Текст книги "Продажное королевство"

30
Каз

Каз прекрасно видел, что Нина устала. Все устали. Даже у него не оставалось иного выбора, кроме как отдохнуть после драки. Тело перестало его слушаться. Он перешел невидимую границу и просто отключился. Каз не помнил, как заснул. Ему не снились сны. Он отдыхал в самой маленькой спальне номера, лежа на спине и прорабатывая детали своего плана, а в следующую секунду уже очнулся в темноте – в панике, и не имея понятия, где он и как сюда попал.

Когда он попытался включить светильник, то почувствовал острый укол боли. Легкие прикосновения Жени, когда она осматривала его раны, были сродни адским мучениям, но, возможно, стоило позволить портнихе подлатать его получше. Впереди ждала долгая ночь, да и замысел с аукционом отличался от всего, что он проворачивал раньше.

За то время, пока он был с Отбросами, Каз много чего повидал и услышал, но беседа со Штурмхондом в солярии была венцом всех его предыдущих афер.

Они подробно обсудили аукцион, что им потребуется от Жени, как, по мнению Каза, пойдут торги и по сколько будут набавлять. Бреккер хотел, чтобы равкианцы вступили в борьбу с пятьюдесятью миллионами, и подозревал, что шуханцы поднимут ставку на десять или даже больше миллионов. Ему нужно было знать, что Штурмхонд предан общему делу. Как только об аукционе объявят, обратного пути уже не будет.

Корсар был насторожен и настаивал, чтобы ему рассказали, как их наняли для работы в Ледовом Дворе, а также как им удалось найти и освободить Кювея. Каз предоставил ему достаточно информации, чтобы убедить, что Кювей в самом деле сын Бо Юл-Баюра. Но он не был заинтересован в разглашении механизма их замыслов и не собирался раскрывать корсару истинные таланты его команды. Кто знает, может, однажды ему захочется обокрасть и самого Штурмхонда.

Наконец тот разгладил лацканы своего бирюзового сюртука и сказал:

– Что ж, Бреккер, вы определенно размениваетесь только полуправдой или откровенной ложью, так что эта работа – как раз для вас.

– Есть еще кое-что, – начал Каз, изучая сломанный нос корсара и его рыжеватые волосы. – Прежде чем мы возьмемся за руки и дружно спрыгнем с обрыва, я хочу знать, с кем именно имею дело.

Штурмхонд изогнул бровь.

– Мы не ходили вместе в поход и не обменивались одеждой, но мне показалось, что наше знакомство прошло вполне цивилизованно.

– Кто вы на самом деле, корсар?

– Это экзистенциальный вопрос?

– Ни один хороший вор не разговаривает так, как вы.

– Вам не хватает широты взглядов.

– Я знаю, как выглядят богатые отпрыски, и не верю, что король послал бы обычного корсара разбираться с такими деликатными вопросами.

– Обычного! – фыркнул Штурмхонд. – Вы так хорошо разбираетесь в политике?

– Я хорошо разбираюсь в сделках. Кто вы такой? Либо вы расскажете правду, либо моя команда уходит.

– Вы уверены, что это возможно, Бреккер? Теперь я знаю, что вы задумали. Меня сопровождают два самых легендарных гриша в мире, да и сам я не лыком шит.

– А я – канальная крыса, которая вытащила Кювея Юл-Бо из Ледового Двора живым. Дайте знать, когда оцените свои возможности. – У его команды не было нарядов или титулов, которые могли бы посоперничать с равкианцами, но Каз знал, на кого бы он поставил деньги, если бы они у него остались.

Штурмхонд завел руки за спину, и Каз заметил едва различимое изменение в его поведении. Из его глаз исчез веселый блеск, и появилась ошеломляющая тяжесть. Отнюдь не обычный корсар.

– Предположим, – начал Штурмхонд, направив взгляд на кеттердамские улицы внизу, – гипотетически, конечно, что у равкианского короля есть разведывательные сети, которые тянутся в самые глубины Керчии, Фьерды и Шухана, и он в точности знает, сколь важна роль Кювея Юл-Бо в будущем его страны. Предположим, что король не доверит общаться на такие темы никому, кроме себя, но он также знает, как опасно путешествовать под собственным именем, когда его страна переживает кризис, когда у него нет наследника и когда преемственность Ланцовых ничем не обеспечена.

