Текст книги "Гид по чаю и завтрашнему дню"

Глава 22

Моя кухня, не Флоры. Моя психика.

– В соседнем ящике есть еще полотенца, – говорю я своей невольной протеже, на которую переложила обязанность мыть посуду. С этим она справится без присмотра. Наверное.

– Мы сделали всего три блюда. Как из-за трех несчастных блюд может быть столько посуды? – ворчит Флора, опустив руки в раковину по локоть.

Я выкладываю на тарелку клубничные пирожные, готовая к шестичасовому сну и новой голове взамен той, что сейчас вот-вот лопнет. Великолепно, Лайла. Что я наделала? Может, пусть Флора поработает здесь всего неделю. С одной стороны, этого хватит в качестве наказания, с другой – не даст Свирепой Рейес сорваться на пятнадцатилетку.

Я пеку сладости, но вся соленая благодаря душераздирающему разговору по FaceTime, после которого еще долго металась туда-сюда по комнате в своих шлепанцах.

Задняя дверь со скрипом открывается. Я поворачиваюсь и вижу, как Орион с улыбкой смотрит на сестру.

– Только поглядите на нее. – Он подходит к раковине. – Как прошел твой первый день?

Мое сердце сжимается. Его подбадривающая улыбка, нотка любопытства и искорки в глазах – под маской обмана, которую я не могу стряхнуть.

– Нормально. – Она пожимает плечами, и, клянусь, я замечаю ту секунду, когда Флора Максвелл вспоминает, что нужно завоевать авторитет. Она криво улыбается брату. – Я приготовила простой сироп для торта. И мы замесили тесто – я все взвешивала и отмеряла. Еще мы приготовили фруктовую тарелку с ванильным соусом.

Я специально выбрала на сегодня простые блюда. Никаких трудоемких булочек с корицей или темпераментного французского или кубинского хлеба.

– Твой перекус перед пробежкой. – Я указываю на тарелку, которую мы приготовили для него.

В его глазах пляшут огоньки, когда он макает кусочек дыни в ванильный крем.

– Вкусно, – говорит он Флоре. – Я очень рад, что ты всему этому учишься. Папа тоже.

Унция улыбки Флоры могла быть неподдельной.

Я выдыхаю, доделав свою работу.

– Флора, ты свободна. Я домою посуду.

Она вытирает руки полотенцем. Расслабив завязки, передает мне свой фартук. Наши взгляды встречаются, в каждом своя правда. Она не хочет быть здесь. Я обладаю информацией, которая, как она решила, стоит ее пребывания на этой кухне. Третью правду я держу в себе, но надеюсь, что на моем лице достаточно усталости, чтобы ее скрыть. Я не поставлю на тебе крест.

– Ты отлично поработала, – говорю я. – Увидимся в среду?

Ее плечи напрягаются.

– В среду.

– А мы с тобой увидимся позже в магазине, – говорит Орион.

Оставшись вдвоем, он жует фрукты с кремом, а я тащусь к раковине.

– Как у нее на самом деле получается?

Я хочу поведать ему, что у нее ноль навыков. Но чувство вины разрежет его на части.

– Нужно время, чтобы всему научиться. У нее получится.

Мои руки пришли на замену Флоре под пеной и горячей водой. Щетка, губка. Намыливаешь, смываешь, и так по кругу. Все это не может вымыть из моей головы разговор по FaceTime и образ граффити на стене в Сент-Кросс.

– Лайла. Что случилось?

Я не могу ему пока рассказать, и мое добровольное молчание причиняет не меньше боли. В очередной раз я придерживаюсь правды:

– Я устала. Выдалась тяжелая ночь.

– Что ж, печь я не умею, но у меня хорошо получаются обнимашки.

Я киваю, и он заключает меня в свои объятия, несмотря на то что у меня мыльные руки. Я растворяюсь в Орионе Максвелле, как сахар растворяется в масле, яйцах и ванили.

