Текст книги "Поцелуй смерти"
Автор книги: Лорел Гамильтон
Жанр: Городское фэнтези, Фэнтези
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 10 (всего у книги 24 страниц)
Это заставило его улыбнуться – улыбкой более грустной, более настоящей. Он повернул руку ладонью вверх, будто мы держимся за ручки, и тут вошла детектив Джессика Арнет с большой компанией женщин с работы.
Никогда в жизни мне не хотелось иметь незагороженный обзор двери меньше, чем в этот момент. Брайс посмотрел мне в лицо и спросил шепотом:
– Это Арнет?
– Да.
– Если у меня роман с тобой, то я в безопасности.
Я ответила, стараясь не шевелить губами:
– Не стоит делать из меня бороду – очень колется.
Он пожал мне руку и отпустил, чтобы развернуть плечи и адресовать улыбку вошедшим женщинам, они как раз направлялись к нашему столу. Выражения их лиц заполняли всю гамму от холодного до откровенно сердитого. Сердитые были не у полицейских – у канцелярских работниц. Копы учатся скрывать свои эмоции куда раньше, чем становятся детективами. По лицу Арнет трудно было что-либо прочесть, но выражение его добрым не было. Сужающееся книзу лицо казалось тонким и почти все время суровым, будто эмоции его иссушили так, что выступила костная структура. Глаза такой темноты, какой я в них раньше не видала. Светлые глаза светлеют от гнева, темные – темнеют.
Остальные дамы выстроились за ее спиной греческим хором неодобрения.
– Ты и с маршалом Брайсом тоже встречаешься?
– Нет, – ответила я.
Брайс встал, и я знала, что он одаряет их своей непревзойденной улыбкой. Женщины смотрели на него так, будто солнце выглянуло из-за туч, красивое, аппетитное, мужественное солнце. Арнет продолжала смотреть на меня.
– Я как раз спрашивал маршала Блейк и детектива Зебровски, – сказал Брайс, – у кого из вас есть бойфренд или что-то в этом роде. У меня на одной работе были некоторое недоразумения с красивой женщиной, которая забыла упомянуть, что у нее есть жених. Я к чужим подругам или невестам не пристаю.
– А зачем было Аниту спрашивать?
– Ну, мне нужно было мнение женщины, потому что они больше мужчин обращают внимание на такие вещи, и нужна была женщина, в которой я не заинтересован, чтобы не было конфликта интересов.
Тут Арнет на него посмотрела:
– Она тебя про кого-нибудь из нас предупредила?
– Она сказала, что вы все свободны и очаровательны.
Арнет обернулась ко мне:
– Ты сказала, что я очаровательна?
– Нет, но это же не я стою перед красивым перспективным холостяком и злюсь изо всех сил на другую женщину, что перед ним сидит. Это все ты, Арнет.
Это, кажется, до нее дошло, потому что она моргнула и посмотрела на Брайса – он как раз обошел ее и заговорил с другими женщинами. Они слушали от него комплименты и говорили комплименты ему. Арнет смотрела минуту, будто не могла сообразить, как встрять, и тут Брайс повернулся к ней, улыбнулся и сказал:
– Как раз думал, не окажете ли вы мне честь прийти на мое первое в Сент-Луисе свидание, детектив Арнет?
– Буду только рада, – ответила она, но радости в голосе слышно не было. Лица ее я уже не видела, но ручаюсь, она не смотрела на него, разинув рот, как остальные.
– Вот поймаем этих бандитов и договоримся точнее.
Она дала ему номер своего сотового, он взял ее руку и поцеловал, все невероятно очаровательно. Единственный мужчина, который мог бы это сделать так, чтобы не выглядеть в моих глазах дураком, это Жан-Клод, но ему больше шестисот лет и он родом из тех времен, когда целовать даме руку было куда более принято. У современных мужчин это просто не получается.
– Приятного аппетита, дамы, увидимся на работе.
Мы с Зебровски поняли это так, что надо вставать и идти за Брайсом. Арнет, когда я проходила, поймала меня за локоть, и я сумела подавить желание оттолкнуть ее руку.
– Блейк, от этого держись подальше.
– С удовольствием, – ответила я, не останавливаясь. Ей надо было либо отпустить руку, либо взяться крепче – она отпустила.
