Текст книги "Интуицио"

– Мне нужна команда на Парк-авеню, триста сорок пять, небоскреб «Блэкстоун». Срочно.

– Срочно не получится. Команда выехала на сообщение о бомбе в поезде на севере Бронкса. Вряд ли это реально, но придется обыскать весь поезд. Команда сможет быть на Парк-авеню в лучшем случае через час.

– И что, у вас никого не осталось?

– Вся команда там. Сегодня же суббота, кроме того, многие болеют.

Роберт повесил трубку.

Он должен найти способ помешать пожару, не поднимая волны. Если он вызовет пожарных, с ними нагрянет и пресса…

Надо подумать. Да, подумать. Только так он найдет решение.

Подумать…

Он ломал голову полчаса, погрузив пальцы в остатки жидких волос, пока подходящий план наконец не оформился в его мозгу. Роберт проанализировал все возможные последствия и пришел к выводу, что план отличный.

Он был не против действовать в одиночку, без своего мягкотелого напарника. Обещанная признательность президента достанется ему одному. Большие ставки означают большое вознаграждение.

* * *

Вагон канатной дороги приближался к Манхэттену.

– Дай мне свой телефон, Тимоти.

– Зачем?

Анна приложила палец к губам.

– Дай мне телефон.

Я сделал, что она просила.

Она взяла его и тут же выключила.

– Не думаю, что лысый тип следовал за нами все время до самого острова, – сказала она. – Вспомни, что сначала мы были в машине «скорой», которая неслась по улицам, обгоняя всех подряд в потоке движения. Уверена, что он отслеживал нас по твоему телефону.

– Но… как это возможно?

– Сейчас поймешь…

– Мне кажется, тебе стоит рассказать мне все, что ты знаешь.

Она кивнула, возвращая мне мобильный.

– Поджигатель – мой бывший коллега по Форт-Миду, которого считали погибшим в автокатастрофе. Это объясняет, почему Коллинзу и Джексону не удалось его обнаружить, когда они заподозрили, что к делу причастны бывшие сотрудники.

– Когда я думаю о том, что этому мерзавцу удалось заставить меня бросить «беретту», хотя сам он был без оружия, меня прямо трясет!

– В любом случае это ничего не изменило бы, ты никогда бы в него не выстрелил.

– Как ты можешь об этом знать…

Анна, казалось, засомневалась, прежде чем продолжить.

– Как можно выстрелить в человека, который держал тебя на руках, когда ты был маленьким.

Тишина.

– Что ты такое говоришь?

– Этот человек… он друг твоего отца, Тимоти.

– Что?

– И это еще не все…

– Да что происходит?

– Он также его коллега.

Все это выглядело совершенно неправдоподобно…

– Ты только что мне сказала, что этот тип – один из твоих коллег по Форт-Миду.

– Да.

– Я ничего не понимаю. Почему же ты вдруг заговорила о моем отце?

– Потому что мы работали втроем, все вместе.

– Не может быть…

Я был совершенно обескуражен.

– Мы все трое были участниками проекта «Звездные врата» в Форт-Миде, кроме нас, там работали еще два человека. Твой отец руководил всей командой, Тимоти.

– Но… Что это еще за история! Мой отец был ботаником, он преподавал ботанику в Джорджтаунском университете.

– По официальной версии…

– Не может быть! Он провел там всю свою жизнь. Я ездил с ним в Джорджтаун! Много раз! Я даже как-то присутствовал на одной из его лекций, в аудитории было полно студентов!

– Ты знаешь, сколько часов лекций у него было?

Я пожал плечами. Нет, конечно, я этого не знал.

– У него было установленное расписание, Тимоти. Пятнадцать часов в неделю, восемь месяцев в году. И в отличие от своих коллег он не занимался научными исследованиями в оставшееся время… потому что проводил его с нами в Форт-Миде.

Кабина канатной дороги прошла мимо опоры и снова закачалась, как мысли в моей голове. Я был совершенно ошеломлен. Все это казалось мне невероятным, нереальным. С другой стороны, зачем Анне выдумывать такую историю? Я был в полной растерянности. И, кроме того, крайне взволнован тем, что мой отец мог скрывать от нас серьезную часть своей жизни, от меня, от своей семьи, все эти годы…

– Когда ты вышел из развалин, там, на острове, – сказала Анна, – я поговорила с поджигателем.

– Ты с ним разговаривала?