– Ты лучше всех в обнимашках, – выдыхаю я в мягком вихре его усмешки и аромата: дождь, яблоки и его естественный мыльный запах.

Я зарываюсь в него, насколько возможно. Его спокойствие и сила укутывают все, что умирает во мне: секреты, которые я храню, в особенности тот, что таю от самой себя. Мой секрет превращается в вопрос: это правда должно закончиться? Это глупо. Смешно. Невозможно для девушки, которая принадлежит Майами.

– Я помогу тебе с посудой, а потом сбросим твою ужасную ночь на беговые дорожки Винчестера. Затем я отведу тебя в магазин и заварю чай, прежде чем ты отправишься на фермерский рынок. – Орион отстраняется и поправляет мои волосы под резинкой.

И не только их.

* * *

Точно ни один из зеленых. Я имею в виду свой любимый сорт чая. Пробежка окончена, Орион и я сидим за столиком для дегустации в «Максвеллс» с тремя миниатюрными азиатскими чашечками.

– Тоже нет? – спрашивает Орион за чашкой зеленого чая, который он называет «Серебряными иглами». У него изысканный вкус – резкий и травянистый.

– Они мне нравятся, особенно тот, что с жасмином. Но не знаю, назвать его своим любимым – большая ответственность. Но я уверена, что ты найдешь его.

Он улыбается отцу, пока тот пропускает клиентов через главный вход. Тедди принимает заказ, а мистер Максвелл подходит к нам.

– Лайла. – Мы обмениваемся приветствиями. – Спасибо за то, что ты делаешь для Флоры. С ее помощью работа, скорее всего, занимает в два раза больше времени, но я ценю твои старания.

Этим стараниям все лучше и лучше.

Мистер Максвелл обращается к Ориону:

– Я побуду в магазине. Так что можешь взять выходной на остаток дня.

Напряжение повисло между отцом и сыном. Я знаю второго достаточно хорошо, чтобы легко это заметить. Что-то тут не так.

– Хорошо. Спасибо, пап.

Когда мы снова остаемся наедине с чаем, я спрашиваю:

– Все хорошо?

Орион смотрит на ободок чашки с «Драгонвелл», самым крепким из трех видов зеленого чая на столе.

– Что ж, прежде чем расскажу, я все-таки пришел к отцу с твоей бизнес-идеей. Помнишь, организовать продажу закусок. Может, поставить столики, чтобы люди могли посидеть здесь, заказать чай с домашней выпечкой.

– Ему не понравилась идея?

Орион качает головой.

Как владелица четверти бизнеса, я этого не понимаю. Ответ так легко зарождается в моей голове. Сделай это, и твой бизнес будет расти. Не оставайся на одном уровне.

– Он только «за» и понимает, какая от этого будет польза. Но я не могу давить на него. Жизнь и так больно ударила по нам всем.

– Понятно. – Я выдыхаю свои беспроигрышные идеи. Я могла бы целый день долбить ими белые стены и была бы права. Но «Максвеллс» – это их бизнес, а не мой.

Орион добавляет:

– Мы вчера все вместе навещали маму. Болезнь накатывает волнами. Какое-то время все ровно, а затем провал. – Он опускает голову.

Ох. Я кладу свою руку поверх его.

– У нее снова был провал?

– Можно так сказать, да. Мы предвидели нечто такое, вот оно и случилось. Она совсем перестала ходить. Она уже давно не очень мобильна, но на этой неделе ее мозг словно сказал: «Ну, все, с меня хватит». – Он смотрит на меня холодными голубыми глазами и, прежде чем я успеваю подобрать правильные слова, добавляет: – Я хочу тебя кое о чем попросить. И ты знаешь, я никогда не прошу невозможного. Но в последнее время у меня чувство, что моя просьба не такая уж невозможная.

Что угодно. Эти слова всплывают в моей голове. Я повторяю их вслух.

Наши пальцы переплетаются.

– Поедешь как-нибудь со мной? Познакомишься с моей мамой, хоть она и не сможет познакомиться с тобой?