Зебровски и Брайс на нас смотрели, поджидая меня. Я поравнялась с Зебровски, и мы вслед за Брайсом пошли между столами в сторону парковки.
– Что она тебе сказала? – спросил Зебровски.
– Предупредила, чтобы держалась от Брайса подальше.
Я пошла к джипу, они за мной.
– Я усугубил твои проблемы с Арнет?
– Не знаю, – ответила я, пискнув ключами. Вдохнула свежий поздневесенний воздух и медленно его выдохнула.
– Прости, Блейк, я не хотел ухудшать ситуацию, – сказал Брайс поверх крыши машины.
Зебровски уже сидел на пассажирском сиденье, пристегнувшись и готовый ехать. Брайс сел на заднее.
– Тебе придется идти с ней на свидание. Это уже достаточная кара, – сказала я, включая мотор.
– Как это получилось, что я начал вечер, пытаясь ускользнуть от Арнет, а закончил, назначив ей свидание?
– Аналогичный случай, у меня так обычно с мужчинами.
– В смысле? – спросил Брайс.
Я медленно сдала назад, ожидая, чтобы машина сзади ушла с парковочного места, не зацепив нас.
– Большинство мужчин, с которыми я заводила роман, это как раз те, с которыми я старалась его не заводить. В тех, кого люблю, я влюблялась с воплями ужаса и отбрыкиваясь изо всех сил.
– Правда? – спросил Брайс.
– Правда, – ответили мы с Зебровски одновременно. Переглянулись, он улыбнулся широко, и я улыбнулась в ответ. – Зебровски уже сказал: ненавижу влюбляться.
– Почему? – спросил Брайс.
Я наконец-то объехала того идиота, который был сзади. Он будто не мог понять, то ли он паркуется, то ли уезжает.
– Не знаю точно. Наверное, боюсь слишком много давать над собой власти, а может быть, боли или обиды – выбери сам.
– А я люблю, когда я влюблен.
– А я люблю, когда я влюблен в Кэти, – сказал Зебровски.
Я улыбнулась и влилась в ночной поток машин, в Сент-Луисе весьма спорадический.
– И мне тоже нравится быть влюбленной в тех, кого я сейчас люблю, – сказала я.
– Слишком много в списке?
– Да нет. Я не могла бы честно включить всех мужчин, живущих у меня в доме, в список «я тебя люблю», так что я не буду называть имена, чтобы ничьи чувства не задеть.
– Мы никому не скажем, – сказал Зебровски.
– И я никому не скажу, – ответила я.
– Как получилось, что ты живешь с мужчинами, в которых не влюблена? – спросил Брайс.
– Я недостаточно хорошо тебя знаю, чтобы отвечать на этот вопрос.
– Прости, а Зебровски ты можешь ответить?
– Он не спрашивал.
Зебровски выставил кулак, я до него легко дотронулась, ведя машину.
За все годы, что я знаю Зебровски, он мне не задал столько вопросов, сколько Брайс за один вечер. Как-то я не была уверена, что Брайс останется в списке топ-десять тех людей, с кем мне хочется общаться – если он всегда такой любопытный. Устройство моей жизни мне подходит, я им довольна, но я не обязана рисовать схему этого устройства кому бы то ни было. Тем более новоиспеченному федеральному маршалу, который в городе считаные дни. Я поняла, что не только об Арнет и ее мотивах знаю слишком мало. Хотя это дело поправимое. Брайс – он просто дружелюбный или что-то из меня выуживает? Я ведь, услышав, что он гей, очень много защит сняла. И Зебровски тоже. А если он соврал? Или я слишком подозрительна? Может быть. А может быть, пока не увижу Брайса с мужчиной в постели, то не буду знать, мне он врал или Арнет. Вот что я знаю точно – кому-то из нас он соврал.
Глава шестнадцатая
У Зебровски зазвонил телефон. Дребезжащая песенка кантри – я думала, таких уже больше не делают. Зебровски снял трубку, милосердно прервав эту деревенскую попсу.
– Дольф, привет, – сказал он.
Мы с Брайсом услышали его слова:
– Захват заложников?