– Конечно. Говорю тебе, он мой бывший коллега. Его зовут Николас Скотт. Он все мне рассказал. Вот почему я не сразу присоединилась к тебе.

Я не сводил с нее глаз.

Она снова помедлила, словно не решаясь продолжить.

– Должна предупредить тебя, Тимоти: то, что я сейчас скажу… это будет для тебя нелегко.

Только бы она не сказала ничего… что могло бы очернить память моего отца. Только не это…

– Однажды, – начала Анна, – твой отец проводил сеанс «Удаленного видения», который касался будущего человечества, нашего общего будущего, и он увидел… нечто ужасное. Нарушение экологического равновесия, вызвавшее совершенно неконтролируемую цепную реакцию, которая поставила все человечество на край гибели: страшная деградация качества жизни, кошмарные климатические условия – от полной засухи на юге до беспрерывных дождей в других регионах, огромные повсеместные пожары, пожирающие целые страны, миграция сотен миллионов беженцев вкупе со всеми культурными противоречиями, которые она могла породить, чрезвычайная напряженность, гражданские войны, люди, которые дерутся за воду, пищу, за выживание, целые континенты в огне и крови… Это апокалиптическое видение потрясло твоего отца и заставило его провести более пристальные сессии на эту тему. В конечном счете он смог установить точку невозврата, ведущую к катастрофе. Это вырубка амазонских лесов. Эти бескрайние леса являются последним средством защиты, которое никак нельзя уничтожать.

Она выдержала паузу и продолжила:

– Твой отец доложил о результатах сессии одному из первых лиц ЦРУ. Через несколько дней этот руководитель вернулся с очень необычным распоряжением: он приказал ему хранить в тайне эту информацию. Твой отец не понял такой реакции и оказался перед трудным выбором: молчать, рискуя предать свои ценности, природу и даже все человечество, или заговорить, нарушив свое обещание, данное стране при посредстве ЦРУ. В конце концов он решил сохранить тайну, пытаясь убедить себя, что в высших сферах власти получили информацию о будущем и примут меры: он, конечно, не хотел, чтобы эти меры связывались с политическими решениями, которые этого не касались.

Теперь кабина двигалась над Манхэттеном, мы летели между небоскребами, совсем рядом с ними, можно было даже заглянуть внутрь освещенных офисов, что вызывало чувство сопричастности к секретам этого столь далекого мира.

– Через некоторое время у твоего отца было новое предвидение: о тайной ответственности лиц, приближенных к президенту, за вырубку лесов в Амазонии, и о президенте, который закрывал на это глаза, чтобы защитить свои финансовые и политические интересы. Тогда твой отец догадался, в чем была причина молчания, которого потребовало от него начальство, слишком уж скользкой оказалась эта тема. Он все понял… Если пресса внимательно присмотрится к этой информации, возникнет риск политического коллапса и президент не сможет даже участвовать в новых выборах. Тогда твой отец рассказал обо всем другим членам команды. Они долго разговаривали, сомневаясь, стоит ли продолжать это дело.

– Ты была в курсе?

– Я была в годичном отпуске, по странному совпадению как раз в Амазонии, почти отрезанная от всего мира… Я иногда получала новости от коллег, и твой отец в общих чертах описал мне ситуацию, но я не участвовала в их дебатах.

– И что было дальше?

– Николас Скотт рассказал мне, что вся команда, включая твоего отца, отправилась несколько недель спустя в ресторан, чтобы отметить выход на пенсию одного из них. Но перед тем как сесть в машину, у Николаса появилось предчувствие, что они попадут в серьезную аварию, и он сказал, что вечеринку надо отменить. Все над ним посмеялись, заявив, что это профессиональная деформация. Как я тебе уже объясняла, риск нашей профессии состоит в том, что можно подпасть под власть страхов, принимая малейшие опасения, которые возникают у нас в голове, за предвидение. «Мы поедем очень медленно», – пообещали Николасу. Но он не отступал и в последний момент отказался ехать. Он видел, как уезжают его коллеги, а потом их машина съехала с дороги и упала с моста прямо на цистерну с горючим, которая сразу же взорвалась, как тебе известно.

Она замолчала. Я вновь ощутил горечь утраты, ведь отец мог бы спастись, если бы послушал своего коллегу и воспринял всерьез то, что действительно оказалось предвидением.

