Текст книги "Интуицио"

Она спокойно кивнула:

– Конечно, но вы, как и я, знаете: независимо от того, что мы решаем делать в жизни, на нашей дороге всегда встречаются несносные типы, которые вызывают у нас желание все бросить. Но разве этого достаточно, чтобы заставить нас свернуть с избранного пути? Нет, я так не думаю, в противном случае вы вверите свою судьбу в руки этих субъектов, и когда в старости обернетесь назад, то осознаете, что это они диктовали вам направление и управляли вашей жизнью. И это вы сами дали им власть, которой они не заслуживали.

Она смотрела на меня, явно ожидая моей реакции.

Нечего сказать, попал я в переделку…

Я выпил глоток воды.

– Я подумаю.

– Быть свободным – значит действовать по собственному выбору, а не на основании того, что говорят или делают другие.

Она замолчала, и я задумчиво покачал головой.

Я вспомнил об обещании, которое дал себе сегодня утром: не принимать поспешных решений, когда на меня давят извне.

Я встал и начал расхаживать вдоль оконных проемов; мне нужно было прислушаться к сигналам моего тела.

Что я ощутил при мысли о том, чтобы все прекратить?

Не слишком очевидно… Нечто вроде пустоты в животе. Было ли это приятно?.. Едва ли.

Я сделал глубокий вдох, чтобы изменить внутреннее состояние.

Что я почувствовал, когда задумался о продолжении работы?..

Моя грудная клетка и живот словно напряглись в этот момент, но напряжение не было нервным, как при стрессе или волнении, нет, скорее, оно напоминало подготовку мускул к действию.

Мое тело знало, что я должен делать.

Я повернулся к Анне.

– Хорошо… – сказал я ей.

Зазвонил телефон, на этот раз мой.

Это был Билл Кримсон.

– Секунду, – извинился я перед Анной, – это мой агент. Мне надо ответить, это важно.

– Без проблем.

– Алло, Билл?

– Тим, я постараюсь быть предельно ясным, – начал он своим хриплым голосом. – Я устроил тебе интервью у Опры, и, раз уж ты ни разу не был на телевидении, я расшибся в лепешку, чтобы срочно организовать для тебя медиатренинг с лучшим коучем в Нью-Йорке. А ты что творишь?! «Абонент не доступен»! Ты договариваешься о встрече, потом отменяешь ее, потом снова договариваешься… при этом оставаясь все время «вне зоны действия» и…

– Но…

– Заткнись! И тут Опра отзывает приглашение. Я выворачиваюсь наизнанку, звоню черт знает сколько раз, пока наконец мне не удается поговорить с режиссером, чтобы выяснить, что случилось, и договориться по новой, и что же я узнаю? Вмешалось ФБР, дав понять, что не стоит тебя приглашать… Что это еще за бред?! Короче, я не знаю, чем ты занимаешься в свободное от романов время, и не хочу этого знать, я не знаю, что ты натворил, почему тебя преследует ФБР, но я точно знаю, что больше не хочу о тебе слышать. Никогда! Ты понял меня? Никогда! Все кончено!

И он повесил трубку, кипя от гнева.

Я просто остолбенел от изумления.

21

Анна толкнула дверь кабинета, где должны были ждать Гленн и Роберт. Та со скрипом открылась.

В кабинете находился только Гленн; в этой маленькой комнатушке без единого окна стоял затхлый воздух и невыносимая жара. Гленн сидел на офисном стуле перед компьютером с пожелтевшей от въевшейся грязи клавиатурой.

– Вы видели Тимоти? – спросила Анна.

Гленн повернулся на стуле и посмотрел на нее:

– Да, и слышал тоже. Как и все по крайней мере на шести этажах.

Анна закрыла за собой дверь и прислонилась к стене.

– Его можно понять. Если позволите, то, что вы сделали, не просто возмутительно, но вдобавок не слишком умно. Нет, честно, чего вы ожидали? Что он поблагодарит вас за то, что вы опорочили его перед Опрой?