Остальные его реплики состояли в основном из «угу», «блин», и «СВАТ уже выехал».
– О’кей, давай адрес.
Он повторил адрес вслух, для меня, и я без лишних вопросов стала высматривать переулок, чтобы развернуться. Если Дольф и Зебровски хотят, чтобы мы оказались на месте преступления, тому наверняка есть причина. Зебровски повесил трубку и сказал:
– Нам лучше там быть рано, чем поздно.
Я щелкнула выключателем под приборной доской, и на крыше джипа замигали огни. Это недавнее усовершенствование моей машины, и я все время забываю, что его себе поставила. Как-то непривычно было, что у меня есть мигалка и даже сирена. Меня вариант ехать с сиреной не очень прельщает. Мигалку я включила, а квакушку – только если Зебровски будет настаивать или машины сдуру не станут давать дорогу.
– Почему на захват заложников вызывают нас? – спросил Брайс.
– Участвуют вампиры или ликантропы, – ответила я.
– Она права, – подтвердил Зебровски, – но дело еще и в том, что Кит Борс из тех вампиров, которых сдала Шелби на допросе. И этот вамп мертв так недавно, что у него есть бывшая жена, имя, последний известный адрес и двое детей моложе десяти лет.
– Туда мы и едем, к их дому? – спросила я.
– Да.
– Давно мертв Борс?
– Меньше двух лет, – ответил Зебровски.
– Это хорошо.
– Чем? – спросил Брайс.
– Чем моложе вампир, тем он слабее. Как правило.
– Как правило. Но не всегда?
– Нет, не всегда. Я знаю одного вампира, которому около тысячи лет и который никогда не будет мастером, сколько бы еще ни прожил нежитью. А другие набирают силу уровня мастера-вампира за какую-нибудь сотню лет.
– Откуда такая разница? – спросил он.
– Сила воли, характер, слепое везение – никто точно не знает.
Я вывернула на нужную дорогу.
– Вампиры, которых мы ищем, все там с ним? – спросил Брайс.
– Похоже, что там только Кит Борс, бывший муж. Жена с ним развелась по обвинению в домашнем насилии. И у нее на руках приказ суда, ограждающий от него.
– И до сих пор он не нарушал этого приказа? – спросила я.
– Похоже на то, – ответил Зебровски.
– Хреново, – сказала я.
– Почему? – спросил Брайс.
– Этому вампиру теперь нечего терять. Он знает, что разыскивается за убийство полицейских, а это значит – ни суда, ни присяжных, ни адвоката: просто выследят и убьют. Больше одного раза его не убить, так что он может убить свою бывшую жену, зная, что наказания не будет: все равно ему погибать за убийство копов.
– Так что прихватит ее с собой, – сказал Зебровски.
– Ага.
– А на остальных вампиров есть в полиции дела по поводу насильственных преступлений? Если Киту Борсу терять нечего, то и всем им тоже, – сказал Брайс.
Мы с Зебровски переглянулись. Он стал звонить Дольфу. А я про себя молча взмолилась: «Бог, милый Бог, пусть никому из них это не придет в голову!» Потому что тогда каждый из них может выбрать, кого убить, взять в заложники или просто сделать что-то очень плохое, что всегда мечтал сделать, но боялся, что поймают. А теперь это уже не важно: деваться некуда, ничто их не спасет. Как только вампир кого-нибудь убьет, он тут же превращается в ходячего мертвеца более чем в одном смысле.
Глава семнадцатая
Я подъехала к пункту высадки, почти за несколько кварталов от места действия, полностью вне опасной зоны, и стала ждать, пока меня проинформируют. Мы с Брайсом стояли у багажника джипа и снаряжались, когда подбежал Хилл:
– Блейк, как только будешь готова, я тебя туда поведу.
– А меня? – спросил Брайс.
Хилл глянул на него – просто повел темными глазами.
– Блейк мы знаем, и знаем, что она умеет. Для нее есть место. Тебя не знаем.
В иных обстоятельствах Хилл повел бы себя более дружелюбно, но не при таком напряге. Сейчас времени не было.
– Не переживай, Брайс, ей всегда достаются все симпатичные мальчики, – встрял Зебровски.
Брайс скривился, но промолчал.