– Когда я вернулась из Амазонии, начальство меня буквально выпотрошило, что было очень странно. Меня допрашивали о моих контактах с командой во время моего отсутствия. Говорила ли я с ними по телефону? Обменивались ли мы письмами? А по электронной почте? Интуитивно я поняла, что надо ответить отрицательно, мол, я оставалась в изоляции все это время, чтобы восстановить силы, не думая о работе. К счастью для меня, наши единственные контакты проходили через приложение в интернете и не оставили никаких следов.

– Что они хотели узнать?

– Вот вопрос, который я задавала себе с тех пор. Ответа не было. Но через несколько месяцев, когда я была одна в лаборатории, совершенно растерянная, я приняла ЛСД, ты знаешь, о чем я говорю. Я рассказывала тебе, сколько невероятных открытий я сделала за эти четыре часа, получив доступ к неограниченному количеству информации.

– Да, я помню.

– В тот момент у меня возникла идея поискать ответ и на этот вопрос.

Она сделала очередную паузу и добавила нетвердым и огорченным голосом:

– Твой отец погиб не в результате аварии, Тимоти. Его убили.

Она замолчала, и ее слова эхом отозвались в моей голове.

Я не проронил ни слова. Совершенно раздавленный.

Кабина замедлила ход, а затем вошла в темное мрачное помещение станции прибытия и замерла в мертвой тишине.

– Кто это сделал?

– Там, в развалинах, Николас сказал мне, что был потрясен и испуган одновременно, когда увидел, как машина съезжает с дороги без всякой причины. На встречной полосе никого не было, никакого тумана, ничего такого. Она просто внезапно изменила курс. И к Николасу пришло осознание того, что все это подстроено. И он решил исчезнуть, выдав себя за мертвого, потому что понял, что такой мощный взрыв не оставит от тел никакого следа. У него не было семьи, так что его исчезновение никого бы не огорчило. И конечно, он искал того, кто за этим стоял. Он увеличил количество сеансов «Удаленного видения». Но всякий раз он так волновался, что ни о каком предвидении не могло быть и речи. Как ты знаешь, нужно освободиться от эмоций, чтобы продвигаться согласно протоколу. Он так и не смог этого сделать. Но, учитывая сведения, которые удалось получить твоему отцу относительно секретов президента, можно не сомневаться в том, что все это касается самых верхних эшелонов власти. Теперь… зная обо всем, что случилось за последние сутки, у меня есть более точные соображения на этот счет.

Двери медленно открылись.

– Скажи мне…

– Я думала об этом, когда бежала за тобой. Помнишь твой отчет о сеансе, который ты представил вчера утром в местном отделении ФБР? Ты рассказал нам о предвидении, которое у тебя было в твоей комнате в отеле: человек без одного уха, управлявший игрушкой, радиоуправляемой машинкой.

– Хм… да. Я об этом не подумал. Впрочем… я даже не связал этого человека с тем, кто на меня напал.

– В день аварии твой отец и вся команда были в «тесле», которую им дали напрокат. Это полуавтономный автомобиль с дистанционным управлением. Им можно прекрасно управлять на расстоянии и, если нужно, направить на цистерну с горючим и стереть все в порошок, не оставив никаких следов.

– Бог мой…

– И напомни-ка, когда тебе стали угрожать, а потом ты заметил слежку?

– Вчера вечером, примерно через двенадцать часов после того, как я рассказал об этом предвидении.

– Ну вот. А кто присутствовал на этом собрании?

– Роберт Коллинз, Гленн Джексон… и Барри Кантор.

– Точно.

Мы вышли со станции и оказались на набережной.

– Займемся моим кузеном.

– Я готова.

Я включил телефон и снова попытался дозвониться до брата, но его мобильный по-прежнему был на автоответчике.

От станции мы бросились по Шестидесятой улице. Но я двигался как на автомате. Мне нужно было спасти брата, я это знал, однако меня словно отрезало от моих чувств, эмоций, от моего тела. Как будто все, что произошло со мной в последние несколько часов, уничтожило мои идеалы, подточило волю и лишило веры во что бы то ни было.

– И все-таки, – сказал я, – почему ты решила обратиться ко мне с этим делом о поджогах?

– Напоминаю тебе, я не знала о том, что Николас Скотт все еще жив. Однако в глубине души я чувствовала, что оба эти дела связаны и что, если я ангажирую сына моего убитого шефа, это будет правильным решением. Возможно, я все же сохранила остатки дара предвидения. А потом, поскольку о тебе не было известно ничего, кроме твоего авторского псевдонима, я знала, что они не смогут связать тебя с отцом, если только не решат копнуть поглубже, что вряд ли случилось бы, поскольку ты должен был остаться лишь на несколько дней.

