Текст книги "Интуицио"

14

Оставшись в лаборатории Форт-Мида в одиночестве, Анна испытывала крайнюю озабоченность. Провал Тимоти Фишера и его отъезд все усложнили. Если лаборатория не сумеет выполнить просьбу президента, ему будет трудно обосновать ее бюджет на будущий год в сенате, который и так был вечно недоволен этой статьей расходов. Если, конечно, президент и вовсе не откажется поддерживать исследования. Поиски финансирования с самого начала были предметом сложных переговоров. Проект всегда оказывался под прицелом двух противостоящих групп сената: ультрарелигиозной, для которой искатели из «Звездных врат» были нарушителями замысла Божьего, и ультрарационалистов, которым вся эта затея с провидцами представлялась просто чушью собачьей.

И вот впервые возник риск оказаться в по-настоящему тупиковой ситуации.

Теперь, когда Анна утратила способность к предвидению, ее провал в попытке обучить нового «удаленного провидца» угрожал непосредственно ей самой, а кроме того, компрометировал весь проект в целом. Она могла оказаться в роли обвиняемой.

Анна медленно откинулась на спинку кресла и глубоко вздохнула.

Тимоти ее разочаровал. Она верила в его потенциал и считала, что он сможет довольно быстро овладеть методикой и затем применить ее на деле. Почему он все время проваливался? В его последней визуализации не подтвердилось ничего, и это доставило явное удовольствие Роберту Коллинзу, который и без того не скрывал своего скептицизма.

В отчаянии она в очередной раз взяла документы, где записала все, что касалось последнего разрушенного здания, и снова внимательно перечитала их в надежде обнаружить хоть какую-то связь, пусть даже и косвенную, с заключением Тимоти по этому объекту.

Где, черт возьми, могла скрываться эта несчастная цифра «сорок один»? А что, если главное управление предприятия находилось на сорок первом этаже? Нет, не то: Коллинз сказал, что это был не небоскреб, а комплекс зданий, выстроенных скорее вширь, чем ввысь. Быть может, в таком случае это количество их офисов в мире? Они должны быть почти повсюду. Анна набрала в «Гугле» запрос: «Вэнгард» – и запустила поиск. В первой строчке выскочил официальный веб-сайт компании. Она кликнула на него и перешла на страницу с отделениями компании. Как и ожидалось, она увидела список офисов. Сердце Анны забилось сильнее, когда она обнаружила четыре отделения в Соединенных Штатах. За границей она насчитала пятнадцать, что в сумме составило девятнадцать. Никаких «сорока одного».

Она вернулась на страницу с результатами поиска, и ей пришла в голову мысль открыть вкладку «Видео». Десятки результатов, связанных с «Вэнгард», появились на экране. По большей части это были интервью с первыми лицами компании, с финансистами, экономистами. Видео, размещенное Си-эн-эн, называлось «Пожар в „Вэнгард” с высоты птичьего полета». Она кликнула на него.

Съемки производились с дрона или с вертолета. Сначала здание было видно издалека. Языки пламени разрывали ночную мглу посреди темной зоны, по всей вероятности лесного массива за пределами города. Затем камера приблизилась и медленно сделала круг, облетев весь комплекс на расстоянии. Стало ясно, что он состоял из небольшой группы строений, пяти или шести, связанных между собой и теперь охваченных огнем. Камера медленно набрала высоту, чтобы снять всю картину пожара. Анна подумала о перепуганных служащих, которые наверняка эвакуировались в панике, разбежавшись по окрестным лесам. А сколько из них, оказавшись в окружении пламени, так и остались на месте? Огонь во все времена был одной из самых пугающих стихий для человека.

Анна не могла отвести взгляд от экрана, словно очарованная этим мрачным зрелищем. Но вдруг ее сердце сжалось, когда на нем появился очередной общий вид комплекса. Она окаменела, и ей стало трудно дышать.

Расположение зданий было довольно своеобразным. На кадрах, сделанных сверху, Анна обнаружила, что они составляли охваченную огнем цифру «четыре» посреди леса. Построенная рядом с ними бетонированная парковка, освещенная разогнавшим мрак огнем, походила на цифру «один».