– Значит, гипотетически, – кивнул Каз, – к вам следует обращаться «ваше величество»?

– И множеством более красочных званий. Гипотетически. – Корсар окинул его оценивающим взглядом. – Как именно вы узнали, что я не тот, за кого себя выдаю, господин Бреккер?

Каз пожал плечами.

– Вы говорите на керчийском как уроженец… богатый уроженец. А не тот, кто якшался с матросами и уличными головорезами.

Корсар слегка повернулся, полностью сосредотачивая взгляд на Казе. Его беспечность улетучилась, и теперь он выглядел как человек, способный руководить армиями.

– Господин Бреккер… Каз, если позволите? Я в уязвимом положении. Я – король, правящий страной с пустой казной и борющейся с врагами со всех сторон. В пределах Равки также есть силы, которые с радостью воспользуются моим отсутствием, чтобы заявить о своих притязаниях на трон.

– Другими словами, из вас выйдет идеальный заложник.

– Предполагаю, что цена за мой выкуп будет значительно скромнее, чем за голову Кювея Юл-Бо. Что является серьезным ударом по моей самооценке.

– Не похоже, чтоб вы страдали.

– Штурмхонд был творением моей юности, и его репутация до сих пор служит мне на руку. Я не могу торговаться за Кювея Юл-Бо в качестве короля Равки. Надеюсь, ваш план сработает, как вы его и задумали. Но если нет, потеря такого приза будет рассматриваться как унизительная дипломатическая и стратегическая ошибка. Либо я вступлю в торги как Штурмхонд, либо не вступлю вообще. Если это проблема…

Каз опустил руки на трость.

– До тех пор пока вы не пытаетесь обмануть меня, можете вступать хоть как Королева Фей Истамеры.

– Приятно, когда есть из чего выбирать. – Он снова посмотрел на город. – Как думаете, это сработает, господин Бреккер? Или я рискую судьбой Равки и миром гришей, положившись на честь и способности болтливого мальчишки?

– Ответ на оба вопроса – да. Вы рискуете страной. Мы рискуем собственными жизнями. По-моему, это честный обмен.

Король Равки протянул ему ладонь.

– Сделка есть сделка?

– Сделка есть сделка, – сказал Каз, и они пожали руки.

– Эх, если бы только мирные договоры заключались так же быстро, – вздохнул Штурмхонд, и его беспечное корсарское поведение вернулось на место, как маска, купленная на Западном Обруче. – Я собираюсь купить себе выпивку и принять ванну. Слишком много грязи и убожества выпало на один день. Как сказал бунтарь принцу: «Это вредно для конституции». – Он смахнул невидимую пылинку с лацкана и медленно побрел из солярия.

Теперь Каз пригладил волосы и надел пиджак. Даже не верится, что жалкая канальная крыса смогла заключить сделку с самим королем! Искривленный нос придавал корсару вид человека, который часто ввязывался в драки. Возможно, так оно и было, но Каз подозревал, что Штурмхонд попросил портниху подправить его внешность. Трудно быть незаметным, когда твое лицо отчеканено на монетах. В конце концов, королевская кровь не имела значения. На самом деле Штурмхонд был крупным жуликом, и главное, чтобы он и его люди сыграли свою роль до конца.

Каз глянул на часы – уже было за полночь, позднее, чем ему бы хотелось, – и пошел на встречу с Ниной. Затем с удивлением обнаружил в коридоре Джеспера.

– Что стряслось? – спросил Бреккер, его разум сразу начал просчитывать все, что могло пойти не по плану, пока он спал.

– Ничего, – ответил стрелок. – По крайней мере, ничего нового.

– Тогда что тебе нужно?

Джеспер сглотнул и выпалил:

– Матиас отдал тебе остатки парема, так?

– И?

– Если что-то произойдет… на аукционе будут шуханцы, может, даже хергуды. Слишком многое поставлено на кон. Я не могу снова подвести отца, так что мне нужен парем. Как мера предосторожности.

Каз пару секунд изучал его.

– Нет.

– Это еще почему?!

Логичный вопрос. Отдать ему парем было бы умным, практичным решением.

– Для господина Фахи ты значишь гораздо больше, чем какой-то кусок земли.