Гленн откинулся назад, и спинка стула накренилась.

– Думаю, это инициатива Роберта, я вообще был не в курсе. Но не стоит преувеличивать, передачу отменили не потому, что пострадала его репутация…

– Все гораздо серьезнее. Когда его агенту стало известно, что инициатива разрыва договоренности о приглашении Тимоти на передачу исходила от ФБР, тот отказался работать с Фишером. Вы представляете последствия? Кажется, этот агент весьма влиятелен в литературных кругах… Тимоти просто раздавлен. Под угрозой оказалась вся его писательская карьера. Даже издатель может от него отказаться…

Гленн покачал головой:

– Я не понимаю, каким образом это стало ему известно и почему Роберт не был более сдержан с помощниками Опры. Обычно нам удается добиться желаемого, не слишком вдаваясь в подробности. Но Роберт, видимо, решил, что действует правильно и что при таком раскладе Тимоти непременно продолжит работу над делом…

– Ну что же, он преуспел. Тимоти больше не хочет вас видеть. Что он вам только что сказал?

– Здесь был только я. Он орал, что мы должны придумать, как вернуть его в передачу, иначе, цитирую, он «расскажет прессе о наших шпионских делишках».

Анна поморщилась:

– Вы собираетесь что-то предпринимать?

– Это будет нелегко…

Анна выпрямилась и громко вздохнула:

– Хорошо. Я тоже ухожу. Я больше ничем не могу вам помочь. Пока.

Анна направилась к двери.

– У вас нет другого провидца, чтобы тот продолжил начатое? – спросил ее Гленн, подняв бровь.

– Ответ отрицательный.

– А если подготовить нового?

– К тому времени, как он сможет приступить к работе, – сказала она, выходя из кабинета, – в этой стране не останется ни одной финансовой компании.

* * *

На Федерал-плаза я вышел из управления ФБР, кипя от возмущения и злости.

Эти люди прямо сейчас губили мою карьеру, разрушали мою жизнь.

Что мне оставалось? Ничего! Разве что просить, чтобы они по возможности исправили все, что натворили. Я прямо задыхался от ярости. Как можно служить общественному благу, используя бандитские методы?

Мне нужно было выпустить пар, но как? Не придумав, что делать дальше, я решил вернуться домой.

Я обогнул здание на Уорт-стрит и вышел на Бродвей. Небо было еще темнее, чем мое настроение. На тротуарах туда-сюда сновало множество людей: кто-то спешил по делам, кто просто слонялся. Движение на проезжей части показалось мне довольно плотным для полудня.

Добравшись до Сити-Холл-парка, где бродило несколько туристов, я спустился в метро и сел на прямой поезд до Квинса. На дорогу должно было уйти примерно сорок пять минут.

Поезд тронулся. Я занял свободное место, закрыл лицо руками и глубоко вздохнул. Мне нужно было успокоиться, перегруппироваться, вернуться к позитивному настрою. Убедить себя, что плохое – это не навсегда. Что Билл Кримсон не собирается уничтожить меня напоказ всему свету, что в его интересах просто поскорее перевернуть страницу и идти дальше… Я должен был расслабиться, выбросить из своей головы дурные мысли, отрешиться от всего лишнего. Я начал медитировать, закрыв глаза и погрузившись в океан собственного сознания…

– Как ты думаешь, на пароме найдется для нас место?

Детский голос.

– Конечно, мой хороший, – раздался голос пожилой дамы. – Вот смотри, мы приехали, давай-ка, пора на выход!

Мне понадобилось несколько секунд, чтобы осознать смысл слов, которые я только что услышал. Я открыл глаза: в этот момент поезд остановился на станции «Саут-Ферри»! Я сел на линию, идущую в противоположном направлении, на юг! Я вскочил с места и едва успел выбежать из вагона в тот момент, когда двери уже закрывались.

Оказавшись на платформе, я снова увидел бабушку и внука.

– А далеко до Стейтен-Айленда? – спросил мальчик.