15

Большой красивый кабинет Барри Кантора в Белом доме был залит солнцем. Через высокие стекла можно было любоваться деревьями в нарядном, ухоженном саду. Этот высокий потолок с лепниной и элегантным карнизом, эти дверные проемы, украшенные резными пилястрами с небольшими капителями, кремовые стены с белыми деревянными панелями напоминали жилище великого Гэтсби. Гленн уже несколько раз бывал здесь, но каждый раз испытывал одинаковое волнение оттого, что находился в нескольких шагах от Овального кабинета президента.

Толстый ковер поглощал звуки, согласуясь с общей вневременной атмосферой покоя и контрастируя с динамичностью советника президента.

– Не радуйтесь раньше времени, – сказал Роберт Коллинз своим хриплым голосом, – метеорологи обещают, что сегодня вечером снова будет туман.

Гленн подавил улыбку. Роберт впал в мрачное настроение с того момента, как его великолепная идея выследить преступника при помощи компьютера, с которого тот взламывал системы безопасности сгоревших зданий, привела к аресту банального шутника. Что касалось поджигателя штаб-квартиры «Вэнгард», то он был очень осторожен и не оставил после себя никаких следов в сети.

Барри Кантор сел за небольшой стол из красного дерева и взял слово:

– Цель нашего собрания – решить, что делать дальше. Миссис Сондерс, вы говорите, что ваш провидец все-таки был прав в своем описании цели…

– Это так, – подтвердила Анна. – В его заключении указывалось серо-розовое строение и наличие поблизости от него цифр «четыре» и «один». Вот фотография с воздуха комплекса зданий «Вэнгард» в Вэлли-Фордж. Все строения на самом деле розовые и серые и своим расположением формируют четверку, а парковка рядом с ними выглядит как единица.

Кантор взял фотографию и посмотрел на нее.

– Это кажется мне неоспоримым, – сказал он. – В таком случае почему вы взяли ложный след?

– Мы неправильно интерпретировали описание Тимоти Фишера, – ответил Гленн. – Мы приняли за очевидный факт то, что «сорок один» означает адрес, к тому же выяснилось, что такая финансовая компания в розово-сером здании и цифрой «сорок один» в адресе существует. Это, безусловно, и привело к ошибке.

– В этом вся проблема «Удаленного видения», – поспешил вмешаться Роберт. – Оно дает сырую информацию, с которой непонятно, что делать.

Барри Кантор задумчиво покачал головой:

– Именно в этом ЦРУ часто упрекало провидцев из проекта «Звездные врата»: много верных предвидений, но неясно, как их использовать…

Анна никак не отреагировала на эти слова.

– У нас все равно нет никаких других следов, – сказал Гленн. – Уж лучше информация, которую следует расшифровать, чем совсем никакой.

– Соглашусь. По-моему, это очевидно, – поддержал Гленна Барри Кантор. – Надо вызвать Фишера и продолжать.

– Я попробую убедить его вернуться, – предложила Анна.

Кантор нахмурился:

– Убедить его?

– Он считает, что провалился; неудача совершенно выбила его из колеи. И потом, он должен готовиться к телепередаче. Его пригласили к Опре Уинфри, съемки должны состояться через несколько дней. Короче, он хлопнул дверью. Ничего не гарантирую, но попытаюсь заставить его изменить свое решение.

– Разумеется, он уехал, считая, что потерпел поражение, – резюмировал Кантор. – А значит, когда вы расскажете ему об успехе, он не устоит перед искушением возобновить работу.

Роберт пожал плечами:

– Мы теряем время, гоняясь за строптивым провидцем.

– Вы тоже несете за это ответственность, – с укором произнесла Анна. – Вы были настроены против него с самого начала.

– Надо убедить его вернуться, – согласился Гленн, поворачиваясь к своему коллеге. – У нас нет выбора: мы оба знаем, что на разборку завалов уйдет не меньше недели, а потом еще несколько недель, прежде чем эксперты смогут начать работу. Но сколько зданий за это время сожжет этот псих? Сколько людей погибнет?