– Но…

– Я не позволю тебе сделать из себя мученика, Джеспер. Если один из нас падет, падут все.

– Это мой выбор.

– Тем не менее решение принимаю я. – Каз направился в гостиную. Он не хотел спорить с Джеспером, особенно когда и сам толком не понимал, почему отказал ему.

– Кто такой Джорди?

Каз остановился. Он ждал этого вопроса, и все же ему было трудно слышать, как кто-то произносит имя брата.

– Человек, которому я доверял, – он оглянулся через плечо и встретился с взглядом серых глаз Джеспера. – Человек, которого я не хотел потерять.

Каз обнаружил Нину и Матиаса, спящих на диване в фиолетовой гостиной. Он понятия не имел, почему два самых крупных члена его команды выбрали для сна самое крохотное место. Парень ткнул в Нину тростью. Та отмахнулась, не открывая глаз.

– Проснись и сияй.

– Сгинь, – проворчала она, устраиваясь поудобнее на груди у Матиаса.

– Вставай, Зеник. Мертвые подождут, но я – нет.

Наконец она присела и обулась. Девушка сменила красный кафтан на плащ и штаны, которые надевала в крайних катастрофических случаях типа того, каким оказалась работа в Сладком Рифе. Матиас следил за каждым ее движением, но не напрашивался пойти с ними. Понимал, что его присутствие лишь увеличит риск рассекретить их.

В дверном проеме появилась Инеж, и они тихо направились к лифту. На улицах Кеттердама наступил комендантский час, но этого было не избежать. Им придется положиться на удачу и способности Инеж как разведчика, чтобы она вовремя предупредила их о городской страже.

Они вышли через черный вход и направились в производственный район. Медленно шли окольными путями вокруг баррикад, часто останавливались, а потом двигались перебежками, пока Инеж исчезала и появлялась, жестом приказывая им подождать, или махала рукой, чтобы они изменили маршрут, прежде чем снова испариться.

Наконец они прибыли в морг – ничем не примечательное серое каменное здание на границе складского района, с небольшим садиком, за которым давно никто не ухаживал. Сюда привозили лишь тела богачей, чтобы подготовить их к перевозке и захоронению за пределами города. В нем не было несчастной кучи человеческих тел, как на Барже Жнеца, но Казу все равно казалось, что он погружался в свой ночной кошмар. В голове звучал голос Инеж, эхом отражающийся от белого кафеля в ванной: «Продолжай».

В морге было пусто, его тяжелые железные двери крепко заперты. Каз взломал замок и оглянулся через плечо на шевелящиеся тени в заросшем бурьяном саду. Он не видел Инеж, но знал, что она там. Девушка останется приглядывать за входом, пока они займутся своими мрачными делами.

Внутри было зябко, помещение освещалось лишь синим фонарем трупосвета. За комнатой обработки находился длинный ледяной каменный зал, усеянный достаточно крупными ящиками, чтобы уместить в них тела. От этого места разило смертью.

Каз подумал о пульсе, бьющемся под челюстью Инеж, о тепле ее кожи под его губами. Затем отмахнулся от этой мысли. Не хотел, чтобы это воспоминание ассоциировалось у него с помещением, полным гнили.

Бреккеру так и не удалось избавиться от ужаса той ночи в кеттердамской гавани, от воспоминаний о трупе брата, за который он цепко хватался, пока заставлял себя плыть быстрее, сделать еще один вдох, держаться на плаву, выжить. Он нашел путь на берег, посвятил себя мести за себя и Джорди. Но кошмары отказывались уходить. Каз был уверен, что со временем они пройдут и станет легче. Он перестанет думать дважды, прежде чем пожать кому-то руку или зайти в тесное помещение. Вместо этого обстоятельства ухудшились до такой степени, что он едва мог задеть кого-то на улице, чтобы в очередной раз не окунуться в воспоминание о гавани. Он был на Барже Жнеца, и его окружала смерть. Парень боролся с течением и цеплялся за скользкую, раздутую плоть Джорди, боясь утонуть.

Ситуация усугублялась. Как-то раз Горка слишком напился, чтобы работать в «Синем раю», и Казу с Чайником пришлось нести его домой. Они тащили его через шесть кварталов, и все это время его вес постоянно перемещался – то Горка заваливался на Каза, прижимаясь своей тошнотворной, вонючей плотью, то перекидывался на Чайника, ненадолго освобождая Бреккера, хоть тот до сих пор чувствовал прикосновение волосатой руки к своей шее.