– Нет, минут тридцать.

– Мы увидим статую Свободы?

– Да, будем проходить мимо.

– Честно, бабуля? Честно? – В голосе ребенка звучал трогательный энтузиазм.

Едва я их обогнал, как у меня вдруг возникло желание тоже отправиться на Стейтен-Айленд, покинуть бетонный город, вдохнуть свежего воздуха и погулять по пляжу, ни о чем не думая… У меня больше не было никаких обязательств, я мог свободно следовать своим желаниям…

Ждать парома не пришлось: он уже стоял у пристани. Во время переправы я перекусил прямо на палубе, опершись на ограждение и вдыхая полной грудью ветер и соленую водяную пыль. Уже будучи на острове, я воспользовался железнодорожной линией, чтобы добраться до Донган-Хиллз, затем прошел пешком по Сивью-авеню, приятной улице с прекрасными просторными домами. После Манхэттена я чувствовал себя здесь как на другой планете. Через двадцать минут я уже был на Мидленд-бич.

Огромный местный пляж протянулся под неспокойным небом до самого горизонта. Вокруг не было ни души, никто не отваживался прогуливаться здесь, пока зима все еще не желала сдавать свои позиции. Лишь несколько чаек приветствовали меня пронзительными криками. Ветер приятно пах океаном и свободой.

Я разулся, бросил ботинки в траву, закатал брюки и пошел босиком по белому прохладному песку.

Я шагал километр за километром по краю воды, забыв о времени, забыв обо всем на свете, позволив пахнувшим йодом брызгам хлестать меня по лицу, а небольшим волнам – умирать у моих ног, оставляя на песке следы пены.

Когда изнутри терзают сомнения, самое мудрое – поверить. Поверить в жизнь, в самого себя, в собственную звезду… Тревоги служат лишь для того, чтобы преградить доступ к нашим ресурсам, разрушить здоровье и сделать нас самих невыносимыми для других людей. Вера в себя является краеугольным камнем нашего равновесия, наших сил и способности воспрянуть духом. Даже тогда, когда все кажется беспросветным, когда не видно выхода, а будущее представляется таким же мрачным, как ноябрьское небо.

Я был погружен в свои мысли, когда зазвонил телефон. На долю секунды у меня промелькнула надежда, что мои позитивные мысли подкрепит хорошая новость, но нет, звонок был от Линн.

– У меня куча инфы, – поспешила сообщить она вместо приветствия.

– Замечательно.

Я не собирался говорить Линн сейчас, что ее информация мне больше не нужна. И, кроме того, мне было любопытно узнать, чем закончится эта история.

– Скажи мне, что тебе известно о проблемах Амазонии, чтобы я просто дополнила твои сведения теми, что смогла найти?

– Что мне известно? Ну… как всем, что там назревает катастрофа. Амазонские леса уничтожают с огромной скоростью главным образом для того, чтобы заниматься на освободившихся землях сельским хозяйством, разведением скота и выращиванием сои; исчезновение деревьев влечет сокращение количества осадков, а это, в свою очередь, убивает другие деревья, и поэтому юг Амазонии постепенно превращается в саванну. По мнению ученых, достаточно уничтожить двадцать процентов леса, чтобы потерять и оставшуюся часть. Что еще? Что это будет катастрофа, потому что деревья содержат углерод, который они выбрасывают в атмосферу в виде углекислого газа при сжигании их после вырубки или даже просто при гниении. И что по сценарию, который разворачивается у нас на глазах, миллиарды тонн углекислого газа могут изменить климат всей планеты.

– Отлично сказано. А теперь вопрос, который позволил мне продвинуться в моих поисках: кому это выгодно?

– Это же очевидно. Насколько я знаю, прежде всего, бразильским фермерам, которых поддерживает их правительство, отказывающееся прислушаться к опыту других стран. Известно, что соя, выращенная в Амазонии, продается европейцам и китайцам, которые кормят ею свой скот. Короче, все крутится вокруг говядины.