– На сегодняшний день, – буркнул Роберт, – нет никакой информации о погибших.

– Мы узнаем об этом, только когда разберем завалы. Ты готов рискнуть и подождать?

На некоторое время повисло молчание, которое нарушил Роберт. Опустив глаза, он нехотя произнес:

– Что ж, продолжим с Фишером. Но в таком случае не будем терять времени, дадим ему ЛСД.

Гленн посмотрел на Анну, лицо которой сразу омрачилось.

– Мы уже говорили об этом, – сказала она ледяным тоном. – Я не отступлюсь от своих слов.

– Этого требует ситуация, – возразил Роберт.

– Это совершенно исключено, – заявила она.

– Здесь всем известно, что ЛСД многократно усиливает интуицию.

– А также что из-за этого наркотика жизнь у людей летит ко всем чертям, – ответила она.

– Это не тяжелый наркотик, – вмешался Барри Кантор. – С нескольких доз не формируется зависимость.

– Вот именно, – поддакнул Роберт.

– Дело совсем в другом, и вы отлично это знаете. Вы знаете, какие совершенно особенные последствия ждут Фишера в случае употребления ЛСД. Вы, как и я, знаете, что это положит конец его карьере писателя.

Снова возникла неловкая пауза.

– Ситуация серьезная, – вдруг произнес Кантор. – Уолл-стрит на грани катастрофы, это может повлечь обвал рынков во всем мире. Президенту звонили премьер-министр Японии, французский президент, немецкий канцлер и множество руководителей других стран. Мы должны сделать все, чтобы остановить этого ненормального как можно скорее.

– Да, но это не повод причинять вред кому бы то ни было, – возразила Анна. – Я решительно протестую.

– На кону интересы государства, миссис Сондерс, – призвал ее к здравомыслию Кантор. – Этот поджигатель угрожает равновесию нашего общества.

Анна посмотрела ему прямо в глаза:

– У нас тут не диктатура. В этой стране уважение к частной жизни превалирует над интересами государства.

Она замолчала, и в комнате снова воцарилась тишина. Гленн сказал себе, что Анна отлично выступила: вряд ли советник президента станет подвергать сомнению один из постулатов демократии, тем более в стенах Белого дома.

– В любом случае, – произнес Кантор, – надо, чтобы Фишер вернулся.

– Если он решил сделать перерыв, чтобы подготовиться к передаче Опры, – заявил Роберт, – нам придется попотеть, чтобы он захотел вернуться…

– Так некстати эта программа… – произнес Гленн.

– Думайте сами, каким образом вы решите эту проблему, – приказал Кантор.

– Мы постараемся, – ответил Коллинз.

– Мне нужны не старания, а результат.

* * *

Сидя за столом перед окном своей маленькой квартиры, я не мог отвести глаз от экрана компьютера. Мне позвонила Анна и сообщила новость, так что я захотел лично убедиться, увидеть собственными глазами место, разрозненные детали которого мне, судя по всему, удалось ухватить.

Но спутниковое изображение штаб-квартиры «Вэнгард» в «Гугле», пусть даже оно в самом деле неплохо подходило к моему заключению, не вызвало у меня никаких ассоциаций, оно никак не соответствовало внутренним образам, которые я смог составить во время сеанса «Удаленного видения». Я ничего здесь не узнавал, не визуализировал его таким, каким оно было в реальности. Я просто идентифицировал отдельные элементы, которые его составляли, фрагменты, лишенные какого бы то ни было значения.

Я спросил «Гугл» о расстоянии, разделявшем Форт-Мид и Вэлли-Фордж. Сто восемьдесят километров! Хорошо, пусть по прямой будет сто пятьдесят. Я должен был признать, что предварительные объяснения Анны по поводу того, как предположительно работает интуиция, оказались недостаточными для того, чтобы удовлетворить мое любопытство и восполнить пробелы в моих познаниях об этом предмете. Каким образом мой разум может получить доступ к объекту, расположенному на расстоянии в сто пятьдесят километров от того места, где я нахожусь?