– Информируй, – сказала я, приладив жилет и проверив, что он достаточно затянут и что оружие и боеприпасы именно там, куда я их вставила или привязала, ни дюйма в сторону.
– Кит Борс, в момент смерти тридцатилетний, с тех пор прошло два года. Захватил в заложники бывшую жену и родственников. Говорит, что убьет ее. Говорит, что на него выписан ордер на ликвидацию, так что терять ему нечего. Это правда?
– Это правда, – ответила я. – Заложники?
– Эмили Борс, двадцать шесть лет, беременна на шестом месяце. Ее врач говорит, что от шока, от потрясения, ударов или падения на пол она может потерять ребенка.
– Блин, – буркнула я, продолжая прилаживать снаряжение. В такие моменты иногда кажется, что у меня слишком много стволов, избыток боеприпасов, лишние ножи, но потом это может понадобиться все.
– Ребенок от Борса? – спросил Брайс.
Мы оба глянули на него, я продолжала прилаживать предметы на места. Хилл ответил мне:
– Не имеет значения.
– Если ребенок его, есть вероятность, что он будет обращаться с ней бережней, – настаивал Брайс.
– Ребенок от второго мужа. И это все равно не имеет значения.
– Но…
– Брайс, заткнись.
Надо отдать ему должное – послушался.
– Мальчик семи лет, девочка четырех лет, небольшая собака. Все на кухне в глубине дома. Он заставил жену закрыть шторы.
– Так что вы слепы, если не считать инфракрасных приборов, – сказала я.
– Да, а он некормленый, так что на них его плохо видно.
– И я вам нужна, чтобы его засечь?
– Да, – ответил Хилл.
– Каким образом? Как у Блейк получается видеть лучше инфракрасного прибора? – спросил Брайс.
– Объяснения после, – сказала я Брайсу. И спросила у Хилла: – Он захватил заложников с помощью вампирских ментальных фокусов?
– Не похоже. Мы слышали плач и тихие вскрики жены и детей. Они вроде бы все понимают и очень испуганы.
– Хорошо, что они не на его стороне и не будут с нами драться, но пристрелить его на глазах у жены и детей – это может быть для них травматично. Она может потерять ребенка, а дети пострадать психически.
– Это последний способ.
– Почему он их не подчинит взглядом и ментально? – спросил Брайс.
Да, я уже просила его заткнуться, но это не было самым дипломатическим высказыванием, и потому я дала ответ, затягивая последние лямки.
– Это не делается автоматически, и крайнее эмоциональное напряжение объекта может помешать применению вампирских штучек. Вероятно, она его боится и ненавидит. Он еще маленький вампир, ситуацию контролировать не умеет.
– Но…
– Хватит. – И Хиллу: – Я готова, пошли работать.
Хилл не стал приставать с вопросами. Он верил мне, что я собрала все, что мне будет нужно, и кое во что еще он тоже верил. Мы двинулись легкой рысцой вдоль улицы. Я легко держала с ним один темп. Снаряжение у каждого из нас весит от двадцати пяти до пятидесяти фунтов – зависит от вида операции, от необходимой скорости перемещения и еще дюжины переменных.
Хилл обернулся ко мне, улыбнулся и перешел на бег. Вот почему за мной послали его. Все они в отличной форме, но Хилл – в исключительной, и бегает он не ради упражнения, а на выносливость. Будь я человеком, просто человеком, женщиной небольшого роста, вряд ли я бы за ним угналась, в какой бы ни была форме, но я не человек. Я монстр, а мои партнеры по бегу – оборотни. Хилл в отличной форме, но он всего лишь человек. Пульс и сердцебиение у меня остались ровными, чуть ускорились, но только чуть. Мы вдвоем бежали по освещенной улице, и мне пришлось участить шаги только потому, что у него ноги на несколько дюймов длиннее моих.
Хилл завел меня в первый двор. Я просто повернула одновременно с ним, отслеживая его любые движения. Так следит лев за газелью на равнинах, так боец знает, когда летит ему в голову очередной удар: видишь микродвижения, и они говорят тебе, какое крупное движение будет следующим. Бежать по траве было труднее, чем по дороге, но я прибавила и удержала темп. Во дворе был свет, но в других дворах было больше тени, чем света. Хилл перепрыгнул через первый забор, опершись одной рукой. Мне пришлось воспользоваться двумя, и дыхания хватило сказать:
– Хвастун.