Позже Чайник обнаружил Каза, дрожащего и покрытого потом, когда тот обнимал унитаз. Он свалил все на пищевое отравление, стуча зубами и толкая ногой дверь, чтобы не пустить Чайника. Он не выдержал бы еще одного прикосновения или окончательно потерял бы рассудок.

На следующий день он купил свои первые перчатки – дешевые черные тряпки, которые красили кожу всякий раз, когда намокали. В Бочке слабость могла привести к гибели. Люди чуяли ее, как кровь, и если Каз намеревался опустить Пекку Роллинса на колени, то не мог позволить себе еще одну ночь проторчать в туалете, трясясь на полу.

Каз никогда не отвечал на вопросы о перчатках и игнорировал подколки. Просто носил их изо дня в день, снимая лишь тогда, когда оставался один. Парень убеждал себя, что это временное явление. Но перчатки не остановили его, не помешали научиться каждому карточному фокусу. Он тасовал и управлял колодой даже проворней, чем с голыми руками. Перчатки, как дамба, сдерживали воду, не давая ему утонуть, если воспоминания о той ночи грозили утащить его на дно. Когда он надевал их, то чувствовал себя вооруженным, и они были лучше любого ножа или пистолета. До встречи с Имоджен.

Ему было четырнадцать, и на то момент он еще не успел стать лейтенантом Пера Хаскеля, но зарабатывал себе репутацию с каждой дракой и аферой. Имоджен была на год старше него, новенькой в Бочке. Она работала со своей командой в Зирфорте – проворачивала небольшие махинации, которые, по ее словам, ей быстро наскучили. С тех пор как девушка приехала в Кеттердам, она околачивалась в Обручах, нанимаясь на мелкую работу и пытаясь выбить себе местечко в одной из банд Бочки. Когда Каз встретил ее, Имоджен как раз разбивала бутылку об голову парня из Портовых Лезвий, позволившему себе распустить руки. Затем она снова появилась на боксерских поединках, где по поручению Пера Хаскеля Каз принимал ставки. У нее были веснушки, щель между передними зубами, и она умела постоять за себя в драке.

Однажды ночью они были у ринга и считали свой улов за день, Имоджен коснулась рукава его пальто, и, когда парень поднял взгляд, она медленно улыбнулась, не размыкая губ, чтобы он не увидел щель между зубами.

Позже, лежа на бугристом матраце в комнатушке, которую он делил с другими в Клепке, Каз смотрел на протекающий потолок и думал о том, как Имоджен улыбнулась ему, как ее брюки низко сидели на талии. Девушка всегда двигалась бочком, словно ко всему подходила со стороны. Ему это нравилось. Она ему нравилась.

В Бочке тела не считались чем-то сокровенным или загадочным. Места было мало, так что люди пользовались любой подвернувшейся возможностью получить удовольствие. Другие парни из Отбросов постоянно хвастались своими пассиями. Каз ничего не говорил. К счастью, он почти любую тему оставлял без комментариев, поэтому его постоянство сработала на руку. Но он знал, что должен сказать, чего должен хотеть. Временами ему действительно этого хотелось, вспышками, короткими периодами – когда девушка переходила улицу в кобальтовом платье, соскользнувшем с плеча, когда танцовщица двигалась как язычок пламени в представлении в Восточном Обруче, когда Имоджен смеялась, словно он рассказал самую забавную шутку в мире, хотя он почти ничего не говорил.

Парень согнул пальцы в перчатках, прислушиваясь к храпу соседей по комнате. «Я смогу пересилить это», – убеждал он себя. Он сильнее своей болезни, сильнее напора воды. Когда ему нужно было изучить технику работы в игорном доме, он это сделал. Когда он решил обучиться финансам, то и с этим быстро справился. Каз подумал о медленной улыбке, расплывающейся на губах Имоджен, и принял решение. Он одолеет эту слабость, как одолевал все на своем пути.