Да и был ли это мой разум? В какой-то момент информация об этом объекте оказалась в моей голове, стало быть, мое сознание имело к ней доступ. Но как? Я снова и снова задавал себе этот вопрос, пытаясь рассмотреть разные возможности, но чем дольше я пытался найти рациональные объяснения, тем больше мной овладевало смущение оттого, что я не способен их найти.

Единственно возможный ответ ставил под сомнение все, что, как мне казалось, я знал о себе, своей жизни, собственном понимании мира и Вселенной. До сих пор я представлял свое сознание как плод мозговой активности: оно было результатом деятельности моего мозга. Но если это так, каким образом оно получило доступ к объектам, расположенным в ста пятидесяти километрах от моего мозга? Ответ мог быть только один, ответ, который грозил пошатнуть все, в чем я доселе был уверен: мое сознание переместилось в искомое место, чтобы собрать о нем информацию.

Все вдруг закружилось вокруг меня, словно я оказался в эпицентре циклона, пока я осознавал возможные последствия своего открытия: если мое сознание могло перемещаться в другое место, то действительно ли оно находится в моей черепной коробке? А что, если оно существует независимо от моего тела, что тогда в действительности представляет собой мое сознание?

16

Никаких новостей из всех трех мест происшествий. И что совсем уж необычно, по-прежнему никаких требований от поджигателя. Как это можно объяснить?

Роберт Коллинз не переносил, когда ему приходилось сидеть на месте. Он кипел от злости, как «феррари», застрявший в бесконечной пробке.

В кабинет, неслышно ступая, вошел Гленн. Как ему удавалось сохранять спокойствие в подобных обстоятельствах? Гленн был из тех людей, которые, начнись в их доме пожар, пропылесосят гостиную, прежде чем вызвать пожарных.

– У меня хорошая новость, – сказал он.

– Ты решил досрочно выйти в отставку?

– Я уговорил Тимоти Фишера вернуться еще на один день.

Роберт поднял бровь:

– Только на один?

– Да.

– То есть вот так – он ненадолго заедет, а потом снова отчалит?

– Увы, да.

– Нам тут не до его разъездов.

– Ему нужно готовиться к передаче.

– Ну конечно, это же гораздо важнее, чем арестовать врага общества номер один.

– Роберт…

– У тебя все?

Гленн прислонился к подоконнику:

– Я изучил продолжительность музыкальной трансляции перед началом каждого поджога.

– Ты опять про эту музыку?

– Время трансляции значительно отличается от здания к зданию.

– Случайность.

Гленн покачал головой:

– Такой профи, как этот поджигатель, ничего не оставляет на волю случая.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Похоже, он ждет столько, сколько потребуется, чтобы все сотрудники эвакуировались… Этот парень не хочет убивать, ему нужно разрушить компании и дестабилизировать нашу экономическую модель. Это означает, что он присутствует на местах поджогов, устраиваясь так, чтобы наблюдать за эвакуацией зданий. Если нам удастся оказаться на месте сразу же после того, как поступит сигнал тревоги, я уверен, что мы сможем его схватить.

Роберт пожал плечами:

– Есть тысячи мест, откуда видно вход в любой деловой центр.

– Само собой, но получить доступ в каждое из них невозможно. Так что он должен находиться в общественном месте: в баре, в ресторане, на площади или просто на улице.

– И что с того, хитроумный ты наш? Думаешь, ты сможешь идентифицировать его среди тысяч бегущих из здания и сотен зевак, которые за этим наблюдают?

Вместо ответа Гленн сунул в рот зефирно-шоколадного мишку.

* * *

Я снова оказался в Форт-Миде. Два часа назад по электронной почте я предупредил коуча из Института медиатренингов о том, что должен перенести нашу встречу. Мне не хватило смелости сказать ему об этом по телефону.