Он засмеялся низко и тихо, почти рыкнул. Это не зверь просыпался, а тестостерон. Он мужчина, у него прилив адреналина, и наконец-то можно дать физическую нагрузку телу и потратить часть затаившейся энергии. Есть иные вещи, кроме ликантропии и секса, от которых у мужчины понижается голос.
Он добежал до изгороди в другом конце двора, мы ее перемахнули, и пошли дальше перемахивать другие. Свет остался позади, мы бежали и перелезали в темноте предместья. Я верила ему, что это действительно лучший путь, что он знает все препятствия и что с любыми неожиданностями мы справимся. Я верила, что тут все сделали свою работу до моего приезда, и мне нужно только сделать мою.
Глава восемнадцатая
Мы с Хиллом подошли к дому сзади. У нас у обоих пульс бился в горле, сердце стучало медленно и гулко, кожа стала скользкой от пота. Нас ждали Саттон и Гермес, скрывшись в темноте ночи и густой тени кустов. Я их не видела, но почуяла запах масла от офигенной саттоновской пушки. Он притащил «баррет» пятидесятого калибра. Штучка хороша, чтобы останавливать нападающих носорогов, бродячих слонов и любых противоестественных тварей, на которые действует пуля. В районе, где такая плотная застройка, я бы не хотела пускать ее в ход, потому что, если здоровенная пуля пролетит мимо цели, она полетит дальше, пока во что-то не попадет. Пуля пятидесятого калибра вынесет почти полностью грудную клетку вампиру или оборотню, а нормальному человеку просто снесет полтуловища. Притащить сюда эту пушку – одно это что-то говорит о вере Саттона в свои умения и о том, насколько эту уверенность разделяют его товарищи по команде. Он уже поставил «баррет» на опоры, чтобы не держать шестифутовый ствол в руках. Сам Саттон присел на расстеленном мешке, в котором приволок оружие. Сейчас это оказалась удобная подстилка для стрельбы, достаточно толстая, чтобы не тревожиться о веточках, камешках, битых стеклах и прочем мусоре. Напоминала плед для пикников, только без корзинки с пирожками.
Гермес намазал какой-то мазью сустав, вероятно, колено, потому что запах шел не от руки, а снизу. Заметила бы я запахи смазки от Саттона или мази от Гермеса, если бы Хилл меня не предупредил, что нас ждет снайпер? Не знаю, могла и не заметить. Мы с Хиллом присели с ними в лесополосе, что разделяла двор Борса и тот, что за нами. Ни в одном дворе свет не горел, и никогда ни в одном дворе я не видела такой густой тьмы. Мы все сидели в озере темноты, разросшихся кустов и низких деревьев и были скрыты не хуже, чем в густом лесу. Даже если вампир выглянет, то нас не заметит. Не зрение его должно нас волновать.
Я сидела почти плечом к плечу с Хиллом, и потому тот факт, что я слышала биение его сердца и пульса у него на горле, был почти ожидаем. Я прислушалась к телам Саттона и Гермеса, и поняла, что точно так же, как жар в темноте, ощущаю вампира. Я просто знала, что он здесь, но опять же – была бы я так уверена в этом, если бы мне не сказали? Надеюсь, нет, потому что вот настоящая проблема, когда имеешь дело с существами сверхъестественными: у них иные, лучшие органы чувств, нежели у нормальных.
– Дети и собака выходят, – шепнул мне на ухо голос Линкольна.
Саттон спросил, понизив голос:
– Собаку выставил злоумышленник или дети настояли, чтобы взять ее с собой?
– Злоумышленник.
– Черт, – сказали в один голос Саттон и Гермес.
– Блин, – отозвался Хилл.
– Что плохого? – спросила я.
– Либо он услал собаку и детей, чтобы они не видели, как убивают маму, либо чтобы собака его не укусила, – пояснил Хилл.
– Так или этак, а дело плохо, – сказал Саттон.
– Блейк, засеки его и скажи нам, – попросил Гермес.