– Все это так, но есть еще кое-что, о чем никогда не говорят. Чтобы понять, какие силы поддерживают вырубку лесов, надо проследить всю цепочку от начала до конца и узнать, кому это выгодно. И тут я кое-что обнаружила: за ниточки в Амазонии дергают иностранные инвесторы. Это… большие финансовые компании и крупные западные банки.

– Эти компании находились в небоскребах, которые подожгли?

– Ну, если честно, не все.

– А подробнее можешь?

– Если говорить по порядку, то первой в Балтиморе нападению подверглась башня «Ти-Роу-Прайс».

– Верно.

– «Ти-Роу-Прайс» – одна из американских финансовых компаний; вложила в сумме девять миллиардов долларов в два гиганта бразильского агробизнеса, которым принадлежит большая часть рынка сои и которые активно участвуют в вырубке лесов.

– Понял.

– В Велли-Фордж сгорело здание «Вэнгард». Та же история.

– А «Барклайс» в Нью-Йорке?

– «Барклайс», которому «Гринпис» присудил Премию позора в 2012 году, – это один из трех банков, профинансировавших на сумму в один миллиард двести миллионов долларов «Джей-Би-Эс», бразильскую корпорацию по производству говядины.

– В Чикаго, если я правильно помню, в небоскребе располагалась финансовая фирма «Кэпитал Ван».

– Да, но там я ничего не нашла. «Кэпитал Ван», кажется, единственная компания, которая, похоже, никак не связана с тем, что происходит в Амазонии.

– Ну вот. Достаточно одного исключения, чтобы похоронить всю теорию…

– Мне жаль… Но этой конторе вроде бы не за что упрекнуть себя в смысле экологии.

– В любом случае огромное спасибо за помощь. Это правда очень мило с твоей стороны.

– Ты скоро вернешься? Твой котик скучает…

– Да, я скоро приеду. Увидимся!

На обратном пути я окончательно освободился от стресса. Я решил смотреть на все позитивно: это не так уж плохо – избавиться от старого ворчуна Билла Кримсона, рядом с которым я никогда не чувствовал себя в своей тарелке; я найду другого агента, получше, более уважаемого и эффективного, такого, который будет в меня верить. В конце концов, это куда важнее.

Солнце уже садилось, когда я оказался на пароме. Я устроился на палубе в передней части судна, где, держась за поручни и слушая ветер, свистевший у меня в ушах, я отдался качке и захватывающим ощущениям от погружения в темную океанскую воду при каждом движении судна вниз.

Далеко в ночи один за другим зажигались огни Манхэттена, как свет надежды, обещаний и возможностей, которые жизнь уготовила мне в будущем.

Мой телефон завибрировал в тот момент, когда судно причаливало к терминалу «Уайт-холл».

Здравствуйте! Это Джоанна, я ассистентка Опры. Сожалею из-за возникшего недоразумения, передача состоится. Встреча, как и оговорено ранее, в студии в воскресенье в 13:00.

Внимание: это будет прямой эфир, передача начнется в 13:30.

Yes!!!

Я не без удовлетворения отметил в этом сообщении эффект моей обретенной веры в себя, словно Вселенная подстроилась к ритму моего внутреннего состояния.

Оказавшись на набережной, я позвонил в офис Института медиатренингов, чтобы договориться о визите, но мне ответили, что договоренность аннулирована. Разочарование – это первое, что я почувствовал, но тут же взял негативные эмоции под контроль. Отчаянию больше не будет места в моей жизни. Тем хуже для них. Сам разберусь.

В любом случае вопрос заключался не в том, чтобы научиться технике ответов во время интервью, а в том, чтобы в первую очередь избавиться от страха, когда я окажусь перед телекамерами. И еще… от страха перед чужим мнением… А что такое страх перед чужим мнением, как не необходимость быть оцененным по достоинству, получить признание?