День клонился к вечеру, в парке возле лаборатории было очень хорошо; как и в прошлый мой приезд, по земле опять стелился туман, но на сей раз менее густой. Мы устроились за тем же деревянным столом под большими ясенями. Я снова ощутил приятный запах подлеска и услышал птичий щебет.

Анна попросила Гленна и Роберта дать нам спокойно провести сеанс, они подчинились, хотя Роберт и выказал свое нетерпение раздраженным жестом. И все же они ушли и унесли с собой свое беспокойство. С нами осталось лишь мое – поскольку я чувствовал прежнее давление ответственности, а успех моей предыдущей сессии многократно увеличивал ожидания, связанные со мной.

– Мы попробуем перейти к третьей фазе, – сказала Анна.

– Что это значит?

– Как вам известно, первая фаза подразумевает открытие природы цели посредством рисования идеограммы. Во второй фазе вы входите в контакт с целью посредством ощущений и образов, которые начинаете улавливать. В третьей фазе вы установите форму цели в трех измерениях и набросаете изображения, чтобы воспроизвести ее.

– На всякий случай хочу предупредить: как художник, я полный ноль.

– Это не имеет никакого значения, за вас будет рисовать маркер.

– Как скажете…

– Третья фаза начнется, когда вы будете готовы, когда ваше раскрытие цели будет достаточным.

– И… как я об этом узнаю?

– В определенный момент у вас появится основное ОМ – основное определяющее мнение. По сути, это четкое представление о цели, которое возникает у вас, когда вы собираете его чувственные характеристики. Это знак того, что вы достаточно открыты по отношению к цели, чтобы суметь установить ее форму.

– Хорошо, принято…

– Вы готовы?

Передо мной лежала стопка листов белой бумаги, в руке я держал маркер. Я глубоко вдохнул свежий лесной воздух, чтобы расслабиться и прогнать прочь все, что меня тревожило. До моего слуха донеслось тихое щебетание птиц в ветвях больших деревьев, окутанных легкой дымкой тумана, который мягко стелился по лесу.

– Можно приступать, – произнес я.

– Вперед.

Как обычно, я записал наши с Анной имена, место и время начала сеанса в верхнем правом углу листка, затем обозначил в левой колонке мысли и эмоции, которые меня смущали.

– Цель, – сказала Анна, – это новое здание, нападение на которое сейчас разрабатывает поджигатель.

Она дала мне координаты, только что присвоенные данному объекту, и я позволил своей руке начать действовать…

Мне понадобилось добрых полчаса, чтобы пройти две первых фазы и установить, что целью являлась некая конструкция, исключительно рукотворное сооружение, твердое, холодное, металлическое, остекленное, большое, высокое, и что в ней было голубое и прозрачное. В какой-то момент я начал ходить по кругу и выдавал в основном синонимы. И странным образом мне стало не по себе. Как будто что-то во мне отталкивало эту цель.

– Мне не нравится это место. Оно… какое-то гнилое…

– Вы хотите сказать, что конструкция в плохом состоянии?

– Нет, оно плохое из-за того, чем занимаются те, кто там работает. Или занимались. Я чувствую множество разных эмоций: тревогу, тоску, печаль. Это место словно пропитано ими. У меня такое впечатление, что с нашей целью связано много злобы и даже ненависти. Я ощущаю их так, как будто сам нахожусь там сейчас, среди них…

– В какой-то степени так и есть… В «Удаленном видении» это называется чувством присутствия цели и указывает на очень большое раскрытие. Это чувство и есть основное ОМ. Запишите его в центре листа.

Я сделал то, о чем она меня попросила.

– Теперь, – сказала Анна, – представьте, что вы находитесь напротив цели.

– Ок. Представляю… Я уже там…

– На каком вы расстоянии?

– Я бы сказал, метрах в пятидесяти.

– На что здание похоже?

– Ну…

– Пусть ваша рука чиркает то, что вы заметили…

– Вы будете разочарованы, я правда рисую как осел.

– Все в порядке, это не важно.

