим и отдохнувшим, готовым взяться за работу, чтобы вернуть свой трон.

Вместо этого он проснулся с чем-то тяжелым, как груда камней, на своей груди. Первая мысль была о могиле, о земле, давящей на него сверху. Затем Пекка опомнился. В спальне было темно, и на нем кто-то сидел. Он ахнул и попытался подняться с кровати, но почувствовал, как его сдавили коленями и локтями, а также жалящий укол ножа в шею.

– Я убью тебя! – прорычал Пекка.

– Ты уже пытался. – Женский голос… нет, это юная девушка.

Пекка открыл рот, чтобы позвать стражу.

Она снова уколола его кончиком ножа. Мужчина зашипел, когда струйка крови потекла ему за шиворот.

– Только закричи, и я проткну тебе глотку и приколю к подушке.

– Чего ты хочешь?

– Тебе нравится жить, Роллинс? – Когда ответа не последовало, она снова ткнула в него ножом. – Я задала вопрос. Тебе нравится жить?

– Как ты прошла мимо охраны?

– Ты называешь это охраной?

– Ты их убила?

– Не стала марать руки.

– Единственное окно зарешечено. Оно…

– Я – Призрак, Роллинс. Думаешь, меня остановит какая-то решетка?

Маленькая сулийка Бреккера. Зря только потратил деньги на ту равкианскую наемницу.

– Значит, Бреккер послал тебя передать сообщение? – спросил он.

– Мне самой есть что сказать.

– Назови мне условия своей сделки с Бреккером. Сколько бы он тебе ни платил, я удвою сумму.

– Тише-тише, – девушка крепче сжала его коленями. Пекка почувствовал, как в плече что-то хрустнуло. – Я размазала Дуняшины мозги по всей кеттердамской мостовой. Подумай, что я сделаю с тобой.

– Так почему бы тебе не убить меня прямо сейчас и приберечь свои угрозы? – Его не запугает какая-то худышка из «Зверинца».

– Смерть – это подарок, которого ты не заслуживаешь.

– Ты…

Она засунула ему что-то в рот.

– Теперь можешь кричать, – промурлыкала сулийка. Затем задрала его ночнушку и пронзила ножом грудь. Пекка закричал и попытался скинуть с себя девушку.

– Осторожней, – предупредила она. – Ты же не хочешь, чтобы моя рука дрогнула?

Роллинс с трудом заставил себя замереть. Он понял, как давно уже не чувствовал настоящей боли. На него уже годами не осмеливались поднимать руку.

– Так-то лучше.

Она слегка отклонилась, словно хотела оценить свою работу. Пекка засопел и попытался посмотреть вниз, но ничего не увидел. На него накатила волна тошноты.

– Это был лишь первый порез, Роллинс. Если ты когда-нибудь вздумаешь вернуться в Кеттердам, мы увидимся снова, чтобы я нанесла второй.

Она вернула его ночную рубашку на место, слегка похлопала его и пропала. Он не слышал, как сулийка ушла, только почувствовал, как ее вес исчез с груди. Пекка резко вытащил кляп изо рта и перекатился, пытаясь нащупать лампу. Комната залилась светом – туалетный столик, зеркало, тазик с водой. Там никого не было. Мужчина поплелся к окну. То все еще было закрыто и зарешечено. Его грудь горела в том месте, где ее порезал нож.

Он кинулся к туалетному столику и сдернул с себя промокшую от крови рубашку. Ровный порез прямо над сердцем. Кровь сочилась густыми толчками в такт с пульсом. «Это был лишь первый порез». Во рту появился привкус желчи.

Ради всех святых и их матерей. Она вырежет мне сердце из груди.

Пекка подумал о Дуняше, одной из самых одаренных убийц в мире, создания без совести или милосердия – и Призрак ее одолела. Может, она действительно не человек.

Алби.

Роллинс вывалился в коридор и побежал мимо стоящих на постах охранников. Они резко выпрямились, их лица вытянулись от удивления, но он не обратил на них внимания, мчась по коридору в спальню сына. «Пожалуйста, – мысленно взмолился он, – пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста».

Он распахнул дверь. Свет из коридора упал на кровать. Алби лежал на боку и мирно посапывал, засунув палец в рот. Пекка прислонился к дверному косяку, ослабев от облегчения, и прижал рубашку к кровоточащей груди. Затем увидел игрушку в ладошках сына. Лев пропал. Вместо него был чернокрылый ворон.

Пекка отпрянул так, словно увидел своего сына спящим на пауке с волосатыми лапами.

Он осторожно закрыл дверь и пошел обратно по коридору.

– Поднимите Шэя и Герригана.

– Что случилось? – спросил Доути. – Мне позвать врача?

– Скажи им, чтобы собирали вещи. И сняли все оставшиеся деньги.

– Куда мы поедем?

– Так далеко, как только возможно.

Роллинс захлопнул за собой дверь в комнату. Затем вернулся к окну и снова подергал за решетку. Все такая же крепкая. Все так же заперта. В черном блестящем окне было видно его отражение, но Пекка себя не узнавал. Кто этот мужчина с редеющими волосами и перепуганными глазами? Было время, когда он встретил бы любую опасность с высоко поднятой головой и раскаленными пистолетами. Что изменилось? Может, он стареет? «Нет, – вдруг понял он, – дело в успехе». Он создал себе уют и слишком к нему привык.

Пекка сел перед зеркалом и начал вытирать кровь с груди. Он гордился тем, что завладел Кеттердамом. Он расставлял ловушки, организовывал пожары, давил ботинком на шеи всех, кто бросал ему вызов, и вкушал награду за свою наглость. Большинство соперников быстро отпали, нажива стала легкой, редкие трудности были чуть ли не в радость, потому что вносили разнообразие. Он покорил Бочку своей воле, писал правила игры так, как ему хотелось, и переписывал их, как было душе угодно.

Проблема в том, что существа, которые смогли выжить в его городе, были совершенно новой разновидностью отморозков – Бреккер, его королева Призрак, мерзкие прихлебатели из воров и бандитов. Бесстрашное поколение, беспощадное и неприрученное. Месть манила их больше, чем золото.

«Тебе нравится жить, Роллинс?»

Да, нравится, и даже очень, и он намеревался прожить еще долгие-долгие годы.

Пекка посчитает свои деньги. Вырастит сына. Найдет себе хорошую женщину или двух, или десятерых. И, возможно, в тихие часы он поднимет тост за таких, как он, за своих товарищей по несчастью, которые взрастили Бреккера и его команду. Он выпьет за этих бедняг, а также за несчастных дураков, которые еще не ведают, какие их ждут неприятности.