Она ненадолго прервалась, задыхаясь на бегу, затем продолжила:

– Знаешь, с того дня, как со мной случилось это предвидение под ЛСД, я живу в постоянном страхе. Я подозревала, что это был государственный заговор, но не знала о причинах, даже если и связывала его с давлением на твоего отца, чтобы заставить его молчать о том, что он видел. У меня не было возможности узнать об этом больше. Мои коллеги явно получили доступ к чему-то, о чем они не должны были знать. Я очень боялась, что меня заподозрят в том, что я тоже это знаю. Сожалею, что втянула тебя. Теперь и ты стал мишенью.

– Мой убийца в руках полиции. У меня есть передышка.

Если выводы Анны насчет радиоуправляемого автомобильчика были верны, то этот человек являлся также и убийцей моего отца.

Конечно, это был простой наемник, но все же именно он его убил.

И вдруг я кое-что вспомнил.

– Это точно государственный заговор, – сказал я.

– Что навело тебя на эту мысль?

– Этот убийца. Когда он пытался прикончить меня «Зодиаком», полицейский катер, который был совсем рядом, его никак не беспокоил. Он не боится американского правосудия…

– Тогда ты скоро снова о нем услышишь.

Это было странно, но я не чувствовал страха. Другое чувство начало пробивать броню отрешенности, которая оказалась на мне с той минуты, как я узнал об этой истории. Оно только что возникло, но уже набирало силу, и где-то в глубине души я знал, что оно способно поглотить меня целиком, завладев моей душой без остатка.

Месть.

Найти виновных и покарать за их преступления.

Когда я сказал, что не хотел бы когда-либо ненавидеть, Николас Скотт ответил: «Благородные слова… и совершенно утопичные». Он был прав. До сего дня я был всего лишь жалким интеллектуалом, вскормленным конформистской политкорректностью и отрезанным от жесткой реальности происходящего.

28

Когда Гленн узнал, что Тим Фишер сбежал из машины «скорой помощи», то подумал: у этого парня в голове наверняка сидела какая-то мысль. Гленн дорого бы дал, чтобы узнать, какая именно. Поэтому он отследил его мобильный телефон и пошел по следу.

Он определил его местоположение на острове Рузвельта, но спустя некоторое время сигнал пропал. В чем дело? Села батарея?

Это странно – отправиться на остров Рузвельта. Разве там есть финансовые конторы? Впрочем, Фишер наверняка продолжал поиски поджигателя. А если учесть тот факт, что Фишер оказался первым возле банановоза, то его интуиция, вероятно, работала сейчас как никогда верно.

Гленн чувствовал, что надо продолжать слежку. Но чертов сигнал пропал! Ему ничего не оставалось, как ждать, когда тот снова появится.

Он чувствовал, что начал нервничать, а поскольку ему никак нельзя было этого допускать, Гленн сунул шоколадного мишку в рот и провалился в знакомое ватное оцепенение, такое состояние, когда все вокруг словно скользит и ничто не имеет значения. Состояние, в котором время не течет, а колышется.

Когда он был маленьким, его мать часто говорила: «Гленни, ты что, на луне?» – а он всегда хотел ей ответить: «Если бы ты знала, мама, как здесь хорошо…»

О… его бедная мать. Как ему ее не хватало.

Вдруг сигнал снова появился, и Гленн вынырнул из своей ваты, сказав себе с улыбкой, что надо взять себя в руки, иначе хорошим это не кончится.

Фишер вернулся на Манхэттен, он двигался по Шестидесятой улице. Гленн обратил внимание на скорость его передвижения. Она была постоянной, значит он передвигался не на машине по пробкам. Пешком? На скутере? Если он шел пешком, то очень спешил.

Гленн увидел, как Фишер повернул налево на Парк-авеню и двинулся по ней на юг.

Гленн взял банку кока-колы, сделал большой глоток, наполнив горло прохладой и сладостью, затем откинулся назад в своем кресле. Меблировка нью-йоркского отделения ФБР была не такой комфортабельной, как в Вашингтоне.