Я принялся воспроизводить обрывки образа, который возник в моем сознании, но одна мысль о том, что мне нужно перевести их в рисунок, меня затормаживала, настолько бездарным я был в этом отношении. Просто какой-то изобразительный инвалид.

– Хорошо, – сказала Анна в какой-то момент, чтобы прекратить мои мучения. – Вот что надо сделать: поставьте кончик маркера в центр листка, затем закройте глаза и позвольте вашей руке рисовать маленькие спирали. Да, вот так… Теперь, когда ваша рука в движении, пусть она продолжает вычерчивать эти спиральки, а вы тем временем сконцентрируйтесь на восприятии цели и дайте возможность вашей руке руководствоваться тем, что вы видите, не задавая вопросов. Вот так… очень хорошо…

Ее техника работала: импульсивные движения разблокировали мою руку, и, когда я наконец открыл глаза, я увидел набросок, который все же более или менее походил на то, что я визуализировал.

– Отлично, – похвалила меня Анна. – Теперь вам нужно представить, что вы переместились к другой стороне здания, и начать все заново. Но я попрошу вас отойти подальше, может быть метров на сто, и записать то, что вы видите вокруг.

– Согласен.

Мне показалось, что на этот раз доступ к цели дался мне гораздо проще, а сделать набросок вышло куда легче.

Боковое изображение башни «Барклайс» в окружении других зданий

– Хорошо, – сказала Анна. – Представьте себе, что вы великан, затем закройте глаза и вытяните руку перед собой, чтобы дотронуться до цели и посмотреть, какую информацию вы сможете получить.

Тогда я вообразил себя стоящим напротив здания такой же высоты, что и я сам, в непосредственной близости от него; я вытянул руку, чтобы коснуться его, ощупать, почувствовать.

– В некоторых местах оно шершавое, – проговорил я, – в других – гладкое, и… я вижу голубую птицу и… только что откуда-то возникло слово «АДМИРАЛ»… а еще я вижу мужчину… с голым торсом, в красных плавках… он поднимается по лестнице. Думаете, это все интерпретации?

Анна покачала головой:

– Нет, я так не думаю. Не в этой фазе. Раскрытие явно очень велико, вы узнали о цели очень много… Но вернемся к зданию. Опишите, что еще вы заметили.

Как ни странно, но тот факт, что я протянул перед собой руку, ощупывая цель, – это было всего лишь ментальной проекцией – помог мне получить доступ к дополнительным образам.

– Оно высокое: узкое и высокое. В сущности, это башня, огромная башня, но к основанию она расширяется, словно стоит на постаменте.

– Что еще вы видите?

– Синее, много синего.

– Башня синяя?

Я засомневался. Я вытянул вперед обе руки и ощупал виртуальную башню перед собой, как делают слепые, чтобы понять, что за предмет перед ними находится.

– Не думаю, что вся башня синяя… нет… но синий цвет там точно есть, я уверен.

– Отлично. Что-то еще?

Я попытался собрать побольше информации… но тщетно.

– Полагаю, вряд ли получится узнать что-нибудь еще…

Анна задумалась на несколько секунд, а затем сказала:

– Очень хорошо. На этом и остановимся. Я оставлю вас, чтобы вы написали резюме и указали время окончания сеанса. Схожу за нашими друзьями.

Через несколько минут они вернулись втроем. Анна прислонилась к стволу ясеня, агенты подошли к столу: Гленн сунул руки в карманы, Роберт скрестил их на груди, остановившись чуть дальше.

– Должен вам сказать, что я не знаю, насколько полезна моя информация, – признался я.

Они смотрели на меня, никак не реагируя.

Я откашлялся:

– Так вот. По-моему, здание представляет собой небоскреб в окружении плотной городской застройки, возможно, вокруг него стоят другие башни. Никаких природных элементов, никакой воды. Там есть что-то синее, а характерные приметы здания таковы: твердое, холодное, металлическое, остекленное, большое, высокое и есть некоторая прозрачность. Не знаю, чем занимаются его работники, но там полно тревоги, печали, злобы и напряжения. Может быть, даже ненависти. Внутри цели или вокруг нее.