Доверие захлестывает меня.

– Да.

– Хорошо. Тогда еще один вопрос. Я собираюсь послушаться отца и взять выходной на остаток дня – проведешь его со мной? Мы могли бы поехать за город или еще куда-нибудь.

И снова очередное «да».

После остановки на фермерском рынке и душа я запрыгиваю на Милли позади Ориона. Мы надеваем шлемы для нашей самой долгой поездки в пригород Хэмпшира. Он обещает мне три вещи: что-то отвратительно-красивое, очень старинное и рыбу с картошкой фри.

Мы едем далеко по неровной шахматной доске серого, зеленого и коричневого. Коровы пасутся вдоль извилистых дорог, а солнце то и дело выглядывает из-за облаков, когда мы останавливаемся на краю маленького городка. Паркуя Милли на обочине, он клянется, что мой черный плащ будет в безопасности, сложенный в кофре. Я решаю бороться с полуденной прохладой с помощью свитера Ориона и ни капли не удивляюсь, когда он сует мне его вместе со шлемом в качестве «защиты».

Мы идем по подъездной дороге, пока не начинается резкий спуск, который приводит к мосту из белого кирпича c туннелем для маленьких лодок.

– Это и есть то отвратительно-красивое место?

– Нужно пройти еще чуть вперед. – Орион берет меня за руку и ведет вниз по последним крутым ступенькам. Зелень, простирающаяся дальше, чем я могу видеть, разносит вокруг аромат мха и прелых листьев. Мы идем по гравийной дорожке, которая тянется вдоль узкого канала с водой цвета темного нефрита. – Это прямо-таки ужасное место. Даже отвратительное, – говорит Орион, пока мы не спеша идем. Он сообщает, что мы находимся рядом с каналом Бейзингсток, которому сотни лет и который связывает этот регион с рекой Темзой в Лондоне.

Я перевариваю большую часть информации, включая исторические факты о регионе Харт. Больше всего меня удивляет, что, за исключением пары заблудших туристов и байкеров, мы остались наедине с убаюкивающим журчанием воды и шелестом листвы. Ряды деревьев преклоняются передо мной, их кроны касаются поверхности канала. Я вспоминаю, что нахожусь в стране с монархией. Почему бы не сделать вид, что я латинская принцесса, перед которой даже деревья падают ниц? Я признаюсь в этом Ориону, заставив пообещать, что он не расскажет об этом ни одной живой душе.

Словно эта водная тропа недостаточно была похожа на сказку, Орион на полсекунды раньше меня замечает плывущую по ней пару лебедей.

– Только посмотри на них! Но не подходи близко. Они обманчиво свирепые мерзавцы.

– Они уже мне нравятся, – говорю я, останавливаясь. Я просто хочу понаблюдать, как они плавают, чистят перья и поворачивают изогнутые шеи.

Я любуюсь ими так долго, что Орион тычет меня локтем в бок.

– У вас в Майами ведь водятся лебеди?

– Да, но не такие и не в таком месте. – И Орион там не наблюдал бы за ними со мной в поношенной кожаной куртке, чувствуя себя как дома, словно он был рожден здесь, между стволами деревьев. Сильный, с терпким древесным ароматом.

– Верно. Но нас ждет кое-что получше, чем лебеди. Для тех, кто достаточно смел, чтобы часами пробираться через, хм-м, труднопроходимые земли.

Я смотрю на него невозмутимым взглядом, но не выдерживаю, и мы оба смеемся. После тяжелого утра это даже лучше, чем намазанная маслом булка pan Cubano.

Мы заходим за поворот, но Орион вдруг встает передо мной и предлагает залезть ему на спину.

– Миледи, ваша карета подана. – Кто откажется прокатиться на спине. – Еще немного, и вас ждет особый сюрприз, древнее, чем мир.