Он продолжал спокойно пить, наблюдая за светящейся точкой на экране, которая двигалась по Парк-авеню с одной и той же постоянной скоростью. Но вдруг она остановилась. Гленн нахмурился, затем встал и приблизился к экрану.

Дом номер триста сорок пять. Вот где Фишер оказался. И больше не двигался.

Гленн выждал несколько минут, затем, поскольку положение точки не менялось, он задал поисковый запрос, чтобы понять, какие предприятия находятся по этому адресу. Оказалось, что там их довольно много…

«Блэкстоун».

«Джей Пи Морган Чейз».

«Кэпитал Траст».

«Бэнк оф Америка».

«Дойче Банк».

«Пайпер Сэндлер»…

Клянусь, это место встречи благотворителей!

Гленн почувствовал, как сильно забилось его сердце. Как будто он вот-вот должен был сорвать джекпот в казино.

Это была очередная цель, он в этом не сомневался. Гленн это чувствовал. Он также чувствовал, что в этот раз успеет вовремя, чтобы остановить пожар и даже арестовать преступника. Порядок наконец будет восстановлен, и правосудие восторжествует. А он… возможно, его ждет повышение, после всех этих лет…

Гленн одним глотком прикончил свой напиток, закрыл окно на мониторе компьютера и встал, чтобы взять свой мобильный телефон, который завибрировал на подоконнике.

Абонент был скрыт.

– Джексон, – сказал он, ответив на вызов.

– Это Барри Кантор. Ближайшая цель – небоскреб «Блэкстоун».

– Но… Откуда вы знаете?

– Это не важно. Нужно любой ценой предотвратить пожар. Любой, вы слышите? Но сделать это надо тихо, не привлекая внимания прессы. Отправляйтесь на место. Поджигатель уже должен быть там. Я прошу вас найти его. У меня есть информация: ему около шестидесяти, коренной американец, волосы забраны в хвост, возможно, в коричневой бейсболке и в очках в бежевой оправе. Он чрезвычайно опасен. Так что идти на ненужный риск не надо, не пытайтесь арестовать его, просто ликвидируйте.

Гленн был задет за живое.

– Я все же мог бы попытаться…

– Не надо никаких попыток. Делайте то, что я вам сказал.

Гленн сглотнул слюну:

– Отправляюсь на место, постараюсь его найти.

– Не надо стараться, просто найдите его.

Кантор повесил трубку.

Сбитый с толку и встревоженный, Гленн сунул телефон в карман. Ему не нравился такой поворот событий. Он не для того пришел в эту профессию, чтобы стать палачом.

Гленн покачал головой.

Это никак не отвечало его представлениям о торжестве закона. Никак.

Он поспешно вышел из здания на Федерал-плаза. Он мог бы взять автомобиль ФБР, но с таким трафиком ему ни за что не успеть вовремя. Тут он заметил мотоциклиста, стоявшего на красном. Он подбежал к нему и сунул парню под нос свое удостоверение агента ФБР.

– Отвезите меня на Парк-авеню, дом триста сорок пять.

– Но…

– Это срочно.

И Гленн сел на заднее сиденье мотоцикла.

Мотоциклист рванул вперед.

Гленн с удовлетворением подумал, что через десять минут он будет на месте. Но вскоре разочаровался: его водитель двигался со скоростью трафика, благоразумно оставаясь в потоке машин. Он останавливался на каждом светофоре, даже когда горел желтый, уступал дорогу по необходимости… Он был похож на ученика на первом уроке вождения. В таком темпе на дорогу уйдет не меньше часа.

– Давай, друг! Я же не экзамен по вождению у тебя принимаю.

– Нет, но я подумал, что…

– У тебя карт-бланш, газуй.

– Ладно… надо было сразу сказать…

Он газанул так, что мотоцикл встал на дыбы. Потом взлетел на тротуар и помчался, лавируя между пешеходами. Гленн в ужасе пытался удержаться на сиденье, в то время как мотоцикл въехал по лестнице, спустился в городской сад и пропахал лужайку.

Они летели по улицам и авеню, по тротуарам, полосам встречного движения и скверам, иногда резко поворачивая, чтобы миновать слишком плотные пробки.

Затем мотоцикл встал как вкопанный, и у Гленна возникло ощущение, что его тело весит двести килограммов, когда его по инерции бросило на спину мотоциклиста.

– Мы на месте, – сказал тот.

Гленн кое-как слез с мотоцикла, с комом в горле.

– Интересно, что сейчас делает полиция, – пробормотал он.