Я бросил быстрый взгляд на Гленна и Коллинза. Они сохраняли неподвижность.

– Еще я увидел голубую птицу, слово «АДМИРАЛ» и человека в красных плавках, который поднимался по лестнице.

Я снова посмотрел на них. Лица обоих не выражали решительно ничего.

– Ну вот, – сказал я. – Это все.

Гробовое молчание.

Анна показала им мои каракули:

– Возможно, это поможет идентифицировать башню среди деловых центров страны…

Роберт закатил глаза, но не произнес ни слова. Мне пришла в голову мысль, не заставила ли его Анна поклясться, что он будет молчать. Однако выражение его лица объяснило мне все весьма красноречиво.

Гленн, в свою очередь, довольно непринужденно заговорил, явно стараясь казаться любезным, так что его слова прозвучали с каким-то отечески-покровительственным оттенком, что раздражало куда больше, нежели формальная вежливость. Ему тоже пришлось быть кратким, чтобы не обидеть меня.

– Я не совсем уверен, что эти детали могут нам пригодиться в том виде, в каком вы их представили… Может быть, есть что-то еще?

Я отрицательно мотнул головой.

– Ввиду того, – сказал он, – что в каждом американском городе есть деловой центр, состоящий из небоскребов, а ваш набросок похож примерно на все, что можно увидеть… где угодно, это будет… хм, нелегко.

– Я плохо рисую, – ответил я, – но образ башни у меня в голове выглядит довольно четко. Думаю, что я мог бы ее узнать, если бы увидел.

Гленн покачал головой с расстроенным видом:

– Если нам придется раздобыть и показать вам фотографии тысяч небоскребов, чтобы вы смогли опознать один из них, это займет вечность…

– А что насчет «Адмирала», – вмешался Роберт, – в каком он был мундире? В белом?

– Не могу сказать. В сущности, я уловил только слово, но не форму.

– Адмирал и много синего – это наводит на мысль о море, конечно же. Прибрежный город?

– Трудно сказать: я не обнаружил никакой воды рядом с целью. Конечно, это не означает, что город не может быть прибрежным, но в таком случае башня расположена не рядом с водой.

Вновь воцарилось молчание.

– А еще была голубая птица и человек в красных плавках? – уточнил Гленн.

– Да.

– Зимой? – спросил Роберт. – В таком случае цель находится на Багамах, а не у нас!

– Это же налоговый рай, – проговорил Гленн со смехом, – там должно быть немало финансовых контор!

– На самом деле, – вмешался я, – птица больше похожа на хищную, чем на райскую.

Роберт поморщился.

– Ладно, – сказал он с довольно бодрым видом, – будем работать с тем, что есть.

Он взял свой смартфон и позвонил.

– Составьте мне список всех финансовых компаний, расположенных на улицах, названных в честь адмиралов, или с названиями, похожими на фамилии известных адмиралов. Срочно!

– Или, – вмешался Гленн, – на логотипе компании может быть адмирал?..

– Адмирал на логотипе? – недоверчиво спросил Роберт.

– Да, например, адмирал Родни или адмирал Нельсон.

Роберт в отчаянии посмотрел на него.

– Мы ищем контору трейдеров, которые рубят бабки, а не компашку винокуров, которые гонят светлый ром.

Гленн улыбнулся:

– Точно, этих парней больше интересуют акции, а не плантации.

Вдруг Анна воскликнула:

– Смотрите, бабочка!

Все подняли глаза. Анна показывала на бабочку, порхавшую вокруг нас.

– И что с того?

– Есть бабочка, которая называется белым адмиралом! Место может иметь связь с бабочкой!

После некоторого колебания Роберт снова взялся за телефон.

– Добавьте к поискам финансовые конторы с логотипами в виде бабочек, а также те, чье название или адрес имеют к этому отношение…

– Не стоит, – прервал я его. – Думаю, я знаю, где это.

Все повернулись ко мне.

– Бабочка белый адмирал – символ Нью-Йорка.

Поначалу никто не отреагировал.