Начал с малого – жестов, которые никто не заметит. Раздавал карты в «Ежевике на троих» без перчаток. Проспал всю ночь, спрятав их под подушку. Затем Пер Хаскель отправил его с Чайником слегка проучить бестолкового вышибалу по имени Бени, который задолжал ему денег. Парни загнали его в переулок и, когда Чайник попросил Каза подержать Бени руки, он снял перчатки – обычная проверка, ничего сложного.

Как только он коснулся запястий вышибалы, его охватил прилив отвращения. Но он был готов и выдержал его, несмотря на холодный пот, выступивший на коже, когда он завел локти Бени за спину. Каз прижал его к себе, пока Чайник объяснял тому условия займа у Пера Хаскеля, подчеркивая каждое предложение ударом по лицу или животу.

«Я в порядке, – сказал себе Каз. – Отлично справляюсь». Затем вода начала подниматься.

На сей раз волна была такой же высокой, как шпили Церкви Бартера; она нахлынула и потянула его вниз – тяжесть, от которой он не мог избавиться. В его руках был Джорди, к нему прижималось гниющее, белое, как мел, тело брата. Каз оттолкнул его, пытаясь сделать вдох.

В следующую секунду он уже опирался на кирпичную стену. Чайник кричал на него, а Бени сбежал. Небо посерело над головой, вонь переулка заполнила ноздри – пепел, мусор, гниющие овощи, мощный запах старой мочи.

– Какого черта, что это было, Бреккер?! – кричал Чайник. Его лицо исказилось от ярости, нос забавно посвистывал. – Ты просто отпустил его! А если бы у него был при себе нож?

Каз лишь смутно осознавал, что тот говорит. Бени едва его коснулся, но каким-то образом без перчаток ему становилось гораздо хуже. Прикосновение кожи, податливость чужого человеческого тела, находящегося так близко к нему.

– Ты вообще слушаешь меня, жалкий, тощий маленький скив?! – Чайник схватил его за рубашку, задев костяшками шею Каза, и по нему пронеслась очередная волна тошноты. Напарник тряс его, пока у парня не клацнули зубы.

Поскольку Бени избить не удалось, Чайник сорвал всю злость на Казе и бросил его, окровавленного, в подворотне. Нельзя давать слабину или отвлекаться на работе, особенно когда на тебя рассчитывает напарник. Каз сжал кулаки в рукавах, но ни разу не нанес ответный удар.

У него ушел почти час, чтобы выползти из того переулка, и недели, чтобы восстановить свою репутацию. Любая промашка в Бочке могла привести к беде. Он нашел Бени и заставил того пожалеть, что его избил не Чайник. Надел печатки и больше не снимал. Ожесточился и боролся с удвоенной силой. Он перестал пытаться выглядеть нормальным, позволил людям увидеть блеск безумия внутри себя и гадать насчет остального. Если кто-то подходил слишком близко, то получал удар. Если кто-то осмеливался прикоснуться к нему, то он ломал им запястья или челюсть. «Грязные Руки» – так прозвали его. Бешеный пес Хаскеля. Ярость в нем продолжала бушевать, и вскоре он начал презирать людей, которые жаловались, умоляли, ныли о своих страданиях. «Давай покажу, как выглядит боль», – отвечал он, а затем рисовал картину кулаками.

На ринге, когда Имоджен вновь опустила ладонь на его рукав, Каз долго смотрел на нее, пока эта улыбка медленно не сползла с лица девушки. Она убрала руку. Отвернулась. Каз вернулся к подсчету денег.

Теперь он постучал тростью по полу морга.

– Давай побыстрее покончим с этим, – сказал Бреккер Нине, слыша громкое эхо своего голоса, отражающееся от камня. Ему хотелось как можно скорее убраться из этого места.

Они начали с противоположных сторон, изучая даты на ящиках и разыскивая трупы, которые будут в подходящем состоянии разложения. Одна только мысль об этом усилила напряжение в его груди. Казалось, что в горле зарождался крик. Но ведь это его разум состряпал план, который привел его в это место.

– Нашла! – воскликнула Нина.

Каз пересек зал и подошел к ней. Они замерли перед ящиком, и никто не спешил его открывать. Каз знал, что они оба видели множество трупов. Нельзя жить на улицах Бочки или служить во Второй армии, ни разу не повстречав смерть. Но это другое. Это – гниль и разложение.