Он наклоняется ниже, и я хватаю его за плечи. Он подхватывает мои ноги и подсаживает повыше. Я держусь за него, пока мы идем, но Орион начинает выделывать на тропинке зигзаги – эдакая английская версия американских горок. Он не обращает внимания на мои притворное недовольство и замедляется, только когда я начинаю колотить его кулаком по спине.

– Ладно, ладно, я буду хорошо себя вести. Мы все равно уже почти дошли. Видите ли, каждой латинской принцессе нужен свой замок. Боюсь, замок Одихэм уже не в лучшем состоянии и не соответствует вашим требованиям. Но он все равно очень особенный.

В конце очередного изгиба дороги он опускает меня на землю, и у меня отвисает челюсть. Чуть впереди, вдоль тропинки, из зелени возвышаются руины замка.

– Это настоящий замок? Прямо здесь?

Он подталкивает меня вперед по узкой тропе.

– Самый что ни на есть настоящий. Его построил король Джон в качестве охотничьего домика в тысяча двести седьмом году. Мы прямо посередине между Винчестером и Виндзором, так что это прагматичное расположение.

Семья туристов проходит мимо, пока мы поднимаемся по узкой тропинке. Широкий круг из травы окружает полуразрушенную крепость, а высокие деревья охраняют ее сзади. Древнее, чем мир, – это точно. От конструкции остались только наружные стены, напоминающие темно-серую груду морских кораллов, выложенных в форме буквы С. Его можно принять за замок из песка; у него нет острых углов. Мы идем прямо в центр, останавливаемся и медленно кружимся внутри древней постройки. На табличках описана жизнь замка, а также представлены рисунки и чертежи, на которых изображено, как он выглядел сотни лет назад.

После урока истории я не готова идти дальше, даже к лучшей рыбе с картофелем фри всего в двух минутах езды отсюда. Мы плюхаемся на траву рядом с Одихэмом. Здесь нет никого, кроме нас и тихих звуков – ветра над водами канала и мелодичных птичьих сплетен.

Но я слышу больше. Если разбитые стены замка населяют привидения, то это они шепчут мне на ухо. Или, может, я сама слышала этот шепот несколько дней, и настало, наконец, время прислушаться.

– У меня есть секрет.

Он вертит в руках стебель травы.

– Что, на самом деле не ты все это время готовила для меня кубинские деликатесы?

– Ха, нет. Но вот тебе предыстория. Сегодня на фермерском рынке один продавец лично помог мне выбрать лучшие помидоры, перец и лук. Сказал, что знает, какая я придирчивая. А затем я столкнулась с мистером Робинсоном, мясником. Он сказал, что на этой неделе ему подвезут особенно качественных кур свободного выгула, и спросил, не хочу ли, чтобы он отложил для меня несколько.

Орион пожимает плечами.

– Это Винчестер. Так уж тут у нас заведено.

– И у меня есть дюжина других примеров. Люди хорошо ко мне здесь относятся. И куда бы я ни посмотрела – все как из книги. Замки и валуны, старина, смешанная с современностью. За городом такие пейзажи. И тут еще я узнала про «Ле Кордон Блю» и теперь все думаю про их курсы кондитеров. И не только это. – Я тоже играю с травинкой. – Я ведь даже не хотела сюда приезжать.

– Знаю.

– Но теперь я влюбилась в Англию. – А вместе с ней и в парня со звездным именем. Мое сердце продолжает биться, когда его нет рядом, но качает тоски по нему не меньше, чем крови. – Вот мой секрет. И это не то же самое, что турист, нашедший любимое место для путешествия, – добавляю я. – Любовь, любовь. Настоящая любовь.

Его улыбка сверкает. Но если у Ориона есть слова, или ответы, или даже вопросы, он оставляет их с призраками замка. Но ничего. Все в порядке. Сегодня мне нужна только его улыбка. И своя.

Поэтому я не рассказываю ему про вторую сторону своих чувств. Что я будто изменяю своему родному городу, влюбившись в другое место так сильно. Я понимаю это с первого раза, будучи особенно точной, как когда отмеряю ингредиенты для торта. Затем я доказываю себе, что умею забывать.