– Бабочка? – наконец произнес Роберт с гримасой недоверия. – Символ Нью-Йорка – бабочка?

Я кивнул:

– Более того, это официальный символ, но да, об этом знают только ньюйоркцы, а еще… на флаге города изображен голубой орел.

* * *

Через полтора часа мы летели на вертолете над Манхэттеном в лучах заходящего солнца. Гленн и Роберт попытались показать мне фотографии башен Нью-Йорка из интернета, но ни одна из них не была похожа на ту, что я визуализировал, снимки были сделаны с других ракурсов.

– Не надоело еще летать между Нью-Йорком и Форт-Мидом? – крикнул Роберт, пытаясь перекричать шум винтов. – Вам надо бы достать проездной!

Силы правопорядка и городские пожарные были предупреждены, все находились начеку и ждали наших инструкций. Пилот потребовал, чтобы мы выключили мобильные телефоны, и передавал наши указания по бортовому радио.

– Ищите, – вдруг сказал он мне. – Поднимается туман, это опасно, мы не можем болтаться здесь вечно.

Ищу я, ищу… Как, по его мнению, я должен был искать? Я не сводил глаз с леса небоскребов у нас под ногами. Я осматривал его со всех сторон, рыская взглядом по нагромождению башен в поисках образа, который запечатлел в своей памяти. Это было нелегко, потому что я видел его при дневном свете, а сейчас город погружался в вечерние сумерки. Повсюду загорались тысячи огней, так что это не имело ничего общего…

В обычное время я, конечно, был бы в восторге от ночного полета над Манхэттеном. Но сейчас я был предельно напряжен, чтобы вовремя засечь цель, и переживал при мысли о провале. Все на борту вертолета испытывали напряжение, я прямо чувствовал это, так же как ощущал эффект этого напряжения всем своим телом: мою грудную клетку сдавило, горло сжалось, а мощная вибрация винтов неприятно отзывалась в черепной коробке.

Вертолет методично прочесывал небо над городом, с востока на запад и обратно, медленно поднимаясь к северу и ложась набок при каждом повороте. Но я был слишком поглощен своей миссией, чтобы испугаться.

Эти бесчисленные башни очень походили друг на друга, безликие все как одна, скучные до невозможности и, таким образом, не поддающиеся опознанию. Лишь некоторые из них выбивались из общего ряда, выглядя очень знакомыми. Прежде всего, первая башня Всемирного торгового центра по левую руку, затем, чуть выше к северу, Эмпайр-стейт-билдинг, а еще выше – Крайслер-билдинг. Я опознал местонахождение Вашингтон-Сквер-парка, который появился как разверстая темная дыра. Я узнал жилую башню в доме номер 432 по Парк-авеню, похожую на ванильную вафельную трубочку, узкую и высокую, затем мы оказались над Центральным парком.

– Поднимемся к восточной части парка, – предложил пилот.

Чем дольше мы прочесывали кварталы, тем больше я осознавал бесполезность этой затеи. Башни перепутались в своем несказанном уродстве. По мере того как они сменялись перед моими глазами, тревога все сильнее сжимала мне горло и я все отчетливее осознавал реальность: каким бы точным ни казалось мне мое представление о цели, я никогда не опознаю ее в этих бетонных джунглях.

В северной части Центрального парка небоскребов стало меньше.

– Сделаем полукруг, – обратился я к пилоту, – и опустимся в западной части парка. Вы не могли бы лететь помедленнее? Из-за скорости мне не удается все хорошенько рассмотреть…

– Конечно.

Вертолет заложил вираж до Гудзона, затем двинулся, снижаясь, в южном направлении.

Я снова всматривался в каждое здание, но безуспешно.

Долетев до южной границы парка, вертолет вновь принялся барражировать парк с запада на восток и с востока на запад.

Едва завидев ее, я понял, что это она.

– Вот! – крикнул я, показывая на свою находку пальцем. – Вот эта башня, вот она…

И в тот момент, когда на самой ее вершине я прочел ярко освещенное название – «Барклайс»! – в глаза мне бросился логотип.