Наконец Каз подцепил набалдашником трости ручку ящика и потянул. Тот оказался тяжелее, чем ожидалось, но все равно плавно открылся. Парень отошел на шаг.

– Ты уверен, что это хорошая идея? – спросила Нина.

– Я с радостью выслушаю идеи получше.

Девушка шумно выдохнула и сняла с трупа покрывало. Казу это напомнило змеиную линьку.

Мужчина был среднего возраста, его губы уже почернели от разложения.

В детстве Каз задерживал дыхание всякий раз, когда проходил кладбище, думая, что, если он откроет рот, что-то ужасное попадет внутрь. Зал накренился. Он попытался дышать неглубоко, заставляя себя вернуться в реальность. Растопырил пальцы в перчатках, почувствовал, как натянулась кожа, ощутил вес трости в ладони.

– Интересно, как он умер? – пробормотала Нина, глядя на серые складки на лице мертвого мужчины.

– В одиночестве, – ответил Каз, рассматривая кончики его пальцев. Их жевали. Крысы успели добраться до него прежде, чем тело обнаружили. Или же это был один из его питомцев. Каз достал из кармана запечатанный стеклянный контейнер, который украл из шкатулки Жени. – Бери все, что тебе надо.

Стоя на часовой башне над номером Колма, Каз осматривал свою команду. Город все еще был погружен во мрак, но вскоре наступит рассвет, и они разделятся: Уайлен и Колм пойдут в пустую пекарню, где будут ждать начала аукциона; Нина – в Бочку, со своим заданием, взяв с собой все, что необходимо; Инеж – в Церковь Бартера, чтобы занять позицию на крыше.

Каз спустится с Матиасом и Кювеем на площадь перед Биржей и встретится с вооруженной городской стражей, которая проведет их в церковь. Ему было любопытно, что же думал Ван Эк по поводу того, что его охрана будет защищать главного подонка Бочки.

Впервые за много дней он чувствовал себя в своей тарелке. Засада в доме Ван Эка потрясла его. Он не был готов, что Пекка Роллинс вступит в игру на своих условиях. Не был готов к стыду, к воспоминаниям о Джорди, вернувшимся с такой силой.

«Ты подвел меня, – отозвался голос брата в его голове, громче, чем обычно. – Ты снова позволил ему одурачить себя».

Каз назвал Джеспера именем брата. Грубая ошибка. Но, возможно, он хотел наказать их обоих. Теперь Каз был старше, чем Джорди, когда тот погиб от «чумы придворной дамы». Сейчас он мог оглянуться на прошлое и увидеть гордыню своего брата, его жажду быстрого успеха. «Ты подвел меня, Джорди. Ты был старше. Ты должен был быть умнее».

Он думал о вопросе Инеж: «Неужели вас некому было защитить?» Он вспомнил, как Джорди сидел рядом с ним на мосту, улыбающийся и живой, отражение их ног в воде внизу, стаканчики горячего шоколада, зажатые в их руках в варежках. Мы должны были приглядывать друг за другом.

Двое фермерских мальчишек, тоскующих по отцу и потерявшихся в чужом городе. Вот как Пекка Роллинс заслужил их доверие. Дело было не только в соблазне получить большие деньги. Он дал им новый дом. Переодетую жену, которая готовила им гюцпот, переодетую дочь, с которой Каз мог играть. Пекка Роллинс заманил их теплым очагом и обещанием жизни, которую они потеряли.

Это-то и уничтожило их в итоге: тоска по чему-то, чего уже никогда не вернуть.

Каз изучил лица людей, рядом с которыми он боролся и истекал кровью. Он врал им и выслушивал их ложь. Привел их в ад и вытащил обратно.

Бреккер опустил руки на трость, повернувшись к городу спиной.

– Все мы ждем разного результата от сегодняшнего дня. Свободы, отмщения…

– Кучи денег? – добавил Джеспер.

– Их будет сполна. Многие хотят нам помешать. Ван Эк. Торговый совет. Пекка Роллинс и его головорезы, несколько иностранных государств и большая часть этого покинутого святыми города.

– Это должно поднять наш боевой дух? – поинтересовалась Нина.

– Они не знают, кто мы на самом деле. Не знают, что мы сделали, чего добились вместе. – Каз постучал тростью по земле. – Так давайте же покажем им, что они не на тех напали.