– Я никому не выдам твой секрет, Лайла Рейес, – говорит он наконец, скорее стенам замка, чем мне.

Я знаю, знаю, что должна и чего не должна чувствовать. Как с овощами и витаминами, я понимаю, что пойдет мне на пользу. Но сегодня позволю себе любить эту страну, просто потому что люблю. Я буду любить место, которое настолько пропитано магией, что даже я верю в его заклинания и зелья – воздух, густой и сладкий, как ириска. Я сосредоточусь на обещании Ориона отвезти меня ужинать в милый паб и своем – красть кусочки картофеля с его тарелки. И обещании, которое даст английская летняя ночь, когда мы будем возвращаться домой на винтажном мотоцикле, открытые порывам ледяного ветра.

Я люблю Англию. Просто люблю. А уж я-то знаю, каково это – влюбиться.

Глава 23

В среду мы готовим фруктовые empanadas. Флора занимается ими на противоположном краю стола. Ее задача проста: наполнить кружочки теста начинкой, завернуть и прижать края вилкой, затем смазать их яичными желтками.

Мы приготовили две сладкие начинки, но мой разум сосредоточен на сладостной горечи. В понедельник были лебеди, замок с призраками, вкусная рыба с картофелем фри… и парень, который мне все это показал. Я поделилась секретом. Я перестала ненавидеть Англию, вместо этого она стала местом, которое я не смогу покинуть, не разорвав душу в клочья. В замке я отказывалась думать об этом и просто наслаждалась моментом. Но два дня спустя эта мысль снова меня терзает, глубоко поселившись в моем сердце.

Таймер прерывает мои воспоминания. Я бросаюсь от раковины к духовке и перекладываю четыре булки медово-овсяного хлеба на стеллаж для охлаждения. Теперь время для empanadas.

– Можешь подать те, что с клубникой?

– Ага. – Флора приносит заготовки со стеллажа.

Я осматриваю их, прежде чем позволить духовке сотворить свою магию.

– Отлично. Я всегда готовлю с излишками, потому что гостям они очень нравятся. – Маленькие полумесяцы одинаковой формы – идеально. Перед этим я учила Флору так же, как abuela учила меня: я делаю несколько, затем мы делаем несколько, затем ты делаешь несколько.

Встав на цыпочки, я пытаюсь оценить прогресс на ее стороне.

– С черникой уже готовы?

Она кивает с плоской улыбкой.

– Остался последний противень.

У Флоры так хорошо вышли первые две дюжины, что я поручила ей сделать empanadas с черникой, пока сама готовила и остужала кубинский ванильный пудинг с корицей. Я вытираю руки, затем разворачиваюсь к стеллажам, на которые она ставила свои empanadas. – Давай посмотрим на твои мини-шедевры, – говорю я и вытягиваю один противень из двенадцати. Я смотрю на него в недоумении. Внутренности скручиваются в узел, я торопливо вытягиваю другой противень. – Флора, что произошло?

Две дюжины empanadas залеплены как попало. У половины верхние края не соединены с нижними, а начинка вытекает на пергамент. В некоторых начинки слишком много, в других – почти ничего. А яичная смазка! Так неровно, и она сверху присыпала их мерзкими комками сахара. Я не могу подать это гостям.

– Не понимаю. Я же сама видела, как ты делала клубничные. – И к тому же я встала пораньше, чтобы самой замесить тесто на медово-овсяный хлеб и поставить его подниматься до ее прихода. Таким образом, у меня оставалось время, чтобы научить ее базовым навыкам. Мы отмеряли сухие и влажные ингредиенты слаженно и с использованием разных типов ножей. Я думала, она прониклась этим делом.

Флора развязывает нижнюю часть фартука.