Я не стала спорить – просто уставилась на стенку дома и отпустила собственные вожжи. Я говорила раньше, что опускаю метафизические щиты, но я могу держать их на месте и через них все-таки действовать. Это как иметь щит и меч: мечом можешь бить, а щитом прикрываешь тело. Вот это я и попыталась сделать своей силой некроманта: воспользоваться своей способностью управлять мертвыми, но не открываться самой, чтобы сидящий в доме вампир не засек меня метафизически. Я только недавно научилась использовать силу, оставаясь скрытой от нежити в заданной зоне, – до того каждый раз, включая силу, я будто зажигала сигнальный костер. Отлично в качестве отвлечения, привлечения и нормально в случае, когда я уверена, что смогу убрать любое существо, которое движется ко мне с недобрыми намерениями. Но умение делать это незаметнее резко увеличило полезность моего экстрасенсорного дара для полиции.
Я потянулась мысленно к вампиру – этому конкретному вампиру. И опять же: раньше я просто «тянулась» к мертвецу, но сейчас я научилась лучше «целиться» в вампиров, которые метафизически не привязаны ко мне непосредственно. Если вампир связан со мной в каком-либо экстрасенсорном смысле, то я его могу достать без малейшего усилия, но с чужими вампирами сложнее.
Я потянулась мысленно к дому, и, как бы это глупо ни звучало, очень помогало протянуть руку в сторону стены дома. Не то чтобы я наставляла палец и «стреляла» им: скорее моя рука была линией прицела, и я смотрела вдоль нее, в сторону дома. Это была просто визуальная помощь, нечто, отвлекающее глаза, чтобы не мешали мозгу.
Я чувствовала в доме вампира, но так как я никогда с ним раньше не встречалась, то и не могла бы сказать, тот ли это вампир, которого мы ищем. Приходилось полагаться на тот факт, что лейтенант Линкольн только что говорил с ним по телефону, и все остальное тоже подсказывало, что вампир тот самый. Приходилось полагаться на точность данных разведки, потому что пусть и не я нажму на спуск, все равно это мой ордер на ликвидацию. Именно мое присутствие в качестве федерального маршала с действующим ордером давало нам зеленый свет на стрельбу по вампиру. При действующем ордере Саттон может стрелять, и никакого расследования применения оружия не будет. Можно выстрелить на поражение, убить и не потерять при этом работу, и не иметь никаких бесед с Министерством внутренних дел или кем бы то ни было. Снайперы любят со мной работать, потому что это всегда чистая ликвидация без шума и пыли.
На самом деле вампира я не видела. Я его чувствовала – не так, как осязаешь пальцами, скорее как ощущаешь мыслями, будто мысли и есть пальцы, кисти рук, ощупывающие вампира, ощущающие его очертания.
– Бегает туда-сюда, – шепнула я, закрыв глаза, чтобы реальное зрение не портило картинку.
Совершенно без разницы, как выглядит стена дома, и не важно, что по ней скользят блики рассеянного света. Важно то, что внутри, и этого реальные, плотские глаза вообще увидеть не могут.
– Быстро бегает? – спросил Саттон.
– Быстро.
Я не замечала, что двигаю рукой в такт метаниям вампира, пока Хилл не сказал:
– Это и есть его скорость?
Я перестала мотать рукой, открыла широко глаза и посмотрела на Хилла.
– Да, наверное.
– Гермес, засеки женщину.
Гермес поднял бинокль, несколько излишне объемный для обычного.
– Она на полу, сидит спиной к кухонным шкафам – слишком неровные, чтобы это была стена.
– Отлично, – сказал Саттон, и голос его уже стал спокойнее и чуть ниже, будто он начал переход в состояние, позволяющее произвести выстрел. Он уже лежал на мате, в который превратился чехол, прильнув щекой к своему оружию. Ствол был так велик, что стоял на двуногой подставке для устойчивости. Саттон готов был послать пулю пятидесятого калибра через стену в движущуюся цель и должен был не просто попасть, а поразить наповал, потому что меньше всего нам нужен раненый вампир в доме с заложниками, да и нападающий на нас раненый вампир – тоже лишнее.