Я вспомнил слова Анны о моем стремлении к признанию, которое мешало мне в самом начале нашего обучения технике предвидения. Это чертово стремление к признанию управляет жизнью, влияя на наш выбор, блокируя наши глубинные желания и мешая нам быть самими собой. Это заставляет нас жить и поступать не так, как нам хочется, делает нас рабами, притом что мы даже не отдаем себе в этом отчета. С тех самых пор, как мне впервые пришлось делать что-то на публике – исполнять музыкальное произведение, заниматься спортом или произносить речь, – присутствие других всегда меня смущало.

Как было бы здорово позволить себе просто оставаться собой, не заботясь о том, что подумают окружающие!

Во второй раз за день я принял решение верить – верить в себя и двигаться вперед, сохраняя это чувство. Порой самое эффективное, что можно сделать, – это просто принять решение.

Спустя час я добрался до дома в довольно безмятежном настроении.

Я с трудом открыл входную дверь, мой ключ почему-то застрял в замочной скважине, и едва я включил свет, как мной овладел ужас, навалившийся на меня, словно хищник на жертву, сдавив мне грудь. Вся мебель была опрокинута, вещи валялись на полу в полном беспорядке. Рынок в Марракеше после урагана – не иначе.

Я замер как вкопанный на пороге, прямо перед большим зеркалом, отражавшим мое перепуганное лицо.

Я всегда опасался квартирных воров и вот только что стал их жертвой.

С пересохшим горлом я медленно сделал шаг вперед. Моя одежда, вещи, сувениры… вся моя личная жизнь была выложена напоказ и осквернена. Даже стенные шкафы в коридоре были полностью выпотрошены, и их содержимое печально валялось на полу. Я заметил свои детские фотографии, разбросанные вперемешку с брюками, рубашками, папками с документами, носками, налоговыми декларациями. Меня едва не стошнило.

Растерянный, я сделал несколько шагов по гостиной, не зная, за что взяться. Нужно было вызвать полицию, конечно, а затем уже наводить порядок, на что явно уйдет не один час. Надо было также составить список украденного и сообщить о случившемся в страховую компанию. Ничего не забыть. Я подумал о том, что вор мог стащить семейные ценности, вещи, принадлежавшие отцу, и у меня заныло в груди.

Мне тут же захотелось вымыть и продезинфицировать все свои вещи. Если бы я мог пройтись по всему дому сильной струей воды, я бы так и сделал, чтобы смыть с него следы вторжения.

Я вошел в спальню, все еще с трудом дыша, готовясь к тому, что сейчас увижу, например, выпотрошенный матрас. Но когда я оказался внутри, в глаза мне бросилось нечто совершенно иное.

Прямо посередине девственно белой стены над изголовьем кровати красной краской было написано одно только слово – но меня словно кипятком обдало.

Конец

Сюжет был взят из моей последней книги, события которой разворачивались в Нью-Йорке в двадцатые годы. Когда мафиози в романе начинали преследовать очередную жертву, выдвигая какие-либо требования, они подсылали к этому человеку наемного убийцу, который для начала писал слово «Конец» кровью на стене в спальне несчастного. Если же бедняга не желал повиноваться, очень скоро его находили подвешенным за ноги и истекшим кровью.

Стало быть, кража здесь была ни при чем. Все обстояло гораздо хуже. Мишенью был я сам. Так что мне пришлось признаться себе в очевидном: поджигатель узнал, что я иду по его следу, выследил меня и теперь угрожал.

Буквы на стене блестели, как если бы краска была еще свежей. Мне стало страшно.

А что, если он все еще здесь?

Я мгновенно схватил телефон, чтобы позвонить в полицию, но потом передумал. Моя роль в деле была засекречена. Так что, несмотря на внутреннее сопротивление, у меня не было другого выбора, кроме как позвонить Гленну или Роберту…

Гленн взял трубку, и я все ему рассказал.

– Оставайтесь на месте, – велел тот, – я вернулся в Вашингтон, но немедленно пошлю к вам команду.