Мотоциклист улыбнулся, подмигнул ему и умчался в тот же момент.

– Спасибо! – крикнул вдогонку Гленн.

Но тот уже был далеко.

* * *

На пределе сил мы наконец-то оказались перед башней «Блэкстоун», высоким темным зданием, которое выделялось на фоне неба, явно доминируя над своими товарками. Множество этажей в нем было освещено.

Небоскреб находился на перекрестке, в некотором отдалении, на огромной плите, возвышающейся над тротуаром на четыре-пять ступеней и окруженной несколькими деревьями, торчащими прямо из асфальта, как марсиане, которые ошиблись планетой.

Мы бросились к большим застекленным дверям. Закрыто. В холле горел свет, но ни единого звука, никакого движения. Сигнал тревоги пока не поступил. Какое облегчение…

Я начал стучать в стекло изо всех сил, и в конце концов нарисовался охранник с недовольным видом.

– Не говори ему, в чем дело, – быстро шепнула мне Анна, – иначе он включит тревогу и нам придется пробираться через армию уборщиков, которые рванут к выходу.

Она снова взмахнула своим жетоном ЦРУ, и парень нас впустил.

– «Джей Пи Морган», какой этаж? – спросил я.

– Рецепция на сорок третьем, – ответил тот. – Но сегодня там нет никого из сотрудников, сейчас же суббота.

– А обслуга, уборщики?

– Да, конечно.

Мы бросились к лифтам через гигантский вестибюль, выложенный мраморной плиткой. Наши шаги отдавались эхом в могильной тишине. Внезапно Анна остановилась и обернулась.

– Дайте мне ключ, – крикнула она охраннику. – Они могут нам не открыть.

Охранник замешкался.

– А что вам там надо? У меня есть инструкция… я не имею права открывать кабинеты…

Приближаясь к нему, Анна смотрела ему прямо в глаза:

– Внутренняя безопасность, дело не терпит отлагательств.

И снова ее безапелляционный тон взял верх над сопротивлением собеседника. Он не сказал больше ни слова, направился к длинной стойке администратора, нажал несколько кнопок на клавиатуре, затем открыл ящик стола и протянул нам ключ.

Мы пустились бегом к лифтам.

Анна опять вдруг остановилась и покачала головой:

– Есть риск, что нас там заблокирует…

– Сорок третий этаж, Анна, мы же не пойдем туда по лестнице… Я иду один. Останься здесь.

– И речи быть не может.

И мы вместе вошли в открывшиеся двери лифта.

Кабина устремилась вверх, немного вибрируя. Я сглотнул слюну, чтобы избавиться от заложенности в ушах.

Двери лифта открылись на сорок третьем этаже, и мы выскочили в просторный холл с ковровым покрытием на полу.

Снова стеклянные двери. Я подергал ручку. Заперто изнутри.

– К счастью, ты подумала обо всем, – сказал я, пока Анна вставляла ключ в замочную скважину.

Перед нами оказались два коридора, уходящие в противоположные стороны.

И тут завыла пожарная сирена со стороны лестничной клетки.

Мы замерли на месте. Анна схватила меня за руку.

Мое сердце сжалось.

Мы обменялись быстрыми тяжелыми взглядами, не говоря ни слова, потом Анна отпустила мою руку и приблизилась ко мне.

– Ты – налево, а я пойду направо, – сказала она. – Коридоры идут вокруг башни, так что они должны где-то соединиться. Если нет, встречаемся здесь же через пять минут.

Я бросился налево. В коридор выходило несметное количество кабинетов со стеклянными перегородками, где не было ни души. Затем, чуть дальше, я оказался в небольшом опенспейсе.

Посередине центрального прохода стоял брошенный пылесос. Я обшарил взглядом пространство и тут заметил своего двоюродного брата. Он сидел в кресле спиной ко мне, у застекленного проема, перед освещенным городом, с огромным аудиошлемом на голове, который закрывал ему уши. Подходя к нему, я не мог удержаться от улыбки, вопреки обстоятельствам. Гигантское стекло перед ним доходило до пола, абсолютно прозрачное, производя впечатление, что можно, сделав один только шаг, взлететь над лесом небоскребов.

– Вот так ты тут убираешь?

Кресло повернулось вокруг своей оси, и я остолбенел на месте в полном изумлении.

Сидя лицом ко мне, лысый целился в меня из «Глока-35».