– Я же сказала, что у меня не получится работать здесь. Я только буду тебе мешать. – Она заглядывает в духовку; маленькие булочки с клубникой потихоньку оживают. – Ты хотя бы можешь подать эти и последний противень с черникой. Думаю, этого хватит.

Espérate[77]77
  Подожди.


[Закрыть]. На кухне начинает пахнуть обманом. Я вспоминаю, что Джулс однажды ночью сказала о Флоре:

«Она забывает, что одно незначительное действие может изменить завтрашний день».

Флора сделала это специально, чтобы я отменила нашу сделку. Она придумала легкий способ побега, но не подумала обо мне и всей гостинице. Было бы слишком просто забрать у нее фартук и указать на дверь, но опять-таки, я могу представить себя на ее месте. Я бы, скорее всего, поступила так же – нет, не с едой, – но эта схема прямо из «Пособия Лайлы Рейес по манипулированию ситуацией».

Я борюсь с соблазном медленно ей поаплодировать – bien hecho, Флора. Молодец. Однако, поскольку я весьма хорошо знаю эту игру, мне не нужно долго думать, что делать дальше. Единственная проблема – это цена: моя репутация.

Прежде чем я успеваю все обдумать, я делаю.

– Нет, этого недостаточно. Все гостевые комнаты заняты, многие здесь с семьями. Гости хотят больше, чем по одной булочке на человека. – Я отрешенно вздыхаю. – У меня нет времени, чтобы замешивать новое тесто, так что придется подавать те, что ты сделала.

– Ты правда будешь подавать их гостям? – Она смотрит на противень, и у нее отвисает челюсть. Неужели Флора только сейчас осознает, как ужасно они выглядят?

– У меня нет выбора. – Я указываю на нее. – Теперь подвязывай свой фартук, потому что нам нужно испечь масляные бисквиты для пудинга.

– То есть ты не хочешь, чтобы я ушла?

Я пытаюсь придать лицу равнодушный цвет, словно это часть новой летней коллекции MAC.

– Ушла? Конечно, нет. Каждый пекарь иногда ошибается. А ты только учишься. Не будь к себе слишком строгой.

Через тридцать минут выпечка из ада уже в гостиной. Я умываю руки, в прямом смысле, пока Флора с поникшей головой соскребает со стола следы утренней готовки.

Кейт заходит на кухню.

– Лайла, на пару слов?

Я киваю, уже понимая, что будет дальше.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – Кейт склоняет голову и с любопытством смотрит на меня.

– Да, просто устала. Долго не могла уснуть. – И это правда. Путаница в моей голове и сердце не давала мне уснуть дольше, чем любой пекарь мог себе позволить.

– Понятно. Я спрашиваю из-за выпечки к завтраку. – Кейт хмурится. – Она сильно отличается от того, что мы привыкли видеть – безупречного качества и последовательности.

Ой. Я бросаю короткий взгляд на Флору. Она замерла; рука крепко стискивает щетку. Я могла переложить вину на нее, где ей самое место, но слова Ориона толкают меня под ребра – Флора меняется, становится более неуправляемой. Будет иметь какое-то значение та мелочь, что я сейчас сделаю, или нет, семья Ориона стоит того, чтобы я приняла удар на себя. Но только один раз. Больше этого здесь не повторится. Я быстро выдыхаю.

– Ты права. Прости за empanadas с черникой. Это моя вина. Я слегка отвлеклась.

Кейт гладит меня по плечу.

– Понимаю, Лилита. Просто у нас уже давно не было столько постояльцев. У нас все забито до сентября! Вчера я подслушала, как один джентльмен из шестого номера расхваливал твою еду. Он убедил семью брата остановиться у нас вместо отеля, который ближе к городу, только из-за нее. И наш рейтинг на сайте «ТрипТелл» никогда не был выше. Чего только стоят комментарии о послеполуденном чае! То, что ты делаешь здесь, очень важно – не забывай это.

– Не забуду.

– Хорошо. – Она вытягивает шею. – И Флора, я так рада, что Лайла нашла себе помощницу.