Именно тот факт, что нет ни малейших сомнений, что попадание в вампира из «баррета» не может не сразить его наповал, и было той причиной, по которой Саттону вообще было разрешено принести сюда эту здоровенную дуру. У нас такого, правда, не случалось, но в других группах и в других городах бывало, что вампиры или оборотни продолжали нападение после попадания из чего-то калибра меньше пятидесятого, и есть пара кошмарных историй о том, как в атаку несся монстр с вынесенной половиной груди. Просто это была не та половина, а другая, в которой нет сердца. Саттон должен был выбить сердце или голову, или то и другое вместе одним выстрелом. Не повредить, а вынести на фиг – это единственное, что дает уверенность в истинной смерти.
Из наушников прозвучал голос Линкольна:
– Мальчик говорит, что у преступника пистолет. Повторяю: вампир вооружен пистолетом.
– Твою мать, – сказал Гермес.
– Блейк! – сказал Саттон.
Я старалась прощупывать осторожно, но пистолет менял положение вещей. До сих пор я думала, что вампиру надо будет оказаться рядом с женщиной, чтобы ее ранить. Теперь я знала, что он может стоять поодаль и убить ее. Черт!..
Выброс адреналина опустил мне щиты еще ниже, но позволил лучше видеть вампира. Нет худа без добра.
– Замедляет ход, поворачивает, – сказала я тише и осторожнее.
Будь вампир постарше и посильнее, он ощутил бы, как касается, ищет его моя сила, но либо он слишком слаб, либо слишком взвинчен и поэтому ничего постороннего не замечает.
– Куда поворачивает? – спросил Саттон сдавленным голосом.
Я показала пальцем. Объяснить, откуда я знаю, куда он смотрит, не смогла бы ни за что, но я была уверена. Знала точно.
– К женщине идет, – сказал Гермес.
– Целится? – спросил Саттон.
– Не могу сказать, – ответила я, – но остановился. Неподвижен. Застыл.
– Покажи мне, где он, Блейк, – сказал Саттон.
Я открыла глаза и занялась самым, наверное, трудным. Надо было собственные нематериальные ощущения наложить на реальные, материальные приметы дома для указания цели. Стараясь удержать ощущение вампира и глядя при этом реальными глазами, я сказала:
– Край окна, пять футов от меня вправо.
– Целюсь, – ответил Саттон.
Дом был облицован сайдингом, а требовалась примета. Блин! Я описала бесцветное пятно на стене.
– Его голова с пятном на одной линии.
– Не вижу пятна, – ответил Саттон. – Цветное ночное зрение у меня уступает твоему, Блейк.
Судя по голосу, его спокойная сосредоточенность чуть пошатнулась. Слышно было, как пробивается в интонацию адреналин. Нехорошо.
– Женщина взметнула руки перед собой, будто защищаясь от чего-то плохого. Что делает вамп, Блейк? – спросил Гермес.
– Думаю, приближается к ней.
– Думаешь? – переспросил Хиллс.
– Черт побери, это же не то что глазами смотреть.
Я потянулась к вампиру чуть дальше – как вот если стоишь на карнизе, а то, что тебе нужно, перед тобой в воздухе, и ты протягиваешь руку, но все равно не достаешь. Вытягиваешься чуть дальше, и… злость, гнев, ох какой гнев. Красный огонь, пылающий, жадный, на миг заполнил мой мозг. Вампир, его эмоции.
– Господи, до чего же он зол! – сказала я.
– Блейк, дай мне что-нибудь! – сказал Саттон.
Не было примет, которые я могла бы ему дать. Если бы коснуться вампира, может быть, я бы поглотила его гнев, как было с Биллингсом, но я не знала, как это сделать издали. И я сделала единственное, что пришло в голову: убрала щиты и окликнула вампира. Как будто я все еще на карнизе, но вещь, за которой я тянусь, так важна, что я слишком далеко наклонилась над краем. А если наклоняешься слишком далеко – упадешь. Я уже примерно полгода не позволяла себе так убирать щиты. Сейчас я обратилась к мертвому и почувствовала, как отозвался вампир, повернулся и посмотрел на меня. Он был очень молод, очень слаб – хотя моя сила некроманта умеет призывать и по-настоящему старых гадов, – он обернулся ко мне, потому что я так ему повелела. Некогда вампиры убивали некромантов на месте, и на то были серьезные причины. Потому что все мертвое нас любит и откликается нам на каком-то уровне.