Ирония судьбы заключалась в том, что поджигатель хотел, чтобы я остановил свои поиски, тогда как я сам уже прекратил их…

Но как, черт возьми, он узнал о моей роли в этом деле? Как это было возможно, я же действовал на закрытой военной базе в Форт-Миде? Это просто немыслимо…

Я подошел к стене. Краска казалась влажной. У меня вдруг зародилось сомнение, и я провел пальцем по нижней горизонтальной линии последней буквы. Палец окрасился красным, и я поднес его к носу. Это было именно то, чего я боялся.

Боже, надеюсь, это не кровь…

– Аль-Капоне! Аль-Капоне!

Я обежал всю квартиру, не переставая звать кота. В отчаянии я осознал, что он не вышел меня встречать, когда я вернулся домой, как это бывало обычно. Я обыскал все, но не нашел его. Я был потрясен. Его нигде не было. В конце концов я взобрался по деревянной лестнице на чердак, ни на что особенно не надеясь: он никогда туда не лазал.

Незваный гость тоже туда не добрался, все было на своих местах, то есть в беспорядке, но в моем беспорядке, узнаваемом, знакомом.

– Аль-Капоне!

Никаких следов… Я готов был заплакать.

Мой бедный котик…

Я уже собирался спуститься по лестнице, как вдруг мое внимание привлекла одна из коробок, обычная картонная коробка, одна из многих. Я подошел к ней.

Аль-Капоне был внутри этой коробки, перепуганный, но живой, он забился в самый угол. Я взял его на руки и дал волю слезам, прижимая кота к себе. Я целовал его в лоб, баюкая на руках. Ему всегда это нравилось, но на этот раз он упорно молчал. Бедный кот был явно в шоковом состоянии.

Я глубоко вздохнул.

Все вернулось на свои места.

Я все еще гладил кота, когда мой взгляд упал на другую коробку, гораздо меньших размеров.

Пистолет моего отца.

Когда Аль-Капоне немного пришел в себя, я опустил его на пол и взял коробку, в которой лежало оружие. Открыв ее, я прикоснулся к холодному металлу пистолета. После секундного колебания я сунул тяжелое оружие в карман, а обойму – в другой.

Через десять минут на место происшествия прибыли сотрудники ФБР с командой экспертов и всем прочим. Новое вторжение в мою частную жизнь, но на этот раз успокаивающее.

Я предполагал, что мне зададут вопрос о смысле послания, оставленного на стене, но, видимо, команду проинструктировали, так что следователи меня об этом не спрашивали.

Было уже почти два часа ночи, когда я отправился в постель после того, как постарался навести порядок в квартире и, как мог, оттер стену в спальне. Я был вымотан, но все же решил как можно скорее избавиться от следов вторжения. В каком-то смысле мне нужно было перелистнуть эту страницу и вернуть себе свой дом. Но угроза на стене не выходила у меня из головы, наполняла меня тревогой, как прооперированная опухоль, насчет которой все время спрашиваешь себя, а не вырастет ли она снова.

Я взял в руку пистолет, довольно старую полуавтоматическую «беретту». Оттянул затвор, чтобы дослать патрон в патронник, и положил оружие на ночной столик. Никогда не думал, что однажды мне придется спать с пистолетом возле подушки.

Я сказал себе, что поставлю усиленную входную дверь и решетки на окна, которых там никогда не было. Неужели я собирался жить теперь заточенным в тюремной камере?

В конце концов мне удалось уснуть: разум даже в состоянии тревоги все же уступает требованиям тела. Если только это не душа взывала о нескольких часах отдыха…

Посреди ночи я вдруг открыл глаза.

Тишину погруженной во мрак комнаты едва нарушал легкий свист ветра в дымоходе камина.

Я знал.

Поджигатель не следил за мной до дома. В последний раз я приезжал домой еще до того, как мне удалось предоставить ФБР полезную информацию, так что у меня не было никаких причин заподозрить поджигателя в слежке.

Он узнал, где я живу, совершенно иным способом.