Глаза как блюдца, Флора только кивает.

Дойдя до двери, Кейт говорит:

– Сегодня попрошу Спенса заварить тебе чай с куркумой и кокосовым молоком. Мигом вырубишься.

Я возвращаюсь к раковине; Флора встает рядом, губы плотно поджаты.

– Можешь идти. Я сама закончу, – говорю я.

– Я… ты взяла на себя вину. Почему? – говорит она в пол.

Я кладу стеклянную миску на сушилку.

– Я несу ответственность за все, что происходит на кухне.

– Но…

– Орион скоро придет, чтобы мы вместе пошли на пробежку. – Я возвращаюсь к посуде. – Я оставила ему клубничную empanada, которую мы сделали вместе. Он их обожает, и она ему точно понравится. – Еще один прямой взгляд на Флору. – Так что? Значит, до пятницы?

– Э-э-э, хорошо. До пятницы.

– В каком это смысле, ты сказала Андре Кристиану Миллану, чтобы он успокоился и не звонил тебе какое-то время? И сколько это – какое-то время?

– Бр-р-р. Вот дерьмо. Черт. – Я уверена, Пили все еще видит меня на экране своего ноутбука с открытым FaceTime, когда я утыкаюсь лицом в кровать. – Не знаю, – говорю я в одеяло. – Я сейчас ни в чем не уверена.

– Лайла.

Я поворачиваю голову, все еще лежа на животе.

– Но это Андре, – говорит она. – Парень, по которому ты рыдала в кладовке! И теперь ты задумалась?

Да, это Андре, и наши отношения несколько лет были главной повесткой моей жизни. Поместите наши лица на флаг и размахивайте им над Западным Дейдом. Андре Миллан и Лайла Рейес вместе навсегда. Но стоит мне узнать, что Андре хочет снова быть со мной или хотя бы поговорить об этом, я прошу его не звонить?

– Ты изменилась, – мягко говорит Пилар. На ее лице появляется задумчивая улыбка.

– В каком смысле? – Я вытягиваю руку и сгибаю ее. – Побледнела? – Я беру прядь волос; они у нас с ней одинакового цвета. – Mira[78]78
  Послушай.


[Закрыть], тут нет такого солнца, как дома.

– Сестра, которую я знаю, позвонила бы, отправила сообщение, наняла самолет, который написал бы в небе просьбу, чтобы мами и папи поскорее отправили тебя домой из-за этого.

– Ага, что еще бы она сделала? Та Лайла, которую ты знаешь? – Какой Пили видела меня на самом деле все эти годы, не как член семьи, а как человек со стороны?

Пилар тихо фыркает.

– Давай посмотрим. Ты бы, вероятно, помчалась в Гейблс. До потери чувств целовала Андре. Заставила бы его снова называть тебя своей.

Заставила бы. И Пили абсолютно права насчет той девчонки, что она оставила в аэропорту. Я пялюсь на сестру, частичку меня, которую так сильно люблю.

– Пили, – вдруг говорю я. – Тут теплеет. Но я носила всю одежду, что ты мне положила. Скучаю по тебе.

– Я скучаю сильнее. Скучаю по нам.

Несмотря на мое умение управляться с ножами, ее лезвие соскальзывает и глубоко ранит меня. Она притягивает меня, манит домой. Лас Рейесы, Лайла и Пилар. Наш план по захвату мира ярче и живее, чем когда бы то ни было, в моих глазах и моем сердце. Так легко, так непринужденно. Это мое будущее и всегда им было.

– Я не могу вернуться к Андре так быстро, – говорю я. Мое собственное сердце слишком важно для меня. – Нельзя торопиться на этот раз. Ты не понимаешь, как мне было тяжело.

– Не понимаю? – Четыре тысячи миль понимания отражаются на ее лице.

– Спасибо. – Я раскрываю карты, признавая поражение. – Что отправила меня сюда.

Пилар делает медленный, долгий вдох.

– Я была права. Ты изменилась.