– Он на нас смотрит, – сказала я, – но я не смогу его так вечно держать.
– Дай его мне, Блейк, – сказал Саттон.
– Лазерным прицелом посвети, – предложил Хиллс.
Я так сильно сосредоточилась на вампире, что не сразу сообразила: он же прав, у меня на автомате есть лазерный прицел.
Посмотрела вниз, будто он только что появился у меня в руке.
– Ты можешь держать вампира и направить автомат? – спросил Хилл.
Хороший вопрос. Я чувствовала, как вампир застыл в доме неподвижно, почувствовала, как он попытался вырваться, когда я разделила свое внимание между ним и реальным оружием у меня в руках.
– Сейчас выясним. Я буду знать, если упущу его и он снова будет двигаться.
Но указать прицел Саттону – тут недостаточно будет просто навести на вампира автомат, стоя там, где я стою. Это не поможет лежащему снайперу целиться: я должна быть в его физическом пространстве, целясь вместо него.
Это предложил Хилл:
– Ты маленькая, а он здоровенный. Ложись на него сверху и направь свой прицел вдоль его ствола.
Лучшего варианта у нас не было, так что я устроилась на крупном полисмене. Вампира я продолжала держать, но пришлось двигаться самой, и внимание, направленное на вампира, чуть рассеялось. Он стал вырываться из моей хватки, и его гнев, который я не могла поглотить, сейчас работал как рычаг, как лом. Мне приходилось сосредоточиться и на том, что у меня в голове, и на том, что вокруг тела, и все это совмещать. Саттон был настолько больше меня, что я почти вся лежала у него на спине, но я не могла выбрать нужный угол, чтобы целиться вдоль его длинного ствола.
– Не могу стрелять, когда ты на мне так лежишь.
– И я прицел не могу держать. – Вампир стал вырываться, я сосредоточилась на нем сильнее, и он затих. Но мне его так не удержать. Тут у меня возникла остроумная мысль. – Скажи женщине, чтобы уходила, пока я его держу. Может, не придется стрелять для ее спасения.
Он не стал спорить, просто сказал в микрофон нужные слова.
– Она встала и идет, – сообщил Гермес.
Гнев вампира вспыхнул костром, в который плеснули бензина.
– Стоп! – велела я. – Не надо ей выходить. Это его злит, и он вырвется у меня прежде, чем она доберется до двери.
Пришлось вернуться к исходному плану.
– Сядь, – посоветовал Хилл.
Я попыталась сесть Саттону на поясницу, но не доставала стволом до нужной точки, так что пришлось полустоять на коленях, полусидеть на пояснице Саттона и наклоняться над его плечом.
– Сними вес с моих плеч, если можешь, – попросил Саттон.
Я будто опиралась на него – и не опиралась, держалась так близко, что ощущала под собой жар его тела и биение пульса, и при этом стараясь не сильно прикасаться, не вкладывать вес, чтобы не нарушить его хватку, прицел, всякую там снайперскую магию. И это требовало слишком большой концентрации. Я перегнулась над его плечом, высунула ствол автомата вдоль ствола его «баррета», но не прямо сверху – слишком много у меня всякого на автомате снизу, чтобы он двигался гладко.
Вампир почти вырвался. Я попыталась взять его крепче – и задела автоматом «баррет».
– Так не надо, – напряженно сказал Саттон.
– Прости, – буркнула я, призвала вампира, бросила в него своей силой как копьем. Он пошатнулся, я почувствовала, но мне нужно будет сейчас его отпустить, чтобы сделать материальную часть работы. Блин.
Я еще раз его ударила силой, всей, которую смогла собрать, и он снова зашатался, так что я думала, ему придется схватиться за кухонный стол, чтобы не упасть, и в эту долю секунды я вытянулась вперед над плечом Саттона, продвинула ствол автомата точно вдоль ствола «баррета» как можно ближе и нацелилась туда, где ощущала голову вампира. Световая точка Саттона шла за моей, будто играли в пятнашки красный и зеленый огонек на стенке дома. Остановив свою красную точку, я выдохнула:
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.